«Бермудский» треугольник Вселенной

Глава восьмая Дом, которого не может не быть

Когда к Герману снова вернулось привычное самообладание, он осторожно приоткрыл глаза.

Его окружал совершенно другой мир.

Белоснежные купола и небоскребы Юниаполиса таяли прямо на его глазах. Благоухающий парк, деревья, скамейки, фонтан, зеленая трава и, наконец, ЕЕ озабоченное личико – все это неожиданно вспыхнуло и, как по мановению волшебной палочки, разлетелось фейерверком хрустальных осколков.

Новый мир был действительно другим. И в то же время до боли знакомым.

Хотя Герман готов был поклясться на чем угодно, что видел все это впервые.

И эти милые сердцу цветочные клубы. И густой зеленый кустарник. И большого добродушного пса, суетливо путающегося у него под ногами. И просторную, заросшую плющом и диким виноградом веранду. И большой круглый стол, заботливо накрытый белоснежной скатертью и заставленный изящной стеклянной утварью. И собравшихся за этим столом людей, с искренней любовью и нежностью бросающих в его сторону взгляды. И даже роскошный представительский гравикар, безжизненно застывший у самого крыльца его дома…

Его дома?

Германа передернуло, и он растерянно забегал глазами по лицам своих близких и родственников.

Но ведь у него никогда не было ДОМА?!

Его отец и мать погибли в самом начале Восточной компании. Герману тогда только-только исполнилось два года. И Военный Совет европейских союзников не придумал ничего лучшего, кроме как отправить его, сына легендарного разведчика «Ветра», в одну из своих мирных колоний на Марсе.

Потом был военный интернат, Летная школа и беспрецедентный триумф «Падших ангелов» на Южном фронте. Были бесконечные боевые вылеты и объятые пламенем города в прицеле его «суперфайтера». Были искаженные гримасой ужаса и боли лица противников и их ни в чем не повинных сограждан. Был удушливый и пьяный туман полковой кают компании. Была горечь от поражений и сладостный миг победы.

Но ничего похожего на то, что сейчас его окружало, безусловно, не было. Да и в принципе не могло быть.

Между тем, широкоплечий, с открытым лицом и грустными глазами мужчина, медленно поднялся со своего места за столом и приветливо потрепал Германа по голове.

– Ну, дочурка, – ласково произнес он. – Будь умницей и не огорчай маму. У твоего папы очень много дел. Я постараюсь вернутся пораньше и мы с тобой обязательно пойдем на пруд. Как я и обещал. Ну, не скучай.

– Как же так, Володечка, – перебила его статная, русоволосая женщина, которую Герман считал сейчас почему-то своей матерью. – У тебя же сегодня выходной. Ты же обещал побыть с нами. За последние месяцы мы с Настенькой видим тебя все реже и реже. С тобой что-то происходит.

– Извини дорогая, – нежно целуя ее в щеку, сказал отец. – Но это происходит не со мной. Это происходит с миром. Ты же знаешь, мой последний эксперимент с D-полем закончился не совсем так, как мы все рассчитывали. А американцы нас постоянно торопят. Похоже, у них что-то происходит. Что-то очень тревожное и плохое. Но не будем об этом при дочке. Ей об этом еще рано думать. Мне пора.

Мужчина сбежал вниз по лестнице и, громко хлопнув дверью, исчез в чреве своего служебного гравикара.

Машина заурчала и резко тронулась с места.

– Ну вот, папа опять нас оставил одних. Ох уж эта его работа, – грустно произнесла «мать» Германа, убирая со стола пузатый кофейник и тарелки со снедью.

– Папа хороший! – обиженно отозвался Герман, пытаясь помочь своей матери убрать со стола.

– Не надо, Настенька! Я управлюсь сама! – решительно остановила его та. – Займись-ка лучше своими стереокнижками и компьютером. Осенью тебе в школу, а ты еще так мало всего знаешь. Мы с папой не хотим за тебя краснеть перед твоими будущими учителями и одноклассниками.

– Не хочу заниматься компьютером без папы! – закапризничал Герман. – Он все так хорошо объясняет… А без него мне ничего не понятно. И скучно. И вообще, я хочу, чтобы мы пошли в лес – за грибами и за ягодами.

– Ну-ка, брось все эти свои штучки, – строго посмотрев на Германа, произнесла женщина. – В лес мы всегда еще успеем сходить. А пока, займись тем, чем я тебе сказала. Ты же только что обещала отцу меня не огорчать.

Герман поморщился, но не решился доводить ситуацию до скандала. Обиженно фыркнув и демонстративно вскинув голову, он сорвался с места, быстро преодолел лестницу на второй этаж и, наконец, оказался в своей «детской».

В комнате было немножко душно, хотя и не жарко.

Герман с видом полноправного хозяина плюхнулся в свое любимое кресло, как всегда до неприличия мягкое и гостеприимное, и глубоко задумался.

Вообще-то, если быть очень честным, учиться ему нравилось. Даже больше чем возиться с куклами, играть в «салочки» с соседскими мальчишками, беззаботно нежиться в ласковых лучах солнца или даже путешествовать вместе с отцом по разным экзотическим уголкам и весям окружающего его мира.

В отличие от подавляющего большинства сверстников, его неудержимо влекло ко всему новому и пока им еще непознанному. Ко всему тому, о чем знали взрослые, и о чем ему самому только предстояло узнать.

Но больше всего ему нравилось самостоятельно находить ответы на вопросы, в которых путались даже они.

Таких вопросов было великое множество. И с каждым днем их становилось все больше.

Среди них были и такие как:» Почему светит и греет солнце? Почему, когда тебя обнимает отец, тебе беззаботно и радостно. А когда он сердится, тебе хочется плакать и провалится сквозь? Почему трава зеленая, а небо голубое? Почему его любимый пес Сократ при их встрече дружелюбно виляет хвостом, но не разговаривает?…»

Но были среди этих вопросов и более серьезные: «Почему, когда они ездили вместе с отцом на Средиземное море и случайно заглянули в исторический музей, там было так много незнакомых ему вещей и предметов? Да сам музей был не похож на их собственный дом. Почему?»

И, наконец, почему весь тот мир, который их окружает, такой, какой есть, а не другой, о которых он не раз читал в развлекательных киберкнижках.

Вот этот последний вопрос, не давал Герману покоя не ночью, ни днем. Даже несмотря на его, как выражался отец, несознательный возраст.

И быть может, именно этот вопрос, стал основной причиной его особого благоговения перед сказками и увлекательными историями о жителях других миров и временных измерений.

Между тем, «Электронный Распорядитель Дома», или как все его называли в шутку – «Домовой», так и не дождавшись никаких распоряжений от одного из своих хозяев, на собственный страх и риск запустил процесс реконфигурации комнаты.

Все вокруг Германа пришло в движение. Легкий полумрак сменился ярким солнечным светом. Воздух приобрел живительный озоновый привкус. Пребывающее в жутком беспорядке «лежбище» Германа ушло в стену, и на его месте замерцал хрустальный шарик стереовизора.

Расторопно закончив все свои преобразования, «Домовой» услужливо пробурчал в адрес Германа что-то невнятное и оставил свою маленькую хозяйку наедине с тишиной.

Герман рассеяно уставился на вспыхнувший прямо перед ним земной глобус, устроился в кресле поудобней и весь обратился во внимание.

Бесчувственный баритон «Наставника» ворвался в его сознание и мысли. Вначале он отдавался в ушах Германа застенчиво и робко, а затем все больше и больше набирая силу и назидательный тон.

Свой уже ставший привычным для Германа Экскурс в Естествознание «Наставник» как всегда начал с занудной фразы о том, как человечество, однажды «слезло с дерева» и, опрометчиво взглянув на небо, больше уже никогда не смогло оторвать от него глаз.

Вначале Герман слушал «Наставника» без особого интереса.

Это был его уже далеко не первый урок. Многое из того, что тот говорил, ему уже было давно известно. Другое же, казалось настолько чуждым и малозначительным, что не вызывало в его душе ни малейшего всплеска эмоций.

Так продолжалось до того момента, пока в сознании Германа вдруг не стали происходить самые невероятные вещи.

В первый момент Герман даже немножко испугался. Еще бы. Ведь ему показалось, что все то, о чем продолжал монотонным голосом распинаться «Наставник «и тот стремительный калейдоскоп образов и событий, разворачивающихся ему в унисон в недрах стереовизора, как-то вдруг и без видимой причины приобрели слишком уж реальные и до боли знакомые Герману очертания.

Более того, с каждой секундой Герман все больше и больше убеждался в том, что то, что с ним теперь происходило, уже более не было банальным уроком по естествознанию. Даже несмотря на продолжавший звучать за кадром голос «Наставника».

Перед его глазами проходила РЕАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ.

День за днем. Год за годом. Во всей своей пышной красе, буйстве и многообразии красок. Со всеми своими полутонами и едва уловимыми оттенками.

Но, все же это была чужая для Лейтенанта Леваневского жизнь.

В собственной жизни Германа никогда не было «школьных» звонков, наивных и озорных одноклассников и первого, и как впоследствии выяснилось, единственного Учителя.

Не было в его жизни и старинного северного города, в который переехала их семья. С его тенистыми парками и томными аллеями. С его архаичными дворцами и просторной набережной. С его застывшими на перекрестке времен музеями и безрассудным гомоном эстрадных залов.

Не было в его жизни и увлечения искусством и музыкой. Театральных «тусовок», вернисажей и сладостного мига свободного творчества.

Не было в его жизни и шумных скаутских лагерей, просторных палаток, предрассветных туманов, печеной на углях картошки и сказочного аромата девственных лесов.

Он никогда в своей жизни не скакал верхом на лошади, не плескался в бурных волнах Средиземного моря, не ступал по раскаленному песку Аравийской пустыни, не видел собственными глазами Древних пирамид, Коллизея и Эйфелевой башни.

В этой, другой и новой, для него жизни, было еще очень много такого, чего он никогда не делал. Или делал, но совсем по другому. Но самым важным во всем этом было то, что он даже думал обо всем совсем не так как теперь.

Глава девятая Варвары

Как-то незаметно и совсем неожиданно для Германа время замедлило свой бег.

Герман растеряно огляделся по сторонам в поисках причины подобных перемен.

Но вокруг было тихо, уютно и безмятежно.

К его искреннему удивлению, он все еще продолжал сидеть в своем любимом кресле. Прямо перед его глазами мерцал хрустальный шар стереовизора. А голос «Наставника» в своей привычной манере долдонил какую-то свою очередную истину.

Но кое-что все же изменилось.

И прежде всего то, что теперь ему было уже не семь лет, как когда-то, а целых семнадцать.

Его окружали стены чужого и незнакомого дома.

Где-то внизу, на первом этаже раздавались гулкий топот солдатских ног и громкая «тарабарщина» на незнакомом ему языке. Любящих его матери и отца рядом не было. Как не было у его ног и милого сердцу пса Сократа, заметно растолстевшего и постаревшего за прошедшие годы.

Несколько месяцев назад он с отличием закончил общеобразовательную школу и без особого труда поступил на первый курс космобиологического университета.

Но, как-то легко и беспечно переступив порог своего детства и отрочества, он так и не успел всерьез почувствовать юности.

И причиной тому было вначале страшное слово «война», а затем и вполне ощутимый смрад от ее дыхания.

Все началось несколько недель назад.

Его отца в очередной раз перевели в один из южных городов, поближе к испытательным полигонам его института.

Они с матерью вначале решили остаться в родном городе, где Герману еще предстояла учеба в университете. Но потом все же изменили свое решение и вместе с отцом отправились к месту его нового назначения.

Последнее как раз и предопределило всю их дальнейшую судьбу.

Город в котором они оказались, носил восточное название Геок – Тепе и находился на самом краю Центрально-Каракумской пустыни.

В городе практически не было современных зданий. Если не считать штаб-квартиры военного гарнизона Лиги Наций и сферических корпусов Института Экспериментальной Физики.

Подавляющее большинство населения города составляли местные жители, туркмены и пуштуны по национальности. По этой причине в первые же часы войны захватчикам практически ничего не стоило подмять под себя Геок-Тепе и, не останавливаясь, устремиться дальше, на северо-запад.

Стояла глубокая ночь, когда темные силуэты антигравитационных «тарелок» неожиданно повисли над городом.

В ночной тишине затрещали робкие и беспорядочные выстрелы, возникли темные силуэты людей с зелеными повязками на головах и приглушенный гул военных механизмом.

За отцом Германа солдаты противника пришли практически сразу, грубо и бесцеремонно вытащив его из постели и жестами давая понять, что он должен пойти вместе с ними. Практически всех других ученых и сотрудников Института Экспериментальной Физики вскоре постигла аналогичная участь.

Всех пленных, в числе которых оказался и отец Германа, захватчики собрали в одном из корпусов Института. Затем они выставили вокруг него безмолвную и суровую по внешнему виду охрану, поспешно заминировали периметр, погрузились в свои боевые машины и отбыли в неизвестном направлении.

Для всех жителей Геок-Тепе, включая и тех, чей покой так и не потревожили солдаты противника, потянулись долгие часы тревожного ожидания и безызвестности.

Герман пытался как мог утешить свою мать. Но у него это плохо получалось. Хотя, в этой, другой своей жизни, милосердие и готовность к состраданию неожиданно стали основой всего мироощущения.

Окажись на его месте в эти минуты лейтенант Леваневский, и…вряд ли бы кому из захватчиков удалось безнаказанно переступить порог его, Германа, дома. Не говоря уже о том, чтобы причинить боль и совершить насилие над его родными и близкими.

Но в этом мире все было по-другому. Совсем по-другому.

В этом мире Герман уже не был солдатом. Он никогда не держал в руках оружия и не был способен с его помощью сеять смерть, пусть даже вполне обоснованную и справедливую.

В этой своей жизни он никогда не смог бы не то, что бы убить, но даже ударить живого человека. И все это было так не похоже на того Германа, которого он хорошо знал и к необузданному темпераменту которого сумел привыкнуть за всю свою бурную и неоднозначную жизнь.

Теперь же, глядя на то как, убивается мать, на ее слезы и сдавленные рыдания, он вместе с ней беззастенчиво плакал и от бессилия рвал на себе волосы.

Но в то же время, чувство ненависти и кровожадный азарт возмездия все еще были чужды его новому существу.

Между тем, от отца не было никаких вестей. Кроме того, что он жив и здоров. О чем они с матерью сумели узнать от одного из его ассистентов, тяжело раненого в перестрелке и чудом сумевшего избежать вражеского плена.

Этого молодого человека звали Радж Синх. Он работал вместе с отцом Германа уже несколько лет. И отец ему очень доверял.

Отец даже открыл ему самый сокровенный секрет всей их семьи – о своей маленькой личной лаборатории. Что было строжайше запрещено всеми инструкциями Объединенного Научного совета Лиги Наций и вполне могло поставить жирный крест на дальнейшей карьере отца, как ученого.

Как раз эта-та лаборатория, которую отец еще не успел полностью оборудовать и отладить после переезда к месту нового назначения, и сыграла в судьбе Сингха роковую роль. Она спасла ему жизнь и позволила избежать позорного плена.

Все дело было в том, что сама лаборатория располагалась в подвале их нового дома. И доступ в нее был открыт только отцу Германа и Сингху.

Для всех непрошеных гостей она была, в буквальном смысле слова, невидимой. Эта ее невидимость была одной из последних разработок отца. О которой не знали даже его коллеги и сослуживцы по Институту Экспериментальной Физики. Не говоря уже о других, непосвященных в суть его научных разработок.

Кроме того, на всякий случай, лаборатория имела еще и защитный экран, состоявший все из того же D-поля, разработкой и совершенствованием которого отец Германа официально занимался последние десять лет. Надо было быть поистине сумасшедшим или самоубийцей, чтобы решиться пройти через это D-поле. И, возможно, к незаслуженному везению захватчиков они таковыми не оказались.

Предутренняя свежесть уже давно сменилась удушливым полуденным зноем.

Город как бы замер в оцепенении и мучительном ожидании дальнейшего поворота событий.

Его узкие улочки были пусты и безлюдны. Непривычная тишина и безмолвие струились по его узким улочкам, маленьким дворикам и площадям.

Первый эшелон захватчиков уже успел продвинуться далеко на северо- запад. И гулкое эхо непрекращающихся сражений становилось все тише и тише.

О том, что городу еще предстоит пережить нашествие второго и третьего эшелонов противника, никто из его жителей пока не знал. Но все же никто не спешил заниматься своими обычными делами и суетой повседневных будней.

Ровно в полдень, где-то на юго-востоке прогремел мощный и оглушительный взрыв.

Уже через минуту в комнату, в которой нашли себе убежище Герман с матерью, бесцеремонно ворвался Сингх и, с трудом превознемогая боль в простреленной груди, возбужденно изложил суть случившегося.

С его слов Герман и его мать узнали о том, что жалкой кучке защитников города, чудом уцелевшей в схватке с вражеским десантом, удалось-таки одержать свою, пусть маленькую, но очень важную победу.

Под самым носом у врага и пусть даже ценой собственных жизней, они сумели вначале вывести из строя, а затем и навечно похоронить под многометровым слоем песка главный Энергетический Комплекс Института.

С этой минуты маленький городок Геок-Тепе уже не мог представлять ни малейшего стратегического интереса для противника. Лишенный энергетической подпитки Институт Экспериментальной Физики превратился в дюжину безжизненных строений, замершей в оцепенении электроники и ставшими в одночасье бесполезными лабораторными комплексами и испытательными стендами.

Но оставались еще люди, которые все это создали и были всем этим способны управлять.

Теперь их жизни и судьбы, после уничтожения Энергетического Комплекса Института, повисли на волоске.

Противник был разъярен. Его солдаты, оставшиеся в городе, не находили себе места от растерянности и бессильной злобы.

Уже через час на город обрушилась первая волна карателей и мародеров.

Захватчики стреляли во все, что попадалось им на глаза, бесцеремонно врывались в дома, грабили и насиловали всех, кто пытался оказывать им сопротивление.

И прежде всего это касалось пришельцев с севера.

Оставшийся без защиты городок физиков был разграблен и унижен в первую очередь.

Местных жителей, которых захватчики считали своими единоверцами, воины Ислама старались не трогать. Кое-кто из них в знак благодарности тут же переходил на сторону врага, надевая на свои головы зеленые повязки. Другие же, напротив, старались чем могли помочь северянам, укрывая их в своих домах, подвалах и палисадниках.

Ближе к вечеру разбой и вакханалия в городе неожиданно прекратились.

Тяжелый рокот транспортных вездеходов обрушился на поверженный Геок-Тепе и вскоре окружил его со всех сторон.

Второй эшелон захватчиков быстро заполонил собой безлюдные улицы и проспекты города.

Город затих.

В быстро опускавшихся сумерках раздавались только отрывистые команды военачальников и приглушенный лязг оружия.

Вновь прибывшие внешне мало чем отличались от своих предшественников – десантников из первого эшелона противника.

Но по своим вальяжным манерам, циничной и неторопливой жестокости, ничем не обоснованным спокойствии они были совсем другими.

В доме, в котором все еще продолжали оставаться Герман с матерью и бедняга Сингх, они появились уже под вечер.

Их было около десятка.

Среди солдат особо выделялся их облаченный в белые дорогие одежды начальник.

По-хозяйски оглядев первый этаж дома и оставшись при этом довольным, он громко и удовлетворенно хмыкнул. После чего распорядился в адрес своих солдат привести к нему других обитателей своего нового военного трофея.

Те с готовностью и подобострастием поспешили выполнить его приказ.

Когда Герман и его мать оказались на коленях у ног вражеского начальника, тот жестом подозвал к себе переводчика и лениво представился:

– Меня зовут Абу Али ибн Хамаз, полковник Абу Али ибн Хамаз. – вражеский офицер перевел свой рассеянный взгляд с матери Германа на него самого, прежде чем продолжить. – Вы и ваш дом теперь моя личная собственность. Военный трофей, так сказать. Женщину я, наверное, продам в рабство на невольничьем рынке Дамаска или Багдада. Что же касается девушки…

Полковник оживился, пристально разглядывая Германа. В его глазах алчно вспыхнул и замерцал похотливый огонек.

– Девушку же, – наконец продолжил он через переводчика, – ожидает несколько иная участь. Я хочу преподнести ее в подарок моему шейху. Мне кажется, в его гареме ей самое место…

Полковник сделал паузу, доставая из внутреннего кармана своих просторных одежд спутниковую рацию и прислоняя ее к своему уху.

Рация заверещала. И, отвечая на вызов, офицер что-то быстро затараторил по-арабски в ее микрофон.

Ему ответили.

Но по его лицу было видно, что не совсем то, что ему хотелось.

Абу Али ибн Хамаз вспылил. Его лицо покрылось густой испариной и на пухлых губах заскользила тень недовольства и раздражения.

Речь офицера неожиданно стала быстрой и скомканной. Похоже полковник был не на шутку рассержен тем, что ему говорил его собеседник.

Наконец, оставив в покое рацию, Абу Али ибн Хамаз вернулся к своим пленникам и замершим в почтительном ожидании подчиненным.

– Кажется, я немножко поспешил, – сдавленно произнес он в адрес Германа и его матери. – За вас двоих обещан большой выкуп. Так что, вы переходите в распоряжение Военного совета. Пусть он дальше решает вашу судьбу. Что же, касается вашего отца, то и за его голову тоже обещан немалый выкуп. Но он нам и самим нужен. Как ученый. Тем более, что теперь, когда вы, его родные, в моих руках, нам будет проще с ним договориться. А пока, объявляю вас под домашним арестом и оставляю под присмотром моих «моджахедов». Вам надлежит не покидать границ отведенной вам комнаты и ни в коем случае не показываться из его окон. Наказанием за ослушание будет ваша немедленная смерть. Что же касается дома…

Полковник еще раз огляделся по сторонам и самодовольно улыбнулся.

– Дом мне нравится. Здесь будет моя резиденция и главный штаб полицейского корпуса.

– На второй этаж без моего разрешения никому ни шагу, – распорядился он уже в адрес своих солдат. – Разбираться не буду. Как положено по шариату, так с ослушником и поступлю. Здесь есть еще кто-нибудь?

Солдаты отрицательно замотали головами ему в ответ.

– Жаль. Очень жаль! – с нескрываемым разочарованием в голосе, прокомментировал полковник. – Но если все же кого-то еще обнаружите, сразу же тащите его к бывшей гарнизонной казарме Лиги Наций. У нас там будет приемно-распределительный пункт. Я сам решу за кого из пленных можно получить хороший выкуп, кого обменять на наших незадачливых братьев, попавших в плен к союзникам, кого продать в рабство, а кого просто расстрелять.

Полковник медленно поднялся со своего кресла и направился к выходу.

– Женщину и девушку в мое отсутствие не обижать. Я вернусь часа через три. Чтобы к моему приходу все здесь было приведено в порядок, – бросил он через плечо своим солдатам.

«Моджахеды» почтительно вытянулись перед ним в знак покорности и холодно переглянулись друг с другом.

Когда двери дома закрылись за спиной Абу Али ибн Хамаза, солдаты отконвоировали Германа и его мать в их комнату и без особого энтузиазма принялись наводить в доме порядок.

Два последовавших за своим появлением дня полковник Абу Али ибн Хамаз не проявлял по отношению к своим пленникам ни малейшего интереса. Он был по горло занят своими собственными делами, уходил на службу с рассветом и возвращался далеко за полночь. В его отсутствие солдаты медленно сходили с ума от безделья, но по отношению к Герману и его матери вели себя подчеркнуто вежливо о корректно.

К концу третьих суток Абу Али ибн Хамаз неожиданно соизволил подняться на второй этаж и без предупреждения ввалился в комнату к Герману и его матери.

– Ваша дальнейшая судьба и судьба вашего отца, по милости Аллаха, решены, – безучастным голосом произнес он, протягивая Герману силиконовую пластину с посланием. – Союзники согласились заплатить за вас обозначенный нами выкуп и выслать самолет для вашей эвакуации. Как только мы получим выкуп, вы будете свободны. Но не раньше. Мне, конечно, жаль вас отпускать, но таково решение Военного Совета. Что же касается вашего отца, то он просил передать вам это.

Герман покорно взял из рук полковника силиконовый диск с посланием и вставил его в отцовскую Персональную электронно-аналитическую машину.

Стереомонитор ПЭАМ заискрился фиолетовым светом, и в его недрах возникло голографическое изображение отца.

– Мои дорогие жена и дочь. – грустно произнес он, скрестив на груди руки и опустив глаза в землю. – Я был очень признателен полковнику Абу Али ибн Хамазу, когда он великодушно согласился передать вам это мое, возможно последнее, послание. В знак моей благодарности, я согласился на сотрудничество с ним и все ему рассказал про лабораторию.

Герман мертвенно побледнел. Но уловив тень блаженного самодовольства на лице Абу Али ибн Хамаза, усилием воли удержал себя от опрометчивых комментариев и действий.

– Сделайте все, о чем он вас попросит. Но только не раньше, чем ваша судьба окончательно решится. Самолет Союзников прибудет за вами через несколько часов. После того, как полковник получит выкуп, а самолет Союзников с вами на борту приземлиться на нашей территории, сообщите ему полный пароль к разблокировке компьютера и снятию защитного экрана с лаборатории. Я убедительно прошу вас это сделать. От этого зависят ваши, бесценные для меня, жизни. Первые кодовые слова моего пароля: «Дружище Герострат, ты был неплохим провидцем». Вторая часть пароля состоит из трех моих любимых цифр. Вы их, мои дорогие, хорошо знаете. Полковнику же предстоит их узнать только тогда, когда вы окажетесь в полной безопасности.

Лицо Германа просветлело.

Кажется, он начал понимать, что именно задумал его отец.

Академик Благонравов был слишком умным человеком, чтобы вот так запросто передать в руки врага свои изобретения. Изобретения, на которые он потратил всю свою жизнь и которые были предназначены надежно защитить его народ от любого посягательства на его свободу и безопасность. О том, чтобы добровольно подарить врагу новое страшное оружие, он, как честный человек, не мог себе позволить даже и думать.

Вот почему он так, на первый взгляд легко и безропотно, согласился на сделку с полковником. Вполне справедливо полагаясь на его жадность и напыщенное высокомерие.

И он оказался абсолютно прав в своих ожиданиях.

Все говорило за то, что его затея сработала.

Полковник пребывал в полном неведении того, какая реальная участь его ожидала, попытайся он только ввести в компьютер сообщенный ему Германом пароль. А «бедный» Абу Али ибн Хамаз уже примеривал на себя генеральский мундир и неслыханные почести, которыми его не замедлит осыпать Военный Совет, узнав через полковника главные и самые сокровенные военные секреты Союзников.

Да, человеческая наивность иногда не знает границ. И полковник был тому еще одним ярким примером. Другой бы на его месте, вместо того чтобы скалится в предвкушении, как он считал, неминуемой Славы и всеобщего восхищения, позаботился бы о своих собственных похоронах. Ведь как гласит народная мудрость: «Не надо спешить делить шкуру еще не убитого медведя!»

К несчастью для Абу Али ибн Хамаза, он этой народной мудрости не знал.

Не знал он и того, что компьютер отца Германа вообще не имел никогда и никаких паролей. Он просто был запрограммирован на голос своего хозяина. Любая попытка иного запуска компьютера автоматически вела к неминуемой самоликвидации как его, так и всей лаборатории отца.

Но отец Германа не был настолько глуп, чтобы эта самоликвидация произошла мгновенно. Он предусмотрительно предоставил любому непрошеному гостю, вторгнувшемуся в его святая святых, возможность включить компьютер. Затем дать ему, несколько часов на то, чтобы почувствовать себя полным победителем и больше уже никуда не торопиться. В эти роковые часы «гость» мог вполне беззаботно рыться в памяти отцовского ПЭАМ и безнаказанно прикасаться к любому из датчиков, процессоров и манипуляторов лаборатории. Окончательно позабыв при этом про бдительность и осторожность.

Если бы он только знал, какой пренеприятнейший сюрприз ожидает его впереди!

Но об этом «сюрпризе» знали только Герман, его мать и сам отец. Других посвященных не было, включая даже Раджа Сингха.

– Ну вот кажется и все, мои дорогие. Не знаю, суждено ли нам еще когда-либо свидеться. Но я о вас буду всегда и везде помнить. Держитесь вместе. И, может быть, все еще будет хорошо. А пока, прощайте, – между тем подвел финальную черту под своим посланием отец Германа.

Его голографическое изображение начало быстро таять и очень скоро бесследно растворилось в фиолетовом блеске стереомонитора.

Герман интуитивно провел ладонью по своим щекам, смахивая с них запоздавшие слезы.

Мать Германа издала истошный вопль и упала в изнеможении прямо ему на руки.

Полковник флегматично пожал плечами, наблюдая всю это сцену, но даже не пошевелился.

– Пароль ты мне сообщишь немедленно, – заявил он Герману тоном, не терпящим возражений. – И покончим со всем этим.

– Не думаю, – дерзко осадил его Герман, сверкая глазами. – Я сделаю так, как сказал отец. Можете делать со мной все, что хотите.

Полковник злорадно улыбнулся, прежде чем ответить:

– Конечно, могу. Вы же все еще пока в моих руках.

От такого цинизма и жестокости, которыми отдавала брошенная полковником фраза, лицо Германа покрылось мертвенной бледностью, и мороз пробежал по коже.

Он с тревогой заглянул в осунувшееся от страданий лицо матери, нежно поправил волосы на ее голове и, гордо вскинув голову, вновь поднял глаза на полковника.

– Что, испугались? – раскрасневшаяся физиономия Абу Али ибн Хамаза не выражала между тем никаких эмоций. – Можете успокоиться. Меня все еще пока интересует ваш выкуп. Так что, не будем торопиться. Тем более, что вы меня немножко недооценили.

Полковник отступил в сторону, пропуская в комнату две, облаченных в белые технические комбинезоны, фигуры с серебристыми чемоданчиками в руках.

– Пока, я думаю, я смогу обойтись и без вашей помощи, – полковник небрежно улыбнулся, пристально разглядывая ногти на своих холеных пальцах. – Пока мои инженеры будут копаться в компьютере вашего отца, у вас будет достаточно времени для того, чтобы собрать свои вещички. По имеющейся у меня информации, самолет с выкупом приземлиться на нашем аэродроме где-то через полтора часа. Так-что я бы вам посоветовал поторопиться. Другого самолета не будет. Разве что, за другой, вдвое больше чем прежде, выкуп…

Полковник грубо расхохотался своей собственной шутке, потеряв всякий интерес к пленникам и собираясь выйти из комнаты.

Но Герман, неожиданно вспомнив про Раджа Сингха, громко, но вежливо, его окликнул:

– Одну минуту, господин полковник. Я, кажется, хотела бы вам кое-что сказать?!

Полковник резко обернулся, и глаза его заискрились лихорадочным блеском.

– Вы наконец то решились назвать мне вторую часть пароля, не так ли, моя дорогая и обаятельная гурия? – голос полковника вдруг приобрел несвойственную ему лесть и приторно- слащавый оттенок. – Ну же, дорогая, я весь во внимании.

Герман смутился, прежде чем ответить полковнику:

– Не совсем так, господин полковник. Я не сообщу вам пароля. Но, может быть, то, что я скажу, окажется для вас интересным? Дело в том, что, по-моему, в лаборатории отца кто-то есть. И этим кто-то, учитывая защитное D-поле, все еще окутывающее лабораторию, может быть только его ассистент Радж Сингх. Я вполне могу вам помочь в том, чтобы он согласился добровольно покинуть лабораторию и сдаться вам в плен. Но только, при условии, что вы гарантируете ему жизнь.

– Почему вы мне не сказали об этом раньше? – голос полковника вновь приобрел твердость и высокомерие. – Вы хотели его укрыть? И это после всего того хорошего отношения, которое я к вам и вашей матери проявил?

– Нет, полковник, не совсем так, – начал оправдываться Герман, изображая на своем лице наигранный страх и растерянность. – Я узнала про то, что кто-то есть в лаборатории чисто случайно. А потом, я же не знала, что мой отец согласится сотрудничать с вами. Без его решения я не могла выдать вам его ассистента. Теперь это уже не важно. Единственное, чего я все еще боюсь, так это того, что ваши солдаты его тут же убьют. Даже не разбираясь, что к чему.

– Конечно, убьют, – подтвердил полковник. – И чем раньше они это сделают, тем лучше для вас. Я уже начинаю на вас сердиться.

– Не спешите полковник, – перебил полковника Герман. – Вы просто и бессмысленно обречете на верную смерть ваших солдат. Ведь пока вы не знаете пароля и не можете снять силовую защиту с лаборатории. Так что Радж для вас все еще недосягаем. Между тем, в его распоряжении вполне достаточно времени, чтобы уничтожить все научные записи моего отца и самое важное из оборудования. Таким образом, я бы посоветовала вам попробовать с ним договориться. Я думаю, если вы сохраните ему жизнь, он быстро согласится на мое предложение. В противном случае, ему терять нечего…

– А с какой это стати я должен гарантировать ему жизнь? – возмутился полковник. – Тем более, что он, судя по вашим словам, индус?! Так что, никакого серьезного выкупа мне за него не светит. Да и менять его на наших военнопленных никто не будет. Назовите же мне хотя бы три существенных причины, по которым я должен думать всерьез о его никчемной жизни?

– Одну из причин, я вам уже назвала, – твердо ответил Герман. – Как я уже говорила, Раджу ничего не стоит самостоятельно уничтожить лабораторию отца и все его записи. Но, есть еще одна, более существенная причина.

– Какая же, если не секрет? – искренне недоумевая, перебил его полковник.

– Эта причина – мой отец, – гордо ответил Герман. – У него очень сложный характер. Мне ли и моей матери об этом не знать?! Кто даст вам гарантию, что после того, как вы нас отпустите, мой отец согласится на продолжение сотрудничества с вами? Боюсь, что гарантировать это вам сможет только он сам. Но захочет ли, вот в чем вопрос? А если нет? Что вы будете делать в этом случае? Расстреляете его или продадите в рабство?

– Возможно и так, – согласился полковник. – Хотя кроме этого существует еще дюжина способов, как сделать вашего отца покорным. Пытки, например?

– А что это изменит, – при слове «пытки «Германа передернуло, но он даже не показал и виду. – Без его добровольного участия вам все равно не воспроизвести его изобретений. По крайней мере быстро и без бессмысленных жертв. А вот если в вашем распоряжении окажется его ассистент и верный помощник во всех экспериментах, я думаю, это может в корне изменить всю ситуацию. Ведь договориться с одним из двух все же проще, чем только с одним?! К тому же мировым научным светилом, с гордым и непокорным самолюбием! Разве я не права?

Полковник вытаращил на Германа глаза и отчаянно напряг скудные остатки интеллекта в своей черепной коробке.

С одной стороны, все то, что только что ему выложила его очаровательная пленница, было вполне логичным и обоснованным. Но, с другой стороны, полковнику было невдомек, почему именно она все это сделала. Ведь это же было откровенным предательством по отношению к ее народу?!

Хотя, может быть он чего-то и недопонимает. Может быть, девушкой движет безрассудная любовь к отцу? Может быть страх?! А, может, даже и искренняя наивность и глупость?

– Ладно, вы меня убедили, – наконец сдался полковник. В чужую глупость ему оказалось поверить значительно проще, чем в свою собственную. – Хорошо, я обещаю сохранить ему жизнь. При условии, что он пальцем ни к чему не притронется в этой злополучной лаборатории. Более того, я даже обещаю отправить его первым же транспортом вслед за вашим отцом в наш Аравийский Научный Центр. Вы довольны, дорогая?

Великодушию полковника не было границ. Жаль было только, что кроме него самого на этот факт больше никто не обратил внимания.

Герман, потому что с большим трудом пытался сдержать на своих губах победную улыбку. Его мать, потому что ей вообще было не до этого. Вражеские инженеры, потому что всецело были поглощены настройкой своего электронного оборудования. Солдаты полковника, потому что не понимали сути происходящего.

Таким образом, жизнь бедняги Раджа хоть на какое-то время была спасена. Даже несмотря на то, что сам индус не подозревал о том, каких сверхчеловеческих усилий и откровенного блефа это стоило Герману.

Герман вслед за полковником спустился вниз, в подвал дома, и вкратце изложил Раджу что к чему.

Тот оказался в данной ситуации на редкость смышленым и понятливым парнем.

Уловив в голосе Германа твердость и легкий оттенок скрытого торжества, Радж с готовностью согласился ничего не трогать в лаборатории, добровольно покинуть ее надежные и безопасные стены и сдаться на милость полковника.

Через несколько минут солдаты уже грубо подхватили его под руки, бесцеремонно вытащили из подвала на белый свет и по приказу своего командира первым же гравикаром отправили на аэродром.

Часа через полтора, вслед за ним, на личном гравикаре Абу Али ибн Хамаза на аэродром прибыли и Герман с матерью.

Самолет Союзников их уже ждал.

Ощетинившись сканерами и лазерными пушками, он стаял под парами на полосе и терпеливо ожидал своих пассажиров. Помимо легкого вооружения и ракет, его основной защитой и гарантом безопасности служила ярко-оранжевая эмблема Ядерных – Стратегических Сил. Так как устраивать термоядерный кошмар на уже захваченной территории было совсем не в интересах захватчиков.

Герман помог матери подняться по «воздушному «трапу самолета и сам поспешил последовать вслед за ней.

В то же самое время, командир самолета вывалил из грузового люка лайнера контейнер с выкупом и, пожелав полковнику Абу Али ибн Хамаза по-русски сгореть в аду, захлопнул дверь люка прямо перед его носом.

Самолет Союзников мягко оторвался от земли, создавая под своим корпусом воздушную подушку, не без издевки помахал противнику крыльями и, быстро набирая скорость, устремился к линии фронта.

Его никто не преследовал и не обстреливал.

Полковник Абу Али ибн Хамаз твердо держал свое слово, сам того не подозревая. Все его мысли в этот момент были заняты совершенно другим, и ему было не до какого-то там легкого самолета Союзников с бывшими его пленниками на борту.

С бешеной скоростью гравикар полковника несся по направлению к городу и заветной лаборатории отца Германа.

Сам же полковник, изнывая от жары и нетерпения, нервно сжимал в ладони корпус спутниковой рации, каждую минуту ожидая услышать из нее три обещанные ему Германом цифры. Беспокойство полковника было вполне объяснимым, учитывая тот факт, что его инженерам так и не удалось взломать «электронную» защиту компьютера и снять силовое поле с лаборатории. В этом факте не было ничего удивительного. Ведь им не могло прийти даже в голову, что набери они на клавиатуре компьютера после фразы «Дружище Герострат, ты был неплохим провидцем «абсолютно любые три цифры, и его стереомонитор немедленно бы засветился дружелюбным, хотя и коварным, гостеприимством.

Тем временем, самолет Союзников со своим бесценным грузом, уже кружил в зоне родного аэродрома.

Герман протиснулся в пилотскую кабину и вежливо попросил командира передать полковнику Абу Али ибн Хамазу короткое сообщение, которое тот так ждал.

Сообщение состояло всего из трех цифр. Герман назвал их наугад и у него почему-то вышло «666». Затем он на минуту задумался и, не сумев удержаться от мести, попросил передать в адрес полковника еще одну фразу.

В ней не было ничего оскорбительного и грубого. Скорее напротив, она звучала подчеркнуто вежливо, хотя никому, в том числе и экипажу самолета, непонятно.

Она состояла всего из двух предложений, десяти слов, одной частицы, одной запятой и двух восклицательных знаков: «Милый полковник, Герострат никогда не был хорошим парнем! Мой отец ошибался!»

Командир самолета недоверчиво посмотрел на Германа, передавая это идиотское сообщение, и многозначительно покачал головой.

Герман в ответ виновато улыбнулся и поспешил покинуть пилотскую кабину.

О том, как отреагировал сам полковник на полученное им сообщение, Герману уже не суждено было никогда узнать.

Глава десятая На самом краю света и тени

Герман вернулся в родной город.

Окружающий Германа мир пребывал в жутком хаосе и ожидании неминуемой и страшной развязки.

И Герман не мог без боли в сердце смотреть на все те страдания и невзгоды, которые его теперь окружали.

Тем более что теперь на его плечи легла вся полнота ответственности за сильно сдавшую за прошедшее время и окончательно утратившую твердую почву под ногами мать.

Как мог, он старался ее утешить и вселить в нее и в себя надежду на будущее.

Но никаких вестей о судьбе отца не было. И это само по себе перечеркивало все его отчаянные попытки.

Он несколько раз подавал рапорт в Мобилизационную комиссию Союзников с просьбой отправить его на фронт. И все время получал вежливый, но твердый отказ.

Тогда он решил продолжить свою учебу в Университете. Тем более, что теперь, перед лицом возможного голода, выбранная им специальность «Исследователя нетрадиционных космических биокультур» оказалась как нельзя кстати.

Все свои вечера он либо проводил дома, с матерью, либо чем мог помогал раненным в расположившемся рядом с их домом армейском госпитале Союзников.

Раненных было очень много. И они постоянно прибывали со всех фронтов и из тех городов, где бушевали кровавые мятежи и восстания сторонников Джихада.

Они были самых разных национальностей, но больше всего среди них было французов, немцев и итальянцев.

Они невыносимо страдали, так как противник воевал в основном допотопным и жестоким оружием.

Но еще больше, они мучились морально. Так как оказались в чужой стране. Так как многие из них перед этим воевали со своими бывшими согражданами. Так как не знали, что их ждет в будущем.

Герман, в своем новом качестве, стал для них всех чем-то вроде мессии. И эта роль ему отлично удавалось. Очень скоро она даже стала неотъемлемой частью его самого и его жизни.

Но в одно морозное декабрьское утро в их с матерью доме неожиданно заурчал сигнал внешнего вызова по «Видеофону».

В этот самый момент Герман как раз собирался на свои занятия в Университете, поэтому на вызов ответила его мать.

– Здравствуйте! Госпожа Благонравова, если не ошибаюсь? – заискрился зеленоватым сиянием монитор «Видеофона», и из него выплыла смущенная физиономия незнакомца с затравленным взглядом и густыми седыми бровями. – Извините, что так рано вас потревожил. Моя фамилия Соболев. Капитан Соболев. Офицер Генерального штаба по особым поручениям.

– У вас есть какие-то известия о судьбе моего мужа? – с надеждой в голосе, перебила его мать Германа.

Герман оживился и, бросив свои приготовления к Университету, поспешил присоединится к матери.

– К моему глубочайшему сожалению, госпожа Благонравова, я связался с вами совсем по другому поводу. У меня нет новостей о судьбе вашего мужа. Наша разведка активно этим занимается, но… – капитан смутился, и голос его потерял былую уверенность. – Но, пока безуспешно.

– Извините. Я просто не могу больше ни о чем другом думать, капитан, – упавшим голосом произнесла женщина. – Еще раз извините.

– Я вас понимаю, – лицо офицера приобрело оттенки сострадания, хотя и не очень искренние и явные. – Но, у меня есть к вам дело. Точнее, к вам и вашей дочери. И это дело не терпит отлагательства. Вы готовы меня выслушать?

– Да, конечно. Я и моя дочь вас внимательно слушаем. Что вы хотели нам сообщить? – ответила женщина, нежно, по-матерински, прижимаясь к Герману.

– Так вот, – продолжал капитан. Голос его приобрел уверенность и чисто деловой тон, – я бы хотел обсудить с вашей дочерью и, разумеется, с Вами один щекотливый вопрос. Точнее, предложение. Суть его состоит в том, что, как вы, наверное, знаете, дела Союзников на южном и восточном фронтах в последнее время идут не совсем удачно. Если честно, наши армии отступают и раз за разом терпят все более болезненные поражения. Но, с этим-то мы как раз способны справится собственными силами. Но вот с другим…

Капитан помрачнел. Лицо его приобрело унылое и загнанное выражение.

– Как бы это вам все объяснить, – вновь заговорил он, собираясь с духом. – В общем, уважаемая Нина Константиновна, Мобилизационная Комиссия Союзника решила удовлетворить неоднократные запросы вашей дочери о ее призыве в действующую армию. Но…

При этих словах капитана лицо Германа вспыхнуло и озарилось победным сиянием. В то же время лицо его матери мертвенно побледнело. Женщина покачнулась, быстро теряя сознание, и мягко осела прямо на руки спохватившейся дочери.

– Капитан, ваша бестактность и жестокость переходит все разумные границы! Все что вы могли, вы уже сделали! – набросился Герман на офицера. – Лично меня, ваше предложение обрадовало. Но зачем же было его делать при моей матери? Вы чудовище, капитан. Вам никто об этом раньше не говорил?

– Вы меня не совсем правильно поняли, госпожа, – начал оправдываться тот. – Вы мне даже не дали договорить. Все не совсем так, как вы думаете. Мы отнюдь не собираемся отправлять вас на фронт. «Пушечного мяса» у нас и без вас хватает. Тем более, что вы на эту роль не годитесь. Вы нам нужны, прежде всего, как специалист. Как человек, способный на большее, чем просто вытаскивать из под огня раненных, управлять мобильной боевой машиной или устраивать диверсии в стане противника. Вы прежде всего нужны нам в тылу. В самом что ни на есть глубоком и недосягаемом для врага тылу. Тем более теперь, когда в преддверии зимы и лютых морозов над всеми государствами Союзников нависла вполне реальная угроза голода и энергетического дефицита. У нас осталась единственная и, боюсь, последняя надежда на наши космобиологические плантации на орбите и на таких людей как вы. Если вы откажетесь от моего предложения, нам будет сложно без вас обойтись. Но все же, я искренне продолжаю надеяться на то, что этого не случится.

Капитан сделал паузу, выжидающе уставившись в лицо Германа и нервно кусая губы.

– Ну, что вы решили. – не давая Герману опомниться, произнес он с надеждой.

– Я, конечно, с радостью готова принять ваше предложение. Но, – Герман замялся, бросая встревоженный взгляд в сторону своей матери. – Но вы же понимаете?! Я не могу вот так, беспечно оставить свою мать. Она не вынесет нашей разлуки. Тем более, что от отца нет никаких вестей. Я даже не знаю, что и делать.

– Ну, если проблема только в этом, – оживился капитан. – Пусть вас это не беспокоит. Мы готовы предложить вам отправится на «объект» вместе с вашей матерью. Мы предусмотрели подобный поворот событий и сделаем все от нас зависящее, чтобы не разлучать вас с вашей матерью. Как только вы примете окончательное решение, мы немедленно подготовим все необходимые для нее документы, и ваша с ней разлука будет очень скоротечной. На космической станции, куда мы вам предлагаем отправиться, есть место и для вас и для вашей матери. Тем более, мы сочтем за огромную честь для нас, если она к тому же пожелает с нами сотрудничать. Лишние рабочие руки нам нужны как воздух. Может быть даже больше. К тому же, на станции, вы и она будете в большей безопасности, чем здесь, на Земле. Это я вам обещаю твердо.

– Ну, тогда… – Герман в нерешительности обратился за поддержкой к своей матери.

Женщина уже пришла в себя и с нескрываемым интересом слушала их с офицером беседу.

– Мы согласны. Ведь так, Настенька? – неожиданно уверенно произнесла она в адрес капитана. – Я знаю, что мой муж поступил бы на моем месте точно так же. Я не хотела бы его разочаровывать.

– Ну вот, кажется, все решено, – подытожил капитан, удовлетворенно разводя руками. – Я очень рад, что мы достигли согласия и полного взаимопонимания. Хотя, я в этом и не сомневался. Вылет нашего звездолета к «объекту «назначен на следующий понедельник. У вас в запасе, Анастасия Викторовна, чуть меньше недели на сборы. Мы с нетерпением ждем на вас на его борту «Батерфлай».

Герман, обменявшись с матерью взглядами и получив от нее молчаливое согласие, кивнул.

Капитан Соболев торопливо раскланялся, засуетился и его лицо быстро растаяло в недрах «Видеофона».

– Ты поступила правильно, доченька, – с чувством произнесла мать Германа, когда они остались одни. – Жизнь, какая – никакая, но продолжается. И мы не можем впадать в отчаяние. Тем более сейчас, когда твоего отца с нами нет. Он, без сомнения, полностью поддержал бы наше решение.

Женщина не выдержала и разрыдалась, уткнувшись Герману в плечо.

Тот тяжело вздохнул и нежно обнял ее за плечи, с трудом сдерживая свои собственные слезы.

Впереди их ждала неизвестность. Но эта неизвестность уже не казалась такой пугающей и горькой как прежде.

Геостационарный комплекс» Велес-13 «был типичной космобиологической станцией, запущенной на орбиту между Землей и Венерой с целью колонизации космического пространства и планет Солнечной системы.

Станция была рассчитана на несколько тысяч обитателей.

Она имела две мощных парниковых оранжереи, несколько лабораторных комплексов, технический шлюз для стыковки со звездолетами и транспортниками любых типов, жилой и» карантинный» сектора. Помимо всего прочего, станция была оборудована собственной термоядерной системой энергоснабжения и генераторами воды и воздуха.

Одним словом, ощетинившись веером солнечных батарей и сверкая панелями стеклопластика, «Велес-13 «служил надежным форпостом землян на пересечении основных транспортных магистралей и грузопроводов Лиги Наций.

Пассажирский лайнер «Батерфлай» с Германом и его университетскими товарищами на борту выполнил изящный вираж вокруг станции и уверенно пошел на посадку.

Вновь прибывших колонистов встречал сам Начальник станции.

Его высокая и грациозно-стройная фигура, так хорошо всем знакомая в узком кругу настоящих и будущих космобилогов, эффектно выделялась среди приземистых офицеров службы безопасности станции.

– Добро пожаловать в наш маленький Эдем, дорогие друзья, – раскатистым басом поприветствовал он молодое пополнение станции. – Надеюсь, вам всем здесь понравится. Однако, позвольте представиться. Моя фамилия…

Начальник станции обвел собравшуюся вокруг него толпу молодежи взглядом и неожиданно для всех смутился.

Его окружали десятки восторженных глаз и до боли знакомых улыбок.

Несмотря на то, что прошло не менее полугода, он помнил их всех. Милых и очаровательных девушек и гордых своей непосредственностью парней.

Они были все такими же. Как тогда, когда он, уважаемый профессор космобиологии Гарольд Кольт читал им занудные лекции в Университете и проводил лабораторные практикумы.

Они так же, как и тогда ловили каждое его слово. Так же искренне и преданно смотрели ему в глаза. Так же наивно ожидали от него сотворения чуда.

И вот теперь, когда час сотворения этого самого чуда, наконец, пробил, они вновь были рядом с ним.

Но все же, некоторые изменения в лицах своих давних знакомых не ускользнули от бдительного внимания Начальника станции.

Его студенты были все так же очаровательны и милы, но лица девушек уже не были так беззаботны как прежде. А быстро повзрослевших в годину суровых испытаний парни смотрели на мир решительно и даже немножко цинично.

И причиной тому была все еще бушевавшая на лазурной планете война.

– Значит так, – вновь заговорил профессор, наконец, собравшись с мыслями и так и не закончив своего неуместного представления. – Еще раз добро пожаловать на станцию и… Давайте сразу перейдем к делу.

Профессор окинул всех присутствующих строгим взглядом и жестом подозвал к себе одного из офицеров Службы Безопасности.

– Позвольте вам представить, дамы и господа, моего первого помощника и главного Распорядителя на станции Зигмунда Клейна. Прошу любить и жаловать. – профессор сделал шаг в сторону, пропуская офицера вперед. – В ближайшие сорок восемь часов вы все поступаете в его полное распоряжение. Он вам все покажет, расскажет и научит тому, что должно знать полноправному обитателю «Велеса-13». Он же распределит вас по производственным подразделениям и поможет каждому из вас привести в божеский вид его личную каюту. На все про все, как я уже говорил, у вас ровно двое суток. В пятницу вечером я жду всех командиров групп в моем кабинете. Для определения конкретных задач их подразделениям и согласования первоочередных шагов в этом. Сразу говорю, работа найдется для всех и, к тому же, ее будет достаточно много. А пока, отдыхайте, осваивайтесь с вашим новым домом, привыкайте быть его полноправными хозяевами.

Профессор сделал паузу, заглядывая через плечо Клейна в его мнемосуфлер и что-то полушепотом с ним обсуждая.

Их конфиденциальная беседа, в процессе которой офицер отчаянно спорил и размахивал руками, длилась не более десяти минут, пока они оба, наконец, не пришли к согласию.

Все это время, пока Клейн и профессор уточняли судьбу вновь прибывших, последние пребывали в томительном ожидании и растерянности.

Многие из них бесцеремонно переговаривались друг с другом, присев на свои походные ранцы и безучастно оглядываясь по сторонам.

– Все свободны. Я больше никого не задерживаю, – неожиданно поставил точку в затянувшейся паузе профессор. – Мистер Клейн, можете приступать к выполнению ваших обязанностей.

Офицер с готовностью кивнул, вытянулся перед профессором по стойке «смирно» и, не теряя времени даром, выплеснул на головы своих подчиненных и новоявленных колонистов целый шквал сухих и четких распоряжений.

Всё в гостевом секторе «Велеса-13» пришло в движение.

Вежливо подгоняемые офицерами Службы безопасности новобранцы быстро выстроились в несколько колонн и очень скоро десятки человеческих ручейков устремились в направлении жилого сектора станции.

Между тем, профессор выхватил взглядом Германа из всеобщей суматохи, бесцеремонно отвел его в сторону и сдержано произнес:

– Госпожа Благонравова?! Не так ли?! Анастасия Викторовна? Вы не могли бы немножко задержаться? Я хотел с вами кое-что обсудить без свидетелей. Это достаточно важно и касается только вас и кое-кого еще из ваших товарищей.

Профессор заговорщически подмигнул Герману.

– То, что я собираюсь вам предложить, – бодро продолжил он. – Во-первых, имеет отношение к вашим впечатляющим успехам в учебе. Насколько мне известно, вы закончили второй курс Университета с отличием. Во-вторых, из тех сведений, которые мне удалось почерпнуть из вашего» Личного дела» и университетского досье, у меня сложилось впечатление, что вы серьезный и эрудированный специалист, подающий большие надежды. И, наконец, в-третьих, существует еще одна, на мой взгляд, самая важная причина, по которой из всех прибывших на «Велес-13» колонистов я выбрал именно вас. Но пока мы о ней говорить не будем. Будем считать, что в отличии от других, вы успешно прошли тестирование. Причем, сами того не подозревая.

– Звучит интригующе, Гарольд Эрнестович, – не скрывая смущения на своем лице, откликнулся Герман. – Неужели то, что вы мне собираетесь предложить, настолько необычно и важно для вас, что об этом приходится говорить одними загадками и к тому же вполголоса.

– Боюсь, что да, – не заметив подвоха, подтвердил профессор. – Дело в том, что Попечительский совет Международной Академии Наук наконец принял мое предложение. Речь идет о решении одной чрезвычайно интересной и перспективной для земного человечества проблемы. Я назначен руководителем проекта со всеми вытекающими из этого функциями и полномочиями. Сразу хочу заострить ваше внимание на том, что проект носит закрытый, я бы даже сказал, секретный характер. Поэтому, ваше участие в нем несколько ограничит свободу вашего общения с другими обитателями станции. Но, в то же время, если ваша дальнейшая научная карьера вам небезразлична, эта работа, безусловно, принесет вам неоценимый опыт и новые, в некотором смысле, неординарные знания и возможности. Вам это интересно?

– Если это не помешает мне продолжить учебу, то да? – Герман неуверенно пожал плечами. – К тому же, я уже подписала контракт с Министерством Обороны по поводу моей основной работы на станции. В этом контракте нет ни слова о том, чтобы заниматься научной деятельностью. Как быть с этим?

– Пусть это вас не беспокоит, – поспешил развеять сомнения Германа профессор. – Министерство обороны само мне рекомендовало Вас для участия в проекте. На ваш индивидуальный контракт это никак не повлияет. Напротив, это даст вам право на некоторые привилегии. Может быть, даже на очень значительные.

– Хорошо, – сдался Герман. – Если все будет именно так, как вы говорите, в принципе я готова принять ваше предложение. Но можно узнать, собственно, о сути проекта. Вы об этом пока не обмолвились не единым словом. Честно говоря, меня это несколько настораживает. Надеюсь, речь не пойдет о разработке чисто военных технологий. Если да, то я в этом участвовать отказываюсь.

– Нет, нет и еще раз нет! – уверенно и несколько высокопарно отчеканил профессор. – Несмотря на то, что сейчас идет война, я, как ученый, не хочу иметь ничего общего с теми, кто сеет смерть. Пусть даже вынужденную и справедливую.

– Ладно, не будем об этом! – профессор виновато заулыбался, чувствуя себя неловко за свою неуместную слабость, и тут же поспешил вернуться к основной теме их разговора. У него это получилось как-то по-детски, неуклюже и потому искренне.

– Что вы знаете о вита-концепциях! – спросил он Германа.

Герман снисходительно пожал плечами, наблюдая за отчаянными попытками своего собеседника разрядить всю нелепость той ситуации, в которую он сам же себя и загнал. Однако, обижать профессора, к тому же еще и его нового начальника, в планы Германа совсем не входило. Поэтому он все же решился ответить на его вопрос.

– Это что-то из области генной инженерии? Не так ли, профессор? – высказал он свое предположение и невинными глазами посмотрел на профессора.

– А вот и не угадали, – обрадовано перебил его тот, лишний раз, по его мнению, получив подтверждение своего интеллектуального превосходства и значимости. – Совсем наоборот. Генная инженерия по сравнению с тем, чем я занимаюсь, это просто детские забавы. И не более того. Хотя основную суть вы уловили верно. Речь действительно пойдет о философских концепциях Жизни. А главное, о том, как эти концепции можно и должно реализовать на практике.

Голос профессора приобрел назидательный тон. Его глаза заблестели, а на губах прочно обосновалась самодовольная улыбка.

– Ну, в общем так, милая леди, – несколько фамильярно взяв Германа под руку, продолжал он. – Начнем с самого начала.

Вначале было СЛОВО.

Точнее целый монолог профессора Кольта о том, что такое вита-реальность, био-трансфизическое моделирование, г – ипсилон-алгоритмы и, главное, неуловимая и всемогущая «энтелехия[4]

».

Все, о чем так самозабвенно говорил профессор, было Герману страшно интересно. И в то же время пугало налетом средневековой мистики и античного витализма.

То, чем занимался профессор, и чем предстояло теперь заняться Герману, действительно было чем-то большим, чем вся земная наука вместе взятая. И действительно оно имело лишь отдаленное отношение к самым передовым направлениям генетики и классической бионауки.

Герман пребывал в нерешительности, граничащей с оцепенением или, даже, шоком.

Ведь та сокровенная тайна Природы, на пороге познания которой дерзко топтался Гарольд Кольт, могла запросто перевернуть весь мир верх ногами или…

Или бесповоротно его уничтожить!

Герман боялся об этом даже и думать. Внутри него полыхал ураган сомнений и чисто животный ужас.

Но все же, он почему-то сказал профессору «Да!».

Его решение не было обдуманным. Но, в тоже время, не было и случайным.

Оно как бы пришло само собой, в какой-то степени даже против воли самого Германа.

Но, несмотря на все это, Герман ни о чем не жалел.

Напротив, ему было легко и беззаботно. Как если бы он искренне исполнил свой долг и поступить иначе – был не в праве.

В общем, на следующее после своего прибытия на станцию утро он уже был в лаборатории профессора.

В отличие от других колонистов «Велеса-13», получивших от Начальника станции двухдневный тайм-аут и весело проводящих время в суматохе новоселья, Герман такой возможности оказался лишен.

И это стало его первой из обещанных Кольтом «привилегий».

Лаборатория Профессора представляла собой зеркальный сфероид, обшитый снаружи листами металлопластика, вынесенный на добрых три десятка километров от станции и соединенный с ней дюжиной силовых и функциональных ферм и трубопроводов.

Попасть в «шкатулку Пандоры», так негласно окрестили на станции владения Кольта, можно было только одним путем – на борту транспортного «Челнока» и только с личного разрешения Начальника станции.

Очень скоро, пообщавшись со «старожилами» «Велеса-13», Герман понял, что столь жесткие меры предосторожности, предпринятые Кольтом в отношении своей лаборатории, были совсем не лишними.

На станции ходило много будоражащих фантазию легенд и самых невероятных историй. Все они, как правило, в той или иной степени были тесно связанны с таинственной личностью Начальника «Велеса-13» и его необычным детищем.

Большая часть из этого космического фольклора носила на себе отпечаток откровенного вымысла и фантазии авторов. Другие же слухи и сплетни имели под собой вполне реальную почву и вызывали плохо скрываемое раздражение на лицах офицеров Службы безопасности и самого Кольта.

В частности, один из самых захватывающих слухов, дошел до Германа в самые первые дни и часы пребывания его на «Велесе-13».

Эта была странная история о том, что с момента прибытия Кольта на станцию его лаборатория уже не менее десяти раз загадочным образом исчезала…, а затем практически с нуля отстраивалась заново никому неизвестными на «Велесе-13» инженерами и монтажниками.

Причем, «знатоки» утверждали, что во всех этих случаях странного и необъяснимого исчезновения «Шкатулки Пандоры» виноват был только сам профессор. И что он сам лично отдавал распоряжение о ликвидации своей лаборатории. И при этом никогда и ничем не мотивировал причин подобного своего решения.

Даже те, кому он особенно доверял на станции – главный распорядитель «Велеса-13» майор Клейн и тщательно подобранный самим же профессором персонал лаборатории – не были в курсе событий. Или, по крайней мере, упрямо придерживались данной официальной версии развития событий.

Одним словом, когда Герман оказался вместе с профессором на борту «Челнока», стартовавшего с «Велеса-13» к «Шкатулке Пандоры», в его голове копошилось с десяток тревожных и неосознанных мыслей.

Кроме них двоих – Германа и Кольта, на борту корабля было еще пять человек. Не считая пилота.

С тремя из своих попутчиков, Герман был знаком еще с университетской скамьи.

Среди этой троицы особо выделялся застенчивый и молчаливый парень с голубыми кристаллами сенсорных усилителей на висках.

Юношу звали Брахмой. Было ли это его настоящим именем, фамилией или просто прозвищем, так и осталось загадкой для всех, кто с ним когда-либо имел дело.

Брахма был негласным «любимчиком» Кольта и одним из лучших студентов Космобиологического Университета. Так что его появление на борту «Челнока» ни у кого не вызвало удивления.

Другое дело была Ленка Дроздова.

В университете, за ней прочно укрепилась слава легкомысленной кокетки. К тому же достаточно вольного и непредсказуемого поведения.

Профессор Кольт не мог не знать этого. Как и того, что в очаровательной головке Дроздовой беспрерывно бушевал ветер и неутомимая жажда романтических похождений. Почему именно на ней профессор Кольт остановил свой выбор – никак не укладывалось в голове Германа.

Третьим из попутчиков Германа был розовощекий старшекурсник.

Кажется, его звали Виктор. Хотя Герман в этом и не был уверен на сто процентов. У него были густые брови, кудрявая шевелюра и тонкие, как у пианиста, пальцы.

Когда они познакомились в кабинете Кольта, лицо Виктора показалось Герману знакомым.

Возможно, они пару раз и сталкивались друг другом в университетских коридорах или на лекциях. Но эти случайные встречи никак не отразились в памяти Германа.

Что же касается Виктора, то, судя по всему, в его душе эти встречи оставили серьезный отпечаток. Он не сводил с Германа страстного взгляда и время от времени нервно хрустел пальцами.

Герман же упрямо игнорировал подобные знаки внимания к своей персоне.

Наконец, кроме описанной выше троицы и профессора, в пассажирской кабине «Челнока» были еще двое: бородатый мужчина, угрюмо уткнувшийся в силиконовый экран своего персонального «ноутбука», и худощавая брюнетка лет тридцати пяти.

Оба они оказались в команде Кольта задолго до появления на «Велесе-13» Германа и его университетской братии.

Мужчину звали Семеном, и он был «правой» рукой профессора во всех его научных авантюрах.

Женщину звали Светланой. По циркулирующим на станции слухам, она была безнадежно влюблена в профессора и выполняла при нем роль бессменного и преданного секретаря. Сам Кольт это начисто отрицал и в то же время поручал Светлане самую сложную и неблагодарную работу. В частности, по ведению своих научных записей и канцелярской отчетности.

К участию в своих опытах он допускал только Семена.

Минут через десять полета «Челнок» во главе профессором и с его притихшей и изнывающей от скуки командой, наконец, дотащился до шлюзовой камеры «Шкатулки Пандоры», торопливо освободился от своих пассажиров и немедленно стартовал обратно к станции.

Профессор проводил космолет равнодушным взглядом и твердым шагом направился во внутренние помещения лаборатории.

Прибывшие вместе с ним колонисты поспешили последовать его примеру, на ходу снимая с себя скафандры и пластиметовые защитные шлемы.

Герман переступил заветный порог лаборатории последним, пропустив впереди себя не только профессора с его привычной «свитой», но даже боязливо ежившуюся и мраморную от бледности Ленку Дроздову.

«Лейтенант Леваневский так бы никогда не поступил. Он привык всегда и во всем быть первым. Даже тогда, когда это было не совсем уместным и вежливым по отношению к другим «– пронеслось в его мозгу, когда ему в глаза ударил яркий солнечный свет и за его спиной бесшумно сомкнулись тяжелые двери.

То, что открылось его взору, не было чем-то из ряда вон выходящим.

Внутри «Шкатулка Пандоры» и, в общем-то, мало чем отличалось от типичного лабораторного комплекса, в которых Герман бывал не раз и к скромному убранству которых он давно успел привыкнуть еще на Земле.

Внутренние покои профессорских владений имели вид правильной сферы, разделенной черной блестящей платформой на две идентичные половинки. Каждая из этих половинок в свою очередь подразделялась защитными переборками на дюжину боксов и вспомогательных помещений.

В самом центре просторной залы, опиравшейся на платформу, размещался главный испытательный купол.

Он был выполнен из необычно прозрачного материала, имел слегка усеченную форму и был увешан густой паутиной всевозможных стекловолокнистых кабелей, энергопроводов, сенсорных датчиков, емкостей с разноцветной и бурлящей жидкостью.

Нижняя часть купола утопала в густом белесом тумане, чем-то напоминавшим кисель или даже желе.

Сквозь этот загадочный туман смутно проступали контуры стеклянных контейнеров с биологическими образцами и титановые дорожки для обслуживающего персонала.

Таких дорожек было ровно восемь. Они были выполнены в виде восьмиконечной звездочки и острооточенными лучами расходились в стороны от купола.

Каждая из таких «дорожек» неизменно вела к одному из вспомогательных боксов лаборатории, была идеально отполирована и имела нечто похожее на изящные поручни.

Первым на одну из таких дорожек вступил профессор.

Семен было устремился вслед за ним, но Кольт властным и не терпящим возражений жестом его остановил.

Семен поморщился, затоптался на месте, обиженно упершись взглядом в спину быстро удаляющегося к куполу профессора, повернулся лицом к своим спутникам и разочарованно произнес:

– Старик любит все делать сам. И в этом вопросе ему бесполезно перечить.

– А что там, внутри купола, – с детской непосредственностью перебила его Ленка Дроздова и быстро захлопала своими длинными и бархатистыми ресницами.

– Скоро сами узнаете, – высокомерно отрезал Семен и после паузы добавил. – Если, конечно, старик даст на это «добро». А, может, и не узнаете. Такое тоже бывало. Профессор не любит лишних глаз и ушей, и, главное, болтливых ротиков.

Ленка покраснела от обиды и демонстративно фыркнула в адрес Семена, продолжавшего сохранять маску равнодушия и безучастности на лице.

– Ладно, – вновь заговорил Семен, косясь в сторону «купола». – Пока профессор здоровается со своим «Прометеем», нам всем не мешало бы переодеться. Профессор не любит зря тратить время. А еще, наверное, стоит вам всем показать что здесь к чему.

– Кроме «купола», конечно, – поспешил оговориться Семен, поймав на себе недоуменный взгляд Светланы. – Это уже в компетенции профессора.

– А кто такой «Прометей», – вновь перебила Семена Ленка Дроздова. – Он живой человек, да?

– Живой. Даже слишком, – раздраженно пробубнил ей в ответ Семен. – Только, наверное, не человек. К тому же не он, а оно. И вообще, может, хватит вопросов? Я вам не энциклопедический справочник и профессор мне ничего не говорил по этому поводу. Если вам, дорогая моя, не дает покоя любопытство, то это уже по его части. Так что, поберегите свои вопросы для него. Мое дело маленькое. Сейчас покажу вам наш гардероб, комплекс жизнеобеспечения и ваши рабочие места. И точка.

Ленка наградила говорившего рассерженным взглядом, но продолжать разговор с Семеном в таком тоне не решилась.

– Ладно, пошли, – бесцеремонно повернувшись ко всем спиной, распорядился Семен и направился по периметру залы в сторону одного из его боксов.

Герман вместе с остальными уже было устремился вслед за ним, но Светлана неожиданно преградила ему дорогу.

– Пусть идут без нас, – холодно пояснила она. – Гарольд Эрнестович попросил нас подождать его здесь. Семен в курсе, так что не волнуйся.

– А что мне волноваться-то? – беззастенчиво соврал Герман, хотя в его душе не было места спокойствию и уверенности. – Здесь так здесь. Можно и подождать. Раз уж так нужно.

– А вы давно работаете с профессором? – как бы между прочим спросил он Светлану.

– Давно, – настороженно ответила она. – А вам это зачем? Вы хотите меня спросить про те слухи, что гуляют по станции? Не так ли?

– Совсем нет, – в очередной раз соврал Герман и смущенно покраснел.

Если быть до конца честным, именно этот дурацкий вопрос и вертелся у него на языке. Однако проницательность Светланы выбила почву из-под его ног.

– Совсем нет, – в задумчивости повторил Герман в адрес женщины. – Я просто хотела узнать, что за человек профессор. И как с ним работается. Да и вообще…

– Гарольд Эрнестович очень хороший человек и, главное, талантливый ученый, – искренне ответила Светлана. – Работать с ним интересно. Хотя, конечно, и не так просто. Особенно мне.

Светлана побледнела и поспешила отвернуться в сторону.

Но Герман успел таки уловить тень грусти и непокорную слезинку на ее лице.

– О чем это вы так увлечено беседуете, девушки, – раздался за их спиной знакомый голос профессора. – Уж не обо мне ли? Или может быть о вита-концепциях? И та, и другая темы мне отнюдь не безразличны.

Светлана украдкой смахнула рукой слезинку со своей щеки и торопливо обернулась на голос.

– Где Семен? – между тем продолжал профессор.

– Он показывает нашим новым сотрудникам лабораторию, – бодрым голосом ответила ему женщина.

– Очень хорошо. Даже замечательно! – удовлетворенно кивнул профессор, переводя свой взгляд со Светланы на Германа. – Как вам понравились мои пенаты, Анастасия Викторовна? Не правда ли, впечатляет? Хотя, вы еще даже не видели самого главного.

– Вы имеете в виду «Прометея»? – не удержался от соблазна козырнуть своей осведомленностью Герман.

– Ага, вы уже знаете! – рассердился профессор. – Уже успели выболтать, да? Ну, Семен, погоди. И вы Светлана, тоже хороши. Я же просил вас обоих держать язык за зубами. До поры до времени. И вот. Стоило вас оставить без присмотра и…

Заметив растерянность на лице Светланы, профессор великодушно сменил гнев на милость.

– Ну, ну, не будем кукситься, – вполне дружелюбно произнес он в адрес женщины. – Семену я, разумеется, всыплю по первое число. Тем более, что ему к этому не привыкать.

– Однако, не будем тратить время по пустякам, – спохватился профессор, бросая взгляд на сверхточный хронометр на своей руке. – Вас Светлана я попрошу помочь Семену ввести новых сотрудников в курс дела. Брахма пусть займется Суперкомом. Надеюсь, что они быстро найдут друг с другом общий язык. Дроздовой передайте все ваши «бумажные» дела и научите ее как пользоваться моим мнемосуфлером и параметрическим регистратором. Инин может начинать тестировать лабораторное оборудование и манипуляторы. Очень скоро они нам могут понадобиться. Даже значительно раньше, чем он об этом думает. Семена пришлите ко мне. Нечего ему прохлаждаться и без толку молоть языком. Пусть лучше образцы подготовит к эксперименту. А то прошлый раз мне чуть не пришлось все это делать самому. Пожалуй, все?!

– А я? – неуверенно перебила профессора Светлана. – А мне что делать? Если Дроздова займется вашей отчетностью, то…

– То вы будете участвовать в эксперименте, – закончил за нее профессор. – Вместе с Семеном, Анастасией Викторовной и мной. Я так решил. У вас есть какие-то сомнения на этот счет?

– Нет, что вы, – опешив от неожиданности, выдавила из себя Светлана.

На ее лице загорелась радостная и в то же время недоверчивая улыбка.

– Ну, я тогда, пойду?! – робко спросила она профессора. – Я передам все ваши распоряжения Семену Аркадьевичу и нашим новым сотрудникам.

– Идите. Я больше вас не задерживаю, – уверенно распорядился тот. – Минут через двадцать я жду вас вместе с Семеном в «куполе»…

– А вы, Анастасия Викторовна, – обратился профессор уже к Герману. – Если не возражаете, можете вместе со мной сразу же пройти в «купол». Поверьте мне на слово, вы не будете разочарованы тем, что вас там ожидает.

– Да, конечно, – с готовностью согласился Герман, вслед за профессором направляясь к «куполу».

Они были уже на полпути к намеченной цели, когда профессор вдруг спросил:

– Если я вас буду называть просто по имени, это вас никак не обидит?

Герман неуверенно кивнул.

Всё его внимание было всецело приковано к испытательному «куполу» и его таинственному содержимому.

В самом центре «купола» тускло мерцала своими гранями зеркальная пирамида. Она как бы висела в воздухе на расстоянии человеческого роста от платформы и своими четырьмя остроконечными вершинами упиралась в загадочные серые шары.

Та часть платформы, которая располагалась под пирамидой, имела вид вогнутой чаши, до краев заполненной густым белесым туманом. Сквозь этот таинственный туман отчетливо проступали контуры четырех операторских кресел.

Причем, одно из них возвышалось точно в эпицентре воображаемой тени пирамиды и имело на своей спинке яркий символ «0».

Три других кресла размещались по периметру чаши таким образом, что строго контролировали каждую из боковых граней пирамиды. На спинках этих кресел красовались малознакомые Герману греческие символы «б», «в» и «г».

Все свободное пространство внутри «купола» было уставлено всевозможными датчиками, химическим оборудованием, гроздьями демпферов и термопоглотителей.

Герман сделал шаг в сторону пирамиды и тут же натолкнулся на незримую преграду.

– Не торопитесь, – вежливо окликнул Германа профессор. – Все не так просто. «Прометей» не принимает чужих. Он должен прежде с вами познакомиться и проявить свое к вам отношение.

– Вы говорите об этой пирамиде, как будто она живая. К тому же капризна как женщина, – легкомысленно огрызнулся Герман.

– Вы не понимаете, – терпеливо пояснил Кольт. – Пирамида здесь ни при чем. Это всего лишь силовой кристалл из неизвестного земной науке вещества. И не более того. Сам «Прометей» находится внутри. И он, как вы сказали, действительно очень капризен. Однако, говорить всерьез о том, что в нем теплится хотя бы крупица жизненной энергии, пожалуй, не имеет смысла. Как раз напротив. Не только жизни, но даже просто элементарной частицы материи, в нем нет и быть ни в коем случае не должно. В этом то и весь смысл.

– То есть?! – лицо Германа приобрело испуганное выражение. – Вы хотите сказать, что…

– Вот именно! – не дал ему опомниться профессор. – Перед вами то, чего не может быть. Перед вами» абсолют «бесконечности и, в тоже самое время, самая что ни наесть идеальная» пустота».

– Но зачем? Как вы собираетесь его использовать? – недоумевая, набросился с вопросами на профессора Герман. – И, главное, для чего?

– А вы так до сих пор этого и не поняли? – в свою очередь удивился профессор. – Это же элементарно. Проще не бывает. Это же классический эталон. Эталон мертвой материи и времени. Нулевой алгоритм организации пространства, другими словами. Первый и самый важный камень в фундаменте всех моих вита-концепций и экспериментальных исследований.

– Я об этом просто не подумала, – признал свое поражение Герман. – Со слов ваших помощников мне показалось, что разработанный вами прибор…

– Это не прибор, – возмутился профессор. – Это даже не природное явление. Это нечто большее… И я не имею чести быть его создателем. Как бы мне этого не хотелось. И вообще…

Профессор не договорил. Искреннее изумление и даже немножко ужас, вспыхнувшие на лице Германа, заставили Кольта резко обернуться в сторону пирамиды.

– Что-то не так? – беспечно бросил он через плечо в адрес своей собеседницы.

Пирамиды на месте не было. Вместо нее в воздухе висел иссиня-черный шар, источавший мертвенный холод, отчаяние и пустоту.

– Кажется, «Прометей» расположен к Вам благожелательно, – рассеяно прокомментировал он ситуацию.

Как бы в подтверждение его слов, раздался приглушенный свист выходящего воздуха.

Защитное поле схлопнулось, утратило свою прозрачность и начало быстро таять.

Профессор уверенно устремился к шару, жестом предлагая Герману следовать за ним.

– Надо же!? – пробормотал он себе под нос, недоверчиво заглядывая в самые недра пустоты. – Глубина граничных возмущений на порядок ниже критической отметки?! Имею честь поздравить вас с дебютом в науке, коллега! Такого с «Прометеем» еще ни разу не было! Вы его буквально покорили!

Герман ничего не понял из сказанного профессором. Он продолжал в полной растерянности разглядывать шар и озабочено суетящегося вокруг него Кольта.

«Прометей» все так же продолжал оставаться для Германа неразрешимой загадкой.

Единственным, в чем теперь уже твердо был уверен Герман, было то, что этот черный «кусочек» неизвестности был для него притягательно интересен и важен.

Ситуацию разрядил Семен, громко и неуклюже ввалившийся в испытательный «купол» и тупо уставившийся на профессора.

Вслед за ним появилась Светлана, робко ежась и с опаской поглядывая в сторону «черного шара».

– Гарольд Эрнестович, у меня все готово, – забубнил Семен, не давая никому из присутствующих опомниться. – Можем начинать. Инин молодчина, я от него такой прыти не ожидал. Все оборудование в полном порядке и настроено как надо. Что же касается вашего Брахмы, то они с Суперкомом, похоже, друг друга стоят. И тот, и другой редкостные зануды. И кроме своих трансвергентных полей и виртуальной неожиданности больше ни о чем другом думать не способны. А вот Леночка, просто прелесть…

– Ты подготовил образцы? – грубо перебил его профессор, нервно теребя бороду пальцами и не спуская глаз с «Прометея».

– Ага. Как было приказано, так и сделал, – развязно доложил Семен, не обращая внимания на раздраженные нотки в голосе профессора. – Семь основных и два резервных. Вот только меня эти ваши инфузории и красные водоросли совсем не вдохновляют. Жрать эту гадость…

Семен брезгливо поморщился, прежде чем закончить фразу:

– Профессор, а может, того, ну их эти водоросли и слизняков. Может мы сразу попробуем сделать пару бифштексов и…

– Пробовать будешь в другом месте, – голос профессора приобрел стальные нотки. – Ты мне начинаешь действовать на нервы, Семен. Твои злополучные «бифштексы» в прошлый раз чуть не угробили весь наш проект. «Прометею» они пришлись не по вкусу. Это нам стоило целой лаборатории и два месяца бессмысленного безделья. Или ты забыл?

– Понял, профессор, понял, – быстро ретировался Семен. – Не хотите бифштексов… Я не настаиваю. Черт с ними. Из натурального мяса они все равно получаются лучше…

– О чем это он? – озадаченно переспросил Светлану Герман.

– Потом. Это длинная история, – отмахнулась та, даже не повернувшись в его сторону. – Ты все равно пока не поймешь.

– Вот так всегда, – насупился Герман, обиженно надувая губы и переводя свой взгляд со Светланы на профессора.

– Все. Хватит бессмысленной лирики! – профессор резко выпрямился, отошел на несколько шагов в сторону от «Прометея» и, всецело погружаясь в собственные мысли, добавил:

– Итак. Что мы имеем?

– «Дырка» на месте! «Кролики» в сборе! – не удержался от соблазна и сострил ему в ответ Семен, пряча глаза в землю. – Можно приступать к вивисекции.

Кольт одарил его пространным взглядом и многозначительно засопел.

– Значит так, – вновь заговорил он, – кратко изложу суть предстоящего эксперимента.

При этих его словах Светлана мертвенно побледнела, Герман заинтересованно встрепенулся, а Семен в своей неподражаемой манере принялся демонстративно чесать затылок.

– Первое и самое важное, – профессор сделал паузу, останавливая свой взгляд на Германе и Светлане. – Задача нашего сегодняшнего эксперимента – получить самореализующийся вита-алгоритм элементарной белково-протеиновой массы. Предыдущие наши попытки, к сожалению, не увенчались успехом. И мы не будем сейчас обсуждать вопрос, что… или кто, стал причиной наших неудач.

Профессор бросил недвусмысленный взгляд в сторону Семена.

Тот с детской непосредственностью пожал плечами и поспешил изобразить на своем лице полное недоумение.

– Так вот. Чтобы не совершать новых ошибок, я решил провести сегодняшний эксперимент в расширенном составе участников. Надеюсь, что это принесет нам удачу. Тем более, что «Прометей», кажется, сегодня настроен как никогда решительно и находится в идеальной форме. И, очень может быть, что только благодаря вам, дорогая Анастасия. Почему, правда, я не знаю.

Герман стыдливо покраснел, оказавшись в центре всеобщего внимания, и с благодарностью посмотрел на профессора.

– Ладно. Ближе к делу. Немножко о процедуре эксперимента. – профессор оживился. – После того, как каждый из нас займет обозначенные ему позиции в зоне действия вита-полей «Прометея», я попрошу всех сосредоточиться на своем «Я» и ни о чем лишнем не думать. В нашем распоряжении будет не больше десяти минут. И очень важно потратить их с толком для науки. После завершения сеанса медитации, всем срочно покинуть «купол». «Челнок» будет нас ждать у «гостевого» шлюза. Отлет немедленно. На все возникшие у вас вопросы я отвечу, когда мы доберемся до «Велеса-13». Не раньше. Иначе это может сильно повлиять на чистоту эксперимента. Я что-нибудь упустил?

Германа переполняло любопытство, и он был готов обрушить на профессора целый ураган всевозможных вопросов.

Но, по примеру Светланы и Семена, он всего лишь отрицательно замотал головой и преданно уставился на профессора.

– Даю десятиминутный отсчет. Всем приготовиться! – по лицу Кольта было видно, что он волнуется не меньше других. Однако, природный азарт и умение всегда держать ситуацию под контролем явно перевешивали в его душе вполне уместные сомнения и нерешительность.

– Контрольно-информационный комплекс к эксперименту готов, – прозвенел в ушах Германа бодрый голос Брахмы, оставшегося снаружи «купола».

В тот же миг защитная граница «купола» заискрилась сиреневыми разрядами и вновь приобрела привычную ей чистоту и прозрачность.

– «Купол» закрыт, – поспешил прокомментировать ситуацию уже голос Инина. – Первый уровень «силовой» защиты в норме. Второй уровень – в норме. Третий уровень – стабилизировался. Сенсор-датчики контроля полей – вышли на режим повышенной чувствительности. Системы энергообеспечения – работают в расчетном режиме. Технологический комплекс «купола» к эксперименту готов.

Профессор удовлетворенно потер руки и в нетерпении переключил все свое внимание на Семена.

Тот засуетился, уткнулся носом в экран своего портативного био-сканера, несколько раз обошел «Прометея» с разных сторон, что-то бормоча себе под нос и нервно постукивая пальцами по попадавшимся ему на дороге сенсор-датчикам и приборам.

– Ну, – раздраженно окликнул его профессор.

– Биологическая активность «образцов» – без аномальных отклонений. Тест Краузе на структурную целостность – завершен. Тест Кольта на «вита-полярность» – завершен. Результат положительный. Тест Си-Эм-Зет на органические свойства – завершен. Результат положительный. Первый объект к эксперименту готов. Второй – готов. Третий – готов. Четвертый, пятый, шестой… Седьмой – готов. Резервные «образцы» – активированы. Органика в полном порядке, профессор. Фокусов не предвидится, – облегченно выдохнул Семен, возвращаясь на свое место рядом с Германом и Светланой.

– Пока все идет по плану. – подытожил Кольт. – Все по местам. Семен – твой сектор «бета». Надеюсь, тебе не надо уточнять его местоположение?

– Да уж, не заблужусь, – ответил тот и ленивой походкой направился в сторону черного шара.

Оказавшись на расстоянии вытянутой руки от «Прометея», Семен обошел его справа и уверенно плюхнулся в операторское кресло, промаркированное греческим символом «в».

Кресло медленно взмыло в воздух, пренебрегая всеми мыслимыми законами гравитации, и неподвижно замерло вместе со своим седоком где-то на уровне основания теперь уже воображаемой пирамиды.

«Возвысившись» над другими своими коллегами и профессором, Семен удовлетворенно засопел, скрестил на груди руки и вызывающе вскинул вверх голову.

– Светлана, – вежливо произнес профессор уже в адрес женщины. – Ваш сектор «гамма». Будьте особенно осторожны. Эта грань «Прометея» особенно капризна.

Женщина вздрогнула от подобного напутствия профессора, но все же без тени сомнения подошла к обозначенному ей профессором креслу и уверенно в него села.

Кресло в уже знакомой Герману манере начало медленно подниматься вверх и так же, как его предшественник неподвижно замерло на высоте двух метров от платформы.

Наконец, очередь дошла и до Германа.

Герман уже было собирался последовать примеру своих товарищей и направился было к «б»-креслу, справедливо полагая, что профессор займет положенное ему центральное место.

Но, Кольт, неожиданно для Германа его опередил и занял это кресло сам.

Герман удивленно уставился на профессора, стараясь всеми силами скрыть свое замешательство и растерянность.

– Вынужден вас огорчить, милая моя, но это место уже занято, – не без озорства в голосе пояснил тот. – Фронтальный сектор – сегодня мой. А вот вам, Анастасия, достался почетный базисный уровень. Честно говоря, я сам собирался работать в этом секторе. Но я никак не ожидал, что ваше природное биополе так сильно повлияет на «Прометея». Значит, это судьба. Вы можете с полным основанием и без всякого зазрения совести занять свое рабочее место. Я так решил. И, «Прометей», по-моему, тоже! Вы со мной не согласны?

– Я думала, что вам, как руководителю эксперимента, было бы сподручнее…?! – попытался было возразить ему в ответ Герман.

– А вы не думайте. Просто выполняйте поставленную задачу. И все, – голос профессора раздавался уже сверху. Звучал вежливо и, в то же время бескомпромиссно.

Герман, чуть запрокинув голову, пожал плечами и покорно поплелся выполнять распоряжение Кольта.

Лейтенант Леваневский в сложившейся ситуации вряд ли бы так поступил.

Скорее всего, он бы начал скандалить и отчаянно отстаивать свою собственную точку зрения. Даже несмотря на то, что он вполне мог бы оказаться и не прав. Но лейтенанта Леваневского в эти минуты под «куполом» не было. Был только Герман. Причем «новый» Герман, в котором от старого остался только холодный ум и параноидальное чувство ответственности.

Одним словом, Герман, тот, который был «новым», безропотно выполнил приказ профессора, усаживаясь в центральное кресло и стараясь создать для своего тела максимальный комфорт.

– Все готовы? – раздался под «куполом» зычный голос профессора, как только Герман занял положенное ему место.

Не дожидаясь ответа, профессор скомандовал: – Все, начинаем! Готовность десять секунд. Время пошло! Девять, восемь, семь, шесть…

Герман чисто интуитивно запрокинул голову вверх, пристально вглядываясь в мрачную пустоту «черного шара».

Ждать пришлось недолго. Хотя для Германа эти мгновения растянулись на целые столетия.

Как только Кольт произнес заветное слово «Ноль», «Прометей» вспыхнул ярко-фиолетовым светом, засверкал молниями энергетических разрядов и вспышками разноцветных огней.

Герман почувствовал, как в его сознании все разом перевернулось, пришло в движение, забурлило, отчаянно заметалось в неожиданно обрушившейся на него пустоте.

Через какое-то время круговерть правильных спиралей, сфер, разноцветных кубиков и тетраэдров сменилась смутными образами человеческих фигур.

Они не имели лиц, только контуры. В них не было формы, только яркий свет и фиолетовые молнии. Молнии обращенные к центру действа. Туда, где продолжал вращаться в лихорадке черный шар.

Герман, зачарованный таким фантастическим зрелищем, не сразу обратил внимание на то, что фигур было почему-то пять. И все они были как две капли воды похожи друг на друга.

«Но почему же пять? Ведь в эксперименте их участвовало четверо? Неужели, «Прометей» был тоже разумным, хотя и невидимым существом? Быть может даже, таким же, как и он, Герман, живым человеком? «– пронесся в сознании Германа ураган безответных вопросов.

«Наивен тот, кто думает, что понимает все, что видит!» – ворвался в его мысли незнакомый голос.

Этот голос не мог принадлежать профессору. Не мог он принадлежать и Семену. Не мог и Светлане. И уж тем более, он не мог принадлежать ему самому, Герману. Он был твердо уверен в этом, хотя и не знал почему.

Германа охватило смятение.

Он чувствовал присутствие «чужого». И этот «чужой» был как то связан с ним и всем тем, что вокруг него происходило.

«Как и зачем» – оставалось для Германа неразрешимой загадкой..

Между тем, все действо перешло в иную фазу.

Человеческие фигуры рядом с Германом внезапно сникли и превратились в угрюмые тени.

Черный шар, напротив, покрылся густой паутиной света, вздулся как пузырь, забился в судорогах и…

Все кончилось столь же внезапно, как и началось.

– Эксперимент окончен. О его результатах мы узнаем через несколько дней. А пока, всем немедленно покинуть лабораторный комплекс! – зазвенел в ушах Германа уверенный голос профессора.

Герман решительно соскочил со своего операторского кресла и посмотрел вверх.

Над его головой вновь сверкал защитный «Купол».

«Прометей» безмолвствовал и как всегда был беспросветно черен. Все три его партнера по эксперименту медленно и синхронно спускались в своих креслах к платформе.

– Уф, чего только не сделаешь ради науки. Никак не могу привыкнуть, – проворчал себе под нос Семен, первым вступая на «твердую землю». – Ну, если опять ничего не получиться…

– Что тогда? – с ехидцей в голосе осадил его профессор, поправляя на себе лабораторный костюм и разминая затекшие мышцы. – Ты уволишься со станции? Или откажешься участвовать в дальнейших экспериментах.

– Я добровольно поменяю профессию. Ну, скажем, на кулинара, – мастерски парировал Семен, помогая Светлане выбраться из ее кресла на платформу.

Профессор громко рассмеялся шутке Семена, но не нашел ничего, чтобы ему возразить.

– Время ребятки. Время. Поторопитесь. «Челнок» нас долго ждать не будет. Я не могу оставлять станцию без автономного транспортного средства. К тому же, если через пятнадцать минут мы не будем на борту «Челнока», пилот получил от меня приказ самостоятельно вернуться на базу, – с чего-то вдруг засуетился профессор, подгоняя всех к выходу из «Купола».

Инин, Ленка и Брахма уже их ждали.

Они были одеты в защитные скафандры и держали в своих руках аналогичные комплекты для испытателей.

– Ну-ка быстро взялись, оделись и к «гостевому шлюзу», – распорядился профессор в адрес Германа, Семена и Светланы.

Сам он уже напяливал на себя серебристый комбинезон, неуклюже путаясь в его рукавах и штанинах.

Прежде чем щелкнуть забралом своего защитного шлема, он неожиданно повернулся к Герману и приглушенно спросил:

– Я знаю, что вы его тоже видели. Ведь так, Анастасия?

– Да, – искренне сознался Герман, с полуслова поняв, что профессор говорил о незнакомце. – Но кто он? И, главное, почему?

– Не знаю, – растерянно ответил тот. – Со мной такое, так же как и с вами, было впервые. Раньше его никогда не было. И «Прометей» так четко и безукоризненно раньше себя не вел. Здесь что-то не так. По крайней мере, мне не нравится все это. Хотя, очень может быть, что наш эксперимент удался на славу. Есть у меня такое предчувствие. Но, об этом после…

Профессор уверенно напялил на свою голову защитный шлем и громко щелкнул его фиксатором.

Герман поспешил последовать его примеру, сохраняя при этом тень настороженности и недоумения на своем лице.

После эксперимента Кольта прошла неделя.

Все это время Герман, вместе со Светланой, Семеном, Виктором и другими колонистами «Велеса-13» с утра до позднего вечера работали в оранжереях станции.

Дела у них спорились.

Им удалось подготовить и отправить на Землю пять транспортов с продовольствием.

В основном это были контейнеры с растительным белком, глюкозой, крахмалом и кое-какие свежие овощи из выращиваемых на станции.

Вечера они как правило проводили вместе.

Либо часами играли в волейбол и теннис в реабилитационном комплексе станции. Либо нежились в бассейне и на искусственных пляжах зоны отдыха. Либо собирались в одной из многочисленных кают-компаний «Велеса-13», пили дымящийся кофе или кое-что «покрепче», болтали без умолку, обсуждали разные там глупости, устраивали дискуссии на «умные» темы из области искусства и науки.

В общем, легкомысленно и беззаботно проводили время.

И вот, в один из таких вечеров, команда «яйцеголовых», как их за глаза окрестили на станции, опять была в полном составе.

Виновником торжества в этот раз был Виктор Инин.

Как оказалось, он был неплохим художником. И вот теперь, неожиданно «разродившись» вернисажем своих графических работ, он сидел за столиком прямо напротив Германа и флегматично потягивал через соломинку холодный сок. В перерывах между смачными глотками живительной влаги Виктор развязно объяснял окружившим его молоденьким студенткам концепцию трансгиперсюрреализма в современном искусстве.

Справа от Виктора располагалась Ленка и Светлана. Они с наигранным интересом что-то обсуждали с Брахмой и время от времени, по очереди, заглядывали в сферический монитор его «СтереоНоутбука».

Семен бесцельно прохаживался между столами, приставая ко всем девушкам с одним и тем же вопросом: «Что они думают о том, чтобы устроить на станции собачьи, или, на худой конец, тараканьи бега? С настоящим тотализатором и всеми вытекающими из этого последствиями!?». Получив от своей очередной «жертвы» нечто невразумительное в ответ, он удовлетворенно щелкал пальцами, высокопарно декларировал, что и «он того же мнения», и с чувством честно выполненного долга переходил к следующему столику.

В отличие от своих товарищей Герман откровенно скучал и не находил себе места. Время от времени он тщетно пытался прислушаться к легкой болтовне Ленки со Светланой. То, в очередной раз поймав на себе недвусмысленный взгляд Виктора, ответить ему ласковой, но ничего не значащей улыбкой, и тем самым поддержать его авторитет среди поклонниц. То полностью переключить свое внимание на экран стереомонитора, на котором беспрерывно крутился калейдоскоп последних новостей с Земли. То он просто и совершенно бесцельно погрузиться в созерцание окружающих его людей, пытаясь определить по мимике и выражению их лиц то, что на самом деле творилось у них в душах.

– «Яйцеголовым «мой пламенный привет! Ха! И еще раз ха! – как гром среди ясного неба ворвался в сознание Германа напористый и вызывающий голос.

Все собравшиеся в «Лазурной «кают-компании станции разом смолкли и обескуражено уставились на столь бесцеремонного возмутителя спокойствия.

– Я что-то не так сказал? – между тем, продолжал тот, усаживаясь за стол рядом с Германом и наглым образом закуривая сигарету.

– Вообще-то, не мешало бы сначала представиться. По-моему мы даже не знакомы?! – холодно осадил его Виктор, с достоинством смерив незнакомца взглядом, ловко и грубо выхватывая из его пальцев сигарету и с отвращением бросая ее в контейнер для мусора. – Это во-первых. Во-вторых, многие из здесь собравшихся не курят. Поэтому, не мешало бы поинтересоваться их мнением по поводу транквилизаторов и никотина. И, наконец, в третьих…

– И, наконец, в-третьих, – развязно передразнил его незнакомец, закуривая новую сигарету и беспардонно сверкая глазами. – Вас всех вместе взятых вот уже битый час разыскивает старина Кольт. Что же касается меня, то я вполне могу представиться. Меня зовут Этьен Де Кюри. Я только вчера прибыл на станцию вместе с вашим новым Начальником и…

– С каким это нашим новым начальником? – встревожено и недоверчиво переспросила его Светлана.

– Так вы еще ничего не знаете? – в свою очередь удивился тот. – Во дела! Правильно говорил мне полковник Хорст: на этой станции никто, ничего и никогда не знает. Бардак, одним словом. Бардак он и есть! Вот поставь профессора управлять военной станцией, и все сразу катится в тартарары. Гражданские, они все такие. Растяпы и профаны в вопросах порядка и дисциплины.

– Правильно я говорю, а, девочка? – слащаво улыбаясь, обратился он уже непосредственно к Герману.

– Нет, не правильно, – вежливо, но твердо, осадил распоясавшегося наглеца тот. – И я вам не девочка. Зарубите себе это на носу.

Виктор вскочил со своего места, собираясь задать незнакомцу достойную и назидательную трепку, но Герман жестом его остановил.

– Пошли ребята. – сдержанно обратился он к своим товарищем, теряя всякий интерес к незнакомцу. – Нам надо срочно поговорить с Гарольдом Эрнестовичем. Я думаю, он нам все объяснит.

Колонисты дружно встали со своих мест и устремились к выходу из кают-компании.

– Вот-вот. Поспешите. Пусть ваш профессор вам все объяснит. Если успеет. До отлета прибывшего за ним курьерского звездолета осталось чуть менее часа. Так что, поспешите, мой вам совет, – с нескрываемым злорадством в голосе бросил им вдогонку Этьен, жадно затягиваясь очередной сигаретой.

– Без тебя разберемся, – огрызнулся ему в ответ Виктор уже с порога кают-компании и раздраженно щелкнул пальцами в его сторону. – Мы еще встретимся. Дай бог, не в последний для тебя раз.

Профессора они нашли быстро.

Господин Этьен Де Кюри их не обманул.

Кольт действительно уже находился в «карантинном» секторе станции в окружении кособоких контейнеров со своими личными вещами.

На нем уже был гражданский костюм. Он выглядел мрачным и нервно теребил свои усы пальцами.

– А, это вы, ребятки?! А я уже и не надеялся вас увидеть до своего отъезда, – несколько растерянно поприветствовал он своих верных помощников, поднимаясь с дивана и окидывая собравшихся виноватым взглядом.

– Это правда, Гарольд Эрнестович? Ну, то, что нам сообщили о вашей отставке? – вместо ответа на приветствие, тут же обрушился на него Семен.

– А-а-а, вы уже знаете, – пространно ответил профессор, предлагая всем сесть рядом с ним на диван. – Боюсь, что да, ребятки. Это правда. У меня для вас печальные новости. Хотя нет. Одна из них все же хорошая. С чего начнем?

– Мы хотим знать все. Все что случилось, – с тревогой в голосе за всех ответила ему Светлана. – Почему вы нам ничего не сказали о своем отъезде. Вы нам больше не доверяете? Или есть еще какая-то причина?

– Нет, что вы. Вы здесь не при чем. Я сам обо всем этом узнал всего несколько часов назад, – начал было оправдываться Кольт, зачем-то доставая из своего портфеля информационный стереокристалл и протягивая его Светлане. – Я оставил для вас сообщение. Оно на кристалле. Я собирался его передать вам прямо перед своим отлетом. Но, к счастью, не успел. Тут все, что я хотел вам сказать на прощание. У меня не хватило духу сделать это лично.

– Это на вас так не похоже, профессор, – искренне удивился Семен. – Вы никогда ничего не боялись. Тем более общаться с нами. Мы все понимаем. И мы с вами. Чтобы не случилось?

– Да, да, конечно, – согласился с ним профессор, пряча глаза в пол и весь как-то съеживаясь. – Но то, что случилось… Я не хочу, чтобы вы из-за меня пострадали. Я один во всем виноват.

– Так что же все-таки случилось? – первой не выдержала напряжения Ленка.

– Я больше не Начальник «Велеса-13» – это первая и самая неприятная, как я думаю, для вас новость, – скороговоркой выпалил Кольт. – И еще. Меня отстранили от продолжения дальнейших экспериментов с «Прометеем». Потому… Потому, что «Прометея» больше нет. Полная дезинтеграция. От него не осталось даже следов. Как тогда, с «Малым Прометеем» на Марсе. Он просто бесследно исчез. Испарился из нашего мира. А без него все мои научные изыскания бесперспективны. Капитан Котов, тот самый, который нашел спутник «пришельцев» и оба «Прометея», оказался прав. Мы еще не готовы к тому, чтобы владеть такой субстанцией как «Прометей». И уж тем более его изучать. Это была ошибка. Ошибка «пришельцев» в том, что они оставили после себя такой артефакт. И ошибка нас, землян, в том, что мы дерзнули воспользоваться их оплошностью.

– И что же нам делать теперь? – чуть не плача от растерянности, перебил профессора Герман. – Как же мы без вас? И без «Прометея»… тоже? Что будет с нашими исследованиями?

– Никаких исследований больше не будет. И с этим нам всем придется смириться, – сказал, как отрезал, Кольт. – Без «Прометея» мы ничего не добьемся. Только зря потеряем время. К тому же, моя лаборатория уже опечатана и в ней вовсю хозяйничают люди из Секретной Службы Союзников. И все это из-за нашего последнего эксперимента. Но я совсем об этом не жалею. Потому что, это единственная моя хорошая новость для вас всех. У нас все получилось.

– То есть, вы хотите сказать, что… – вырвалось у Германа.

– Да, да, вот именно! – не дал ему закончить фразу Кольт, и его лицо на мгновение приобрело торжествующее выражение. – Алгоритмы работают. Наш последний эксперимент увенчался грандиозным успехом… хотя и ценой того, что мы потеряли «Прометея». Мы выиграли сражение, но при этом проиграли войну…

Голос профессора вновь приобрел подавленные нотки и оттенки горького разочарования.

– Ну ладно, больше не будем об этом, – с трудом выдавил он из себя, поднимаясь с дивана и тем самым давая всем понять, что пришло время прощаться. – Пожалуй, мне пора. Курьерский звездолет, присланный Генштабом с Марса, долго меня ждать не будет. Желаю вам всем удачи. Надеюсь, что однажды мы опять встретимся. Встретимся не только друг с другом, но и с «Прометеем». И снова займемся нашими экспериментами, как это было прежде. Я вас никогда не забуду.

Профессор повернулся спиной к своим собеседникам и твердой походкой направился к главному шлюзу станции.

Герман и его товарищи, как по команде, повскакивали со своих мест и в отчаянном порыве устремились вслед за своим бывшим руководителем.

Но, им тут же преградили дорогу офицеры Службы Безопасности. Они возникли как из-под земли и вежливо, но твердо попросили всех собравшихся вернуться на станцию.

Уже переступая порог «шлюзовой» камеры, профессор пристально посмотрел на Германа.

– Пропустите ко мне госпожу Благонравову. Мне нужно ей сказать пару слов на прощание. Это займет не более пяти минут, – тоном, не терпящим возражений, распорядился он в адрес своих провожатых.

Старший из офицеров Службы Безопасности безразлично пожал плечами, посмотрел на свои часы и почему-то быстро и без всяких сомнений согласился.

Герман торопливо подбежал к профессору и преданно замер прямо перед ним.

– Это важно, Анастасия. И касается только вас, – быстро заговорил тот приглушенным голосом. – У меня мало времени. И с каждой секундой становится все меньше. И совсем не потому, что на нас смотрят в ожидании эти господа офицеры.

Профессор улыбнулся, косясь в сторону офицеров Службы Безопасности и товарищей Германа, нетерпеливо топтавшихся за стеклянной границей «карантинного» сектора станции.

– Буду предельно краток, – со все возрастающей уверенностью продолжил он. – Во время нашей последней беседы, я сказал не все. И даже кое в чем, вас, моих помощников, обманул. Прежде всего, мы больше никогда не встретимся. Я это знаю твердо, хотя и не понимаю почему. Во-вторых, через неделю-другую мы все: я, ваши товарищи и обычные колонисты станции, забудем все, что в той или иной степени касалось или касается «Прометея» и моих экспериментов с ним. Как это произойдет и по чьей воле, мне также не ведомо. Но это обязательно случится. Я в этом уверен. Тем более, что несколько часов назад я имел беседу с полковником Котовым. И, к моему искреннему удивлению, он не имеет ни малейшего представления ни о каком обнаруженном им спутнике «пришельцев» и трех загадочных субстанциях, им же названных «Прометеями. Да, да, не удивляйтесь. «Прометеев «на самом деле было три. Один из них, дезинтегрировался в тот самый момент, когда Котов его обнаружил. Второй был доставлен на «Велес-13» в мое распоряжение. И, наконец, третий, самый маленький, все это время был на Земле, в секретной лаборатории Союзников. Как он вчера оказался на станции, для меня загадка. К тому же, все малейшие упоминания об этих событиях также самым загадочным образом исчезли из всех мыслимых и немыслимых информационных банков Генерального Штаба. Для всех на Земле никаких спутников «пришельцев», никаких «Прометеев» и никаких моих экспериментов с ними на «Велесе-13» никогда не существовало. Боюсь, что через какое-то время, я тоже буду искренне придерживаться этой точки зрения. Я, как и все, за исключением вас, тоже обречен все забыть. Забыть раз и навсегда. Так сказал ОН. Тот который был пятым и самым таинственным из участников нашего эксперимента. Он назвал себя Странником, рассказал мне все то, о чем я вам только что поведал и, главное, приказал передать вам последнего из «Прометеев». Я так и сделал. Последний и самый загадочный из трех обнаруженных капитаном Котовым «Прометеев» ждет вас в вашей каюте. Это маленький серебристый тетраэдр, не имеющий веса и физических характеристик. К тому же он невидим. Невидим для всех, кто не знает о его существовании. С этой минуты вы его полноправная хозяйка. Вы и еще один их землян, которого вы очень скоро встретите. Вы те, кого с нетерпением ждет Странник. Вы те, которым суждено очень скоро стать Первыми из Последних. Где, когда и как, он мне этого не сказал. У меня все. Не надо никаких вопросов. Я на них не отвечу. Прощайте.

Профессор бесцеремонно повернулся к Герману спиной, подхватил свои контейнеры с личными вещами и быстрой походкой, почти бегом, устремился за порог шлюзовой камеры.

Герман растеряно посмотрел ему вслед.

И ноги сами понесли его к выходу из «карантинного» сектора. Хотя сознание подсказывало ему прямо противоположное направление. У него возникло море вопросов к профессору. Но как-то разом они все сошли на нет, померкли и быстро превратились в его, Германа, собственные убеждения. Причем граничащие со слепой верой в то, что все сказанное профессором есть непреложная и не требующая доказательств истина.

Наверное, так оно все и было на самом деле?!

Весть о долгожданной победе союзников над «варварами» обрушилась на «Велес-13» как гром среди ясного неба.

Все началось с того, что нежданно-негаданно прибывший с Марса курьер Генштаба собрал колонистов всех вместе и, степенно прохаживаясь перед их застывшими в оцепенении рядами, торжественно произнес:

– Лига Наций и Генеральный штаб в моем лице искренне благодарит вас за самоотверженный труд и преданность интересам всего прогрессивного человечества!

Курьер выдержал паузу, старательно изображая на своем суровом лице маску умиления и признательности. И вместо того, чтобы пуститься в пространные восторги по поводу свершившегося события и тем самым с достоинством продолжить свою речь, он вдруг улыбнулся и по-военному сухо отрезал:

– Война окончена, господа! Имею честь вас с этим поздравить. Спасибо за то, что вы сделали. У меня все!

Курьер неожиданно опустился на левое колено, вскидывая свою правую руку к виску в знак приветствия и отдания воинской чести, склонил голову к земле и в таком положении замер на какое – то мгновение. Затем он резко выпрямился, еще раз четко «отсалютовал» всем собравшимся, повернулся к ним спиной и выверенной до мелочей и изящества походкой направился к выходу из зала торжеств.

Его тяжелые шаги гулким эхом отозвались в зависшей тишине и всеобщем оцепенении.

Когда колонисты и офицеры Службы безопасности пришли в себя, курьера Генштаба на станции уже не было.

Его белоснежный лайнер с опознавательными знаками Лиги наций и загадочным готическим символом на борту быстро отстыковался от станции, окутался черным туманом защитного поля и бесследно растаял на фоне сверкавших в иллюминаторах звезд и ослепительного Солнечного сияния.

– Кажется, все конечно!? Победа? – раздался в толпе колонистов робкий и неуверенный возглас.

Уже в следующее мгновение тысячеголосый хор подхватил эти слова и всесокрушающим ураганом эмоций пронесся по станции.

И тут на «Велесе-13» началось такое… О чем его инженеры и офицеры Службы безопасности в последствие не могли вспоминать без содрогания и ужаса.

Стены станции буквально затрещали по швам. Суперкомы слежения и систем стабильности станции в глухом отчаянии захлебывались сиренами и самозабвенно сходили с ума. Батареи боевых орудий взорвались ураганным огнем и бесперебойно палили в бездонную пустоту. Дежурные офицеры, которые были еще не в курсе событий, не на шутку переполошились и судорожно приводили станцию в полную боевую готовность. Все вокруг завертелось, замельтешило, закружилось в безумной свистопляске и обречено рухнуло в тартарары…

– Да что вы все, чокнулись, что ли…?! – вырываясь из жарких объятий Виктора, беззлобно огрызнулся Герман.

– Так ведь, победа! Победа! Победа! – не унимался тот подобно сломанному авторепетитору. – Войны больше нет! Нет войны! Мы сможем вернуться на Землю. Вернуться навсегда… Это же чудо!

– Никакого чуда я в этом не вижу! – продолжая сохранять спокойствие и невозмутимость, проворчал ему в ответ Герман и раздраженно добавил:

– А вот то, что какой-то высокомерный полковник, пусть даже из Генштаба, сумел одной своей неосторожной фразой полностью вывести из строя сверхсекретную военную станцию – вот это да, пожалуй, действительно чудо!

– Полковник? Какой полковник? – озадаченно и даже несколько ошарашено переспросил его Виктор, на мгновение приходя в себя и выпадая из всеобщего сумасшествия.

– Ты про курьера?! – наконец, догадался он, и его лицо неожиданно приобрело загадочно-сочувственную ухмылку. – Так ты ничего не поняла? Ты не поняла, кто это был на самом деле?

– Может быть, я и ошиблась в его воинском звании, – смутился Герман. – Но больше чем на полковника этот высокомерный вельможа не тянет.

– Да это же был Сам…! – Виктор осекся, голос его задрожал и потерял былую нахрапистость и самоуверенность. – Это же был… Это же был сам Верховный Главнокомандующий, разрази меня гром. Генерал X. Человек-невидимка. Живая легенда Союзников… Человек, имя которого неведомо никому из смертных…

– Почему ты решил, что это был именно он? – не сдавался Герман. – В роли курьера Генштаба? Один? Без охраны и сопровождающих? Да это же чушь?

– Чушь говоришь?! – обиделся Виктор. – А его белый неуловимый лайнер? А пляшущий геральдический леопард на его борту. Это тоже чушь? А то, что он беспрепятственно оказался на станции и также без объяснения причин ее покинул, с этим как быть? Заметь, никто из наших самых важных командиров даже не рыпнулся, чтобы его о чем-либо спросить! Не говоря уже о том, чтобы встать на его пути. Значит, это был не простой курьер Генштаба. И уж тем более не в чине полковника. Значит, у него был «абсолютный» доступ ко всему, что есть на станции. И главное «ключ», электронный «ключ» «нулевого» уровня. Да, да, именно, «нулевого» уровня. Иначе бы, его никто со станции не выпустил.

– Может быть. Может быть, ты прав. – неуверенно согласился Герман, продираясь через ликующую толпу колонистов к выходу из зала торжеств. – Но, теперь, это уже не имеет значения. Здесь слишком шумно. Мне бы не хотелось принимать личного участия во всей этой фантасмагории. Я хочу оставаться сама собой. Можешь ко мне присоединиться. И другим предложи. Жду вас в «Лазурной «кают-компании. Как всегда.

– Ну, как скажешь, – разочаровано произнес Виктор и скорчил на своем лице страдальческое выражение.

Ему так хотелось, остаться здесь, среди это бесшабашной и веселой компании, вместе со всеми дурачиться, горланить непристойные песни, бузить и веселиться от всей души… Но ей, его «Королеве», этого не хотелось. И, подобно безропотному рабу, понурив голову и нервно кусая ногти, Виктор покорно поплелся выполнять ее «высочайшее» распоряжение: искать в толпе Семена, Брахму, Ленку и Светлану, сбивчиво убеждать их в целесообразности покинуть этот кипящий необузданными страстями «Содом и Гомору» и, по его примеру, присоединиться к гордому и независимому одиночеству «сумасбродной» хозяйки его сердца и дум.

Было десять часов утра по местному стационарному времени.

Весь персонал «Велеса-13», за исключением дежурных смен и «первых» офицеров Службы безопасности либо мирно спал, с трудом отходя от пьяного угара прошедшей ночи. Либо бесцельно слонялся по бесчисленным коридорам станции, не находя себе места.

Герман неуверенно соскочил с кровати, быстро оделся и робко выглянул наружу из своей каюты.

Первым, что попалось ему на глаза, была мрачная и потрепанная физиономия Семена, нервно мерявшего шагами коридор в непосредственной близости от каюты Германа.

– Доброе утро, Семен Аркадьевич! – бодрым голосом поприветствовал его Герман, смущенно краснея. – Как вам спалось?

– Доброе утро, Настенька! – с готовностью откликнулся тот, и лицо его озарилось добродушной и светлой улыбкой. – Спасибо. Ничего. Вот только, если бы не весь этот бардак, что всю ночь творился на станции, было бы еще лучше. И, главнее, спокойнее. А как вы?

– Со мной все в порядке. Я хорошо выспалась и неплохо себя чувствую, – Герман отступил на шаг в сторону, настежь открывая перед Семеном дверь, и гостеприимно предложил. – А вы заходите, Семен Аркадьевич. Не стесняйтесь. Я уже успела навести в своих апартаментах должный порядок. Может, хотите выпить кофе? Или тонизирующий нектар?

– Да нет, Настенька, спасибо большое за приглашение, – Семен смутился, продолжая топтаться на пороге каюты и не решаясь войти. – Я вообще-то пришел за вами. Дело в том, что мы решили собраться нашей дружной компанией в «Лазурной» и обсудить планы на будущее. Вы как? Не возражаете против того, чтобы к нам присоединиться.

– Да, да, конечно, – с готовностью согласился Герман, начиная собираться. – А в чем, собственно, дело? Что-нибудь случилось? Я что-нибудь пропустила?

– Я вам все расскажу по дороге, если вы не возражаете, Настенька?! – загадочно улыбаясь, ответил Семен. – Ребята уже нас, наверное, заждались.

Герман в спешке выскользнул из своей каюты и, громко хлопнув дверью, оказался рядом с Семеном.

– Мы можем идти. Я готова, – сообщил он, устремляясь по коридору в направлении сектора жизнеобеспечения станции и бросая через плечо в адрес Семена: – Ну и что новенького вы мне хотели сказать?

Семен, с трудом поспевая за Германом, начал с того, что ему удалось выведать от его друзей – офицеров «карантинной» службы станции.

С его слов Герман узнал о том, что еще вчера, глубокой ночью, на станцию прибыли три пассажирских транспортника с Земли и один легкий лайнер с Марса. Сегодня вечером они должны будут отбыть обратно. По этой причине с раннего утра большинство офицеров «карантинной» службы станции было поднято на ноги и спешно озадачено тем, чтобы подготовить всех желающих к отправке домой, на Землю.

– Ну и что в этом такого? Этого и следовало ожидать. Уже неделю земное сообщество живет мирной жизнью. Мы свою задачу выполнили. Пора, как говорится, и по домам, – невозмутимо прокомментировал его рассказ Герман, когда они уже переступали порог «Лазурной» кают-компании.

– Да, конечно, – кивнул Семен, здороваясь за руку с встречавшими их Виктором и Брахмой и галантно целуя руки дамам.

– Но, не все так просто, – неожиданно добавил он, многозначительно переглядываясь со Светланой.

– То есть? – Герман уверенно присел за столик и удивленно поднял глаза на Семена.

– То есть, мы остаемся здесь! – скрепя сердце, ответила ему та.

– Кто это мы? – несколько опешив, переспросил Герман.

– Я и Семен Аркадьевич, – быстро ответила женщина. – Мы решили не возвращаться на Землю. Что нам там делать?! И потом…

– И потом, мы решили еще и пожениться, – подытожил Семен, виновато пряча в землю глаза и нервно теребя свою бороду пальцами. – Вот так! Мы все не решались вам это сказать… Но раз так уж получилось…

– Ну, вы, ребята, даете. Хотя, конечно я вас поздравляю. От всего сердца, – первым нарушил воцарившееся молчание Виктор. – Вот так неожиданно и сразу…

– Почему же сразу, – обиделась на него Светлана. – Не сразу. Мы уже давно это с Семеном решили. Только не знали, как вам об этом сообщить. А теперь приглашаем вас всех на нашу свадьбу. Тем более, что у нас с Семеном есть еще одно событие, которое стоит отметить.

– Семен, ну скажи им. Скажи, что тебе предложил полковник Хорст, – обратилась она за поддержкой к своему суженному.

– Он мне предложил возглавить исследовательский комплекс станции. Ни много ни мало. Вот так! – сдержанно ответил тот. – И я согласился.

– Молодец, Семен. Я тебе даже немножко завидую. Я бы сам никогда на это не решился, – вскакивая со своего места, восторженно поздравил его Виктор и повернувшись к Герману, робко добавил:

– Настенька, а может и мы останемся, а? У нас сложилась такая классная компания? Ты как?

– Ну, это… Может быть… Хотя, я не уверена, – смутился Герман, растерянно краснея. – А потом, там на Земле моя мама. Я ее так долго не видела. Она так и не успела прилететь сюда, на «Велес». И отец. Я даже не знаю, где он и что с ним. Нет. Вряд ли. Я не смогу остаться…

– А вам и не придется этого делать. Можете смело отбросить все свои сомнения, Анастасия Викторовна! – между тем прозвучал за его спиной незнакомый голос.

– Это почему же? – искренне недоумевая, возмутился Герман, поворачиваясь лицом в сторону говорившего.

– Да, да, почему? – поддержал его Виктор, раздраженно морщась и тоже оборачиваясь.

– Потому, госпожа Благонравова, – невозмутимо продолжил незнакомец – седовласый верзила в полковничьем мундире, подходя к столу и небрежно кладя перед Германом армейский «вестовой» диск. – Потому что моя фамилия Хорст. К тому же, я все еще ваш начальник и Начальник «Велеса-13». А главное, я получил приказ, точнее предписание из Генерального Штаба для госпожи Благонравовой. Вам, сударыня, надлежит первым же рейсом отбыть на Марс. В распоряжение Верховного Главнокомандования и лично командующего Военно-космическими Силами генерала Скотта. Что же касается всех остальных, то у меня и для них есть новости.

Полковник без приглашения присел за стол и, достав из своей походной папки пачку «вестовых» дисков, окинул всех собравшихся строгим взглядом.

– Итак, с кого начнем? – холодно поинтересовался он.

– Можно с меня, – гордо ответил ему Виктор, кусая губы и украдкой бросая взгляды в сторону Германа. – Как быть со мной? Что мне делать?

– Вам? То есть как, что делать? – высокомерно осадил его Хорст и лицо его исказила надменная усмешка. – Лично вам можно делать все, что угодно! Вы, если не ошибаюсь, господин Инин, вот уже час, как приказом Верховного Главнокомандования демобилизованы из рядов Вооруженных Сил Союзников. Таким образом, вы вольны распоряжаться своей дальнейшей судьбой, как посчитаете нужным. Так что, собирайте ваши вещи и «вышметывайтесь» со станции на все четыре стороны.

– То есть как, «вышметывайтесь»? – начал было возмущаться Виктор.

– Как хотите. Можете пешком. А можете и на пассажирском транспортнике. Выбор за вами, – не дал ему договорить Хорст и, переключив все свое внимание на Ленку, добавил. – Кстати, вас, госпожа Дроздова, это тоже касается. Вы также демобилизованы из рядов Вооруженных Сил. Вы можете вернуться на Землю. Когда захотите. Командование благодарит вас за службу и, я надеюсь, что там, на Земле вас обоих ожидает несколько приятных сюрпризов. В разумных пределах, конечно. Например, вы все представлены к военным наградам и получите право выбора любого места работы на приоритетных началах.

– Спасибо хоть за это! – огрызнулся Виктор, чувствуя себя после своей демобилизации неуязвимым для полковника. – Но я пока не хочу возвращаться на Землю. Я хочу вместе с госпожой Благонравовой отправиться на Марс.

– Вот даже как! – удивился подобной дерзости своего бывшего подчиненного Хорст, но не показал и виду. – Хотя… Делайте, что хотите! Только вот, рейсовый звездолет с Марса пребудет не ранее чем завтра. Можете воспользоваться его услугами. Что же касается курьерского лайнера, на котором предстоит отправиться на Марс госпоже Благонравовой, то на нем свободных мест нет и не будет. Можете даже об этом и не думать.

– А я и не думал, – парировал выпад полковника Виктор.

– Что же касается остальных, – не обращая внимания на злорадство в голосе Виктора, продолжал полковник. – То с ними мы разберемся позже. Надеюсь, что никто в накладе не останется. По крайней мере, вопрос с господином Брылем Семеном Аркадьевичем мне абсолютно ясен. Приказ я уже подписал. С господином Ауробиндо – посложнее. Но, мне кажется, его прошение тоже будет удовлетворено…

Полковник встал со своего места, вскинул голову, и, буркнув себе под нос: «Счастливо оставаться, господа!», поспешно вышел из кают кампании, оставив команду «яйцеголовых» в полной растерянности и смятении.

– Ну вот, кажется все точки над «i» расставлены, ребята. Пришла пора прощаться. Жаль конечно, но что делать. Такова жизнь. Нам будет сильно не хватать друг друга, – первым собрался с мыслями и грустно заключил Семен.

– А кто такой Ауробиндо? – несколько бестактно перебил его Виктор, вглядываясь в лица своих товарищей.

– Это я, Виктор, – нехотя признался Брахма. – У меня такая фамилия.

– Ну да?! – недоверчиво уставился на него Виктор. – Ты нас просто разыгрываешь, да? Ну, если честно, ведь так?

– Нет, не так. – невозмутимо возразил ему Брахма. – Ауробиндо – моя настоящая фамилия. Но и это еще не все, ребята. Дело в том, что я тоже, как Семен и Светлана, остаюсь на «Велесе-13». Я подал рапорт о зачислении меня в ряды Военно-Космических Сил Лиги Наций. Именно об этом моем прошении говорил полковник. Так что извините, я тоже вынужден со всеми вами попрощаться. Так получилось. Мое место здесь, на станции.

– Слушайте, так может и мне тоже остаться на станции, – капризным тоном затараторила ему в ответ Ленка Дроздова. – Что я там, на Земле, без вас всех буду делать, а?

– Жить! Жить как все, – философски ответил ей Семен.

– Именно! – поддержал его Виктор, вставая из-за стола.

– Ладно. Чего уж тут. Будем прощаться, – холодно добавил он, протягивая руку Брахме. – Жаль, что время нельзя остановить или даже повернуть вспять.

– Мне тоже, – согласился тот и, неожиданно о чем-то вспомнив, резко обернулся к Семену. – Однако, мы чуть не забыли поздравить наших друзей с предстоящей свадьбой. Ведь так?!

– Да ладно. Без вас это будет не так, как должно бы, – смущенно краснея, попытался его остановить тот. – Хотя, конечно, большое спасибо за поздравления.

– Нет. Так дело не пойдет. Что значит спасибо? – воспротивился Герман. – Мы же еще пока все вместе. Ну и…

– Точно, – поддержала ее Светлана и, повернувшись в сторону механического официанта, жестко распорядилась в его адрес. – Если можно, мы хотели бы кое-что отметить. Прямо сейчас. Прямо здесь. И главное, весело!

– Вот это по нашему, – стукнув кулаком по столу, громко провозгласил Виктор.

Лица всех собравшихся как то разом посветлели в предвкушении предстоящего торжества и веселья.

И то, что их всех впереди ожидало, перестало быть на какое-то время важным и значимым.

Глава одиннадцатая Sic transit gloria mundi![5]

Пурпурный песок тускло поблескивал в холодных лучах Марсианского Солнца.

Такого далекого и, в отличие от Земли, начисто лишенного гостеприимства и ласки.

Вот уже битый час Герман продолжал неподвижно стоять, подобно мраморному изваянию, в хрустальном вестибюле космобазы и жадно вглядываться в грязносерые строения порта.

Марсианский космопорт выглядел заброшенно и уныло.

Гражданских кораблей на его пирсах не было. А военные штурмовики и крейсеры, время от времени выскальзывавшие из своих хорошо замаскированных подземных ангаров, бесшумно взмывали вверх, делали над Колонией крутой вираж и с бешенной скоростью исчезали за линией горизонта.

Марсианский ветер провожал незваных пришельцев гулким свистом и пылевым туманом. И быстро успокаиваясь в сильно разряженной атмосфере, он сразу же принимался крутить свой очередной смерч или бурю.

Герман поежился от холода, хотя в Главном куполе Колонии как обычно было тепло и сухо.

Ему было грустно и одиноко.

Даже несмотря на то, что всю предыдущую неделю он провел на Марсе в компании отца и его неугомонных коллег из ЦУПа.

Первые минуты их встречи, когда спустившись по гравитрапу на марсианскую твердь Герман неожиданно для себя оказался в крепких и до боли знакомых объятиях, показались ему красивой и совершенно неправдоподобной сказкой.

Долгие часы они провели после этого вместе. Пока эта сказка, наконец, опять не стала для Германа привычной реальностью.

А потом, эта реальность как-то незаметно превратилась в обыденность.

Герман начал ко всему привыкать, как-будто никогда и не разлучался с отцом. А когда, наконец, на Марс прибыла к тому же и его мать, он окончательно успокоился. И вернулся к своему привычному образу жизни, и теперь, казалось, уже ничто не связывало его с совсем недалеким и сумрачным прошлым.

У него снова был его собственный ДОМ. Любящие близкие. Новые друзья. Тихая, размеренная, спокойная и беззаботная жизнь.

Единственным, что пока все еще его связывало с проведенными на «Велесе-13» неделями, был Виктор.

Герману его почему-то не хватало.

И совсем не потому, что он начал испытывать по отношению к нему какие-то чувства.

Дело было в другом.

Быть может в том, что, как гласит народная мудрость: «Старый друг, лучше новых двух». А еще и в том, что Виктор пока был единственным человеком в этом «новом» старом мире, который понимал Германа с полуслова. Думал так же, как он. Имел знакомые недостатки и никогда и ни в чем его не разочаровывал.

В общем, он был неотъемлемой и надежной частью знакомого Герману мира. Без него этот мир казался незаконченным, шатким и даже призрачным.

Что же касается новых друзей Германа, то все они были отличные ребята и девчонки.

Многие из них работали вместе с его отцом на Военной космобазе и в ЦУПе. Другие же заново отстраивали Колонию и город. Третьи прибыли на Марс совсем недавно и активно готовились, в отличие от Германа, стать его полноправными хозяевами.

Сам же Герман вместе с отцом и матерью готовился к возвращению на Землю, в их родной город и до боли знакомый университет.

Но все это должно было случиться только завтра.

А сегодня он все еще продолжал быть почетным гостем на этой «красной» планете, с нетерпением ждал прилета Виктора с «Велеса-13» и без особого энтузиазма собирался вместе с отцом поприсутствовать на Торжественных Чествованиях Победителей в последней войне.

Чествования были назначены на вечер и обещались быть пышным и грандиозным мероприятием. С военным парадом, концертом, салютами, гуляньями и даже аристократическим балом для особо почетных гостей.

Герман посмотрел на свой хронометр и мысленно просчитал остававшееся у него в запасе до начала торжеств время.

Кажется, у него в запасе было еще не меньше девяти часов.

За это время пассажирский лайнер с Виктором на борту вполне мог добраться до Марсианского космопорта и совершить в нем успешную посадку.

На все это уйдет чуть более пяти часов.

Еще час понадобится Виктору, чтобы добраться до Колонии и Главного Купола Космобазы.

И тогда у них в запасе останется ровно три часа на то чтобы со всеми перезнакомиться, привести себя в должный порядок и вместе с отцом Германа оказаться на «парадных» трибунах.

Хотя, если понадобится, военный парад можно и пропустить. Вряд ли там будет что либо интересное.

Герман, конечно, слышал восторженные высказывания отца и многих из его коллег о каких-то там «Падших Ангелах» и их фантастическом пилотажном мастерстве.

Но он не принимал все эти разговоры всерьез.

Ведь насколько он понял со слов отца, «Ангелы» были самыми обычными военными пилотами, хотя и громко отличившимися во время войны. Но все же пилотами. Грубыми и неотесанными вояками и задавалами. «Белой костью» – как их называли обычные «приземленные» военные, перед которыми Герман после работы в госпитале испытывал почти религиозное благоговение.

И что эти пилоты могли ему нового показать? Красивые виражи и филигранный «высший пилотаж»? Нет, это несерьезно. Окажись на их месте любой обычный парень, даже бывший колонист с «Велеса-13» – у него получилось бы не хуже. А может даже и лучше. А вот попробовали бы эти самовлюбленные задаваки провести хотя бы сутки в парниковом аду оранжерей «Велеса-13 «– тогда бы спеси у них поубавилось. Или попробовали под пулями и осколками пойти в атаку на варварские «танки» там, на Земле, как это делали попавшие в госпиталь знакомые Германа. А, слабо, наверное?!

– Ну ладно, – наконец, пробормотал себе под нос Герман, возвращаясь к дальнейшей проработке своего дневного распорядка. – Если мы не пойдем на парад, у нас в запасе будет еще час. Салют мы сможем с Виктором посмотреть и с балкона Главного Купола. Так будет даже интересней. Вот. Так что, даже если лайнер с «Велеса-13» по каким-то причинам опоздает на 3–4 часа, ничего страшного не случится. Виктор как раз поспеет к кульминации событий. А все остальное – не важно!

Герман удовлетворенно хмыкнул, еще раз бросил пристальный взгляд в сторону Марсианского космопорта и легкой походкой направился к ЦУПу.

Там его уже давно ждали отец и мать.

Пассажирский лайнер с «Велеса-13», как и предполагал Герман, опоздал с прибытием. Но только не на 3–4 часа, а на целых пять.

Военный парад вот-вот должен был начаться.

И все с трепетом ждали появления «Падших Ангелов» над Военным Космопортом. Тем более, что мало кто из собравшихся представлял себе то, как они должны были выглядеть.

Естественно, последнее не распространялось на профессора Благонравова, старших офицеров ВКС и персонал ЦУПа.

Но и они загадочно молчали, тем самым лишь подогревая страсти и любопытство собравшихся со всех окраин солнечной системы гостей.

Герман, уступив уговорам отца, вместе со всеми оказался на трибунах.

Прямо перед трибунами простиралось обширное марсианское плато. Местами испещренное кратерами и тесно сгрудившимися скалами.

В самом центре этого импровизированного полигона располагалась главная цель показательных боевых учений – массивные стены полуразрушенной атомной станции.

Построенная сотни лет назад еще первыми из землян – покорителей «красной» планеты, станция уже давно мозолила глаза руководителем Марсианской Колонии.

И вот, наконец, сегодня ей предстояло быть стертой с лица земли.

Кроме станции, на учебном полигоне еще размещалось около полутора десятков менее значимых целей: сваленного в груды металлолома, старинных ангаров, вышедших из строя инженерных сооружений, имитаторы боевой техники и систем ПВО.

Все эти цели в беспорядке были разбросаны по территории полигона. И с разных сторон окружены системами автоматической обороны.

Единственной из малых целей, казавшейся на первый взгляд совершенно беззащитной, была гирлянда из огромных, темно-серых шаров. Она висела на антигравитационных опорах прямо перед трибунами.

Вот на этих-то шарах и было прежде всего сосредоточено внимание всех собравших. Ведь по слухам, именно с их уничтожения и должно было начаться воздушное шоу.

Однако «Ангелов» все не было. Терпение гостей и командования ВКС уже начало иссякать, когда неожиданно появившийся на трибунах дежурный офицер ЦУПа подбежал к генералу Скотту и о чем-то ему скороговоркой доложил.

Генерал кивнул ему в ответ. А затем великодушно довел до всех собравшихся на трибунах новость о том, что пассажирский лайнер с «Велеса-13» минуту назад прошел контрольную орбиту и вот-вот должен приземлиться в порту.

Герман радостно потер руки и с благодарностью посмотрел на Скотта.

Но тому было явно не до Германа.

Не менее дюжины расфуфыренных дам не давали ему покоя одним единственным вопросом: «Где же ваши «Ангелы»? Сколько их можно ждать…». Генерал отбивался как мог, но, было похоже на то, что терпел полное и сокрушительное поражение.

Между тем, в небе, над линией горизонта, вынырнул из легкого тумана облаков серебристый космический лайнер и мастерски спланировал на одну из посадочных полос Марсианской космобазы.

Почти в ту же секунду прямо над головами собравшихся возникли шесть спиралевидных боевых звездолетов…

Пять из них были иссиня-черными. А один, судя по всему, командирский, сверкал пурпурными прогалинами на всем своем корпусе.

Они появились из пустоты и неподвижно зависли в воздухе, в такт друг другу покачивая изящными крылышками.

Над трибунами пронесся возглас неподдельного удивления и даже немножко страха.

Зрители не успели опомниться, как кормовые пушки штурмовиков засверкали ослепительным фейерверком залпов, а сами боевые корабли неожиданно и бесследно растворились в воздухе.

Генерал Скотт недовольно буркнул что-то в адрес своего адъютанта. Тот резво сорвался с места, устремляясь к выходу с трибун.

Еще через мгновение, в том самом месте, где еще секунду назад уныло поблескивали огромные шары-мишени – больше уже ничего не было.

Только разлетавшиеся в разные стороны куски металла, грязно-серый дым и робкие языки пламени.

Все шесть шаров были уничтожены с первого выстрела.

– М-да, впечатляет, – поворачиваясь к профессору Благонравову, заметил один из высокопоставленных гостей. – Быстро, четко и главное необъяснимо. Это все, что они могут? Или нас ждут еще сюрпризы?

Как бы в ответ на его вопрос, обращенный к профессору, штурмовики появились снова.

Подобно сказочному тюльпану они возникли из облаков, веером рассыпались в стороны и с немыслимой скоростью устремились к земле.

Мастерски выполнив «мертвые петли», они снова сошлись на высоте нескольких километров от поверхности и неподвижно застыли в воздухе, образовав своими черными корпусами нечто, напоминающее снизу трубу.

Затем, как по команде, каждый из них завалился на спину и стремительно бросился вниз.

Уже почти у самой земли, командирский звездолет вдруг вырвался вперед и мощным залпом всех своих бортовых орудий пробуравил марсианскую твердь на добрый десяток метров. В месте его атаки образовался огромный кратер с рваными краями и дымящимися отвалами.

– Что он задумал? – сорвавшись с места и сломав от неожиданности свою офицерскую трость, громко и обескуражено воскликнул Скотт. – Этого не было в программе?! Сумасшедший! Он же угробит себя и «Суперфайтер»!

Трибуны моментально притихли. Озадаченно поглядывая то в сторону генерала, то в сторону продолжавшей мчаться на роковую встречу с землей шестерки штурмовиков.

Профессор Благонравов побледнел и нервно сжал Герману руку.

– Он действительно сумасшедший, этот капитан Леваневский. Если он сейчас ошибется, все будет кончено! – тяжело дыша, прохрипел он. – Это же натуральное самоубийство! Черт меня дернул допустить его к вылету.

Герман никогда раньше своего отца таким не видел.

Профессор был смертельно бледен и всеми силами старался не смотреть на то, что вот-вот должно было случиться перед трибунами.

Натолкнувшись на яростный взгляд генерала, отец Германа поспешил отвернуться в сторону и вцепился зубами в свой кулак.

И тут произошло чудо.

Все собравшиеся на трибуне зрители разом вскрикнули и повскакивали со своих мест. Упорно отказываясь верить тому, что предстало их взору.

Не долетев до земли буквально десяти метров, пять из штурмовиков как по мановению волшебной палочки вздрогнули и… остановились! Остановились на полном ходу! Остановились и замерли, как будто натолкнувшись на какую-то незримую, но бесконечно прочную преграду.

Но и это было еще не все!

Командирский звездолет, в отличие от своих товарищей, на какие-то доли секунды продолжил свой путь, буквально носом уткнулся в им самим же подготовленный кратер и ушел в него на добрых своих пол корпуса.

– Этого не может быть! Это даже ненаучная фантастика! Это просто бред! – взорвались возгласами удивления и недоверия трибуны. – Это все похоже на мастерский трюк! Визуальный эффект, наконец!

– Как бы мне хотелось, чтобы все обстояло именно так! – сдавленно огрызнулся в адрес зрителей Скотт. – Ну попадись ты мне, чертов капитан, после всего этого. Я уж тебе шею точно сверну…!

Тем временем шестерка штурмовиков вновь сорвалась с места, устремилась в распростертое небо и быстро исчезла на его черном фоне.

– Уважаемые господа, не спешите расходиться! Через минуту-другую вас ждет незабываемо зрелище! – сдержанно обратился ко всем собравшимся генерал Скотт и лицо его помрачнело. – То, что вы выдели, это была всего лишь разминка. Теперь же – самое главное. Настоящие боевые учения! Причем максимально приближенные к реальным историческим событиям.

– Ничего себе – «разминка», – передразнил генерала высокопоставленный вельможа, обмениваясь взглядами со своим притихшим эскортом. – Надеюсь, что нам не придется праздновать нашу победу или, того хуже, теперь уже поражение, заново?!

– Что вы господин министр, это всего лишь учения, – поспешил его успокоить Скотт, а про себя подумал: «По крайней мере, я бы очень хотел, что бы это было именно так!».

– Ну что ж, тогда посмотрим еще на эти ваши фантастические «Суперфайтеры», – великодушно принял его объяснения вельможа и тут же с плохо скрытым любопытством в голосе спросил:– Кстати, генерал, а кто сегодня командует вашими «Ангелами»?

– Капитан Леваневский, ваше превосходительство, – без особого энтузиазма в голосе доложил Скотт, вытягиваясь при этом по стойке «смирно».

– А, тот самый капитан…?! – понимающе кивнул министр, делая вид, что потерял всякий интерес к продолжению беседы. – Наш незабвенный герой! Позвольте, позвольте, но мне доложили, что он погиб смертью храбрых несколько месяцев назад?! Кажется, в боях за Аравийский плацдарм?! Что вы на это скажете, генерал?

«Я бы, наверное, был бы счастлив, если бы все это именно так и случилось», – пробурчал себе под нос Скотт, а вслух поспешил громко ответить генералу прямо противоположное: – Ну что вы, ваше превосходительство! Если бы это на самом деле случилось, я бы немедленно подал в отставку. Леваневский наш самый лучший пилот и командир. К тому же, он уже стал живой легендой. Без него «Падших Ангелов» просто не существовало бы. Вас, судя по всему, неверно информировали. Капитан, правда тогда еще старший лейтенант, был очень тяжело ранен… Но выжил и вернулся в строй!

– Пожалуй, генерал, я готов с вами согласиться. В последнее время, меня действительно не всегда точно и своевременно держат в курсе того, чем живет и чем дышет наша доблестная Армия! – съязвил министр, косясь в сторону главнокомандующего военно-космическими силами. – Но я с этим разберусь. Обязательно разберусь. Я больше не дам в обиду вашего капитана.

Министр не на шутку растрогался и высокопарно добавил:

– Между прочим, плохо мы еще чествуем нашу героическую молодежь. На мой взгляд, этому капитану уже давно пора носить на своих плечах майорские погоны. Даже несмотря на его молодость. Таких, как он, в нашей армии единицы. И мы всеми силами должны выказывать им свою поддержку и расположение. Не так ли, господа?!

– Так точно, господин министр, – зеленея от злости, поспешил раньше других «поддакнуть» вельможе Скотт. Я немедленно распоряжусь об этом сразу же после окончания шоу…

– Кажется, они возвращаются, – бесцеремонно перебил генерала главнокомандующий военно-космическими силами, жестом привлекая внимание министра к шести черным точкам в небе над полигоном.

– Сейчас начнется, – обречено пробурчал себе под нос Скотт, разглядывая в оптический дефрагментатор быстро приближавшихся к полигону «Ангелов».

«Только бы этот идиот ничего больше не выкинул! – подумал генерал уже про себя. – Если он сейчас не дай бог погибнет, отставки мне не миновать. Если я, разумеется, до нее еще доживу…»

Первый из «Ангелов» уверенно сорвался в штопор и мощным залпом всех своих орудий и ракетных комплексов обрушился на ближайшую к нему цель.

Система ПВО, оборонявшая цель, встретила пришельца шквальным огнем, свистопляской лазеров и дюжиной самоуправляемых боевых ракет и беспилотных истребителей.

Не обращая ни малейшего внимания на отчаянное сопротивление «условного» противника, «Суперфайтер» окутался плотным сиреневым коконом, выполнил четыре боевых захода и целым и невредимым вышел из боя.

То, что осталось от боевой «цели» после атаки «Ангела», представляло собой жалкое и безжизненное зрелище.

Вслед за своим товарищем, четверо из оставшихся штурмовиков так же дерзко и успешно разнесли в пыль и бетонную крошку обозначенные им для атаки цели.

И, гордо взвившись «свечками» к облакам, исчезли из вида.

Последним из «Ангелов» свое боевое мастерство решился, наконец, показать их командир.

Его пурпурно-черный штурмовик, подобно коршуну, обрушился на корпуса атомной станции и без всякой жалости принялся терзать их залпами из всех своих боевых орудий.

Собравшиеся на трибунах были поражены дерзостью и неуязвимостью «Ангелов».

Кое-кто, пресыщенный пятью предыдущими атаками «Ангелов» уже повставал со своих мест и собрался уходить…Когда одна из женщин, бдительно наблюдавшая за течением боя, отчаянно вскрикнула и замахала руками в сторону пурпурно-черного» Суперфайтера».

Генерал Скотт смертельно побледнел и одновременно с профессором и другими зрителями вскочил со своего места, нервно хватаясь за «рацию».

Произошло именно то, чего он так опасался!

Командирский «Суперфайтер» дрался со своим противником без «защитного» сиреневого кокона и, к тому же, без малейшего намека на осторожность!

– Черт бы его побрал, этого капитана! Я же знал! Знал, что он нечто подобное выкинет, – сорвалось с языка генерала роковая фраза.

– О чем это вы, генерал, – настороженно переспросил его министр, не давая ему опомниться и прийти в себя. – Что-нибудь случилось? Ситуация вышла из-под контроля?

– Никак нет, ваше превосходительство, – машинально соврал Скотт. – Все именно так и было задумано! С командирским штурмовиком все в порядке. Он мастерски выполняет возложенную на него задачу. И вот-вот добьет противника. Как всегда!

– То, что его звездолет охвачен пламенем, это что, тоже как всегда!? Почему же подобного не случилось с его товарищами? Может быть, ваш капитан забыл включить защиту? – недоверчиво перебил его вельможа, обрушивая на голову бедного Скотта целый град вполне справедливых и уместных вопросов. – Что вы нам на это скажете в ответ?

– Я повторяю, все идет по плану, – теряя самообладание, прорычал ему в ответ генерал. – Мы просто хотели, чтобы все выглядело натуралистично. Как это было на самом деле, во время войны. Вам ведь известно, что почти в каждой из наших операций мы безвозвратно теряли одного-двух «Ангелов» вместе с их «Суперфайтерами». Ведь эта была настоящая война. Кому-то было суждено остаться в живых, а кому-то погибнуть. Так было и будет всегда.

– И что, в этом вашем импровизированном бою, который вы так опрометчиво назвали «боевыми учениями», вы тоже готовы понести вполне реальные, а не условные, потери? – лицо генерала побагровело от ярости и недоумения. – Опомнитесь, генерал! Война давно закончилась! Мне мертвые пилоты, тем более такие знаменитые как ваш капитан Леваневский, не нужны! Мы собирались праздновать сегодня нашу победу! Не превращайте ее в очередные похороны. Немедленно отдайте приказ прекратить атаку. Если уже, конечно, не поздно?!

– Вы не понимаете, господин министр, – в отчаянии поспешил на выручку окончательно раздавленному Скотту профессор Благонравов. – Это же муляж, спецэффекты и не более того. Капитан Леваневский цел и невредим. Ему ничего не угрожает. Я еще представлю вам его на нашем торжественном вечере. Даю вам честное слово!

Последнюю фразу профессор произнес особенно горячо и искренне, хотя и понимал, что беззастенчиво блефует.

Шансов сдержать свое слово у профессора практически не оставалось и с каждым мгновением их становилось все меньше и меньше.

– Муляж, говорите? Спецэффекты? – с сомнением в голосе переспросил министр, не сводя глаз с объятого пламенем, но упрямо продолжавшего атаковать Атомную станцию, «Суперфайтера». – Пусть даже муляж… Но снаряды, ракеты и истребители – они же настоящие?! Или, я тоже ошибаюсь?

– Системы ПВО самые что ни на есть настоящие, – обречено подтвердил профессор, теряя твердую почву под ногами. – Но все же, я настаиваю на своем утверждении! Это все лишь мастерская имитация боевых действий и капитану Леваневскому ничего не угрожает.

– Так Вы настаиваете?! – неожиданно смягчился министр и многозначительно развел руками. – Ну, если вы настаиваете, наверное, так оно все и обстоит на самом деле. Я вам доверяю. Вы, в отличие от генерала Скотта, играть не умеете. Тем более жизнями живых солдат. Это я знаю точно.

Профессор облегченно вздохнул и в его душе вспыхнула робкая искра надежды.

Еще через мгновения, эта искра запылала все ярче и ярче. Пока, наконец, не превратилась в мощный и огнедышащий факел.

Причиной последнего стало то, что украдкой бросив взгляд в сторону неожиданно стихшего боя, он увидел безжизненные руины на месте Атомной станции и….?! Воистину, великодушию Провидения не бывает границ! Профессор увидел еще и стремительно уходящий свечкой в безмолвную черноту космоса «Суперфайтер» Леваневского!

– Я же говорил, все идет по плану, – не нашел ничего лучшего, кроме как вставить эту свою совсем неуместную фразу Скотт. – Капитан Леваневский как всегда четко и филигранно выполнил возложенную на него задачу. И уже, наверное, на подлете к базе. Минут через тридцать он, вместе со своими товарищами, будет здесь. Как раз к началу банкета.

– Я очень хочу с ним познакомиться, – требовательным тоном перебил его министр и, повернувшись лицом к главнокомандующему военно-космическими силами, добавил: – Немедленно свяжитесь с нашей военно-космической базой. Узнайте, как дела у капитана Леваневского. Я хочу лично осмотреть его штурмовик сразу же после его приземления!

Генерал Скотт похолодел и его правая рука самопроизвольно потянулась к кобуре с личным оружием.

Скотт медленно расстегнул кобуру, нащупал пальцами холодную сталь пистолета и принялся судорожно вспоминать всю свою прошедшую жизнь. Кадр за кадром, звездочку за звездочкой, кабинет за кабинетом.

– С капитаном Леваневским все в порядке. Он на подлете к базе. О повреждениях его «Суперфайтера «пока никакой информации нет. Значит, все тоже в порядке! – бодрым голосом доложил министру командующий, бросая презрительный и ненавистный взгляд в сторону Скотта. – Ваше превосходительство, раз уж с капитаном все в порядке, может быть, мы отложим осмотр его штурмовика на потом…? Ну, скажем, на пару-другую часов…? Пока не закончится наш торжественный вечер? Что вы думаете по этому поводу?

– Раз уж так все получилось…,– министр неуверенно пожал плечами, прежде чем согласится с предложением главнокомандующего. – Не будем портить генералу Скотту и всем здесь собравшимся праздничный вечер. Отложим осмотр «Суперфайтеров» на потом. Тем более, что, если верить генералу, капитан Леваневский скоро сам почтит нас своим присутствием. И, как никто другой, сможет нам все объяснить. А вообще-то, генерал, ваше шоу мне понравилось. Вы были правы, в вашем подразделении служат первоклассные пилоты. И в их распоряжении фантастическая по своим возможностям техника!

– Благодарю вас, господин министр! – поспешил ухватиться за брошенную ему спасительную «соломинку» Скотт и тут же громко распорядился в адрес застывших в нерешительности трибун. – Господа, прошу всех пройти в Главный Купол. У нас впереди еще обширная культурная программа. Надеюсь, вы останетесь довольны.

Министр демонстративно встал со своего места и, повернувшись спиной к Скоту, в сопровождении эскорта «старших» офицеров направился к выходу из своей ложи.

Все покорно устремились вслед за ним.

Только один Главнокомандующий военно-космическими силами на минуту задержался, пропуская впереди себя своих офицеров, и жестом подозвал к себе Скотта.

– Мне надоело прикрывать твою костлявую задницу, генерал, – зловеще прошипел он на ухо Скоту, когда тот оказался с ним рядом. – В твоем распоряжении не более трех часов. И чтоб не единой царапинки не было ни на одном из участвовавших в шоу «Суперфайтеров». Лично проверю! Командирского штурмовика, между прочим, это тоже касается. Может быть, даже в большей степени, чем остальных. Но самое главное. Не дай тебе бог хотя бы пальцем или словом задеть капитана Леваневского. Ты что, еще не понял, что министр к нему благоволит? Если с ним что-нибудь случится, я за себя, а уж тем более за целостность твоей шкуры, не отвечаю! Запомни это! Заруби себе даже на носу!

Главнокомандующий поморщился, крепко сжимая воротник генеральского мундира пальцами.

– А на будущее, мой тебе совет: не устраивай больше показательных шоу, если ты в них ни черта не смыслишь. И чтоб твоих злосчастных «Ангелов» вместе с их «Суперфайтерами» я больше в радиусе полутора миллионов километров от Марса, и уж тем более от Земли, не видел! Им здесь не место! Второго такого шоу ни мне, ни тебе уже не пережить!

Главнокомандующий властным жестом отстранил от себя Скотта и жадно закурил сигарету.

– И еще! – добавил он в адрес генерала на прощание. – Улыбайся, улыбайся, скотина! И немедленно смени мундир. От тебя несет дерьмом и потом. А тебе, между прочим, еще предстоит танцевать с дамами и любезничать с Его превосходительством…!

Главнокомандующий нервно сломал пальцами свою сигару, презрительно сплюнул и поспешил оставить бедного генерала наедине с самим собой.

Генерал Скотт обречено понурил голову, скрестил руки за спиной и с глупым видом покорно побрел в сторону своего Главного штаба: менять мундир и отпиваться коньяком.

Что еще ему оставалось делать в сложившейся ситуации?!

Торжественный вечер был в самом разгаре.

В Банкетном зале вовсю грохотала музыка и гремели посудой электронные официанты.

Время от времени раздавались бурные аплодисменты в адрес бесконечной череды награжденных и кто-нибудь из высокопоставленных гостей с Земли в очередной раз начинал долго и нудно разглагольствовать о «тяжелых лишениях «и «несравненном героизме союзных войск». Вслед за этим неизменно раздавался тост «за Победу», громкий звон бокалов, хоровое исполнение торжественного гимна Лиги Наций и… господин Министр объявлял имя нового «героя». И все начиналось сначала!

Герман, похоже, был единственным человеком из всех собравшихся в Главном Марсианском Куполе, кто все еще продолжал оставаться трезвым и к всему безучастным.

Он мило, хотя и сквозь зубы, улыбался. Вместе со всеми поднимал свой бокал, подносил его к губам и тут же под изящным предлогом ставил его на место.

Наконец, все, что можно было сказать – было сказано. Все «герои» – которых планировалось «прочествовать «– «прочествованы». Все награды, которые следовало бы вручить – вручены. Все «шампанское», что надлежало выпить – выпито…

Одним словом, вторая часть программы Торжеств, а именно банкет, медленно, но верно себя истощила.

Все с нескрываемым подобострастием смотрели на министра и его свиту, перебрасывались друг с другом ничего не значащими и высокопарными фразами и с нетерпением ждали того, что будет дальше.

А дальше было то, что сильно захмелевший генерал Скотт с большим трудом приподнялся со своего места и по праву хозяина вечера громко провозгласил:

– Господа, приглашаю всех приглашенных, – язык у генерала заплетался и его неудержимо понесло на тавтологию, – пригласить своих дам, дабы принять участие в Торжественном бале по случаю… по случаю…

Генерал не договорил, окончательно путаясь в своих мыслях.

Растерянно разводя руками, он скорчил на своем лице нелепую улыбку и подобно неодушевленному предмету обречено рухнул на руки адъютанту.

Гости прокомментировали выходку генерала громким смехом и наигранным сочувствием.

– Ну что ж, господа, пожалуй, генерал прав, – поспешил поставить точку в разыгравшейся трагикомедии министр, – что-то мы засиделись. По-моему, самое время поразмяться. Всех и, в первую очередь, наших прекрасных дам, приглашаю на бал.

Министр уверенно встал со своего места и проследовал к выходу из Банкетного зала. Все остальные ринулись вслед за ним.

Грянула музыка, кавалеры засуетились, дамы активно пудрили носики и поправляли чуть сбившиеся в процессе банкета прически.

Герман, в окружении доброй дюжины поклонников в мундирах и без, вслед за отцом выскользнул из банкетного зала и поспешил в вестибюль Главного Купола, надеясь встретить там прибывшего Виктора.

Но встретившийся ему на пути дежурный офицер вежливо доложил, что «гравикар» с пассажирами лайнера с «Велеса-13» задержался в пути и прибудет в колонию не ранее чем через двадцать минут.

Герман воспринял это известие с нескрываемым раздражением.

Но уступив навязчивым и даже несколько бестактным требованиям своего эскорта, решил не устраивать «сцен» и почтить своим присутствием Церемониальный зал Купола. Где уже вовсю кружились пары, сверкали фейерверки салютов, звучали зажигательные старинные мелодии и вовсю веселился бомонд.

Оказавшись на Балу Герман вежливо отказался от всех обрушившихся на него приглашений на танец и поискал глазами укромное местечко. Так и не найдя его, он, наконец, решил, что его единственным и надежным спасением от толпы неугомонных поклонников может стать только его отец, о чем-то приглушенно беседовавший с министром и офицерами из его свиты.

Так оно и получилось.

Отец нежно, по-отечески, потрепал Германа за волосы и с неподдельной гордостью представил господину министру и его генералам. Тем самым обеспечив ему самую что ни на есть верную и надежную защиту от самых нетерпеливых и нахрапистых кавалеров.

Герман вежливо улыбнулся министру, тонко и с изяществом ответив на его комплимент по поводу его, Германа, незаурядной внешности, и поспешил спрятаться за спиной отца.

Министр понимающе кивнул и не высказал со своей стороны ни малейшего возмущения по поводу такого робкого поведения Германа.

Уже через минуту, министр снова вернулся к своему разговору с отцом и потерял всякий интерес к Герману.

Герман остался в гордом, хотя и почетном, одиночестве.

Между тем, музыка неожиданно стихла, и все танцующие пары с удивлением обернулись в сторону оркестра и его застывшего в нерешительности дирижера.

Что-нибудь случилось? – пробежал в воцарившейся тишине гулкий шепот среди всех присутствующих.

Министр удивленно вскинул брови. Окружавшие его со всех сторон генералы в замешательстве затрепетали и нервно схватились за свои рации.

Ситуацию почти сразу же прояснил дежурный офицер, подбежавший к министру на полусогнутых ногах и громко, на весь зал, прокричавший:

– Ваше превосходительство, имею честь доложить! Только что прибыли офицеры из эскадрильи «Падшие Ангелы» и просят вашего разрешения принять участия в Торжествах! Какие будут указания?

– Что значит, просят разрешения, полковник? – разгорячено перебил офицера министр. – Это мы все должны просить у них разрешения присутствовать на Торжествах в их честь! Вы с ума сошли! Немедленно зовите их в зал!

– Господа, – обратился министр уже ко всем собравшимся. – Имею великую честь представить вам наших самых заслуженных и легендарных героев. Многие из вас кое-что о них слышали. Но очень немногие их когда-либо видели. Сегодня у вас есть такая возможность. Встречайте наших легендарных пилотов. «Ангелы» тоже иногда спускаются на землю…!

Зал взорвался бурными аплодисментами и громкими криками «Ура», встречая показавшуюся в дверях группу офицеров в черных как смоль мундирах с ослепительно белой эмблемой крылатой богини на груди.

Их было человек тридцать: высоких, крепких, подтянутых парней.

Они держались с достоинством, гордо вскинув головы и сдержанно улыбаясь гостям.

Их парадные мундиры сверкали ослепительным блеском бесчисленных наград и символов воинской доблести.

– Капитан Леваневский с ними? – аплодируя вместе со всеми, неожиданно спросил у главнокомандующего военно-космическими силами министр и строго на него посмотрел.

– Никак нет, ваше превосходительство, – четко доложил тот и, слегка сконфузившись, добавил. – Он со своей эскадрильей на докладе у генерала Скотта. Он будет здесь с минуты на минуту.

– Ох уж этот мне генерал Скотт! – вырвался у министра возглас недовольства.

«– А мне и того пуще…!» – пробурчал себе под нос главнокомандующий, сверкая глазами.

– Вы что-то хотели сказать, генерал? – переспросил его министр и, не дождавшись ответа, холодно процедил сквозь зубы. – Как только капитан Леваневский появится – немедленно ко мне! Я хочу с ним побеседовать!

– Будет исполнено, – козырнул его адъютант, переглядываясь с главнокомандующим.

Главнокомандующий в ответ пожал плечами и поспешил предусмотрительно отвернуться.

В зале опять заиграла музыка, закружились пары, а у «Ангелов» не стало отбоя от женского внимания и восторженных взглядов.

Герман с интересом вглядывался в смуглые лица легендарных пилотов и всячески корил себя за то, что так легкомысленно и беспардонно прежде себе позволял о них думать.

Теперь уже в его сознании не вызывал сомнения тот факт, что «Ангелы» не были теми высокомерными «пижонами» и задаваками, о которых Герман не раз слышал от своих товарищей еще на Земле.

Они были совсем не похожи на обычных «земных» пилотов.

Ни своей безукоризненной выправкой. Ни умными, хотя и немножко грустными, лицами. Ни странной манерой держаться все вместе и как-то вызывающе обособленно от других людей. Ни настороженным блеском глаз…

Все в них было другое. Непривычное и даже в чем-то лишенное обычных человеческих слабостей.

Взгляд Герман между тем остановился на скромном, застенчивом юноше в капитанской форме и все той же серебристой эмблемой «Ангела» на груди.

Он как-то тихо и незаметно появился в дверях залы, в кругу из пяти товарищей. Стараясь как можно причинить меньше неудобств танцующим, он робко протиснулся к противоположной стене залы и тяжело опустился на один из празднично украшенных диванов.

При появлении незнакомца и его товарищей, все «Ангелы» как-то разом встрепенулись и, теряя всякий интерес к своим дамам, неуверенно затоптались на месте.

Таинственный незнакомец сделал какой-то странный жест в их сторону, судя по всему выражавший приветствие. И только тогда «Ангелы» успокоились и вновь вернулись к своим партнершам.

Незнакомец перекинул ногу за ногу, скрестил руки на груди, устало откинулся назад и закрыл глаза.

Когда он вновь их открыл, их взгляды встретились.

Герман смутился и отвел глаза в сторону, делая вид, что разглядывает колоны, окружавшие зал со всех сторон.

Прошла минута, другая, третья… Герман вновь украдкой бросил взгляд на незнакомца.

Тот продолжал пристально смотреть в его сторону. Немигающим взглядом своих грустных, обрамленных редкими ресницами глаз.

Герман улыбнулся.

В глазах незнакомца неожиданно вспыхнул дерзкий и чуточку заносчивый огонек. Вспыхнул и тут же погас.

Герман фыркнул в ответ, но взгляда своего не отвел.

Незнакомец на его выходку никак не прореагировал, продолжая оставаться спокойным и невозмутимым.

Герман улыбнулся еще раз.

Реакции со стороны незнакомца опять не последовало.

Вдруг какая-то мощная внутренняя сила стронула Германа с места и понесла его через весь зал к незнакомцу.

Первые мгновения Герман пытался отчаянно сопротивляться своему странному и необъяснимому порыву.

Но все его усилия оказались тщетными.

Через десять секунд он оказался лицом к лицу с незнакомцем и замер перед ним в оцепенении.

Капитан резко вскочил ему навстречу со своего дивана и, впервые за все время их заочного знакомства, на его лице промелькнула тень замешательства и удивления.

– Разрешите пригласить вас на танец, господин капитан?! – чужим и дрожащим голосом произнес Герман в адрес незнакомца.

Тот вначале опешил, раскрыв от неожиданности рот. А затем в отчаянии обратился за поддержкой к своим товарищам.

«Ангелы» дружно, но сдержанно расхохотались. Виновато и с неподдельным восхищением поглядывая в сторону Германа.

Один из них, белобрысый майор с добрым и открытым лицом, подошел к незнакомцу вплотную, похлопал его по плечу и весело произнес:

– Я тебя не узнаю, дружище. Тебя такая прекрасная дама приглашает на танец. А ты не знаешь что делать? Ну же! Если девушка просит, ей никак нельзя отказать…

Незнакомец густо покраснел, весь как-то приосанился и… вдруг улыбнулся.

Через мгновение они уже кружились в звуках вальса в самом центре зала.

У него были сильные и мягкие руки с тонкими пальцами, четко выверенная грация и достаточно изысканные манеры.

– Меня зовут Герман, – неуверенно представился он.

Герман прикусил губу, с трудом принимая на веру то, что танцует с самим собой. Хотя и другим.

– А вас, наверное, зовут Анастасия!? – продолжал незнакомец все более набиравшим силу и самообладание голосом.

– А вы откуда знаете? – сорвалось с языка «второго» Германа.

– Я видел вашу фотографию на столе у профессора Благонравова, – виновато признался он.

– Вы знакомы с моим отцом? – искренне удивился Герман.

– Да не так, чтобы уж очень, – неумело соврал незнакомец. – Так, иногда встречаемся. Кто же из «Ангелов» не знает профессора Благонравова? Так не бывает. Он для всех нас, «Ангелов», почти такой же отец, как и для вас. Может даже больше…

– Неужели?! – не удержался от соблазна подковырнуть незнакомца Герман. – И так тоже бывает?

– Конечно, – с готовностью подтвердил пилот. – Еще как бывает. Ведь это он придумал наши «Суперфайтеры» и их неподражаемую «силовую» защиту. Без него мы – никто. Просто самые обычные пилоты. «Прокладка» между штурвалом и креслом – как у нас иногда любят шутить в эскадрильи…

Герман громко рассмеялся шутке незнакомца и неожиданно спросил:

– А правда то, что говорят про вашу эскадрилью мои друзья?

– А что говорят про нашу эскадрилью ваши друзья? – озадаченно переспросил его незнакомец.

– Ну, то, что…, – Герман замялся, не рискуя высказать вслух то, что вертелось у него на языке и уже ему самому казалось глупостью.

– Ну то, что ваш командир не живой человек, а очень искусно выполненный робот? – наконец, все же решился он на свой безрассудный поступок.

– Что вы, – громко смеясь, ответил незнакомец. – Конечно, это – бред. Он самый обычный парень… Чем-то даже похож на меня. Только лучше и, может быть, смелее…

Незнакомец смущенно прикусил губу и поморщился, отводя свои бессовестные глаза в сторону.

– Даже так?! – не унимался Герман, хотя его второе «я» уже давно искренне потешалось над всей нелепостью ситуации. – А вы с ним знакомы, да? Хотя, вряд ли. Он ведь национальный герой… А вы…?!

Герман замялся, прежде чем продолжить свою фразу:

– А вы наверное в эскадрилье «Ангелов» новенький? Ведь так? Вон у вас и орденов то, совсем нет? Как у других. Почему?

– Наверное, не везет, – с наигранной грустью в голосе, парировал незнакомец. – Я действительно в эскадрилье, как вы сказали, новенький… Точнее почти как «новенький». Ну после ряда обстоятельств и госпиталя…

Незнакомец осекся, поправляя свой мундир и продолжая прятать глаза в землю.

– А вы сами-то в настоящих боях участвовали? Или так…, – не унимался Герман, справедливо краснея от того, что, по его мнению, сболтнул лишнего.

– Или так…, – беззлобно передразнил его незнакомец и в его глазах вспыхнул озорной огонек. – Увы, в настоящих боях мне участвовать не пришлось. Ведь я по натуре игрок… Что поделаешь! Все, что я делаю, я делаю либо из-за природного авантюризма, или из-за озорства или, того хуже, из-за пижонства…Поэтому, все делаю не по настоящему. Увы. Наверное, это моя судьба. Или, как сказал один древний поэт: «Вся наша жизнь – игра. И кто ж тому виной, что я увлекся этою игрой…!»

– Извините, если я вас чем-то обидела, – попытался исправить ситуацию Герман, уловив в голосе незнакомца горькие нотки. – Я не хотела. Это все мой язык. Но вы мне все равно нравитесь. Даже такой…

Германа понесло. Он сам не знал, что говорит и, главное, почему.

– Да нет, все нормально. Вы меня ничем не обидели, – твердо и уверенно прозвучал ему в ответ голос незнакомца. – И разве такая девушка, как вы, способна кого-либо обидеть? Не верю! Так не бывает!

– Настенька, можно тебя на минуточку, – раздался за спиной Германа требовательный голос отца, и его рука легла на плечо дочки. – А вы, молодой человек, извините меня великодушно, но вас срочно требует к себе господин министр. Желаю вам удачи, капитан.

– Можно я вам как-нибудь позвоню? – на прощание спросил Германа пилот. За его спиной уже выстроились адъютант министра и главнокомандующий военно-космическими силами. – Можно?

– Да, конечно, – неуверенно согласился Герман, рассерженно оглядываясь на отца и теряя при этом из виду «Ангела».

– Ну, что еще такое, папа? Разве так можно? – набросился он на отца с упреками. – В кои веки твоя дочь….

– Не спорь и не вредничай, доченька, – холодно отрезал тот, беря Германа за руку и бесцеремонно выводя из круга танцующих. – Так надо!

Герман повернулся, ища глазами незнакомца.

Но тот уже был далеко, в противоположном углу зала, и на вытяжку стоял перед министром и его генералами.

Министр неожиданно протянул к его плечу руку и, сохраняя добродушную улыбку на лице, резким жестом сорвал с незнакомца один из его офицерских погон.

Незнакомец смертельно побледнел и чисто автоматически отпрянул назад.

Все до единого «Ангелы» рванулись со своих мест и бросились ему на выручку, на ходу выхватывая из кобуры свое боевое оружие. Офицеры Безопасности и эскорт министра, в свою очередь, поспешили прикрыть вельможу своими телами, выставив в сторону «Ангелов» штатные бластеры.

В зале возникла немая и тревожная сцена.

Все ждали неминуемой и, как всем казалось, трагичной развязки.

Однако министр неожиданно и громко расхохотался и властным жестом отстранил от себя охранников и офицеров Службы безопасности. Оказавшись таким образом лицом к лицу с незнакомцем и его встревоженными не на шутку товарищами.

– Господа, вы меня неправильно поняли! – уверенно и твердо произнес он в адрес «Ангелов». – Я даже в мыслях не держал чем-либо обидеть или, того хуже, унизить вашего командира! Напротив, мне показалось, что капитанские погоны совсем не к лицу майору Леваневскому – самому знаменитому из пилотов эскадрильи «Падших Ангелов». К тому же, это грубейшее нарушение субординации. Каждый офицер просто обязан носить мундир согласно своему воинскому чину и званиям. Разве я не прав?!

«Ангелы» недоверчиво переглянулись друг другом, все еще не выпуская из рук оружия и упрямо продолжая стоять живой стеной между своим командиром и министром.

Незнакомец вскинул вверх руку и что-то приглушенно произнес в их адрес. Только после этого «Ангелы», наконец, успокоились, попрятали свое оружие и расступились перед министром.

– И еще, господа, – вытирая платком пот со своего лица, вновь заговорил министр. – Я понимаю, что в силу своей скромности капитан… извините, майор Леваневский не надел сегодня на свой мундир все им засуженные боевые награды. К тому же их так много, что мне бы пришлось извиняться перед дамами за то, что наш герой вынужден был бы из-за этой груды бесценного металла всем им отказывать и вообще не танцевать.

Министр лукаво покосился в сторону Германа, и в зале раздался облегченный смех.

– Но, я еще не закончил, – жестом призвал всех к тишине министр, загадочно улыбаясь. – Я готов смириться со всем, кроме одного. Кроме того, что национальный герой Земли сегодня обделен вашим вниманием по той простой причине, что…

Министр бережно отстегнул с лацкана своего гражданского костюма высший боевой орден Лиги Наций, сверкавший золотом и бриллиантами, подошел к незнакомцу и прикрепил этот орден на его груди.

– Вот теперь порядок, – удовлетворенно произнес он, протирая ладонью орден теперь уже на груди командира «Ангелов».

– Так вот, – продолжил министр свою восторженную речь, отходя от новоиспеченного майора. – Я вынужден повториться. Я не потерплю, чтобы национальный герой Земли сегодня был обделен вашим вниманием по той простой причине, что… личность его известна очень немногим. Теперь вы все видите, кто он есть на самом деле. Прошу любить и жаловать. Перед вами истинный герой нашего вечера – майор Леваневский собственной персоной.

Все находящиеся в зале бурно зааплодировали, не спуская глаз с командира «Ангелов».

Министр поспешил присоединиться к всеобщему ликованию, протянул майору руку и от всей души поздравил его с внеочередным званием и наградой.

Майор засмущался, горячо ответил на рукопожатие вельможи и почему-то попытался затеряться в толпе. Но министр жестом его остановил и громко пожурил при этом:

– Майор, смею заметить, война кончилась. Вам уже нет смысла прятаться от людских глаз. И я вам этого не позволю. Вы просто обязаны быть всегда на виду. Будем считать, что это приказ!

– Так точно, господин министр, – вытянувшись по стойке «смирно» и отдавая честь, отрапортовал майор. – Будут еще какие-нибудь приказания?

– Будут, конечно, будут, майор! – многозначительно ухмыляясь, подтвердил министр. – Начнем с того, что я приказываю вам немедленно проследовать за мной в мои апартаменты. Нам есть что обсудить.

Майор настороженно сдвинул брови, но ничего не ответил.

– Господа, – обратился напоследок министр ко всем собравшимся в зале. – Приношу свои извинения, но я вынужден вас покинуть. Отдыхайте, веселитесь и не забывайте про наших героев. Да еще. Я вынужден похитить у вас майора Леваневского. Пусть меня дамы за это простят. Служба. Я думаю, вы с ним еще встретитесь. Но не сегодня.

Министр повернулся спиной к гостям и холодно буркнул через плечо своему адъютанту.

– Попрошу никого нас с майором в ближайший час не тревожить. У нас с ним важный и сугубо конфиденциальный разговор. Наедине.

Генералы недоуменно пожали плечами.

Но как только за майором и министром закрылись двери, покорно вернулись на свои места и как ни в чем ни бывало продолжали веселиться.

– Папа, неужели это тот самый капитан? – не удержался от вопроса и набросился на своего отца Герман. – Я ему наговорила столько глупостей… Столько глупостей…. Я же не знала, кто он на самом деле… Он выглядел таким скромным и застенчивым. У меня и в мыслях не было…

– Может быть, это даже и к лучшему, доченька, – начал его успокаивать отец.

– Что к лучшему, что к лучшему, папа. Он наверное на меня обиделся и больше уже никогда не захочет со мной встретиться! – чуть не плача, не унимался Герман. – Я выставила себя в его глазах такой глупой и высокомерной дурочкой…

– Вот именно это и к лучшему, – голос отца приобрел холодные нотки. – Постарайся про него как можно скорее забыть. Это будет лучше для вас обоих.

– Почему, папа? Это жестоко с твоей стороны!

– Пусть жестоко, – согласился отец. – Но он тебе не пара. Знакомство с ним принесет тебе только одни несчастья. Он мне чем-то напоминает одинокого волка в этом безжалостном и безрассудном мире. Такие, как он, долго не выдерживают. Они либо ломаются, либо бессмысленно гибнут, так и не сумев поступиться своими принципами. Забудь про него, дочка, прошу тебя. Он не от мира сего. Точнее он не из этого мира. И поэтому нам его никогда не понять. А принять его таким, какой он есть, нам тоже вряд ли удастся. Он должен навсегда уйти из твоих мыслей. Пока не поздно.

Герман насупился и капризно зафыркал носом.

– А вот и я, – донесся до его ушей до боли знакомый голос.

Это был Виктор. Живой и как всегда жизнерадостный.

– Прямо, как говорится, с корабля на бал! – с жаром в голосе прокомментировал он свое внезапное появление. – Как вы тут живете? А? Веселитесь, наверное, да?! А я целых пять часов протрясся в этом космическом рефрижераторе и теперь ни в жизнь не буду больше пользоваться услугами Гражданского космического флота. Это нечто! Военные звездолеты куда надежнее и комфортнее. А главное, там не бывает надоедливых попутчиков и нескончаемых сериалов по видеофону. Я вот…

– Это Виктор. Мы вместе с ним работали на «Велесе-13», – перебил его Герман, представляя своему отцу.

– Очень приятно познакомиться. Очень приятно. Профессор Благонравов, – протягивая Виктору руку, представился отец. – Мне дочка про вас много рассказывала. И в очень, я бы сказал, восторженных тонах.

– Папа! Зачем? – бесцеремонно перебил отца Герман, смущенно краснея. – Я же просила… Виктор просто мой друг.

– Да, да, конечно, Настенька, – ретировался профессор, переключая все свое внимание на Виктора.

– Что вы намерены делать дальше, молодой человек?

– Прежде всего, пригласить вашу дочку на танец, – быстро нашелся тот, изображая на своем лице наивное простодушие. – Можно?

– Конечно. Конечно, веселитесь, дети, – радостно подтвердил профессор. – Я же совсем забыл. У вас же сегодня праздник. Настенька вас так ждала, так ждала…

Герман уверено взял Виктора за руку и повел его в круг танцующих.

Тот и не думал сопротивляться, блаженно улыбаясь и старательно заглядывая в глаза Германа.

– Мог бы меня сначала об этом спросить, – несколько остудил его пыл Герман, принимаясь за танец.

Виктор виновато хмыкнул и развел руками.

Однако, после их третьего танца, Герман немножко смягчился, и к нему начала возвращаться его былая веселость и беззаботность.

Виктор же был на седьмом небе от счастья.

Еще бы, их отношения не только стремительно восстанавливались, но даже, как ему показалось, переходили на качественно новый уровень.

Очень скоро Герман начал быстро забывать обо всех событиях, которые предшествовали их с Виктором встрече.

И о грандиозном военном параде, чуть не закончившемся трагедией. И о пышном банкете, последовавшим вслед за ним, и после которого его отец постоянно держался за сердце и время от времени глотал лекарства. И о суровых и всегда подтянутых «Ангелах», продолжавших танцевать в зале и вызывавших бурю восхищения со стороны дам и зависть со стороны их кавалеров. И об их странном и застенчивом командире…

А потом был праздничный салют, пурпурно-фиолетовые зарницы, пустынные коридоры Главного Купола, заспанная физиономия Виктора, срочный вызов отца в ЦУП, скоротечные сборы, Марсианский космопорт и пассажирский лайнер, отправляющийся на Землю…

Майор Леваневский позвонил через неделю.

Позвонил в их загородный Дом, коротко представился «Распорядителю «и попросил позвать к видеофону его, Германа…

– Здравствуйте, это я, – сдержанно произнес он с экрана, когда Герман, наспех приведя себя в порядок и быстро умывшись, включил видеофон.

– Вы? – вырвался у него из груди возглас радости и удивления.

– Вы удивлены? Почему? Я же обещал вам позвонить. Разве не так? – в свою очередь растерялся майор, тщетно пытаясь сохранить на своем лице невозмутимую маску.

– Я думала, что вы больше обо мне никогда не вспомните! – искренне сознался Герман и перешел в контратаку. – Почему вы мне тогда ничего не сказали. Совсем ничего. Ну, кто вы есть на самом деле…

– А это было очень важно? – совсем не ожидая от Германа подобной прыти, в свою очередь спросил майор.

– Да, конечно, – неуверенно ответил Герман. – Я бы не наговорила вам столько глупостей. И потом…

– И потом, вы смотрели бы на меня обожаемо-восхищенным взором, во всем поддакивали и называли не иначе как по воинскому званию и громкой фамилии? Я угадал? – голос майора звучал спокойно, хотя и немножко вызывающе.

– Зачем вы так?! – обиделся Герман. – Ваша откровенность ничего бы не изменила. Ровным счетом ничего. Я не из тех девушек, которым кружат голову ордена и офицерские погоны…

– Я знаю. – невозмутимо перебил его майор. – Поэтому и позвонил. Кстати, как у вас дела? Как поживает ваш отец и ваши друзья?

– Нормально, – несколько озадаченный невозмутимостью майора, ответил Герман. – А вы где сейчас находитесь?

– На Земле, – четко, по-военному коротко ответил он и после паузы добавил: – Я сейчас нахожусь в Генеральном Штабе и жду своего назначения. Уже пару-тройку часов, наверное, жду. Все мои друзья со мной. А что?

– Да нет, ничего. Я просто думала, может быть, мы сможем встретиться? – робко предложил Герман, заглядывая майору в глаза.

– Вы знаете, – смутился тот, бросая взгляд на свой хронометр и пребывая в нерешительности. – Это сложно… В общем то…

– А почему бы и нет, – наконец решился он. – Я буду ждать вас в центре города, на лестнице у музея Искусств. Ну скажем, через полчаса. Вы придете?

– Конечно, – с готовностью подтвердил Герман. – Обязательно приду. Только вы больше не исчезайте. Вы…

Лица майора на экране уже не было.

Видеофон мерцал в режиме ожидания и лишь изредка вспыхивал калейдоскопом текстовых сообщений.

Герман поспешил на улицу, с разбегу плюхнулся в отцовский гравикар и изо всех сил надавил пальцами на джойстик скорости.

Гравикар рванулся с места и, стремительно набирая скорость, понесся по направлению к городу.

Через двадцать пять минут Герман уже был в обозначенном майором месте.

Но самого майора еще не было.

Наконец, прямо возле лестницы музея Искусств резко затормозил черный армейский гравикар и из него выскочил лейтенант в форме «Ангелов».

Он торопливо подбежал к Герману, вежливо извинился за опоздание и скороговоркой произнес:

– Госпожа Благонравова, Анастасия Викторовна? У меня для вас сообщение от майора Леваневского. К сожалению, его срочно вызвали к главнокомандующему. Как только он освободится, мы должны немедленно покинуть Землю. Так что извините. Ваша с ним встреча не состоится. Он обязательно с вами свяжется, как только снова окажется на Земле. Он просил Вас быть к нему снисходительной и его простить. Очень просил. А это вам. До свидания.

Лейтенант сунул в руки Германа пухлый пакет, сорвался с места, подбежал к своему гравикару, запрыгнул внутрь и на прощание помахал рукой.

Гравикар резко тронулся с места, свернул на ближайшем перекрестке и бесследно исчез из виду.

Герман развернул пакет и к его ногам упала пурпурная роза, покрытая свежей росой и источавшая сладостное благоухание.

Герман поднял розу, грустно вздохнул и медленно направился к своему гравикару.

После того случая прошло несколько месяцев, а от майора все не было никаких вестей.

Вначале Герман работал в лаборатории отца. А затем, поддавшись уговорам профессора Кольта, с которым они постоянно поддерживали связь, отправился к нему на Лунную базу.

Там-то они случайно и встретились с майором.

Это случилось в космопорте.

Пассажирский лайнер с Германом на борту уверенно шел на посадку, и до лунной тверди оставалось несколько сотен метров.

Командир корабля неожиданно резко поменял курс и ушел на «второй круг». Пассажиры переполошились и прильнули к стеклам иллюминаторов.

Их взорам открылась необычная картина: шестерка черных как смоль звездолетов один за другим вынырнули из мрачного безмолвия звезд и, не снижая скорости, устремились вниз, к земле.

Уже почти касаясь своими носами лунной поверхности, они легко и непринужденно перешли в горизонтальный полет и мягко сели на стартовом поле космопорта.

У Германа пробежал мороз по коже.

В отличие от своих попутчиков он прекрасно знал, что это были за звездолеты. И, уж тем более, нисколько не удивлялся их необычной манере совершать посадку.

Оказавшись в здании космопорта, он первым делом бросился в ее военный сектор и ближайший к нему из ангаров.

Часовые, как и следовало ожидать, немедленно преградили ему путь, но повертев в руках его специальный пропуск «абсолютного» доступа, нехотя расступились.

«Суперфайтеры», все как один стояли в ангаре.

Германа отделяла от них прозрачная стена спецпластика и защитное силовое поле. Преодолеть эту преграду с помощью своего «вездесущего» пропуска, подаренного отцом, он был не в силах.

Спасение пришло к Герману в лице пухлого майора из Технической службы, задумчиво прогуливающегося по коридору космобазы.

– Скажите, это ведь звездолеты «Падших Ангелов», не так ли? – набросился на него с расспросами Герман.

– Они самые, дамочка, – оторопев от неожиданности, ответил офицер. – А вы собственно, кто? И что вы здесь делаете?

– Я встречаю их командира! Я его невеста! – выпалил в ответ Герман первое, что пришло ему в голову, и густо покраснел. – Ведь ими же командует майор Леваневский, ведь так?

– Невеста? – недоверчиво переспросил офицер, разглядывая Германа с ног до головы. – Хотя, между прочим, почему нет? Я бы дорого дал за то, чтобы оказаться на месте этого самого майора Леваневского. Вот только староват я стал для подобных приключений. Да и женат, в общем…

– Вы не ответили! Майор Леваневский прибыл или нет? – не давая офицеру опомниться, не уступал Герман.

– А я-то откуда знаю, дамочка? Я его и в глаза-то никогда не видел, этого вашего майора, – в свою очередь рассердился офицер. – Может, прибыл, а, может, и нет. Только, чего вы его здесь-то ждете? Здесь он уж точно не появится. Вы уж лучше в нашу кают-компанию наведайтесь. «Ангелы» дальше нее никуда не летают. Такая у них специфика службы.

– А где находится ваша кают-компания? – не унимался Герман.

– Прямо по коридору и направо, – офицер небрежно взмахнул рукой в сторону сверкавших за его спиной серебристым светом строений, и жадно закурил сигару.

– Спасибо! – Герман рванулся в указанном направлении.

И, четко следуя указаниям майора, вскоре он уже был на пороге обширной комнаты, уставленной всевозможной игровой техникой, видеофонами, столиками и мягкой мебелью.

– Вот это да, командир, – раздался ему навстречу восхищенный возглас из глубины зала. – И богини иногда спускаются на землю. По-моему, это одна из них. Дай-ка угадаю, кто именно?! Может Афродита… Нет?! Может Венера?

– Дурак. – перебил говорившего другой, раздраженный голос. – Мы же на Луне. Какие тут к черту боги. Здесь только кратеры и вездесущая пыль. А что касается Венеры, то нам до нее еще «пилить» и «пилить»…

Герман уверенно переступил порог и направился прямо на голоса.

Не прошел он и пяти метров, как нос к носу столкнулся с капитаном в форме «Ангела».

– Что вас здесь интересует, леди, – строго поинтересовался тот, удивленно разглядывая Германа. – Вы, наверное, ошиблись коридорами. Здесь уже территория военной базы. Гражданским лицам находится не положено.

– Я к майору Леваневскому, – холодно огрызнулся в его адрес Герман. – Немедленно проведите меня к нему.

– Немедленно? – передразнил Германа капитан и озадаченно усмехнулся. – Ну хорошо… Если немедленно, то… Командир, к вам гражданский гость… Точнее гостья. Вы как, примите или пусть назовет пароль?

– Хватит ерничать, Стась, – перебил его до боли знакомый Герману голос. – Ведите его… или ее… Ну в общем всех, кого вы там обнаружили, ко мне. Я разберусь.

– Пошли. Командир ждет вас! – капитан вежливо подтолкнул Германа в сторону закрытого ширмами столика. – Только я за последствия не отвечаю. Сами как хотите, так и выкручивайтесь. У нашего командира плохое настроение. К тому же, нам скоро на вылет. Вот дозаправимся и снова в путь…

– Это вы? – голос майора дрогнул, и на его лице воцарилось искреннее недоумение. – Здесь? Какими судьбами?

Майор отступил в сторону, отодвигая ширму и пропуская в свою импровизированную командирскую каюту Германа.

– Я узнала ваши штурмовики, господин майор. И решила рискнуть. Вдруг и вы прибыли вместе с ними, – честно признался майору Герман, без приглашения усаживаясь на диван перед его столиком. – Вы не рады нашей встрече?

– Что вы, очень рад, – смутился майор. – Но это все так неожиданно. Вы здесь. Я здесь. И вообще…

Майор нервно посмотрел на свой хронометр и одними губами добавил:

– Нам уже скоро на вылет. А потом, я так виноват перед вами. Ну, за ту нашу несостоявшуюся встречу, – он смущенно покраснел и потупил свои глаза.

– Ну, мы же все-таки встретились. Правда? – первым протянул майору руку примирения Герман.

Тот согласно кивнул и жестом приказал своим товарищам оставить их с Германом вдвоем.

Потом они долго говорили, изредка улыбаясь друг другу.

Герман нес разную чепуху, а майор его преданно слушал и не в силах был даже пошевелиться.

Герману показалось, что их встреча длится уже несколько часов, хотя на самом деле прошло не более получаса.

Наконец майор решительно встал, вновь бросил взгляд на свой хронометр, громко скомандовал всем «Ангелам» готовится к вылету и на прощание, как всегда, пообещал Герману обязательно с ним связаться, когда он снова окажется на Земле.

Затем майор быстро вышел, а Герман так и не решился его окликнуть.

Более того, он совсем забыл про самое главное. Про то, что теперь он, Герман, уже не скоро сам появится на Земле. И звонить ему теперь надо сюда, в Лунный город… Где он, Герман, собирается провести ближайшие полгода.

Но майор так об этом и не узнал…

Потом они еще встречались несколько раз, но это уже были в буквальном смысле минутные встречи.

Они происходили то в Космопортах – на этих шумных и бестолковых перекрестках миров, где все куда-то спешат, куда-то рвутся или откуда-то прилетают. То на Марсианской космобазе, где от майора ни на шаг почему-то не отходили офицеры Службы Безопасности. То уже на Земле, в здании Лиги Наций, где не бывает друзей, а только должностные лица и их помощники.

В конце каждой из этих встреч майор, по привычке, обещал позвонить.

Иногда даже он звонил и назначал время и место их новой встречи. Но как всегда, в самый последний момент, вместо майора на встречу приезжал кто-либо из «Ангелов». С грустным лицом он сообщал Герману о том, что майор в срочном порядке убыл выполнять свое очередное служебное задание.

А через два года майор вообще исчез.

Отец Германа как-то обмолвился о судьбе «Ангелов», что это всерьез и надолго. Комментировать свои слова он наотрез отказался.

Герман не находил себе места от безысходности, хотя и не совсем понимал почему.

Рядом с ним постоянно был Виктор. Отец в нем души не чаял. И дело медленно, но уверенно шло к их свадьбе.

Но, почему-то, Герман никак не мог забыть тех грустных глаз, спокойного, уверенного голоса, несколько вздернутого носика и самоуверенных манер неуловимого командира «Ангелов».

Поэтому, получив приглашение от друга отца, профессора Вильяминова поучаствовать в экспедиции к какому-то там им открытому «транссферу», в своем решении он не сомневался ни минуты.

Тогда ему казалось, что сама Судьба дает ему этот фантастический шанс.

Шанс стать хотя бы чуточку ближе к майору. Заставить его всерьез обратить на себя внимание и, быть может, наконец решится на столь важную для них обоих встречу.

Наверное, так бы оно и случилось, если бы за день до старта «Первопроходца» к «Транссферу» Вильяминова по всем информационным каналам Земли не прошла информация о дерзкой попытке военного мятежа на дальних границах освоенной человечеством Галактики.

Фамилия Леваневского в этих сводках ни разу не упоминалась. Но Герман почему твердо был уверен в том, что все эти события были тесно связаны с майором.

Так оно и было на самом деле.

Тот, настоящий, Герман с готовностью мог это подтвердить.

Но, для «нового» Германа старт «Первопроходца» и первые недели его полета были омрачены горькими думами о том, где сейчас оказался майор, что с ним, жив ли он еще и суждено ли им когда-либо теперь встретиться.

Ведь таких как он, как говорил отец, никогда не прощают.

А жить как все, они не способны сами.

Неужели это финал их такого странного романа? Причем финал с трагичным концом. Когда один улетает, чтобы вернуться героем. А второй, уже будучи героем, остается.

Остается только лишь за тем, чтобы либо погибнуть безвестным, либо быть преданным позору и бесконечным унижениям.

Неужели нет другого окончания у этой истории…

В это даже поверить страшно. Хотя…

– Кажется, все кончилось, – Герман опять чувствовал себя самим собой.

Одним единственным на всю Вселенную Германом Леваневским. Много раз и много кем бывшим, но все еще остающимся командиром «Иуды» и лейтенантом Транспортной Службы Лиги Наций.

– Милый, с тобой все в порядке. У тебя такой вид, как будто ты только что вернулся из жестокого и кровопролитного боя, – нежно обнимая Германа, забеспокоилась девушка.

– Из боя говоришь, – повторил он вслед за НЕЙ в глубокой задумчивости. – Нет дорогая. Это был больше чем бой. Это был самый тяжелый бой в моей жизни. Бой с самим собой. Бой с моими наивными страстями и представлениями о мире. Бой с моим ненасытным самолюбием и тщеславием. Бой с тем, что я всегда считал истиной, не требующей доказательств. И вот теперь, благодаря тебе, я больше так не считаю.

Герман приподнялся на локтях, неуклюже перевернулся на живот и мечтательно уставился в бездонную пустоту окружающего его «идеального» мира.

– Ты даже сама не знаешь, что ты для меня сделала, – с искренней благодарностью и восхищением в голосе продолжал он. – Ты подарила мне целый мир, который я всю свою жизнь умел только презирать и использовать. Ты научила меня быть беспомощным и слабым, таким, какими на самом деле являются многие люди. Люди, которых я всегда старался высокомерно не замечать. Ты показала мне меня самого, но только со стороны. Причем именно таким, каким я, наверное, всегда и был: жестоким, самовлюбленным, циничным и безжалостным к себе и другим. Но…

Герман осекся, чувствуя на своем лице ЕЕ жаркое, прерывистое дыхание и раскаленные до температуры кипения слезы.

– Ты плачешь? – оборачиваясь в ЕЕ сторону, встревожено спросил он. – Почему? Я тебя чем-то разочаровал. Я что-то не должен был говорить? Или, если говорить, то не так?

– Нет, не волнуйся. Это я плачу от счастья? – поспешила ОНА его успокоить. – Ты сказал все правильно. Иначе и быть не могло. Потому-то я тебя и люблю. Но после того, что ты сказал, я тебя люблю, может быть, еще даже больше, чем прежде…

Девушка разрыдалась.

Герман, как мог, пытался её утешить. Но все его усилия оказывались тщетными.

Он приподнялся с невидимой опоры и сел, деликатно прижав голову девушки к своей груди.

Она не сопротивлялась.

Но когда он вновь собрался заговорить, ОНА неожиданно подняла голову и приложила свою маленькую ладошку к его губам.

– Не надо! – чуть слышно произнесла ОНА все еще подрагивающим голосом. – Позволь мне договорить. О нас. И о тебе. Я не успела сказать все, что хотела. Хорошо?

Герман покорно кивнул, обнимая ее лицо руками и преданно заглядывая в ее заплаканные глаза.

– Так вот, – тяжело дыша, продолжала ОНА. – Даже если бы ты ничего не сказал, я все равно продолжала бы тебя любить. Может как-то по-другому. Но любить. Понимаешь?

– Я не умею по-другому, – слегка повышая тон, быстро ответил он. – Я не умею говорить по другому. Я не умею молчать по другому. И, наконец, я не умею любить по-другому. Даже сейчас. Когда я во многом стал другим. Я все равно не могу по другому. Ты меня за это простишь, милая? Пожалуйста…

Девушка не ответила. Все, что ОНА сделала – это был горячий и страстный поцелуй.

В нем было все: бесконечная любовь, вера, преданность, понимание и искренность. Не было в нем только сомнения и страха.

Герман с большим трудом отпустил от себя девушку и неуклюже, слегка покачиваясь из стороны в сторону, встал на ноги.

Девушка поспешила подняться вслед за ним и робко прижалась к его плечу.