Злые дела
там свершились,
когда наступило
печальное утро.
Ведомый Дивьяном небольшой отряд Хельги-ярла добрался до селенья Змеяна лишь к вечеру. Выйдя из леса, ярл остановился, пораженный открывшейся перед ним картиной. Меж лесом и грядой синих холмов, маячивших вдалеке, раскинулась широкая, покрытая редкими кустами долина, залитая лучами заходящего солнца. Яркие лучи слепили глаза, и долина казалась бесконечной. Хорошо были видны раскидистые, отдельно стоящие деревья, сметенные стога, даже шалаши пастухов, правда, ни самих пастухов, ни коров, видно не было, словно исчезли они куда-то в одночасье, пропали, сгинули волею какого-то злобного колдуна.
— Вон там, на холме за рекою, — селище, — показал рукой Дивьян.
Ярл оглянулся:
— Успеем до ночи?
— Нет, — отрок покачал головой, — это только кажется, что близко, на самом деле — идти и идти.
— Тогда ночуем вон у той сосны.
Хельги специально выбрал стоящее в некотором отдалении от леса дерево, окруженное редким кустарником, вполне достаточным, однако, чтобы укрыть спящих; костра решили не разжигать, наскоро перекусив взятыми в дорогу припасами — рыбой и запеченным в глине рябчиком, подстреленным еще вчера кем-то из воинов ярла.
Еще только решив двигаться сюда, Хельги отослал к дружине Лашка — предупредить, чтоб не ждали к ночи, и распорядиться о негласной охране усадьбы Конди. Старший дружинник Невлюд сразу же и направил туда троих воинов, с которыми, услыхав о Ладиславе, напросился и Ярил Зевота.
— Хорошая дева, — улыбнулся он. — Рад буду вновь ее увидеть. Про Любиму расскажу с Речкой… это девчонки, ее знакомые, да ты и сам знаешь.
— Знаю, — кивнул старшой. — Однако Лашка говорил, ярл не велел заходить в усадьбу. Приказал зря не беспокоить, охранять тайно.
— Да я и не собираюсь пока никого беспокоить, — отмахнулся Ярил. — Так, посмотрю издали. Наговорюсь еще, успею.
К сосне натаскали из лесу лапника, разложились в кусточках — вполне мягко, а на комаров никто не обращал внимания. Да и мало их было здесь, на открытом месте.
— Что это? — обойдя сосну, вдруг воскликнул Найден. — Вроде вырезано на коре что-то.
— Где?
Все — Хельги, Дивьян и Никифор — с любопытством подбежали к нему.
— Руна «Т», — задумчиво произнес ярл. — Интересно, что бы это значило?
Дивьян, не говоря ни слова, вытащил нож и принялся рыть землю у корней сосны. Взглянув на него, остальные удивленно переглянулись.
— Вот! — Запустив руки под корни, Дивьян торжествующе вытащил наружу кожаный сверток, развернул осторожно. Звякнув, упали в траву два ножа, несколько серебряных монет-дирхемов и широкое лезвие секиры.
— Схрон! — шепнул Найден. — Не мы, выходит, здесь первые.
— Ну, ясно, не мы, — усмехнулся Никифор. — Кто-то же разграбил усадьбу Змеяна! — Обернувшись, он перешел на язык фьордов: — Ты еще не догадался — кто, ярл?
Жесткая усмешка искривила губы Хельги.
— Боюсь, это наши старые друзья — люди друида Форгайла.
— Я тоже так полагаю, — отозвался монах. — Похоже, нам нигде нет от них покоя.
— Как и им от нас! — засмеялся ярл.
Ночь прошла спокойно. Стояла полная тишь, лишь где-то далеко в лесу гулко куковала кукушка. Утром поднялись рано, едва рассвело, пошли через долину к холмам. Отбрасывая длинные тени, перепрыгивали через ручьи и овраги, обходили стороной колючие кусты, поражаясь стоящей вокруг тишине — не лаяли на селище собаки, не мычали коровы, не доносилось ни звука, казалось, даже птицы не пели.
— Что-то не нравятся мне эти люди! — кивнув на идущих, нахмурился невысокий мужик с пегой кудрявой бородкою и пронзительным взглядом. Еще трое — молодые поджарые парни, вооруженные рогатинами и ножами, — стояли позади него и тоже не спускали глаз с чужаков.
— Может, это люди Змеяна? — предположил один из парней, постарше и посильнее других. — Охотники или рыбаки, а, дядько Твор?
Твор покачал головой:
— Не думаю. Слишком тихо идут. Останавливаются часто, присматриваются, будто бы ищут чего-то. Нет, свои так не ходят, Ильбез!
— Я схожу гляну?
— Давай, — кивнул Твор. — Только быстро.
Ильбез и в самом деле оправдывал свое имя — «Рысь» — передвигался бесшумно, быстро, прячась за деревьями и кустами, осматривался настороженно, словно был готов в любой момент выпустить острые когти. Вот он совсем исчез из виду, и Твор на всякий случай снял с плеча лук. Зашуршала трава — Твор с парнями чуть отошли в сторону, переглянулись. Старшой тихонько свистнул. Тут же послышался ответный свист, и из травы показался Ильбез.
— Точно, не Змеяновы люди, — вполголоса доложил он. — И вообще не наши — одеты чудно, похоже — варяги.
— Варяги? — переспросил Твор. — Что им делать у Змеяна? Здешние места слишком уж далеки от обычных торговых путей.
— Так, может, у самого Змеяна про них и спросим? — предложил самый молодой. Твор усмехнулся:
— Лучше чуть погодим. Друзья Змеяна еще не обязательно друзья Келагаста. Кильмуйский староста — себе на уме, предупреждал о том Келагаст, да вы и сами слышали. Выходит, Змеян водит дружбу с варягами? Проверить бы… Что-то не видно вокруг косарей, да и рыбаков на реке.
— Может, за рощицей они? — Ильбез кивнул на ольховые заросли и вопросительно взглянул на старшого.
— Охолони, — строго приказал тот. — Обождем чуть. Как покажутся чужаки у мосточка, тогда и сбегаешь к рощице. Знакомые у тебя здесь есть ли?
— Да есть, как не быть.
— Вот и поговори, коли встретишь. Про нас не рассказывай, про варягов — вызнай. Так, за беседой. Зачем пришли, откуда, да часто ли заходят? А там и решим — заходить в гости к Змеяну аль домой топать.
— Сполню, дядько Твор.
Все четверо улеглись на склоне холма, за кустами, внимательно наблюдая за извивавшейся внизу тропинкой, ведущей к мосткам через неширокую, громко журчащую по камням речку с коричневой торфяной водицей. Долго ждать не пришлось — едва устроились, как показались из-за ольховых зарослей чужаки.
— Да, видно, и вправду варяги, — тихо протянул Твор, рассматривая высокого молодого мужчину в темно-голубом богатом плаще. — Ну, можешь идти, Ильбез!
Ильбез проворно спустился с горушки. Он вернулся быстро — выскочил из травы, словно ошпаренный крутым кипятком:
— Они все убиты!
— Кто?
— Косари, пастушата, бабы с ведрами, — одними губами перечислил Ильбез. — В основном — стрелами, но некоторые и мечом порублены.
— Вот как, значит? — Твор немного подумал. — Ин ладно, возвращаемся по-тихому. Келагасту расскажем, что видели.
— Так, а может, в селище зайти?
— К варягам в гости? — Твор усмехнулся. — Нечего нам там делать, все ясно и так. А к покосу свернем, посмотрим — все одно по пути.
Он махнул рукой, и люди наволоцкого старосты Келагаста бесшумно спустились с холма.
Войдя в распахнутые ворота селища, Хельги чуть было не схватился за меч — прямо на него упал прислоненный к воротной створке труп сторожа, пронзенный длинной черной стрелой с перьями ворона. Чуть слышно выругавшись, ярл отодвинул мертвое тело в сторону и направился к избам, вокруг которых во множестве валялись убитые. Змеились в пыли вывалившиеся из вспоротых животов сизые кишки, над черными лужами уже успевшей подсохнуть крови вились зеленые мухи. На длинном шесте, прибитом к недостроенной избе, покачивалась отрубленная голова с длинной седой бородою.
— Это Змеян, староста, — опасливо покосился на голову Дивьян.
— Да, похоже, никого в живых не осталось. — Найден внимательно осматривал убитых.
— Смотри, ярл — кровавый орел! — закричал вдруг Никифор, переворачивая сапогом обнаженный труп молодой женщины. — И там тоже. — Он кивнул на заваленный мертвыми телами двор. — И там.
— Развлекались, как могли, — вздохнув, заключил Хельги. — И напали с разных сторон. Часть отряда расправилась с косарями и теми, кто был в долине, а в это время другой отряд внезапно нагрянул с севера. Интересно только, как они так точно сговорились.
— Гонец.
— Нет, слишком долго бежать…
— Значит, зеркало, вернее, маленький, начищенный до блеска щит, — взглянув на солнце, предположил Никифор. — Я видел, как используют их в городе Константина.
Хельги с уважением взглянул на него — все ж таки, выходит, не зря взял с собою.
— Поди-ка сюда, князь! — высунулся из дальнего сарая Найден.
Хельги и последовавший за ним монах вошли в темное невысокое помещение. Амбар. Крепкий и достаточно просторный для хранения всяких припасов. Хотя — нет, все ж таки не амбар, а овин — вон под ногами сложенный из камней очаг для сушки злаков и намокшего сена.
— Там, в углу, — тиун показал рукой.
Ярл подошел ближе. Два голых отрока с круглыми от ужаса глазами и перерезанными шеями. Руки их были связаны.
— Думаю, кто-то сначала использовал их как женщин, а уж потом убил, — шепотом высказал мысль Никифор.
Хельги обернулся к монаху:
— Когда-то так поступал Лейв Копытная Лужа. Но он давно сгинул в болотах.
— Сгинул? — Никифор усмехнулся. — На все воля Божья. Меня очень беспокоит вопрос — почему убийцы не замели следы? Ведь, казалось бы, поджечь — чего уж легче? Дни стоят сухие — вспыхнуло бы враз, и ничего бы мы тут не увидели. Так нет, как нарочно, оставили все как есть — глядите, мол, какие мы!
— Именно для этого и не подожгли, — кивнул головой ярл. — Как не сожгли зимою и усадьбу старика Конди, и несколько погостов на Капше-реке.
— Кажется, я понял тебя, ярл. — Монах нахмурился. — Кто-то хочет настроить местных против тебя и твоего правления!
— Хочет? — неожиданно горько расхохотался Хельги. — Не просто хочет, а очень сильно хочет! Прямо из кожи вон лезет. Не случится ли вскоре какой-нибудь праздник, общий для всей местной веси? Ну, когда ходят друг к другу в гости целыми селениями, водят хороводы, присматривают невест.
— Вообще, к осени у многих народов бывают такие игрища, — кивнул Никифор. — Но чего гадать? Давайте спросим у нашего парня. Дивьян — так ведь его зовут?
— Да, Дивьян, — отозвался ярл, вышел на улицу, подозвал отрока.
— Праздник? — поначалу не понял тот. Потом сориентировался, улыбнулся даже. — Да, будет такой скоро. Дожинки — окончание жатвы. Большой праздник, людный. Помнится, мы почти всем родом хаживали на лодках к Келагасту, и сюда, к кильмуйским… потом и они к нам приходили.
— И я такой праздник помню, — улыбнулся Найден. — Правда, наш род близ Ильмень-озера жил, но тоже жнивье праздновали. Оспожники — так называли праздник. Песни пели: «Жнивка, жнивка! Отдай мою силку на пест, на колотило, да на молотило, да на криво веретено!» — Напев, тиун вдруг смущенно опустил глаза.
— Раз праздник, следует и сюда ждать посланцев, — промолвил Никифор. — Если уже не приходили.
— Нет, не приходили, — мотнул головой Дивьян. — Коли б были уже — так погребли бы мертвых. Вот и нам бы… — отрок вздохнул.
— Да тут непочатый край — тризну готовить! — невесело усмехнулся монах. — Однако парень прав, без погребения мертвых оставлять нельзя… хоть они и язычники, а все ж люди.
— Последнее дело — оставить без погребения мертвецов, — согласился Найден. — Говорят, они потом мстят.
— Конечно, мстят, — хмуро кивнул Хельги. — Думаю, мы вполне сможем стащить убитых в какую-нибудь одну избу, пока они окончательно не разложились. А к тому идет. — Он понюхал пахнувший сладковатым тленом воздух и поморщился, как никогда бы не поступил истинный викинг, для которого запах смерти — лучше всяческих благовоний. И дальше ярл поступил так, как никогда бы не поступил ярл, тем более — законный правитель Альдегьюборга. Вместе со всеми он стал таскать трупы. Даже не помыслил о том, чтоб стоять в стороне и распоряжаться, и не слышал в ушах холодного барабанного боя, просто поступил так, как поступил бы… Тот, кто являлся к нему под этот бой.
Поначалу все с удивлением смотрели на закатавшего рукава туники ярла, потом привыкли. Споро таская трупы, отмахивались от мух, даже шутили. К вечеру изба была забита полностью. Дивьян треснул огнивом, поджег пучок соломы, а от него — сделанный из смолистой головни факел. С поклоном протянул его ярлу:
— Зажги, князь!
Приняв горящую головню, Хельги аккуратно, со всех четырех сторон, поджег крытую сухой дранкой крышу, обернулся:
— Молитесь своим богам!
Изба вспыхнула в один миг, занялась оранжевым пламенем, и густой черный дым повалил в сиреневое вечернее небо.
— Requiem aeternam dona eim, — зашептал Никифор.
— О, Мокошь, подземная хранительница, о Велес…
— Один, многомудрый повелитель…
— Светлые духи леса…
— Сварожич, Род и Рожаницы…
— Хель, богиня загробного мира, Фрей и Фрейя…
— Койвист — березовый бог…
— Покой вечный дай им!