Лабиринт кривых отражений

Глава 22

Любому магу в немагическом мире, особенно если он умен и не собирается размениваться на пустяки, устроиться легче легкого. Светлому магу, обличенному высшей целью, причем не одному, а в компании побратимов — особенно. Так полагали имперцы раньше, когда только открыли для себя чудный новый мир. Так считали они и теперь, скрепя сердца, поскольку надежды их все больше не оправдывались.

Искать пути перенесения технологий из одного мира в другой имперцы начали с самого первого дня, как только сумели воспользоваться помаленьку оживающими артефактами. И тогда же поняли, что не все так просто, как казалось. Затащить через портал автомобиль вполне выходило, но тот становился необычной формы каретой и только: даже полностью заправленный и в безупречном техническом состоянии сдвинуть его с места выходило лишь с помощью тягловой силы, но никак не двигателя внутреннего сгорания. Должно быть, потому, что в магическом мире еще никому не пришло на ум создать даже самый примитивный аналог такого двигателя? Или имперцы чего-то не понимали? Может, магия, которой, как казалось, в новом мире нет, преобразовывалась именно в возможность технического прогресса?.. Амулеты тоже сбоили. Причем те, какие сработали раз, могли отказаться функционировать в дальнейшем.

Магия света, «рядящаяся в темные одежды» — на вооружении имелась и такая, именно с ее помощью в свое время удалось обвинить темных Империи в многочисленных преступлениях и сначала объявить негражданами, а затем поставить вне закона — действовала лишь на самом примитивном уровне. Только и вышло раскачать кладбища вблизи портала да сформировать бестию, распадающуюся в ничто после первого же убийства или соприкосновения с жидкостью. Призраками, вынутыми из исторического пласта нового мира, светлейший патриарх, он же ныне святейший империус, также остался недоволен: призраки в железных панцирях пусть и казались неуязвимыми, не сумели одолеть горстку не самых сильных некромантов и людей. А вот ценность взрывчатки он поначалу не оценил, оттого придурки-подчиненные, ошалевшие от открывшихся перспектив, оплошали. Влезли в оплот местных стражей, запудрив охранникам и всем встречным головы, а умыкнули всего лишь три по-настоящему мощных бомбы и пару свето-звуковых шутих. Даже удлиненных пистолетов не коснулись! Один кретин так и вовсе отстрелил себе голову. На следующий день «о краже из полицейского участка» писали все лихописцы, но империус плевать хотел на предположения местных и заверения служителей правопорядка. Он злился!

Одну взрывчатку они испытали сразу же. В леске, находящемся достаточно далеко и от города, и от обворованных стражей. И все равно уже через четверть часа над местом взрыва вертелась воздушная машина, а по проселочным дорогам прибыли четыре автомобиля. Местные боялись терактов, и империус непременно устроил бы несколько, чтобы явить аборигенам величие своего милостивого божества, да стоящей взрывчатки было мало. Влезть же за ней снова не получилось: то ли артефакт отказался работать, то ли настороженность стражей увеличилась и тем препятствовала внушению.

Однако то, что могло стать каплей в море для мира нового, сумело пригодиться в мире родном, затемненном злом. Ранее империус непременно устроил бы теракт в столице вероломного Королевства и убил проклятого короля — покровителя некромантов. Но на кой ему тот старый, оскверненный тьмой и злом мир, когда всемогущий господь-бог привел их в другой? Архиважно было устранить тех, кто мог помешать, а не какого-то темного королька, будь он хоть самим темным властелином. Именно потому выбор империуса пал на старого некроманта — того, кого очарованный тьмой наследник мог считать близким. Аккурат вовремя удалось связаться со шпионом — бесполезной, но алчной до власти шавкой, каким-то неведомым образом сумевшим втереться к некроманту в доверие. Перед шавкой держать слово — себя не уважать. Потому, обещая Сестрию всяческие блага, империус не особенно задумывался, чего говорит. Смысл? Все равно ведь тот подохнет, если не от руки темного мага, то от величественной светлой длани. Сестрий не подвел: отправил некромантов именно туда, куда и следовало.

Мало кто решился бы выступить против слаженного и сработанного не одним десятилетием триумвирата. Некроманты почуяли бы самый слабый отголосок что светлой магии, что темной, но! Насколько сильны технологии иного мира, они не догадывались. «Предупрежден — вооружен», — так говорили в новом мире. Но некому оказалось предупреждать темных. Лишь некромантка что-то прозрела, пусть дар предвидения и касался только людей, обделенных даром. Она успела поставить щит и оттолкнула проклятого некроманта Лео так далеко, насколько хватило ее сил. Взрывчатку заложили всю: у главного и черного хода. И погибли все равно все. Как было и должно!

…Женька возникла в раскуроченном особняке уже после и взрыва, и возгорания, и пожара, и тушения пламени с расстояния погорелой командой — так здесь называли пожарных. Контраст был разительный. После раннего светлого утра, очутившись в темноте, она запаниковала: испугалась, что ослепла. Да и было, с чего паниковать: последним ею запомненным оказалось несущееся к ней чудище явно не-живого происхождения. Некро-тварь. И Кай был слишком далеко, чтобы помочь.

Вскоре глаза привыкли к темноте и явили ей картину полнейшего разгрома. Нос и раньше улавливал запах гари, но гари залитой водой, неопасной, потому до поры Женька его игнорировала. Однако теперь делать это не выходило. Наверное, приди сюда она как журналист, первым делом предположила бы взрыв бытового газа. Вот только газ, по ее представлениям, мог рвануть в какой-нибудь хрущовке или панельке, или на даче взлетел бы на воздух неудачно прикрепленный баллон. А в особняках с потолками под пять метров, просторных и богатых даже после разгула огненной и водной стихий, баллоны, как правило, не взрываются. Скорее, теракты устраивают.

И чего Женьке точно не хотелось — это осматривать помещение на предмет пострадавших.

Не хотелось! Потому она встала и, осторожно ступая, чтобы ни в коем случае не повредить ноги, начала обход немалого зала.

«Страх — нормальное состояние живого человека и один из механизмов, способствующих выживанию, — утверждал Пал Палыч, ее наставник по журналистике и редактор криминальной хроники в газете, в которой Женька работала. — Однако, когда непосредственная опасность не грозит, страхи следует перебарывать, иначе они очень скоро становятся комплексами, изживать которые в разы сложнее».

Женька с Пал Палычем соглашалась, а потому и советам следовала.

«Фрагментов тел боишься? — раззадоривала она саму себя. — Ты дура что ли анорексичная с накаченными губами и веганством на всю голову?» — именно этот образ подходил в случаях, когда стоило дать себе мысленного пинка. Кроме этого — самого действенного — образа в голове Женьки сидели отбитые идиотки яжматери и зацикленные на замужестве на миллионерах серые мыши, только они казались бледноваты в данной ситуации.

Женька поняла, что находится не в своем мире, почти сразу. Здесь… даже воздух был другим. С гарью, но без привычных бензиновых примесей, которые современный человек двадцать первого века обычно не замечает. Иначе ощущалось само пространство. И… обстановка. Сходу и не скажешь, к какой эпохе ее отнести. Женьку окружало точно не убогое средневековье, но и не начало двадцатого века, как почти решила она по рассказам Кая.

«Кай не врал, он действительно переместился», — не то, чтобы она все еще сомневалась, но как же приятно было получить неопровержимые доказательства!

А потом она увидела балку, рухнувшую с потолка (в нем образовался немалый провал), и тело, этой балкой прибитое… убитое, почти непострадавшее. Наверное, если бы не толстый древесный конец, пробивший мужчине висок, тот получил бы контузию, может, лишился слуха, но шанс выжить у него имелся бы…

— Нет, милая барышня. Никаких шансов, хотя моя коллега и давний друг решила иначе.

Женька вздрогнула: голос, красивый и мужественный, молодой, пусть и принадлежал человеку в летах, она слышала не ушами, а сразу внутри черепной коробки.

— Не пугайтесь, — сказал он. — Я не читаю мыслей, если они не направлены на меня.

Краем глаза Женька уловила движение, и обернулась.

Мужчина стоял на почтительном расстоянии и приближаться не собирался. Вероятно, действительно не желал пугать. Чуть помолодевший, но не имелось сомнений: именно его мертвое тело валяется на полу.

«Ты совсем дура-идиотка? Связалась с некромантом же, и что? Теперь от призрака с воплем убежишь?» — снова заругала себя Женька, поскольку ладони вдруг резко повлажнели, а ноги стали ватными.

А потом произошло и вовсе необъяснимое! Расстояние схлопнулось. При этом призрак остался там, где стоял, это Женька мгновенно оказалась возле него.

— Оп! — если бы он не подхватил ее неожиданно крепко, попирая все домыслы о бесплотности призраков, Женька непременно упала. — Не столь я и бессилен, но приходите уже в себя, барышня, хватит меня ненадолго.

Женька послушалась. Правда почти сразу села на корточки, обняв себя за колени.

— Как вы меня переместили?

— Я?! — голос мужчины прозвучал удивленно. — Нет-нет, я не сумел бы. Я так понимаю, вы… Женя?

Она кивнула, запретив себе удивляться. Насмотрелась, как Кай поначалу зависал то над электрическим чайником с подсветкой, то глядя из окна на проносящиеся по шоссе автомобили. У нее точно нет на это времени, потому что…

— Мы так и не сумели повидаться, — проговорил призрак печально, — но в записке, начертанной особым, лишь нам с ним знакомым письмом, Кай предупреждал, что в случае опасности отправит вас ко мне. Жаль… со мной случилась эдакая неприятность.

Женька хотела спросить, однако голос отказал, звуки все никак не покидали рта.

— Мысленно, — подбодрил мужчина, — я ведь говорю с вами именно так. А с голосом… нервное — пройдет.

— Кай! — наконец, выдала Женька. — Он…

— Жив, в том могу вас уверить.

В голове промелькнула паническая мысль, которую Женька не сумела вовремя поймать и изничтожить.

— Ну что вы. Некроманты лгут только в самых крайних случаях, а духи или призраки — всяк зовет, как больше нравится — не умеют врать вовсе. Этому противится наша суть, — и он невесело усмехнулся. — черная, отвратительная…

— Перестаньте! Я лучшего человека, чем Кай, в жизни не встречала, — заявила Женька раньше, чем осознала, что даже слегка не приукрасила сказанное. Да хотя бы потому, что кинуться спасать невесть кого не всякий решится. — И раз уж он переправил меня к вам… — она запнулась. — Вы… Лео. Его приемный отец.

Мужчина кивнул, только придрался к формулировке:

— Воспитанник действительно зовет меня отцом за глаза?

— Зовет, — подтвердила Женька. — Мне выдумывать ни к чему.

Она тотчас подумала, что у нее как раз подлизаться к старшему некроманту резонов море. Хотя бы настроить его благожелательно к себе. В конце концов, он — единственный человек… сущность, близкая ей в этом чужом мире. И ведь… он тоже может заподозрить…

— Не думайте глупостей, Женя, — попросил он. — У моего сына умение чувствовать людей, и раз он выбрал вас и сделал все, чтобы вы были в безопасности… и не просто так, а в последнюю минуту…

— В последнюю?! — переспросила Женька.

Лео вновь обнял ее за плечи и каким-то образом сымитировал речь, коснулся виска теплым ветерком, будто прошептал на ухо:

— Он жив, Женя. Жив. Но находится без чувств с тех пор, как вы появились здесь. Отправляя сюда, Кай принял вас как самое важное, что у него есть. Наверное, мог бы и сам переместиться, но вы показались нужнее. А потому его сила, эта странная магия перемещений, теперь обретается с вами. Управляться с ней вы пока не можете, вот и скачете через пространство спонтанно в мгновения особенно сильного душевного потрясения. И… я не знаю, останется ли при вас эта магия, когда Кай очнется, я о ней вообще ничего сказать не могу.

***

Сколько они так просидели, обнявшись, Женька не знала. Кажется, успела заснуть. Она очень старалась рассуждать здраво и сохранять спокойствие, но ее организм пришел в полный ужас от чужого мира, случившегося и происходящего. У нее дрожали руки, кружилась голова, и как с этим быть, не имелось никакого понимания. Словно Женька раздвоилась на напуганную, но все же адекватную девчонку и конченую истеричку, сошедшую с экрана зомбоящика из какого-нибудь американского или даже латиноамериканского сериала. Почему-то люди той части суши полагали, что чем сильнее переигрывают с накалом эмоций, тем выглядят искреннее. Ну да, как же. Мать, стенающая над разбитой коленкой дочери так, словно ту «КАМАЗ» переехал, выглядит смешно и убого, а вовсе не заботливой. И тем не менее, Женька прижималась к Лео, почти верила в то, что он жив и ни разу не глянула больше на его тело.

Через некоторое время она наконец открыла глаза, и почувствовала себя неожиданно отдохнувшей. Страх исчез, осталась решимость действовать, причем жестко, без оглядки на слюнявые нормы морали двадцать первого века и даже Уголовный Кодекс. Потому что первые она всегда презирала, пусть и не видела смысла нарушать, а второй здесь точно не имел юридической силы. Дрянь, убившую Лео, Женька готовилась изничтожать всем, что под руку подвернется; мразей, захвативших Кая и решивших прибрать к рукам ее пусть и неидеальный мир — тем более.

— Мне нравится ваш настрой, — молвил Лео, отпуская ее.

— Хорошо, что вы чувствуете, — произнесла Женька, и на этот раз голос даже не дрогнул, — словами я бы сейчас не сформулировала.

Лео махнул рукой.

— В ипостаси призрака есть свои плюсы, и наши враги о них не просто не знают, а знать боятся. Они в принципе стараются не думать о другой стороне жизни. Слишком уж тяготит их мысль о том, что за любое свое решение и поступок придется нести ответственность, да не перед милостивым божеством, а перед собой, что намного страшнее. Выдуманный бог простит, а вот совесть — умучит, — и он провел рукой по щеке Женьки теплым отеческим прикосновением. — Мне нужно свершить кое-что, если не хотите, не смотрите.

— Я могу помочь? — по-хорошему, не стоило предлагать, но Женька потому и предложила: терпеть не могла воспитанную хорошую девочку, которую пытались вырастить из нее родители. Хорошие девочки не лазают по деревьям. Потому Женька в свое время облазила все зеленые насаждения в округе. Хорошие девочки не играют с мальчишками в колдунчики на крышах гаражей. Женька играла. И в ножички — тоже, пусть это и довело бы мать до истерики. И машину она умела водить именно потому, что отец полагал это неженским делом. И в журналистику пошла да не куда-то в розово-сахарный журнальчик, а к Пал Палычу в криминальную рубрику.

— Мне нужно избавиться от тела, — сказал Лео так просто, словно о приготовлении чашечки чая.

— Хорошо. И какие мои действия? — спросила Женька. — Зажигалки у меня нет, но могу собрать что-нибудь, еще не сгоревшее. Про закопать не упоминаю, Кай говорил, как вы относитесь к погребению.

— А вы?

То, что это не праздный интерес, Женька поняла мгновенно.

— Я с вами солидарна. Мы с Каем, как оказалось, в одном векторе мыслим, потому не тревожьтесь, горланить молитвы, бухаться на колени и просить неясно кого ниспослать чего-то там — это не ко мне. Все, что в моих силах, я сделаю. Может, даже чуть-чуть больше, только ничего не скрывайте и говорите прямо у нас… как бы так сказать, миры похожи, да с терминологией казусы.

— Все гораздо проще, — Лео ее ответ удовлетворил, это тоже удалось ощутить. — Подождите.

Он отступил от Женьки, затем повернулся и медленно пошел к собственному телу. Женька стояла, падать в обморок и впадать в истерику больше не собиралась, но чувствовала себя странно. Когнитивный диссонанс — а как еще назвать? Да чего ни придумай — воплощенное безумие. Лео-призрак воспринимался абсолютно живым, теплым и плотным, когда как его тело — мертвым. При этом в голове Женьки сидели заученные еще в школе постулаты о материальности мира и лженаучности всякого рода мистики. То есть, чего-то вроде и есть, но классической науке это до фонаря, она всякими глупостями не занимается. Шарлатаны, наоборот, готовы вызвать дух хоть Иосифа Виссарионовича, только этим еще в детстве старшее поколение перезанималось в пионерских лагерях да на чердаках подмосковных дач. И тут… не-живые твари, самый настоящий некромант, другой мир, живой призрак…

Лео дошел наконец до своего тела, чуть склонил к плечу голову, сказал с теплой грустью:

— А я полагал себя моложе. Хорошо, что не превратился в старую развалину — вот был бы анекдот.

Сел на корточки и вытянул руку; ладонь он остановил над так называемым солнечным сплетением.

Вначале Женьке показалось, будто ей снова поплохело. Ведь неоткуда было взяться рою синих и серебряных искорок, закружившихся над телом. Но уж когда к нему присоединился свет, в котором и начало растворяться тело, она поняла, что снова подошла к чужому миру с позиций своего.

— Отказываюсь, — произнес Лео очень четко. Не громко, но Женьке показалось, будто завибрировало от его мысленного голоса все здание. — Не до перехода мне.

Женька поняла, что снова дышит нормально, не сдерживая дыхания, только когда тело окончательно исчезло, а некромант вернулся к ней и подал руку выверенным, но очень естественным жестом.

— Теперь мы можем идти, куда угодно, я более не привязан ни к месту смерти, ни к чему-то еще, — и чуть помолчав, добавил: — Если вас это не ужасает, я привязан к вам, но лишь по той причине, что Кай очень просил приглядывать. Могу скрыться, если такое партнерство вас смущает или неприемлемо.

Чем-то его манера говорить напоминала Женьке любимую книгу. Много раз перечитанную, выдержки из которой она помнила наизусть: «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат». Воланд мог бы говорить с интонациями Лео. Ему хотелось отвечать в том же стиле, однако Женька все-таки не являлась героиней бессмертного произведения.

— Я буду рада вашей компании, Лео, — сказала она без лишних витиеватостей. — И я не собираюсь сидеть, сложа руки. Мне кажется, вы знаете, кто устроил это, — она обвела зал рукой.

С упавшей балки исчезла кровь, но смотреть на нее все равно было неприятно.

— Знаю, — согласился Лео. — И полагаю, пусть вы не умеете управлять магией перемещений, она способна сыграть на нашей стороне. Идемте.