Лабиринт кривых отражений

Глава 19

— Нет, ты погляди, а… обдолбыш…

Кай пришел в себя вовремя: аккурат чтобы заметить кулак, целящий ему в переносье, и успеть поднырнуть под него одновременно ударив атаковавшего в солнечное сплетение. Согнувшийся в поясе мужчина средних лет в не первой свежести толстовке и штанах производил отталкивающее впечатление. Воняло от него неприятно: крепкой выпивкой с примесью зубной гнилости. К тому же он был не один.

— Ты что делаешь, нарк?.. — с таким восклицанием подскочил к Каю следующий противник. Выглядел он покрепче и одет был солиднее, в руке сжимал палку. Чуть в отдалении стояли еще трое, вооруженные чем-то вроде покрытых лаком дубинок.

— Достали наркоманы! Ни одного во дворе нашем не потерпим!

Тем не менее, нападать на Кая они не спешили. Пока. Что давало шанс окончить дело миром. Или хотя бы попытаться. Швыряться проклятиями Кай не стремился. Одно слабое заклинание он мог себе позволить, но затеянный магический бой точно привлечет внимание имперцев и оставит сильный темный след. Убивать — а при таком численном перевесе противников это самое эффективное — не желал тоже. Но и позволять себя избить не собирался.

Позади послышался шелест отъезжающего такси. Кошки умолкли, как по команде, и тишина, обрушившаяся на уши, показалась ошеломляющей. Пусть и не было на самом деле никакой тишины: по шоссе шумно перемещались самоходные экипажи, шелестела листва и трава, ветер гнал по дороге пустую коробку из-под дымящих палок.

— Погодь, Юрец, — отдышался первый мужчина, вероятно, в этой компании он являлся главарем. — Сдается мне, не нарик. Реакция больно неплоха.

— А были сомнения? — поинтересовался Кай, которому слова обдолбыш, нарк и наркоман ничего не говорили. Он уловил лишь то, что его приняли за кого-то сильно неприятного.

— Да, йоклель-моксель, — сказал один из тех, кто стоял в отдалении: бородатый крепыш с коротким ежиком волос на голове. — Сидел, глядел внутрь себя, раскачивался.

— Слыш, может ты шизик? — непонятно для Кая спросил-предположил второй: похожий на бородатого, как мог бы походить близкий родственник, только не темной, а ярко-рыжей масти.

— Может, я пойду? — предложил Кай.

— А ты что? Жид? — снова непонятно предположил первый бородач. — Вопросом на вопрос отвечаешь.

— Да не, не похож, — засомневался главарь и смачно рыгнул.

Кай поморщился.

— Ты, паря, не наш, и уже этим все сказано, — произнес главарь, окончательно оправившись от удара. — Все равно нарик ты или жиденыш. Нам по барабану. Ты можешь даже не быть ни одним, ни другим. Не туда ты забрел, вот что.

«Пожалуй, разогнать их все же придется, — подумал Кай. — Это не составит труда. Светлые уехали, а те, кто мог остаться в каком-нибудь из жилищ, вряд ли почувствуют темную силу. Само собой, останется след, но не так уж это и страшно. Ко мне не приведет, разве лишь светлые станут осторожнее. Однако они и так, должно быть, догадались, что не единственные маги в этом мире».

Впрочем, ничего предпринять Кай так и не успел.

— Да завяжись ты узлом, Болт! — со стороны шоссе к ним спешил Женькин знакомый, с которым Кай успел познакомиться при не самых радушных обстоятельствах. — Снова за старое?!

Алексей-Леха-Леший — как к нему обращаться и стоило ли вообще было тем еще вопросом. К тому же тот не был чувствителен к магии. Совсем.

— Леший… — прошипел главарь, прозванный Болтом. — Тебе-то чего надо в нашем дворе?

— А то и надо! — Алексей подбоченился и показался крепче, основательнее и сильнее, чем являлся на самом деле.

Кай пока решил ничем себя не выдавать.

— Ты, Болт, снова перебрал и девяностые вспомнил? Захотел опять двор на двор и район на район потягаться? Я свистну своих — не вопрос! — Алексей и не думал осторожничать перед численным преимуществом недругов (а в том, что они не старые приятели, даже Каю стало ясно).

Болт с компанией чуть присмирели после такого предложения. Видно, не улыбалось им одержать победу в битве, а затем потерпеть полный разгром в развязанной войне.

— Да задрали нарики! — не выдержал кто-то из бородатых (Кай в их сторону не смотрел, а голоса у этих двоих были похожи).

Алексей медленно кивнул и произнес:

— Согласен. Не нужно этой погани: ни нам, ни вам. Но этот конкретный, — он указал на Кая, — не нарк. Ни по каким признакам не оный. Ну и чем вам не угодил?

— Жид: вопросом на вопрос отвечает!

— Погоди, Бляха, — осадил главарь и прищурился. — А ты чего за него впрягся-то, Леший? Он из твоих што ль?

— Из моего дома. И этого достаточно, — сказал Алексей и хрустнул костяшками пальцев.

— Ну и забирай его на хер, — принял главарь окончательное решение.

— На хер — не надо, — буркнул Алексей и, отвернувшись, направился обратно к шоссе.

Следовало идти за ним, и Кай пошел, в памяти перебирая возможные причины подобного поведения того, кто, вообще-то, совсем недавно собирался то ли припугнуть, то ли вовсе побить. Нелогично. По идее, Алексей не должен был вмешиваться.

— Ты во мне сейчас дырку прожжешь, — Алексей смирил шаг, подождал, когда Кай его догонит и пойдет рядом.

— Вряд ли, — ответил тот. — Не умею.

Алексей крякнул.

— А чего умеешь?

Отвечать Кай не стал.

— Мне пацаны прожужжали все уши, — сказал Алексей. — Один помешался на сериалах про седого мужика-борца с нечистью, другой про сатанистов байки травит.

— А сам, чего думаешь? — поинтересовался Кай.

— А я не думаю, я знаю кто, если с тобой чего случится, будет виноват. И Женьке я не объясню, что тя не трогал, а просто мимо шел. Она просто слушать не станет — вот в чем Смысель — так моего пса зовут — порылся.

***

Карта была старой и выцветшей, некоторые названия не выходило разобрать. Женька не скрывала своего неудовольствия, смотря на нее. Девице — по ее же собственным словам человеку компьютерному — гораздо проще было посмотреть такую же карту на экране, однако Кай воспринимать информацию в электронном виде не мог. Вот они и разделились. Женька сидела за компьютером, Кай — на полу, куда расстелил и карту: достаточно большого размера стол был только на кухне, но, расположись он там, беседовать стало бы неудобно.

— Полагаю, на Ваганьковское можно уже не ехать, — Женька подавила зевок. — И вообще Москву и проблему ее захоронений, полагаю, можно вычеркнуть. Все страсти-мордасти касаются нашего населенного пункта и местных же кладбищ.

За прошедшие три дня они объехали и прошли, вероятно половину королевства. А на самом деле посещали всего лишь один крупный — по мнению Кая попросту громадный, чтобы не сказать монструозный — город с на удивление приятным и уютным местечковым названием Москва. Невероятное количество высоченных зданий, огней и людей. Ничего подобного Кай в жизни не видел и, тем более, не мог ожидать. Однако главным являлось вовсе не это, ни один из посещенных ими погостов не требовал вмешательства некроманта. Имелись слегка неспокойные. На одном из мест памяти, стояла статуя мужчины с гитарой, Кай услышал музыку там и даже слова. На другом заприметил парочку неугомонных духов, тотчас почуявших его и поспешивших скрыться из виду. Но ни что не говорило даже о возможности прорыва в отдаленном будущем, не только сейчас.

— Да, соглашусь.

— Все неспокойные кладбища сосредоточены в нашем районе, — Женька побарабанила пальцами по столешнице. — И говорит это о том, что прорыв, как ты его называешь, готовится именно здесь. Слушай…

— М? — Кай, определив местоположение дома, в котором заметил светлых, поставил на него большой палец, а указательным ткнул в старый погост у станции. Полученное расстояние приблизительно совпало с расстоянием от дома до следующего погоста.

— Сдается мне, ваши имперцы и наши трансгуманисты — дерьмо со сходных помоек.

— Хм… Кто такие трансгуманисты? — спросил Кай.

— Горстка тех, кто жаждет с помощью науки обрести бессмертие.

— Худшая идея из возможных — запереть живую бессмертную душу в теле. Даже если тело это не станет стареть, — проговорил Кай задумчиво. — Это же пытка: отвратительная, жестокая. Усталость накапливается, сама жизнь приедается, все меньше того, что способно тронуть, то, что раньше вызывало радость, становится неважным, любимое дело превращается в рутину, близкие люди надоедают. А выхода нет. Разве только сойти с ума.

Женька поежилась.

— Ты, похоже, знаешь, о чем говоришь.

— Знаю… — сказал Кай. — Некроманты живут долго: до те пор, пока число тех, кто ушел за грань, значительно не перевесит количество тех, ради кого нужно жить. Но… видал я стариков-темных. Иной раз они кажутся уже и не людьми: усталость, помноженная на долг, и ничего больше. Они не живут, а существуют. Среди темных магов ходит присказка о том, что погибать лучше на первой сотне лет, иначе жизнь раздавит.

— Ого… — оценила Женька. — А для многих идея вечной жизни звучит привлекательно.

— Как и любая светлая придумка, — пробормотал Кай. — Но я так и не уловил схожести. В моем мире даже самые одиозные из светлых не заикаются об отмене смерти. Возможно, поскольку боятся быть обсмеянными. У нас они превозносят страдания ради какого-нибудь фантома вроде неопределенного добра сразу для всех или еще более пустого света.

— Золотой миллиард, — сказала Женька. — У нас есть мрази, считающие, что, если население планеты уменьшится до миллиарда, сразу наступит всеобщее благоденствие и процветание. При этом они, конечно, не говорят, куда следует засунуть лишних людей. Вроде как те сами испарятся куда-то за ради этого гребаного миллиарда. И аккурат это сильно роднит наших мразей с вашими имперцами. Они тоже для достижения высот горстки пожертвовали «лишними». А что ты рисуешь?

Кай действительно уже отсел от карты и, взяв чистый бумажный лист, принялся накидывать карандашом изображение имперца.

— А я знаю его, — Женька подошла так тихо, что Кай и не заметил. Такое могло быть неприятным звоночком, если бы девица вызывала бы у него настороженность и недоверие. Если бы воспринималась посторонней. А так… всего лишь очередное доказательство привязанности. Если некромант кого-то принял, то перестает замечать его присутствие, наоборот, испытывая дискомфорт оставшись в одиночестве. — Полгода, наверное, жил в нашем доме. На первом этаже снимал квартиру. Я с ним даже здороваться стала, хотя мужик и неприятный, как по мне. А потом… не знаю. Должно быть съехал.

— Неприятный, — согласился Кай. — И да. Съехал. Он теперь живет по другую сторону от шоссе, непосредственно у леса… и, сдается мне, командует всей находящейся здесь светлой сворой.

Женька издала звук, который, вероятно, стоило принять за удивление.

— Ты уверен?

— Смотри, — Кай указал на карту. — Этого с экрана не понять.

И он отмерил расстояния.

— Равные.

Кай кивнул.

— Думаю, в твоей башне он жил, поскольку ошибся в расчетах. Как только обнаружил это, переехал. Правда, я пока не знаю что такое положение способно дать.

***

— Ну что? — голос Женьки слегка дрогнул.

Конечно, было верхом неосторожности тащить ее на кладбище. Однако без помощи Кай вряд ли вообще сюда добрался. Не говоря о том, что ждать его возвращения либо дома, либо у ворот отказалась уже сама Женька. Все-таки, лихописцами могли стать далеко не всякие люди. Эта профессия будто сама находила работников, а найдя, изменяла их в угоду себе. Лютое безрассудное любопытство этой девицы притупляло страх и даже разумную осторожность, несмотря на ее же собственные слова, якобы рациональные.

«Понимаешь, Кай, ты единственный во всем моем мире, кто знает, что это за твари, и, главное, как с ними бороться, — повторяла Женька всякий раз, когда он предлагал ей остаться в безопасности дома. — Я всего лишь стремлюсь быть поближе к тому, кто в состоянии меня защитить».

Может, она и сама верила этим словам, но скорее, повторяла для него. Будто в том имелся какой-то смысл. Женька то ли слушала его не слишком внимательно, то ли перестраховывалась, то ли так и не уяснила отличие некромантов от светлых магов и лишенных дара магии людей: Кай никогда не стал бы решать за нее. Раз уж Женька собралась идти с ним, он мог возразить лишь раз, а потом взять с собой и защищать, если потребуется. Да и разве могло быть иначе?

Он по-прежнему чувствовал себя чужим. В людской толпе — еще и беззащитным. Кай с содроганием вспоминал поездку в общем самоходном экипаже, зовущемся в этом мире автобусом. И вовсе не потому, что кто-нибудь мог увидеть его тень. Кая ужасало само людское столпотворение, пусть Женька и уверяла, будто автобус едет полупустым. Можно подумать, от этого становилось легче!

Эксперимент по некромантской социализации, как назвала произошедшую поездку девица, с треском провалился. Пожалуй, если бы на одной из многочисленных остановок в автобус не зашла старушка и не принялась читать заговоры, почему-то считавшиеся здесь просто стихами, Кай до места не доехал бы: вышел из автобуса и пошел пешком, сколько бы ни пришлось идти.

Старушка, наверняка, поняла, кто он такой. Не просто же так встала поближе, завладев всем его вниманием и читала, читала…

Измучен жизнью, коварством надежды,

Когда им в битве душой уступаю,

И днем и ночью смежаю я вежды

И как-то странно порой прозреваю.

Еще темнее мрак жизни вседневной,

Как после яркой осенней зарницы,

И только в небе, как зов задушевный,

Сверкают звезд золотые ресницы.

И так прозрачна огней бесконечность,

И так доступна вся бездна эфира,

Что прямо смотрю я из времени в вечность

И пламя твое узнаю, солнце мира.

И неподвижно на огненных розах

Живой алтарь мирозданья курится,

В его дыму, как в творческих грезах,

Вся сила дрожит и вся вечность снится.

И все, что мчится по безднам эфира,

И каждый луч, плотской и бесплотный,

Твой только отблеск, о солнце мира,

И только сон, только сон мимолетный.

И этих грез в мировом дуновеньи

Как дым несусь я и таю невольно,

И в этом прозреньи, и в этом забвеньи

Легко мне жить и дышать мне не больно.

(А. Фет)

— Кай?.. — позвала Женька.

— Погоди. Дай сориентируюсь.

Как в древней дурацкой легенде, погостов, равноудаленных от дома, в котором обосновались светлые, оказалось три. Первым являлось старое захоронение около железнодорожной станции, на втором он спас дядю Митю, третье находилось в окружении леса на давней вырубке.

Это место памяти было самым молодым и выглядело довольно ухоженным. Ровные ряды крестов и памятников навевали уныние. Вопреки обывательскому мнению, распространенному в обоих мирах, на кладбищах некроманты чувствовали себя крайне неуютно. И Кай, разумеется, исключением не являлся. Сейчас же, находясь на столь обширном могильнике, ему и вовсе хотелось обнять себя за плечи руками и заключить в воображаемый кокон, еще и иглы отрастить, чтобы исходящее от крестов свечение ни в коем случае не могло его задеть.

Свечение становилось все интенсивнее по мере того, как они отходили от входа. И оно же, уходя вверх в серое пасмурное небо, запечатывало все, находящееся под землей.

— Крайне интересно, — проговорил Кай. С подобным он еще не сталкивался. И, тьма-хранительница, совершенно не помнил, чтобы ощущал в ту ночь, когда светлые собирались принести в жертву дядю Митю. И на старом погосте тоже не было ничего подобного. Может, светлые нашли способ застопорить на время здешний… «защитный механизм»?.. — Жень… Возьми меня за руку, пожалуйста.

Когда Женька исполнила просьбу, он закрыл глаза. Тотчас земля уплыла из-под ног, Кай ощутил себя в невесомости. Лишь рука девицы теперь удерживала его в реальности, зато он ощущал каждую песчинку почвы под ногами, чувствовал ветер, мог оглядеть кладбище взором пролетающей над ним птицы. Нити, тянущиеся от могил, Кай также видел четко, мог протянуть руку и дотронуться, если бы не опасался оцарапать пальцы или ладонь. Делиться с этим местом собственной силой ему точно не хотелось.

Кай слышал, как пытаются срастись в гнилых гробах кости, порождая нечто неправильное не-живое. Нити препятствовали, они по сути исполняли ту же функцию, что и некроманты, очищавшие места памяти от зарождающейся в них опасной скверны. Кай боялся вмешаться, разрушить устойчивое равновесие, однако у него же не имелось никаких гарантий, будто нити вдруг не исчезнут, а твари не сформируются из останков, как уже случалось, и не вырвутся на волю.

«Если бы удавалось легко нарушить систему, светлые уже захватили бы власть в этом мире. Нужен артефакт. Достаточно мощный, чтобы началось формирование не-живого существа в этом спокойном месте. И, в конце концов, почему я не видел нитей на прочих погостах?..» — подумал он, опустил «взгляд» (по-прежнему не размыкая век) и незамедлительно «увидел» блестящую «висюльку» в траве. Некто — и так ясно кто именно — «обронил» ее на старой могиле.

Сейчас артефакт был почти полностью разряжен, но находящиеся вблизи нити все рано казались бледнее и тоньше других. А каким он был совсем недавно!

Нити «выпили» питавшие «висюльку» силы. Однако Кай все равно решил не оставлять не-живое, как есть: сосредоточился, потянулся силой к ворочающимся в глубине земли останкам, и те осыпались прахом и пылью, окончательно превратившись в ничто. А за ними рассыпался песком и артефакт.

«Значит, с помощью «висюлек» они расшатывают погосты. Причем, не абы какие, а находящиеся вблизи от их обиталища. Почему? Зачем? По идее, случись прорыв, светлым первым же несдобровать. Или дело в чем-то ином?.. — ответов по-прежнему не отыскивалось. Зато теперь окончательно стало ясно, что артефактов используется два: один кидают на место памяти, другой подкидывают либо дарят предназначенным в жертвы людям. Первый способствует формированию нескольких живжиг, второй направляет тварей на след конкретного человека. И очень хорошо, что направляет», — светлые, как и Кай, представить себе не могли, чтобы люди ходили ночью по местам памяти, вот и «подстраховывались». Но в мире Женьки кладбища оставались спокойны невесть сколько времени, а значит, шляться по ним мог, кто угодно.

Пора было приходить в себя, но Кай внезапно понял, что не ощущает держащей его руки: то ли слишком отдалился в своих ощущениях, то ли… Женька его отпустила. Сама? Почему?..