— Вывод такой: Зиновий завладел сознанием Дроздова, направился на пилораму, лег под пилу, и освободил несчастного как раз в тот момент, когда выбираться из-под ножовки было уже поздно. Знаешь, малоприятное ощущение, когда в твою шею входит туповатое полотно. Одно хорошо — шейные позвонки оказались относительно быстро перепиленными, и бедняга мучился недолго.
Эту историю Алексей поведал Леонченко, когда хотя они распрощались с гостеприимным Завальнюком. Хотя в реальности дело обстояло немного по-другому. Однако на этот раз, наученный горьким опытом, он решил не подставлять ни в чем не виноватого коллегу Дроздова, действиями которого управлял Хорьков.
Плотник (он же Зиновий), бывший чуть помоложе Валентина, сказал тому вечером, что в полночь у него свидание на пилораме с барышней из соседней деревушки. Но та обещала привести с собой подругу, потому как одна боится гулять в такое время суток. А если Дроздов пойдет с ним, то и для подруги найдется дело, тем более, по описанию товарки, она собой весьма даже ничего. Главное, чтобы никто, и в первую очередь бригадир не пронюхал о полуночном свидании. Вот и отправились они без пяти двенадцать на пару, как бы искать большой и светлой любви.
На пилораме плотник оглушил Дроздова, привязал его к доске, сунул в рот кляп, и когда тот очнулся, нажал на «Пуск». Несчастный так и не понял, за что его казнил хороший друг, тем более непонятными оказались слова, услышанные беднягой за мгновение до того, как холодная сталь вошла в его плоть. В смысле этих слов разобрался лишь Алексей, поскольку именно ему они и предназначались.
А нечаянный убийца, сделав дело, обставил все так, словно Дроздов сам покончил с собой. После чего спокойно отправился на боковую. Правда, у самого входа в барак его встретил вышедший на улицу по малой нужде бригадир, но особого подозрения гуляющий ночью подчиненный у него не вызвал. Главное, чтобы со стойки ничего не пропало, да график почем зря не нарушали.
Сейчас они стояли на перроне местной станции, поджидая электричку до Москвы. На предложение Льва Эдуардовича разделить с ним кров и вечернюю трапезу гости ответили отказом, хотя и поблагодарили за предложение. Сослались на то, что по делам им необходимо как можно быстрее вернуться домой.
Что же касается вопросительных взглядов Завальнюка в то время, когда Клест занимался сканированием, то Леонченко шепотом разъяснил манипуляции напарника следующим образом:
— Мой коллега, подрабатывающий психотерапевтом, апробирует новый метод, который недавно стали применять на Западе. Он называется «Зарядка от покойника». Якобы в момент смерти жертва посылает сильнейший электромагнитный импульс, который еще несколько дней блуждает по остывшему телу. Не исключено, что Алексей увидит образ убийцы, если это все же было не самоубийство.
В принципе, то, что делал Клест, было недалеко от рассказанного Виктором. Интересно, станет ли заинтригованный Завальнюк испытывать этот метод после того, как необычные визитеры покинут его вотчину? Если, конечно, он ощущает в себе задатки психотерапевта...
Как бы там ни было, когда Алексей закончил возню с покойником, помощник прокурора посмотрел на него так, словно увидел перед собой самого Вольфа Мессинга. Впрочем, Клесту было не до глупого позерства. Как обычно после сеанса сканирования, он чувствовал себя совершенно разбитым и выжатым, словно лимон.
Сейчас, на перроне, под порывами свежего вечернего ветра, он немного пришел в себя, и даже согласился перекусить с Виктором в небольшой кафешке, приютившейся неподалеку. Выпили кофе с весьма гадким привкусом и закусили пончиками, оказавшимися, на удивление, свежими и вкусными. Леонченко предлагал накатить по «соточке», но Клест отказался. В итоге его товарищ после недолгих колебаний опрокинул рюмку в одиночестве. Радости ему это не доставило, поскольку водка оказалась не лучшего качества.
— Вот и будет страна в дерьме до тех пор, пока такую водку на прилавки ставят, — морщась, возмущался Виктор. — Сами себя травим, а после удивляемся, почему нация вырождается. Если так и дальше дело пойдет, то через пятьдесят лет больше половины населения России будут составлять китайцы. Вот те молодцы, вот у кого нам учиться нужно...
— Что это тебя на философию пробило?
— Да ну их... Зла иногда не хватает. Кстати, через десять минут наша электричка, пойдем-ка на перрон.
В Приволжск они прибыли на рассвете следующего дня. Родной город встретил хмурым небом, с которого того и гляди что-нибудь да прольется. Однако, пока Алексей добирался до дома, утреннее солнце разогнало тучки, и вместе с ними ушло плохое настроение, сопровождавшее его в последнее время.
Дома Клест принял душ, поставил Джерри Ли Льюиса, и под бодрый рок-н-ролл легко позавтракал. Затем, прикинув, что Оксана уже наверняка проснулась, позвонил ей домой. Та моментально подняла трубку:
— Привет! Ну как ты?
— Родственница оклемалась, так что зря съездил, — соврал Алексей. — Сильно без меня скучала?
— Он еще спрашивает! Похоже, я втюрилась в тебя, как школьница. Надеюсь, ты не станешь злоупотреблять моими чувствами?
— Ага, обязательно употреблю их во зло тебе, себе на счастье. Кстати, сегодня вечером я свободен. Мы могли бы провести этот вечер вместе.
— Ой, Лешенька, у меня сегодня весь день под завязку забит...
— Ну тогда, может быть, завтра?
— И завтра не могу, на вечер запланирована встреча с клиентом. Помнишь, я тебя говорила про чудака, который хочет заказать рекламу своему похоронному бюро? Он назначил мне встречу, будет показывать свое хозяйство... Чего хихикаешь, это не то хозяйство, про которое ты подумал. В общем, придется на Ново-Восточное кладбище ехать к семи вечера, он там меня ждать будет. Я бы и рада отказаться, но для нашего агентства он очень уж солидный клиент. Да и мне, само собой, перепадет.
— Жаль, — вздохнул Клест. — Придется провести два вечера в тоскливом одиночестве. С надеждой на светлое будущее.
— Будет светлое будущее у нас еще, Лешка, точно говорю, будет. Вот разгребусь с этим заказом, и возьму отпуск. Два года не отдыхала, деньги зарабатывала, все в семью, как говорится. А у тебя, вольного художника, бывают отпуска?
Действительно, когда он последний раз позволял себе расслабиться? Если, конечно, не считать поездку на дачу к Пашке, где он и познакомился с Оксаной, да визит в деревню к тетке.
— Честно говоря, даже затрудняюсь припомнить, — с легким стыдом признался Клест. — Слушай, давай уж проведем этот отпуск вместе. Возьмем твоего Митьку, да и рванем куда-нибудь подальше.
— А что, я бы с удовольствием. Только, честно, не очень хочется банальщины типа Черного моря. Уж лучше тихий санаторий в средней полосе, затерянный где-нибудь в сосновом бору. Пусть даже нашими соседями будут ворчливые старики.
— Между прочим, неплохая идея. С этого дня начинаю обзванивать турагентства. Надеюсь, у них есть варианты поинтереснее, чем поездка в страны средиземноморья, или отдых на курортах России. К слову, когда мы все-таки с тобой увидимся? У меня в понедельник выходной.
— Тогда в понедельник вечером. Ок?
— Договорились.
Так, свидания в ближайшее время отменяется. Чем заняться? Может, все же попробовать наконец-то добить «Лето», которое так ждет неведомый заказчик...
Взъерошив на голове волосы, подошел к холсту, задумчиво посмотрел на неоконченное полотно. В голове что-то промелькнуло. Пытаясь удержать быструю мысль, схватил палитру и кисти, но в этот момент его настиг голос Клавы:
— Хозяин, тебе письмо.
Ну надо же, как не вовремя! Как специально подгадала. Хотел проигнорировать, однако понял, что мысль упущена, и в голове снова пустота. Чертыхнувшись, Алексей направился к компьютеру, где с экрана монитора призывно улыбалась Клава с лицом юной Шэрон Стоун.
Клест щелкнул мышкой, открывая ящик. И тут же кровь бросилась ему в голову. Письмо было от Кукловода:
«И кто касался тела его или заговаривал с ним — тут же лишался жизни...»
Как и в первый раз, к письму была прикреплена фотография.
«Опять он, опять этот ублюдок! Неужели он еще кого-то...»
Алексей долго сидел перед монитором, не решаясь открыть картинку. Наконец, глубоко вздохнув, словно перед погружением в воду, щелкнул мышкой...
Он узнал ее по темным волосам и этой дурацкой майке со стразами. Рот несчастной журналистки оказался распорот почти до ушей, обнажая казавшиеся неестественно белыми зубы. Глаза были на месте, однако веки отсутствовали, и от этого создавалось впечатление, будто девушка взирает на мир с нескрываемым удивлением...
Твою мать! Алексей в сердцах треснул кулаком по столу. Зачем он ее-то убил? Или он просто убирает всех вокруг него, Алексея Клеста? Иначе как еще интерпретировать ту единственную фразу в письме: «И кто касался тела его или заговаривал с ним — тут же лишался жизни...»
Но это уже вообще выходит за рамки разумного! Раньше, несмотря на весь ужас происходящего, действия Кукловода поддавались хоть какой-то логике. Если, конечно, не считать случай с бандитской разборкой, но даже там прослеживалась мысль. Здесь же он расправился с девчонкой, которая только и хотела, что написать о нем статью.
Алексей взял со специальной подставки в виде раскрытой ладошки трубку сотового телефона и набрал номер Леонченко. В двух словах рассказал ему о письме и фотографии.
Тот тоже матюгнулся.
— Вот ублюдок! Несчастная девочка... Думаешь, он специально уничтожает всех, кто с тобой контактирует? Если это так, то у нас просто не хватит людей, чтобы обеспечить безопасность всех твоих родных и знакомых. Куда же нам их девать-то, а?
Наступила пауза, в трубке слышалось сопение Леонченко.
— Ни хрена у нас не выходит его поймать! — наконец продолжил следователь. — Все время опаздываем. Да и прибалты эти, Янис с Петерсом... Я не понимаю, зачем они здесь вообще?! Толку от них совершенно никакого.
Виктор разорялся еще минуты две. Наконец, немного успокоившись, вздохнул:
— Ладно, давай займемся твоей журналисткой. Перешли мне фотографию, а я пока позвоню в редакцию «Приволжских вестей». Если там не знают, где она может быть, придется обзванивать морги. Хотя, не исключено, что она до сих пор лежит где-нибудь в кустах, а то и вовсе в мешке на дне реки.
Как выяснил Леонченко, в редакции ничего не знали о том, что случилось с их корреспондентом. Ольга пропала два дня назад. Но поскольку, будучи вольным художником, она нередко исчезала на несколько дней и даже недель, никто не стал бить тревогу.
В морги тоже ничего похожего не поступало. Оставалась надеяться, что просмотр фотографии даст хоть какой-то результат. Леонченко тут же пригласил Чикатило, который на счастье оказался трезв, как стеклышко.
Совцов принялся обрабатывать фотоснимок в специальной программе, напряженно вглядываясь в монитор.
— Фото было сделано без вспышки в светлое время суток, скорее всего вечером или утром, если судить по тени, отбрасываемой покойной, — не отрываясь от своего занятия, бормотал Чикатило. — Журналистка лежит на земле, рядом травка, но уже сухая, какой-то мусор... Ну-ка, посмотрим повнимательнее, что это за мусор такой. Та-а-к, обрывок газеты, текст хрен прочитаешь, обертка от «Сникерса»... А вот это уже интересно.
— Что там? — одновременно выдохнули Клест и Леонченко, еще ближе склоняясь к экрану, обступив криминалиста с двух сторон.
— Вот, следите за курсором, рядом с головой трупа осколок зеркала или стекла. А в нем, если присмотреться, угадывается отражение купола какого-то храма. Я прав, господа?
— И точно, Чика... пардон, Степаныч, — тут же поправился следователь, заслышав глухое рычание эксперта. — Вон, маковка, на ней крест, только непонятно, позолоченный или вообще деревянный.
— Так что, други мои, придется вам объехать городские храмы и часовни, и не исключено, что и пригород тоже, — сказал Совцов, откладывая в сторону лупу. — Не думаю, что беднягу уволокли очень уж далеко. Впрочем, не факт, что преступник оставил тело там, где его сфотографировал. Вдруг он настолько хитрый, что специально положил рядом с покойницей зеркало, и под таким углом, чтобы в нем отражался купол храма...
— Ну ты уж загнул, Степаныч, — недоверчиво ухмыльнулся Леонченко. — Это ж какими мозгами нужно обладать, чтобы так все продумать!
— Э-э, брат, на моей памяти такие фрукты попадались, не чета твоему. Вот, помню, году в 77-м...
— Степаныч, давай воспоминания оставим как-нибудь на следующий раз. Соберемся, посидим за бутылочкой... А пока спасибо за помощь, нам нужно работать.
Первым делом Леонченко подал запрос на выделение нарядов и прочесывание местностей вокруг всех городских «объектов религиозного культа», уточнив, что его интересуют только христианские храмы. Однако необходимость в этом отпала сама собой. Тело журналистки нашлось и без участия органов правопорядка. Причем возле находящего недалеко от дома Алексея Успенского храма. Автором страшной находки стал местный бомж, который в перерыве между сбором милостыни на паперти отошел в кусты справить малую нужду. Кочарян лежала буквально в двух шагах от ведущей к храму дороги. Просто удивительно, что до этого на нее никто не наткнулся.
— Сканировать будешь? — спросил Виктор, когда они приехали в морг и стояли у каталки, на которой лежало, накрытое простыней, тело несчастной журналистки.
— А надо? — ответил вопросом Клест. — По-моему, здесь и так все ясно. А удовольствия от сканирования, честно скажу, никакого, последние нервы оставишь.
— А если он опять какое-нибудь послание передал?
— Хм, ну если только послание...
Впрочем, ничего полезного сканирование не дало. На этот раз маньяк подкараулил девушку, которая ходила в храм по какой-то журналисткой нужде, оглушил, ударив чем-то тяжелым по голове, и оттащил подальше в кусты, где задушил несчастную и уже мертвую обезобразил.
Уже на выходе из морга Леонченко сказал:
— Жалко журналистку. Мне в редакции сказали, что у нее девочка растет, без отца, ей всего три года. Теперь бабушке придется внучку в одиночку на себе тащить.
А Клест запоздало подумал, что если бы он согласился пообщаться с Ольгой, возможно, все могло бы сложиться по-другому. Хотя, одернул он себя, Зиновия это не остановило бы, он все равно нашел бы способ расправиться с несчастной.