Кто тут хозяйка?

И чего, спрашивается, приперся?

Идет за моей спиной, молчит, топает, бесит – бесконечно.

Шагал по улице. Дошел до гостиницы. Поднялся за мной на мой этаж. И только в дверях своего номера я резко развернулась и разъяренно рыкнула:

– Джулиану ди Венцеру вход воспрещен.

И это сработало!

Это выглядело так, как если бы вампир налетел вдруг на невидимую стену. Налетел, приложился всем прикладом и отпрянул назад, схватившись за лоб и глядя на меня, как верный пес, которому я выстрелила в грудь в упор.

– Переигрываешь, – хладнокровно проронила я, скрещивая руки на груди, – для мужчины, который всего лишь два дня назад сожалел, что потратил пару капель своей драгоценной крови на спасение моей жизни – ты прям слишком фальшивишь. Не верю.

– Ты не поняла, – негромко произнес Джулиан, – ты совершенно не так поняла, Марьяна. Позволь мне объяснить…

– Не надо ничего объяснять, – качнула головой, – так уж сложилось. Все что могли друг другу дать – мы дали, Джулиан. Я вернула ваш аракшас, ты – спас мне жизнь. Квиты. Так вышло, что ты считаешься моим мужем. Я не разбираюсь в этих ваших вампирских фокусах, но так и быть – готова поверить на слово. И готова не претендовать на тебя как на мужчину, ни сегодня, ни завтра, ни до конца моей жизни. Вопрос с наследником для клана реши самостоятельно.

Дверью хлопнула побыстрей, чтобы те слезы, что рванут из моих глаз после этого остались моим маленьким позорным секретом.

Готова я на него не претендовать. Ага! На сто процентов готова. Сейчас, только сопли подотру…

А ведь он не ушел. Так и стоял за дверью, лишенный возможности пройти за неё вампирскими тропами. Касался ладонью сухого дерева и жмурил глаза.

– Ты для меня – мои сны, тель алаан.

Это был не голос, не шепот, это были слова, которые я не слышала, а осязала их кожей.

Кажется, я вдыхала эти слова в себя, и они растекались в легких чем-то горячим и сладким.

– Мне жаль, что я решил спасти твою жизнь, Марьяна, – это он произнес уже своим голосом. Повторил то, что сказал после дуэли, – жаль, не потому что я хотел бы твоей смерти. Жаль потому, что сейчас я вижу – моя помощь была тебе не нужна. Только время. И лучше бы я дал тебе это время, ты бы выжила. И сама бы поняла, что мы такое друг для друга. То, что я понял, один раз попробовав твою сущность на вкус.

– И что же?

Сама не знаю, как получилось оформить мысли вот в этот потусторонний мысленный шепот, предназначенный только для одного.

– Две половинки единого.

Нет. Не верю. Не верю я в этот бред. Потому что нет во всей вселенной сопряженных миров глупее мысли, чем существование одного единственного, предназначенного мне мужчины, да еще и происходящего не из того мира, в котором я родилась.

– Это все очень сложно и запутанно, Марьяна, – тихо произносит Джулиан, все там же, за дверью, – я сам не сразу понял, что слишком быстро отвыкаю без тебя дышать. Даже для Обручения Кровью – слишком. И то что мне казалось моим личным выбором сейчас оказывается гораздо большим. Истинной связью. Судьбой. Тем, что мы сами привыкли считать слащавыми байками для томных девиц. Я все тебе расскажу. Только дай мне шанс. Я еще не привык быть твоим. Слишком долго принадлежал только себе. Потому и… делаю глупости.

А у меня нет времени на такие глупости. Своих проблем выше крыши.

Я вспомнила себя, вчера, после чертовой дуэли, когда казалось – ради спасения его жизни вывернулась нутром наружу, выкладывая абсолютно все. И после этого магии во мне – была пара капель на донышке и никак не больше. Крепче стиснула кулаки.

– Я не хочу тебя видеть, Джулиан, – произнесла в полный голос, – ни видеть, ни слышать, ни давать тебе шанс. Тебе ясно?

На этот вопрос – он не ответил. Только зажмурился крепче и сильнее прижался к двери. На секунду перед тем как уйти.

– Не гуляй по ночам одна, – произнес на прощанье.

Кажется, он меня услышал. Жаль, что счастья в моей жизни не прибавилось.

17. О том, что даже у самых бравых ведьм бывает любимая бабушка

Если вы хотите, чтобы ваша работа делалась долго, муторно, закрывалась под дедлайн, чтоб за неделю месячную норму – доверьте её перфекционисту. Он сам себя затыркает в самом начале проекта, вылизывая все до черточки, а потом впопыхах, тяп-ляп, добьет проект “к сдаче”.

Если же хотите, чтобы работы были выполнены в срок, и может быть, даже с опережением – сделайте себе одолжение. Найдите себе перфекциониста с вырванным из груди сердцем. Вот уж кто, заради того, чтобы хоть на время отключиться от печалей, сделает все быстро, эффективно, так, что комар носа не подточит. Просто потому что действительно глубоко уйдет в работу.

Мне хотелось ругаться. Самыми скверными словами, которых я нахваталась в обоих мирах. Потому что ди Венцер-то ушел, а вот горячие струны между нами никуда не исчезли. И только, кажется, сильнее натянулись, намекая, что со своим посылом далеко и надолго я переборщила.

Я игнорировала и тоску, пустоту, вот это все нытье.

Мне было не за что прощать этого вампира. Свинья, хам, редкостный придурок и…

Нет, лучше не думать.

Лучше в десятый раз проверить, все ли готово к ритуалу?

Да, все готово.

Белый круг, похожий на мишень, вычерчен на полу. Не замкнут. Малое кольцо внутри большого. В малом буду сидеть я, в большой войдет бабушка. Малый круг я замкну, дорисую линию, большой – так и останется с одной стороны открытым. Чтобы бабушка смогла уйти.

По периметру большого ждали момента зажжений семь пропитанных розмариновым маслом свечей. Тонкой дорожкой вдоль меловой линии была насыпана соль. Все для того, чтобы нашей с бабушкой беседе не помешали никакие злые духи.

Дожидаться последних лучей заката было реальной пыткой.

Колдовство оказалось ужасно интересной штукой. Хоть и не всегда простой и вообще никогда – не понятной. А еще… Боже, неужели я и правда её увижу?

Я похоронила бабушку пять лет назад. Только-только уехала от неё с выходных, хороших таких выходных, которые только и можно провести в деревне, когда понимаешь вкус чистого воздуха и свежей озерной воды. А через день дядя позвонил и сказал, что её сердце остановилось ночью. Не выдержало. Это было для меня настоящим ударом.

Как? Как она вообще могла умереть? У неё же было на редкость крепкое здоровье.

Строго говоря – у меня-то и была только она, и больше никого из родни, потому я и говорила, что это “я её похоронила”, хотя, конечно, на похоронах было полно народу. В конце концов, до последнего дня жизни она работала в школе. Учила детишек ботанике. Ну, в то время, как не ругалась с деревенской фельдшерицей. Та ужасно не одобряла “народные методы лечения”, которые распространяла в народе бабуля. Правда, когда племянничек заболел пренеприятным современным вирусом, и фельдшерица пришла к моей бабуле за отваром.

И нужно сказать, встал тот племянничек на ноги довольно быстро…

Ох, я и сама сейчас себя уболтаю, что бабушка была ведьмой…

Но ведь откуда-то взялись эти сказки в моей голове. Про неведомые миры и волшебство, что любит рабочие руки. Таких сказок я не встречала абсолютно нигде. Ни в одном сборнике сказок. А я ведь искала…

В назначенный час, когда комнату затопили вязкие серые сумерки, босая и в одной только семишовной рубахе с медной монетой, зажатой в кулаке, я шагнула внутрь двойного кольца, начерченного мелом.

Самое главное в этой ситуации – не чувствовать себя дурой!

Но верить в волшебство оказалось веселее!

Зажигаю свечи, медленно шагая вдоль круга.

“За серебряной рекой, за высокою травой, за зеленою змеей

Путь к воротам красным до страны прекрасной…”

Думала, придется читать заклинание с листа, а с дури – так часто перечитывала его за этот день, что заучила назубок.

“Я плачу монетой черному паромщику,

Чтобы переправиться с берега на берег.”

Монета падает в воду, почти беззвучно, без лишних брызг.

“По траве высокой я иду босая,

Оставляю тропку той, что призываю”.

Прохожу из широкого круга в малый. Заканчиваю линию, опускаюсь на колени, поднимаю деревянную чашу на уровень глаз.

"Предлагаю змею воду ключевую,

Пусть сегодня слышат мертвые живую" .

Ставлю чашу на пол, так, что внезапно выглянувшая луна отражается в воде, будто серебряный зрачок черного глаза.

Капля моей крови из проколотого ведьминой иглой пальцем, падает в воду, и будто якорь уходит на дно, почти не растворяясь.

“Красные ворота отворятся красным,

Приди ко мне, Татьяна, из страны прекрасной”.

Дурацкий стишок. И кто его сочинил? Такое ощущение, что какой-то едва-едва научившийся рифме первоклассник. И все же, закончив последние действия по ритуалу, я совершенно по-девчоночьи закрыла глаза, окунула руки в чашу с водой.

Ставшей слишком холодной для этой теплой ночи…

Мокрыми пальцами протерла глаза. Затаила дыхание. Я сидела спиной к проходу, я должна была ждать.

Чего ждать?

Долго ждать?

Может, уже не надо ждать?

Я все-таки где-то накосячила, и…

– Надо же, как ты выросла, Марь,– ворчливо кашлянули за моей спиной, – даже ворожить начала.

Голос звучал так уютно, так знакомо, что аж мурашки по спине побежали.

Ну все. Несите тысячу платков! Сейчас я смою весь этот мир своими слезами. Потому что – когда живые мужики уходят от тебя навсегда, это, конечно, грустно, а вот когда возвращается на одну только ночь дорогая бабушка, самый родной человек на свете…

Это, несомненно, другое. Тут и порыдать не стыдно!

– Ну-ка, ну-ка, поворотись-ка, внучка. Дай посмотреть на тебя.

Сколько помню наши мифы – поворачиваться на оклики мертвых не рекомендовалось. Но то на Земле. Там и спиритические сеансы выглядели как-то жутковато. В Велоре и смерть внезапно оказалась “прекрасной страной”, и процесс общения с мертвыми был для ведьмы – обычным делом, если судить по тому, как легко и просто Отрада мне это присоветовала.

Да и никак она от этого не предостерегала. От кучи всего другого – очень даже. Типа “не становись спиной к окну”, “не мой вечером голову” или “не черти круги на камне”. А вот от того чтобы повернуться к бабуле лицом – не было такого. Так что я повернулась. Уж очень хотелось.

Бабушка была…

Такой, что слезы, которые я старательно старалась сдержать, так и хлынули из глаз.

Такая, какой я её и запомнила.

Не худая, скорее – крепко сбитая, с коротко стриженными, вечно вьющимися волосами, в тяжелых квадратных очках.

Длинная юбка краем нашитой на подол бахромы подметала пол. Темные глаза как всегда глядели так, что сразу ясно – бесполезно врать, что ты к варенью не притрагивалась. И рот. Ехидный рот – самая любимая часть моего наследства.

Все и отличия от живого человека – живой человек обычно не такой голубой, и не просвечивает.

– Ишь ты, подишь ты, – бабуля подбоченилась, глядя на меня с искринкой во взгляде, – посмотрите, какие нынче ведьмы стали мокроносые!

– Да ну тебя, ба! – натурально рассердилась я и потянулась вперед. Еще заранее не зная, что мне будет что нащупать, но ощущая это каким-то восьмым или десятым чувством. Мы встретились на границе наших кругов. Я врезалась носом – в мягкое плечо, так знакомо пахнущую кардамоном и сушеной ромашкой шаль. Я уткнулась в мягкую ткань, обвила бабулю руками. Зажмурилась, ощущая, как внутри меня все ходит ходуном.

Вспомнила бабушкины пироги. Нет, они не были мягкими и воздушными, как обычно бывает в сказках, напротив, они почему-то всегда были суховаты и жестковаты, но неизменно – рыбный бабулин пирог шел на ура, а вот магазинные булочки всегда мне казались какими-то ненастоящими.

Вся моя жизнь казалась сейчас ненастоящей. Лишь прелюдией перед моим путешествием в этот мир.

– Марья, Марья, – теплая бабушкина ладонь пробежалась по спине, – ты хоть знаешь, что в Велоре не принято оплакивать умерших? За них принято радоваться, ведь там, куда они ушли – нет человеческих глупостей.

– А кофе есть? – брякнула я неизвестно зачем, – потому что если в этой вашей “прекрасной стране” нет кофе – она никуда не годится!

– Кофе есть, – усмехнулась бабуля, – все что хорошее – все есть.

– Ну тогда ладно, – фыркнула, хоть и сквозь слезы, – если там есть кофе, я за тебя спокойна.

Отстранилась, вернулась в центр круга, уселась на пол по-турецки. Бабуля не стесняясь уселась напротив меня, явно ожидая моих вопросов.

А у меня их столько в голове гудело… Ох!

– Значит, ты – ведьма, ба? – вопрос прозвучал даже слегка обвиняюще. Ну да. Столько лет, и ведь ни словом не обмолвилась…

– А мы начинаем с очевидных вопросов? – бабушка хитро-хитро прищурилась. – Ты же уже все поняла, что да, Марь. Да. Ведьма. Была когда-то. Скажем честно – неважная.

– Неважная? – удивленно вскинула брови я.

– Ну, да, – ба развела руками, – мы с сестрой странно разделили между собой магию. Я – могла открывать чудо-двери, но в любых других чарах была слаба. Улия – напротив. Ни единого портала не смогла в своей жизни открыть, даже на соседнюю улицу. А тебя-то как в Велор унесло, Марь? Ты же до шестнадцати так ведьмину книгу на чердаке не увидела.

– Я… Это…

По старой детской привычке, сознаваться бабушке в том, что надралась до зеленых дракончиков и белых шинолл – и каким-то мистическим образом умудрилась вместо двери в свою квартиру открыть дверь дома Матильды ди Бухе…

Ключевое и самое опасное в этом рассказе, разумеется, слово “надралась”. Хотя я и точно знаю, что с нашей почтальоншей они далеко не всегда холостой кофе распивали…

Но во мне еще была жива та девчонка, которую за большие косяки гоняли по селу большим таким крапивным веником. Правда в итоге повисший в воздухе вопрос вдруг сделался риторическим.

– И ведь как же ты, оказывается, хороша, моя Марь, – бабушка прищурилась, как-то по особому на меня глядя, – посмотри-ка. Будто и за себя и за мать огребла. Поздние ведьмы – редкость, но видать, судьба у тебя была такая, долго зреть, чтобы ярко расцвести. Умница моя.

– Так, ба! – я шумно выдохнула, стараясь удержать внутри себя радостно подпрыгивающую зайчиху. – Я ведь тебя не просто так призвала. По делу. Давай сначала вопросы решим. А потом поговорим. До рассвета ведь можно будет.

– Дельная моя коза, – бабуля с какой-то затаенной гордостью вздохнула, – давай о делах и правда.

– Моя прабабушка – Матильда Елагина?

– Ди Бухе, – поправила ба спокойно, – покинув ковен, мама отказалась от их фамилии и оставила себе титулярную. У неё вообще очень плохо было с родственниками. Мы с ними не общались. Только какой-то двоюродной тетке она писала письма. Я помню, её дочь, Отраду, мы даже как-то принимали в гостях. Я только-только посвящение прошла, а она – совсем девочкой была. Смешная была девчонка.

– Сейчас она очень дельная т… девушка, – назвать Отраду теткой язык не повернулся, – слушай, скажи пожалуйста. Было ли у меня хоть что-то, что может доказать, что мы действительно состоим в родстве с ди Бухе? Может быть, какой-то артефакт? Семейный портрет, где есть ты и Матильда?

– Портреты все остались в доме мамы, – ба качнула головой, – то есть твоей прабабки. Но они, разумеется, есть.

– Дом сейчас опечатан, и забрать из него хоть что-то, – я вздохнула, – мне нужно что-то не из дома. Что могло принадлежать только ди Бухе. То, что я могла получить только от тебя?

– Занятно, – ба постучала пальцами по колену, – но если ты испытываешь в этом необходимость, значит, ведьмину книгу ты с чердака так и не забрала.

Занятно, что только сейчас я поняла, что вообще-то… Об этой книге мне ба говорит не в первый раз. Больше того, на самом деле, о ведьминой книге, скрытой на чердаке бабушкиного дома, я от неё слушала чуть ли не все сознательное детство.

– А она точно может послужить доказательством того, что я – ди Бухе?

– Ведьмина книга, пропечатанная Матильдой ди Бухе, подаренная ей лично старшей дочери и предназначенная для передачи следующей ведьме в этой ветви? – бабуля глянула на меня как на дурочку. – Девочка моя, если это не доказательство, то ничто в мире – не доказательство.

Что ж, дело осталось за малым. Добраться до моего старого мира и забрать из бабушкиного дома книгу.

На словах – так легко, для ведьмы способной открывать чудо-двери.

На практике – насколько я помню, двери именно между мирами легко и просто открывались только в определенных местах, вроде моего дорогого и любимого домика. Да и как это сделать без “входящего вызова”, скажите на милость?

– Вижу, по делам мы с тобой еще не наговорились, – кашлянула бабушка, – не морщи лоб, Марь. Время до рассвета есть. Так что думай вслух, чай вместе – докумекаем.

18. О том, что за магию нужно платить большими деньгами

– Меня зовут Искариэль,и может быть я могу вам чем-нибудь помочь, магесса? – ослепительной красоты совершенно невозможная эльфийка улыбнулась мне так лучезарно, что я натурально начала задумываться о смене ориентации.

Осиная талия, огромные бездонные черные глаза, нежно-голубая кожа, золотые веснушки и белоснежные волосы, такие длинные и шелковистые, струятся аж до самых … колен стоящей за прилавком девушки.

Нет, эти эльфы это… хуже чем вампиры?

Нет, определенно, не хуже.

При воспоминании о пакостных, запавших мне в душу глазах цвета темных сапфиров, красота продавщицы в самой большой Завихградской оранжерее ощутимо потускнула.

Ну, хоть какой-то прок есть от того, что Марьяша втрескалась в упыря, да?

– Мне, пожалуйста, – заглянула в бумажку, – Эулариозу Висцениана.

– Висцелиана, – с благожелательным видом поправило меня небесное создание, – какой вам цвет? Лазурный? Ячменный? Коралловый? Индиго?

– Индиго! – снова сверилась с бумажкой. Бабуля сказала – для восстановления запасов пространственной магии нужна именно эта эула… мимоза глубокого синего цвета.

– Ох надо же, какая редкость, – продавщица эльфийской оранжерее восхищенно хлопнула длиннющими ресницами и мне показалось, что воздух вокруг меня заколебался, – одну секунду, магесса.

Искариэль скрылась меж высоченных прилавков заставленных цветками, а я осталась ждать. Думать.

С бабушкой разговаривали до самого утра. Сначала обсуждали мою проблему, потом – бабушка вдумчиво и педантично, как может только учительница, разъясняла мне как именно открывать дверь между мирами без внешнего запроса.

Потом – просто говорили.

Говорили о том, почему она ушла из Велора. О том, как этот дивный сказочный мир, которым я не могу налюбоваться вдруг стал моей бабуле невыносимо серым, и одним прекрасным утром она просто встала, подошла к первой попавшейся двери материнского дома и вышла… В другом мире.

– Мама навещала меня, когда я уже осела на Земле, – припомнила бабуля, – навещала, звала обратно, но я… Я сначала растила Кристину. Потом Диму. Потом Кристина привезла мне тебя. Знаешь, так забавно вышло. У ведьминских ковенов есть такая традиция. Первую девочку мать отдает ковену. Чтобы соблюдалась преемственность поколений. Мама не соблюдала этой традиции, она была вольной ведьмой и не собиралась создавать ковен. Но когда ты оказалась у меня… Это было так по ведьмински, что даже смешно. Хотя на Земле такое бывало и просто так. Без традиций. Но в общем, ты у меня была, колдовать не умела, в Велор я тебя увести не могла, и сама не спешила. Назад меня не тянуло. Даже когда деда твоего проводила.

– А он знал?

– Что я ведьма? – на этот вопрос бабуля насмешливо фыркнула, – знал. Причем можешь себе представить – сам догадался. Как первый раз зашел ко мне домой, увидел черного кота и стены мастерской, завешанные вениками сухих трав. Сказал, что если я не ведьма – то он готов сожрать первую попавшуюся сковородку. Ну как я могла это допустить? Пришлось сознаться.

– Сковородка была такая любимая? – съехидничала, не удержалась. Ба рассмеялась и махнула на меня рукой. Ей было прекрасно известно какую ехидну она воспитала. Да и что деда я любила, правда – очень плохо помнила, она была в курсе. Настоящая любовь – она ведь чувствуется даже в шутках.

Прощались в самую последнюю минуту. Уже спокойно, без слез.

– Я навещу тебя в День Мертвых, Марь, – предупредила бабуля, – так что будь добра, к этому времени навести в доме порядок.

– Наведу, будь спокойна. Всех тараканов по струнке построю и заставлю запросить политического убежища в другом месте, – кивнула серьезно, хотя твердо знала, что в этот самый День Мертвых сама бабушку увидеть уже не смогу. Таков уж был колдовской закон.

Ушедшего призвать ты можешь только раз…

– Ваша Эулариоза, магесса, – Искариэль вернулась, бережно удерживая в тонких хрупких пальцах тонкий стебелек яркого цветка.

Никогда не видела таких необычных цветов… Двадцать восемь лепестков насыщенного синего цвета, каждый – скручен в спираль, и все они собраны на одной тонкой ножке, образуя шарик, совсем слегка похожий на головку одуванчика.

Прелесть. А уж если учитывать, что семь таких лепестков должны восстановить мне полностью магический запас – совершенно бесценная штука. Вот бы таких штук пять купить – потому что я почти уверена, что с первого раза нужная мне дверь попросту не откроется.

Да и бабуля посоветовала запастись этой штукой. Однако…

– Сколько с меня?

Когда Искариэль с нежнейшей улыбкой озвучила сумму – мои пальцы аж замерли на подлете к тонкому стеблю цветка.

Сколько-сколько?

Господи, это же половина всего того, что лежит у меня на счете в банке.

За один цветок? Точно не за одну оранжерею?

Судя по всему местная инфляция со времен моей бабули побила все рекорды. Или у них тут и девальвация была? Раз десять, да?

– Простите, магесса, – заметив мою оторопь, Искариэль с таким искренним сочувствим понурила голову, – но цвет индиго – востребован только магами пространства. Дар редкий, наш товар – тоже. От того и цена.

И с эльфами торговаться бесполезно. Меня уже предупредили. Они вообще не понимают смысла и азарта в торге. Есть вещь – есть цена. К чему все эти длительные споры о грошах? Вечность ведь можно потратить и поинтереснее, так ведь?

– Ну что, заворачивать? – сочувственно вздохнула эльфийка, глядя на меня, внутри которой схлестнулись огромная внутренняя жаба и одно неуверенное “надо”.

Надо ли?

Может быть подождать пока магический резерв восстановится сам?

Но когда это будет? Точно не завтра, не послезавтра. Дай бог через неделю. А суд – уже через десять дней. И где гарантии, что я открою нужную дверь с одного раза?

Двери между мирами – это, блин, не дверь на расстояние от королевского посольства до службы магической миграции провесить. И расход сил не тот, и так просто не получится.

Если самолюбивая я еще решила бы, что все смогу и всех победю, трезвомыслящая ба во время нашего с ней разговора категорично качнула подбородком.

– Нет, Марь. Чудо-двери – потому и чудо, что открыть дверь в другой мир – это искусство. И многие волшебники в нем годами учатся в магических университетах. И так и не осваивают этого искусства, так и остаются мастерами простеньких порталов “от города до деревни”. Ты осваиваешь эту магию сходу, но и учти. Открывать двери в конкретный мир с непривычки – как из пушки целиться в иглу. Не попадешь. Гарантирую.

– Заворачивать! – печально заключила я, со всей силы приложив тяжелым камушком фактов внутреннюю жабу, – я вам выпишу чек в гномий банк, вы их принимаете?

– Ну, разумеется, – обворожительно улыбнулась мне Искариэль. Или это была кровожадная улыбка? Моей почти раздавленной в блинчик жабе именно так и показалось.

Ладно. Будем считать это вложением в защиту дома. Домик-то мне всяко дороже каких-то там денег. Даже хорошо, что господин Эрнст раззорил меня аж позавчера. Сегодня я бы на какой-то там гардероб уже денег зажала! Будем надеяться этот цветочек оправдает свои вложения.

Бесценный цветочек, стоивший целое состояние упаковали в маленькую хрустальную колбочку, которую можно было повесить на шею.

Я, мысленно наблюдавшая погребение честно павшей в великой битве, моей горячо любимой жабы, даже не удивилась, когда длинный цветок вошел в горлышко крохотного прозрачного сосуда.

Чего разевать рот, понятно же что это все – магия.

Вот бы их цены магия таким же чудесным образом уменьшала!

Для открытия дверей вернулась в гостиницу. Настроение было пресквернейшим. Как и всегда, когда приходилось расстаться с омерзительно большой суммой денег и еще было не ясно, стоили ли эти затраты того.

Вот сейчас понятно, почему за открытие чудо-дверей действительно стоило брать большую такую зарплату. Это ж раззориться можно – на одном только восстановлении запаса магических сил.

От нечего делать – пошла пешком. На самом деле, Завихрад мне нравился. И на каждом шагу им можно было любоваться. Каждая улочка была отдельным произведением искусства и на каждой – что-то происодило.

На одной из улочек дети рисовали на заборе белым мелом рисунки и эти рисунки слетали с досок и принимались двигаться. Я даже остановилась посмотреть.

Рисунки не становились настоящими, нет, они оставались все теми же рисунками, но вопреки этому и своим неуклюжим движениям источали жизнь.

Вот длинноногий, но неумолимо хромой жираф ковыляет за девочкой в синем платьице.

Вот серьезный пацаненок, высунув язык от усердия, прорисовывает в объеме какую-то заковыристую машину состоящую только из колес, рычагов и труб.

И когда он заканчивает, машина съезжает с забора и начинает источать клубы нарисованного дыма.

Дело было в меле, как я поняла. У детей его было немного, две или три штучки, а и они разделили его на всех – на всю ватагу из двенадцати человек. Еще несколько подпрыгивали рядом с рисующими и попискивали.

– А мне-мне оставишь?

Эх, где мои шесть лет, а? Хотя дай мне такой мел, я сама бы у этого забора залипла, нарисовала б чего-нибудь такое, чтоб у всех глаза повылазили.

Но мне нельзя, я взрослая тетка и у меня в этом мире внезапно постоянно в наличии имелась куча дел. Нет, правда. Из дней, забитых пылью, мешками хлама и внезапными чудесами я резко нырнула в дни беготни между бюрократическими инстанциями и предсудебной возни.

Можно сказать сейчас я первый раз остановилась, чтобы насладиться моментом.

Надо же…

Хотя нет. Был один момент еще. На крыше бани, на закате дня, который мы с Джулианом были уверены – станет нашим с ним последним.

Интересно, как бы все сложилось если бы гноллы нас не отвлекли?

Вздохнула и зашагала дальше. Дел было по-прежнему выше крыши. На самом деле, перед путешествием в родной мир волновалась – получится ли хоть что-то? Смогу ли оттуда вернуться? Наговорить-то мне ба наговорила много, но я никогда не относила себя к тем, кто очень просто понимает объяснения. Вот один раз показать – это куда продуктивнее, чем сто раз рассказать.

Увы.

Показывать было некому. Разбираться придется самой.

Это поймало меня на верхних ступеньках крыльца “Элессара”, когда с летней веранды гостиницы ветер донес запах чего-то сливочного, пряного и … Прогорклого.

Мысль была не моей, скользящей, абсолютно чужой, и осознав её я остановилась и принюхалась лучше. Почти услышала над ухом.

– Тир, ты что нюх потерял? Масло уже черное, я тебя сам сейчас в нем прожарю, для этого оно сгодится!

Обернулась – убедилась что за спиной никого нет. Зажмурилась. Открыла глаза и поняла, что мир в глазах как будто рябит. Будто одним глазом я вижу обычную, залитую солнцем завихградскую улицу, а вторым…

Странного парня, не очень человеческой наружности с очень длинными, покрытыми шерстью ушами и плоским, похожий на звериный носом. Парень с виноватым видом плелся в сторону раковины со сковородкой в руке.

Мир вздрогнул, чуть повернулся, задел взглядом высокий стол с расставленными на нем черными тарелками. Приблизился к ним. Заинтересованно изучил каждое. Принюхался, подцепил кончиком длинного пальца каплю соуса с одной из тарелок, отправил её в рот…

Сбросил содержимое тарелки в мусорный бак стоящий рядом.

– Клайр, переделай шеллариф. Ты что, решил отравить госпожу графиню? Она же не переносит орехов.

Я стояла как дура, закрыв правый глаз, смотрела в то, что не было моим настоящим, и где-то внутри у меня что-то ныло.

Я прекрасно понимала, что вижу.

И чей голос слышу.

Я не понимала только… Какого черта! Как?! И почему!

Поясняющей строки не появилось. Но картинка никуда не исчезла.

– Милорд, – изящная вампирка, в сером фартуке официантки появилась в кухне, – герцог ди Оллур просит ваше фирменное сотева. Мы не можем ему объяснить, что вы сегодня не готовите. Можете сказать сами?

– Сейчас выйду, – слышу усталый голос. Мир снова покачивается, приходит в движение, шагает к темной двери, куда ушла официантка.

Господи, кто вешает у дверей кухни зеркала!

Джулиан замирает напротив стекла, уставившись в глаза самому себе, а такое ощущение – что застукав меня на горячем. И я пугаюсь, отчаянно пытаюсь закрыть и второй глаз, будто и не подглядывала вовсе.

Не получается.

Я продолжаю видеть и…

Меня будто легко толкают в грудь, не физически – магически. Будто Джулиан сам понял, что я не могу разобраться с этой связью сама и все сделал за меня. Не сказав ни единого слова при этом.

Да, дорогой, я тоже соскучилась!

Вопрос "что это было" оставался самым актуальным.

Поразмыслив – я даже нашла себе утешенье. Хорошо, что я заглянула только на кухню его ресторана, а не в спальню, например. Дело-то конечно было любопытное, но вот быть застуканной на этом – было бы крамольней некуда.

Прямых объяснений случившемуся у меня не было, а вот дела – были, поэтому я предпочла заняться ими, а все прочие личные вопросы – можно пока отложить.

В номере меня ждало… А в номере меня ждала башенка. Необычная такая, живая.

Пока я собиралась ранним утром посетить центральную эльфийскую теплицу – мне успели принести завтрак. На завтрак был кофе, на завтрак были пышные оладьи с каким-то очень ароматным, но не опознаваемым вареньем из неизвестной мне ягоды. Я завтракать не стала, ба сказала – лепестки эулариозы нужно употреблять внутрь на голодный желудок, отложила завтрак хотя бы до того момента, как восстановлю свой магический запас. Чтоб браться за прокладывание троп в чужие миры в сытом и добром состоянии. Увы, я просчиталась.

Пока меня не было, мои драгоценные питомцы решили, что раз хозяйка не съела – значит и не хочет, так что они не могут позволить пропасть добру.

Блюдце из-под варенья уже стояло на полу, и Вафля стоящая на четвереньках занималась тем, что старательно его вылизывала всеми тремя языками сразу, стремясь расправиться с каждой молекулой варенья на белом фарфоре. Это было видимо что-то вроде спасительной помощи дорогой хозяйке в духе: “мы съедим за тебя все твое сладкое, скажи спасибо, ведь твоя попа останется прежнего размера”.

Оладьи постигла иная участь. Кто-то… Я подозревала шиноллу, потому что до сей поры Вафля не проявляла себя как будущий Скрудж Макдак. В общем шинолла оказалась запасливой особой. Она решила, что этой аппетитно пахнущей еды слишком много, и съедать её за раз – слишком жирно, нужно подумать о будущем. Именно поэтому, оладьи были аккуратно развешаны на многочисленных рожках люстры, на декоративной веточке сухого дерева, торчащей в вазе и на загадочных тонких, белоснежных, ветвистых рогах висящих на стене над кроватью. Сохли. Как грибочки.

Позаботившись таким образом о хозяйкиной сытой жизни на ближайшие пару сезонов с чувством выполненного долга шинолла забралась к Вафле на спину и заслуженно лакала кофе.

На спине у Вафли!

– Быстро же вы спелись, дамы, – озвучила я, застукав “дам” на месте преступления. Нужно сказать, в умных глазках обеих в эту секунду отразилось что-то вроде тени совести, но на этом знакомство с этим дивным чувством и закончилось. А вот инстинкт самосохранения сработал прекрасно. Паршивки бросились в разные стороны, исходя из мысли, что за обеими я не погонюсь, а поодиночке – наказывать не стану.

Я нашла взглядом саламандру. Вот уж кто вел себя как надо. Сидела себе моя прелесть в террариуме на горящей веточке и жевало уголек. Трещинки на спинке красиво алели.

– Вот ты у меня молодец, – вздохнула я. Саламандра самодостаточно моргнула, мол, да – так точно, а что, были какие-то сомнения?

Сомнений в ней не было.

А вот в компетенции одной хвостатой морды – были.

– Три-и-иш!

К моему удивлению, дворецкий откликнулся не сразу. Более того – мне пришлось даже войти в его комнатку, обнаружить его спящим. Спящим в кресле! В то время как я оставила его приглядывать за живностью. Спал он настолько крепко, что мне даже пришлось потрясти за покатое крысиное плечико. Сильно так потрясти.

– М-м-миледи? – голос моего крысюка звучал полупьяно. Совершенно из ряда вон. Мой, образцовый дворецкий и… Нетрезвый?

Но на меня он лупал глазками совершенно осоловело. И двигался как-то вяло. Будто не торопясь проспаться.

– Триш! – я встряхнула крысюка сильнее. Вот только и это не помогло.

– Вот пришла тут, топает, и трясет и трясет, – неожиданно тявкнуло мне из под кровати, – тоже мне – ведьма. Не знает, что после зелья сон-сон скоро не очухаешься.

– После чего?

Я наклонилась и заглянула под кресло. Блин. Только и увидела, что быструю тень и длинный хвост с зазубринами метнувшиеся под кровать.

Это он что, рассчитывает, что я его по всему номеру гонять буду, пока не найду?

– А ну-ка вылазь, – топнула ногой, – если ты из гостиничной обслуги, то я тебе сейчас хвост оторву. Нельзя же так пугать.

– Не из обслуги я, – пискнуло из под кровати, – а ты бить не будешь?

– Не буду.

– И уши дергать?

– И уши.

– И хвост?

– И хвост, и руки, и ноги, и пальцы и прочие части тела, – я наскоро перечислила все пришедшие голову вариации, – вылазь, говорю! А то я найду веник и…

– Вылажу, вылажу, – сконфуженно буркнуло из под кровати и выполз оттуда… Мой вчерашний гремлин. Ну, тот прожорливый ушастый малек, которого я у городского архива пирожками прикармливала. Чувствовал он себя неуютно, мялся, грыз ногти и вообще с тоской поглядывал на покрывало, за которым было так удобно прятаться, но все же не уползал. Видимо, боялся веника.

– Здрасьте, – сподобился поздороваться.

– Здрасьте, здрасьте, – кивнула я, – и чего вы тут забыли, сударь?

– Так энто… – ушастый немного замялся, – ты меня кормила. Я теперь тебе помочь должен. Вот.

– И все?

– Все! – глаза крылатой чуди были такие большие и честные, что я ему не поверила.

– Ну, лады, рассказывай, – кивнула, – что за зелье сон-сон и при чем тут мой дворецкий.

– Так напоили его им, – чудь мотнула носом, указывая на пустую чашку стоящую на столе, – под самую завязочку накачали. Чо не чуешь сон-траву? Тоже мне, ведьма!

– Хамить необязательно, – заметила я, подавляя желание ответить чуду подзатыльник, – а зачем Триша поили этим зельем?

– Ну а как бы они твой номер обыскали пока он не спит? – удивился гремлин, глядя на меня как на дурочку, – или чо, не видишь, что у тебя тут все перерыто?

Я…

Вообще-то видела.

Но до этого момента списывала бардак в номере на вольные художества беспризорных питомцев.

А вот теперь…

А теперь действительно… Уж больно аккуратный тут царил хаос. Вещи не уронены, а передвинуты, выложены, упорядочены не в том порядке, в котором я все оставляла. Скучающая шинолла, как скучающая кошка – она не будет перекладывать стопку блузок, которую я приготовила к упаковке в гостиничный комод. Она её просто свалит на пол. Или сверху полежит.

– Так, – взялась за стул и уселась на него, чтобы выдержать любое последующее откровение, – а теперь рассказывай нормально! Что было в моем номере, пока меня не было?

– Чо-чо, – сварливо огрызнулся ушастый, – чо те все повторять-то нужно? Этого, – длинный ноготь ткнулся в Триша, – зельем подпоили. Обшмонали тут все. Ругались на тебя жутко. Я три новых ругательства запомнил.

Только три? Это ж какой у тебя ругательный запас, мелочь?

– А ты все это время здесь сидел? – удивилась я.

– Со вчерась еще, – буркнул мне маленький нахаленок, – меня ж мои выперли. А ты накормила.

– Хорошо, больше не буду, – фыркнула, услышав претензию в голосе гремлина. Тот как-то помрачнел.

– Так кто рылся в моем номере? Горничные?

– Не, не горничные, – гремлин брезгливо скривился, – здесь горничные фейки. Прилетят, крыльями побряцают, пыльцой своей вонючей во все стороны посыплют и все – красота, благодать. Вещи гостей они не трогают.

– Так кто был? – терпеливо повторила, хотя лимит терпения постепенно исчерпывался.

– Не знаю я! – как-то уж совершенно сердито брякнул мелкий, – я прятался. Не видел. Только чуял и слушал.

– Ты вроде мне помочь порывался.

– Так как тут помочь? – ушастый печально сник, – против ведьм нашему брату не попрешь. Особо против тех, от кого пахнет черным. Они из ваших самые поганые.

– Пахнет черным, это как? – вообще не поняла.

– Пахнет черным – это пахнет черным, – повторил мелкий мрачно, как дурочке, – вот ты пахнешь синим. А та – черным. Плохо.

– И ей бы ты хамить не стал? – не удержалась.

– Я б за ней не пошел, – отрезал бесенок, – такой помогать – сто лет не отмоешься. А ты – ничего. На тебя может даже поработать можно.

– Надо же, какая честь, – вздохнула, покосилась на вновь задремавшего в кресле Триша, оглядела номер.

Здесь что-то искала ведьма, что “пахнет черным”. Ругалась. Не нашла ничего? Или все-таки нашла? Не многовато ли на сегодняшний день у меня событий напроисходило?

Ох, какой скандал мне пришлось закатить администрации “Элессара”.

Среди бела дня! В их расфуфыренной гостинице! Шастает по оплаченным номерам непонятно кто! Если бы мне было безразлично, в сохранности ли будут мои вещи – я бы арендовала койку в забегаловку на окраине!

Бедные мои связочки!

У несчастной эльфийки-владелицы, когда я уходила – нервно тряслись оба кончика длинных ушей. А ведь вечная раса, должны бы быть поопытнее, потерпеливее.

Зато после скандала меня переселили аж в королевский номер, с тройным контуром защитных от вторжения заклинаний. С шестью дополнительными комнатками для фамилиаров и домашних питомцев. Хоть еще дополнительно двоих заводи.

Да-да, двоих.

Вдоволь налюбовавшись на красоты номера я внезапно обнаружила, что давешний гремлин неловко мнется у дверей, нерешаясь проходить в глубь номера.

– Тебе чего надо-то? – прямо спросила, в лоб, – если ты все еще ищешь как отблагодарить за два пирожка, то думаю – рассказ о том, что у меня в номере без меня шарились – годится, погоди, там говорят магостража придет, зафиксировать факт вторжения. Вот им это все повтори и свободен.

– Ну, энто, – ушастая чудь смущенно колупнула пальцем босой зеленой ноги паркет, – мож тебе работник нужен? А то я могу!

– И чего ты можешь? – скептически смерила его взглядом, – под креслом сидеть, когда меня обворовывают?

– Я-а-а-а? – бесенок раздулся от собсвенной недооцененности, – я – гаргул в восьмнадцатом поколении. Я знашь, скок всего могу?

– Жрать и спать за полезные навыки не считаются, – фыркнула уже из вредности. Самой было интересно, чего там этот гаргул умеет. И, так вот оказывается, как эта народность называется. Гаргулы. Тьфу ты, гаргульи! А я-то думала – они все сплошь каменные, на стенах сидят!

– Жрать и спа-а-а-ать? – возмущенный гаргул взвился в воздух забавно бякая крылышками, – да я… Да ты! Ничо ты не понимашь. Вот!

Судя по тому, как он растерялся – он и сам не знал, какие свои бесценные навыки предложить мне как потенциальному работодателю.

– Так, ну ладно. Давай прикинем, – поняв что внятного рассказа от обиженной мелочи я не дождусь, – за живностью моей присмотреть можешь? Чтоб не жрали чо не положено, не лазили куда нельзя, не делали, что не позволено?

– Ну, эт могу, – уши у гаргула обнадеженно приподнялись, – ток ты сама базарь, чо им можна.

– Мож ты еще свечи в люстре поменять могешь? – глянула на крылышки мелочи, прикинула их практическое применение, – только не здесь, а в моем доме.

– Эт про который твое ворье базарило? – гаргул махнул ушами.

– А про это ты не говорил.

– А чо без толку языком-то махать, – чудь удивленно на меня вытаращилось, – орали они, чо должно быть у тебя чо-та. Чо не могет быть чтоб не было. Иначе ты б в Кладезь не приперлась.

– Кладезь?

– Ну та ведьмина громадина, откуда меня выперли, – снисходительно уронил бесенок, – мы её Кладезью зовем, ибо там уйма всего.

Ага. Речь про архив, видимо.

Значит, моих грабителей взбаламутил именно мой визит в архив? Очень интересно. И говорили они в контексте дома.

У меня оставалось возмутительно мало вариантов для подозреваемых.

– Как тебя звать-то хоть, мелочь?

– Мырх, – важно сказал гаргул, будто это был цельный титул.

– Ну ладно, Мырх, – протянула вперед ладонь, – клянешься ли ты служить мне верно и без обмана, без пакостей и грубости. В обмен… Чо ты там хошь?

– Злотый в месяц, – в глазах гаргула яркими звездами запылала алчность истинного дракона, – и жрать до полпуза три раза в день.

– До полпуза это как?

– Ну как! – мелочь снова поразилось моей неосведомленности, – до пуза – эт када ты пожрал и с ног валишься. Работать не могешь. А до полпуза пожрешь и работа из рук не валится. Поняла?

– Поняла, – термин я определенно оценила. Вот значит она какая – диета по-гаргульи. Жри на пол-пуза, то есть не до осоловелости, и точно не поправишься. Значит, клянешься ли ты Мырх мне, ведьме Марьяне, служить верно и без обмана за ползлотого в месяц и жрачку до пол-пуза три раза в день.

– Клянусь. – На урезанную ставку гаргул возмущенно фыркнул, но я еще посмотрю, как он работать будет. Плохому работнику у меня из зарплаты будет только хороший пендель.

– А подведешь ты меня – прокляну так, до смерти будешь икать и ходить будешь весь такой синенький, в беленький горошек, – посулила, на всякий случай. Узрела в глазах гаргула истинный ужас, выдохнула.

Впечатлился. Ну и хорошо. Надеюсь и вправду – не лишнее приобретение. В штате.

Почему-то мелочь мне было жалко. Оно конечно нахальное было, но как вспомнишь, какими зуботычинами его “угощали” в архиве – поневоле проникнешься. А так – пусть лоток за Чушкой чистит. И саламандре дровишек подкидывает.

Триш проснулся только после обеда. Проснулся, послушал чего без него напроисходило – чуть хвост себе не откусил.

Ну конечно. Как мог! Дворецкий! С его квалификацией.

К этому моменту соизволила притащиться магическая стража. Невысокий худой мужчина, с безликим лицом и холодным взглядом. Я ему коротенечко обрисовало что и где, подчеркнула моих подозреваемых, и…

– Что-нибудь пропало, – бесцветно поинтересовался маг никак не меняясь в лице.

– Нет, – встряхнула головой.

Честно говоря, не было у меня ценных вещей. Все ценное было в гномьем банке и – в хрустальной волшебной колбочке у меня на шее. Пожалуй, если украсть у меня стоило только фамильяров, но и их не стали трогать.

– Ну, тогда и обвинение предъявлять не по чему, – прохладно проронил маг, – вот если бы у вас что-то пропало, мы бы проследили след вещи по слепку вашей ауры.

– А так значит доказать нельзя?

– Следы ауры затерты, – безразлично проронил маг-стражник. И я почему-то… ему не поверила.

Ну не может быть, чтобы ничего не было…

Кажется, у кого-то все-таки есть крыша в органах магического правопорядка?

Затосковала. Потом оклемалась – что это я, у меня ж защита королевского номера! Хозяйка гостиницы клялась всеми клятвами, что чары этой защиты непреодолимы вообще никак. Что ж, надеюсь – это неизменно.

Мага-стражника задерживать не стала. Все равно бесполезный. После его ухода заперла дверь на ключ, даже искусилась придвинуть к ней комод.

Сняла с шеи скляночку с магическим цветком. Все, тянуть больше нельзя. Нужно доставать книгу и запирать её в банке. Пожалуй, только там Софик до неё и не доберется!

19. Глава о пользе пеших прогулок в дальние миры

Лепестки эулариозы заварила в чай. Семь лепестков на чашку. Зашпарить кипятком, настаивать семь минут…

На вкус…

Бог ты мой, чуть не подавилась!

Кажется, пила кислоту, которая вливалась в мой желудок и проплавляла его. Дырки в животе, впрочем, не появилось, но ощущения были просто нзабываемые. И ведь язык не немел, глоток за глотком позволяя мне насладиться всей полнотой вкуса.

Спасибо, блин, бабуля, нельзя было посоветовать какую-нибудь такую растительную восстанавливалку магии, чтобы была сладенькая и с ароматом мяты?

Голова после настоя резко закружилась, и минуты три я старательно цеплялась в край стола, пытаясь собрать мир воедино. А потом…

А потом поняла, что готова не только порталы открывать, но колесом ходить, до того много энергии забурлило в моих венах. Уф-ф! Ну что ж, приступим.

Ободранный цветочек вернула обратно в хрустальную колбочку, повесила на грудь. Черт его знает, куда меня занесет, но восстановление магии лишним ни в коем случае не будет.

– Так, Мырх следит за живностью. Триш – выдает ему подробнейшие инструкции. Марьяша… – ткнула сама себя в грудь пальцем, откровенно дурачась, – берет себя в руки и идет искать тропу в свой родной мир.

– Вы уходите, миледи? – потрясенно пискнул Триш. – Это я вас разочаровал?

Еще десять минут у меня ушли на то, чтобы объяснить крысюку, что нет, никто не собирается никого бросать. И вообще, куда я – от своего передвижного зоопарка? Кто мне еще оладьи на люстре развесит? Вот и я думаю, что жить без этого совершенно невозможно!

Подумав – я затребовала с гостиничной прислуги компенсацию за уничтоженный ворами завтрак. Оказалось, что на кухне есть еще оладьи, и кувшинчик с крепким кофе на дорожку мне тоже завернули.

Дивно. Ведьмина игла в кармашке, еда для обеда в сумке. Теперь я готова к путешествию.

– Будьте аккуратны, миледи, – пискнул Триш, когда я подошла к двери пустующей комнаты, – леди Матильда говорила, что шепот троп, ведущих к чужим мирам, завораживает. И так трудно не отдаться им всей душой.

Хорошо сказано.

Ба вообще-то говорила то же самое.

И потому межмировых портальщиков так мало.

Я крепче сжала ручку двери. И обратилась к тому, что билось внутри меня. Потянула его, обводя внутренним взглядом периметр двери.

Отворись мне, путь.

И толкнула дверь вперед. Вместо пустой комнатки открывая проход к серебряной дороге.

Ба описала мне процесс проложения тропы по внешнему запросу как работу навигатора. Когда сам портальщик вычерчивает путь от одной точки вселенной к другой, укорачивая его бесконечность до нескольких шагов.

Я же совершенно не знала, в какой точке вселенной располагалась нужная мне Земля. У меня внешнего запроса не было. И путь свой я должна была проложить самостоятельно. Уже встав своими ногами на серебряную дорогу.

Я шагнула на неё, и дверь за моей спиной хлопнула, будто бы я устроила межпространственный сквозняк. На серебряной дороге я осталась одна. Дыхание перехватило.

На самом деле – я понимала их. Тех портальщиков, что один раз открыли дорогу на этот великий путь и не вернулись с него. Я бы сама, наверное, искусилась посвятить свою жизнь шагая от ветви к ветви, ныряя из двери в дверь. Вот только…

Я не могла. Меня ожидал мой домик, Триш, и целая куча зависящих от меня магических созданий. Наверное, в этом плане ба было проще уйти. Она была гораздо легче на подъем, чем я, удивительно, как вообще смогла хоть где-то осесть.

Я вдохнула прохладный воздух мира между мирами, сжала в кармане ведьмину иглу, протыкая ей безымянный палец. Мысленно велела крови искать дорогу к крови. В конце концов, на земле у меня остались живая мать и дядюшка, и вдобавок определенное количество сводных и двоюродных сестричек. Прикольно, кстати, что дядька у меня был единственным в семье мужиком. Что у него, что у мамки моей рождались только дочери. Ведьмино племя.

Отклик от крови, принесенной в жертву Дороге, пришел быстро. Я ощутила, будто алая нить протянулась от моего сердца куда-то вперед. Неожиданно – расходящаяся в стороны в нескольких местах.

Видимо, портальщики в семье Елагиных рождались не в первый раз. И не одну тропу протоптали, и не в одном мире осели.

Что ж, придется проверить все!

Я зажмурилась крепче и мысленно свела один конец алой нити и другой между пальцами. Сжала их вместе, укорачивая путь. Сделала три шага вперед сквозь густой кисель спрессованного пространства. Это оказалось настолько сложно, что если бы не завет ба “не останавливайся на проложенном пути” – я бы уже после первого остановилась передохнуть.

Нет. Шагала, с усилием, ощущая, как пылают напряжением мышцы, преодолевающие сопротивление пространства, до тех самых пор, пока не врезалась лбом в каменную дверь на другом конце алой нити.

Упс. Кажется – приехали! Осталось только понять, куда!

Конечно же, нет.

Я вышла в темном доме, где на меня ошалелыми глазами уставилась растрепанная девица, которой я рассказала про кровный поиск на Серебряной Дороге.

– Слушай, у нас уже пять поколений никто на Дорогу не ходит, – развела руками девица, – до того ходили, а потом – перестали. Про Велор мы слышали, но в основном нехорошее. Знаем, что в роду были черномаги, но что уж теперь. Брататься к ним не хотим, карму отрабатываем.

И ведь не одна она мне это сказала.

Почти слово в слово повторили мне это еще несколько встретившихся за дверями колдунов. Кто-то ушел из семьи восемь поколений назад. Кто-то уже тыщу лет как учит детей ходить по Серебряной Дороге, но путь в Велор запретил под страхом отлучения от семьи. Потому что там остались родственнички, с которыми не то что за один стол – на одно поле… косить не выйдешь.

У меня все сильнее крепло ощущение, что Елагины уже не первое поколение творили какую-то дичь. И все мало-мальски приличные их потомки только-только открывали в себе портальный дар – и сразу же уходили из дому, отплевываясь и открещиваясь. Или без портального дара, как Отрада…

После восьмой “не той” двери, сделала перерыв. Съела несколько оладышек из сумки, ощипала эулариозу еще на семь лепесточков. Каждый шаг по Серебряной Дороге, каждая новая открытая дверь черпали мою силу. И не капельками, а ковшиками. Экскаватора ковшиками! Хорошо, что было чем заесть все эти "магические непредвиденные траты".

Не всегда приходила к домам и вменяемым колдунам.

Один раз – вышла не то чтобы в дом, скорее в будуар. Где дамочка в бронированном бикини возлежала на мягких подушках. Доспех её служил скорее для отвлечения вражеского внимания, чем для подлинной защиты. С ролью своей оно явно справилось, потому что возлежала дамочка в окружении редкой красоты мужчин. Пяти или шести? Эх. Везет же некоторым. И почему меня не занесло в мир, где много моих мужей массировали бы мне ножки и плечики?

А то достался какой-то упырь, и никакого тебе массажика!

– Макхари, – ахнул какой-то красавчик при виде меня. И минутой спустя мне пришлось спасаться бегством, потому что вскочившая с подушек красотка выудила откуда-то бердыш и ринулась с ним на меня. Хорошо, что я от двери недалеко убежала. Прыгнула за неё, захлопнула, но успела ощутить, как по двери прошла вибрация – там, где только что была моя голова, уже торчал брошенный через весь немаленький зал, топор. Убедилась, что закрыла проход. Припечатала ее покрепче.

В одном мире дверь меня вывела на развалины белокаменного замка, к белому трону с расколотой спинкой. Интересно. Это мои родственнички всех тут посвергали? Очень надеюсь! Мы, ди Бухе, такие! Приходим, видим, побеждаем!

Наверное, все-таки стоило сказать “Елагины”, но именоваться фамилией Софик мне не хотелось. Если выбирать между шилом и мылом, я согласна даже на фамилию мужа, или того хуже – родную, дурацкую, мамину фамилию “Гурцкая”. Которую я вообще-то терпеть не могла.

Серебряная дорога не была пустой. То и дело по ней проносились прозрачные быстрые силуэты других таких же странников. У одной из дверей передо мной шлепнулось огромное лиловое щупальце и на меня некоторое время с любопытством таращилось чудовище, похожее на гигантскую каракатицу.

– Еда? – поинтересовалось оно подозрительно знакомым голосом. О, так это эта прелесть трясла мой дом и пыталась сожрать семейку Елагиных, когда они пытались заявить свои права, да?

На меня оно смотрело без злости, скорее с выжиданием, как пес на хозяина. Видимо, умение открывать чудо-двери каким-то образом делало меня своей для этого Ктулху.

Я пожала плечами, и швырнула ему в пасть сверток с остатками моих оладий. И… Да, мне худеть надо! За краткий период питания за счет Джулиана ди Венцера мне платье стало чуть в груди маловато. Это, конечно, не то чтобы недостаток, но так недалеко и до складок на боках – а ну их, правда!

Я начала беспокоиться уже на двенадцатой двери, выведшей меня не туда, перед тем как в последний раз ощипать эулариозу, чтобы заварить из неё чаечек.

Да где же он – мой чертов, родной мирок? Сколько же миров прошла моя бабуля, прежде чем в нем осесть? Как искала нужный? Как мне быстро найти нужный?

Я вернулась на тропу, снова ткнула палец ведьминой иглой, снова принося Дороге жертву.

– Мне нужен путь к дому матери! – подумала требовательно, настойчиво. – К дому, где она родилась, где меня родила, где меня растили!

Да, так оказалось можно!

Более конкретный запрос к Дороге выдал мне конкретный ответ, одну четкую широкую толстую нить.

Вот только стоило мне определить это направление единственно необходимым, стоило сделать шаг сквозь густое, сжатое пространство, как тут же пришел “счет за услуги”.

Магия…

Магия моя хлынула из моих жил так, будто испытывала ко мне подлинное отвращение.

На третьем шаге у меня от напряжения хлынули слезы из глаз.

На шестом – скрутило судорогой мышцу на левой ноге.

На девятом – я сжала пальцами ручку искомой двери и поняла – все, магия во мне кончилась. Опять! И ощипывать мне больше нечего!

Как возвращаться в Велор – непонятно!

Будто возмущенная моей заминкой, Дорога под моими ногами вздрогнула, пошла волной, и буквально впихнула меня в дверь, у которой я стояла.

В затопленную ярким светом кухню бабушкиного дома. Я даже оказалась не готова к такой яркости и несколько секунд стояла, промаргивалась, цепляясь взглядом то за закопченный от печного отопления потолок. То за веники ромашки, на стенах. То за…

– Марьяна? Это правда ты? – недоверчиво окликнули меня слева. От окна, у которого обычно стоял стол. Честно говоря, именно этот голос я и не ожидала услышать.

Мама.

Вот просто – мама. Та самая, которая и на Дни Рождения мои не всегда приезжала.

У неё высокая шея, молодой профиль – рядом с ней я сейчас буду казаться младшей сестрой, а не дочкой, и модная стрижка, с четкими линиями. Прямые волосы. Боже, как я им завидовала все детство. Так хотела унаследовать.

– Марьяна, у тебя волосы дымятся! – заявил дядька, высовываясь из-за маминого плеча. Его я тоже не особо люблю, но как-то поменьше.

Я недоверчиво коснулась ладонью волос и помянула болотную хмарь. Мои волосы не просто дымились, они, кажется, горели потихоньку. По всей видимости, резкий перерасход магии сказался.

– Простите, дядя, – я решительно шагнула к стоящему у бачка с водой ведру, – я сгоняю до колодца.

И сев на корточки, макнула дымящуюся башку в воду.

Ощутила блаженную прохладу аж на затылке. Вынырнула.

– Мама, полотенце не дашь?

Еще никто не пришел в себя, но полотенце я получила. У мамы, кажется, глаз дергался.

Вытирала голову, разглядывала кухню бабушкиного дома. Дышала знакомым запахом, который совсем не изменился за это время.

Дядя Дима и мать моя сидели за столом, на столе стояла высокая бутылка с прозрачной жидкостью, стопки.

– И что отмечаем? – спросила, чтобы разнообразить гробовое молчание, царящее в кухне.

– Вообще-то поминаем, – негромко ответил дядя, – тебя поминаем, Марьяна.

Пришлось найти стул, сесть, выдохнуть и вопросительно вздернуть бровь.

– Ты ведь уже два месяца как бесследно пропала, – подрагивающим голосом сообщила мама, – мы решили, что ты…

– Простите, – развела руками, – я жива, только…

Запнулась, не торопясь объяснять историю с путешествием в другой мир. А то вот так поторопишься, и отправишься в другое путешествие. До дому с мягкими стенами.

– В тебе проснулся мамин дар? – неожиданно прямо поинтересовалась мать. – Ведьмин дар?

– А… – я аж рот раскрыла. Да, дедушка знал – ба говорила. Но кажется, об осведомленности мамы и её брата речи не шло.

– Только не надо на меня так смотреть, Марьяна, – мама вздохнула, прокручивая маленький прозрачный стаканчик, стоящий перед ней, – все знали, что твоя бабушка – ведьма. И в деревне все знают, а уж мы – и подавно. А насчет тебя… Мне нужно было догадаться, что все-таки твой дар возьмет свое.

– Дар? – удивленно округлила глаза.

– Дар, – повторила мама, опуская ресницы, – если хочешь знать, ты с детства была… необычная.

– Это как?

– Это так, что когда другие дети орали – стекла не трескались и пробки не вылетали, – мама вздохнула, – у тебя же все это началось в год. И под потолком ты летала. Поэтому я отвезла тебя к бабушке. В городе тебе нельзя было оставаться. Мы привлекали внимание.

– Надо же, – повторила удивленно, – а я-то думала, это потому, что ты…

– Ну спасибо, доченька, – мама скрестила руки на груди, – дождалась на старости лет откровения, что я – плохая мать.

– Я этого не сказала, – показала маме язык, – ты была занята. Не до меня тебе было. В конце концов, могла бы приезжать почаще.

В глазах у мамы что-то мелькнуло. Глубокое, затаенное.

– Ну что ж, раз живая, значит, чаю попьем, – неожиданно вмешался дядя, – мать как раз пирог только в духовку поставила. Заодно расскажешь, где тебя носило, Марьяна, и зачем вернулась.

– Да, хорошо, я – сейчас, только поставьте чайник.

Дала им время сменить посуду, а сама вышла в узкий коридор деревенского дома. Здесь все – садово-огородные приспособления, корзинки на полках, даже высокие рыбацкие дядькины сапоги. Ближе к дальнему краю – книжные полки. Книг у бабушки в доме было много, и были они разные. Помню, как зачитывалась повестями про детей полка, пионеров и детство Ленина и мечтала сама когда-нибудь стать… Только потом узнала, что с годом рождения промахнулась.

Лестница на чердак – старая, скрипучая, узкая. Лаз на чердак – узковат, и намекает, что в детстве я все-таки обладала менее широкой попой, раз проскакивала в него так свободно.

Тонкие доски чердачного пола под ногами – не крашенные, как и раньше.

Я замерла, вдохнула еще более пропитанный ароматом трав и сухих яблок воздух, снова ощутила, как режет в груди. Чтобы ощутить волшебные вибрации, пришлось закрыть глаза. Только тогда я будто услышала тонкое высокое пение, песню без единого слова, на призыв которой меня буквально повело.

Мое блуждание по чердаку напоминало игру в горячо-холодно, и тихая магическая песня хитрила, водила меня кривой, извилистой дорожкой между нагромождениями вещей.

Я так и шла на зов вслепую, скользила пальцами по сложенным на чердаке ящикам и коробкам, на ощупь определяла, чего именно касаюсь.

Вот поздоровался с моей рукой твердый гладкий ящик с металлическим замком. Здесь хранится старый дядин саксофон – он, кстати, так ни разу на нем и не сыграл, а жаль, мне всегда было интересно.

Вот под пальцами спружинила фанерная крышка. Под ней прятались старые елочные игрушки, настоящие, стеклянные, на прищепках. Там есть дирижабль, снеговик и три сказочных домика. Мои любимые.

А вот мои пальцы нашли свежий, гладкий, вопиюще новый гофрированный картон. Это, видимо, новехонькая, вульгарная искусственная елка, которой и рядом не сравниться с настоящей лесной красоткой. Коробку с этой искусственной фигней я приметила еще как залезла на чердак.

Мы не рубили елок с ба. Мы наряжали елку в её огороде. И любовались из окна горящими на ней гирляндами.

А вот…

Шероховатый кожаный переплет я сначала мазнула пальцами, прошла дальше, и только потом сообразила, что вот этого предмета я точно не видела раньше. Вернулась. Снова нашла ладонью объемную тяжелую книгу. Огладила её пальцами, сверху, снизу, поняла, что книга ни на чем не лежит, просто парит там, где на чердаке всегда было пустое место. Туда даже газет не стелили, когда сушили травы и яблоки. И песня, ведущая меня вперед, замолкла, оборвавшись на высокой ноте, будто напугавшись, что её взяли и нашли.

– Ну привет, – произнесла, открывая глаза, чтобы впервые в своей жизни увидеть волшебную книгу. Бабушкину книгу.

Ну, хоть что-то у меня получилось просто сделать!

Вопрос теперь – как возвращаться в Велор?

20. О том, что дома хорошо, но быть ведьмой – лучше

Пирог оказался вкусным, по бабушкиному рецепту, и я внезапно сожрала почти половину. Только после этого поняла, что ужасно проголодалась и оприходовала бы даже подошву под майонезом.

Вот и нафига мне, спрашивается, муж-ресторатор, а? Да-да, тот самый, который кулинарный бог, и из-под рук его выходят такие шедевры, за которые даже его паскудный характер можно простить? Все равно ж не оценю, сожру с голодухи даже подгорелую кашу.

Рассказывала о Велоре сначала неохотно, потом, заметив недюжинный интерес со стороны и дяди, и мамы, увлеклась и рассказала буквально все.

И про обаятельного мерзавца-соседа с кроличьими ушами, и про смешного крыса дворецкого, и про живой мой домик, по которому я ужасно соскучилась, и про неприятное семейство, пытающееся дом у меня отжать.

Когда мама притащила из шкафа мне постельное белье и махнула в сторону маленькой спальни – сначала удивилась, а потом поняла – лишним не будет. Магии по-прежнему нет, эулариоза ощипана под ноль, мне надо отдохнуть, а утром – надеюсь, что-нибудь придумаю. Вычитаю что-нибудь.

Книгу держала на коленях, как маленького ребенка. Потом долго с ней валялась в кровати, листала страницы, и… Так и уснула, упав щекой на страницу.

Сон навалился резко и безжалостно, будто я пару недель уклонялась от встречи с ним. И он оказался… мучительным.

Никогда в жизни мне не было так больно, как было во сне сейчас. Будто половина меня была грубо оторвана. И лежала я в руинах, в осколках, разодранная в кровавые лохмотья. Болела. Пыталась проснуться. Не проснулась. Будто провалилась глубже в боль и отчаянье, холод и алую смерть.

Господи, господи, господи…

– Ты здесь?

Это не вопрос – тихий измученный стон, что-то сродни предсмертному возгласу. Мысленный шепот, который я не слышу – осознаю.

– А кого надо? – подумала. Потому что “ты” – это как-то не очень конкретно.

– Где ты, раздери тебя Тар’аркрис? Где тебя носит, женушка?!

– Джулиан? – опешила настолько, что даже на несколько секунд забыла о невыносимой боли, пытающейся меня угробить.

– У тебя что, есть еще один истинный? – он там вспыхнул то ли ревностью, то ли злостью от моего непонимания. А может, и тем, и другим.

– Так это ты меня мучаешь? – выбесилась абсолютно симметрично. – Отвали от меня. Сказала же. Оставь в покое. Не думала, что ты настолько гад, что готов делать мне больно, лишь бы я бросилась к тебе на шею. Да и за кого ты там меня держишь?

– Это не я! –зло рыкнул на меня. – Не я, Марьяна. Это наша с тобой связь. И поверь, я сейчас сам тебя видеть не хочу. Восьмую ночь уже так подыхаю! С каждым разом все сильнее. Сам уже жалею, что тебя узнал. Понимаю всех тех, кто предпочитал этой проклятущей связи душ нормальные нейтральные отношения, завязанные на легком влечении или расчете. Жаль, что осознал так поздно.

– Восьмую ночь? – повторила ошалело. – Восьмую? Ты там ничего не путаешь? Я же только вчера из Велора ушла. Или ты день за два считаешь?

– Ты послала меня к черту одиннадцать дней назад, – ответ прозвучал сухо и формально, – и восемь дней назад началось это. У тебя суд через пять дней, ты в курсе? Мне занесли твою повестку. Твой крыс каждый день о тебе спрашивает.

Так, а вот об этом нюансе прогулок по Серебряной дороге меня никто не предупредил. Для меня-то… Ну… Полдня прошло. Максимум – день. А в Велоре уже восемь…

– Где ты, Марьяна? Не в Велоре? Где?!

– У себя, – ответила кратко, – в мире, в котором родилась.

– Возвращайся немедленно, – он обнаглел настолько, что снова начал на меня рычать, – связь душ не выдержит такого расстояния между нами. Еще пара дней – и мы оба сдохнем. Прости, но я планировал пожить немного дольше.

– Я не могу, – созналась виновато, – путь был долгий и затратный. Я вычерпала весь свой запас магии, и колдовать мне нечем. Может подождать, пока восстановится?

– Пары дней для этого хватит?

Он спрашивал риторически, уже зная мой ответ.

Увы, но нет. Для одной чудо-двери между даже двумя конкретными мирами мне нужно гораздо больше сил, чем есть сейчас и больше, чем восстановится за двое Велорских суток.

– Я… Я не знаю, что делать.

– А я знаю, – он хмыкнул как-то едко, – не вздумай сопротивляться, Марьяна.

Я не успела спросить – сопротивляться чему? Потому что именно в эту секунду я поняла, что до сего момента мне больно не было. А вот сейчас стало! Так, что мозг кипел и плавился минут пять, а потом пришла жажда.

Даже не так. ЖАЖДА!

Жажда, вытолкнувшая меня из сна.

Жажда, заставившая резко усесться на постели.

Жажда, затопившая весь мир передо мной оттенками алого цвета.

Даже маму, склонившуюся над моей подушкой, моя жажда окрасила в ярко-красный, выделив на её шее подходящее место для укуса.

Так, стоп, для укуса? И что это мама забыла внезапно рядом с моей кроватью?

– Ма?

Она ойкнула и будто пойманная с поличным шарахнулась назад, к дверям. А я опустила глаза на то, к чему она тянула руки. Увидела книгу, так и забытую на подушке. Чего?!

Сощурилась нехорошо. Так вообще-то на мать щуриться нельзя, но если эта мать вас особо не воспитывала – можно и сделать исключение.

– Это Ведьмина Книга, мама. Бабушкина была. Теперь моя стала. Какого лешего тебе надо?..

Мамино лицо, мертвое от испуга, вздрогнуло, попыталось состроить обвиняющую мину. Не получилось. И тихо всхлипнув, мама уселась прямо на пол, пряча от меня глаза.

– Я просто думала… Думала, что может, есть способ… И мне…

– Стать ведьмой? – договорила я, когда она оборвала себя на полуслове. – Мама, ты серьезно?

– Ну ты же стала, – мама пожала губы упрямо, – и от тебя бабушка тоже этого не ждала, тебе тоже уже было поздно. Вдруг и я могу.

– Как удачно.

Эта мысль точно была не моя, чужая. Прозвучавшая в голове и качнувшая меня вперед.

– Ты – можешь, – произнес Джулиан моим языком, – я тебе помогу. Разбужу твою силу. Но и ты кое-что сделаешь для меня.

Бог ты мой, как знакомо это прозвучало. И пусть он не предлагал мне сделок, но потому, что я успела узнать об нюансах магических вампирских отношений – я поняла все мгновенно.

– Ты с ума сошел, – подумала, – я не буду пить ее кровь. Она – моя мать!

– Это как раз то, что нужно! – категорично сообщил мне вампир.

Ну класс.

Эй, кого там мамы по жизни называют паразитами? На кого всплескивают руками и стонут: “Сколько ж ты у меня еще кровь пить будешь?”

Вот прямо сейчас у моей мамы появится возможность сказать это, имея самый веский повод!

Странное дело – пока Джулиан моим ртом оговаривал условия сделки – мама не падала в обморок, не заламывала руки, не обвиняла меня во всех грехах.

Только спросила.

– Марьяша, тебя там вампир какой покусал, что ли?

– Покусал, – ответила, перехватив управление своим языком.

– И замуж взял, – внес свою поправку неуемный упырь, – и надо к нему скорее вернуться. Для восстановления магии нужен глоток крови. Кровь близкого – идеальный вариант.

– А ты не обманешь? – мама все еще сомневалась. – Я правда еще могу начать колдовать? Не поздно?

Джулиан моей рукой поймал маму за запястье. Пощупал его моими внезапно онемевшими пальцами.

– Не поздно, – выдал свой вердикт, – магия есть, но глубоко спряталась и крепко спит. Видимо, дело в самом этом мире, слишком он плотный, не дает ведьмам пробуждаться в нужное время. Прорываются только сильнейшие.

– Правда? – подумала.

– Сама знаешь, – получила мысленный ответ, – мою ложь ты почувствуешь, Марьяна.

Да. Почувствую. Было такое неизвестно откуда прилетевшее убеждение.

Вот ведь! Придется теперь узнавать об этой их дурацкой связи “тель алаан” или как там она называется? Чтобы знать, как это так этот чертов вампир вдруг вселился в мое тело, поделился со мной своей жаждой крови и сейчас моими устами договорился о сделке с моей же матерью.

– Ну давай, – мама тихо кивнула и качнула головой влево, обнажая шею, – только давай не до смерти, Марьяша, я тебя родила, в конце концов.

– Я не буду, – подумала отчаянно. Пить мамину кровь вживую! Это же жесть! Не могу, не буду, не заставите.

– Просто закрой глаза, – посоветовал Джулиан милосердно, – нам нужна эта сделка. Ты должна вернуться.

Он был прав и это возмутительно. Закрыла. Ощутила, как встала, как качнулась вперед…

Меня осторожно, но настойчиво отстранили от всех чувств. Будто заслонили темной спиной от происходящего. Я пришла в себя только парой минут позже, ощущая только солоноватый привкус на языке. В мою кровь горячим потоком вливалась магия. А у мамы… У мамы, замершей и держащейся за место укуса, светились ярко-зеленым глаза.

– Не задерживайся, тель алаан. Твой путь займет время. И у нас его может не быть.

Джулиан исчез из моих мыслей, прихватив с собой и “цвет настроенья – красный”, и слишком длинные, тяжелые клыки, и легкое головокружение. А магию оставил. Как кстати!

– Мне надо идти, мама, – меня качнуло в сторону шкафа. Ну а что! У малой спальни в бабушкином доме дверей не было, только занавеска. Синяя, расшитая жар-птицами. Бабушка вышивала для меня, когда я заявила, что обычная белая в черный горох – скучно. Подарила на день рождения, спросила – весело ли мне теперь? Почему-то мне вдруг так грустно стало, что я на голом порыве ободрала эту самую занавеску и завернула в неё Ведьмину Книгу.

Мой подарок. Хочу и забираю. Даже не стыдно!

Все, к барьеру! То есть к шкафу.

Только не в Нарнию, только не в Нарнию! Хочу домой. Туда где тепло, светло и точно ждут меня.

Путь к Велору, как проторенная тропка, прочертился в моем уме четкой траекторией по серебряной дороге. Все-таки хорошо, что ориентирование на местности в детских лагерях было интересной штукой!

– Я с тобой, – мама вдруг цепко сгребла меня за локоть, еще до того, как я успела открыть дверь.

– Ты там ничего не знаешь!

– Ты тоже не знала! А я… Не могу же я отпустить тебя одну черт пойми куда!

– Ну оставила же на двадцать с лишним лет у бабушки.

– Я оставила дочь-ведьму у бабушки-ведьмы, – убийственно чеканным шепотом отбрила мама, – интересно, каким это образом я бы объяснила, что ты паришь под потолком, нашим гостям. Тем, что у тебя талант Гудини?

– Могла бы жить с нами.

– И коровам лекции по гражданскому праву читать? – мама фыркнула. – Нет, Марьяна. Я делала тогда, что должно. И сейчас делаю. И вообще хочу познакомиться с зятем.

– Он тебе не понравится, – мрачно буркнула, представляя эту встречу на Эльбе.

– Конечно, какой-то упырь и покусал мою девочку! – возмущенно выдохнула мама. – Что за манеры такие?

– Дворянские, мама, дворянские, – вздохнула и пожала плечами, – уверена, что хочешь? Кому ты в Велоре лекции по гражданскому праву читать будешь?

– Разберемся, – мама крепче сжала мой локоть, – давай поспешим, Марьяша, что-то у меня нехорошее предчувствие.

Нехорошие предчувствия у новоявленной ведьмы? Ладно, черт с ней, почему бы и нет? Дом все равно Матильда мне отдала, я – хозяйка, фиг кто отожмет. Поди увидит, какой там завал вживую – сама обратно попросится. Мучать студентов, на кафедру юридического. Отведу. Оттуда проще, чем отсюда.

На путь по дороге сразу двух ведьм пришлось потратиться. Но я шла вперед как будто солнцу и теплу навстречу. Там моя Чушка, там Вафелька соскучилась, там Триш с ума сходит. И дом, дом, дом…

Такое приятное слово, такое вкусное, такое классное.

Вот к кому Джулиану надо меня ревновать. К дому. Потому что я его действительно обожаю. А всякие дурацкие кролики не стоят никакого внимания.

Марьяша, Марьяша, окстись, надо тебе оно всерьез,чтобы упырь тебя ревновал, а?

Ну, в общем-то… Если быть с собой до конца откровенной…

Конец пути пришелся вовремя – не пришлось чистосердечно признаваться себе в ужасном.

Тем более зачем – он вон там опять заявил очередную свою чушь, что лучше б он меня не знал, и вот это все! Лучше чтоб не знал, ну вот и пусть забывает.

Нареченную там свою обратно замуж зовет. Второй женой! Или так нельзя?

А, какая разница!

Толкнула дверь вперед, и тут же заблудилась в чем-то мягком, бархатном. Оно обвило мою шею, попыталось задушить, было опознано как рукав…

Черт меня побери, вот ведь умудрилась, открыть дверь из шкафа в шкаф!

Мама потом еще месяц будет подкалывать.

Потыкалась в стенки шкафа, нашарила наконец ручку, отплевалась от бархатной тряпки, распахнула наконец дверцу на волю, чтобы… тут же захлопнуть её обратно.

– Марьяша, что такое? – шепотом спросила мама. – Мы вышли не в ту Нарнию?

– В ту, – шепотом ответствовала я, – но не туда. А…

Вот как бы ей объяснить, что я умудрилась протянуть тропу в…

Да-да, вы все угадали. В спаленку к дорогому, сожри его дракон, супругу!

И первое, что я увидела, открыв дверцу его шкафа, это был он сам! Бледно-серенький такой, осунувшийся, с синяками под глазами. Еще больше походящий на упыря, чем обычно.

Кажется, зря я думала о нем во время моего пути. Или это все из-за неверно сформулированного техзадания “хочу туда, где меня ждут”.

Ждал он меня, ага.

Дрых самым настоящим сусликом на своей широченной кровати, как раз напротив шкафа, и делал он это как истинный гражданин мира Голым!

Класс! Я ведь хотела этого никогда не видеть! И чего мне теперь делать, это все у меня, кажется, на сетчатке глаза в цветах пропечаталось?

– Что будем делать? – все так же еле слышным шепотом поинтересовалась мама, повторяя мои мысли.

Я не успела

Я не успела ответить. Кто-то согнутым пальцем бесцеремонно побарабанил в дверь шкафа.

– Вы разбудите даже мертвеца, леди, – прохладно сообщил Джулиан с той стороны дверцы шкафа, – вылезайте.

– Обойдешься! – я наконец сообразила, что на этот раз не исчерпала запас магии до предела, и быстренько прошлась внутренним взором по периметру дверцы шкафа, задавая новому порталу другое, более короткое направление.

Вышли из номера в Элессаре. Выдохнули. Ну, мама выдохнула. Я – не успела. На меня обрушились две молнии сразу. Одна – горячая, ярко-зеленая, другая – пушистая, белая. Объединяло их только одно – встревоженно-восторженный писк из разряда “наконец-то ты пришла”.

И вправду ведь. Наконец-то. Пришла!

***

– Носится хде-то, носится. А хде носится? Хто её знаит? А мы, пока её нет – ногти жри, ночи не дрыхни, скотину её корми!

– Доброго утра, Мырх, – я опознала гаргула, даже не поворачиваясь к нему лицом. А потом – все-таки повернулась.

– Каковское тебе тут утро, полдень ужо, – буркнул Мырх, кочережкой ворочая поленья в террариуме саламандрочки.

Ящерица, бодрая и радостная, высоко подпрыгивала, уворачиваясь от кочерги, и даже соизволила мне приветливо сверкнуть глазами.

– Полдень? – опешила, приповнив дрыхнущего ди Венцера, потом припомнила, насколько “сладкой” была его ночка, простила вампиру дневной досып. – А Триш где?

– Тык в суд энтот ваш ведьминский поперся, – гаргул буркнул равнодушно, а потом зашебуршился в карманах жилетки, свисающей почти до пола, – он жа свидетелствовает тама чо та. На каретке угрохотал с четверть часу вназад.

– Суд? Боже! – я лихорадочно огляделась по сторонам. – Господи, сколько же времени жрет эта Серебряная дорога!

Судебная повестка лежала на комоде, придавленная краем лампы с абажуром, на котором замерли стеклянные бабочки. А между прочим, когда зажигали свет, эти бабочки просыпались и красиво махали крыльями.

Триш явно ждал меня. Несколько самых элегантных платьев из мастерской господина Эрнста отглаженные и прекрасные ждали меня на кровати.

Я схватилась за первое попавшееся, светло-зеленое. Переодевалась в армейском режиме – спичка не успела бы догореть. Выскочила обратно в гостиную собственного номера, удивленно уставилась на маму. Нет, я знала, что у нас с ней один размер одежды, но что и она вот так вот просто возьмет и переоблачится во второе из приготовленных платьев…

– Я иду с тобой, – непоколебимо сообщила мама.

Я хотела было запротестовать, но потом глянула на часы, чуть не взвыла и решила не тратить на это ни секунды драгоценного времени. Схватила книгу, вытряхнула её из занавески, крепко сжала в руках и бросилась к первой попавшейся двери.

– Гражданский магический суд, зал номер тринадцать, – подумала отчаянно. Дверь, будто ощущая уровень моей спешки, тут же полыхнула ответным белым светом по периметру.

Уже шагая в неё, я услышала неприятный голос какой-то старушенции.

– Многоуважаемый Атлас ди Венцер. Вы знаете порядок приема документов, доказательств и свидетелей по всем делам волшебного порядка. Все, не явившиеся в зал суда, не предоставившие своих доказательств в нужный срок, считаются уклоняющимися от магической судебной присяги, а значит – их интересы признаются ничтожными…

– Я возражаю, – взревели мы с мамой в два голоса, едва успев проморгаться от ослепительно белого света арки.

Проморгались мы и увидели темноватый судебный зал, такой весьма типичный, с высокой трибуной для судьи и скамьями для истцов и ответчиков. Для того, чтобы оные не передрались, в этом мире догадались установить едва заметную полупрозрачную стену. Мы вышли с нужной стороны, с той стороны, где по лавочкам сидели Триш и Атлас…

Все, да. Господин супруг не удосужился явиться.

Ну, а как бы он сюда попал? Телепортировался бы?

А почему не мог! По своим теням он почти летает. Хоть для поддержки бы пришел. Вон Елагины – весь клан сюда притащили. Видимо, для устрашения.

– Против чего вы там возражаете, дамы? – за стойкой судьи в напудренном парике восседала зеленоватая пожилая особа с кривым и длинным ведьминским носом и в огромных очках, делающих её глаза похожими на глаза стрекозы, – и откуда вы взялись, скажите на милость?

– Многоуважаемая госпожа Галеан, – Атлас тут же взлетел на ноги, – это и есть моя подзащитная, супруга главы клана ди Венцер и магическая наследница Матильды ди Бухе. Это её права на наследство оспаривает госпожа Елагина.

– И госпожа Гурцкая опоздала к началу слушанья, – медовым голосочком заявила Софик, не поднимаясь с места на своей первой скамье. Сегодня она походила на напомаженную лиловую сливу, – а по королевскому закону о судебном порядке она признается проигравшей…

– Я возражаю, – снова повторила моя мама из-за моей спины, – моя дочь не может быть признана проигравшей из-за опоздания хотя бы потому, что её задержка была обусловлена не умыслом по уклонению от магической присяги. Просто, чтобы получить доказательство того, что наследуемый ею дом принадлежит ей не только по праву магического наследства, но и по праву кровного – ей пришлось потратить время на путешествие между мирами. Несколько путешествий, если быть точнее. Да и обратный путь отнял у нас почти пять дней.

Кажется, Софик подавилась воздухом. По её взгляду на мою маму я четко прочитала: “Ну, вот, еще одна выскочка на мою голову”.

Вот она – волшебная сила официального тона и непререкаемой уверенности в собственной правоте.

Елагины зашуршали. Не зашептали, не зашушукались, а откровенно зашуршали, переглядываясь и склоняясь друг к другу.

Определенно мамина скорость мысли меня восхитила, но выражение опаски на лице Атласа подсказывало, что, конечно, оправдание мы сочинили неплохое, но в том, сработает ли оно – уверенности у него нет.

– Ну-ну, к порядку, к порядку, – заворчала длинноносая судья, подслеповато прищурившись на меня, – что же за доказательство вы нам принесли, госпожа Гурцкая?

– Ди Бухе, – поправила я невозмутимо, укладывая на трибуну перед судьей ведьмину книгу, – моя бабушка была старшей дочерью Матильды ди Бухе, а значит, я – являюсь наследницей первой очереди в сравнении с четвероюродной внучатой племянницей последней хозяйки дома. И только я и моя мама имеем право на фамилию ди Бухе, потому что только мы и являемся потомками первой обладательницы этой фамилии.

– Эта книга не может быть учтена как доказательство, – Софик взвилась с места, – она доставлена суду после официального времени. Она может быть подделана! Она…

Судья безмолвно повела длинным желтым ногтем в воздухе, и Софик схватилась за рот, из которого больше не вылетало ни звука.

С этой секунды мне определенно начал нравиться этот маникюр “а-ля гоблин”.

– Разумеется, королевский закон о судебном порядке гласит, что все доказательства, представляемые суду, должны быть внесены в судебные двери до часа суда, – медленно проговорила судья Галеан, перебирая в воздухе сжатыми пальцами, будто штопая невидимую дыру, – однако существуют двенадцатая и четырнадцатые поправки о том, что маги времени и маги, прокладывающие тропы между мирами, не всегда могут быть властны над собственным временем, а значит, не могут быть обвинены в уклонении от волшебной присяги.

Софик все еще была лишена права издавать звуки, но с каждой секундой раздувалась все сильнее.

– Господин Атлас, будьте так любезны, возьмите эту книгу – вынесите её из зала, и внесите обратно. Дабы чары истины поведали нам свой вердикт об этом артефакте.

Судья говорила каждое слово не торопясь, будто вся вечность была у неё в запасе. Атлас же вскочил, словно молодой окрыленный пегас, и быстрым бодрым, таким не свойственным его важной профессии шагом слетал туда обратно до тяжелых дверей и обратно.

– Итак, книга цела, – меланхолично кивнула судья, – нерушимое заклинание истины подтверждает нам, что это действительно ведьминская книга, подписанная Матильдой ди Бухе, хозяйкой одноименного поместья. Книга, переданная старшей дочери и принесенная прямой наследницей.

– Мы не можем этого знать! – на этот раз голос подал Ольмар, муженек Софик. – Она могла её выкрасть. У потомков настоящей внучки Матильды. И вообще, откуда нам знать, что явилась эта выскочка из другого мира? Портал может быть местным. Она не проходила присягу Истины и может лгать.

– Что ж, раз госпожа Гурцкая является ведьмой-портальщицей, значит, на неё действуют некоторые поблажки, – снова чиркнув ногтем в воздухе и лишив права вяка и Ольмара, кивнула судья, – юная леди, выйдите и войдите в зал. Только сделайте это ногами, пожалуйста. А не так, как вы привыкли являться везде, куда вам нужно.

Эй, я не поняла, она что, знает, что я так не только в суд явилась?

Сплетни, всюду сплетни!

Что ж, хорошо.

Шагая по зеленой ковровой дорожке по ступенькам к дверям, я успела заметить Отраду и даже поймала её улыбку. Улыбнулась в ответ.

Высокий усатый мужик, стоящий у дверей, зыркнул на меня недовольно, но тяжелую дверь судебного зала передо мной открыл.

Я вышла в пустой коридор, секунду подумала о том, насколько это все по-дурацки выглядит и вошла обратно.

Точнее…

На долю секунды что-то задержало меня в дверях. Что-то плотное, вязкое и одновременно упругое.

С этой секунды в этом зале ты будешь говорить только истину. Клятва эта рассеется в миг, когда судья вынесет решение и трижды хлопнет в ладоши.

Строго говоря, это не была клятва. Её вроде как добровольно дают.

– Древнейшие чары, – много позже скажет мне Атлас, – из созданных абсолютными магами, что совершенствовали наше правосудие. И отступлений от него нет. Солгать на суде не сможет никто.

– Что ж, юная леди, – кивнула мне судья Галеан, как только я вернулась и села между мамой и Атласом, – а теперь расскажите нам, откуда вы взяли эту книгу и кому она принадлежала до вас.

Разумеется, только этими вопросами судья не ограничилась. Спрашивала она у меня и почему я не удосужилась заявить права на наследство в установленный срок, почему не поторопилась с явкой в суд, почему мой дом так взбеленился на Елагиных, практикую ли я черную магию и так далее.

Вопросов оказалось очень много.

Честность абсолютную пришлось как-то сдерживать. В конце концов, хоть королева и была в курсе про аракшас ди Венцеров, проговаривать это было не обязательно для суда.

Закрывала вопрос кровной вражды с вампирами, считала это первостепенной задачей.

Кто же знал, что родственнички только того и ждут?

До Триша тоже дело дошло. И его помучили, на тему, почему он не удосужился рассказать о порядке вступления в наследство в официальном порядке, да и вообще так вопиюще пренебрег знанием государственного права, что при его должности можно считать за равнодушие к обязанностям.

– Я не сразу поверил, что леди Марьяна действительно является наследницей дома, – виновато понурился крыс, – понял все, только когда заметил, что дом начинает пробуждаться. И… Да, я очень боялся её потерять, как потерял госпожу Улию, и госпожу Настью. Кровная вражда с вампирами убивает быстро. Мне была важна жизнь моей госпожи. Если госпожа решит, что я не был достаточно исполнителен в своей работе, это будет её право.

Оказалось, что Атлас притащил в суд ворох рекомендаций. От господина Эрнста, от господина Илая, даже от клерка из гномьего банка.

Все умудрились написать обо мне столько хороших слов, что я аж прослезилась.

– Это для того, чтобы противопоставить что-то “честному имени” госпожи Елагиной, – тихо шепнул мне Атлас, пока судья изучала бумаги, – видишь ли, репутация – это тоже немаловажно. Если тебя сочтут недостойной наследницей – потом замучаешься оспаривать это решение.

Что ж, определенно судебная система Варосса не была идеальной и совершенной, но, даже вопреки этому, я вышла из зала официальной наследницей дома ди Бухе. Хотелось орать и обниматься. В чем я собственно себе и не отказала. Обняла Триша, обняла маму, обняла Атласа. С тоской ощутила, что обняла бы кое-кого еще, но его по-прежнему не было рядом.

Елагины разошлись неожиданно быстро. Вслед за Софик с высокомерным видом задравшей нос и выскочившей из зала ровно на третьем хлопке ладоней судьи Галеан.

– Ну что, пойдем, покажу тебе дом, который мы с тобой отвоевали, – обернулась к маме, с любопытством озирающейся по сторонам, – оттуда уже открою портал, заберем мою живность. Атлас, проводишь нас?

– Ты спрашиваешь или приказываешь? – вампир усмехнулся. – Конечно провожу. Если ты пострадаешь – кое-кто оторвет мне голову.

Комментировать не стала. Хотя и не верилось мне в это заявление.

Знать он меня не хочет, видеть тоже, вообще не пойми чего хочет. А я еще как дура умудрилась в его спальню сегодня портал открыть!

– Боже, какой он красивый, – ахнула мама, когда мы остановились у моих ворот.

– Он еще и лапочка, – сдержанно откликнулась и коснулась замка, отпирая его одним прикосновением. Замерла, только шагнув на дорожку, узрев плотный голубоватый купол над домом.

Магистр Кравиц все еще не снял свои печати. Черт!

– Идите пока, – махнула маме, Атласу и Тришу, – я сейчас, быстро. Атлас, ты тоже можешь войти, кстати.

Подергала колокольчик на соседских воротах, додергалась до приветливо распахнувшейся калитки.

Сосед встретил меня уже на крыльце, на этот раз уже в привычном мне человеческом облике, даже уши кроличьи подобрал, скрыв в распущенных светлых волосах.

– Вас можно поздравить с победой в суде, магесса? – мурлыкнул он дружелюбно, и судя только по этому тону, в его личной жизни наблюдался просвет.

– Ага, поздравляйте, – сунула ему под нос судебное постановление, – и снимите уже свои печати, мне так жрать хочется, что даже переночевать негде.

– Конечно, конечно, сию минуту, – анимаг бросил косой взгляд на мой дом, сделал несложный пасс, будто раскатывая колобка между ладонями, и голубой купол его чар лопнул как мыльный пузырь. Дивно!

– Ах, да, Марьяна, – окликнул меня Питер, стоило мне на пару шагов отойти от его кресла, – к вам заходил почтальон. Просил передать вам письмо.

– Письмо? – удивилась. Кому это взбрендило мне писать? Господи, неужели Джулиан решил излиться в чувствах, предавшись эпистолярному жанру?

Догадка была безумная, и продолговатый конверт, заклеенный красной сургучной печатью, я у Питера почти что вырвала из рук. Открывала на дорожке, сковырнув сургуч ногтем, чтобы… Жестоко обломаться.

Её Королевское Величество, пресветлая императрица объединенного Варосса словом сим объявляет об оказанной вам высочайшей чести…

Тоска зеленая. Я с досады чуть не выкинула конверт в кусты, но все-таки спохватилась, что королевские письма тут все равно что личный звонок от президента, и надо как-то осознать, что там за честь, в конце концов…

Дочитывала уже дойдя до дома, после того, как настоялась, уперевшись в дверь дома лбом, наслушалась его радостного поскрипывания, ощутила, как он сразу же взбодрился от моего возвращения.

На кухне – Триш ставил чайник, мама с любопытством туриста изучала посуду в серванте, а Атлас… Атлас распаковывал на диво знакомую мне корзинку. Именно в таких доставляли мне ужины из ресторана одного упыря. Когда успел – спрашивать не стала. По теневым тропам вампиры перемещались быстро. И видимо, грузы с собой тоже таскать могли.

Что ж, одно хорошо – за две недели очень паршивого сна ди Венцер умудрился не развалить собственное детище.

Уселась на порог, уставилась в письмо, утонула в официальных формулировках. Напрягла мозг, включила внутреннего бухгалтера, заставила себя читать и осознавать суть написанного.

…Да они что там, серьезно, что ли? Я только с судом разобралась!

– Марьяша, что случилось? – окликнула мама, удивительно быстро среагировав на мое раздражение.

– Ничего, – вздохнула невесело, – кажется, я получила приглашение на королевский бал, мама. Её Величество лично хочет познакомиться с такой известной ведьмой, заявившейся из другого мира. И отказаться я не могу.

– Так, а в чем собственно проблема? – мама удивленно приподняла брови, – ты же всегда обожала праздники и танцы.

– В чем проблема, в чем проблема! – просто поразилась её недогадливости. – Мама, это же бал. Королевский бал. А мне нечего надеть!

21. О том, что ведьмы тоже девочки

Сутки – это вопиюще мало, чтобы подготовиться к балу аж в королевском дворце. Ведь я столько всего не знаю! Столько не умею! Не умею танцевать местных танцев! Не обладаю утонченным воспитанием местной леди, впитавшей все светские манеры с молоком матери!

Двадцати четырех часов вопиюще мало даже для того, чтобы навести справки о последней моде, чтобы найти подходящее, удобоваримое платье, в котором ты готова рискнуть выйти в целый высший свет!

В конце концов, объездив чуть ли не все приличные ателье Завихграда, и осознав, что ассортимент готовых платьев у них удручающе печален, я решаюсь прибегнуть к последнему способу решения проблемы.

Являюсь к господину Эрнсту и спрашиваю у него, готово ли то платье, которое, как он утверждал – должно быть всегда, даже если ты не ждешь приглашения на бал.

– Я же говорил, магесса, что так оно и бывает, – пройдоха-лепрекон усмехнулся, услышав про мое внезапное приглашение к королевскому двору, – сегодня вы – незнакомая ведьма, завтра – звезда светских хроник. Тут самое важное – блеснуть в нужное время.

– Согласна, – встряхнула головой, – так что там с моим платьем? Оно готово?

– Только сегодня закончили вышивку, – господин Эрнст даже подмигнул мне, мол, посмотрите, какой я своевременный. Ага-ага. Вот вы сначала покажите, а потом буду верить. Да, платье шили по моему эскизу, набросанному от руки, и описанному многословно и витиевато, но даже это не гарантировало того, что я сочту его достойным визита к королеве.

Оно ведь могло не совпадать с тем, что я хотела на себе увидеть.

И все-таки оно совпало!

Светлый кремовый цвет, многослойная юбка, спущенная линия плеч, вышитые люпины, цветущие на боку и спине платья. Все было почти как я хотела, и даже чуточку лучше.

– Примерьте, – потребовал господин Эрнст, – будем подгонять точь в точь по фигуре.

– Можете оставить чуть-чуть запаса для пары бокалов вина, – фыркнула, но от примерки не отказалась, хоть и не видела в подгонке особого смысла.

– Ткань зачарована на такой случай, – лепрекон мне подмигнул, – вы не поверите, сколько юных ведьм столь же практичны, как и вы, магесса.

О, значит, кроме пары бокалов можно будет позволить себе маленькую канапешечку, да?

Ну, если, конечно, в этом мире умеют их делать. Должны, по идее. Раз уж высокую кухню в их мир завезли, значит, и такую ерунду тоже надо.

Разумеется, все портнихи ателье сбиваются вокруг примерочной, разумеется, при виде меня восторженно всплескивают руками.

– Ах, как вам идет, магесса.

– Вы сногсшибательны! Её величество наверняка пригласит вас на бал еще не раз.

– А сколько будет восторженных поклонников! Если вас не утащат замуж прямо с бала – я буду не я.

– Поздно меня тащить, – усмехнулась, болезненней, чем хотелось бы, – девочки, я в курсе, что лесть – лучший двигатель торговли, давайте вы успокоитесь, а я подумаю!

Платье по дриадской моде открывало очень заманчивый вид на мои коленки.

Нет, все-таки как жалко, что некому это все оценить.

Атласа я вчера остановила перед самым его уходом.

– Спасибо, что явился защищать мои интересы, хоть я и опоздала, – старалась казаться сдержанной, в кои-то веки. С ума сойти, как я беспокоилась о том, какое впечатление произведу на родню Джулиана.

– Посмотрел бы я на себя, если бы не явился, – законник передернул плечами, – все-таки семейные интересы – это мое поле. Я никого на него не пущу. Да мне бы и не дали. Ты все-таки жена главы клана.

– Да, кстати об этом, – постаралась улыбнуться непринужденно, – может, ты передашь ему, что меня пригласили на прием к королеве? Мне, наверное, не стоит выходить в свет без мужа?

Честно говоря, это было дурацкое предположение.

Просто предлог для того, чтобы задать интересующий меня вопрос.

Может быть, все-таки нам стоит хотя бы попытаться?

В конце концов, он провел меня обратно в Велор. Он вытерпел эти адские две недели, пока я гуляла по серебряной дороге. И…

Нет, я не готова идти на большие шаги навстречу. Только вот эта попытка “соблюсти этикет”, на который мне вообще-то было совершенно наплевать. Обычно.

– Мне жаль тебя огорчать, Марьяна, – Атлас опустил ресницы, – но после дуэли наша семья получила официальную королевскую резолюцию об наложенной опале. Любой носящий фамилию ди Венцеров не может появляться при дворе, пока королева не простит нам многолетнего обмана.

– Но она пригласила меня.

– Ты не носишь нашу фамилию, – это прозвучало почти как укор, – ты претендуешь на фамилию матриарха своей семьи. На тебя действие нашей опалы не распространяется.

Стало даже обидно. А потом – горьковато.

Я – морячка, ты – моряк, я – на суше, ты – на море, нам не встретиться никак.

С другой стороны, возможно – просто не судьба. Наши отношения с самого начала напоминали не пойми что. Из не пойми чего не сделаешь конфетку с клубничным пралине.

И все-таки то, что будет некому оценить мои коленки – было обидненько.

Но платье я взяла, конечно. Даже уговаривать себя не пришлось. В конце концов, для меня-то бал не отменялся. У меня даже было смутное подозрение, что лучше мне на него все-таки прийти. А то мало ли что там этой их королеве в голову взбредет!

Я оказалась права. Королева точно была не настроена на отказ от приглашения. Иначе зачем за два часа до времени, назначенного в приглашении, в мою дверь постучала нахальная ладонь анимага.

– Хотел предупредить, что я вас сопровождаю, магесса, – лукаво улыбнулся Питер, оправляя манжеты белоснежного фрака.

– Спасибо, сама доберусь.

– Предупредить, – повторил Питер мягко, – не спросить, нужна ли вам компания. Предупредить, что я вам её составляю. По крайней мере до дворца.

– Могли бы хоть для разнообразия прикинуться приличным человеком, магистр, – буркнула я недовольно, крутясь перед зеркалом.

– Ну вот еще, – Питер фыркнул и нахально плюхнулся в угловое кресло, – сегодня – точно нет. Она терпеть не может, когда я кем-то там прикидываюсь. И даже ради вашего душевного спокойствия, магесса, я не готов провести целый вечер среди придворных лизоблюдов, не имея перспективы ни единого танца с королевой.

– Ничего себе, какой пыл, – вздохнула и оставила злополучный подол платья в покое, обратила внимание на уложенные в какой-то сложный узел волосы.

Вообще-то мои кудри обычно в такое не уложишь, я думала выбрать прическу попроще, но мама раскопала в одной из Ведуний рецепт зелья выпрямления волос – и сегодня утром я с ним помыла голову в свежеразгребенной за время моего отсутствия ванной. Зелье сработало, чему мама обрадовалась сильнее, чем я – его эффекту.

– Какие еще есть планы на вечер, кроме того, чтобы его мне отравить? – наконец отворачиваюсь от зеркала и беру с комода тонкие шелковые перчатки.

– Да нет, не то что бы… – Питер откликнулся равнодушно, как я и ожидала. Но неожиданно приметила, как удивительно палевно поджались к волосам анимажьи уши.

– Есть, – улыбнулась чуть ли не с триумфом, – колитесь, магистр. Раз уж я не могу от вас избавиться, может, вы хоть развлечете меня? Для разнообразия. Или вы не собираетесь исправляться в моих глазах?

Питер задумался. И думал минут этак двадцать – почти целую вечность в моем понимании. А потом вздохнул, как-то обреченно, и нырнул ладонью в казавшийся таким гладким, таким неподозрительным карман своего камзола.

– А? – опешила, увидев в ладони анимага белоснежную коробочку. – Это то, о чем я думаю?

Ну, кто их знает, как у них брак фиксируется. Может, не кольцом, а браслетом, медальоном, какой-нибудь личной магической татуировкой и… Что там еще в романтическом фэнтези было?

– Это – самая безумная идея из всех, что забредали в мой мозг, с тех самых пор, как я решил стать анимагом, – Питер открыл коробочку, полюбовался на кольцо, покоящееся в ней, закрыл её обратно, – сделать предложение королеве. Мне! С другой стороны – я так устал быть для неё непонятно кем… Если она откажет, то хотя бы будет понятно, что рассчитывать мне не на что.

– А почему она должна отказать? – я с трудом удержалась от того, чтобы не начать обгрызать ногти от любопытства. – Сколько там длится ваш роман?

– Семь лет.

Он меня нокаутировал. Сам усмехнулся тому, как я, опешив, уселась на кровать.

– Только, разумеется, об этом никто не знает, – фыркнул анимаг, мечтательно поднимая голубые глаза к потолку, – просто не полагается никому знать, что существует живой свидетель того, в каком именно виде королева Варосса болталась по стране до своей официальной коронации и чем она занималась. Наша контрразведка положила не одну тысячу злотых на сохранение этой государственной тайны.

– И мне её, конечно же, никто не раскроет? – постаралась звучать жалобно. – Даже если я от любопытства умру?

– От любопытства не умирают, магесса, мне это прекрасно известно, – в голубых глазах анимага полыхнуло превосходство, – так что придется вам пострадать и остаться неосведомленной.

– Ну и ладно, – очень захотелось по-девчоночьи показать Питеру язык, – тогда тем более. Вы семь лет знакомы. Храните маленькие грязные секретики друг друга. Целовались хоть пару раз?

– Целовались ли мы? – анимаг повторил это в такой непередаваемой интонации, что стало ясно – да. И не только целовались. И не один раз. Бог ты мой, как это у него так информативно получилось? Одним только тоном голоса это все рассказать, да еще и дурехой наивной меня окрестить.

– Так с чего бы ей вам отказывать?

– Ох, Марьяна, – Питер чуть закатил глаза, – порой смотрю на вас и понимаю, вы видите Велор сквозь розовые очки. Не замечаете недостатков. Темных сторон. Оно понятно, вы у нас еще слишком недолго, опьянены новым миром. Эми тоже была такой. Но я-то понимаю больше, чем вы. И скандальность своей идеи понимаю прекрасно. Я – анимаг. Не человек, нелюдь. Считаюсь магическим существом, хоть и приравненным в пределах пресветлого Варосса к любому человеку в своих правах. Еще десять лет назад браки с магическими созданиями были запрещены во всех человеческих государствах. Её светлость и так приняла целый ряд скандальных решений, позволив анимагам и разумным животным учиться магии и человеческим наукам. Ей это еще не простили. Примет ли Варосс идею смешанного брака и саму суть того, что наследник трона будет человеком лишь наполовину?

– По-моему, отвечать на ваше предложение не всему Вароссу, а всего одной женщине, – напомнила я, – скажите, Питер, ваша королева – глупая женщина?

– По идее, я сейчас должен отрезать ваш дивный язык, Марьяна, – сладко улыбнулся анимаг, – но я понимаю, что вы точно не имели этого в виду. Нет. Эмира – умнейшая из всех женщин, попадавшихся на моем пути, включая нечеловеческих представительниц вашего пола.

– В таком случае, я думаю, она сможет осознать все последствия своего ответа, – пожала плечами, – тем более, замуж-то она не вышла за это время?

– Как будто нет, – в голосе Питера будто что-то ревниво лязгнуло, – хотя постоянно рядом крутятся всякие… Претенденты. И не всех мне позволено было травить.

– Нет, определенно, она уже ждет предложения, – заключила я, подводя черту в своих логических выводах, – и на её месте, я бы уже три раза потеряла терпение. Но на её месте она “умнейшая из женщин”...

– Марьяна, я слышу ваш сарказм.

– Понятия не имею, о чем вы, магистр, – состроила невинную физиономию, – нам кстати не пора выезжать?

Питер вытянул часы из кармана камзола, глянул на них, кивнул.

– Карету должны были подать к вашим воротам, Марьяна.

– Дивно, – еще раз глянула в зеркало, поддернула повыше длинные перчатки, облизнула подкрашенные губы.

Такая красота, а ценить некому. Нет в жизни ни счастья, ни справедливости!

Мой первый бал! Не инсценировка неуклюжих ролевиков, а настоящий королевский бал!

Если бы не перспектива весь вечер проболтаться там в одиночку – я бы, наверное, сидела в карете и подпрыгивала от нетерпения. А я сидела с четким ощущением Золушки, которую собрали на бал, затянули в корсет, обули в хрусталь, воткнули в волосы тысячу стальных шпилек. И только потом сказали, что принца на балу не будет – приболел, несчастный.

И вроде – будет на балу еще куча народу, сосед этот, королева его, но мне все равно до этого почти фиолетово. Просто не хотелось мне злить особу, восседающую на троне. И отчасти я надеялась, что, может быть, смогу замолвить за вампиров словечко. А если её светлость и меня изволит в опалу отправить – ну и ладно, надеюсь, мои дети это переживут. Ну, если они у меня будут, конечно.

– Ну, не кукситесь, Марьяна, – Питер в карете легонько подталкивает меня коленом, – вы – потрясающе выглядите, прекрасно проведете вечер.

– Это вы – прекрасно проведете вечер, магистр, – критично скривила губы, – у вас там уже весь досуг спланирован. Выждать танец с королевой, сделать предложение… А я – буду дохнуть со скуки. Одна. Вся такая красивая, аж бесит.

– Сомневаюсь, – Питер усмехнулся, и только дождавшись моей вопросительно изогнувшейся брови, пояснил, – сомневаюсь, что вам дадут заскучать. Это просто не принято при королевском дворе. Даже откровенные дурнушки, удостоившиеся чести быть приглашенной на королевский бал – пользуются большим вниманием придворных джентльменов. Ведь какие-то их таланты королева оценила по достоинству.

И вот как ему объяснить, что мне сейчас абсолютно неважно, что я буду делать – стоять ли в уголочке бальной залы или танцевать весь вечер к ряду, в каждом танце сменяя кавалера.

Все равно будет грустно и скучно.

И черт бы побрал этого вампира!

Сколько еще раз я должна себе напомнить, насколько редкая он скотина, что я нипочем не выживу с таким эгоистом, который и думает-то сначала своим дворянским кодексом, а про мозг вообще не вспоминает, чтобы наконец взять и выбросить его из головы?

Увы, Джулиан даже не пытался из моей головы выбрасываться. Сидел там. Действовал на нервы. Подрывал боевой дух.

И все же ходить по дворцу и портить всем собравшимся настроение своей кислой рожей мне показалось как-то скучненько. Поэтому я поймала первого попавшегося мне парня в красной ливрее за рукав, прихватила с его подноса бокал с шампанским и спросила в лоб.

– Ду ю спик инглиш?

У парня глаза на лоб полезли. Быстро так, старательно, столкнувшись в районе над переносицей. Ну и отлично, хоть не будет мне лепить ничего восторженно благородного. Шоковая терапия сработала на ура.

– Вы что-то хотели, магесса? – уточнил он, справившись с непониманием.

– Ага, хотела и хочу. Экскурсию хочу, – кивнула я с самым важным видом, – первый раз в королевском замке. С удовольствием послушаю, что тут когда построили, когда разрушили, когда – построили снова.

Только в одном виде я принимала светские сплетни – когда их облекали в детали истории. И да не поймут меня неправильно, но когда еще у меня появится такая возможность пошляться по королевскому дворцу и поглазеть по сторонам.

– Н-н-но, я н-не уверен, – парень оглянулся, будто в поисках спасения. Наивный. Я уже почуяла его слабость и не хотела отпускать свою добычу.

– Тебя как зовут?

– Себастиан, – проблеял несчастный, уже, кажется, осознав, что попался на моем пути он напрасно.

– Что ж, Себастиан, – я радостно улыбнулась и скрестила руки на груди, – ты же не можешь допустить, чтобы почетная королевская гостья покинула дворец смертельно разочарованной тем, что слуги королевы ничего не могут рассказать о том, в каком месте служат.

– Я могу! – вспыхнул парень, закусывая удила. – Я столько могу рассказать, у вас вечера не хватит.

– Дерзай, – я легко указала на первый попавшийся мне на взгляд бюст на камине, – вот это, допустим, кто?

– Константин Демирес Эрлианский, – как по учебнику оттарабанил мне лакей, – лиговский князь, по велению которого был заложен первый камень в основании Завихграда. Отец-первооснователь пресветлого Варосса.

– Да ну? – округлила глаза. – И это все, что ты о нем знаешь?

Следующие полтора часа я провела насыщенно и увлекательно. Просвещалась. Слушала истории о любовных похождениях бравых королей, о хитрости королев, о славных подвигах варосских героев.

Все не бесполезно потраченное время, так ведь?

Жаль только, не удалось проверить, правду ли мне сказал Себастьянчик, что он может развлекать меня весь вечер.

Просто из-за какой-то шторы мне наперерез вдруг выскочил Питер. Взъерошенный, уши дыбом, глаза – молнии мечут. Спасибо хоть не всамделишные, а то…

– Спасибо, любезный, что составили нашей гостье компанию, – рыкнул, сгребая меня за запястье, – а теперь я её заберу. Её уже ожидают.

Кажется, лакею без меня вздохнулось спокойнее.

– Ну эй, – возмутилась, пытаясь вытащить свою руку из крепкой кроличьей хватки, – разве в моем приглашении было сказано, что я обязуюсь выпить три ведра шампанского и плясать послушной козочкой с королевскими генералами?

– Марьяна, не сейчас, – Питер резко дернул подбородком, – все объяснения не сейчас. Она тебя ждет. Даже не ждет, а требует. Так что давай ты сейчас просто сделаешь то, что должно. Большего от тебя никто и не ждет.

И до того, как я успела что-то сформулировать, наглый анимаг остановился и резко скользнув за мою спину, толкнул меня вперед.

Только каким-то чудом я удержалась на ногах, но вперед на несколько шагов пролетела и чудом не врезалась в хрупкую фигурку в белом.

Фух, не врезалась.

Не успела опомниться, как девушка передо мной развернулась ко мне лицом и просияла ярчайшей из улыбок.

– А вот и моя почетная гостья. Прибыла для танца с королевой.

И прежде чем я успела это осознать – на моих ладонях стиснулись прохладные пальцы этой девушки. Хотя нет, поправочка.

На моих ладонях стиснулись прохладные пальцы королевы.

И почему мне в моей экскурсии не показали запасный выход, к которому можно прибегнуть в ситуации “Мы все умрем”?

Я не видела королеву Варосса до того. Ни вблизи, ни поодаль, ни на портретах. И теперь удивленно уставилась в светлые лукавые глаза.

– Ну, ну, не надо пугаться, – получила спокойную улыбку, – танец с королевой совсем не сложный. Я его называю “игра в ладушки с ходьбой по кругу”. Подними руку.

Послушалась, чувствуя себя идиоткой.

– Восхитительно, – лучисто улыбнулась королева и наложила свою ладонь на мою, – а теперь – четыре шага на меня по одному большому кругу.

Что ж, это было несложно. Шагать по кругу и рассматривать свою неожиданную партнершу. Удивляться, как это Питеру так повезло, что это сокровище еще не соблазнил ни один симпатичный принц. Эмира-то вблизи оказалась настоящей красавицей. Белокурая, худая как тростинка, да еще и затянутая в корсет белого кружевного платья. Белая королева для белого кролика. Дивное сочетание.

– А Питер говорил, что ты совершенно не любишь молчать, – вкрадчиво мурлыкнула Эмира, – а я вижу, что словам ты определенно знаешь свою цену.

– Ох, ваше величество, это мой первый бал, – я наивно захлопала глазками, – простите, я еще не пришла в себя от восторга.

– Ну хватит, хватит, – Эмира так ехидно фыркнула, что стало ясно – моя актерская игра её не впечатлила, – так, теперь сложи руки и поменяй ладонь, Марьяна. Идем влево. Ах, да, сделай реверанс, дорогая. Ты ведь умеешь делать реверансы?