Кровь звезд

Моя судьба — сжигать

Монферрат имел несколько часов отдыха — глубокий, мертвый сон — в келье Бертхольда Шварца. Он проснулся, когда холодные губы Зубейды прикоснулись к его векам.

Принцесса сидела на коленях у его изголовья.

— Сейчас или никогда, дорогой господин, — сказала она. — Холера проникла в сераль, где поэтому царит беспорядок. Можно воспользоваться этим. Однако, так как этот квартал оцеплен янычарами Абд-эль-Малека, я выведу вас через подземный ход. Он ведет во дворец. Я дала страже опьяняющего напитка. Остаются только львы! Вы назовете их по именам: Нерон, Омар, Искандер. Дайте понюхать мой шарф, и они лягут у ваших ног. Комнаты Саламандры выходят в седьмой сад. Возьмите этот факел, он вам пригодится.

Она привела его к бронзовой двери, ведущей к окутанной темнотой лестнице. Конрад спустился по винтовым ступенькам. По стенам струились вода, и у него появилось ощущение, будто он опустился в царство мертвых. Наверху, как надгробная плита, опустилась металлическая решетка. Монферрат зажег факел, который дала ему Зубейда. Разбуженные светом, летали рядом летучие мыши; по плитам прыгали огромные жабы с розоватой кожей. Появились и другие чудовища: огромные, с кулак, светящиеся пауки, белые ужи… Большинство животных были слепыми: они никогда не видели света.

Коридор расширился, затем стал раздваиваться. Монферрат колебался: неужели он ошибся направлением? Неужели Зубейда солгала ему? Может быть, он попал в одну из тех ловушек, которые ждут неопытных астронавтов на диких планетах? Он машинально завязал на своей руке шарф принцессы; запах вербены успокаивающе действовал на его нервы.

У поворота подземного коридора в глубине пещеры появилась грязно-красная оболочка, затем втянулась обратно, кровеносные бугорки на ней дрожали. Конрад понял, что нечто ужасное почуяло его присутствие. Нога ударилась о край колодца, камни с шумом полетели вниз. Он долго ждал отзвука их удара о дно, но не услышал его: перед ним была бездна.

Это были древние заброшенные тюрьмы. Какие руки тщетно царапали этот камень? Какие агонии, плач и стоны слышала эта земля? Она, казалось, несла человеческий прах.

Анти-Земля была жестокой планетой.

Пещера стала пологой, плиточный пол — гладким. Вверху появился тонкий луч света. Зубейда, наверное, нарочно оставила дверь приоткрытой. Когда астронавт собирался уже толкнуть перегородку двери, его вдруг остановил храп… на пороге спал лев. Землянин тихо позвал:

— Нерон, Омар, Искандер!

В ответ раздалась зевота, гибкое тело переместилось в сторону. Войдя в украшенный коврами и мозаикой зал, Монферрат завязал шарф Зубейды на шее льва.

Он попал как бы в мир сказок «Тысячи и одной ночи»… Белели алебастровые своды, на клумбах цвели пятнистые лилии. Щитки из слоновой кости смягчали отблески свечей, на золотых треножниках дымились курильницы. Маленькие фонтанчики воды играли в бассейнах в форме лотоса.

Однако беспорядок, о котором говорила Зубейда, царил в этом раю: двери были широко раскрыты, на полу валялись истоптанные ногами гирлянды, из опрокинутой мебели выпали перламутровые инкрустации. Конрад шел вперед, держа наготове свой бластер. Искандер как собака следовал за ним.

Так они прошли три зала, обставленных с одинаковым великолепием. На персидских коврах были изображены принцы-подростки, обучающие сокола охоте, или принцессы в красных платьях, нюхающие розы. Светильники были украшены золотом.

На пороге четвертого зала стояли черные колоссы с ятаганами в руках. Несмотря на все отвращение к использованию своего оружия, Монферрат был более проворен. Блеснула молния. Спустя мгновение на плитах остались лишь тени стражников.

Искандер в беспокойстве поднял на своего хозяина умные глаза.

Конрад насчитал шесть изысканных, чудесных беседок, разделенных друг от друга садами. Одни из шести садов находились под большими тентами из шелка, другие сады обрамляли сумрачные кипарисы. Лотосы, магнолии отражались в водной глади — главное богатство пустыни, вызывающим образом выставленное напоказ…

Когда появлялись другие львы, присутствие Искандера их успокаивало. За решетчатой перегородкой дремали негритята у опрокинутого столика с разбросанными игральными костями. Рядом спал какой-то человек, но мышцы его тела, казалось, были в напряжении. Лев бросился в сторону, и Монферрат, не долго думая, последовал его примеру.

Они находились в гареме. Одни стражники спали, другие сбежали. Женщины дома Аббасидов, по-видимому, ни о чем не догадывались, они отдыхали в своих беседках.

У седьмого сада Монферрату показалось, что он видит сон: невзрачный силуэт брата Бертхольда склонился над огромным негром, которого монах осторожно положил на клумбу белых фиалок.

— Меня слишком поздно предупредили! — сказал тот с отчаянием. — Впрочем, что делать? Эти процессии и праздники вызывают и распространение болезни. Вы полагаете, господин, что это не коснется ЕЕ?

Он не удивился, встретив Конрада в серале, так как уже привык к чудесам. Но в первый раз, подумал Монферрат, в его присутствии выражают человеческое участие, беспокойство за жизнь Саламандры. Это тронуло его.

— Господин, — продолжал монах, — вы считаете, что я чрезмерно огорчен, ну и что? Она — доброе создание. Я помогаю ей моими скромными советами. Она не хотела приносить эту беду, и, если бы я был уверен, что у нее есть душа, я бы истово молился о ее спасении.

— Молитесь, — посоветовал Конрад.

Можно было подумать, что предки халифа при строительстве этого дворца и разбивке сада предвидели, какая повелительница будет жить здесь. Клумбы благоухали ароматом гелиотропа, полыни и шафрана; виноград и тутовые деревья перемежались лимонником. Эсклармонда выбрала себе комнаты в той части дворца, где размешались когда-то лаборатории алхимиков, которые всегда привлекали внимание предков халифа; там, среди печек и перегонных аппаратов, под присмотром брата Бсртхольда, она могла превращать снадобья в нужные вещества, обучать этот варварский мир искусству пиротехники, дать ему атом и, кто знает, что еще…

Она стояла на ступеньках, ведущих к трону. Ее распущенные волосы блестели, как чистое золото, на фоне переливающейся всеми цветами радуги облегающей туники. Конрад, не отрываясь, смотрел на стройный силуэт, на это юное лицо с узкими висками и сверкающими, как звезды, глазами.

Огненная сущность почти заслоняла телесную оболочку. Он вспоминал ужасное предвидение Главнокомандующего межзвездными флотами: «Метеорит, который превращается в комету, затем ярко вспыхивает новой звездой».

— Так вы пришли, — сказала Эсклармонда, — чтобы обезвредить меня на этой планете! Неслыханно, более чем неслыханно! Я правлю тут. Видите на моем пальце перстень халифа? Я обладаю, как игрушкой, этой раскаленной огромной страной! Абд-эль-Малек повинуется мне. Чудовище? Да, я — чудовище! Почему вы так смотрите на меня?

— Я следую за вами с Земли, — ответил Конрад. — По приказу… и по своему желанию. Я слишком поздно понял: бывают встречи, которые предопределены судьбой. В турнире на Сионе вы вонзились в мое сердце, как стрела, но я искал вас всегда. Я шел к вам в каждом походе, в каждой бездне, где побывал… я находил ваш след на всех мертвых планетах…

Только не говорите мне о Абд-эль-Хакиме. Он не имеет никакого отношения к нашим с вами счетам. Он стар, он — халиф, который навечно связан с этой грязной, огненной планетой. Вы не хотите отправиться со мной, Саламандра? На завоевание других планет, на открытие новых миров… Я взял бы вас на мой космический корабль; мы стали бы парой, о которой будут слагать легенды. Мы посетили бы Галактики, которые еще не видели, Галактики, заселенные странными существами или представляющие собой расплавленные драгоценные камни. Мы основали бы империю. Вы созданы не для того, чтобы чахнуть между жемчужин и лилий: вас ждет другая судьба. Я знаю, что вы искали бы на Земле…

Нет, вы никогда не любили ни Жильбера Д'Эста, никого… вы стали сходить с ума по этим солдатам удачи, которых поднимали на битвы опьяненные славой легионы!

— Замолчите! — закричала она. — Кто вы такой, чтобы так разговаривать со мной?

Фиолетовый смерч песка обрушился на город, опоясанный зигзагами молний; из пустыни доносились стоны.

Конрад сказал тихо, но со страстью:

— Как и вы, я всего лишь человеческая стихия. Вы меня не узнали? Что бы там ни говорил Пи-Гермес, я должен спасти вас от самой себя. И вы поняли это. Иначе почему вам надо было бежать с Сиона?

— Это невозможно. Я знаю свою природу. Моя судьба заключается в том, чтобы сжигать, пожирать в пламени.

— Большие огни на планете эльмов горят, но не уничтожают мир, — возразил он. — Вы принадлежите к другому измерению. Если вы согласитесь вернуться в него вместе со мной, как мы будем счастливы! Послушайте, я знаю миры, света которых землянину никогда не увидеть, туманности, где не действуют наши физические законы. Я знаю в созвездии Кентавра планету с континентами из льда и стекла, которая ожила бы под вашим воздействием! Вас зовут потухшие планеты! Мы уедем. Объединенные Галактики будут лишь счастливы, потеряв наш след. Мы выбрали бы какой-нибудь астероид у границы бесконечного пространства. За нами последовали бы эльмы. Нас благословил бы Пи-Гермес. Там мои поцелуи заменили бы вам корону, а мои объятия — халифат, Эсклармонда!

— Вы предали бы дело, с которым вас отправили сюда?

— Нет, — сказал он. — Прежде всего мне поручено остановить вас, положить конец опустошению, которое вы несете. Моя задача была бы выполнена, и ни одному человеку не пришлось бы страдать от вашего огня!

— Нет, — сказала она, — страдали бы вы.

Он думал об этом. Но в эту минуту… как он гнался за ней, преследуя ее в Космосе! Он не собирался упускать добычу. Даже если ему суждено умереть. Голубые, как море, глаза засияли золотыми звездочками, руки потянулись к пылающему призраку. На белоснежной коже Саламандры отражались огни всех костров, ее волосы благоухали всеми ароматами. Внезапно ослабев, она прошептала:

— Всякая материя горит при соприкосновении со мной. Подумайте о Десте. Он испугался, я в самом деле не любила его! Подумайте о пажах и рыцарях, которые убивали друг друга, потому что желали меня. А моя сила выросла с тех пор, как я покинула Сион, — она разрезает пустыню, как обнаженный меч…

В жаркой ночи среди завываний хамсина и бреда охваченных лихорадкой стонали какие-то голоса.

— Сжальтесь над теми, кто умирает в бреду!.. Над страдающими от лихорадки… больными холерой… больными чумой…

— Сжальтесь над теми, кто погибает в крови и грязи, задушенными жидкостью в организме, разъеденными язвами… Сжальтесь над живыми, которые шевелятся среди обезображенных трупов, несчастными, которые зовут и проклинают, умирают во второй раз!

Конрад колебался. Эсклармонда чувствовала, как ее приподнимает волна сверхчеловеческой жалости, словно волна океана, которая мягко прибивает тела утопленников к берегу. Она искала в своей непорочной памяти представителя воплощенной Стихии слово, выражающее бесповоротное, твердое решение, способное сбросить колдовские чары, которое могло его спасти…

Она почти кричала:

— Вы полагаете, что я сбежала из-за любви. А если из-за ненависти? Стихия Воды противостоит мне целую вечность. И я презираю этих слабых христиан в их тяжелых доспехах, которые судят меня под тенью своего Тау! На днях я ниспошлю на Иерушалаим огненную бурю… башни Давида вспыхнут, как факелы! Я принесу халифу победу!

— Этой прокаженной собаке? — спросил Конрад.

Над Тигром разорвалось облако; Пи-Джо, повелитель Воды, овладевал континентом. Сильный дождь обрушился на реку, покрыв все своим саваном. Саламандра ухватилась за этот крик ревности, как за спасательный круг.

— Это император правоверных, — сказала она, — он станет прекрасным, когда пойдет по крови. Впрочем, я любила бы только его… Абд-эль-Малек дорог мне, как и Сафарус…

— Ты лжешь!

— Огонь пожирает все!

— Даже мусор?

— Особенно мусор! Я нахожу удовольствие в его запахе. Я принадлежала Десту, Абд-эль-Малеку, Сафарусу. Кому еще? Сейчас у меня есть халиф Хаким… Ты единственный, кому я не могу принадлежать.

— Ты лжешь! — повторил он, словно смертельно раненый.

Сейчас они были далеко друг от друга, их разделяли Галактики и световые века! Саламандра приняла свой настоящий облик, она не была больше златовласой девушкой, она представляла собой пламя, которое угрожает мирам…

На деле же они не двинулись с места, но он опустил руки. Этот Конрад, которого она плохо знала, который поднял в ней такую бурю, как он легко погибал! Так погибает каждое живое существо… Главное сейчас в том, чтобы его удалить. Он будет жить. Он вернется на Землю и станет счастливым, как Дест, с существами, которые принадлежат к его типу… Однажды он скажет: «Когда я начинал охоту на этого пылающего демона…»

— Скажи мне, что ты лжешь, или я умру! — просил Конрад. Каждое слово, слетавшее с его губ, было как капля крови.

Она солгала с мучительной нежностью:

— Единственное место для свидания, которое я могла бы тебе назначить, это поле битвы у Сефории. Я приведу туда войска халифа. Полумесяц восторжествует там, и я вдоволь напьюсь крови христиан. Я ненавижу их, потому что они похожи на тебя.