Кровь звезд

Охотник начинает Охоту

— Герцог Конрад, — сказал преподобный Меркуриус де Фамагуст, — мы не должны терять ни минуты.

Он ждал его в носилках у секретного выхода из Дворца великих раввинов. Над пустыней поднималась заря, пылали башни, возвышающиеся над рекой Иордан, и в бесчисленных населенных пунктах Иудеи видны были лишь двигающиеся маршем войска.

— Эмир Абд-эль-Малек поднялся со своими кочевниками, — объяснил епископ. — Он идет по следам беглецов, как борзая. Зеленые носилки и знамена Терваганта на пороге Моава; те, кто видели атабека, рассказывают, что он только вздыхает, облокотившись на расшитые золотом подушки; так рычат львы, которые преследуют добычу. Какой-то ученый, Суфи, читает у его ног самые страстные суры, где речь идет о меде и огне. Он двинулся к Баодаду: туда, куда направилась Саламандра.

— Поедем в Баодад! — воскликнул Монферрат, как будто объясняя: Охота началась! И, повернувшись к Жильберу, который его провожал до двери, спросил:

— Вы не едете?

Дест сжал зубы и вонзил ногти в свои ладони:

— Нет, — сказал он, — я остаюсь. Не думайте, что я хочу сбежать. Но Саламандра в Баодаде, это — война…

— Какая вам разница?

— Это падение города…

— И все же какая вам разница? Вы — землянин.

— Вам, наверное, не понять! — вздохнул Жильбер. Он был мервенно бледен, под его ногтями показалась кровь. — Конечно, на Земле существует Иерусалим — ультрасовременный город, где ничто уже не напоминает о прошлом. Но я принадлежу Иерушалаиму на Анти-Земле… Только что вы обвинили меня в измене, а я чуть было вас не убил… Вы были правы! Я начинаю ясно понимать: я действительно предал свою планету, но не ради Саламандры: ради Анти-Земли. Саламандра была лишь моим ожесточением и вершиной моих желаний, лишь острой вершиной совершенства этой планеты!

Вы скажете мне, что у Земли когда-то было лицо, которое я так хочу сейчас увидеть. Родись я тогда, я страстно полюбил бы ее, но я пришел слишком поздно, в ядерный мир, который мне чужд. Великие бои в межзвездном пространстве не находили отклика в моей душе; я никогда не стремился превратиться после смерти в звезду. Дайте же мне возможность защитить на этой планете облеченный в плоть и горящий человеческой страстью Сион от врагов, которых я могу ненавидеть…

— Вы погибнете на одном из этих безвестных полей, где развернутся битвы, — пророчески сказал Меркуриус. — Ваша кровь только удобрит злую пустыню, и никто не узнает ваше настоящее имя… Вы навечно останетесь Жильбером Д'Эстом.

— Я выбрал эту судьбу, — ответил с улыбкой Дест.

— Удачи! — бросил Конрад.

Это были последние слова, которыми они обменялись; оруженосцы подвели оседланных лошадей, и преподобный Меркуриус легко вскочил на своего коня. Они пересекли спящий в предрассветной тишине Город и углубились в туман мимо белеющих гробниц Иозафата, в пустыню. Вместе с ними двигались племена кочевников; у людей были черные губы, по их лицам стекала кровь. Сопровождающие их борзые высунули языки, верблюды тяжело дышали. Не имея подготовки астронавта либо контролера тепловых котлов, землянин упал бы замертво… А вот кипрский епископ был бодр и довольно прямо держался в седле. На его обтянутом перчаткой кулаке сидел голубовато-зеленый какаду.

Конрад был погружен в свои мысли; ему не хотелось покидать Деста: разве это не значило бросить в опасности на неизвестной планете товарища по службе? Молодой Монферрат только что ступил на эту планету и по-прежнему мыслил аналитически; он упрекал ее за грязь, запахи и кричащие краски, за всю эту бессвязность ощущений, которые не поддавались никакой логике. Он возмущался этой удручающей жизненной силой и жалел отступника.

Вдруг он вздрогнул, поняв ироничность ситуации: разве он сам не является отступником, противником Анти-Земли? Его отцом был этот Гуго, неразрывно связанный с судьбами этой планеты, а легкий прах его матери смешался с этой серой пылью…

Улавливая беспокойный ход мыслей своего спутника, епископ мягким голосом сказал:

— Я должен кое-что объяснить вам, сын мой. Да, вы правы в том, что касается Великого Магистра Ордена Храма: он является настоящим анти-землянином. Если бы речь шла об одном из нас, я сказал бы: это чистая Стихия. На Земле в соответствующую эпоху жил какой-то Великий Магистр, храбрый, но слабый человек, который отказался воевать с неверными. Его имя было стерто на стеллах и удалено с пергамента. Закон компенсации определил появление на Анти-Земле Гуго Монферратского, но по материнской линии вы принадлежите к стихии Земли. Ундина была сожжена непросвещенными анти-землянами; она соединилась с космической пылью. Для вас же, облеченного в плоть, казнь представляла бы серьезную опасность. Поэтому я отвез вас на более спокойную планету, достаточно цивилизованную. Анти-Земля вас отвергла, вы выросли землянином. Вы должны быть признательны Земле, которая стала для вас родной планетой.

— Я знаю, — сказал рассеянно Конрад.

— Вы хотите еще что-нибудь спросить?

— Все ли эльмы могут уходить в другие миры?

Меркуриус поколебался, а затем признался:

— Нет. За некоторым исключением… Существуют жесткие законы.

— Существуют другие элементные спектры в других Галактиках?

— Конечно. Более того, пришло для вас время узнать все: эти спектры являются лишь нашими форпостами; люди живут гораздо дальше. Может быть, вы помните, среди других открытий хаотичного и гениального XX века было и такое: ученые обнаружили в своих камерах для ионизации следы частицы, которая оказалась антипротоном. Отсюда оставался лишь один шаг для того, чтобы сделать вывод: существует другой, зеркально-противоположный мир, состоящий из антиатомов, Космос. Не восстанавливающийся, он существует, он подчиняется своим законам и боится возможности взаимного разрушения двух масс.

Спектральные планеты эльмов являются лишь искусственными спутниками, своего рода часовыми на границах противостоящего Космоса. Они помогают избегать катаклизмов, подобных тому, что породил этот мир. То, что является космическим отталкиванием, там представляет собой галактическое притяжение и мезоническое поле, которое спаивает атомы в этом мире и разделяет их в другом месте. Мы находимся здесь, чтобы следить за происходящим, предупреждать любое вмешательство извне и расщепление. Эльм вы или землянин, вы служите, следовательно, тому же делу.

— Значит, — сказал Конрад, — бегство Саламандры?…

— Может вызвать такое расщепление. И это представляет настоящую опасность.

Они ехали молча. Солнце уже поднялось, когда они настигли толпу купцов; те сбивчиво говорили о встретившихся им волшебнике и джине. Этот джин представлял собой покрытую вуалью женщину дивной красоты. Путешественники видели лишь два глаза золотого цвета. Но те, кто хотел приблизиться к джину, замертво падали на землю.

Какой-то молодой кочевник прошептал:

— Ее глаза пожирали всякое живое существо.

Теперь они шли по свежим следам. Меркуриус и Конрад торопили своих коней. Этой ночью в окруженной песками деревне из глинобитных домов они дали себе лишь два часа отдыха. Астронавт подложил под голову сплетенную из камышей циновку; он никак не мог заснуть, чувствуя, что недостоин своей миссии и доверия, которое ему оказала Земля. Он тщетно пытался обрести присутствие духа скитающегося в межзвездном пространстве искателя приключений. Чтобы отогнать от себя чары, он вспоминал известные образы, вспышки при возникновении новых звезд, дрожащие туманности, пылающий, как на костре, и блистающий, как бриллианты, Космос… напрасно! Конрад видел лишь гибкую шею под светящейся массой огненно-красных волос да большие глаза, в которых плясали язычки пламени.

На следующий день крестьяне в оазисе только и говорили о роскошно одетом персидском принце Сафариде, который пересек плоскогорье в украшенных необычными цветами носилках из дерева алоэ. Этот великолепный странник швырял пригоршнями золотые монеты. Он направлялся в Баодад по приглашению халифа, у которого он собирался стать визирем. Его сопровождало огненное привидение.

Но раввин, поднимающийся от реки, где он мыл свои одежды, заявил, что этот Сафарид — самозванец, который использует магию. Его носильщики не оставляли следов, а гирлянды, оплетающие его носилки, превращались в дым, как только касались земли. Фигура же, покрытая вуалью и сидевшая на носилках, была лишь восковой куклой, приводимой в движение чудотворным механизмом. Он вез ее в Баодад, чтобы преподнести в дар халифу. Это чуть было не свело Монферрата с ума.

С этой минуты он все безжалостнее пришпоривал своего коня. Караван углубился в похожую на высохшее море пустыню, где бродило много слухов. У своих костров из веток терновника погонщики верблюдов бредили о девушке с золотыми глазами, а полуголые пастухи овец, питающиеся саранчой, лежали лицом вниз на песке. «Эсклармонда!» — стонали они. «Эсклармонда!» — шептал Конрад, пуская своего коня прямо на огненную завесу. Меркуриус начинал беспокоиться: эта безрассудная поездка казалась бессмысленной: они искали чудовище, чтобы уничтожить его, или фею для влюбленного странствующего рыцаря? Но Меркуриус больше не слушал Конрада и молча увлекал его за собой, проявляя неумолимую и настойчивую волю.

Пустыня, наполненная миражами, была еще более жестокой; возникали то роща пальм металлического цвета, то заросший камышом пруд, затем они исчезали. В глаза безжалостно светило солнце-Мирах. То тут, то там на пути попадались валяющиеся на песке хрупкие белые скелеты и черепа. Появились следы передовых отрядов Абд-эль-Малека, затем они исчезли в горном ущелье. На краю плоскогорья все еще дымились пальмы.

— Они прошли там! — убежденно сказал Меркуриус.

Занималась уже третья заря, когда они увидели широкую, затянутую тиной реку, называемую Тигром. Желтые волны перемежались с чернотой отбросов, напоминая пятнистую шкуру хищника. Высокие обрывистые берега были белыми от соли…

Появились караваны, загруженные благовониями и ладаном, и путешественники в остроконечных колпаках, представлявшиеся врачами. Они шли в Баодад — лечить халифа. Сильный озноб набрасывался на августейшего пациента даже на паперти мечети Аббасидов; мудрецы обсуждали действия снадобий, опиата, совместное влияние звезд. Принцесса Зубейда, которая управляла халифатом во время кризисов болезни своего сводного брата, и созвала фармакологов.

Меркуриус воодушевился и стал возвышенно говорить о ее несравненной светлости, о ее мудрости, соперничающей с мудростью Соломона: сборники ее религиозных стихов стали известными, она получала удовольствие в утонченных играх. Зубейда ненавидела ограниченных и жестоких мужчин и, несмотря на свою красоту, оставалась девственницей. Халиф ее очень уважал, именно она диктовала ему законы.

Монферрат все сильнее бил шпорами по бокам своего взмыленного коня. Эта бескрайняя пустыня напоминала ему другие мертвые планеты, над которыми он пролетал. На тех планетах тоже побывала Саламандра? Когда Конрад находился уже на вершине холма, он прищурил глаза. В сумерках смешивались цвета плоскогорья — белый, голубой, охровый; вдали вырисовывалась тонкая и высокая тень. Виселица?… Нет, крест Тау… Люди остановились, объятые ужасом: они узнали висевшее на нем тело подвергнутого пыткам.

Конрад устремился к кресту. Ни разу не видев Сафаруса, он узнал его по золотой долматике и развевающейся на ветру бороде.

Тау был шести метров высотой; сделанный из толстых гибких камышей, он наклонился под тяжестью висевшего на нем тела. Исаак Лакедем был привязан к кресту за запястья и лодыжки, его голова жалко болталась на груди. Монферрат подъехал, разрубил путы, и тело, как большая тряпичная кукла, скользнуло на его седло. Только сейчас Монферрат заметил, что еврей жив.

Из-под маски из запекшейся крови слышно было как бы перекатывание двух серебряных шариков: Сафарус, словно рыба, открывал рот. Острием кинжала Конрад вынул из его рта кляп, пропитанный ладаном и сомалийской миррой. Так сострадательно оглушали приговоренных. Преподобный де Фамагуст поднес к черным губам свою флягу. Пока еврей пил, он произнес только два слова:

— Абд-эль-Малек… Эсклармонда…

Рукой он показал на восток, затем потерял сознание. Подбежали бедуины; Меркуриус передал им умирающего старика и кошелек цехинов. Они, не заставив себя упрашивать, рассказали, что атабек из-за Иордана напал на караван, с которым шли колдун и его джин.

— Он схватил, — говорил какой-то старик, — восковую куклу, которую некоторые называют Лилитой или Начемаг, затем сурово покарал этого человека, потому что между ними существовало какое-то соглашение, а старик предал его.

— Еврей, — сказал он, — ты погибнешь как предатель… той же смертью святого, которого ты предал!

— Повелитель, — сказал колдун, — это она захотела так и заставила меня! Более того, мы направлялись в Баодад, где она вылечила бы халифа!

— Тебя об этом не просили! — процедил сквозь зубы атабек.

— Джин стоял неподвижно под своей вуалью тускло-золотистого цвета, и ни одна складка не двигалась на его одежде. Мы, конечно, пали ниц перед атабеком, ибо право было на его стороне и гнев повелителей бывает ужасным… Но когда его воины воздвигли большой Тау из камыша и привязали несчастного, эмир правоверных сделал два жеста, хуже тех, что приносят несчастье.

— Какие? — спросил Конрад.

— Он приподнял вуаль, скрывавшую статую, и долго смотрел на нее. Его лицо оставалось неподвижным, но глаза пылали. Затем атабек вскочил в седло, приблизился к Тау и плюнул умирающему в лицо.

Оставив Сафаруса на попечении одичавшего мусульманского богослова, два землянина спешно продолжали свой путь. Монферрат был мрачен. Из-под копыт коней на соленую поверхность плоскогорья летели искры. Небо от жары угасало.

В полдень Конрад разжал наконец губы.

— Почему она уехала? — гневно спрашивал он. — И именно в эту страну? Это какой-то ад.

— Она правильно выбрала себе трон, — сказал Меркуриус де Фамагуст. — Это страна, где в каждой складке местности вас подстерегает смерть в крови или судорогах, где живут лишь земные или марсианские животные, львы, гадюки, скорпионы… где сама земля трескается от жары! Она нашла свою силу.

— Вы ненавидите ее? — спросил Конрад.

Меркуриус бросил на него пронзительный взгляд.

— Вы плохо знаете ваших братьев — эльмов, — сказал он. — Нет, я люблю это безумное племя, иначе почему бы я отправился сюда? Конечно, я не думаю, как вы: «Когда она наклонилась над моей головой и увенчала ее короной, от ее руки на меня повеяло ароматом… Амбры или розы?» Или: «Я уверен, что она смотрела на меня… Ее глаза были словно чистое золото… Я вовсе не давал себе клятву, что уничтожу халифа и атабека…»

— Точно, — прервал его Конрад. — Я и не пытался нейтрализовать мои волны. Вам есть в чем упрекнуть меня.

— Вы не Жильбер Дест. Я просто хотел бы вам напомнить, что эта планета находится в опасности, мы преследуем Бича, вы Охотник, которому надлежит нейтрализовать его. Только Охотник, помните об этом!

— Я никогда и не забывал.

— Мы попытаемся сделать так, чтобы переход в другие миры был для нее легким, — заключил Меркуриус.