Крик ангела [СИ]

Глава 6. Как зарождаются мифы и создаются традиции (или наоборот)

— Он был лучшим из моих творений. Ну, во всяком случае, одним из лучших… — Азирафаэль разглядывал башню (на этот раз — Пизанскую) и не заметил быстрого взгляда, брошенного на него Всевышним при этих словах. Легкого сомнения в Ее голосе он не заметил тоже. — У него было все: воля, мозги, желание спорить с авторитетами, умение творить. Он мог бы встать во главе ангелов, повести за собой, все исправить… Продолжить, изменить, сделать по-своему. Сделать лучше. Он мог бы, он такой, с самого начала таким был. И он бы сумел. Если бы не обиделся на какую-то ерунду и не ушел за Люцифером. Если бы не забыл, кем был раньше. Хорошо, что ему со временем хотя бы очеловечиться удалось, а не как некоторым…

Очеловечиться.

Хорошо, да. Наверное, это действительно хорошо, раз сама Всевышний так говорит. Для всех хорошо. И Азирафаэль может не волноваться: он вовсе не совершил страшной ошибки с той обезболивающей мазью, которую использовал для повязки на глаза… на то, что раньше было глазами. Смеющимися, ехидными и потрясающе добрыми золотыми глазами с вертикальной стрелкой змеиных зрачков…

Азирафаэль медленно и облегченно выдохнул, стараясь не дать улыбке прорваться на лицо. И снова заработал диафрагмой как поршнем: облегчение облегчением, а о благодати забывать не следовало.

В конце концов, если подходить с точки зрения Всевышнего, человек и на самом деле мало чем отличается от змеи.

— А что Люцифер? Ты говоришь «Исчадие Ада», а я говорю «глупый мальчишка». Маленький обиженный мальчик. Да, злой, да, мстительный, да, умеющий и любящий делать больно. Но всего лишь мальчишка. Так и не сумевший простить ни других, ни себя. А ты называешь его Сатаной и боишься. Может быть, даже ненавидишь. Стоишь тут, молчишь. Сопишь еще. Чего сопишь-то? Наверняка гадость какую-нибудь думаешь…

Азарафаэль не думал, он дышал и смотрел в окно.

«Тебя больше никто не тронет, мой дорогой, — сказал он вчера Кроули, хотя и был уверен, что тот не услышит. — Никто. Никогда. Я буду рядом, если… если тебе это будет нужно. Просто буду, и все. Всегда. И никто, никогда больше. Слышишь? Я позабочусь об этом».

Он так сказал. И неважно, что Кроули наверняка не услышал. Важно, что Азирафаэль это сказал. И был намерен выполнить сказанное.

А для этого надо было дышать и не отвлекаться на пустяки.

— Эй, да ты меня вообще слушаешь? Азирафаэль, Ангел Книжного Магазинчика в восточном Сохо, я к тебе обращаюсь! Ты ангел, ты должен уметь любить, любить самоотверженно и безоглядно, вопреки всему и вся. Люди полагают, что от любви до ненависти один шаг. А что думаешь ты? Ты этот шаг делал? Умеешь ли ты ненавидеть?

На этот раз ответить пришлось: Господь обращалась напрямую к нему, ожидала ответа и смотрела в упор, позабыв про заоконный пейзаж. Азирафаэль постарался, чтобы его глубокий вдох не выглядел тяжелым вздохом:

— Я знаю, что такое ненависть. Теоретически. Она часто является основным побудительным мотивом в человеческой литературе и драматургии. Почти так же часто, как и… любовь. Но если любовь есть благо, то ненависть ей противоположна. Она не благо. Я бы не хотел ее… испытывать.

Кроули бы сказал — отрицательная любовь…

— Ты хочешь сказать, что никогда никого не ненавидел? За все эти годы? Ни разу? Не хотел убить какого-нибудь мерзавца на месте? Уничтожить, чтобы и духу его не осталось?!

Азирафаэль отвел взгляд. Конечно же, он хотел, как минимум один раз точно хотел и совсем недавно, и Она это знала. Хотел убить. И, наверное, даже сумел бы убить. Спасибо мадам Трейси за ее жесткие принципы, непоколебимые даже перед лицом Апокалипсиса. Потому что убить-то он бы сумел, а вот жить после этого — вряд ли.

Но ненавидел ли он одиннадцатилетнего и (тогда еще) совершенно незнакомого мальчишку, который вот-вот должен был дать команду к началу Великой Войны между Адом и Раем, той самой войны, в которой погибнет мир — пусть и не так чтобы во всем прекрасный и дивный мир, но не такой уж и плохой и ставший привычным и родным за шесть тысяч лет… Ненавидел ли Азирафаэль этого вихрастого мальчишку с упрямым взглядом и конопушками на носу?

Нет. Ненависти не было точно.

Всевышний фыркнула, пробормотала что-то неразборчивое (Азирафаэлю удалось расслышать упоминание чего-то, что хуже воровства, впрочем, это вряд ли относилось к предыдущим словам, поскольку не имело особого смысла). Наверное, Она опять спорила сама с собой о чем-то непостижимом и собеседник ей не был нужен. Дышать. Дышать интенсивней, пока не гонит. И думать, что он мог сказать или сделать не так. Чтобы если и не исправить, то хотя бы не повторить.

Теперь Всевышний снова смотрела в окно. Морщилась, хмурила брови. Тревога Азирафаэля усилилась — меньше всего ему хотелось бы вызвать Ее неудовольствие именно сейчас. Неудовольствие может привести к отмене ежедневных личных докладов. А он пока еще не сумел отыскать другой возможности…

— Вы считаете, что мне необходимо освоить на практике и эту… которая на шаг… Иначе я… плохой ангел? Вы считаете, что я должен кого-то… возненавидеть?

Всевышний фыркнула еще раз. Глянула искоса, но вроде уже без особого раздражения.

— Я считаю, что тебе пора в свой книжный. Если ты, конечно, не поставил себе целью оказаться первым ангелом, который умрет от передоза благодати.

Азирафаэль сглотнул. Всевышний что, изволит шутить? От благодати не умирают. Во всяком случае, не ангелы.

— Много ты знаешь об ангелах. Лифт сделаешь сам?

— Да.

— Надо же, как легко создаются традиции. Что ж, не будем нарушать их и завтра. В это же время, Азирафаэль.

На этот раз лифт проявился ближе к столу и Азирафаэлю пришлось сделать целых три шага. Всевышний смотрела ему вслед с выражением, которое он наверняка опять счел бы непостижимым, если бы обернулся.

— Может быть, все и к лучшему, — задумчиво пробормотала Она себе под нос и пожала плечами, словно эта мысль пришла Ей в голову только что и еще неуверенно там себя чувствует.

Азирафаэль этого уже не расслышал.

А если бы и расслышал — выкинул бы из головы, поскольку с его точки зрения это было неважно. Куда более важным, опять же, с его точки зрения, было то, что он обещал Кроули быть рядом всегда, а сейчас вовсе не был рядом. Да, он, как и вчера, настроил лифт так, что в книжном магазине его отсутствие займет меньше сотой доли секунды, почти незаметный интервал, да и Кроули до сих пор так и не пришел в сознание. Но… Это почти сотая доля секунды отсутствия крика ангела, поскольку невозможно кричать из такого далека, во всяком случае, кричать эффективно, не оглушая при этом тех, кто окажется ближе. И, что ничуть не менее существенно, это почти сотая доля секунды лжи, ведь он обещал быть рядом всегда, и даже сотые доли секунды отсутствия в этом обещании не подразумевались, а завтра опять придется подниматься сюда и снова лгать…

Что ж, это всего лишь значит, что придется осваивать еще более быстрые способы перемещения. И, возможно, учиться прицельно кричать на большие расстояния.