ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой повествуется о плавании благородного Конрада фон Котта через Атлантический океан и последствиях этого плавания для «Санта Вазелина»

Запись в дневнике Конрада фон Кота

от 5 июня 16... г. от Р. Х.

Воистину морские путешествия — занятие для сильных духом и телом. Пожалуй, я назвал бы их самым тяжелым испытанием, которое только может выпасть на долю цивилизованного человека. Лишения, которым подвергаются моряки во время длительного плавания, невозможно вообразить, если не испытал их на своей шкуре. Тем удивительнее, что большинство соглашаются на них добровольно.

— Николас! Вот ты где! — Коллет, уперев руки в бока, гневно посмотрела на ярла.— Сейчас, между прочим, твоя очередь!

— Моя? — поднял на ведьму жалобный взгляд Николас.— Не может быть!

— Еще как может! Хватит отлынивать! Тоже мне моряк!

— Я речной моряк! — возразил Николас.— На реке никогда не бывает… такой... качки...

На последних словах взгляд ярла вновь стал сосредоточенным и он стремительно перегнулся через борт. Коллет досадливо топнула ногой:

— Ну что за невезение! На этом корабле что, я единственный здоровый мужчина?

Надо признать, несмотря на парадоксальность, это утверждение было недалеко от истины.

Еще планируя экспедицию, мы сошлись на том, что Коллет будет изображать юношу — оруженосца «странствующего рыцаря». Это позволяло избежать множества неприятных моментов во время путешествия по довольно беспокойным дорогам Европы, но главное — без проблем попасть на корабль. Не знаю, есть ли какая-то мистическая основа под суеверной убежденностью моряков, что женщина на корабле — к беде, но, если посмотреть надело под чисто практически углом, это так и есть. Женщина на корабле, набитом здоровыми мужиками, не видевшими берега несколько недель,— это не просто к беде, это к катастрофе. Потому Коллет на время путешествия стала Клементом.

Увы, привычный образ мальчишки-подростка сыграл с ней злую шутку. Обрадованные моряки старались спихнуть на «юнгу» всю грязную и нудную работу под тем предлогом, что «парень должен понюхать морской жизни». Примерно та же участь ожидала и остальных членов нашего отряда как типичных «шкертов» — людей без каких-либо навыков в морском деле. Однако остальные по разным причинам избежали этой беды. Например, Андрэ из-за его феноменальной силы почти все время занят был то на шпиле, то на помпе, иногда его даже допускали к парусам — под контролем опытных моряков. Самое удивительное, что полное незнание бывшим оруженосцем испанского языка ничуть ему не мешало. Впрочем, команда говорила на такой диковинной смеси всех европейских и неевропейских языков, густо сдобренной профессиональным жаргоном, что даже я мало что понимал, хоть и неплохо владел испанским. Надо сказать, мне не так уж много приходилось общаться с командой, поскольку от большей части работ меня капитан освободил по понятным причинам — кошачьи лапы сильно уступают человеческим рукам. Кандидатура Моргана, само собой, не рассматривалась вообще. Так что помогать Коллет должны были только Николас и Жак Кошон. Вор безропотно выполнял все приказы боцмана. Если точнее — им беззастенчиво помыкала вся команда, включая даже меня и Коллет. А вот с Николасом возникла проблема — кроме того что он тоже не знал испанского, у потомка викингов обнаружилась жесточайшая морская болезнь. Бедняга лежал пластом большую часть суток и вставал, исключительно чтобы перегнуться через борт и «поприветствовать Нептуна». Учитывая, что Николас совершенно не мог есть, это действие вскоре приобрело характер некоего символического ритуала. Впрочем, физические страдания ярла ни в какое сравнение не шли со страданиями душевными от сознания собственной беспомощности. Насмешки команды, с удовольствием прохаживающейся по поводу «сухопутного моряка», и недовольство Коллет, которой приходилось драить палубу и за себя, и за Николаса, разумеется, не придавали ему оптимизма. В первые дни плавания девушка еще прислушивалась к моим увещеваниям, но каждая пройденная миля сказывалась на ее настроении не лучшим образом.

Оно и неудивительно. Если бы, пытаясь отговорить Коллет от участия в экспедиции, я подробно рассказал ей об условиях быта на корабле, мне наверняка удалось бы убедить ее остаться дома. К сожалению, мне и самому раньше не доводилось бывать на парусниках или хотя бы общаться с моряками, так что для меня жизнь на «Санта Вазелине» также была полна сюрпризов. Конечно, не все эти сюрпризы относились к категории неприятных. Часть из них следовало отнести к очень неприятным.

— На «Вазелине» нет команды и пассажиров. Только команда,— честно предупредил нас Альваро.

Как вскоре выяснилось, это подразумевало не только участие в общей работе, но и повседневную жизнь. «Санта Вазелин» был купеческим судном, и все на нем подчинено было одному богу — товару. Тюки, ящики и бочки занимали каждый свободный ярд палубы, не говоря уж о трюме. Если бы купец мог нанять команду из бесплотных духов, наверняка на корабле вообще не осталось бы места для кубрика. Но поскольку живым людям нужно время от времени хотя бы спать, под кубрик отвели форпик — помещение в носу корабля, впереди фок-мачты. Из-за сильной качки и постоянной сырости держать здесь груз было все равно рискованно, а вот людей — запросто. Как «успокоил» нас Альваро, увидев наше замешательство при виде малюсенького закутка, плотно забитого спящими телами в гамаках:

— Человек не таракан, он ко всему привыкает!

Сам первый помощник обитал на юте, как и капитан. Впрочем, будучи приглашен в капитанскую каюту на «рюмку чая», я убедился, что единственным преимуществом капитанской каюты перед кубриком является ее изолированность. В остальном маленький вытянутый «гроб» был столь же тесным и сырым. Андрэ, как «благородный рыцарь» тоже приглашенный на обед в капитанскую каюту, выдержал там всего несколько минут, после чего сбежал, деликатно отговорившись отсутствием аппетита.

— Дык какой там аппетит, Конрад,— пояснил он позже столь несвойственное поведение,— когда коленки на брюхо давят, а подбородок в грудь упирается, что жевать невозможно! Да и еда... разве это еда?

Тут надо заметить, что упрек Андрэ в адрес корабельной кухни был и справедлив, и одновременно несправедлив. То есть, я имею в виду — кормежка на паруснике и впрямь была ужасна ровно настолько, чтобы есть это можно было, лишь очень сильно проголодавшись. Но с другой стороны, винить в том было некого. Понятное дело, в открытом море пополнить запасы провизии негде, потому все необходимое везли с собой. И это «все» должно было соответствовать нескольким основным требованиям — не бояться морской воды, не портиться от жары, занимать мало места и насыщать. Мало существует на свете продуктов, удовлетворяющих всем этим требованиям, а еще меньшее число из них можно хотя бы с натяжкой назвать вкусными. Основной наш рацион составляла мерзкая на вкус субстанция из вареной перловки или проса с солониной. Когда на кока — того самого негра по имени Намба Ван — нападал творческий зуд, он добавлял в кашу разные неожиданны ингредиенты. Самой безобидной добавкой были фасоль и горох — этот вариант даже имел популярность среди моряков, поскольку был сытным, а неизбежные последствия служили источником веселья для команды. После первого же такого обеда Коллет сбежала из кубрика и с тех пор устраивалась спать где-то в тюках товара. Я перебрался туда еще раньше — для моего чувствительного носа запах в кубрике был невыносим и без всяких бобовых похлебок Андрэ получил каюту второго помощника, очень удачно забытого в Кадисе.

Разумеется, капитан отдал каюту Андрэ вовсе не из почтения к его титулу и не из человеколюбия. Просто когда король ложился на пол в кубрике (гамак естественно, его не выдерживал), больше там не оставалось места ни для кого.

Николас же проводил дни и ночи на подстилке у грот-мачты, где не так ощущалась качка. Альваро, который с первого дня проникся к несчастному коллег сочувствием, попытался застращать беднягу, предупреждая, что его может попросту смыть за борт, на что Николас ответил, что это по крайней мере оборвет его страдания. Тогда сердобольный первый помощник привязал ярла за ногу к мачте, оставив конец длиной ровно до борта — из соображений гигиены.

Таким образом, из всего нашего отряда в кубрике спал только Жак, которому после ночлежек и воровских схронов вонь немытых тел была как ностальгический привет из прошлого.

Морган, как ни странно, был не против. То, что этот неисправимый скандалист так просто смирился, признаться, здорово беспокоило меня. Такая покладистость могла означать, что Мордаун что-то замышляет. К сожалению, поделиться своими подозрениями с Коллет мне не удалось — в ее теперешнем настроении ведьма не была склонна к теоретическим дне путам.

— Конрад, иди ты со своими подозрениями в... в... в носовую фигуру! — Коллет зачерпнула ведро морской воды, выплеснула, нарочно стараясь забрызгать меня, и принялась ожесточенно тереть палубу куском пемзы.— Тебе заняться нечем, вот и выслеживай Моргана. А мне надо этот плавучий свинарник отмыть, а потом еще на камбузе помогать!

— Держись сегодня подальше от Комнаты Ужаса, пацан! — посоветовал как раз проходивший мимо боцман.— Тебя ребята, конечно, любят, но сегодня десятый день!

— Эй... вы о чем, дон Педро?

Но боцман уже заметил какого-то матроса, по его мнению бездельничающего, и набросился на бедолагу с руганью, совершенно забыв про нас.

— Что за «десятый день»?

— Нашла кого спросить! — фыркнул я.— Небось ром раздавать будут.

— Нет, раздача рома — это, конечно, душераздирающее зрелище, но она ведь каждый день происходит. Что такого опасного случается на десятый день плавания?

Причем на камбузе,— уточнил я.— Спроси у Николаса — он все же моряк.

— Сейчас. Домою до грота и спрошу. Только вряд ли он в курсе морских обычаев.

— Тогда у любого другого матроса... О,Альваро идет!

— Дон Альваро, дон Альваро! — Ведьма заступила дорогу первому помощнику, шествовавшему на полуют с секстантом и картами в руках.— А что такого сегодня должно произойти?

— Э? Что? Ты о чем, малыш?

— Дон Педро сказал мне сегодня на камбуз не ходить! — поспешно затараторила Коллет, держа Альваро за рукав.— Сказал, сегодня десятый день и...

— О боже! — Первый помощник чуть не выронил прибор за борт. Лицо его исказила сложная смесь ужаса, отвращения и сознания беспомощности.— Как я мог забыть! Десятый день! Надо напомнить капитану!

Забыв о наблюдениях, ради которых поднялся на палубу, Альваро стремительно исчез в кормовой надстройке. Мы с Коллет встревоженно переглянулись.

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Не-а... Что-то мне не по себе, Конрад!

— Не бойся, я буду защищать тебя до последнёй капли крови! — торжественно провозгласил я.— Клянусь честью рода фон Котт!

— Спасибо.— Надо признать, Коллет была скорее растрогана, чем успокоена моим заявлением.— Но у кого бы узнать поточнее, о чем речь? Эй, брат!

Проходивший мимо корабельный плотник вопросительно поднял брови.

— А что такого происходит на корабле на десятый день? Я спросил у дона Альваро, а он...

— Десятый день? — Брови плотника подскочили до самой войлочной шапочки.— Сегодня? Сушеного краба мне в глотку!

— Пожалуй, не стоит больше никого спрашивать,— задумчиво произнесла Коллет, глядя вслед убегающему с воплями плотнику.— Не имеет смысла. Да и опасно — еще бунт спровоцирую.

— И то правда. Но на камбуз все-таки лучше не ходи,— сказал я.

Однако семена паники уже были посеяны. То тут, то там на небольшом пространстве корабля раздавался приглушенный вопль «Десятый день?! Сегодня?! в сопровождении разнообразной, но совершенно неинформативной брани. Выходивших на вахту матросов первым делом посвящали в страшную новость, и лица их сразу мрачнели. Апогея сдержанное недовольство достигло, когда Намба высунул свою черную ряшку из камбуза и завопил на весь корабль:

— Обед! Всем жрать, пожалуйста!

В отличие от других дней, привычного столпотворения вокруг дежурного бочкового, выволокшего на палубу два огромных бочонка с едой, не возникло. Я настороженно огляделся — корабль невероятным образом казался опустевшим. Команда, только что суетившаяся на палубе, словно испарилась. Да и сам бочковой попытался скрыться на камбузе, но вылетел оттуда от мощного пинка сплошь татуированной черной ноги. После чего дверь камбуза захлопнулась.

— Ты заметила? Сегодня два бочонка!

— Да, но...

— Та-а-ак... — Дон Хенаро со скорбной миной оглядел корабль.— Ну блин, «Летучий голландец», в натуре!

Альваро поддержал под руку опасно накренившегося капитана и объяснил:

— Этого следовало ожидать. Каждое плавание с этого начинается.

— Ну не хотите по-хорошему, будет как всегда! — заявил в пустоту палубы капитан.— Дон Альваро, дон Клаудио...

— Клаудио забыли в Кадисе,— напомнил АльваРо.— А я просил! Я предупреждал!

Капитан на мгновение задумался и немедленно принял решение:

— Дон Педро, назначаю вас временно исполняющим обязанности второго помощника!

— Капитан! — раздалось откуда-то из-за бочонков с водой.— Это нечестно! Я не хочу!

— Жизнь вообще жестока и несправедлива! — философски заявил капитан.— Приказываю старшим офицерам немедленно собрать команду на палубе!

Альваро и Педро понадобилось с четверть часа, чтобы вытащить матросов из укромных уголков, в которые те забились в страхе перед неведомой опасностью, таящейся водном из двух бочонков с обедом. Даже Николаса подняли с его подстилки, и бледный как утопленник ярл уныло таращился на капитана из первых рядов.

— Итак, что мы видим? — Капитан с неподдельным интересом обвел взглядом команду и хмыкнул.— Лично я вижу перед собой стадо упрямых ослов! Вы готовы себя сгнобить, лишь бы не отказываться от предрассудков!

Команда угрюмо молчала.

— Доктор Цепеш ведь объяснял вам, что это… как его... ну гм... — Дон Хенаро озадаченно лочесал в затылке, потом лицо его озарилось.— А вот мы попросим доктора Цепеша еще раз все объяснить! Прошу, доктор!

Корабельный доктор без особой радости вскарабкался на капитанский мостик и оглядел команду красными от постоянного недосьпа глазами.

— А есть смысл? Они все равно забыть, что я есть говорить им, через один ухо в другое вылетать!

— Надо, доктор, надо! Просвещать и воспитывать!

— Вы меня принимать за не того! — скептически хмыкнул старый румын.— Я есть костоправ! Не проповедник!

— О, кстати, а где отец Михель? — вспомнил дон Хенаро.— Негоже доброму пастырю покидать свое стадо в час тяжелого испытания! Альваро, найти и привести!

— Есть!

— Однако нам сейчас требуется не духовное напутствие, а мирское наставление, доктор, Попытайтесь вдолбить в эти темные головы, что я заставляю их есть квашеную капусту не из пустой прихоти!

— Квашеную капусту? — Я не верил своим ушам.— И вся эта паника из-за такой ерунды?!

— Ты бы помолчал, крыса ты сухопутная! — вздохнул стоявший рядом плотник,— Что бы понимал!

— Капусту? — жалобно вякнул Николас, позеленел и привычно бросился к борту. На этот раз над ним никто не смеялся.

Между тем Альваро приволок отчаянно упирающегося корабельного капеллана, доктор Цепеш прокашлялся и сурово посмотрел на притихших моряков.

— Все меня знать вы! А кто не знать еще узнать! Особенно узнать те, кто не есть капусту. Скоро! Цинга боится капуста кислый.

— Неудивительно, что команда забывает проповеди доктора,— прошептал я на ухо Коллет,— Ни черта же не понятно!

— Да нет, он все понятно объясняет, — возразила ведьма, прислушиваясь к разоряющемуся на мостике Цепешу.— В расчете на неграмотных матросов. Вообще-то я читала про цингу — это всегда серьезна проблема в дальнем плавании. И квашеная капуста от нее действительно спасает. Не понимаю, почему Матросы так болезненно воспринимают эту меру?

— Не понимаешь? — хмыкнул плотник.— Ничего, ют придется тебе пару месяцев каждый день эту мерзость хавать — тогда поймешь!

Доктор Цепеш наконец перестал мучить публику своим жутким акцентом, и капитан рявкнул:

— Первый помощник, построить команду для приема пищи! Второй помощник, следить за каждым. Тому, кто попытается выкинуть капусту за борт, накладывайте двойную порцию. Ничего, этого добра я взял с запасом, хе-хе! Хотите вы этого или нет, я вас всех назад приведу живыми и здоровыми!

Слегка обалдевшие после лекции доктора моряки безропотно получили по миске просяной каши с солониной и по миске квашеной капусты и с отвращением на лицах принялись за обед. Я без особого энтузиазма поковырялся в своей миске, попытался жевать кислые листья и чуть не присоединился к Николасу, так и зависшему у борта,— облако капустного запаха окутало палубу и не давало его желудку успокоиться.

— Иезус Мария! Экая гадость. — Я незаметно избавился от «добавки», опрокинув миску в шпигат. Боцман подозрительно посмотрел в мою сторону, но волна уже смыла следы моего преступления.— Не знаю, как это действует на людей, но кошкам подобное блюдо явно противопоказано.

— Да,— согласилась Коллет.— Никогда не слышала чтобы кошек спасали от цинги квашеной капустой. Вообще-то я даже не слышала, чтобы у корабельных кошек могла быть цинга. Если подумать, у них ведь не бывает каких-то проблем со скудностью и однообразием еды.

— Да? — обрадовался я.— Как им это удается?

— Да очень просто. На корабле полно крыс...

Я поперхнулся куском солонины.

— Н-нет, пожалуй, пусть уж лучше меня мучает цинга! Я не могу съесть тех, кто со мною разговаривает!

— Какой ты все-таки несовременный,— ехидно пропищал Морган. За разговором мы и не заметили, как на палубе рядом с нами пристроился Жак.— И излишне сентиментальный!

Я демонстративно задумался.

— Ты так считаешь? Хм... Возможно, ты прав! Надо будет попробовать. Я даже знаю, с какой крысы начну!

— Но-но! — встревожился Морган.— Позволь напомнить — я только внешне крыса! Жак, унеси меня! Не желаю слушать эти грязные инсинуации!

Коллет посмотрела вслед нелепой фигуре вора.

— Зачем ты его все время пытаешься поддеть?

— Я? Ты о чем? У меня и в мыслях не было!

— Ты же знаешь, как он болезненно реагирует на напоминание о своем теперешнем положении! Зачем лишний раз оскорблять его?

— Погоди-ка! — оторопел я,— Мы говорим об одном и том же Моргане? О том самом, который хотел свалить на тебя исчезновение Анны? Из-за которого ты вынуждена была скитаться по свету, чуть не попала на костер, служила Ночному Магистру? О том самом Моргане, который чуть не устроил у Бублинге войну? И которого ты, кстати, собралась убить?

— Можно подумать, ты сам безгрешная овечка! — сердито фыркнула Коллет.— Я иногда думаю, что ты не можешь вернуть себе человеческий облик, потому что еще не стал человеком!

Я растерянно проводил взглядом ведьму и потряс головой:

— Бред какой-то!

— Ты совершенно не понимаешь в женщинах, дружище!

— Я смотрю, тебе полегчало? — сердито буркнул я, поворачиваясь к Николасу.— Может быть, капустки?

— Уволь! — слегка позеленел ярл.— Позже я, несомненно, сольюсь в гастрономическом экстазе с остальной командой, поскольку слова нашего косноязычного доктора показались мне разумными. Но сегодня мой желудок к подобному эксперименту еще не готов... Как я понимаю, ты не настроен говорить о Коллет и ваших отношениях?

— Абсолютно не настроен,— подтвердил я, вставая.— Николас, не обманывайся моей внешностью. Я ведь на самом деле старше тебя, к тому же бывший наемник, капитан ландскнехтов. Ты серьезно думаешь, что можешь посоветовать мне что-то, чего я не знаю?

Николас бросил на меня иронический взгляд.

— А ты серьезно думаешь, что твой военный опыт в данном случае поможет?

— Николас, если не уймешься, я скажу боцману, что ты уже достаточно оклемался, чтобы драить палубу. Думаю, Коллет оценит появление у нее помощника и забудет о нашей размолвке.

— Како-ко-кой грязный шантаж! — раздалось откуда-то сверху. Подняв голову, я увидел Транквилла, уютно пристроившегося на ящике с грузом.

— Подслушиваешь?

— Подслушиваю,— без малейшего намека на смущение подтвердил петух.— Я изучаю людской род. Возможно, даже когда-нибудь напишу книгу о своих исследованиях. Подслушивая разговоры, я получаю бесценную информацию о людях.

— Этот мир сошел с ума... — пробормотал я под нос.— Пойду поговорю с Иголкой. На этом корабле она единственное нормальное существо!

— Я с тобой! — Транквилл спрыгнул мне на плечо, заставив пошатнуться.— Я тоже соскучился по Иголке. К тому же мне не нравится, как на меня в последнее время поглядывает кок! Лучше я побуду рядом с тобой.

— А как же исследование человеческого рода?

— Я не собираюсь исследовать людей изнутри их ненасытного брюха! Ну так как? Мы идем к Иголке? Или, может быть, ты предпочтешь извиниться перед Коллет?

— Извиниться? За что?!

— Ко-ко-конрад, ты мне, конечно, друг. Но истина — дороже. Ты действительно ничего не понимаешь в женщинах. Важно не то, есть ли за что тебе извиняться,— важен сам факт.

— Гай, заткнись! Не хватало еще, чтобы петух мне говорил, как вести себя с женщинами!

— Ну и зря! Подошел бы, извинился — от тебя ведь не убудет! Зато помирились бы. А то смотри — нет фурии в аду страшнее разгневанной женщины!

— В оригинале это звучит иначе,— возразил я.— Не лезь в чужие отношения, Гай, Мы сами разберемся. Пойдем навестим Иголку.

К сожалению, Гай Светоний Транквилл оказался не только философом, но и пророком. Не прошло и недели, как нам довелось узнать, на что способна разгневанная женщина. Особенно разгневанная ведьма.

Как я упоминал выше, бытовые условия на корабле оставляли желать лучшего. И больше всех от этого, разумеется, страдала Коллет, которой — кроме всего прочего — стоило больших трудов скрывать свою женскую суть. На небольшом корабле, когда вокруг постоянно находится множество людей, это требовало колоссального напряжения сил и нервов. И в концеконцов Коллет не выдержала.

А поводом стала все та же квашеная капуста.

Слова плотника полностью подтвердились — уже на второй день Коллет и Жак съели свои пайки без особого энтузиазма, а на третий — с заметным отвращением. На четвертый день Жак попался на попытке «накормить» пресловутой капустой шпигат и был «осчастливлен» двойной порцией в наказание. На пятыйдень попалась Коллет.

Дон Хенаро, лично контролировавший теперь каждый обед, неумолимо кивнул коку. Намба зачерпнул щедрой рукой изрядную пригоршню капусты и навалил в миску Коллет. Я успел заметить, как изменилось лицо девушки, но было поздно. В следующий момент Коллет уже стояла, уперев руки в бока, и поносила на чем свет стоит капусту, доктора Цепеша и капитана. Досталось также «Святому Вазелину» и всем морям с океанами в придачу.

— Так... — спокойно выслушав гневную тираду, произнес дон Хенаро, снимая с головы миску и стряхивая капустные листья.— Десять плетей… ладно, учитывая хлипкость организма — пять плетей для начала. Сеньор Кривой Джимми, прошу вас!

Прежде чем кто-либо из нашего отряда, включая и саму Коллет, успел сообразить, что происходит, один из матросов — кряжистый маар, получивший прозвище за старый шрам, заставлявший его левый глаз смотреть куда-то в сторону,— обхватил ведьму поперек туловища и без особых усилий оттащил к грот-мачте.

— Эй, кэп! — Я бросился за доном Хенаро.— Подождите! Ну что вы, право! Да, Кол... э-э-э... Клемент погорячился, но не крутовато ля такое наказание для мальчишки?

— Вот и остынет,— буркнул капитан.— Раз и навсегда отучится горячиться не по делу!

— Кэп, он же итак работает с утра до вечера не разгибаясь! В конце концов, он не ваш матрос, он оруженосец маркиза! Наказывать его имеет право только его господин! Скажите хоть вы, маркиз...

— А? — Андрэ быстро доел остатки капусты и торопливо поднялся.— Че делать-то надо?

— Господин маркиз, Клемента хотят выпороть! Скажите же, что вашего оруженосца пороть можете только вы!

— Э-э-э... моего оруженосца пороть могу только я! — важно подтвердил Андрэ.— А кто такой Клемент?

— Иезус Мария!

— Вот что, пока вы у меня на борту, мне плевать, кто тут маркиз, а кто — оруженосец! — отрезал дон Хенаро.— Вы все сейчас мои матросы. Твой маркиз мне еще спасибо скажет — сразу видно, что он своего оруженосца и не порол толком никогда. А тот и обнаглел. Вот в мои годы юнги голову не смели поднять от палубы! А все потому, что уважение к старшим было! А уважение, оно через спину особенно хорошо вбивается! Сеньор Кривой Джимми,..

— Вы совершаете большую ошибку,— сказал я, прикидывая, куда лучше спрятаться.

— Это мой корабль! Я не потерплю такого подрыва авторитета! Сеньор Кривой Джимми, приступайте!

Маар привычным движением сдернул с «юнги» рубаху, обнажив Коллет до пояса.

— Мама! — взвизгнул кто-то из матросов, собравшихся поглазеть на экзекуцию.

— Девка! — первым сообразил плотник.

— Ага... только плоская какая-то...

Коллет опустила руки, которыми инстинктивно прикрыла грудь, и медленно сжала кулаки. Мне показалось, что я слышу хруст. А вот темное облако, сгустившееся над головой ведьмы, мне точно не почудилось,

— Андрэ, прячься...

Договорить я не успел. Впрочем, как и спрятаться.

На этот раз молнии не было, До этого момента я был уверен, что в гневе Коллет всегда прибегает к этому колдовству. Теперь же выяснилось, что мне просто не доводилось еще видеть мою ведьму в настоящем гневе.

Первым ударом внезапно налетевшего урагана, центром которого была Коллет, всех, кто был на палубе, разметало в разные стороны. Даже Андрэ свалило с ног и покатило, словно вырванное с корнем дерево. Я мгновенно оказался в воздухе, и спасло меня только то, что я сразу же влепился всем телом в фок-мачту.

А ураган продолжал набирать силу. Над кораблем сгустилась черно-лиловая туча, от которой к палубе тянулись мглистые щупальца смерчей. Внутри тучи громыхало, и по ее поверхности пробегали разряды молний. Корабль трясло как в лихорадке, почти все паруса сорвало и унесло первым же ударом вместе е изрядной долей такелажа и кусками рей. Мачта подо Мной согнулась, словно травинка, и пугающе трещала, готовая вот-вот сломаться. Волны начали перехлестывать через борта, окружая неподвижный корабль со всех сторон.

— Dies irae, dies ilia solvet saeculum in favillam! — послышалось сквозь рев урагана откуда-то сверху. Я с трудом поднял голову. Прямо надо мною, запутавшись в обрывках вант, болтался корабельный капеллан. Глаза бедняги закатились так, что видны были только белки, он выкрикивал, захлебываясь ветром, одну и ту же фразу: — День гнева, тот день развеет весь мир в пепел!

Эта картина так напугала меня, что я стянул перчатки, вцепился когтями в дерево и стал потихоньку сползать с мачты, пересиливая ветер. Оказавшись на палубе, я, все так же глубоко вгоняя копи в настил, пополз к Коллет. Задние лапы беспомощно болтались в воздухе — я боялся, что, если начну стягивать сапоги, меня просто унесет ветром. Впрочем, почти сразу эта проблема решилась сама собой-— очередным порывом урагана сапоги сорвало с лап и, как мне показалось, затянуло в один из смерчей. За ним по-следовали панталоны и чулки... Проклятье! Не так-то просто будет найти чулки моего размера! Если, конечно, мне удастся привести в чувство Коллет, иначе никакие чулки мне уже не понадобятся... Я ползком добрался до ведьмы и здесь смог встать — в центре урагана царил покой.

Девушка стояла, вытянувшись в струнку, закрыв глаза и продолжая сжимать кулаки.

Раньше я мало имел дела с магией. Более того, еще совсем недавно искренне считал ее выдумкой. И то, что в течение прошедшего года мне довелось познакомиться с ней вплотную, ничуть не добавило мне чувствительности к этой таинственной силе. Но сейчас даже я чувствовал мощный поток, исходивший от ведьмы.

— Коллет,— позвал я, опасливо дотрагиваясь до руки девушки.— Коллет, очнись! Хватит!

Ведьма распахнула глаза, и я с трудом устоял на ногах — глаза девушки были абсолютно черными, без белков, на меня смотрела сама Тьма, и было очень страшно. Но это была Коллет, и я обнял ее руку передними лапами и повторил:

— Коллет! Пожалуйста, очнись! Это я, Конрад! Не бойся! Тебя больше никто не обидит!

Девушка опустила взгляд. Несколько бесконечных мгновений мне казалось, что сейчас меня просто разнесет на кусочки той же молнией, но тут чернота стала уходить из глаз Коллет и она посмотрела на меня вполне осмысленно. Хотя вид у нее был все такой же гневный.

— Коллет, ты вернулась?

— Да... Проклятье, Конрад, зачем ты мне помешал? Стоило бы потопить это старое корыто!

— Такая кровожадность тебе совершенно не идет, Коллет...

— Дьявол! Конрад, есть вещи, которые нельзя прощать!

— Да, капитан перегнул палку.

— Плевать на капитана! Этот... этот... тупой шовинист хряк посмел сказать, что у меня плоская грудь!

— Э-э-э... Коллет, не расстраивайся! — Я с тревогой заметил, как опасно потемнели зеленые глаза девушки.— Он просто дурак! У тебя очень красивая грудь!

— Правда? Ты так считаешь?

— Никогда раньше не видел такой красивой груди! — искренне заверил я ведьму.

Шшшшар-рр-гх!

— За что?! — простонал я, чувствуя, как каждую самую маленькую мышцу моего тела сводит от боли.

— А нечего пялиться на приличную девушку! — фыркнула Коллет, натягивая рубаху.— И лапы нечего распускать!

— Иезус Мария... Добейте меня кто-нибудь!

— Прикончите его, пока он ослаб! — прогремело откуда-то с юта.— Убейте демона!

— Черт! Это же просто выражение такое! — простонал я, пытаясь встать.— Фигура речи...

Спешивших ко мне с абордажными тесаками в руках моряков эти оправдания не остановили. Оно и понятно — с сапогами и панталонами я утерял и признаки принадлежности к человеческому роду, мне даже стоять на задних лапах стало трудно.

— А ну стоять! — рявкнула Коллет, поднимая искрящуюся руку над головой. Я вздохнул с облегчением — всего лишь молния! Значит, уже успокоилась!

Матросы в замешательстве остановились.

— Ведьма, сдавайся! — неуверенно потребовал дон Педро.— Пришел конец твоим бесчинствам!

— Это ты про себя, что ли? — с едкой насмешкой в голосе спросила Коллет.— Такой конец меня мало пугает! Идите, мальчики, приберитесь лучше на палубе!

— Эй! — Боцман гневно потряс саблей,— Убирать палубу — это твоя обязанность!

— С сегодняшнего дня... — с расстановкой произнесла Коллет,— с сегодняшнего дня моя обязанность — случайно не прибить кого-нибудь из вас! А ваша — делать все, чтобы у меня не возникало соблазна это сделать! Учтите, я слабая женщина и легко поддаюсь соблазнам!.. Ну? Чего стоите?

— Мы тебя не боимся, ведьма! — стуча зубами, ответил боцман.— Мы не будем продолжать плавание, ока ты не сдашься!

— Это еще почему?

— Потому, что ты ведьма! Существо богопротив4ное. Мы свои души губить не желаем!

— Ну что же, значит, придется по-плохому…

— Стойте, стойте! Немедленно прекратите этот глупый спор!

— Мама! Еще один демон!

— Да что ты как баба! — рявкнул на нервного моряка боцман. — Извините, леди, не сдержался! Что за наказание мне еще досталось?! То при виде женской груди визжит, то крысы говорящей боится! Чего ты испугался, болван? Такого мелкого беса мы уж как-нибудь сдюжим!

Команда скептически уставилась на вылезшего из какой-то щели Моргана. Выглядел крыс и впрямь не особо впечатляюще, но красноречие свое не растерял.

— Парни! Стоп! Произошло досаднейшее недоразумение! Уверяю вас, нам не из-за чего сражаться.

— Мы вовсе не демоны — мы самые обычные люди вроде вас…

— Ага, рассказывай! — хмыкнул боцман.— Ты себя в зеркале давно видел?

— Пусть вас не вводят в заблуждение внешние различия между нами! — проворковал Морган, прижимая лапки к груди.— Право слово, страшно становится при мысли, сколько бед принесла людям привычка судить друг о друге по внешности! Неужели вам самим не доводилось сталкиваться с такой несправедливостью? Взять хотя бы вас, дорогой дон Педро. Неужели не случалось так, что вы обращались к человеку с самыми безобидными намерениями, а он неправильно их истолковывал лишь потому, что у вас повязка на глазу и вместо правой руки — железный крюк?

— Ну... Да... — Боцман почесал в затылке.— Было дело — в одном порту хотел спросить у какого-то штафирки, где ближайшая таверна, а он сунул мне в руку кошелек и убежал. Но я не в претензии, сеньор, ни боже мой!

— А со мной тоже было! — торопливо сообщил тот самый трусливый матрос, что завизжал при виде Моргана.— Меня в порту, в Гамбурге, подстерегли трое каких-то бродяг, избили и ограбили!

—?..

— Ну они тоже по внешности судили! А на самом деле я ух какой отчаянный!

— М-да... — в замешательстве протянул Мордаун, но тут же взял себя в лапы: — Вот я об этом и говорю! Взять хотя бы вашего кока Намбу. Многие, взглянув на его внешность, испугались бы! А то и сказали бы: «Вот ужаснейший разбойник, а то и людоед!»

— Намба не разбойника! — обиделся негр.— Намба людоеда совсем давно! Только на Матухопе когда жил! С тех пор как капитан Намбу с Матухопе забрал, Намба не людоед ни разу!

Морган закрыл глаза и тихо, проникновенно выругался. Я уж было решил, что маг закатит своеобычную истерику, но тот неимоверным усилием воли сдержался и продолжил тем же елейным голосом:

— Неважно, друзья мои! Главное, что вы сами не раз могли убедиться, сколь пагубна бывает привычка судить о человеке по его внешности! Мы такие разные, но все мы живые разумные существа, а не демоны, все мы смеемся над шутками и плачем от огорчения; если нас ранить — из нас течет одинаково красная кровь...

— А вот это он зря... — успел я прокомментировать последний неудачный пассаж Моргана.

— Кровь, говоришь, течет? — Боцман деловито перехватил саблю.— Вперед, парни! Он сам признался, что их можно убить!

Дзинььь!

Сабля, словно ожив на мгновение, вырвалась из руки боцмана и запрыгала по палубе. Матросы вновь подались назад, с бессильной злостью глядя на Николаса. За время вынужденного поста ярл успел прекратиться в настоящий скелет, обтянутый бледной, с прозеленью кожей. Но свои четырехствольные пистолеты он держал уверенно, тонкие, словно палки, руки не дрожали.

Николас обвел команду печальным взглядом и вздохнул:

— Я так и знал, что будут проблемы.

— Николас, слава богу! — Я еле удержался, чтобы не потереться боком о ногу ярла.— Я уж боялся, тебя смыло!

— Вообще-то меня действительно смыло. К счастью, не за борт, а в трюм. Люк был открыт, когда началось все это безобразие. Но несколько неприятных мгновений я пережил.

— Эй, приятель! Ты тоже из этой шайки демонов, но ты человек. Зачем ты им помогаешь?

— Вам это будет трудно понять. Потому просто имейте в виду — у меня еще семь зарядов в стволах. Лучше спуститесь в трюм и помогите вашему капитану.

— Кэп в трюме?

— Да. Его тоже туда смыло. Только он неудачно приземлился — на бочку с солониной. Мне его не удалось вытащить, очень уж тяжелый и весь изгваздался жиром — невозможно ухватиться. А сам он не вылезет, слишком пьян.

Недослушав Николаса, матросы бросились к трюму вытаскивать дона Хенаро, Пользуясь передышкой, я огляделся в поисках Андрэ и дона Альваро. Первый помощник, как человек образованный и здравомыслящий, нам бы сейчас очень пригодился — его авторитет у команды был даже выше, чем у вечно пьяного капитана. А за Андрэ я сильно беспокоился. Высоченный парень с комплекцией матерого быка обычно сразу бросается в глаза, но сейчас я его нигде не видел. Неужели короля смыло за борт? Бедолага ведь даже не умеет плавать! Я подбежал к борту, к другому, выглянул за корму — никого. Только Кривой Джимми бултыхался, намертво вцепившись в свисающий с кормы трос. Но этого пусть дон Хенаро сам вытаскивает.

Дона Альваро я обнаружил под обломками рей, спутанными вантами и прочим хламом, образовавшим изрядную кучу возле кормовой надстройки. Первый помощник был жив и даже в сознании, но толку от него было чуть — от пережитого шока он никого не узнавал и даже собственное имя назвать затруднялся. Зато дон Хенаро пребывал в обычном своем состоянии, то есть балансировал на тонкой грани между подпитием средней тяжести и полной невменяемостью. Я сделал вывод, что именно благодаря рому последние события никак не сказались на душевном равновесии капитана.

— Дон Хенаро, подтвердите хоть вы! Что подтвердить?

— Что мы не демоны! А то ваши матросы хотят нас убить...

— А вы не демоны? — подозрительно спросил капитан.— Признаюсь, выглядишь ты не очень. В штанах ты внушал гораздо больше доверия. Ну да это неважно! Эй, вы, чертовы бездельники! Вам что, остатки мозгов ветром выдуло? Кто посмел устраивать на моем корабле междоусобицу?

— Но, капитан! Они же демоны! — испуганно вякнул кто-то.

— А мне плевать! Сейчас они мои матросы. Как и вы. И я не позволю вам резать друг другу глотки из-за всякой ерунды!

— Капитан, но среди них ведьма! Она чуть не потопила корабль! И... — Боцман обвел растерянным взглядом окружающий разгром.— Может быть, лучше бы потопила. По крайней мере, пошли бы разом ко дну и не мучились. А теперь мы обречены — посреди океана, почти без парусов...

— Ну... Да, это, пожалуй, проблема,— вынужденно согласился дон Хенаро.— Но погоди панику поднимать. Мне надо подумать... Подать мне рому! Да, и команде — после такой переделки нам всем нужно успокоить нервы!

— Дон Хенаро,— обратилась к капитану Коллет,— у меня есть средство доставить корабль в Америку достаточно быстро даже в нынешнем его состоянии.

— Колдовством небось?

— Да. Теперь нет смысла скрывать, что я ведьма. Возможно, вас немного успокоит тот факт, что год назад королевой Гремзольда мне был пожаловав титул придворного мага. Так что меня можно считать обычной государственной служащей.

— Принесло вас на мою голову,— сердито проворчал дон Хенаро.— Мы здесь все честные католики, не то что в вашем развращенном Гремзольде! Сами знаете, колдовство приравнивается к ереси, а за это можно и на костер угодить!

— Капитан, Испания от нас сейчас за много сотен миль. Что бы там ни говорили про длинные руки инквизиции, сюда они точно не дотянутся. Придется вам отвечать перед судом инквизиции или нет — это еще очень большой вопрос. А вот если мы будем болтаться посреди океана без парусов, рано или поздно кончатся запасы воды. Вы лучше меня знаете, что нас тогда ждет, В крайнем случае вы всегда можете сказать, что просто не смогли меня остановить.

— Хорошо! — Впечатляющий глоток рома придал капитану решимости. — Действуйте, сеньора!

Загрузка...