До звонка оставалось три минуты. Я вошёл в класс, окинул помещение взглядом. Мои одноклассники уже явились на занятие. По своим местам они пока не разошлись — собрались в группы по интересам. Школьники жестикулировали, топали ногами, обменивались тычками и шутками. Лёня Свечин торопливо дописывал домашнее задание. Два десятка голосов слились в единый гул, из которого выделялся громкий хохот Васи Громова и звонкий смех Лидочки Сергеевой. Я кивнул в ответ на приветствия, пожал протянутые руки. Вопросы пропустил мимо ушей. Отметил, что Волкова уже пришла. Она неторопливо листала учебник, словно подсчитывала в нём количество иллюстраций. Обошёл учительский стол, переступил через выставленный в проход у окна портфель. Поздоровался с Алиной, поставил на пол дипломат. Транзитом через стул взобрался на парту. Потоптался ногами по столешнице, взмахнул руками.
— Мальчики и девочки! — сказал я. — Прошу минуту вашего внимания!
Звуки моего голоса разлетелись по помещению, будто усиленные динамиками.
Ученики десятого «А» класса едва ли не одновременно замолчали, повернули в мою сторону лица.
Я смотрел на одноклассников сверху вниз, читал удивление и вопросы в их взглядах.
— Ты чего туда залез? — спросил Свечин.
Он уронил на стол ручку.
— Хочет выглядеть повыше! — ответил ему Громов.
Вася ухмыльнулся.
Но его шутку школьники словно и не заметили: они смотрели на меня.
— Дорогие мои одноклассники! — сказал я. — Обращаюсь к вам с просьбой о помощи! С личной просьбой! Вчера около музыкальной школы три девчонки-старшеклассницы избили ученицу седьмого «В» класса нашей школы Лену Кукушкину. Случилось это во второй половине дня, примерно в половине пятого. Преступницы напали на Лену со спины, повалили её на землю. Били ногами. Девочка их не рассмотрела. Запомнила только, что одна из напавших была одета в красную куртку.
Заметил, что Волкова побледнела.
Продолжил:
— Если вам что-то известно об этом происшествии… — произнёс я. — Не прошу вас идти в по… в милицию. Расскажите, что знаете мне. Обещаю: не выдам, от кого получил информацию. Или просто напишите имена той троицы, что напали на девочку, в записке. Заверяю, что с преступницами разберусь законными методами. Но они будут наказаны — это без вариантов. И попросят у Лены прощения — никуда не денутся. Я хотел бы ускорить их поиски — с вашей помощью.
Я выдержал паузу, пробежался взглядом по лицам школьников.
Спросил:
— Вам что-то известно о вчерашнем нападении?
Парни и девчонки покачали головами.
— Ты очень повзрослел за лето, Крылов, — сказала Наташа Кравцова.
Она демонстративно разглядывала меня: с ног до головы.
— Иван, ты должен пойти к директору, — заявил Свечин, — чтобы Полковник сделал объявление по всей школе! Пусть все услышал о тех гадинах! Так мы их быстрее найдём!
Лёня нахмурил брови.
— Этим должна милиция заниматься, а не мы, — сказала Лидочка Смирнова.
Она поджала губы, покачала головой.
— Крылов, ты это… зови нас, если их найдёшь, — сказал Громов. — А то девки ещё и тебя поколотят. И останемся мы в субботу вечером без Котёнка.
Вася усмехнулся.
Я спрыгнул с парты.
В тот же миг в класс вошла Снежка, и прозвенел звонок.
На уроке я не получил ни одной записки: ни со сведениями о нападении на Кукушкину, ни с признаниями для Котёнка. А едва урок окончился — Волкова набросилась на меня с расспросами. Я перечислил Алине, какие травмы получила вчера моя соседка-семиклассница. Рассказал о причине того нападения (девицы требовали от Лены, чтобы она «держалась подальше» от Котёнка). Рассказал, что Кукушкины не обратились в милицию. Папаша заявил дочери, что та «сама виновата»: связалась с «этим соседом-уголовником». Волкова поохала и сообщила, что «уговорила бы» Кукушкину «пропустить музыку» — «если бы знала». Призналась, что до музыкальной школы Лена «гостила» в Алининой квартире на пятом этаже. Рванула выяснять расписание уроков седьмого «В» класса, когда я обронил, что шёл сегодня в школу вместе с Кукушкиной.
На второй урок она пришла хмурая и раздражённая.
Я спросил:
— Как там Лена?
Волкова сжала кулаки и ответила:
— Сволочи!
После шестого урока я сообщил Алине, что ухожу домой.
— Не пойдёшь на историю? — спросила Волкова.
Я махнул рукой.
— Ну её…
— Историчка не любит, когда прогуливают её уроки.
— Пусть спросит меня на следующем, — сказал я. — Перескажу ей весь учебник наизусть.
Алина спросила:
— Что-то случилось?
Я покачал головой.
— Отведу Кукушкину домой.
Волкова кивнула.
— Лене сейчас нужна твоя поддержка, — сказала она.
— Больше, чем историчке, — добавил я.
Мысленно произнёс: «Мы в ответе за тех, кого приручили».
Встретил Кукушкину в гардеробе — семиклассница натягивала куртку. Заметил, что Лена не поднимала лицо: прятала от чужих глаз свои раны. Я не навязывал девчонке заботу. Забрал свою одежду, ждал соседку-семиклассницу около выхода из школы. Кукушкина меня заметила — не выказала при виде меня удивление (ещё утром предупредил её, что домой пойдём вместе), но улыбнулась. Улыбка у Лены получилась невесёлая. В ране на губе у девочки блеснула капля крови. Кукушкина подошла ко мне, не взглянула по сторонам — взяла меня под руку. Я поинтересовался у неё «как дела». Получил стандартный ответ: «Нормально».
Седьмой урок уже начался — около входа в школу прохаживались лишь пионеры. У старшеклассников редко когда было меньше семи уроков, поэтому прозвище «Котёнок» вслух никто не произнёс. Лена махнула рукой смотревшим на нас девчонкам (её одногодкам — на вид). Те тоже попрощались с ней, не сводили любопытных взглядов с моего лица. Мы вышли на улицу. Я зажмурился от яркого солнечного света. Взглянул на безвольно обвисший на флагштоке красный флаг. Поправил очки, громыхнул содержимым дипломата. Лена повернула лицо — я снова увидел её превратившийся в тонкую блестящую полосу правый глаз.
Спросил у Кукушкиной, не видела ли она сегодня в школе тех девчонок, которые на неё вчера напали.
Лена помотала головой. Призналась, что никому из одноклассников не рассказала о «вчерашнем». Учителям говорила, что упала — так ей велел отвечать на вопросы взрослых отец.
— На перемене Алина приходила, — сообщила Кукушкина. — Она знает.
Я кивнул.
Повёл свою спутницу через школьный двор.
— Волкова говорила, что на музыку ты вчера пошла от неё, — сказал я. — Ты часто бываешь у Алины?
Лена повела плечом.
— Каждый день, — ответила она. — С прошлого понедельника.
— И чем вы там занимаетесь? — спросил я. — Курите? Пьёте вино?
Кукушкина остановилась, выпустила мою руку.
— Ванечка, ты что такое говоришь! — сказала она.
Помотала головой.
— Я не курю! — заявила Кукушкина. — И вино… только один раз в жизни попробовала — не у Алины!
Я усмехнулся: вновь почувствовал себя строгим родителем.
— Что ж тогда вы там делали? Стихи читали?
Лена вздохнула.
— Читали, — призналась она. — И играли с Барсиком.
Вновь прикоснулась к моей руке.
— А ещё она учит меня играть на гитаре, — заявила Кукушкина. — И петь.
Она посмотрела мне в глаза.
— Волкова играет на гитаре? — удивился я.
Лена усмехнулась.
— Конечно, играет! — сказала она. — А ещё Алиночка замечательно поёт! И хорошо танцует.
Покачала головой.
— Её родители были артистами, — сказала Кукушкина. — Ванечка, ты забыл?
Она вздохнула.
— Я, когда окончу школу, тоже стану артисткой, — заявила Лена. — Буду петь и танцевать на сцене. Как ты.
Дома я уже по привычке настраивался на работу: приступил к этому действу едва ли не сразу же, как только переступил порог квартиры. Не включал ни радио, ни телевизор. Не заглядывал в газеты. И даже не смотрел в окно. Гнал из головы посторонние мысли — пока переодевался в домашнюю одежду и пока разогревал обед. Вслух повторил: «Книга сама себя не напишет». Говорил себе, что я «профессионал», что работаю «всегда и несмотря ни на что». Выудил из памяти содержимое абзацев, которыми вчера завершил работу над рукописью. Внёс в них (мысленно) правки, прикинул дальнейшее развитие сюжета. Наметил места, где добавлю в текст короткие отступления в виде вычитанных когда-то в интернете перечислений реальных исторических фактов. Уже не сомневался, когда шагал к письменному столу, что работа над книгой пойдёт в стандартном ключе.
Уселся на стул, открыл тетрадь на том самом месте, где вчера поставил «жирную точку». Внёс в текст запланированные во время обеда исправления (они сохранились в моей памяти, будто на жёстком диске компьютера). Прикрыл глаза, воскрешая образы вымышленных персонажей. Но перед мысленным взором снова предстало лицо Лены Кукушкиной: с раной на губе и синевой под правым глазом. Я тихо выругался, потряс головой. Поправил съехавшие к кончику носа очки. Пробежался взглядом по строкам, на которых вчера оборвал повествование. Постучал шариковой ручкой по странице. «Скука — лучший друг писателя», — всплыла у меня в уме цитата из прочитанной в интернете статьи по «писательскому мастерству». «А я прям веселюсь сейчас!» — мысленно ответил её автору. Швырнул ручку на стол, взглянул на часы. «Полчаса, чтобы привести мысли в порядок», — разрешил я себе.
Встал со стула и побрёл к кровати. По пути прихватил гитару. Улёгся, уставился в потолок.
Пальцы перебирали струны — в голове вертелись строки из стихотворения Алины Солнечной.
— Ты возьми моё сердце на память, — пропел я. — Пусть согреет оно твои руки…
Утром в пятницу двадцать пятого сентября я снова встретил на лестничной площадке Кукушкину. Девочка не читала книгу — задумчиво посматривала в окно на затянутое серыми облаками небо, держала в руках пухлый портфель. Сегодня она не пряталась. Но и не улыбнулась при виде меня, как обычно. Мы обменялись приветствиями. Семиклассница не отказалась пройтись со мной под руку до школы. Вот только по пути она не развлекала меня разговорами (говорила мало и словно неохотно). И не «задирала» подбородок: Лена, как и вчера, почти не поднимала голову, прятала лицо от взглядов шагавших параллельно с нами школьников. Её правый глаз по-прежнему смотрел через узкую щель. На губе часто блестела кровь — девочка то и дело убирала эти рубиновые капли кончиком языка. Поблекли только следы зелёнки на царапине. А вот кровоподтёк под глазом Кукушкиной будто бы стал ярче.
Расстались мы с Леной около гардероба.
Старшеклассники снова приветствовали в моём лице Котёнка. Вот только сегодня меня их бодрые приветствия не радовали — раздражали.
Перед уроком никто из одноклассников ко мне не подошёл для разговора о нападении на Кукушкину. Никто — кроме Лёни Свечина (который вновь потребовал, чтобы я обратился за помощью к директору школы) и Волковой (Алина поинтересовалась Лениным самочувствием). Парни пожимали мне руки, улыбались. Девчонки спрашивали о завтрашнем концерте, кокетничали. Урок математики я провёл в ожидании записок «с информацией». Но получил лишь «записульку» от Лидочки Сергеевой — та напомнила, что завтра после танцев она «совершенно свободна». Математичка решила, что я заскучал — вызвала меня к доске. Почти не задумываясь, разобрался у доски со степенями корней. Вернулся за парту незадолго до звонка. Уже потеряв надежду на помощь одноклассников в поисках обидчиков Лены Кукушкиной. На перемене не пошёл вслед за своим классом к кабинету физики — направился в гардероб.
У выхода из школы я всё же притормозил. Пропустил торопившихся на уроки пионеров. Бросил взгляд на улицу сквозь мутные стёкла дверей, покачал головой.
Направился к кабинету директора.
— Войдите! — отозвался на мой решительный стук Полковник.
Я распахнул дверь, взглядом отыскал Михаила Андреевича. Снежин сидел за столом, перебирал уложенные в картонную папку бумаги. Он поднял на меня глаза.
— Крылов…
Директор школы взглянул на часы.
— …Урок скоро, — произнёс он. — Не опоздаешь?
Я замер на пороге кабинета, поздоровался.
— Михаил Андреевич, тут такое дело… хочу прогулять сегодняшние уроки. Вы не передадите Галине Николаевне, что у меня случилась диарея? Или что я порвал брюки и побежал домой их ремонтировать?
Полковник потёр глаза.
— Крылов, — сказал он. — А ты не обнаглел?
Я пожал плечами.
— Михаил Андреевич, не в службу, а в дружбу. Вы же увидите сегодня мою классную руководительницу. Передайте ей, пожалуйста, чтобы она за меня не переживала.
Снежин откинулся на спинку стула, смотрел на меня.
— А сам? — спросил он. — Почему ей не скажешь?
— Спешу, Михаил Андреевич! — ответил я. — Важные дела ждут.
Полковник хмыкнул.
— Я-то её увижу, — сказал он. — Но почему должен врать? Да ещё и вместо тебя.
Я вздохнул.
— Обидится ведь…
Снежин усмехнулся.
— Обидится, — сказал он. — Обязательно. Она такая.
Полковник постучал пальцем по столешнице.
Сказал:
— Ладно.
И тут же спросил:
— Что за дело-то? Кукушкина?
Я кивнул.
— Кто её? — спросил Полковник. — Наши?
Я пожал плечами, посмотрел директору в глаза.
— Пока не знаю, Михаил Андреевич. Но обязательно выясню.
Поправил очки.
В школе прозвенел звонок.
— Ладно, — повторил директор школы. — Иди, куда шел, Крылов. Со своей диареей. Поговорю с женой.
Он погрозил мне пальцем.
— Только смотри, Крылов! — сказал Полковник. — Не натвори глупостей!
Я никогда не понимал, почему рудогорское профессионально-техническое училище построили едва ли посреди тайги, в двух километрах от ближайшего жилого дома. Рядом с ПТУ располагалась лишь городская больница, тоже окружённая дремучим лесом и автобусная остановка. А ещё в километре от ПТУ (по направлению к государственной границе) находилась железнодорожная станция. К училищу я топал по обочине дороги. Рассматривал по пути нечасто проезжавшие мимо меня автомобили. Уже не любовался карельской природой: снова почувствовал себя «местным». Все эти высокие сосны, пышные ели, густые заросли иван-чая и оранжевые шляпки подосиновиков не привлекали моего внимания: примелькались. Я посматривал на небо, откуда в любой момент могли полететь капли воды. И размышлял о том, как отыщу в училище Руслана Петрова.
Найти в коридорах ПТУ Русю не составило труда. Первый же мальчишка, к кому я обратился с вопросом о Петрове («высокий такой, боксёр»), дал мне точную наводку. Я прогулялся на второй этаж, выждал четверть часа до окончания занятия — рассматривал в это время развешенные на стенах плакаты и стенды с информацией. В прошлой жизни я никогда не наведывался в рудогорское профессионально-техническое училище — само слово «ПТУ» тогда ассоциировалось у меня с понятием «чужая территория». Да и Руслана Петрова за два месяца учебы в десятом классе (пока учился в Рудогорске) я не встретил ни разу: наши интересы «тогда» не пересекались. Сейчас же конфликты «школяров» и «хабзайцев» меня не волновали. Я не чувствовал волнения, расхаживая по «вражескому логову»; взглядом поторапливал стрелки на циферблате настенных часов.
— А ты смелый пацан, Крыло! — сказал Руся.
Он пожал мне руку. Подтолкнул меня в спину: отвёл в сторону от хлынувшего в коридор потока учеников. Подвёл к окну.
На мой взгляд, в брюках и однотонной рубашке Петров выглядел лучше, чем в «парадных» джинсах.
— Мне нужна твоя помощь, Руслан, — сказал я. — Точнее, мне нужна помощь твоей Надюхи.
Я рассказал Русе о том, что случилось с моей соседкой-семиклассницей. Описал, как Лена выглядела после встречи со своими обидчицами. Объяснил ему причину, по которой Кукушкина пострадала.
Петров в ответ на мои слова хмыкнул и покачал головой.
— Совсем бабы рехнулись, — сказал он. — От меня-то ты, Крыло, чего хочешь?
Руслан подпёр кулаками бока, внимательно смотрел на меня с высоты своего двухметрового роста.
— Прошу, чтобы твоя Надюха пообщалась на эту тему с девчонками: завтра, на танцах в ДК, — сказал я. — Надеюсь, что там девицы на эмоциях сболтнут лишнего. Мне нужны имена той троицы.
Петров кивнул.
— Не проблема, — сказал он. — Узнаем.
Потёр подбородок и добавил:
— Для Котёнка Надюха постарается.
Спросил:
— Делать-то ты, Крыло, с этими дурёхами что будешь?
— С их родителями поговорю, — сказал я. — Пусть вправят дочерям мозги. Заставлю этих идиоток извиниться перед Кукушкиной.
Руслан ухмыльнулся.
— А если их родаки тебя пошлют? — спросил он.
Я пожал плечами.
— Поговорю с папашами по-мужски. Если они не прислушаются к голосу разума.
Петров улыбнулся, похлопал меня по плечу.
— Ты изменился, Крыло, — сказал он. — Возмужал. Мне говорили: ты отлупил Васю Громова. Молодец!
Руся взглянул на часы.
— Поговорю с Надюхой, — пообещал Петров. — Она всё разузнает, не переживай.
Я записал на клочке бумаги номер своего домашнего телефона. Руслан спрятал его в карман. Пообещал, что как только Надюха «что-либо» выяснит, он сразу же мне позвонит.
— Глаз-то твоёй соседке какой подбили? — спросил Петров.
— Правый.
Я указал пальцем на свою правую скулу.
Петров пожал мне на прощанье руку.
— Всё, побежал учиться, — сказал он. — Бывай, Крыло… то есть… Котёнок!
Руслан постучал по карману, куда убрал бумагу с моим номером телефона и снова пообещал:
— Я позвоню!
Руслан позвонил: уже сегодня, в пятницу, вечером. Он уточнил, сколько у Лены Кукушкиной в субботу будет уроков. Попросил передать моей «соседке-семиклашке», чтобы она завтра после учёбы не спешила домой — ждала его около «расписания».
— Ты, Крыло, тоже меня дождись, — сказал Руся.
— Руслан, ты что-то выяснил? — спросил я.
— Завтра всё расскажу, — пообещал Петров. — Привет тебе, Котёнок, от Надюхи! До завтра.
Его голос в телефонной трубке сменился на гудки.