Сорокалетний Руфус, владелец постоялого двора «Червивая груша», он же — трактирщик, он же — главный повар в том же заведении, задремал над подсчетом прибыли. Прибыль, скажем откровенно, была не ахти какой: упала вдвое по сравнению с прошлым месяцем, а прислуге плати исправно, а свежие продукты и вино покупай, а налоги-то растут, как сорняк после дождя. И куда только Сенат смотрит? Эхе-хе…
От дремы его пробудили негромкие, но требовательные удары в дверь.
«Червивая груша» уже была закрыта на ночь; посетители и прислуга разошлись по домам, постояльцы расползлись по комнатам, двери и ставни заперты, светильники притушены. И только ему, бедному Руфусу, почему-то приходится до полуночи торчать в задней комнате опостылевшего заведения и корпеть над дурацкими подсчетами.
Когда раздался стук в дверь, хозяин сонно протер глаза — кого это принесло в такой час? — зевнул во весь рот, грузно поднялся, оглаживая кучерявую бороду, и зашаркал к входу.
В двери на уровне глаз было проделано закрывающееся окошечко. Руфус отодвинул деревянную заслонку и выглянул наружу — без страха, но с любопытством. Грабителей он не боялся: ну какой безумец отважится забраться в трактир, где большинство завсегдатаев — сами выходцы из воровского мира? Не боялся он и представителей закона. Налоги (будь они неладны) платятся исправно, начальнику караульного отряда в квартале, старому сквалыге, ежемесячная мзда платится исправно, запрещенного товара в «Груше» нет (ладно, ладно, три мешочка с высушенными листьями черного лотоса не в счет — тайник не отыскать, будь ты хоть о сто глаз), так что опасаться нечего, разве что ночной караул может пожаловать — проверить, все ли в порядке… а заодно и кувшинчик винца приголубить. На дармовщинку-то чего не приголубить…
— Ну, а я что говорил? — так и есть: стражники. Освещенные колеблющимся светом факелов, на пороге топтались пятеро в форме городской стражи, но все незнакомые, не местные. Не квартальные.
— Трактирщик Руфус? — поинтересовался худощавый, седой, с обвислыми усами и туповатым лицом стражник. Главный, надо понимать.
— Ну? — не подтвердил, не опроверг это заявление хозяин «Червивой груши».
— Открывай.
— А зачем? Утром приходите, мы закрыты.
— Открывай, открывай, — усмехнулся старший. — По нашим сведениям, в твоей харчевне скрывается опасный разбойник. Рыжеволосый, с арбалетом, Вайгалом кличут. Здесь он?
Руфус задумчиво пожевал губами. Соврать — греха с ревнителями закона не оберешься, правду сказать — того хуже: свои же завсегдатаи осерчать могут… Однако завсегдатаи эти далеко, а стражники — вот они, мечами бряцают. Поэтому он решил рискнуть и сообщить все как есть:
— Знаю такого. Но вот только ошиблись вы, не здесь он живет, где-то в другом месте, а сюда просто наведывается частенько, вина попить. Так что нет его. Утром приходите.
Теперь задумчиво пожевал губами главный страж.
— Надеюсь, ты не лжешь мне… Ну хорошо. А приятель его? Нездешний, здоровенный такой, с длинными черными волосами?
Руфус на мгновение замешкался с ответом, и от Деливио (а пятерку стражников возглавлял именно он) эта заминка не укрылась.
— Ну-ка быстро говори, — рявкнул он, и трактирщик от неожиданности вздрогнул, — тут он прячется или нет? И если соврешь, то пеняй на себя!
Остальные стражи нахмурились, и один из них угрожающе вытащил до половины меч из ножен.
— А я и не вру, господин стражник. — Руфус постарался придать голосу как можно больше уверенности. Получилось, но не особенно. — Жить-то он здесь живет, да вот только нет его сейчас. Как вечером ушел куда-то, так до сей поры и не возвращался.
— Куда он ушел?
— А я почем знаю? Он мне не докладывает.
Некоторое время главный стражник молчал, прищурившись и внимательно глядя на Руфуса. Руфус уж было решил, что обошлось, что полуночные гости, несолоно хлебавши, сейчас отправятся восвояси, но тут главный медленно, вкрадчиво, с расстановкой проговорил:
— Мне отчего-то думается, что ты врешь мне. А знаешь ли ты, трактирщик Руфус, какое наказание полагается за укрывательство разбойника?
Хозяин «Груши» непроизвольно сглотнул.
— Я вовсе и не вру, господин начальник стражи. Нет Конана, клянусь всемилостивым Митрой!
— Ага, значит, его зовут Конан, — ухмыльнулся Деливио. — А чем ты можешь доказать, что не врешь?
— Ну… Можете зайти и проверить в его комнате…
— Отлично. — Стражник, казалось, только и ждал этого приглашения. — Ну, тогда открывай, да поживее.
Руфус помялся, в сомнении почесывая в боку. Себе дороже спорить со стражей, но ведь, с другой-то стороны, не дело это — ночью двери открывать кому не попадя; пусть они и в форме, однако рожи незнакомые. Мало ли лихих людей по ночам шляется…
— А это… разрешение от господина Ларго у вас имеется? Касательно, значит, возможности проникновения в это… как его… частное, ну, владение…
Со стремительностью гадюки, бросающейся из засады, худощавая рука командира отряда стражи влетела в узкое окошечко и ухватила трактирщика за бороду. Ухватила — и дернула, да так, что бедный Руфус впечатался лбом в доски двери.
— Правда за правду, — прошипел Деливио, приближая лицо вплотную к двери, но — с другой стороны. — Такого разрешения у меня нет. Я, конечно, могу сейчас вернуться к Ларго, моему начальнику и другу, и взять у него это разрешение. А потом снова прийти к тебе и проникнуть внутрь уже на законных основаниях. Это ясно?
Руфус сдавленно кивнул. От боли показались слезы на его глазах.
— И если твой постоялец по имени Конан окажется у себя в комнате, то все в порядке: мы арестуем его, а ты и дальше будешь спокойненько протирать себе стойку. Это ясно?
Из горла трактирщика вырвался сдавленный стон.
— Пусти… Больно же…
— Это, повторяю, ясно?
Да ясно, ясно… Пусти…
Деливио пропустил его просьбу мимо ушей и прежним тоном продолжал:
— А теперь подумай о том, что случится, если твоего постояльца в комнате не окажется. Что я, что господин Ларго должны будут подумать? Несомненно, что за время, пока мы отсутствовали, ты предупредил негодяя, и он удрал. А известно ли тебе, какое наказание определено нашими законами за укрывательство разбойника и оказание ему помощи? — Он неожиданно отпустил злосчастную бороду. — Подумай, дорогой трактирщик, что тебя ждет в этом случае.
Руфус отшатнулся и испуганно-беспомощно всхлипнул.
— Да я правду говорю, господин командир отряда стражи! Нет Конана, ну нет его, и все, клянусь!..
— Не кричи, постояльцев разбудишь, — уже более мягко проговорил Деливио и ненадолго замолчал. — Поверить-то я тебе могу, не сомневайся… Но вот чем ты можешь доказать, что говоришь правду и что Конана в его комнате нет?
Да сами посмотрите и убедитесь, чтоб Нергал стал мне мужем!..
Деливио довольно ухмыльнулся.
— Ну вот, так бы и сразу. А то — не пущу, не пущу… Открывай-ка ворота, мой гостеприимный Руфус!..
Вполголоса бормоча проклятия себе под нос, хозяин «Червивый груши» клацнул тяжелым засовом и распахнул дверь. Пятеро стражников ввалились в просторный зал трактира. Четверо были вооружены мечами и алебардами, а пятый обладал одним лишь поясным кинжалом.
— А теперь запри выход, — приказал этот пятый — Деливио. — Мы поднимемся наверх и проверим, насколько ты был правдив. В какой комнате живет Конан?
— Пятая налево, справа по коридору. Так ведь нет его, господин ко…
— Кто еще в трактире?
— Никого. Я только. Ну и эти, постояльцы которые. А Конана нет сейчас…
— А жена твоя, дети?
— Вдовец я. Детей Митра не дал. Живу один, в задней комнате.
— Другой выход из твоей харчевни есть?
— Д-да… Вон там, за кухней. Мы продукты носим через него…
— Константинос — кивнул Деливио одному из стражей, и тот поспешил в указанном Руфусом направлении.
Потом господин командир отряда стражников, быстро оглядев полутемное помещение (много ли окон, закрыты ли ставни), вновь повернулся к несчастному трактирщику.
— Вот что, милый мой Руфус. Мы сейчас поднимемся к твоему постояльцу. Если он там, то поначалу будет немного шумно, зато ты в результате окажешься в сенаторском подземелье. Если же его нет, то мы подождем его возвращения… А ты пока можешь спать спокойно. До тех пор, пока не выяснится, что именно ты укрывал опасного разбойника. Это ясно?
— Я… Я…
— Давай-ка покороче, а?
— Я… Ясно.
— Хорошо. Теперь дальше. — Деливио медленно вытащил из ножен кинжал и острие его устремил в рыхлое пузо Руфуса. — Если твой приятель, неожиданно для нас, вернется среди ночи или под утро, то ты, надеюсь, знаешь, что ему сказать?
— Так вы что… вы хотите остаться здесь… до утра?
Деливио хохотнул. Хохотнул в поддержку и один из стражников, но командир бросил на него столь свирепый взгляд, что стражник немедленно умолк. После чего командир снова повернулся к Руфусу:
— Да, хороший мой. Мы намереваемся остаться тут до утра. У тебя есть какие-нибудь возражения?
Руфус рьяно замотал головой.
— Вот и ладненько. Вернемся к последнему вопросу: знаешь ли ты что делать, если он вдруг заявится посреди ночи?
После секундного молчания Руфус быстро ответил:
— Я ничего не скажу, господин командир отряда стражников, о том, что вы ждете Кона… э-э… разбойника в его комнате. Может быть, нужно подать вам какой-нибудь тайный сигнал, когда он вернется?
— Не утруждайся. — Деливио спрятал кинжал обратно в ножны, — Мы сами знаем, что делать. Так где, говоришь, он обитает?
— В пятой комнате налево, справа по коридору, господин командир.
— Чудненько. Запасной ключ у тебя есть?
Руфус часто закивал, отцепил от пояса большое кольцо, на котором висел один-единственный ключ — огромный, бронзовый, потемневший от окисла, с хитрой формы блестящей пластиной на длинном стержне.
— Вот, господин командир отряда стражников. Этот подходит ко всем дверям в «Червивой груше». Я на всякий случай приказал изготовить его знакомому кузнецу — мало ли, потеряется какой, а мне потом дверь вы ламы…
— Ладно, ладно. — Деливио забрал ключ и похлопал трактирщика по плечу. — Ты молодец, Руфус. Если никакой фортель не выкинешь, то, возможно, удостоишься награды из рук нашего уважаемого Ларго — за помощь в поимке опасного разбойника.
— Да я завсегда готов служить Сенату, и городской страже, и…
Более не слушая бормотания хозяина, продолжающего уверять всех и вся в своем полном законопослушии, Деливио и трое стражников поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж и повернули направо. Коридор был освещен толстыми желтыми коптящими свечами, укрепленными вдоль стен на специальных подставках, установленных на уровне плеча. Свечей этих хоть и было много, но в коридоре все равно царил полумрак.
Вот и вторая комната налево. Двигаясь крадучись, стараясь не бряцать оружием, маленький отряд приблизился к двери. Деливио прикоснулся пальцем к губам, прислушался. Вроде тихо. Вроде никого. Он положил ладонь на дверную ручку, легонько нажал. Заперто. Ну что ж, за дело.
Начальник охраны сенатора Моравиуса вставил ключ в замочную скважину и повернул. Мягко щелкнул замок, с едва слышным скрипом дверь отворилась.
Так и есть: никого. Не соврал Руфус. Небольшую, весьма скромно обставленную комнату шагов пять в длину и пять в ширину заливал скупой лунный свет из открытого окошка. У левой стены — широкая, на троих хватит, кровать, застеленная бесцветным покрывалом, на правой — несколько полок, на которых покоились коробка со свечами, кувшин для умывания, кусок мыла, огниво и прочая неопасная мелочь. На нижней полке лежал аккуратно свернутый плащ — старый, вытертый, местами любовно залатанный, — видать, он уже давно служит своему хозяину.
Деливио бесшумно приблизился к колченогому столу, который был придвинут впритык к подоконнику, перегнулся через него, выглянул на улицу. Окно выходило в глухой тупик — напротив него, на расстоянии локтей в десять, возвышалась угрюмая каменная стена, сложенная из серых мшистых блоков. Оттуда опасности ждать не приходилось.
«Умно, — пришло в голову Деливио. — Захоти кто в окошко в это проникнуть, так пока через стол перелезешь, хозяин комнаты из тебя решето успеет сделать. Умно… Ну да мы и не с такими умниками справлялись».
Стол был пуст, если не считать подсвечника с оплывшим почти до самой чашки огарком да небольшой, в ладонь, статуэтки. Деливио недоуменно повертел статуэтку в руках. Та была вырезана из кости, потом выварена в отваре листьев, отчего приобрела неприятно коричневый цвет, и изображала грудастую, брюхастую, наверное — бабу, но почему-то с бородой (на Руфуса похожа, — мимолетно отметил Деливио), которая, ухмыляясь самой что ни на есть гнусной ухмылкой, разрывала себе чресла руками; оттуда, из чресел, выглядывала голова ребенка — с бородавчатой, морщинистой кожей на макушке, лысая тварь, осклабившаяся щербатой пастью. Фу ты, мерзость какая. Впрочем, Конан-то нездешний, должно быть, это какой-нибудь из его мерзких божков…
А ведь, вдруг пришло Деливио в голову, столь же уродливых вещиц полным-полно в хранилище изваяний Моравиуса. Может быть, злоумышленники выкрали не только письма сенатора, но и кое-что из этого хранилища? Да и вор, по описаниям похожий на варвара Конана, как раз-таки и прятался в этом хранилище. Очень, очень может быть! Таких совпадений не бывает.
И начальник сенаторской стражи Деливио брезгливо сунул статуэтку в карман камзола, рассчитывая отдать ее Моравиусу (даже если она не принадлежит сенатору то наверняка понравится, и, стало быть, он, Деливио, за служит благосклонность хозяина) и совершенно не представляя себе, какую опасность навлекает на себя присвоением костяной фигурки… Воровством свой поступок старый воин не счел: кто бы ни являлся хозяином статуэтки, Конану она больше не понадобится.
После чего он повернулся к ожидающим распоряжений солдатам.
— Ты и ты, — шепотом приказал он, — встаньте справа и слева от двери. Ты — займи место у окна, мало ли что… Будьте готовы, ребята, разбойник не трус, вооружен и, судя по всему, может за себя постоять. Так что будем начеку… и будем ждать.
Сам же Деливио уселся на кровать. Что-что, а ждать он умел.