Король воров

Манумба был стар. Очень стар. Так стар, что помнил времена, когда деревня НКарргну была богатой и процветающей и с легкостью урагана, вырывающего с корнем деревья, побеждала окрестные племена; он даже помнил, как однажды на рассвете, едва Огненная Черепаха начала свой неспешный путь по Синей Крыше, вдруг зашевелилась Черная Гора, задрожала и отрыгнула в небо красно-черную тучу пламени, дыма и пепла. Все жители НКарргну в ужасе бежали, точно трусливые древесные мыши, попрятались в лесу, во весь голос возвещая о гневе Нанги и мужа ее — Великого Пьйонги; и только он, шаман Манумба, остался на своем месте — он и дряхлый ЛЛгвага, который просто не мог выползти из хижины. Пока весь мир трясся и разваливался на куски, Манумба храбро бил в барабан из обезьяньей кожи длинными прямыми выбеленными костями священного длинношея и громко, стараясь заглушить рев разъяренной Черной Горы, выкрикивал заклинания. Шаман знал, что только таким образом можно умилостивить Нангу и мужа ее — Великого Пьйонгу и отвести беду от деревни. И он победил: огненная блевотина Черной Горы протекла мимо, так и не коснувшись деревни НКарргну.

Теперь на том месте, где прошла горячая, как десять Огненных Черепах, река, снова рос густой лес, и никто в НКарргну уже не помнил гнева Нанги и мужа ее — Великого Пьйонги.

А Манумба помнил. Потому что был стар.

Старее его в племени был только вождь ЛЛгвага, но ЛЛгвага теперь почти не выходил из Хижины Совета: он почти ослеп, едва двигался и говорил с большим трудом.

И однажды, когда Время Дождей подходило к концу и наступала Пора Новой Жизни, вождь ЛЛгвага призвал к себе шамана Манумбу.

Свет Огненной Черепахи пробивался сквозь тонкие прутики, из которой была построена Хижина Совета, под босыми ступнями Манумбы похрустывали прелые стебли тростника, которым был устлан пол. Множество мух вились вокруг головы Большого Человека, но он не отгонял докучливых насекомых: милость его ко всем созданиям Нанги и мужа ее, Великого Пьйонги была безграничной, как Синяя Крыша. Непереносимо воняло старческим потом и застарелыми испражнениями, однако шаман вдыхал этот аромат с благоговением, ибо, как известно, все, что выходит из тела Большого Человека, есть святое.

Вождь ЛЛгвага лежал, до самой шеи укрытый шкурой ягуара; длинные, узловатые пальцы с обломанными, грязными ногтями, непрестанно теребили, перебирали ворсинки теплого, пятнистого покрывала.

— Низменный Манумба пришел к тебе, о Большой ЛЛгвага, — с почтением прошептал шаман.

Слезящиеся глаза дряхлого вождя, похожего на высохший в объятиях Огненной Черепахи труп крокодила, с трудом обратились в сторону вошедшего; Манумба почувствовал, как влага выступает и у него на глазах.

Ведь не кто иной, как сам ЛЛгвага воспитывал его, обучал тайнам шаманства, провел с ним Обряд Посвящения в Мужчины… А теперь старый вождь умирал.

— Очень скоро ЛЛгвага отправится в живот Нанги, — очень тихо прошамкал вождь. — Духи давно зовут его. И ему на смену придет новый Большой Человек… Кого выберет племя, ЛЛгвага не знает. Ему нет до этого дела… Но ЛЛгвага не может уйти, пока не будет уверен, что НКарргну снова станет великим и сильным племенем… Помочь ему должен шаман Манумба.

ЛЛгвага надолго закашлялся. Манумба ждал терпеливо и благоговейно.

Отхаркнув густую слизь себе на бороду, вождь продолжил:

— Несколько дождей тому назад проклятые белые пауки похитили из сокровенной Хижины Почтения воплощение Великого Пьйонги — мужа Нанги. Коварные и глупые порождения змеи и мухи! Они не знают, какую мощь таит в себе Великий Пьйонга — муж Нанги! Великий Пьйонга — муж Нанги охраняет нас и дарит нам силу и богатство… Но белые науки украли его. И теперь мы, дети Нанги и мужа ее — Великого Пьйонги, беззащитны и слабы, как едва вылупившаяся ящерица. Теперь другие деревни вонючих выкормышей старой водяной крысы — Танх-да, Иигнлии, и даже гнусные Оуаша — могут разорить нашу деревню так же легко, как Дыхание Рургха срывает семена бальоки…

При последних словах ЛЛгваги шаман зарычал и непроизвольно сжал кулаки. О, премерзкие отродья, поклоняющиеся своим премерзким божкам, только и ждущие, чтобы трусливо напасть на НКарргну, отмеченную светом Нанги и мужа ее — Великого Пьйонги! Манумбе захотелось немедленно броситься в бой с этими пожирателями падали. Но он сдержался — ведь Большой Человек ЛЛгвага еще не закончил.

— Шаман Манумба смелый и сильный воин, — вновь заговорил вождь — еще более тихо. — Тело его покрыто волшебным рисунком Вудайю, ему ведомо тайное знание отцов наших, и отцов наших отцов, и отцов отцов наших отцов. ЛЛгвага повелевает: пусть Манумба отправится в земли, где ткут свои паутины белые пауки, отыщет воплощение Великого Пьйонги — мужа Нанги и вернет его племени. Только так НКарргну вновь станет сильным и непобедимым.

— Но как Манумба найдет Великого Пьйонгу — мужа Нанги? — негромко спросил шаман.

Огонь в чреве Нанги, которая осталась одна, будет вести Манумбу, — совсем тихо ответил вождь: долгая беседа утомила его. — Пусть Манумба возьмет с собой столько самых лучших воинов, сколько пальцев на руках и ногах у трех здоровых людей. Смажет их боевые палки соком муараре. Пусть возьмет свою мудрость. Возьмет цветные камушки, которые любят собирать белые пауки. И встанет так, чтобы Огненная Черепаха просыпалась со стороны той руки, которой настоящий воин держит боевую палку. И двинется вперед. Огонь в чреве Нанги будет вести его. Пусть Манумба вернет воплощение Великого Пьйонги — мужа Нанги, в НКарргну…

Шаману осталось лишь коснуться рукой лба, что означало полное подчинение. Ему очень не хотелось покидать родные леса, бросать родную деревню… но и ослушаться Большого Человека он не мог.