Королевская отравительница

Глава первая Герцог Кискаддон

Леди Элеанор сидела у окна своих покоев, нежно поглаживая голову сына, лежавшую у нее на коленях. Оуэн был ее младшим ребенком, едва выжившим после рождения. Он был хрупким восьмилетним мальчиком, хотя выглядел младше. Волосы у него были темно-каштановые, густые и неукротимые, несмотря на все усилия их причесать, и ей нравилось скользить по ним пальцами. Над его левым ухом виднелась небольшая прядь белых волос. Братья и сестры часто спрашивали, почему он родился с белой меткой в темных волосах.

Этот знак отличал его. Мать считала это напоминанием о чуде, которое произошло после его рождения.

Он пристально смотрел на нее своими темно-карими глазами, словно понимая, что она беспокоится и нуждается в утешении. Он был ласковым ребенком, всегда первым бросался в ее объятия. Будучи совсем мал, он ласково повторял: «Маменька, папенька, маменька, папенька», сидя на коленях у родителей или обнимая их. Больше всего на свете любил прятаться в постели родителей после того, как они просыпались поутру, дабы украсть исчезающее тепло. Он оставил эту милую привычку в возрасте шести лет, но не перерос обнимашки и поцелуи, и ему всегда хотелось быть рядом с родителями, особенно с отцом, лордом Кискаддоном.

Мысли о муже заставили желудок леди сжаться от беспокойства. Элеанор выглянула в окно, из которого открывались великолепные сады Таттон-Холла. Но вид аккуратно подстриженных живых изгородей, уступчатых лужаек и пенящихся фонтанов не приносил ей утешения. За день до этого произошло сражение, и она все еще ждала известия о том, кто победил.

– Когда вернется папенька? – спросил тихий голос.

Сын смотрел на нее так серьезно.

Вернется ли?

Поле битвы страшило ее больше всего на свете. Ее муж уже не был молод. В свои сорок пять лет он был скорее государственным деятелем, чем генералом. Она взглянула на пустую стойку для доспехов у кровати с балдахином. Шторы были открыты, показывая аккуратно расправленные покрывала. Муж всегда настаивал на том, чтобы кровать заправлялась. Какие бы тревожные известия не поступали от королевского двора, ее муж отдыхал душой от простых повседневных ритуалов. Хотя порою он часами лежал без сна, размышляя о судьбе Кередигиона, наедине с ней, в этой кровати с балдахином, он все же обретал покой.

– Не знаю, – прошептала Элеанор. Ее голос звучал хрипло.

Она продолжала гладить густые волосы сына, пальцы задержались на белой пряди.

Ее муж был вызван в королевскую армию, чтобы противостоять с оружием в руках вторжению, а старший сын был заложником у короля, чтобы обеспечить верность отца. Перед битвой до нее дошли слухи, что королевская рать превосходила своих врагов из расчета три к одному. Но исход боя определит не математика, его определит верность.

Северну Аргентайну было трудно служить. Его язык был подобен бичу, оставлявшему кровавый след каждый раз, когда он говорил. За два года, прошедшие после того, как он отобрал трон у детей своего старшего брата, воздух королевства пропитался интригами, изменами и казнями. Шептались, что дядя убил своих племянников во дворце Кингфонтейн. Возможность этого заставила Элеанор дрожать от ужаса. Она, мать девятерых детей, не могла вынести мысли о такой жестокости. Только пятеро из ее детей пережили ранние годы, потому что все они были слабого телосложения. Иные из сыновей и дочерей умерли в младенчестве, и каждая новая потеря разбивала ей сердце. А потом родился последний ребенок, маленький Оуэн. Ее чудо.

Ее дорогой, вдумчивый мальчик все еще смотрел ей в глаза, словно мог читать мысли. Ей нравилось ловить минуты, когда он играет в одиночестве, смотреть из-за полуоткрытой двери, как он, стоя на коленях, раскладывает плитки, прежде чем опрокинуть их. Она часто заставала его в библиотеке за чтением. Она уже не помнила, как научила его читать, он был тогда так мал. Казалось, он научился этому сам, как научился дышать, просто вдыхал буквы и слова и без труда разбирал их в уме. Но, хотя он был исключительно умным ребенком, он все еще оставался ребенком. Он любил бегать по саду со своими братьями и сестрами, любил присоединиться к погоне за белой лентой, привязанной к шесту, через лабиринт изгороди. Конечно, конечно, при этом он мог начать дышать с присвистом, но это его не останавливало.

Она никогда не забудет горя, испытанного ею, когда королевская повитуха объявила, что младенец родился мертвым. Он не издавал ни крика, ни плача, сопровождавших рождение остальных детей Элеанор. Он пришел в мир окровавленным и безмолвным – полностью сформированным, но бездыханным. Потеря последнего ребенка, ее последнего ребенка – она знала, что он последний, опустошила ее. Слезы ее мужа смешались с ее собственными, когда они оплакивали потерянное дитя.

Неужели ничего нельзя сделать? Найти слова утешения? Применить какое-то средство? Повитуха что-то тихо напевала и, коснувшись поцелуем нежного сморщенного личика, предложила им проститься с ребенком вместе – как муж и жена. Лорд Кискаддон и леди Элеанор обхватили младенца, кутая его в покрывала постели, и плакали, обнимая и целуя его. Тихонько говорили с ним. Рассказывали ему о своей семье и о том, сколько бы он получал любви и как он им нужен.

И тогда произошло чудо.

Это вмешался Поток, леди была в этом уверена. Каким-то образом малыш услышал их мольбы. Мертвый ребенок моргнул. Элеанор была так поражена, что подумала, будто ей мерещилось, но муж видел то же самое.

Глаза открылись.

– Что это значит? – спросили они повитуху.

– Возможно, он очнулся на миг, чтоб попрощаться, – тихо сказала она.

Но мгновения обернулись часами. Часы стали днями. Дни стали неделями.

Элеанор погладила густые волосы мальчика. Он улыбнулся ей, как будто он тоже это припомнил. Подарил беглую лукавую улыбку, осторожно прижимаясь к ее коленям. Ресницы его дрогнули.

– Маменька! Маменька! – Джессика, ее четырнадцатилетняя дочь, вбежала так поспешно, что светлые кудряшки подскакивали. – Это папенька! Он едет сюда вместе с гостем!

Сердце Элеанор сжалось от удивления и наполнилось надеждой.

– Ты его видела?

– С балкона! – Взгляд Джессики был полон возбуждения. – Его лысина блестела. С ним лорд Хорват. Я тоже его узнала.

Бессмыслица какая-то.

Лорд Хорват управлял северными границами королевства. Ее муж правил на западе. Они были пэрами королевства, равными. Зачем Стив Хорват сопровождает его в Таттон-Холл? Укол беспокойства поразил ее сердце.

– Оуэн, ступай с сестрой, чтобы поприветствовать отца, – сказала Элеанор.

Мальчик вцепился в ткань ее платья, его взгляд внезапно насторожился. Он медлил.

– Ступай, Оуэн! – настойчиво повторила она, поднимаясь с сиденья у окна. Она уже выходила, когда Джессика схватила мальчика за руку и потянула за собой к дверям.

При вести о возвращении герцога усадьба переполнилась волнением. Слуги любили его, даже нижайшие из низших чтили добросердечного хозяина.

Элеанор ходила взад-вперед, ей казалось, что ее кожу колют иглами, сердце выскакивало из груди. Она была ближайшей советчицей мужа. До сих пор ее советы благополучно проводили его сквозь водовороты интриг, уже столкнувшие благородные дома королевства в нескольких жестоких войнах. Что-то изменилось?

Она услышала стук сапог, поднимающихся по лестнице. Элеанор сжала руки и прикусила губу, с ужасом ожидая новостей. Он жив! Но что со старшим? Что с Йорганоном? Он отправился на войну вместе с отцом и королем. Почему Джессика не упомянула его?

Муж вошел в комнату, и с первого взгляда она поняла, что ее сын мертв. Лорд Кискаддон был уже не молод, но его лицо обычно сохраняло мальчишеское выражение, заставлявшее забыть о лысой макушке и окружавшей ее седине. Он был крепким человеком, который мог без усилия проводить часы в седле. Но сейчас его челюсти были сжаты, лицо небрито, и печаль в глазах отняла его моложавость. Ее муж скорбел. И не только из-за смерти старшего сына. Она сразу поняла, что у него есть вести, которые были даже хуже.

– Ты дома, – выдохнула Элеанор, бросаясь в его крепкие объятия. Но его хватка была такой же слабой, как у котенка.

Он поцеловал ее в макушку, и она почувствовала, как он дрожит.

– Йорганон мертв, – сказала она, надеясь, что это неправда, но зная, что это так.

– Да, – хрипло ответил он, прижимаясь губами к ее волосам.

Потом отстранился от нее и уставился в пол.

– Что случилось? – взмолилась Элеанор, хватая его за руку. – Скажи мне самое худшее! Я не могу видеть, как ты страдаешь, супруг!

У него были слезы на глазах – а он редко столь откровенно проявлял чувства.

– Король… победил. Сражение назвали битвой при Амбионском холме. Сражение висело на волоске, Элеанор. На волоске. Еще мгновение, и дыхание ветра могло изменить все. Слабенький ручей мог все перевернуть. Я хотел бы… если бы ты была там, чтобы дать мне совет… но тебя не было! – Лицо его исказилось, и он умоляюще уставился на нее: – Прости меня!

Элеанор чувствовала, что ее ноги дрожат.

– За что? – Она задохнулась.

Он стиснул зубы так плотно, что губы побелели.

– Хорват командовал королевским авангардом. Его людей жестоко теснили. Казалось, что он может потерпеть поражение. Король приказал моей армии поддержать армию Хорвата. – Он покачал головой, как будто вернулся в тот решающий момент, когда все можно было потерять или победить: – Я отказался.

– Что? – выдохнула она.

– Король – последний из династии. Его единственный сын умер год назад. Затем умерла его жена – как говорят, отравлена. Казалось, что король осужден Потоком и обречен на поражение при Амбионе. Мы оба верили этому, иначе никогда бы не…

– Тссс! – украдкой предупредила Элеанор, взглянув на дверь.

– Мы подозревали, что новый король будет милостив к нам, если мы не будем вмешиваться. В тот опасный миг я верил, что армия короля погибнет. Северн пригрозил убить Йорганона на месте.

Герцог ударил себя по лбу, его слова заглушили рыдания.

– Что я наделал?!

Элеанор бросилась к мужу и крепко обняла его. Он был мудрым и умелым человеком, но такие качества не помогали ему ориентироваться в политике двуличного двора короля Северна. Вот почему он так часто искал ее совета. Она тоже надеялась, что правление Северна будет коротким. Да, она посоветовала своему мужу поддержать короля. Но не поддерживать его слишком старательно. Медлить, делать вид, что не понимает приказов. Она прикусила кончик пальца и тихо произнесла:

– Но армия короля все-таки одержала победу. А теперь он считает тебя предателем.

– С того места, где я находился, казалось, что Хорват будет уничтожен. Его люди лишь вяло отбивались. Никто не рвался защищать Кередигион от захватчиков. Но затем король призвал своих рыцарей и сам вступил в бой. Все изменилось, когда они пошли в атаку. Я это видел, Элеанор. Их было всего лишь двадцать… может быть, тридцать рыцарей, но они неслись как потоп. Как будто Поток управлял ими. Они крушили копья и мечи. Сам король спешил своего противника, а затем спрыгнул с раненого коня и убил того мечом. Захватчики роились вокруг него, но он сражался так, словно у него была сила дюжины человек. Они разбежались, и при виде его триумфа люди Хорвата словно стали демонами! – Его глаза расширились от шока и изумления. – Северн сам одержал победу. Даже с его хромой ногой и горбом никто не мог его остановить. Я едва успел, чтобы присоединиться к битве, и помог захватить пленных. Корона короля упала с его головы во время боя, и я нашел ее в кусте боярышника. Я сказал ему… Я сказал ему, что был верен. – Его лицо побелело.

Элеанор почувствовала, что ее колени бессильно подгибаются. Она вцепилась в мужа, как будто они одни на острове и волны моря обрушиваются на них, пытаясь втянуть в прибой. В ушах звенели его слова.

– Король приказал казнить Йорганона. Он насмехался надо мной, сказав, что, возможно, у меня в запасе есть еще сыновья. И поэтому он послал Хорвата со мной, чтобы передать послание: «Так говорит король Северн Аргентайн леди Элеанор Кискаддон: выбери другого сына в заложники, чтобы жил он во дворце Кингфонтейн под опекой Его Величества. Докажите свою верность и послушание. Выберите сына, который будет поручителем вашего дома».

Леди Элеанор упала бы в обморок, но ей каким-то образом удалось удержаться на ногах. Она посмотрела на мужа.

– Я должна доверить этому человеку одного из своих детей? – Ее сердце сильно билось в груди, и она дрожала от тяжести горя. – Этому… этому… мяснику?

– Стив Хорват прибыл, чтобы отвезти ребенка в Кингфонтейн, – сказал герцог, его взгляд был полон страдания. – Если мы не сделаем выбор, он немедля казнит всю нашу семью за измену.

Леди Элеанор рыдала на груди мужа. Это был выбор, который ни одна мать не в силах сделать. Должна ли она пожертвовать одним ребенком, чтобы выжили остальные? Но король Северн был безжалостен и хитер. А если выживет только тот ребенок, которого она выберет?

Она горько плакала и не могла думать. Кого она обречет на эту участь? Почему ей предоставили выбор – разве не для того, чтоб усилить ее страдания? Она ненавидела короля. Все в ней бушевало от ненависти. Как она может тут выбирать? Как она передаст одного из своих мальчиков человеку, который убил сыновей собственного брата? Руки короля настолько замараны кровью, что она, вероятно, капает везде, где он ступает.

В своем горе она не слышала, как открылась дверь и раздались тихие шаги. Она не замечала ничего, пока руки Оуэна не обвились вокруг ног родителей.

Он обнял их обоих так сильно, что, хотя она и не слышала слов, понимала, что он по-детски пытается утешить их.

Тише, тише, маменька, папенька! Тише, тише, все будет хорошо, маменька, папенька. Тише, тише!

Она смотрела на своего сына, своего невинного сына. А потом всколыхнулось воспоминание.

Воспоминание о королевской повитухе, которая спасла ему жизнь.

Ее грудь сжалась от вдруг вспыхнувшей мысли. Возможно, она могла бы послать секретное сообщение в святилище Владычицы, мольбу о спасении мальчика, который был спасен прежде. Она сумела бы переносить разлуку, отчаяние, пока могла цепляться за нить надежды.

Она знала: эта нить – все, на что она могла рассчитывать.