Королевская кровь

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Йомены[12] личной гвардии его величества, красавцы гиганты, вооруженные огромными двуручными мечами и позолоченными алебардами, в кованых серебряных латах, вытянулись в струнку, когда в апартаменты короля решительным шагом вступил кардинал Уолси. Двери в караульное помещение, присутственный зал и рабочий кабинет короля распахивались перед ним настежь, одна за другой, словно по мановению волшебной палочки.

Ричард Пейс, прежний секретарь Уолси, который нынче служил у короля, встретил своего бывшего патрона у парадных дверей в опочивальню.

— Кэри вернулся. По приказу. Слишком быстро, по моему мнению.

— Весьма прискорбно, — ответил кардинал шепотом. Подобный способ общения они с Пейсом довели до совершенства за те долгие годы, когда секретарь формально числился его помощником. — Он интригует против меня, я знаю. Сообщайте мне о его высказываниях. К несчастью, нас ждут такие беды, по сравнению с которыми Кэри — не более чем досадное недоразумение. Имейте в виду, Пейс, за нами следят тысячи глаз и ушей. Даже мельчайшая подробность не должна ускользнуть от моего внимания.

Обычно, перед тем как пожаловать во дворец, кардинал Уолси отправлял королю Генриху письмо с просьбой об аудиенции, в котором ссылался на государственные дела, требующие обсуждения, и испрашивал разрешения побеспокоить его величество. Но только не в этот раз.

— Уолси! — Его молодой господин, рослый и дюжий молодец с волосами цвета спелой пшеницы, двадцати семи лет от роду, предстал перед ним в одном лишь халате, наброшенном на голое тело. Очевидно, король только что встал с постели, и на губах у него играла приятная улыбка. — Доброе утро, мой славный кардинал! Как поживаете? Мы ведь, кажется, последний раз встречались с вами еще на Рождество? А вот у нас замечательные новости, милорд! — Внезапно игривое настроение монарха испарилось, словно его и не было. — Что случилось, Уолси? Почему у вас такое скорбное лицо? Ну–ка, немедленно рассказывайте! — Двери распахнулись, и в спальню вошли двое придворных, чтобы помочь королю совершить утреннее омовение. — Пошли вон!

Пятясь, оба с извинениями вернулись в приемную, осторожно прикрыв за собой двери. Кардинал низко поклонился своему сюзерену.

— Ваше величество, я желаю вам доброго дня и покорнейше прошу простить меня за то, что принес вам дурные вести…

— Милорд канцлер, прошу вас, ближе к делу.

— У меня имеются проверенные сведения о том, что нашлись негодяи, злоумышляющие против вас. Епископ Вустер, путешествующий по континенту, сообщает, что во время посещения им некоего астролога, которого жалует своим вниманием король Франции, в кабинет к звездочету вошли трое высоких мужчин, несомненно, англичан, с каким–то тайным поручением. Они оставались там недолго, после чего ушли через черный ход. Вскоре после этого случая до епископа дошли слухи, что сии люди побывали на аудиенции у короля Франциска, где предложили ему убить ваше величество.

— Дьявол! — в ярости вскричал Генрих. — Вы найдете этих негодяев и доставите их ко мне!

— Да, ваше величество. Я уже отправил на поиски своих людей. Что касается второго известия…

— Как, это еще не все?

— Мой лазутчик сообщает в срочном донесении из Лиона, что он видел претендента Ричарда де ла Поля в обществе короля Франциска. Оба ехали рядом, увлеченные серьезной беседой. Он пересказывает упорные слухи, что король Франциск вознамерился подослать наемных убийц ко двору вашего величества. Они должны устроить поджог дома, где вы остановитесь, и, не приведи Господь, убить ваше благородное величество и всех, кто окажется рядом с вами. Де ла Поль пообещал этим злодеям награду в четыре тысячи франков.

Король Генрих выругался сквозь зубы.

— Это все, надеюсь?

— Увы, нет, ваше величество. С сожалением должен констатировать, что предпринятое мною расследование показало, что из некой гавани сюда направляется еще один наемный убийца. Цель его заключается в следующем. Он должен оказаться в числе приглашенных на церемонию празднования годовщины ордена Подвязки и лично причинить вред вашему величеству. Должен признаться, именно эти сведения беспокоят меня более всего, поскольку в них прослеживается тщательное планирование. Пока что мне не удалось со всей определенностью установить, является ли автор сего злокозненного заговора иностранцем или соотечественником. Хотя, безусловно, я подозреваю, что у него имеются вероломные сторонники среди приближенных вашего величества, втайне мечтающих об узурпации трона и готовых помочь этому наемному убийце словом и делом, едва только он ступит на английский берег.

— Чума на их головы! — взревел король Генрих. — Вы должны выявить этих коварных врагов при моем дворе, Уолси, чтобы на их примере я мог бы преподать наглядный урок всем остальным, вынашивающим подобные замыслы!

— Я бы посоветовал вашему величеству ограничить число людей, приглашенных ко двору. Но поскольку меры эти не могут оказаться действенными во время ежегодного собрания ордена, я взял на себя смелость составить список лиц, имеющих основания злоумышлять против вашего величества.

Король молча ждал продолжения.

— Предлагаю установить слежку за герцогом Бэкингемом, милордом Нортумберлендом, милордом Дерби, милордом Уилширом, а также другими, кого сочтете подозрительными.

— Бэкингем! Проклятый подстрекатель, вечно всем недовольный неудачник! Он управляет своими владениями так, словно ему принадлежит королевство внутри моего королевства, содержит армию, численность которой в два раза превышает мою, а его сторонники целуют перстень на его руке, прежде чем заговорить с ним! Я прикажу отлучить его и изгнать!

— Если он, как я подозреваю, является главным заговорщиком, то было бы разумнее держать его при себе и тайно наблюдать за ним.

— Да, разумеется, вы правы. Вашему хладнокровию можно позавидовать, Уолси. Займитесь слежкой за его светлостью и сообщайте мне о том, что обнаружите. Что до Нортумберленда, то почему вы подозреваете именно его?

— Милорд Нортумберленд недавно подвергся штрафу за непомерное увеличение своего войска. Ему это не понравилось, и он осмелился выразить недовольство вслух, причем слова его можно расценивать как подстрекательство к мятежу и измене.

— Проклятые предатели! А ведь я собирался приватным образом уведомить вас, что моя супруга ждет ребенка!

Уолси, вестник несчастья, изобразил на лице живую и неподдельную радость.

— Ave Maria gratia plena! Benedictine[13] ваше величество! Радость всей Англии будет безмерна! Позвольте мне оказаться в числе первых, кто будет иметь счастье поздравить вас и ее величество. — И он низко склонился перед королем.

— Благодарю вас за добрые пожелания, милорд кардинал. Deo gratias[14], у меня будет сын. Увы, принесенные вами известия, словно черная туча, омрачают мое счастье. Мы не намерены плясать под дудочку предателей, Уолси. Найдите их. А я распну их на дыбе, повешу или четвертую.

Набережная Темзы заметно оживилась. Леди и джентльмены, приглашенные на ежегодный торжественный праздник ордена Подвязки, выходили на берег из своих разукрашенных лодок, утопая в разноцветных шелках и атласе, отделанном золотом, в бархате и парче, в сверкании экстравагантных драгоценных камней.

Майкл, остро ощущая свою провинциальную неуместность, все же отдавал себе отчет: его кое–что роднит со всей этой пышно разодетой публикой — он тоже прибыл ко двору в поисках личной выгоды и удачи.

Покровитель заверил юношу в том, что его выдающиеся воинские навыки, умение обращаться с оружием и всестороннее образование компенсируют некоторые его недостатки, например, то, что он ни с кем не знаком при дворе. Хотя в этом были и свои положительные стороны — его персона уже одним своим появлением вызовет всеобщий интерес. Майкл привез с собой роскошные одеяния, самое лучшее оружие и доспехи, изысканную утварь и посуду, небольшое состояние в золотых монетах и тайный лечебный напиток в стеклянных флаконах.

— Но самое главное, у тебя есть ты, — напутствовал его старый лорд, и в голосе графа Тайрона прозвучала непоколебимая уверенность. — Можно проиграть все, но потом вернуть утраченное с лихвой, обогатившись стократно. Главное — верить в себя и собственные силы.

Майкл направил своего коня в сторону замкового двора, где стражники в красных с черным камзолах пытались оттеснить толпу просителей, добивающихся аудиенции. Вокруг этих могучих мужей вились любопытные зеваки, лондонские обыватели, стремящиеся хоть одним глазком взглянуть на знатных лордов и леди королевства, и дюжие гвардейцы тупыми концами пик разгоняли толпу, образуя коридор, по которому важно шествовали представители высшего света. Какой–то офицер, бросив оценивающий взгляд на горделивую осанку Майкла, его коня и сопровождающую процессию, крикнул солдатам, чтобы те пропустили важного лорда внутрь. Весьма довольный первым успехом, Майкл тронул каблуками бока своего жеребца и повел небольшую кавалькаду сквозь водоворот скверных запахов в царящее во внутреннем дворе столпотворение. Слуги в ливреях всевозможных расцветок, с яркими эмблемами своих хозяев, носились назади вперед, таская сундуки и баулы, разводя коней по стойлам и стараясь при этом не столкнуться с благородными дворянами.

Майкл спрыгнул со спины Архангела и бросил поводья груму. Сначала ему следовало повидать королевского распорядителя. Дело в том, что Генриха короновали в День святого Георгия, и король повелел считать его своим официальным днем рождения. Лорд Тайрон, которому сей факт был прекрасно известен, прислал его величеству очень ценный, хрупкий и говорливый подарок. Обведя двор орлиным взором, Майкл сразу же увидел то, что искал: человека, принимавшего дарителей. Он кивком подозвал двух нанятых носильщиков, приказывая им следовать за собой с накрытой полотном большой клеткой, и подошел к одному из писцов, сидевших за длинным столом.

— Приветствую вас, любезный. Меня зовут Майкл Деверо. Я привез подарок для его величества от лорда Тайрона, вице–короля Ирландии.

— Прошу вас в точности описать содержимое подарка его милости, сэр.

Легким движением руки Майкл сбросил покрывало с клетки, чем вызвал некоторую суматоху внутри и снаружи.

— Исландские кречеты, ястребы–тетеревятники, сапсаны, соколы, ястребы–перепелятники и пустельги воробьиные. По две штуки каждого вида.

Писец улыбнулся.

— Прямо Ноев ковчег.

Майкл прекрасно понимал, что остальным подношениям далеко до роскошного подарка его господина, поскольку он превосходил их по всем статьям: и необыкновенной красотой, и стоимостью. Как только лорд Тайрон узнал о том, что король Генрих, завзятый охотник, приказал обустроить рядом со своими личными покоями в замке Гринвич помещение для содержания ручных соколов и ястребов, он сразу же понял, какому подарку более всего обрадуется его молодой сюзерен. Король наверняка будет в восторге от этих птичек.

К своему обозу Майкл вернулся в прекрасном расположении духа. Теперь пора приступать к решению второй задачи, а именно: подыскать комнату для проживания. Он остановил пробегавшего мимо помощника конюха и поинтересовался у него:

— Эй, любезный, подскажи, кто распределяет жилые помещения во дворце?

— Вашей милости лучше обратиться с этим вопросом к Риггзу. Это помощник управляющего.

И парнишка указал Майклу на мужчину, стоявшего у входа во дворец, с зеленой бляхой на поясе.

— Конн! — Майкл жестом подозвал грума и сунул ему в ладонь пару мелких монет. — Позаботься об Архангеле.

Если не считать Конна и Пиппина, наблюдавшего за тем, как носильщики выгружают багаж, других слуг у Майкла не было. Но когда он выразил вслух свои опасения на тот счет, что ему придется путешествовать без должного эскорта, лорд Тайрон лишь от всей души рассмеялся и отпустил какое–то загадочное замечание насчет невезучих пиратов и разбойников с большой дороги.

Итак, Майкл направлялся к помощнику управляющего замком, когда донесшийся до его слуха перезвон стеклянных бутылочек заставил его замереть на месте. Однако при всем желании ему не в чем было упрекнуть носильщиков: он сам видел, что они обращаются с хрупким грузом с величайшей осторожностью. Тем не менее, печальный звон болезненно отозвался у него в душе. Откровенно говоря, путешествие с бьющимися предметами превратилось в муку. Итальянское стекло стоило очень дорого и встречалось крайне редко, и все из–за трудностей, связанных с его транспортировкой. Иметь его в своем хозяйстве могли позволить себе только самые состоятельные люди, да и те предпочитали не таскать его с собой во время неизбежных странствий. Разумнее всего было бы перелить содержимое флаконов в деревянный бочонок, но ведь О'Хикки настаивал на том, что жидкость утратит свои целебные свойства, если содержать ее в любых других сосудах, кроме стеклянных. Так что у Майкла не было иного выхода, кроме как подчиниться диктату полоумного старика.

Но еще большее беспокойство юноши вызывала возрастающая зависимость от странного снадобья. Днем, в светлое время суток, он еще как–то держался, но перед самым рассветом на него нападала необъяснимая жажда, и тело его требовало немедленного облегчения, противостоять чему не было ни малейшей возможности. Майкл тревожился о том, что не знает, сколько еще продлятся последствия проклятой лихорадки, и поэтому не сумеет должным образом растянуть прием лекарства на все время торжества. Его ждали великие дела и, не менее, великие подвиги. И пусть хорошее здоровье еще не обещало ему успеха, зато плохое самочувствие гарантировало несомненный провал.

Вот почему неожиданно раздавшийся звон стекла заставил его душу уйти в пятки. Носильщик стоял рядом, виноватый, беспомощный и перепуганный.

— Прощения просим, сэр. Сундучок очень тяжелый, вот он и выскользнул у меня из рук.

Присев на корточки рядом с ларцом, Майкл одним движением сорвал перевязывавший его кожаный шнурок и вставил маленький ключ в замок.

— Эй, вы, быстро встали в круг, спиной ко мне, никого не подпускать!

Слуги взяли его в кольцо, при этом никто не посмел оглянуться, даже носильщик, уронивший драгоценную ношу. С ужасом представляя, что весь его запас «драконьей крови» погиб безвозвратно, Майкл поднял крышку и сунул руку внутрь, осторожно ощупывая каждый флакон, переложенный соломой и завернутый в войлок. Слава богу, пальцы его остались сухими. Значит, ни трещин, ни течи не было. Его охватило облегчение, правда, очень быстро сменившееся отвращением. Что же это за проклятая болезнь, если он вынужден так трястись над злосчастными склянками!

Он вновь запер сундучок, обвязал его кожаным шнурком, затем ухватился за железные ручки, напрягся и осторожно приподнял свою ношу. И испытал невероятное изумление. В полной растерянности он перевел взгляд на неловкого носильщика, выронившего сундучок. Тяжелая ноша, чтоб ему пусто было! Грязный лгун! Или он рассчитывал выцыганить у него лишнюю монетку? Майкл безо всяких усилий приподнял ларец и взял его под мышку. Носильщики испуганно шарахнулись в сторону, глядя на него выпученными от удивления глазами. Дурачье! Им и в голову прийти не могло, что он решится поднять сундучок самостоятельно и поймет, какой он легкий. Выругавшись, юноша зашагал к управляющему.

И вдруг какой–то человек, пробегая мимо, сильно толкнул его.

— Какого черта! — взревел незнакомец, ощупывая дыру на рукаве своего подбитого мехом камзола кричащей расцветки. Подобную мода Майкл презирал от всей души. Его обидчик метнул на него гневный взгляд. — Эй ты, слепой увалень с деревенским сундуком! Смотри, куда прешь!

— Мои извинения. — Майкл коротко поклонился, ни на мгновения не забывая о флакончиках, покоящихся у него под мышкой.

— Проси прощения у создателя, тупица! Я требую золотой за причиненный мне вред!

— Не следует ломиться вперед мимо человека, у которого заняты руки, как бы вы ни спешили засвидетельствовать свое почтение королю. Найдите какую–нибудь девицу, и она с радостью заштопает вам эту дырку.

Человек в ярком камзоле загородил Майклу дорогу, кипя от негодования и злости.

— Полагаю, это достаточный повод для того, чтобы уединиться в каком–нибудь укромном месте, где мы сможем уладить возникшее между нами недоразумение.

Майкл окинул своего оппонента оценивающим взглядом. На несколько дюймов ниже, на несколько лет старше, светлые волосы подстрижены коротко, даже, пожалуй, слишком коротко, но такая стрижка, похоже, была в моде у придворных щеголей, шнырявших вокруг. Глаза у этого франта были светло–карими, и вообще во всем его облике, особенно в чертах лица, проскальзывало нечто очень знакомое.

— Мы случайно не встречались раньше?

На лице мужчины выражение ярости сменилось настороженностью и даже опаской.

— Не думаю.

— Не кипятись, Уолтер. Что здесь происходит? — Женщина, светловолосая и высокая, вклинилась между ними. Она мельком бросила взгляд на прореху в рукаве камзола и небрежно заметила: — О, это же сущие пустяки! Я одолжу иголку с ниткой у кого–нибудь из фрейлин королевы и сама зашью ее.

— Вот и все! — Майкл развязно улыбнулся этому павлину.

Женщина подняла светло–карие глаза на Майкла и растерянно заморгала.

— Здравствуйте.

Несомненное сходство между разряженным типом и женщиной подсказало Майклу, что он столкнулся с братом и сестрой. Он отвесил даме вежливый, но сдержанный поклон.

— Миледи…

Уолтер выглядел так, словно вот–вот потеряет сознание. Он схватил сестру за руку.

— Идем отсюда, Мэг!

Но Мэг не двинулась с места, с любопытством рассматривая Майкла.

— Прошу простить меня, сэр, но будет ли мне позволено узнать ваше имя?

— Майкл Деверо, ваш покорный слуга, леди. — Он слегка склонил голову. Ее непосредственность и живость пришлись юноше по душе.

— Деверо! — в унисон вскричали брат и сестра.

Уолтер осведомился:

— Откуда вы, сэр?

— Из Ирландии, хотя, на мой взгляд, это вас совершенно не касается. Не помню, чтобы вы представились, сэр.

Мэг уже открыла рот, чтобы ответить, но Уолтер шикнул на нее, и девушка не произнесла ни слова. Испепеляя Майкла взглядом, Уолтер заставил Мэг взять себя под руку и ледяным тоном проговорил:

— Пойдем, Маргарет.

Пока брат настойчиво вел ее ко входу во дворец, Маргарет, полуобернувшись, крикнула через плечо:

— Была рада с вами познакомиться, Майкл Деверо. Надеюсь, в самом скором времени нам представится возможность поговорить. Так что я не прощаюсь. До свидания!

— Аdieu[15] — пробормотал Майкл, озадаченно глядя им вслед.

— К чему такая грубость? — набросилась Мэг на своего брата. — Я бы, например, хотела познакомиться с ним поближе. Быть может, он…

— Ты более не будешь разговаривать с этим человеком, Мэг. Я запрещаю тебе! — Годы унижения, раздражения, отчаяния и бедности ярким пламенем мести вдруг вспыхнули в груди Уолтера. — Пора бы уже тебе усвоить: я всегда знаю, что делаю.

— Нет, не знаешь, но сейчас я не в настроении спорить с тобой.

«А ведь она впервые осмелилась возражать мне», — думал Уолтер, когда они миновали Жадюгу Риггза. Ему даже стало немного жаль этих людей, выстроившихся в очередь к помощнику управляющего, чтобы получить крышу над головой и ночлег; этих провинциалов, сущих ничтожеств, каким, впрочем, и сам он был когда–то, еще до того, как поступил на службу к его светлости герцогу Норфолку. Молодой человек вспомнил грязные постоялые дворы, комнаты, битком набитые такими же бедолагами, как он сам, наемниками, ищущими, кому бы подороже продать свой меч. Но с тех пор уже много воды утекло. Сейчас они с Мэг занимали роскошные апартаменты в особняке Норфолка на Стрэнде. Он надеялся, что его светлость сдержит слово и выхлопочет ему звание кавалера ордена Подвязки, что станет первым шагом на пути к возврату его владений в баронстве Чартли, какового его недалекий отец лишился после того, как был обвинен в государственной измене. Кроме того, Уолтер рассчитывал ввести свою сестру, недавно овдовевшую, в ближний круг придворных дам королевы Екатерины. Мэг была мила, привлекательна и очень умна. Если она станет фрейлиной ее величества, то ее шансы вновь сделать удачную партию возрастут десятикратно. Внезапно он выпустил руку сестры и ступил в тень портала у входа в замок. Спрятавшись за внушительной фигурой Риггза, Уолтер впился взглядом в так называемого Майкла Деверо. Тот чинно стоял в очереди, как воспитанный и вежливый джентльмен, глядя на все вокруг широко раскрытыми глазами и впитывая новые ощущения. Болван.

— Привет, Риггз, — пробормотал Уолтер в спину помощника управляющего.

Риггз даже не соизволил оторваться от гроссбуха, хотя и без него прекрасно знал, куда поселить очередного просителя. Риггзу нравилось заставлять тех, кто превосходил его по праву рождения, ждать, умолять и покрываться потом из–за малейшего его недовольства. Он получал от этого истинное наслаждение и ощущал себя всесильным. А еще это занятие приносило ему недурной побочный доход.

— Приветствую вас, шталмейстер его светлости герцога Норфолка, — захихикал Риггз. — Чем могу служить вам?

— Видишь вон того нескладного нахала, что стоит в самом конце очереди с сундуком в руках? Он — ирландец, впервые прибыл ко двору. Как насчет того, чтобы подшутить над ним? Расходы я беру на себя.

По–прежнему не отрывая взгляда от страниц бухгалтерской книги, Риггз завел руку за спину и раскрыл ладонь.

Уолтер уронил в нее серебряную монетку достоинством в шесть пенсов.

— Ты славный малый, Риггз.

Майкл пришел в ужас. Комнату, которую ему выделили, иначе как жалкой и убогой назвать было нельзя: голые кирпичные стены, почерневшие от сажи и копоти, земляной пол, скудная меблировка, состоявшая из низенькой кровати на колесиках, облезлого тюфяка, из которого торчала солома, и трехногого стула–табуретки. Помещение больше походило на келью отшельника и располагалось в подвале замка, рядом с винным погребом и помещениями для прислуги.

Майкл замер на пороге своего нового жилища. Его сундуки и баулы, сложенные штабелем, громоздились позади него, слуга, как и носильщики, делал вид, что не замечает его растерянности, а юноша все никак не мог поверить в то, что именно здесь ему предстоит проводить свои ночи.

— Но мое имя есть в списках! Кавалеры ордена Подвязки имеют право располагаться в апартаментах во время проведения торжеств и турнира!

— Ой, умоляю вашу милость простить меня! Сэр Майкл, не так ли? Или, быть может, граф Деверо? — Помощник управляющего сделал вид, что внимательно изучает свой гроссбух. — Нет, я вижу здесь лишь мастера Майкла Деверо. — Бухгалтерская книга с глухим стуком захлопнулась. Несмотря на извиняющийся тон, в глазах Риггза сверкнула насмешка.

Этого оказалось достаточно, чтобы в жилах у Майкла закипела кровь.

— Я представляю своего лорда и благодетеля, графа Тайрона, вице–короля Ирландии, рыцаря–сподвижника ордена и вообще первого рыцаря, который получил это почетное звание из рук самого короля Эдварда Третьего! — Когда Риггз в ответ лишь пожал плечами, тупо глядя на Майкла, юноша почувствовал, как его охватывает отчаяние. Он ведь никого не знает при дворе, ни единой живой души, которой он мог бы пожаловаться на вопиющую несправедливость. — Я имею право на определенные привилегии!

— Ваша милость имеет право на бесплатное угощение при дворе, дрова для очага, огниво и трут, чтобы разжечь в нем огонь, и кровать. Это и есть кровать, разве нет? — Помощник управляющего ткнул пальцем в сторону кровати на колесиках. — Прошу вас, сэр, не относиться к своей комнате с таким явным пренебрежением. Я немедленно пришлю сюда мальчишку с дровами для растопки.

«С пренебрежением?!»

— А зачем мне понадобятся дрова для растопки, позвольте узнать? Здесь же нет очага!

Помощник управляющего сунул голову в дверь. Когда он вновь повернулся к Майклу, на губах его играла ласковая улыбка.

— А ведь и острые у вас глаза, сударь! Готов держать пари, что на турнире ваша милость сломает много копий. Ну, хорошо. Значит, дрова вам не понадобятся. Вычеркиваем. — И он нацарапал несколько слов напротив фамилии Майкла: «Мастер Деверо обойдется без очага. На его счет можно более не беспокоиться».

Майкл с тоской сознавал, что не внушает своим видом особого страха, и все тут.

— Это помещение мне решительно не подходит. Я бы и своей собаке не позволил обитать в этой крысиной норе. Так почему я сам должен мириться с ней?

— Если ваша милость недовольны…

— В высшей степени недоволен.

— Тогда я искренне рекомендую гостиницу «Грейхаунд». Однако же, — он поскреб макушку, прикрытую шапочкой, — она наверняка переполнена гостями, да и за постой хозяин дерет втридорога. Там сейчас яблоку негде упасть, одни иноземные лорды и посланники. К сожалению, каждый год в это время наблюдается одно и то же. Любая мало–мальски подходящая комната занята кем–нибудь из блестящих рыцарей его величества. Быть может, после окончания турнира станет посвободнее. Кое для кого мужские игры оказываются чрезмерно жестокими. — Помощник управляющего обратил свой невинный взор на слуг, переминающихся с ноги на ногу рядом со своим хозяином. — Ваши люди могут спать в людской на этом же этаже, но если там для них не найдется места, сэр, рекомендую пристроить их где–нибудь подле пристани.

Майкл уже и сам подумывал о том, чтобы перебраться в общую комнату или на набережную, но ведь там придется забыть об уединении. Как, черт подери, он сможет сберечь свои драгоценные флаконы или объяснить странные припадки на рассвете? По слухам, смерть и болезни приводят короля Генриха в ужас. Если станет известно, что Майкл болен и вынужден принимать какое–то сомнительное снадобье, он может оказаться в комнате намного хуже этой.

— Лица, желающие принять участие в бале–маскараде, могут обратиться к сэру Томасу Карвардену, церемониймейстеру. Празднество по случаю годовщины ордена Подвязки начнется с наступлением темноты, а бал–маскарад — в полночь. Всего доброго, — с этими словами Риггз удалился, оставив Майкла, его слугу, носильщиков и гору дубовых сундуков в воняющем крысиным пометом коридоре сводчатого подвала, под коптящим настенным светильником.

Майкл не испытывал ни малейшего желания обитать под землей, словно какой–нибудь тролль. Более того, здесь, в этих ужасных условиях, можно было забыть о веселом времяпрепровождении и флирте. Пусть он впервые приехал ко двору, но ведь это совсем не значит, что к нему следует относиться как к неотесанному мужлану–деревенщине, не заслуживающему достойного обиталища. Его участие в ежегодных торжествах было согласовано и одобрено несколько месяцев назад. В конце концов, он был законным наследником графства, де–факто будущим правителем страны. Предок его благородного покровителя был самым надежным и доверенным союзником короля Эдварда в деле свержения узурпатора несколько десятков лет назад, и в знак признания его неоценимых заслуг, храбрости и чести король Эдвард наградил своего верного соратника титулом графа и земельными владениями в Ирландии, сделав его первым кавалером ордена Подвязки. А эта темная и зловонная клетка была недостойна даже самого ничтожного слуги, не говоря уже о будущем графе.

Избегая смотреть Пиппину в глаза, Майкл расплатился с носильщиками. Откровенно говоря, его так и подмывало попытать счастья в переполненной гостинице «Грейхаунд». С другой стороны, в его интересах было оставаться при дворе. В голове у него вновь зазвучал голос старого лорда Тайрона: «Чем труднее начало, тем достойнее восхождение к заслуженной славе». «Да будет так», — мрачно подумал Майкл. Итак, отсюда и отныне ему остается лишь один путь — наверх.

Каменные ступеньки, скудно освещенные, ведущие куда–то вниз, в темноту и перепачканные крысиным пометом, спиральной лестницей ложились под ноги Рене, обутой в мягкие кожаные туфли без задников, пока она осторожно спускалась вслед за дрожащей тенью леди Анны Гастингс. А ведь набожной фрейлине королевы, не выпускающей из рук четки, то и дело бормочущей «аминь» и «Отче наш», не пристало, как какой–нибудь воровке, спускаться в мрачные подземелья замка. С другой стороны, если верить слухам, леди Анна не всегда считалась идеалом святости. В молодости она была фигурой настолько популярной, что злые языки судачили о ней до сих пор. Рассказывали, что, прибыв ко двору в качестве новоиспеченной супруги сэра Джорджа Гастингса, она быстро втерлась в доверие к королеве и стала одной из самых приближенных фрейлин ее величества, откуда благополучно пробралась в спальню самого короля. Ее сестра леди Элизабет Стаффорд, фаворитка королевы Екатерины, узнав об этой любовной интрижке, рассказала обо всем их брату, могущественному лорду и председателю суда пэров. Герцог Бэкингем, гордый, раздражительный и драчливый, выплеснул свое высокородное негодование на сэра Уильяма Комптона, бывшего в то время бессменным пажом и камердинером его величества. Именно благодаря Комптону и состоялось это — и не только — тайное любовное свидание, что позволило ему стать одним из любимцев короля. Комптон, как легко можно догадаться, поспешил спрятаться под крылышком своего венценосного покровителя. Его величество, лишившись любовницы и впав в немилость у супруги, дал резкую отповедь вспыльчивому Бэкингему, а леди Элизабет изгнал из своего окружения, обозвав коварной шпионкой. Обзаведшийся рогами сэр Джордж Гастингс определил свою неверную супругу в женский монастырь, после чего и сам покинул двор.

Эта история случилась года три назад. И вот сейчас леди Анна вернулась из своей духовной ссылки, напропалую пользуясь вновь обретенным благочестием, вслух подыгрывая набожной королеве и втихомолку странствуя по темным и сырым подвалам. Совершенно надуманный предлог, под которым леди Анна улизнула из личного сада королевы, заставил Рене последовать за ней, дабы выяснить, что задумала эта хитроумная особа. Никогда нельзя знать заранее, чем все обернется, и что может всплыть на свет Божий. Достойное дитя придворной жизни, Рене прекрасно знала, что чужие тайны — лучшее платежное средство, которым можно воспользоваться к своей вящей выгоде. Итак, одной рукой придерживая тяжелые юбки, чтобы не запачкать их в грязи, она на цыпочках следовала за леди Анной по извилистому, скудно освещенному тоннелю, прислушиваясь к доносящимся впереди звукам.

— Анна, сюда, — послышался из темноты мужской голос, и Анна послушно свернула в альков. Рене сразу же подумала, что красавица вновь взялась за старое. — Ты уверена, что никто не следил за тобой?

— Здравствуй, Нэд. — Голос леди Анны прозвучал мрачно и встревожено. — Что тебе вдруг понадобилось обсудить со мной?

— И это все, что ты можешь сказать мне вместо приветствия? Никакой благодарности за то, что я убедил твоего желчного супруга даровать тебе прощение и выпустить из клетки, в которой ты провела взаперти три последних года?

— Это из–за тебя я угодила туда!

— При чем тут я? Так решил твой достойный супруг. Гастингсу почему–то не понравились рога, которыми ты украсила его голову.

— Если бы ты не стал совать нос куда не следует, я ни за что не угодила бы в этот проклятый монастырь Святой Марии! Какой кошмар! Я никогда не прощу тебе этого! Никогда, слышишь?

Рене, которой очень хотелось увидеть обладателя мужского голоса, украдкой заглянула в альков. Ха! Она без труда узнала его.

— Неужели ты ожидала, что я закрою глаза на то, как ты прелюбодействуешь с узурпатором моего трона в этом притоне разврата, который он называет своим двором? Ему никогда не было до тебя дела, Анна. Сделав мою сестру своей любовницей, он заставил меня до дна испить чашу унижения, подчинил своей воле и продемонстрировал всему миру, что мы, потомки настоящих Плантагенетов, — полные ничтожества! А теперь еще и этот его прихвостень в красной сутане, хитроумный и злобный лис! Этот проклятый сводник! Он украл у меня право быть главным советником, не дает проводить нужную мне политику, высмеивает и противостоит из принципа всему, что я делаю! Я поклялся, что избавлю себя — и Англию! — от них обоих, потому что двум медведям не ужиться в одной берлоге.

— Тише, братец, тише! Ты ведешь изменнические речи, и я заявляю, что с радостью избежала бы участия в твоих интригах и заговорах. — Анна развернулась, чтобы уйти.

Рене отпрянула от угла и замерла, боясь дышать. Но не лесть, которой Нэд старался умаслить свою сестру, заставила принцессу замереть на месте. Нет, она застыла при виде светловолосого гиганта, подпиравшего стену напротив, по другую сторону алькова. Он слегка наклонил голову в знак приветствия и криво ухмыльнулся.

Господи Иисусе, до чего же он красив и ладно сложен, в изысканном камзоле, с льняными волосами до плеч и яркими, сверкающими глазами! А в его улыбке было что–то невыразимо очаровательное.

Святые угодники, о чем она только думает? Ее застали врасплох и выследили! Вот только кто?

А Майкл, в свою очередь, тоже не мог налюбоваться фиалковыми глазами, пристально смотревшими на него из темноты. Лаванда и амбра… Ее соблазнительный запах дурманил ему голову, и очень скоро он перестал вслушиваться в шепот заговорщиков, доносившийся из алькова. По другую сторону коридора глазам его предстало видение, заинтересовавшее его намного сильнее государственной измены: молодая женщина хрупкого сложения в платье с глубоким декольте, на бледном лице которой сверкали фиолетовые глаза, а блестящие темные волосы пышной волной ниспадали до самой талии.

Тело его замерло в сладкой муке. Прекрасная незнакомка разглядывала его откровенно, настороженно и расчетливо, явно пытаясь угадать, кто он такой и что он здесь делает, почему шпионит за этой опасной парочкой, чем, несомненно, занималась и она.

Поверит ли она, если он скажет ей, что оказался здесь случайно, по ошибке? Отправив Пиппина в людскую, Майкл запер свою отшельническую келью — если бы на двери не было замка, он ни на мгновение не задержался бы здесь, — а потом попросту заблудился в этих скудно освещенных, грязных и дурно пахнущих коридорах, так похожих один на другой.

— Если он умрет, не оставив наследника мужского пола, я займу его место на троне, — говорил между тем Нэд.

— Королева Екатерина опять беременна. Простыня дважды оставалась чистой. Мария де Салинас говорит, что на этот раз у нее будет мальчик. Король тайком сходит с ума от радости и страстно тоскует по Бесси Блаунт[16]. А ее величество каждую свободную минуту проводит на своей prie–dieu[17], боясь повторения прошлой неудачи.

Нэд грубо выругался.

— Тогда я не стану ждать. Я сделаю то, что задумал, сегодня ночью, во время полуночного бала–маскарада, и ты мне поможешь.

— Я?! — испуганно вскричала Анна.

— Да, ты, сестра будущего короля Англии. Послушай, Анна, один известный предсказатель, монах ордена картезианцев по имени Николас Хопкинс, уверил меня в том, что звезды выстроились так, что их положение мне благоприятствует. Он предрекает, что узурпатор моего трона не будет иметь сына, и что я наследую ему. Поэтому я уже начал осторожно собирать вооруженных людей на границе с Уэльсом. Кроме того, мне удалось подкупить кое–кого из йоменов личной королевской гвардии, и они выполнят мой приказ, когда придет время. И это время пришло. Я пользуюсь большой популярностью у жителей Лондона и в своих владениях. Анна, говорю тебе, та любовь, с которой эта страна приветствовала своего нового короля, угасла под натиском чумы, налогов и неспособности Генриха зачать наследника мужского пола. И знатные дворяне недовольны так же, как и простолюдины, ибо разве можно доверять сюзерену, подпускающему к управлению государством неполноценных ничтожеств? Ты только взгляни на его фаворитов. Чарльз Брэндон, сын простого знаменосца, оказывающий на узурпатора большее влияние, чем кто–либо из нас, благородных представителей древнейших родов! Уильям Комптон, еще один любимчик, приемный сын всего королевского двора… Да кто он такой, чтобы возглавлять канцелярию и зарабатывать себе на том состояние? Мы скорее умрем, чем позволим помыкать собой, как это происходит сейчас.

— Нэд, наш благородный отец был опозорен, лишен всех прав и обезглавлен за то, что восстал против Ричарда Третьего. Умоляю, братец, одумайся!

— Государственная измена, — одними губами прошептал Майкл своей невольной соратнице по ремеслу. Но та лишь выразительно приподняла брови в ответ.

О чем думает эта неизвестная красавица, понять было решительно невозможно. И вообще, кто она такая? И кто этот Нэд, рассуждавший о покушении на короля с такой легкостью, словно это был для него единственный и самый приемлемый выход из затруднительного положения? Майкл знал, что отпрыски дома Плантагенетов были представителями династии Йорков, уцелевшими после жестокой гражданской войны между королевскими домами Ланкастеров и Йорков, длившейся несколько десятилетий и буквально опустошившей страну. Генрих Тюдор, отдаленный претендент на трон со стороны Ланкастеров и отец нынешнего монарха, сверг последнего короля династии Йорков Ричарда III, после чего женился на его племяннице, единственной законной претендентке со стороны Йорков, объединив таким образом два королевских дома и их гербы.

— Сегодня ночью Генрих Тюдор встретится со своим создателем, — решительно заключил Нэд, — и кардинал Уолси падет вместе с ним. Церковный собор презирает его высокопарное тщеславие. В тавернах поговаривают, что он погубит королевство. Как только я отправлю этого лже–короля к праотцам, защитить кардинала будет некому, и тогда выскочка и карьерист не получит ни пощады, ни отпущения грехов.

— И как же ты намерен сделать это? Нет, не отвечай, я ничего не хочу знать.

При виде неподдельного ужаса Анны в Майкле вдруг проснулся инстинкт самосохранения: заговорщики представляли собой отчаянную компанию, игравшую в самую опасную игру на свете. Тем не менее, главная опасность исходила все–таки не от заговорщиков, планы которых он только что подслушал, а от таинственной и загадочной третьей стороны. Следовало признать, очень красивой третьей стороны, но оттого не менее опасной, поскольку она могла запросто выдать его своим хозяевам.

— Сегодня, во время полуночного бала–маскарада, после шуточной схватки начнутся танцы. Флиртуй с ним; заигрывай, но сделай так, чтобы он последовал за тобой на галерею. Гобелен с изображением Венеры прикрывает оконную нишу. Постарайся сделать так, чтобы он стоял спиной к гобелену. И тогда Генрих Тюдор встретит бесславную смерть развратника и повесы.

«Значит, — думал Майкл, вполуха слушая, как леди Анна продолжает отговаривать своего брата от задуманного, — для меня наступил момент истины». И он не позволит благоразумию и инстинкту самосохранения, что сродни трусости и узости кругозора, управлять собой. Связанный по рукам и ногам понятиями долга и чести, сознавая, что из темноты за ним наблюдает прекрасная шпионка, он понял, что не отступит. Обратного пути у него не было.

— Выбирай же, наконец, кому ты служишь, дорогая сестрица, — своему брату… или Святой Деве Марии деи Пратис[18].