Королевская кровь

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Они казнят ее. Она вступила в игру и проиграла. Кто же предал ее?

Мужество покинуло ее. Рене нервно расхаживала по маленькой и сырой тюремной клетке, обхватив себя руками и дрожа от пронизывающего холода, стараясь силой воли разогнать темноту, подползающую к ней из углов. Гнилой соломенный тюфяк на полу, от которого нестерпимо разило мочой и фекалиями, служил приютом целому семейству крыс, посверкивавших на нее красными глазками. По коже у девушки пробежали мурашки.

Как они будут убивать ее? Обычно женщин, обвиненных в государственной измене, сжигали на костре. Они прикуют ее лодыжки кандалами к железным кольцам, вбитым в днище повозки, и повлекут по улицам Лондона на потеху жителям, которые будут швырять в нее тухлой рыбой и экскрементами на всем пути к месту казни. У ее голых ног палачи сложат поленья и вязанки хвороста. А потом языки пламени начнут лизать ее лодыжки, бедра, руки, грудь и лицо. Она умрет в страшных мучениях, моля о пощаде, сгорая заживо в огненном аду.

Лишь один король властен заменить аутодафе на милосердную казнь на плахе. Но кто встанет на ее защиту? Уж только не его величество Франциск I. Он умоет руки и откажется от нее, откажется от инструмента своей политики. Взывать к духовнику ее матери было бы пустой тратой времени, поскольку кардинал Медичи постарается пресечь любые попытки помочь ей с этой стороны. Он будет крепче спать по ночам, зная, что она мертва и что все ее тайны умерли вместе с ней. Писать сестре столь же бессмысленно. Клоди вот уже много лет как погрузилась в апатию. Так что неизвестно, будет ли она вообще оплакивать преждевременную кончину своей единственной сестры. Перебирая в памяти людей, которых она знала, и, перелистывая страницы книги своей жизни, принцесса вдруг поняла, что единственным человеком в целом мире, чье сердце разорвется при известии о ее смерти, станет Адель. Ее бедная, верная Адель; по крайней мере, она будет избавлена от необходимости просить милостыню на старости лет, поскольку Рене, прежде чем покинуть Францию, назначила своей камеристке пожизненное содержание, что было отнюдь не лишним, учитывая характер порученной ей миссии. Быть может, еще не поздно обратиться к их светлостям герцогу и герцогине Саффолкам…

Боже, о чем она только думает? Ей никогда не дадут перо и бумагу. Теперь, когда кардинал Уолси знает, с какой целью она прибыла в Англию, он будет держать ее взаперти, в строгой изоляции, вплоть до самой казни. Хотя не исключено, что он предпочтет расправиться с ней тайно, подослать наемного убийцу в камеру или попросту отравить ее. Можно не сомневаться и в том, что если у него окажется недостаточно улик, чтобы осудить ее, Уолси будет держать ее в темнице до тех пор, пока она не умрет от воспаления легких или от старости. Рене представила себя изможденной, высохшей, сумасшедшей старухой, забившейся в угол, с поседевшими и спутанными волосами, на изгрызенном крысами соломенном тюфяке.

Нет! Она отказывается умирать таким образом. Впрочем, перспектива быть сожженной заживо тоже не устраивала ее. Если уж ей суждено погибнуть, то хотя бы от собственной руки! Девушка вытащила из внутреннего рукава небольшой серебряный кинжал, вознося в душе благодарность тупости представителей сильного пола. Несмотря на все их бахвальство и угрозы, ни один из верных псов кардинала или стражников в Тауэре не додумался обыскать ее на предмет спрятанного оружия. Внутренне содрогнувшись, она осторожно провела кончиками пальцев по сверкающему лезвию, проверяя его остроту. При мысли о том, что ей предстоит сделать, в жилах у принцессы застыла кровь.

Она боялась. Ее буквально трясло от ужаса, на лбу у девушки выступил холодный пот. Господи Иисусе, сжалься надо мною!

Ответом на ее cri de coeur[86] стал грохот распахнувшейся двери, топот ног стражников, с криками промчавшихся по коридору, лязг ножен, стоны и ругательства. Заглушая все звуки, снаружи заревел такой знакомый голос:

— Вы немедленно освободите ее и передадите мне, иначе, клянусь Богом, об этом тотчас же узнает его высокопреосвященство!

Майкл! Слава богу, он пришел!

Изумление уступило место восторженному оживлению. Оно горячей волной растеклось по телу девушки, согревая замерзшие руки и ноги, прогоняя страх и растапливая лед, сковавший ее сердце. Вампир пришел ей на помощь — и разве кто–нибудь сможет устоять перед ним?

С губ Рене сорвался крик облегчения, перешедший в булькающий истерический смех. Глаза девушки наполнились слезами. Она поспешно спрятала кинжал, а во внутренних помещениях проклятого Тауэра начинался ад кромешный. До ее слуха долетел взволнованный голос сэра Уильяма Кингстона, констебля королевской тюрьмы, пытавшегося — безуспешно, впрочем, — оказать вампиру сопротивление.

— Сэр, вы не имеете никакого права силой вламываться сюда и требовать выдачи заключенной, не имея на то письменного распоряжения!

— Я являюсь старшим расследователем по этому делу. Меня назначил лично его величество, и я отчитываюсь только перед лордом–канцлером! — Голос Майкла звучал на удивление властно, пока сам он стремительно шагал по коридору, приближаясь к ее клетке с каждым ударом сердца. — А теперь отоприте эту дверь, пока я не выломал и ее!

За стеной камеры раздалось нервное позвякивание ключей. Замок подался с громким лязгом, и, протестующие скрипнув ржавыми петлями, дверь в ее темницу распахнулась. Сквозь слезы, застилавшие ей глаза, Рене увидела своего золотоволосого гиганта. Пригнув голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, он бесстрашно перешагнул порог. Когда он выпрямился во весь рост, расправив плечи, его по–мужски красивое лицо исказил сложный вихрь чувств — ярость, беспокойство и облегчение оттого, что он обнаружил ее живой и невредимой. Глаза их встретились, и в его взгляде девушка прочла одну только нежность.

— Мартышка… — Майкл взял ее лицо в свои большие и мягкие ладони, смахивая кончиками пальцев катившиеся по щекам принцессы слезы. — С вами все в порядке?

Когда она кивнула, не в силах вымолвить ни слова, он сбросил с плеч свой плащ и закутал девушку в его тяжелые складки.

— Пойдемте отсюда. — Он покровительственным жестом обнял принцессу за плечи и повел к двери.

Снаружи стоял констебль Тауэра, покорный и смирный, как агнец, приготовленный на заклание, приведенный к рабской покорности силой воли всемогущего вампира, указавшего Рене путь к свободе. Сегодня ночью он не станет посылать им вслед вооруженных стражников или жаловаться кардиналу. В этом можно было не сомневаться.

Оказавшись на пристани Тауэра и вдохнув сырой ночной воздух, пахнувший рекой, Рене вдруг почувствовала, как уходит охватившее ее напряжение, а вместе с ним и силы. Колени у нее подогнулись, и она наверняка бы упала, если бы не Майкл.

Быстрым и плавным движением он подхватил ее на руки и перенес на ожидавшую у причала лодку. Он осторожно опустился на скамью, посадил ее себе на колени — она отчаянно вцепилась в его плечи, пряча лицо у него на груди, — и приказал лодочнику отчаливать.

Очутившись в коконе тепла и силы мужского тела, убаюканная легким покачиванием лодки, Рене вдруг осознала, что ее вновь обретенное убежище — в объятиях вампира, как ни странно это звучит, — отныне превратилось для нее в самое безопасное место на земле. Но кем же на самом деле оказался ее спаситель? Привлекательным и мужественным молодым человеком с благородным сердцем, которого она привыкла считать своим надежным союзником, или жутким монстром, надевшим чужую личину? Да и мог ли первый спасти ее без помощи второго?

Судорожно вздохнув, девушка постаралась отогнать эти тревожные мысли. На нее вдруг снизошло какое–то странное, доселе неведомое ей чувство; искушение столь соблазнительное и яркое, что оно захватило ее целиком, без остатка, сняв камень с души и разрушив все внутренние барьеры. Она прижалась щекой к его груди, глубоко вдыхая его запах, чувствуя, как внизу живота у нее пробуждается пока еще робкое и неуверенное желание. Губы ее осмелели, словно бы не подчиняясь своей хозяйке, и отправились в самостоятельное путешествие по его бархатной шее, лишь слегка касаясь ее. Ими управляла страсть, зарождавшаяся в ней сейчас, но давно уже ставшая спутником ее сновидений. И тут, то ли в ответ на ее беззвучный призыв, то ли по собственной воле, но его сильный подбородок дрогнул и склонился к ней. Губы их встретились на полпути, пробуя друг друга на вкус и лаская…

От его прикосновений Рене таяла и дрожала. Молодой человек не мог не заметить пожара, бушующего в крови у недавней пленницы. Для нее не существовало ничего, кроме него. А ей хотелось большего, намного большего…

Услышав подозрительное хихиканье лодочника, Майкл оторвался от губ девушки и поднял голову.

— Смотри за рекой! — грозно рявкнул он, так что перевозчик испуганно забормотал извинения. Майкл взял ее лицо в свои горячие ладони и склонился над ней. В его глазах бушевало желание, но не только. В них было что–то еще. — Рене…

— Нет. Не говорите ничего.

Она робко провела кончиками пальцев по его губам, подбородку, спустилась ниже. Он был так красив, что у нее защемило сердце. Рене запустила пальцы в роскошную гриву сверкающих золотом волос и притянула его голову к себе, вновь сливаясь с ним в поцелуе, пробуя его на вкус языком, исследуя его и наслаждаясь им. С каждым поцелуем их тянуло друг к другу всё сильнее, а языки пламени вспыхивали все ярче.

Рене горько застонала, протестуя, когда он оторвался от ее губ, а лодка стукнулась бортом о дворцовую пристань. Майкл оборвал их поцелуй, чтобы расплатиться с перевозчиком. Она осторожно обхватила руками его плечи, а потом удобно уткнулась носом ему в шею, пряча лицо.

Майкл негромко рассмеялся.

— Мы что же, позабыли ваши изящные маленькие ножки в Тауэре, миледи мартышка? В таком случае, позвольте мне принять на себя основную тяжесть этой простительной оплошности.

Она постаралась спрятать улыбку, вдыхая его головокружительный запах, а он легко подхватил ее на руки и перенес на пристань, как маленького котенка, уютно устроившегося у него на груди.

Дворец сверкал огнями факелов. Вслед Майклу, когда он невозмутимо шествовал по коридорам дворца со своей ношей, поворачивались любопытствующие головы, провожая его недоуменными взглядами, но Рене было наплевать, даже если придворные станут сплетничать о ней с посланниками, склонными к сочинительству и способными увековечить сей спектакль на потеху всем монархам Европы.

Адель по–старушечьи всплеснула руками и захлопала в ладоши, увидев на пороге свою любимицу.

— Ох, да благословит тебя Господь! — запричитала она, гладя Майкла по спине и подталкивая их в спальню. — Вы — ангел, настоящий ангел–хранитель!

Негромко хихикая, Рене решила, что камеристка непременно бы расцеловала Майкла, если бы не драгоценная ноша у него на руках.

В серебряных и золотых подсвечниках трепетали язычки целого легиона свечей. Кровать, застеленная синим с золотым бельем, была приготовлена на ночь. Посреди комнаты стояла деревянная лохань с благоухающей травяными настоями водой. Подле деревянной лавки скромно пристроился маленький столик, на котором красовалось большое бронзовое блюдо с засахаренными фруктами и сладкими пирожными, а рядом высился кувшин с яблочным бренди и пара украшенных драгоценными камнями кубков.

Майкл взглянул на Адель.

— Любезная служанка, ваши приготовления льстят мне и внушают ужас. Я даже боюсь представить, какой прием ожидал бы меня, если бы мне не удалось вернуть вашу принцессу в целости и сохранности.

— Вздор! — Старая камеристка небрежно отмахнулась от него. — Опускайте ее вот сюда.

Рене с изумлением вслушивалась в дикую смесь бретонского и ирландского диалектов, на которой по–приятельски изъяснялись два самых близких ей человека.

Майкл бережно усадил Рене на скамью перед камином, где нагревался огромный горшок с водой. Она не спешила разжимать руки, которыми обвила его за шею, и прошептала:

— Не оставляйте меня одну. Останьтесь.

— Я и не собирался уходить. — Молодой человек присел рядом с ней на скамью. — Адель, собери дорожный саквояж для своей госпожи и для себя. Возьми только самое необходимое. — Он повернулся к Рене. — Сегодня ночью вы покинете Англию.

— Что?! — Святые небеса, только этого ей сейчас и не хватало!

— Я отвезу вас в Дувр.

Рене, стараясь скрыть разочарование, во все глаза смотрела на него. Ей нужно было, чтобы он похитил Талисман для нее, причем именно сегодня ночью! Отчаянно пытаясь составить подходящий план, она поинтересовалась:

— А вы поедете со мной во Францию? В Англии вам теперь оставаться столь же небезопасно, как и мне. Вы спасли меня, но тем самым неразрывно связали свою судьбу с моей. Майкл, — девушка схватила его за руку, переплела его пальцы со своими и прижала их к груди, — кардинал придет в ярость, когда узнает, что вы наделали. Он сурово покарает вас.

Он поднес их сплетенные руки к губам и поцеловал ей кончики пальцев.

— Не стоит так волноваться за мое благополучие. Я как–нибудь переживу недовольство его высокопреосвященства. Ему нужна моя помощь, чтобы избавиться от врагов в ближайшем окружении короля. Если мои усилия принесут плоды, он посмотрит на мои художества сквозь пальцы. Оставьте все, кроме нескольких платьев и драгоценностей. И еще одно. Если вы занимались шпионажем, Рене, я настоятельно советую вам сжечь все свои записи. Не нужно зашивать никаких бумаг в подол, потому что, если он все–таки настигнет вас, меня может и не оказаться рядом.

Девушка решила подыграть ему.

— Вы действительно полагаете, что мы должны уехать немедленно? Нельзя ли немного подождать? Я насквозь пропахла тюремными запахами.

— Ничего не чувствую, кроме сладости и цветочных ароматов, но если вы настаиваете, моя сказочная фея, мы можем уехать после того, как Адель отскребет вас от грязи.

Майкл забросил ее ноги себе на колени, приподнял забрызганный грязью подол ее платья и бережно снял с ног девушки безвозвратно погибшие кожаные полусапожки кремового цвета. Его длинные пальцы сомкнулись у нее на лодыжках, словно примеряясь, как надеть на них кандалы, и начали бережно разминать ее ноющие и затекшие ступни.

— Вы и вправду хотите, чтобы я поехал с вами во Францию? — негромко спросил он, не отрывая взгляда от ее ног.

— Моя каравелла стоит в гавани Грейсенда. Нам хватит часа, чтобы добраться туда по реке. К утру мы уже будем в Ла–Манше. Поедемте со мной, Мишель. Вы покорите двор французского короля.

Когда он поднял на нее глаза, она прочла в них неутолимый голод.

— Я бы очень этого хотел… Я действительно хочу… но не могу. Пока еще не могу. Я должен сделать две вещи, прежде чем присоединюсь к вам во Франции, если вы и вправду пожелаете увидеть меня там.

Сердце Рене забилось. Наконец–то ей удалось добиться хоть чего–нибудь.

— И что же это за вещи?

— У вас ведь тоже есть заботы личного плана, разве не так? Например, вы шпионите для своего короля.

— Я ни для кого не шпионю! Пусть кардинал предъявит доказательства своего обвинения! — Девушка прекрасно знала, что Уолси скорее пожертвует своей правой рукой, нежели выставит на всеобщее обозрение Талисман. — Майкл, — она нежно коснулась его обветренной щеки, — вы ведь доверили мне одну свою тайну. Я имею в виду вашу болезнь. Разве не можете вы довериться и во всем остальном?

Метнув быстрый взгляд на камеристку, которая, что–то негромко напевая себе под нос, суетилась над раскрытыми сундуками и саквояжами, он осторожно поцеловал Рене в губы. Когда он поднял голову, перед внутренним взором принцессы уже поплыли чувственные фантазии, а внизу живота вспыхнул яркий огонь желания.

— Для начала я должен получить ответы на кое–какие вопросы, имеющие отношение к убийству и к моим личным делам. Кроме того, я намерен вернуть похищенную у меня собственность.

Рене задрожала от возбуждения и восторга.

— Я помогу вам вернуть утраченное! — выдохнула она, ласково перебирая пальцами золотистые завитки волос у него на затылке.

Внезапно Майкл рассмеялся, и Рене ошеломленно отметила, что ее окончательно покорила его жизненная силa и что она более не в силах противиться страсти.

— Любимая, вы — последний человек в Лондоне, кто может помочь мне в этом, — ответил он, в который уже раз с блеском уходя от прямого ответа. — Но я все равно благодарен вам за сочувствие.

— Почему это я не в состоянии помочь вам? Разве не вы признавали, что я — настоящая мастерица на разные трюки и увертки?

Майкл коротко рассмеялся.

— Я и впрямь говорил нечто подобное. Признаю, что вы действительно очень живая, проворная и ловкая особа, и мне хотелось бы поближе познакомиться со всеми вашими хитростями и секретами, от которых так и пышет жаром. — Двусмысленность его замечания не осталась незамеченной. — Однако же, помочь мне вы не можете по той простой причине, что моей собственностью завладел кардинал.

От неожиданности и нетерпения у принцессы перехватило дыхание.

— Разве вы не можете забрать ее нынче ночью?

— Вы предлагаете мне вломиться во дворец Йорк–плейс, когда я не имею понятия, где хранится моя собственность? Не думаю, что это мудрый совет. Кроме того, я говорил вам, что у меня есть еще и другие…

— …вопросы, на которые вы хотите получить ответы. — Да, здесь лучше действовать исподволь — вот только как? Ее несговорчивый вампир был твердо уверен в том, что сейчас не самое лучшее время для того, чтобы начать охоту за своим призом. — Я не уеду без вас. Завтра я испрошу аудиенции у королевы и скажу ей, что вверяю себя ее милосердию.

Майкл обдумал ее слова.

— Очень хорошо. Если вы хотите задержаться в Англии с благословения королевы, я буду защищать вас, но вы должны держаться рядом со мной…

Рене уронила голову ему на плечо и почувствовала, что падает, падает, падает в какие–то неведомые и восхитительные глубины… Перед ними словно из ниоткуда появилась Адель.

— Будьте хорошим мальчиком, помогите старой женщине управиться с этим горячим горшком!

Майкл с некоторой опаской взглянул на языки жаркого пламени, но хорошее воспитание не позволило ему отказать камеристке.

— Разумеется.

Встав на ноги, Рене смотрела, как он легко, словно пушинку, поднимает котел с кипящей водой и опрокидывает его в деревянную лохань. Покончив с этим, Майкл вернулся к принцессе и взял ее руки в свои. В его сверкающих глазах кипела мольба, смешанная с желанием.

— Мне подождать? — хриплым шепотом осведомился он.

Да хранят ее все святые! Рене очень хотела, чтобы он остался, и боялась, что именно так он и поступит. Господи, что же ей делать?

— Пора купаться! — провозгласила Адель. Она вытолкала Майкла за дверь, заперла ее на задвижку, после чего вернулась к Рене. — Безмозглая гусыня, — одними губами прошептала старая камеристка. — Он же сожрет вас живьем!

— Знаю.

Купание длилось целую вечность. Майкл мерил шагами коридор, пытаясь не обращать внимания на запахи и звуки, когда капли ароматического масла срывались с обнаженных рук и ног и с плеском падали в воду, но у него ничего не получалось. Перед внутренним взором его проплывали самые невероятные и разнузданные фантазии. Доселе еще ни одной женщине не удавалось настолько околдовать его, пленить и свести с ума.

Сколь бы соблазнительной ни казалась ему эта мысль, он не мог последовать за ней во Францию. Во всяком случае, только не сегодня ночью. В Лондоне у него оставалось слишком много дел: кольцо Тайрона, загадки его ночных кошмаров, преследующий его безымянный враг, клятва умирающему графу. Ему предстояло вернуться в публичный дом, чтобы разобраться в своих сновидениях и установить местонахождение Брайана и Кэри в момент смерти Анны, а после чего предстать перед кардиналом и постараться объяснить Уолси, с чего это ему вдруг вздумалось разыгрывать из себя сэра Ланселота.

Высокородная фея, принимающая ароматическую ванну за стеной, настолько близко подошла к тому, чтобы подарить ему свое тело, что он буквально ощущал его. Хотя ее взрывной характер не позволял Майклу надеяться на естественное завершение той сладостной пытки, которой она подвергла его в лодке на реке, молодой человек все равно остался у дверей принцессы, надеясь и боясь поверить своему счастью…

Когда за два часа до полуночи на башне пробил колокол, Адель распахнула дверь.

— Он еще здесь, — сообщила она своей госпоже и со страхом уставилась на Майкла прищуренными глазами. — Если вы причините ей вред, — продолжала старая ведьма, которой сейчас недоставало, пожалуй, лишь помела, — я отравлю вашу кровь, проткну насквозь ваше сердце, отрежу вам голову и сожгу на огне, а потом развею пепел по ветру.

Оторопев от неожиданности, он выслушал ее, не веря своим ушам.

— В самом деле? — В веселом изумлении, к которому, однако, примешивалась изрядная толика опасения, он по широкой дуге обогнул старую камеристку. — А я–то думал, что мы друзья, Адель. — Но сейчас тот факт, что он заговорил с ней по–гаэльски, не произвел на старуху должного впечатления. У дверей Майкл остановился, опустив глаза долу, и смущенно прошептал: — Как я могу причинить ей вред, если я люблю ее больше жизни?

— Ба! — недовольно фыркнула Адель, но сочувствие, промелькнувшее в ее глазах, странным образом противоречило зловещей усмешке.

В полутемной спальне, полной волнующих и соблазнительных ароматов, подобно острым лучикам звезд, мерцали огоньки свечей. Майкл обнаружил свою добычу на трехногой табуретке подле очага. Склонив голову к плечу, она сушила свои черные как смоль кудри. Щеки девушки порозовели, тело плотно облегал роскошный пеньюар из мягкой шелковистой ткани в рубчик, расшитый золотыми геральдическими лилиями, а снежно–белые оборки на подоле прикрывали ее изящные лодыжки. Огонь в камине полыхал столь же яростно, как и вожделение, бурлившее у него в крови. Сердце гулко стучало у Майкла в груди, но в остальном он был вполне готов к кавалерийской стремительной атаке на свою очаровательную фею. Какую бы оборонительную тактику она не избрала, он выстроил свои наступательные порядки и припас в рукаве козырную десятку.

Рене улыбнулась ему. Майкл закрыл за собой дверь и медленно подошел к ней.

— Как вы себя чувствуете? — Опустившись перед девушкой на колени, он бережно провел рукой по грациозному изгибу ее белоснежной шеи, лаская ее и полной грудью вдыхая исходящий от нее головокружительный цветочный аромат, представляя, как это хрупкое тело отдается его рукам.

Она замерла, ощутив его ласку, но не отшатнулась и не стала протестовать. Говоря откровенно, с ним она вела себя точно так же. Так что и он теперь имел на это право. Услуга за услугу, скажем так. Но когда он положил ей руку на затылок и притянул к себе, чтобы поцеловать, она взяла его лицо в ладони и шутливо поинтересовалась:

— Вы пришли требовать награды, bel homme[87]?

— А что, bel homme находится где–то посередине между petit ami и bel ami на французской шкале сердечных привязанностей?

— Ве1 homme означает «красивый, приятный мужчина», a petit ami — «близкий друг». Вы стали для меня и тем, и другим.

От волнения голос Майкла прозвучал хрипло.

— Я хочу стать для вас всем, Рене. — Она, не говоря ни слова, ввытащила из кармана распечатанное письмо и протянула ему. Молодой человек постарался скрыть охватившую его неуверенность веселой насмешкой. — Наш неутомимый писака никак не угомонится, верно?

— Оно пришло сегодня. Прочтите.

Невыразительный голос девушки не сулил ничего хорошего. Когда Майкл увидел большую печать короля Франции, в душе у него зашевелились дурные предчувствия. Развернув лист бумаги, он быстро прочел цветистые фразы. Юноша почувствовал себя так, словно ему нанесли неожиданный удар под ложечку. Подняв глаза от письма, он с недоумением уставился на принцессу.

— Но вы не можете выйти замуж за сына этого итальянского герцога.

— Почему?

Вот упрямая девчонка! Ока явно вознамерилась услышать от него то, что он и хотел, и боялся произнести.

— Потому что мы с вами, вы и я… — Голос его дрогнул и сорвался.

Рене смотрела на него с выражением невинного любопытства на лице.

— Что, Майкл?

Это она виновата в том, что ему нечем было дышать. Несколько дней общения с ней перевернули весь его внутренний мир. Он растерял все свои прежние убеждения. Если только он не ошибался, сейчас эта обманщица прибегла к некоей разновидности пытки и манипулирования им — но ради чего? Какую цель она преследовала? Майкл яростно скомкал письмо в кулаке и швырнул его в огонь.

— Неужели вы полагаете, что мне есть дело до того, совершали ли вы паломничества в чужие спальни или нет?

Внезапно принцесса вскочила на ноги и повернулась лицом к камину, глядя в огонь. Похоже, военная хитрость, к которой она прибегла, не удалась.

— Моя добродетель либо отсутствие таковой не является предметом обсуждения, приятным для всех заинтересованных сторон.

Майкл подошел к ней сзади и обнял за талию.

— Ваш король может выстроить в очередь всех принцев, которых только найдет на свете, от Индии до Эспаньолы[88], но от этого ничто не изменится. И знаете, почему? — Он почувствовал, как девушка вздрогнула. Майкл бережно коснулся губами мочки ее уха. — Потому что вы непременно полюбите меня, как я полюбил вас.

Девушка содрогнулась всем телом.

— Неужели вы всерьез полагаете, что я вольна распоряжаться своим будущим?

— Думаю, это вполне возможно. Посмотрите на свою подругу Мэри. Она вместе с Саффолком проложила для нас Великий шелковый путь. И все, что от нас требуется, — это плыть вперед, руководствуясь соединением их планет. — Он принялся осыпать невесомыми поцелуями щеку и шею девушки. — Вот вам, например, известно, что Луна движется быстрее всех прочих планет?

— А вам известна легенда об орле и голубке?

— Мне нравятся хорошие легенды. Расскажите.

Он полной грудью вдыхал ее запах. Очарование девушки совершенно обезоружило его. Еще никогда Майкл не чувствовал себя настолько околдованным. Он ощущал себя открытым и беспомощным.

— Жила–была на свете маленькая голубка, которую обманом держал в клетке злой ворон. Но однажды ей на помощь пришел огромный орел и освободил голубку из заточения. Он был добрым и великодушным. И она подумала, что орел испытывает к ней нежные и искренние чувства. Поэтому, голубка предложила ему лететь с ней через море к далекой земле, где они могли бы жить долго и счастливо. Но орел отказался; ему нужно было лишь уютное гнездышко на одну ночь.

— Голубка всего лишь неправильно поняла его. Орлу нужно было теплое и уютное гнездышко и на эту ночь, и на следующую, и на все ночи после. Но прежде чем улететь вместе с ней, он должен был расправиться со злым вороном.

— Майкл…

— Вы помните наше пари? — пробормотал он, уткнувшись носом в чудно пахнущие волосы девушки. — Пропустить — не значит отказаться. В общем, платить следует без напоминаний, вы согласны?

— Поэт так и не пожелал предстать передо мной.

— Быть может, он… Позвольте, я дочитаю вам балладу до конца?

Майкл улыбнулся, когда она резко обернулась к нему, глядя на него большими встревоженными глазами, в которых вспыхнула надежда. Молодой человек принялся негромко декламировать:

Да, слушайте меня, и я расскажу вам свою историю.

Я весь горю, поддавшись чарам:

Даже в аду нет жарче пламени,

Чем пламя любви, особенно

Когда тайный воздыхатель не осмеливается

Признаться во всем объекту своей страсти.

Слезы медленно потекли у девушки по щекам, и ее фиалковые глаза затуманились, когда она робко улыбнулась ему.

— Значит, это все–таки были вы.

— Да, это был я. — Он наклонил голову и коснулся губами ее сладких и свежих, как лепестки розы, губ.

Прекрасная сильфида растаяла в его объятиях.

— Я так хотела, чтобы вы оказались им, — тихонько выдохнула она в перерыве между поцелуями. — Я никогда не забуду вашей доброты. Я боялась, что меня навсегда запрут в этой зловонной тюрьме или… случится еще что–нибудь похуже. Вы — мой ангел–хранитель, мой защитник.

От такого признания сердце Майкла затрепетало. Он поцеловал Рене крепко и жадно. Ее шелковый язычок обжег его пламенем желания. Ее вкус кружил ему голову, заставляя забыть обо всем, совсем как горящие в бренди изюминки. Майкл не представлял себе, что сможет полюбить кого–либо, с такой силой и отчаянием. Он готов был тысячу раз умереть ради нее. Нет, он ни за что и никогда не отдаст ее какому–нибудь великому герцогу или выдающемуся художнику. Отныне она принадлежит ему и только ему.

— К чему тогда такой маскарад? К чему посылать мне прекрасные стихи о любви и насмехаться над их автором?

Как он мог объяснить ей? Вплоть до того момента, когда она поцеловала его на реке, в нем жили и боролись два человека: смешной мечтатель и циничный трус.

— Все влюбленные мужчины — трусливые еретики.

Рене со вздохом уронила голову ему на плечо, признавая поражение.

— Майкл…

Он принялся осторожно расстегивать перламутровые пуговки у нее на горле, а потом спустил с ее плеч пеньюар, под которым оказалась прозрачная сорочка, украшенная оборками. Его пальцы, подрагивая от желания поскорее доставить ей удовольствие и ощутить каждый очаровательный изгиб восхитительного тела девушки, бережно скользили по холмам и впадинкам, прикрытым тончайшей тканью. Майкл провел ладонью по ее mons veneris, а другую руку со священным трепетом положил ей на маленькую упругую грудь, увенчанную длинным соском, который требовал и умолял, чтобы его ласкали губами, целовали и покусывали. Он осторожно сжал его кончиками пальцев, а потом чуточку потянул и почувствовал, как у Рене перехватило дыхание.

— Вам нравится?

Дыхание девушки стало частым и затрудненным. Ее темные и длинные ресницы трепетали, как крылья бабочки; из–под них влажно и таинственно поблескивали фиалковые глаза.

Майкл застонал, чувствуя, как в ладонь легла ее грудь, тяжелая и безупречно округлая. Стараясь не испугать ее, он необычайно бережно коснулся ее соска, в то время как другая рука юноши скользнула в ложбинку меж ее бедер. Почувствовав, что ткань ее сорочки увлажнилась от его прикосновения, он вздрогнул всем телом, и отчаянное желание едва не вознесло его на вершину наслаждения. Жар, исходящий от тела девушки, и ее влага сводили его с ума, а запах ее желания кружил ему голову. Он больше не мог думать ни о чем. Она была готова принять его. Майкл даже застонал от муки.

— Скажите, что хотите меня, Рене. Потому что я хочу вас больше всего на свете.

Она тихонько вздохнула и откинула голову, выгибая шею и подставляя ее для поцелуев. Тело девушки вздрагивало у него в руках, но она отказывалась произнести слова, которые он так жаждал услышать.

Не смутившись, он совлек с нее сорочку, обнажив сверкающие белые плечи. Майкл застонал от возбуждения при виде того, как легчайшая прозрачная ткань повисла, зацепившись за напрягшиеся соски ее грудей. Это было самое волнующее, захватывающее и соблазнительное зрелище, которое он когда–либо видел в своей жизни. Его пальцы бережно освободили сорочку, и та в шорохе кружев упала к ее ногам.

Он со свистом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы, когда глазам его предстала восхитительная нагота ее тела. Сердце Майкла бешено заколотилось, после того как он коснулся пальцами темных зарослей, в которых скрывался бутон розы, и осторожно раздвинул складки влажных губ.

Рене вскрикнула, протестуя и одновременно наслаждаясь его прикосновением. Она испуганно перехватила его запястье и взглянула на него, смущенная и растерянная. В глазах у девушки страх боролся с желанием.

— Не надо. Это слишком интимно.

— Слишком интимно? Мартышка, мы же еще и не начинали.

Он отчаянно цеплялся за остатки самообладания, когда под кончиками его пальцев раскрылись шелковистые лепестки и запах женщины ударил ему в голову. Ее испуг удивил Майкла. Это была не та реакция, которой следовало ожидать от принцессы, прославившейся своим распутством даже при французском дворе. Что это, проявление целомудрия под давлением обстоятельств и приличий, или же ее первый любовный опыт в объятиях эгоиста оказался столь горек, что теперь она страшится продолжения?

— Ой! — прошептала Рене и сделала попытку отстраниться. — Майкл, я…

— Позвольте мне потрогать вас, — хрипло выдохнул он, запуская пальцы еще глубже и поглаживая гладкий и упругий венчик ее чувственного лона. Юноша игриво ласкал скользкие и влажные лепестки розы, ему хотелось зарыться в них лицом и жадно пить божественный нектар, утоляя жажду, подобно усталому путнику в жаркой пустыне. Все жилы в его теле напряглись и дрожали, как натянутая тетива. Его копье, сочащееся мужской силой в ставших вдруг тесными панталонах, реагировало на исходящие от девушки призывные токи, как на хриплый рев боевого рога, призывающий к оружию. — Умираю, так мне хочется попробовать вас. Я чувствую запах вашего возбуждения и то, как вы здесь восхитительно сочны и готовы для меня, моя роза. Я знаю, что должен сделать. Доверьтесь мне. Вам не будет больно. Обещаю.

— Анне вы этого не делали, — с какой–то детской обидой возразила Рене.

Майкл хрипло выдохнул. Должно быть, святой покровитель слишком страстных любовников услышал его безмолвную мольбу. Замечание девушки несколько умерило его пыл, позволяя ему восстановить хотя бы видимость самообладания и вспомнить о своем чувстве юмора.

— Если вы пытаетесь обезоружить мен, то делаете как раз то, что нужно.

— Вы хотели ее, — невыразительным голосом ответила Рене. — И не смейте отрицать этого.

Он с раздражением взглянул на нее. Но опасения девушки были ему вполне понятны, учитывая, что она собственными глазами видела, как он занимался любовью с другой женщиной.

— Вы хотите разобраться, как устроены мужской ум и самолюбие? В таком случае, готовьтесь к разочарованию, любовь моя. Чтобы привести наше копье в боевую готовность, требуется совсем немного — взгляд, прикосновение, улыбка, — но вот для того, чтобы гореть в лихорадке или, хуже того, томиться от любви, этого явно недостаточно.

— И в чем же заключается разница?

— Любовная лихорадка — это огонь вожделения в крови, а любовное томление — это мучительные платонические страдания. Все до единой стрелы Купидона, выпущенные вами, попали в цель. Они поразили меня в самое сердце. Я кажусь вам смешным? — Маленькая кокетка улыбалась. — В таком случае, я буду вести себя смелее. С тех пор как я увидел вас в подвале… — Он спохватился и умолк.

— Продолжайте же. Поразите меня своими откровениями. С тех пор как вы увидели меня… — И девушка одарила его пылким взглядом начинающей искусительницы.

— С того самого момента, как я впервые увидел вас, я не желал другой женщины, хотя и понимал, что у меня практически нет шансов завоевать вас, — признался он. — И находились ли вы вдалеке, вне моей досягаемости, или искушали меня своими колдовскими очами, я все время черпал в вас вдохновение.

— Вот как! — Рене поспешно облизнула губы, чтобы скрыть предательскую улыбку.

— А теперь, быть может, мы приступим к трудам любви? — пробормотал Майкл, приникая к ее губам долгим и чувственным поцелуем, стараясь успокоить девушку и преодолеть ее защиту.

Она вновь превратилась в ту страстную голубку, какой была на реке, извиваясь и вздыхая в его объятиях, бросая вызов его выдержке, призывая его сполна вкусить всех плотских радостей, таящихся в ее теле. Неожиданное везение и даже счастье, обрушившееся на него, поразило Майкла до глубины души. Принцесса крови, дочь короля, предназначенная в жены другому королю, снизошла в его объятия и стала его женщиной, которую он теперь мог любить и обожать. И юноша намеревался доставить ей неземное удовольствие, привязать ее к себе шелковыми путами, чтобы она больше никогда не ускользнула от него.

— Потрогайте меня, — промурлыкала сладкоголосая сирена.

Она доверчиво и уютно устроилась в его объятиях, и ее восхитительный язычок скользил и метался у него во рту. Он жадно привлек ее к себе, лаская одной рукой ее упругие груди и поглаживая напрягшиеся соски, а другой раскрывая нежные лепестки, черпая божественный нектар и исследуя истекающую соком потаенную пещеру.

Майкл все–таки сорвал восторженный стон с ее губ, прикоснувшись к чувствительному и набухшему бутону. Он начал поглаживать его медленными круговыми движениями, целеустремленно и старательно, отчего девушка сладко застонала и выгнулась в его объятиях. Майкл знал, что одними только ласками способен вознести ее на самую вершину наслаждения. Однако это не облегчило бы его собственных страданий.

— Скажите, что хотите меня. Я могу доставить вам такое удовольствие, что вы окажетесь на седьмом небе от счастья. Клянусь.

Рене же погрузилась в пучину сладких мучений; она стонала и вздрагивала в его руках.

— Это просто… это… — Ее задыхающийся голос выдавал волнение и возбуждение девушки. Она выгнулась дугой, подставляя свои груди его умелым пальцам, начала робко и неумело двигать тазом, чтобы и там он доставил ей удовольствие, и прижалась пухлыми ягодицами к его истекающим соком чреслам. Непрерывная сладостная дрожь сотрясала тело Рене, с губ слетали чувственные стоны наслаждения. — Я еще никогда… Я более не выдержу!

— Выдержите, и вам понравится. — Майкл неторопливо и старательно играл с ней, то отступая на мгновение, то вновь бросаясь в атаку, пустив в ход весь свой богатый арсенал и стараясь, чтобы она совершенно потеряла голову от неземных ощущений. — Чистый, благословенный огонь, — задыхаясь, шептал он на ухо Рене, ощущая, как в ней нарастает напряжение, требующее выхода. Молодой человек удвоил свои усилия, чтобы вознести ее на вершину удовольствия. — Пусть рябь станет сильнее и выбросит вас на берег.

— Майкл, умоляю, сжальтесь надо мной! — взмолилась девушка. Тело ее напряглось и забилось в конвульсиях.

Когда у нее подогнулись ноги, Майкл успел поддержать ее одной рукой за талию.

— Хотите продолжить?

— Да…

Голос у Рене обрел чувственную хрипотцу движения стали резкими и порывистыми. Ногти ее впились ему в предплечье; она держалась за него, как за якорь, стараясь устоять перед ураганом, набиравшим силу внутри нее. Большим пальцем лаская ее бутон Венеры, Майкл ввел два пальца в тугой пылающий туннель ее женственности.

Издав сдавленный крик, девушка забилась в его руках, как пламя костра на ветру, сжимая его пальцы своим лоном, увлажняя их и содрогаясь в конвульсиях. Экстаз продолжался бесконечно. Майкл пришел в неописуемый восторг. Венценосная недотрога испытала в его руках невиданное наслаждение.

Судорожно всхлипнув в последний раз, Рене обмякла. Казалось, последние силы оставили девушку. Майкл поднял ее на руки, перенес на огромную кровать и уложил на прохладные простыни и пышные атласные подушки.

Сам он был мокрым от пота, нижнее белье можно было выжимать, сердце яростно билось, а мужское достоинство напряглось до пределов возможного. Юноша с любовью и нежностью всматривался в ее спокойное и безмятежное лицо, любуясь прекрасным телом. Рене походила на маленькую богиню, совершенное творение природы, созданное для того, чтобы доставлять мужчинам удовольствие.

— Вы впервые достигли пика страсти, и я помог вам в этом.

Ресницы девушки затрепетали, и она широко распахнула глаза.

На щеках у нее выступил жаркий румянец. Она коротко кивнула, признавая его правоту.

— Вы получили лишь первое впечатление о том, что будет дальше. — Улыбнувшись, он поспешно принялся раздеваться. Приталенный жилет, камзол черного бархата, расшитый золотой нитью, и камлотовая сорочка полетели на пол. Рене не сводила с него глаз, скользя по его телу внимательным и оценивающим взором, и это доставляло ему нескрываемое удовольствие. Он взялся за шнурок на талии, готовясь развязать пояс своих панталон. — Только представьте: до сих пор мы плыли, держась берега. А теперь отправимся на глубину. И вот там можно встретить морское чудовище.

В глазах у Рене вдруг ожил страх. Она резко выпрямилась и села на постели.

— Какое чудовище? Кровожадное?

Майкл в душе проклял себя за тупость. Дурацкая похотливая метафора завела его слишком далеко.

— Успокойтесь. Я выразился иносказательно. Это была неудачная шутка, предназначенная для вас, чтобы вы вернули ее, приправив пикантными подробностями. — Предвкушая, как войдет в ее роскошное тело и растворится в нем, он стянул с себя панталоны и короткие штаны под ними.

— Вы очень красивы, — медленно проговорила девушка.

«Золотоволосый жеребец», — прозвучал у него в ушах чей–то шепот, раздавшийся из ниоткуда, но он знал, что голос принадлежал Рене.

— Что вы сказали? — Он коротко рассмеялся, заметив, что она не сводит глаз с его вздыбленного мужского достоинства. А оно, словно чувствуя на себе восторженный взгляд принцессы, еще больше увеличилось в размерах.

— Я… — Девушка залилась краской и подняла голову. — Я сказала, что вы очень красивы.

— Я имел в виду кое–что другое.

— Что именно?

«Пожалейте меня». Майкл так сильно жаждал услышать от нее признание в любви, что ум юноши услужливо подсовывал ему воображаемые фразы, как медяки, что щедрая рука бросает в кружку для сбора пожертвований.

Улыбаясь, Рене откинулась на подушки.

— Вы ждете особого приглашения?

Он застенчиво улыбнулся в ответ.

— Может быть.

— Пока будете ждать, у вас может вырасти седая борода. — Девушка потянулась за простыней и одеялом, чтобы прикрыть свою восхитительную наготу.

Майкл прыгнул на постель и успел схватить ее за руки прежде, чем она исчезла под покрывалом. Усевшись на нее верхом, он завел запястья Рене за голову и прижал их к кровати, а потом наклонился над ней, чтобы поцеловать.

— Вы — озорная и коварная ведьма, — пробормотал юноша, касаясь ее сладких губ. — Вы готовы сделать из меня пирата.

— Пирата? — Она соблазнительно выгнулась, провела своими потрясающими сосками по его груди, и ее язычок скользнул по его губам.

Майкл застонал, с болезненной остротой ощущая пылающее средоточие ее плоти у себя между ног. Его разгоряченный член упирался в снежно–белую мягкость ее живота, с нетерпением ожидая возможности погрузиться в ее жаркие, влажные, благоуханные глубины. Он готов был взять ее даже без полагающихся в таких случаях нежностей или хотя бы словесного приглашения. К счастью, Майкл знал несколько хитрых приемов, с помощью которых он мог добиться желаемого.

— Да–да, пирата, который занимается грабежом, разбоем и мародерством. И вы хотите, чтобы я стал им? — Перехватив ее запястья одной рукой и продолжая удерживать их над головой девушки, он улыбнулся и сомкнул губы вокруг одного из ее напряженных сосков.

Рене негромко вскрикнула от удовольствия и начала метаться под ним, а Майкл продолжал ласкать кончики ее грудей круговыми движениями губ. Он рассмеялся, когда Рене попыталась сбросить его с себя и в наказание принялся яростно целовать ее соски. Он ласкал ее полные великолепные груди и не мог насытиться, а она отреагировала на его уловки слабым стоном и выгнулась под ним дугой, подставляя его жадным и умелым губам прочие части своего роскошного тела.

Майклу хотелось, чтобы она трепетала и сгорала от желания, то есть испытывала все те восхитительные чувства, от которых сейчас страдал он сам. Он отпустил запястья Рене и скользнул ниже, не обращая внимания на ее протестующие стоны, на ее пальцы, которые она запустила ему в волосы, и осторожно раздвинул девушке колени. При виде ее жаркого лона, от которого исходил волнующий запах, у Майкла закружилась голова, и он едва не утратил последние остатки самообладания. Он провел руками по грациозному изгибу ее лодыжек и сомкнул пальцы у нее на щиколотках, изумляясь тому, какие они стройные и изящные. Осторожным движением согнув девушке ноги в коленях, он жадно втянул ее запах расширившимися ноздрями.

— Майкл, вы — испорченный, развратный и безнравственный сумасшедший! — Рене высвободила ноги и попыталась скрыть от его взора потаенные уголки своего тела, стиснув ему шею пышными бедрами.

Чувствуя, как гулко стучит в груди сердце, опьяненный ее головокружительным цветочным запахом, он поступил так, как поступил бы на его месте любой более–менее опытный мужчина — он приник губами к розовым лепесткам ее лона и лизнул их. Ее испуганный вскрик едва достиг его слуха сквозь густой туман ароматов и вкусовых ощущений, завладевших органами чувств юноши. Он погиб, растворился без остатка в волнующей прелести ее лона, глотая нектар ее наслаждения, чего никогда не позволял себе ни с одной женщиной в своей жизни. Майкл ощущал себя богом, пробуя на вкус ее сокровенные тайны. Ему отчаянно захотелось навсегда остаться здесь, в этой сокровищнице, подчинить ее себе, возвести вокруг несокрушимые стены и завладеть ею на законном основании.

Ее пальцы, лежавшие у него на волосах, разжались, и тело девушки постепенно обмякло и расслабилось, отвечая на ласкающие движения его языка. Рене задвигалась в чувственном ритме; наконец–то, ее никогда не знающий покоя ум отключился, и она сосредоточилась лишь на том, чтобы поскорее достичь кульминации сверкающего и искрящегося наслаждения, первый урок которого она получила в его руках всего несколько минут назад. И он дал ей все это, очарованный и покоренный ее свободолюбивой и живой натурой, ее остроумием и ее восхитительным телом, вдохновляющим его на подвиги, на поиски совершенства в искусстве любви. Юноша стал для нее якорем в урагане чувств, вознося ее на вершину блаженства.

Рене уже кричала во весь голос, выгибаясь дугой, и металась по постели, стремясь развести колени еще шире. Пальцы девушки судорожно сжимались и разжимались, запутавшись в золотистых кудрях ее умелого возлюбленного. Она уже готова была взлететь на гребень слепящей волны удовольствия. А ему казалось, что сам он вот–вот сойдет с ума. Каждое мгновение превращалось для Майкла в пытку. Чресла его пульсировали в нетерпении, заставляя его напряженный член вжиматься в постель. Ему больше ничего не хотелось, лишь лечь на нее сверху, придавить своим весом, ворваться в ее влажные глубины и раствориться в ней, но юноша стремился к своему Святому Граалю: ему нужна была ее беззаветная любовь, доверие и обожание, сегодня и во все последующие ночи…

«Ну же, Рене, пора! Давай!» — мысленно кричал он девушке.

С протяжным стоном Рене взмыла на гребне наслаждения и рассыпалась мелкой рябью удовлетворения. Ночь простерла над нею свои волшебные и мягкие крылья. Свечи, расставленные вокруг кровати, медленно гасли, рассыпая искры. Она стала Венерой, купающейся в чувственном безрассудстве своего свободного духа, пробужденная к жизни возлюбленным, чье изощренное искусство любви превратило ее в безвольную и искрящуюся игрушку. Закрыв глаза, девушка лежала совершенно неподвижно, наслаждаясь блаженством, охватившим ее тело, рокотавшим в ее ушах, словно негромкий прибой, разбивающийся о полночный берег ее сознания.

Горячая тяжесть, медленно наваливающаяся на нее, заставила Рене распахнуть глаза. Приподнявшись над ней на руках, Майкл устраивался меж ее бедер. Бирюзовые глаза молодого человека сверкали, он дышал тяжело и часто, в безупречных чертах его лица светилось ненасытное желание. На его загорелой коже выступил пот; мускулистое тело ее освободителя напряглось, стремясь унять напряжение, бурлившее у него в крови. Он был удивительно нежен и красив в своем яростном возбуждении. Она готова была раствориться в нем. Окружающий мир перестал для нее существовать.

— Возьми меня, — горячо взмолился он. Кончик его напряженного копья погрузился в сладкую расщелину ее плоти, но он все–таки сумел удержаться на самом краю. — Прими меня в себя, Рене…

Бесконечно тронутая отчаянной потребностью, которую она прочла у него на лице, девушка вдруг ощутила, как на нее вновь накатила жаркая волна восторженного предвкушения. Она обхватила его руками и ногами, лаская его широкие гладкие плечи, мускулистую спину, скользя руками по шее, и бедра ее задвигались в приглашающем ритме.

— Да, я хочу тебя, Майкл. Я хочу тебя.

С благодарным стоном Майкл одним движением вошел в нее. Девушка ожидала ощутить боль и неудобство, но когда он с восхитительной легкостью проник в нее сильным толчком, воспоминания о прошлом и страхи перед возможной несовместимостью растаяли в огненной реке чувств, поглотившей ее. С губ Майкла сорвался стон торжества, как будто его только что короновали и он стал верховным властелином ее маленькой страны. Он вышел и тут же вошел вновь, дразня девушку. А она встретила его яростную атаку с неожиданной благосклонностью, и тело ее подчинилось горячему и благословенному ритму его бедер. Ей нравилось то, что он делает. Но она хотела большего.

— А тебе это нравится! — Его голос был полон силы и уверенности. Майкл не сомневался в своих сверхъестественных способностях. — Я вижу это по твоим глазам. Они похожи на пурпурные драгоценные камни, и в них светится изумленное наслаждение.

Собирая все силы, подобно боевому рыцарскому коню, мчащемуся навстречу противнику в предвкушении неизбежной и такой сладостной схватки, он отдавал ей всего себя без остатка. Но она все равно хотела большего.

— Ты бесконечно поражаешь меня, — задыхаясь, призналась она.

— Шире, еще шире, — взмолился Майкл хриплым шепотом, как если бы его мучила нестерпимая боль. — Возьми меня всего. Пусти глубже. — Он просунул руки ей под спину и обхватил ее ягодицы, так что их покрытые потом тела слились воедино.

Рене послушно развела бедра в стороны и приподнялась ему навстречу, чтобы Майклу было удобнее, а потом вскрикнула, потрясенная его мощным вторжением, и провалилась в бездонную сияющую бездну. В нижней части живота у нее родилось пульсирующее ощущение жгучего удовольствия, которое нарастало и ширилось, пока девушку с головой не накрыла кипящая волна неземного блаженства.

Майкл застонал, чувствуя, как сладкий плен ее женственности начал сокращаться в такт его движениям, подаваясь и расступаясь, чтобы принять его целиком. Его мощные толчки, проникающие в самые сокровенные ее глубины, увлекли девушку в бурлящий водоворот огненного безумия, вознося еще выше, к точке наслаждения. Рене смотрела на него сквозь пелену исступленного счастья, держась за скользкие, покрытые потом плечи, пока он ровно и с силой входил в нее до упора. Его бирюзовые глаза смотрели на нее, обжигая пламенем страсти, подчиняя себе ее душу столь же неумолимо и безжалостно, как и ее тело. Он ласкал и соблазнял все укромные местечки ее женственной сущности, и его темная и загадочная власть окончательно покорила ее. Животное желание, написанное у него на лице, одновременно пугало и восхищало ее. И пока его любовь изливалась на нее, Рене краешком сознания думала о том, а не гремит ли внутри Майкла цепями кровожадный монстр с глазами, залитыми расплавленным серебром, грозя вырваться на свободу.

Но девушка не могла остаться равнодушной к уязвимости, которую она в нем чувствовала. Его отчаянное желание быть любимым больно ранило ее в самое сердце. Она погрузила пальцы в его густые волосы цвета спелой пшеницы, и вдруг они начали целоваться, отчаянно и безостановочно, как двое одержимых, ощущая поднимающуюся внутри у них вулканическую лаву извержения. Его восторженный крик облегчения слился с ее стоном подчинения, когда он отчаянно заработал бедрами, стараясь продлить ей удовольствие, и провалился в пульсирующие глубины ее тела.

Замедляя ритм, Майкл извергся в нее, громким стоном выражая торжество, и обмяк на ней, тяжелый и сильный, мокрый и горячий, задыхающийся от волнения. Когда душа ее, подобно звездной пыли, воспарила, а потом, кружась, медленно опустилась обратно, Рене с изумлением обнаружила, что крепко, до боли обнимает Майкла руками и ногами, словно боясь расстаться с ним и потерять его. Пораженная глубиной своих чувств, девушка тут же выпустила его из объятий.

Майкл встрепенулся и приподнялся на руках, чтобы взглянуть ей в лицо. В его глазах вспыхнула тревога.

— Моя мартышка, почему ты плачешь? Я сделал тебе больно?

— Нет.

Рене прижалась щекой к подушке и крепко зажмурилась, сдерживая непрошеные слезы. Она рассталась со своим целомудрием в ночь любви, которая началась со сверкающих обещаний, а закончилась тупой болью между ногами и разбитым сердцем. Но она все равно не выпускала из объятий бледное и слабое тело Рафаэля, отчаянно желая услышать слова любви и утешения, которые сгладили бы разочарование, а он, запинаясь, принялся просить у нее прощения за то, что владеет лишь кистью художника и не может подарить ей цветистые словесные признания. Рене знала, что Рафаэль любит ее, но главной его страстью оставалось искусство, тогда как для Майкла она стала холстом, на котором он рисовал картину своего преклонения перед ней. В одном взмахе его кисти ощущалось больше любви, чем в тех брызгах краски, которые доставались ей от Рафаэля.

Мягкие теплые губы коснулись ее щеки, осушая слезы.

— Должно быть, ты устала, моя мышка. Хочешь, чтобы я ушел?

Нет!

— Останься! — Руки девушки заскользили по его мускулистой спине.

Он по–прежнему не выходил из нее; кажется, это доставляло ему удовольствие, и он не намеревался ничего менять. Но он был очень тяжелым. Под ягодицами у нее сбились в ком простыни, больно врезаясь в тело. Рене пошевелилась под ним, стараясь устроиться поудобнее, как вдруг, к своему невероятному изумлению, она почувствовала, как его жезл вновь отвердел и напрягся внутри нее. Майкл заулыбался, как кот, дорвавшийся до сметаны, и вновь задвигался в ней, плавно входя и выходя из нее. Нижняя часть живота девушки затрепетала от вернувшегося восхитительного томления.

— Быть может, мне лучше остановиться? — пробормотал он. Молодой человек продолжал двигаться в ней, не сбиваясь с ритма и не прекращая целовать ее. — Это мне, пожалуй, следует удивляться и изумляться. Неземная красота, блаженство и божественное пламя… Вы покорили меня, миледи Айна[89], превратив в своего верного раба.

Рене закрыла глаза и подчинилась заданному им ритму, двигаясь в такт и положив руки ему на ягодицы. Она испытывала неземное блаженство, ощущая его внутри себя. Даже его дыхание возбуждало девушку. Рене чувствовала себя на седьмом небе от счастья, избавившись от повседневной суеты и тревог. Она словно оказалась в другом царстве, в котором магия и опасность переплелись воедино, образуя нечто третье, блаженно–спокойное.

Он посмотрел ей прямо в глаза, пока они двигались в едином плавном ритме, зачарованные и безумно счастливые.

— Тебе нравится то, что я делаю?

— То, что ты делаешь, мне очень нравится, bel ami. — Рене обхватило его лицо обеими руками. — Мой любимый.

— Я знаю, что означают эти слова. — Бирюзовые глаза озорно улыбались ей. — А теперь расскажи, как француженки называют своих мужей, отцов своих детей? — Он наклонил голову и вновь лизнул ей сосок.

Рене тихонько охнула. Нет, положительно он все сильнее и сильнее привязывал ее к себе. Господь свидетель, она, должно быть, попала под действие его неотразимого очарования. Вампир заговорил о том, чтобы разделить с ней ложе на всю оставшуюся жизнь и зачать детей, и ее тело, предавая свою хозяйку, вдруг вспыхнуло, как в огне. Его язык ласкал ее соски, отчего по жилам Рене растекались искры предвкушения, и между ног стало совсем мокро.

— Ты околдовала меня, — прошептал Майкл, и в голосе его звучало изумление. — Я готов доставлять тебе удовольствие всю ночь напролет, до самого утра. Честное слово! — И чтобы придать больше веса своим словам, он вдруг задвигался быстрее и быстрее, проникая в нее все глубже и глубже. У Рене перехватило дыхание, когда внизу живота у нее разгорелся настоящий костер наслаждения, разбрасывая горячие искры по всему телу, повергая ее в экстаз.

— Повернись, — попросил он, выходя из нее и приподнимаясь на руках. Девушка послушно перевернулась на живот, став распутной тенью неприступной красавицы принцессы, какой была еще совсем недавно. Между ногу нее сочилось и истекало влагой жаркое предвкушение очередной порции удовольствия.

Майкл погладил ее по ягодицам. Прикосновения его были восхитительными, теплыми и волнующими. Затем пальцы его скользнули во влажную и горячую расщелину. Он широко развел бедра девушки в стороны и лег сверху, придавив своим весом ее дрожащее от удовольствия тело. Его твердый член уткнулся ей во влажное лоно, а рука скользнула вниз, под живот, и принялась ласкать ее возбужденный бутон розы. Сгорая от желания, она легким стоном наслаждения встретила его мощное вторжение, приподнимаясь и опускаясь в такт его толчкам.

— Тебе нравится так? — Его голос задел потаенные струны в ее теле, ответившие глубоким гулом.

— Очень, — выдохнула она, судорожно стискивая подушку.

Ее тело реагировало на его движения, сжимаясь и расслабляясь вокруг его неутомимого копья, купаясь в волнах удовольствия, которое доставлял ей мерный ритм скольжения. Девушка уже со сладким содроганием предчувствовала взлет к вершинам экстатического блаженства. Она не могла думать более ни о чем, кроме нарастающего жара у себя между ног.

— Скажи мне, чего ты хочешь, любимая. — Его умелые пальцы нежно и бережно ласкали ее, доставляя удовольствие им обоим, в то время как он безостановочно входил и выходил из нее. — Быть может, мне постараться проникнуть еще глубже? Или сильнее?

— Да, да! — задыхаясь, выкрикнула она, остановившись невероятно близко от экстатического взрыва и в то же время находясь от него за много миль.

Майкл приподнял ее за талию и поставил на колени. Держа ее за бедра, он вновь ворвался в нее, яростный и неутомимый, утверждая свое несомненное превосходство над ней. Острое наслаждение буквально пронзило девушку, накрывая ее с головой и отрывая от земли. Она закричала в сладкой муке, содрогаясь в конвульсиях. И тут за первой волной последовала вторая, еще более стремительная и мощная. Это Майкл. Она чувствовала его. Тело Рене напряглось, превратившись в сжатую пружину… И ошеломляющая вспышка удовольствия настигла ее, когда он с негромким рычанием сдался, сбросив последние оковы самообладания, мощно и сильно входя в нее, полностью утратив ощущение реальности в сладком забытье освобождения.

Майкл, обессиленный, повалился на спину рядом с ней, грудь его тяжело вздымалась и опадала в такт его хриплому дыханию, а тело превратилось в сверкающую статую темного золота.

— Ты доставила мне незабываемое удовольствие, любовь моя. Такого со мной еще не было.

Лежа на животе и подогнув под себя руки, Рене улыбнулась ему в ответ. Она буквально трепетала перед ним. Вампир, которого ей предстояло обмануть и предать, раскрыл для нее свои объятия. Она придвинулась к Майклу поближе и положила голову ему на грудь. Святой Деодат! Только вчера у него в груди красовалась ужасная дыра, из которой хлестала кровь. А сейчас на гладкой и чистой коже не осталось и следа от раны. Девушка провела по этому месту кончиками пальцев.

— И давно ты страдаешь… от этой болезни?

— Не очень. Всего несколько недель. Поначалу, в первую неделю, меня преследовали мучительные боли, но потом все прошло.

— А жидкость, которую ты пьешь из стеклянных бутылочек? Она поддерживает в тебе силы?

— «Драконья кровь» отгоняет от меня болезнь.

Неужели он полагает, что она поверит в это?

— Открывший источник жизни обязан поделиться своим знанием со всем миром. — Почему она все время поддразнивает его, вызывая на откровенность? Некоторые вещи лучше оставить недосказанными.

— Это колдовское снадобье, — Майкл буквально выплюнул эти слова, словно они жгли ему язык, — это вовсе не источник жизни, а петля у меня на шее. Каждую ночь, перед самым рассветом, я просыпаюсь в лихорадке, мучимый ужасной жаждой.

— Тебя ранили в полдень.

— Лечебные свойства снадобья помогают исцелять раны.

— В самом деле? Как интересно. А что еще оно делает?

— Думаю, оно удваивает мои силы. Есть и еще кое–что. Например, теперь я могу прыгать на большие расстояния.

Удваивает! Обычный вампир обладает силой десяти взрослых мужчин. Его неведение изумляло принцессу и повергало ее в недоумение.

— Наверное, ты и слышать стал лучше? И улавливать запахи тоже? А как насчет зрения?

— В самую точку. Я слышу все. Я улавливаю все запахи до единого. Но, должен тебе заметить, это такая головная боль! — Майкл глубоко вздохнул, явно раздосадованный. — А как ты догадалась?

— Адель объяснила мне кое–что. Она… знахарка. Ведунья. А как ты заразился… этой болезнью?

— Ирландский колдун, который дал мне это снадобье, клянется, что я каким–то образом проглотил дурную кровь. Не спрашивай меня, как это случилось, потому что я и сам блуждаю в потемках.

Неужели он говорит правду?

— Ты говорил, что не опасен. Но заразить других ты можешь?

— Заразна моя кровь, вот почему я не позволил тебе дотронуться до себя в палатке, когда истекал кровью. Тебе ни в коем случае нельзя прикасаться к моей крови или ранам.

Завуалированное обещание не превратить ее в такого же монстра, как и он сам, несколько рассеяло главные опасения Рене. Она позволила себе расслабиться и успокоиться. Ее рука по–прежнему лежала у него на груди, кончики пальцев девушки, как бабочки, порхали по его коже, гладя его соски и скользя по впечатляющим квадратам мускулов на животе. Ее золотой жеребец из сказочных легенд.

— Да ты весь горишь.

— Так бывает всегда. Еще один проклятый подарок лихорадки. Кроме того, в твоей комнате и без того жарко, как в аду, а заниматься с тобой любовью — все равно, что прыгнуть в жерло вулкана.

Кипа из восьми шерстяных матрасов прогнулась и подпрыгнула, когда Майкл встал с постели. Рене смотрела, как он идет в дальний конец комнаты. Прекрасно сознавая красоту своего мускулистого загорелого тела, он даже не пытался изобразить смущение и, подойдя к окну, распахнул настежь ромбовидные створки, впуская в спальню порыв холодного воздуха.

Вся дрожа, девушка забилась под одеяло.

— Разве тебе не холодно? — поинтересовалась она у его спины, словно вырубленной резцом скульптора.

Насмешливо улыбнувшись, Майкл закрыл створки и привалился спиной к окну. Его хорошее настроение улетучилось в мгновение ока.

— Я не всегда был похож на жареного поросенка.

Его игривое настроение сменилось отчаянием, как у всякого, кто не знает, во что он превратился… Внезапно на принцессу снизошло озарение. Она принялась перебирать в памяти все нюансы их недавней беседы. Неужели это возможно?

— Ты не возражаешь, если я воспользуюсь оставшейся после тебя водой?

— Она же уже остыла, — рассеянно ответила девушка. — Кроме того, в ней плавает тюремная грязь.

— Мне нравится холодная вода, да и против грязи, если она твоя, я ничего не имею.

Когда он опустился в лохань, девушка изумилась тому, что допускает подобное в своем присутствии. Мысль о том, что другой мужчина мог бы на ее глазах плескаться в оставшейся после нее воде, да еще в ее собственной спальне, вызвала у нее непритворное отвращение. А вот Майкл вел себя так, словно в этом не было ничего необычного. Не исключено, что всему виной было грешное удовольствие, которое он доставил ей и от которого все еще сладко ныло ее тело.

Да, эта ночь стала для принцессы настоящим откровением.

Сколь бы невероятным это ни казалось, Рене заподозрила, что ее любовник понятия не имеет о том, что он — вампир. Тот, кто превратил его в монстра, не сказал ему ни слова правды, преподнеся взамен дикую смесь сказок и лжи. В противном случае она имела дело с таким ловким притворщиком, что вместо аплодисментов он заслуживал сожжения на костре. Но даже если предположить, что она права, для чего лорд Геспер[90] отправил его за Талисманом, не открыв Майклу всей правды о нем? Может ли быть так, что он, подобно ей самой, стал всего лишь пешкой в чужой игре? Внезапно Рене осознала, какой властью над ним обладает. Влюбленный в нее вампир, которому ничего не известно о своем происхождении и способностях, — какие возможности открываются перед ней! Разумеется, ей придется быть с ним очень нежной и осторожной. Один неверный шаг, и чудовище набросится на нее. Забыть о том, что он вампир, и обращаться с ним как с Майклом, с мужчиной, которого она полюбила, — это все равно что держать волка за уши.

Над краем лохани появилось улыбающееся лицо Майкла.

— Райское наслаждение!

— И как же ты собираешься отобрать свою собственность у кардинала?

— Понятия не имею.

— Ты знаешь, где именно он… хранит то, что взял у тебя?

— Нет. — Майкл выпрямился во весь рост, расплескивая воду, которая сверкающими ручьями хлынула по его бронзовому от загара телу.

При виде потрясающей мужской наготы, залитой мерцающим светом свечей, Рене лишилась дара речи, и все мысли напрочь вылетели у нее из головы. Он был великолепен, опасен и красив, настоящий бронзовый архангел. Она влюбилась в него без памяти — во влюбленного поэта, интригана, бесстрашного воина и вампира. Столько граней и оттенков в одном человеке, и все равно он во многом оставался для нее загадкой…

Тряхнув головой, он пригладил волосы, собирая воду ладонями, и вперил в нее лучистый взгляд, ожидая увидеть на ее лице одобрение. Улыбка его вдруг стала озорной, непристойной и хищной. Он был готов заниматься любовью — снова! — и не пытался скрыть свое возбуждение. Рене встала с постели, чтобы подать ему чистое льняное полотенце. Он перешагнул край лохани и остановился, возвышаясь над ней. В глазах у него засверкал вызов.

— Вытри меня, — хрипло попросил он.

Самолюбие Майкла было польщено — высокородная принцесса королевского дома Франции искренне наслаждалась его телом. Однако дни, когда ее капитуляция заставила бы его гордиться собой и хвастливо подкручивать воображаемые усы, давно миновали. Пытаясь соблазнить ее тело, он отдал ей свое сердце, и теперь, став пленником ее красоты, он вознамерился завоевать ее любовь. Но для этого следовало прибегнуть к более тонким и изощренным способам.

Главная трудность состояла в том, что он ощущал себя… недостойным. Она была идеальной женщиной, к тому же принцессой с царственной осанкой. Ее черные как смоль волосы ниспадали до пышных бедер, ее упругие грудки соблазнительно покачивались, пленяя его взор, а в ее фиалковых глазах отражался королевский пурпур. Господи помилуй, Рене оставалась дочерью покойного короля Франции! А он… Ему так и не удалось смыть с себя запах «рыбных садков», публичного дома неподалеку от пристани. Он даже не смог прогнать из памяти кошмарные видения, докучавшие ему по ночам. Кроме того, он был болен. Так что ей лучше держаться от него подальше, как от проклятой деревушки, жители которой заразились чумой.

Следовало признать, впрочем, что самоотречение, равно как и самоуничижение, были ему несвойственны. Она жаждал ее настолько сильно, что это желание затмевало все остальное. Чего бы она ни потребовала от него, Майкл был готов для нее на все.

Он смотрел, как она тщательно вытирает льняной тканью каждую каплю воды, сверкавшую на его теле, лаская его и восторгаясь им настолько искренне и явно, что он вновь ощутил в себе огонь желания. Она присела передним на корточки, чтобы вытереть ему бедра, и ее влажные губы оказались на одном уровне с его напряженным и готовым к бою копьем. Темные пушистые ресницы застенчиво затрепетали, когда она с любопытством принялась разглядывать его мужское достоинство. Гром и молния! Если она сейчас возьмет его в рот, он лишится последних остатков самообладания и девушка вновь окажется в постели, лежа на спине с раздвинутыми ногами. А он взгромоздится на нее, как дикий жеребец, и станет насиловать ее, позабыв обо всем на свете, кроме собственной ослепляющей страсти, включая и удовольствие для нее.

— Не надо… — хрипло прошептал он, в то время как его возбужденное тело говорило об обратном.

— «Не надо» что? — полюбопытствовала заинтригованная колдунья, и ее легкое дыхание ласкало его мужское достоинство невесомыми прикосновениями.

С той же сводящей с ума тщательностью она поднесла полотенце к его гениталиям, обернула вокруг его копья и сжала ладошку в кулачок, словно намереваясь отжать воду. Майкл почувствовал, как его буквально пронзила молния острого наслаждения, и содрогнулся всем телом. Собрав остатки самообладания, он схватил ее за руки и рывком поставил на ноги.

— Нет, Рене, пожалуйста… Если ты начнешь дразнить меня, я могу…

— Что? — Она склонила голову к плечу, с насмешкой глядя на него.

Его принцесса отбросила природную застенчивость, пристрастившись к постельным играм. Это его порадовало, как и собственная способность к восстановлению, которую он объяснял исключительно воздействием Рене. К сожалению, сегодня ночью ему еще предстояло вернуться в публичный дом, поэтому он хотел, чтобы она запомнила последние мгновения, которые они проведут вместе. Он взял ее за руку и подвел к кровати.

Они молча легли на постель лицом друг к другу.

— Который час? — наконец спросила девушка.

— Это имеет какое–либо значение?

— Ты останешься со мной на ночь?

Он мог бы гордиться собой, если бы не подозревал, что она боится кардинала.

— Я бы очень этого хотел, но у меня еще остались дела в Саутворке, связанные с расследованием. Не волнуйся, нынче ночью за тобой никто не придет. Здесь ты в полной безопасности.

— Тебе нужно уходить прямо сейчас? — В изломе ее бровей, сошедшихся на переносице, отразилась легкая обида. Она не желала, чтобы он покидал ее. Ее руки вновь принялись гладить, ласкать и изучать его тело, невесомые, как тополиный пух. — Ты снова хочешь меня.

— Рене, если бы меня не ждали неотложные дела, тебе пришлось бы пинками выгонять меня из своей постели.

Майкл обратил внимание на шелковый шнур, которым балдахин крепился к столбику кровати. В голову ему тут же пришла забавная мысль. Юноша потянул за шнур, балдахин опустился, и он привлек девушку к себе. Переплетя пальцы ее правой руки со своими, он ловко обмотал шнуром их запястья.

Рене уютно устроилась в его объятиях, с надеждой глядя на него.

— Что ты делаешь?

— Заключаю помолвку. Это древний кельтский обычай. Каждый год в первый день августа ирландцы торжественно отмечают начало сбора урожая и созревание первых фруктов. Со всей округи на ярмарку съезжаются семьи, и там проводятся скачки, устраиваются всякие игрища и представления, а в последний день праздника влюбленные юноши и девушки могут обручиться, связав запястья яркой лентой. Это происходит на торжественной церемонии, в присутствии барда, и они клянутся любить друг друга ровно двенадцать месяцев и один день, до следующего Лугнасада[91]. После церемонии они начинают жить вместе.

— Год и один день? — Рене заглянула Майклу в глаза. — А потом? Расстаются?

— Только если хотят. Они могут продлить свои клятвы еще на двенадцать месяцев и один день, или на всю жизнь, или даже попросить священника благословить их союз. Хотя, откровенно говоря, церковь уже давно перестала осуждать старинный обычай и признает клятву верности даже без этой процедуры.

— Что? Значит, это приравнивается к бракосочетанию?

— Не приравнивается, — мягко поправил он девушку. — Это и есть самое настоящее бракосочетание. Для того чтобы оно считалось действительным, не требуются даже свидетели.

— Майкл! — Рене с негодованием уставилась на их связанные запястья. — Что ты наделал?

Он улыбнулся, смущенно и глуповато.

— Я обвенчал нас на год и один день. Должен ли я теперь произнести вслух брачный обет? Я, Майкл Деверо, беру тебя, Рене де Валуа, в жены и клянусь хранить тебе верность…

Его правая рука болезненно дернулась, когда Рене прижала ладонь к его губам, заставляя молодого человека умолкнуть.

— Ни одного слова более, негодяй. А теперь развяжи нас.

— Ты отказываешься выйти за меня замуж в нашу первую брачную ночь? — не веря своим ушам, Майкл изумленно уставился на нее, а потом расхохотался, когда она вцепилась в шелковый узел ногтями и зубами. — Не старайся разъединить нас, а mhuirnin. Кроме того, уже поздно. Мы с тобой обручены на двенадцать месяцев и один день.

Рене отчаянно забилась, как птичка, попавшая в силки охотника.

— Ты никогда не сможешь доказать этого! И я не приносила брачного обета!

— Успокойся, моя дорогая ведьма. — Прижав ее руку к груди, он повернулся к ней и уткнулся девушке носом в шею, пока она отчаянно старалась распутать шелковый узел. Тени из углов подкрадывались к ним все ближе, окружая их непроницаемым пологом, по мере того как восковые свечи с шипением и треском гасли одна задругой. — Можешь не волноваться, мартышка. Подобное обручение, совершенное без свидетелей, доказать очень и очень трудно… хотя и возможно. — Он положил левую руку ей на живот и принялся медленно поглаживать его, раздумывая, а не зачали ли они ребенка сегодня ночью.

— Ооох! Ты… ты — дьявол! — Девушка потянула за оба конца шелкового шнура, но лишь сильнее затянула его. — Мне нужен кинжал. Дай мне его, ведь он наверняка у тебя есть!

— О нет! — Майкл рассмеялся. — Не думаю, что рискну доверить тебе оружие в такой момент. Кто тебя знает, вдруг ты решишь превратиться в пчелу и ужалишь меня.

— Но ведь потом я умру… Пчела жалит всего один раз, ценой своей жизни. — С невыразимой тоской Рене уставилась на шелковый шнур, связывающий их запястья. — Это правда? Ты меня не обманываешь? Мы поженились?

— Только если ты этого хочешь. Я никогда бы не осмелился навязываться тебе.

Он буквально ощутил, как она обдумывает его слова.

— Предположим, мы оба этого хотим. И что же, этого узла будет достаточно?

— В идеале — да. Но ведь в твоих жилах течет голубая кровь, любовь моя, и твой король может обратиться к Папе с требованием, чтобы тот объявил наш союз греховным, а значит, недействительным.

— А ты… — Девушка неуверенно рассмеялась. — Майкл, ты хочешь сказать, что готов жениться на мне?

— Похоже, ты не настолько умна, как кажешься. Да, моя любимая интриганка. — Он потерся носом о ее щеку. — Я хочу жениться тебе, чтобы потом уже никогда не вылезать из постели. Ты сводишь меня с ума. Ты согласна взять меня в мужья?

— Ты же не доверяешь мне.

— Не доверяю тебе! Что ты имеешь в виду? Я доверил тебе свое сердце, свою злополучную и страшную тайну…

— Но ты не доверил мне свои прочие тайны! Ты скользкий и увертливый, ты вечно изъясняешься двусмысленно…

— Скользкий, мадам? — Он сунул пальцы ей между ног. Она была мягкой и влажной, как он и предполагал. Чего ей никогда не удастся скрыть от него, так это запаха своего желания. Впрочем, как и своего негодования из–за того, что он опять увильнул от ответа.

— Майкл, твои слова лишь доказывают мою правоту.

— Каким же это образом, хотел бы я знать? Я всего лишь выполняю твое пожелание, как хорошо вышколенный слуга. Позвольте доставить вам удовольствие в последний раз, миледи, и я обещаю, что завтра признаюсь вам во всем.

Когда он ввел в нее палец, она приподняла ягодицы и потерлась животом о его торчащее копье. Ответом на его ласку стали короткие, придушенные всхлипы удовольствия. Рене оказалась страстной и пылкой кошечкой. Продолжая терпеливо ласкать ее, Майкл почувствовал, как она сжала его палец, готовая к вторжению. Но он оттягивал это мгновение до тех пор, пока она не стала задыхаться и умолять взять ее. Он накрыл ее грудь ладонью, нежно придавливая и вытягивая сосок, а его напряженный член коснулся скользких и упругих губ ее лона, ища вход. Волна страсти накрыла Майкла с головой.

Первое неглубокое проникновение доставило ему несказанное удовольствие. Он уткнулся носом в ее шелковистую шею, где запах девушки был настолько сладким, что у него потекли слюнки. Осторожным толчком он вошел в нее чуточку глубже.

— Еще, пожалуйста. Ты мне нужен.

Рене без устали отвечала на его ласки. Она накрыла его руку, лежавшую на ее груди, своей ладонью и негромко застонала. Уступая ее мольбам, он медленно и бережно скользнул в нее. Майкл был вознагражден таким извержением горячих соков, что мог продвинуться еще глубже, не отрывая губ от восхитительной шейки и нежно покусывая ее. Сердце у него забилось чаще. Он вдруг покрылся потом, и его затрясло. Майкл бережно лизнул артерию у нее на шее — средоточие жизненной силы. От ее головокружительного аромата у него вдруг заныли зубы, а глаза вспыхнули жгучим огнем.

Девушка металась под ним в тисках страсти, и ее кровь сильно и ровно пульсировала в артерии. Он чувствовал, как кровь струится по ее телу и зовет его. Он хотел попробовать ее на вкус. И вдруг какой–то иррациональный, противоестественный страх охватил его. В горле у него пересохло.

— Майкл? — Рене откинула голову назад, чтобы взглянуть ему в лицо, и закричала от ужаса.