У меня в жизни хорошего было немного, а уж по-настоящему моим вообще ничего назвать не могу — одежду обычно донашивал старших братьев, обувь тоже. Оружие — меч или кинжал они мне давали свои, когда приходилось сражаться на плацу с каким-нибудь новобранцем для тренировки.
Этот оберег, который мне дала повитуха, стал первой вещью, которая принадлежала мне, а если еще учитывать что он от моей матери, которую я никогда не видел, то ценность его вырастает в тысячи раз. Никому его не отдам!
Я хмуро взглянул на женщину. Разговор у нас продолжался уже довольно долго, все уже было сказано, осталось немного. У меня слезы пробивались изнутри, я их едва сдерживал. Мне было жалко себя и мать, умирающую оттого, что роды принимала неумелая девчонка, она и убила своей неумелостью, а не я, но только сказать этого сейчас не мог, повитуха уже ответила перед богом, семнадцать лет страха — это очень много.
— И чем все закончилось?
— Твой отец пил несколько дней, а ты лежал и умирал. Кормить и заботиться о тебе было некому, но тебе повезло, что одна из твоих сестер узнала о только что родившей женщине, которая жила на соседней улице. Если честно, то ей моя мать рассказала, жалко тебя стало.
— Жалко?
— Жалко и страшно. Она подумала, что твоя мать обладала магией, а такие просто не умирают, души их на небо не уходят, а здесь остаются и наблюдают. Особенно души матерей, они о своих детях даже после смерти беспокоятся. Вот она об этом подумала и решила, что мне твоя мать не простит, если ты умрешь.
— Как она о моей кормилице узнала?
— Она у нее роды принимала. Эта женщина была простой, хоть работала в богатых домах служанкой. Мужа у нее не было, а ребенок вот родился, наверно согрешила с кем-то из богатеев, такое часто бывает. Она тоже странной была, выла по-волчьи от боли, когда рожала.
— Выла?
— Многие женщины кричат от боли, орут по-разному, кто на что способен, иногда от такого крика с ума можно сойти. Эта выла, такое тоже бывает, хоть и редко. В этих родах была еще одна странность. Ребенок родился с ног до головы покрытый густой шерстью, как звереныш, а женщина потребовала дитя и его вылизала вместо того, чтобы вымыть.
— Вылизала?
— Правда, странно? Но так было. Самое главное, у нее были две большие крепкие груди, в которых молока хватило бы на четверых. Когда моя мать их увидела, то сразу вспомнила о тебе и передала твоей сестре через соседей, тем самым спасая твою жизнь, а может и мою.
— Спасибо, но если честно, то благодарности почему-то не испытываю. Жизнь у меня не столь хороша, чтобы радоваться, и никогда не была такой. С детства меня обвиняли в том, что именно я убил свою мать.
— Прости, если можешь, — повитуха снова выпила своего отвара и тихо взвыла от горя, но тут же остановилась, увидев мой предостерегающий взгляд. Мне и без ее воплей было тяжело, итак боролся с собой, чтобы ее не убить, хоть особой ненависти ней не испытывал. — Моя мать это сделала, что от меня беду отвести, так что ты ей ничего не должен и мне тоже. — Женщина тяжело вздохнула, допила травяной настой. — А теперь уходи, я тебе больше ничего не должна. Если считаешь виноватой, убей.
— Не в этот раз… — я встал, уже приняв решение, хоть и далось оно мне не просто. — Ты дала мне возможность выжить, я плачу тебе тем же. Живи, хоть в этом нет ничего хорошего ни для тебя ни для меня…
— Как знать, как знать… — повитуха покачала головой. — Я многое повидала и знаю, кто как рождается, так у того и жизнь будет. Ты появился в борьбе, значит, вся твоя жизнь будет такой. Но в этом я не виновата. Такова твоя судьба.
Права была эта женщина. Это я сразу понял. Родился, убив, и умру, убивая. Пусть невольно, пусть не желая. Не вольны мы выбирать свой путь, он уже сложен до нас, хоть и не полностью, изменить можно, но начало пути уже отмеряно. Борьба тоже будет — уже началась.
Я шел, думая о своем молочном брате, о том, кто, как она сказала, появился волосатым. Его звали Денисом. И он никогда не был волосатым. Выглядел таким же, как все. Может и родился так, но должно быть все волосы потом выпали. Хотя, если вспомнить первые дни своей жизни, то когда сосал материнскую грудь, рядом со мной также чавкал какой-то волосатый, теплый комочек.
Но это я мог и придумать. Никто не может похвалиться, что помнит всю свою жизнь с рождения до смерти, так мы устроены, и хорошо, что так.
Для меня Денис был настоящим братом, я любил его и защищал от мелкоты на улице, когда они к нему приставали, потому что он был хрупким и каким-то неуклюжим. Да и к матери молочной относился с обожанием.
Наверно потому, что своей мамы у меня не было, а эта простая женщина делила поровну свою ласку между мной и Денисом, никому из нас не отдавая предпочтения.
Правда, однажды она меня укусила и очень сильно. Но это было от любви. Я понимал это. Следы от зубов долго не заживали, так и остался шрам на спине в конце концов, но я был слишком мал, чтобы возмутиться, хоть и долго плакал, а всех остальных это не интересовало.
Отец мне смерть матери так и не простил, долгое время меня словно не замечал, отдав на воспитание моим братьям и сестрам. Они старались, как могли, хоть и были ненамного больше меня.
Ксения старше всего на восемь лет, Кристина на семь, а братья-близнецы на пять.
До сих пор не понимаю, почему отец так со мной обошелся, я ему не мешал, дома старался не попадаться на глаза, ел последним, работал по дому больше всех. И очень хотел, чтобы он меня похвалил хотя бы раз, но кроме ругани в свой адрес никогда от него ничего не слышал. Наверное, в этом имелась своя правда. Я с детства знал, что не похож на своих родных. Выродок… а еще убийца родной матери!
Вот я шел от этой женщины и думал о том, а что было бы если отцу удалось бы найти хорошую повитуху, а не эту? Как бы отец относился ко мне? Или это было предопределено? Как сказала бабка — судьба?
Так или иначе этот разговор стал началом многих событий, которые изменили мою жизнь. Это тогда я думал, что мне плохо, но только через неделю решил, что жил как раз замечательно. Обстоятельства превратили мое существование в такое жуткое дерьмо, которое раньше даже представить не мог. Моя судьба решила, что пора меня вернуть на мой тернистый путь.
Все началось с того, что отец выгнал меня из дома.
Как я говорил, за мной братья установили слежку, и все-таки выследили мое место для свиданий. Я почувствовал, за мной кто-то наблюдает, прилюдно мне заниматься любовью не хотелось, поэтому проводил девушку до дома и вернулся обратно в парк, чтобы выяснить, кто же это желает мне добра. В парке легко спрятаться, прыгнул в кусты и затих, а протоптанная аллея перед тобой. Любой, кто за тобой пойдет, как на ладони. Жаль только, что парк не освещается, но зато над городом висела огромная луна, как круглый фонарь в полнеба.
Но чем ярче свет, тем темнее тени — так любил говаривать один мой знакомый вор.
Это он рассказывал мне как раз перед тем, как стражники собирались вздернуть того на виселице. Страха этот человек не испытывал, смерть была частью его профессии, и он к ней привык.
Под кустом было темно, я услышал шаги, и приглядевшись, увидел, как прошел мимо меня незнакомый мне человек. Это стало для меня неожиданностью, потому что сам-то уже твердо уверовал, что за мной следит кто-то из моих братьев.
Впрочем, они могли кого-то и нанять. Действительно, зачем им бить ноги в темноте улиц, если можно поймать какого-нибудь мелкого воришку за работой и заставить отрабатывать свой грех? Так или иначе человек меня потерял, вернулся назад, подозрительно глядя на кусты, даже обошел пару из них, в том числе и тот, под которым я лежал, но меня не увидел. Тяжко вздохнул, стоя как раз у куста, где я прятался, и поплелся обратно к выходу из парка.
Я подождал, на всякий случай пробежал немного вперед, и стал красться за ним, прячась за кустами.
Двигался бесшумно, но когда до выхода оставалось всего десяток шагов, я споткнулся обо что-то мягкое, теплое и пахнущее как-то очень знакомо.
Я остановился, пригляделся и с ужасом увидел, что передо мной лежит труп как раз того человека, что следил за мной.
Он был изорван, внутренности выедены, а сердце вырвано. Мне даже на мгновение стало дурно, хоть для настоящего воина, которым собирался стать, это было признаком слабости.
Шпион был не просто убит, на него напал самый настоящий зверь, поджидающий свою жертву в темноте у выхода — там прямо у входа находились самые густые кусты.
Мне стало страшно, хоть у меня висел кинжал на поясе, так что совсем беззащитным я не был. Но когда представил, как выхожу с этим хрупким и не очень длинным кусочком заостренного метала на бой супротив дикого зверя, то сразу понял, что победить таким оружием невозможно.
К тому же тот, чей труп лежал передо мной, был хорошо вооружен, у него имелся арбалет, сейчас разбитый вдребезги. Выстрелить он не успел, болт с железным наконечником лежал рядом, выпавший из канавки. Была в этом какая-то странность, такие болты использовали наемные убийцы, я даже заметил характерный росчерк, который должен был рассказать о том, что убивал профессионал. Получалось, что за мной следил убийца? Но зачем? Кому я нужен? Кто мог заплатить за мою смерть?
Я побежал домой, стараясь держаться освещенных фонарями улиц, добрался до дома без особых проблем, хоть и трясясь от страха.
Бесшумно открыл дверь своим ключом, проскользнул в свою спальню и уже через пару мгновений спал крепким сном. В эту ночь мне даже кошмары не снились.
Об убитом человеке я даже не вспоминал, как-то не сомневался, что его труп стражи добавят к тому десятку мертвецов, что приписывались оборотню.
Утро было обычным, я проснулся последним, но даже не успел умыться, как в мою комнату вошел отец, по его виду я понял, что он уже сходил на службу и вернулся, а такое без причины не бывает. К тому же был чернее тучи и сразу от двери спросил, где я провел вечер и первую половину ночи.
Отпираться не имело смысла, я сразу вспомнил о слежке, поэтому рассказал, что был в парке с девушкой в укромном месте. Тогда он спросил, знаю ли я о том, что в парке нашли мертвое тело разорванное оборотнем?
Ответил — что еще даже не вставал, откуда мне об этом знать?
Тогда отец поднял с лавки мою одежду и показал мне. На штанах расплывалось большое кровавое пятно, вчера в темноте я его не заметил. И не догадался, что мог испачкаться, когда споткнулся о мертвое тело. Даже в голову такое не пришло.
В общем отец меня поймал на вранье, а это было очень неприятно.
Правда, продолжение показалось мне еще хуже. Он просто выволок меня из комнаты, схватив за шиворот ночной рубахи, спустил по лестнице со второго этажа и выбросил из дома.
— Чтобы я больше тебя не видел, — отец кинул мне штаны одного из братьев. — Даю тебе пару дней. Если за это время не покинешь город, за тобой станут охотиться все стражи.
— Неужели ты думаешь, что этого человека убил я? — спросил я, одеваясь. — Неужели так похож на зверя, который рвет людей на части?
— Ты мог это сделать. Человек следил за тобой по моему приказу. На твоих штанах его кровь. К тому же ты — выродок и убийца! А может и хуже, только думать об этом не хочется. Все мои самые дурные мысли сбылись. Ты пришел в этот мир убивать — даже для того, чтобы ты родился, твоей матери пришлось умереть. Пошел вон, пока не всадил тебе арбалетный болт в живот! Сразу предупреждаю, наконечник серебряный, а не железный, как у того бедняги!
— Отец, — попробовал я оправдаться. — Этого человека в парке я не убивал, просто споткнулся об его труп, поэтому и испачкался в его крови.
— Да, забыл, — он вздохнул. — След твоих сапог остался на земле рядом с телом. Эти подошвы я не мог не узнать, обувь нашей семье шьет один мастер. Так что с самого начала я знал, что это ты.
— Я не убивал.
— Для меня доказательств хватает, дознавателям этого будет даже с излишком, — он протянул руку и взял арбалет, который всегда висел рядом с дверью. — Не убиваю тебя только потому, что это может бросить тень на меня и мою семью, а у твоих братьев хорошие перспективы, да и у сестер тоже. Но это больше не твоя семья! Я проклинаю тебя! Уходи! Не заставляй тебя убивать!
Его палец потянул спусковую скобу. Штырек начал опускаться. Я побежал. В какой-то момент почувствовав смерть за спиной, я упал, и короткий арбалетный болт — действительно с серебряным наконечником — врезался в стену. Отец не шутил, он на самом деле хотел меня убить. Я увернулся чудом!
Вот так мне пришлось оказаться на улице, один на один с суровой жизнью.
Сначала даже не понял, какая беда ко мне пришла, больше переживал о несправедливом гневе отца. Он же стрелял в меня и хотел убить! Плохо мне было и довольно долго. Люди встречавшиеся мне на улицах, казалось, смотрели на меня с подозрением. Потом не встретился один из братьев, увидев его хмурое лицо, сочившееся ко мне ненавистью, я понял, что ничего само не рассосется, семьи у меня больше нет. И если я хочу жить, то следует срочно что-то придумывать — например, прибиться к малолетним воришкам или искать какой-то другой способ выживания…
Я выбрал второе, потому что первое для меня было слишком опасно — вся стража меня знала в лицо, и если бы отец приказал, то меня быстро бы вздернули на виселице возле рыночной площади.
А… если не воровать, то следует идти в ученики к сапожнику, кожевеннику или к портному. Значит, стану не стражником и воином, а мастером.
Так и решил, отправился по соседям и тут же разочаровался. Похоже, мои шаги были давно просчитаны.
Оказалось, что пекарь брать меня к себе не хочет, боясь отцовского гнева, хоть и относится он ко мне хорошо, но к нему заходил один из братьев и предупредил.
То же самое повторилось, когда зашел к мяснику. Тогда я понял, что никто из соседей меня не возьмет, да и никто другой тоже — дурные вести в нашем городе распространяются быстро.
В конце концов обойдя всех, кого знал из ремесленников, уставший, злой и голодный я устроился на своем любимом месте около крепостной стены, на выпавшем огромном камне, мрачно разглядывая мелкую зеленую травку, ползущую по косогору.
Думал, искал варианты, но ничего не находил, все больше понимая, что другого выбора мне отец не оставил, кроме как уйти из города.
До этого я никогда за крепостные стены не выходил. Не было в этом нужды, да и считал, что там нет для меня ничего интересного. Не на крестьян же работающих в поле смотреть, или на далекий лес? Это можно сделать и отсюда. Но придется отправиться в неизвестную мне даль, как бы этого не хотелось, и даже в том случае если за городом меня ждет смерть.
А такое вполне возможно. Ночевки под зимним небом редко кончаются благополучно. Сейчас, правда, лето, но оно скоро закончится — а что делать потом без крова, еды и одежды?
Я решил уйти из города на следующий день. Дальняя смерть все равно предпочтительней ближней, умереть возможностей много, только куда спешить?
Сегодня все равно куда либо идти было уже поздно, багровое солнце склонялась к закату, а значит требовалось искать место для ночлега, и желательно, чтобы оно было где-то за крепкими стенами и дверями.
Ночью прохладно, да и не очень безопасно, в последнее время по ночам на улицах бродили жуткие твари, перед которыми даже стража оказалась бессильна. Сам видел мертвое тело с разорванным горлом и выеденными внутренностями, из-за него меня и прогнал отец.
Похоже, у нас действительно завелись оборотни и не только они. Действительно проклятый город. Может это не так уж плохо, если я из него уйду?
Городской маг после того, как с ним поговорили богатые купцы, давшие серебро стражам, теперь каждую ночь сидел в своей башне, творя заклинания, часто это самое высокое сооружение в городе не было видно из-за густого, желтого, а то и зеленного дыма.
Правда, этим все и заканчивалось, по ночам ходить горожанам по-прежнему было небезопасно, люди пропадали с улиц, а в последнее время и из своих домов, запертых изнутри, хоть запоры оставались неприкосновенными.
Кроме оборотня завелась еще какая-то нечисть, против которой никто не знал как бороться.
Стража быстро перестала геройствовать, как только обнаружили первые высушенные трупы, и, несмотря на то, что серебром их снабдили, на ночь забивалась в какой-то из трактиров, а их командиры смотрели на это сквозь пальцы, заявив городским властям, что пока те не найдут средств на хорошего мага, все так и будет продолжаться.
Правда, надо признать, раз в три дня все равно проводили ночные облавы на оборотня, прочесывали все улицы, на которых горел свет, а потом с чувством исполненного долга шли пить пиво.
Результат этот кое-какой дало, разорванные тела стали находить значительно реже. Например, тот, что я обнаружил в парке, был первым за последнюю неделю.
Все уже решили, что оборотень ушел из города, испугавшись стражи, которая вооружилась серебряными болтами. Так что труп соглядатая явно не будет последним.
Отец конечно же знал об этом. И если выгнал из дома, то наверняка понимал, что обрекает на смерть, и меня утром, как одного из многих несчастных могут найти в полу засохшей луже крови в виде разорванных кусков плоти, из которых невозможно сложить тело полностью, или высушенной кожаной оболочки, на которой остается только лицо.
Не думаю, что он всерьез решил, что именно я по ночам убиваю людей, для него это лишь удобный повод прогнать меня из дома.
Просто решил расквитаться, надоел я ему. Ну и ладно, ну и пусть! Как-нибудь проживу, а потом он поймет, что сделал это напрасно. Я вернусь в город, как опытный воин — настоящий гвардеец, украшенный боевыми шрамами и с золотом, звенящим в кошеле, и он выйдет меня встречать со слезами на глазах, и будет молить о прощении…
Я смотрел, как солнце опускается за стену, мучительно размышляя о том, где найти место, в котором можно пережить эту ночь. Это вчера я мог гулять с девушкой по ночному парку и ничего не бояться, а сегодня уже нет — все изменилось, и смелости во мне значительно поубавилось. Если за твоей спиной семья, мыслишь немного иначе, чем когда оказываешься один. Итак, где же мне переночевать?
Все подземелья и подвалы еще неделю назад по приказу магистрата заколотили крепкими щитами. В парке ночевать опасно, если там бродит по ночам оборотень.
Ситуация показалась мне забавной. Когда у меня был дом, то я спокойно бродил по улицам, ничего не боясь. Абсолютно был уверен в том, что сумею дать отпор любой твари, а вот когда дома не стало, сразу понял, как уязвим.
Пойти к своей девушке, мне даже в голову не приходило. Отец моей милой служил в страже, и уже наверняка знал о том, что меня выгнал отец, а значит, может меня принять стрелой из лука или болтом из арбалета.
А девушка… что ж… найдет другого, я уже наверняка стал для нее пустым местом — одно дело крутить роман с сыном командира отряда стражи, и совсем другое с бродягой, у которого нет дома и средств к существованию.
Как быстро все меняется на свете!
Еще утром я был уважаемым человеком в городе, мне улыбались девушки, а мои сверстники опасливо поглядывали на меня. А сейчас… если сегодня ночью меня загрызет оборотень, или высосет из меня все соки неведомая никому тварь, то все только безразлично пожмут плечами — туда ему и дорога!
Тут я снова задумался и вспомнил. У меня же есть место, где меня примут, чтобы я ни натворил в этом мире! Это дом моей молочной мамы. Я знал, что любила она меня не меньше, чем своего сына Дениса. Правда, в последнее время мы редко виделись, я так увлекся своими делами, что стал ее забывать. Мне не раз передавали, что она часто болела, и с едой у дела обстояли не очень хорошо, так как не могла работать.
Мог бы и зайти, поделиться парой медных монет. Да вот все было недосуг…
Зато теперь времени предостаточно, правда денег нет, но это дело наживное. Устроюсь у нее, и жизнь понемногу войдет в свою колею, даже из города, я думаю, уходить не придется. Отец поймет…
С молочным братом я был в хороших отношениях, гораздо более близких и дружественных, чем с кровными братьями и сестрами. Те меня призирали и ненавидели и не только потому, что так велел им отец.
Я переменил позу, обдумывая этот вариант.
Он был явно самый лучший из тех, что мне пришли в голову.
Молочная мать мне не откажет, даже если против меня восстанет весь свет. Ей на это плевать. Пусть в доме ничего нет, и спать придется на жесткой лавке, укрываясь заношенным до дыр тряпьем, но все равно это лучше, чем смерть под открытым небом.
Я встал и снова сел, почувствовав в ногах неприятную слабость и дрожь.
У меня такое бывает, когда я чувствую приближающуюся опасность.
Беду. Смерть.
Когда начинают сбываться самые неприятные мысли. Есть во мне что-то такое, непонятное даже для себя самого. Может, зачатки магического дара проявляются вот таким образом?
Иногда стоит только о чем-то подумать, как это происходит. Я вздохнул, почувствовав давление в области лопаток, повернулся и увидел, как по узкой петляющей мощеной булыжником улице прямо ко мне идет мой молочный брат Денис, и лицо его было печально.
Внутри у меня что-то оборвалось. Я понял, что-то случилось, и это что-то сломает все мои планы. А еще подумал, что именно так и рушится надежда и приходит несчастье. И смерть. Я сразу решил, что моя молочная мать умерла, и все мои планы — фикция, слишком уж печальным было лицо у моего молочного брата. Такое бывает только после потери близких людей. Беда…
Костя съел все, что ему дали, и тяжело вздохнул — а вот теперь за эту безвкусную кашу без соли и масла, которая даже голод не утолила, придется отрабатывать.
Он вышел на улицу подобрал заготовку, брошенную кузнецом во время схватки, и внимательно ее осмотрел. Прокована она была не один десяток раз и, если особо не придираться к качеству железа, то из нее вполне можно сделать неплохой меч — не самый лучший, но вполне приемлемый.
К тому же хорошее оружие здесь и не нужно, не для японских самураев же ему меч ковать, а крестьянину какая разница чем махать: длинным ножом или топором?
Осталось только понять, что и как нужно делать.
Костик видел ковку только один раз в заводской слесарной мастерской, его туда приводил отец, чтобы показать, как он работает, там роль молота выполнял механический пресс, а кузнец только подставлял заготовку под удар, поворачивая ее клещами.
Если представить, что роль пресса выполняет этот дегенерат подручный, то тогда он сам должен держать клещи. Вполне понятно. Сначала нужно заготовку разогреть, чтобы металл стал пластичным, до малинового, а еще лучше белого цвета…
Юноша бросил заготовку в очаг, и мальчишка заработал мехами. Кузнец сел на трехногую табуретку у открытой двери, где было не так жарко, оттуда внимательно наблюдая за всеми его действиями.
Костя поправил фартук, который закрывал переднюю часть его тела от жары и раскаленных брызг, оставляя открытой спину и то, что пониже, и поежился от неприятных ощущений — колючий ветерок, струящийся в открытую дверь холодил ноги.
Вид у него наверняка комичный, хорошо еще, что на улице никого не было, крестьяне разошлись по своим делам, да и багровое незнакомое солнце поднялось уже до половины неба. Даже девушки исчезли — тоже хорошо, некому над ним смеяться будет…
Почему светило ему показалось незнакомым, Костя понял только сейчас — мало того, что оно имело другой спектр излучения, но и было больше Солнца. Получалось, что он не на Земле? Но тогда почему его легко понимают и с восприятием инопланетной речи никаких проблем не испытывает?
Это была еще одна загадка, решать которую не было ни времени ни желания. Как говорил один преподаватель: — Смиритесь, так это есть.
Когда заготовка раскалилась добела, Костик вынул ее из очага, клещами скрутил в некое подобие бараньего рога, немного разбил и бросил обратно.
— Это ты зачем так сделал? — лениво поинтересовался кузнец. — Крутить обязательно было? Зачем железо портишь?
— Закрутка дает прочность и однородность, — пояснил юноша. Сейчас он говорил то, что им объясняли на лекции. — Хороший меч так обрабатывают тысячу, а иногда и десятки тысяч раз, тогда он приобретает особо-прочную структуру, и сломать его становится трудно. Кроме того при каждом нагревании и проковке железо становится чище, из него уходят примеси, которые оно получило в болоте.
Самые лучшие мечи куются не один десяток лет, изо дня в день скручивая и разбивая — в результате металл становится словно собранным из мелких чешуек, становится твердым и в то же время гибким, хорошо держит заточку и не ломается при ударе.
— Глупость, это все! — неодобрительно покачал головой кузнец. — Кто мне заплатит за такую работу? Я, что, до конца жизни буду ковать один меч? Да меня из деревни прогонят уже через неделю. А древесный уголь кто мне жечь будет? И сколько его мне потребуется? Это уж точно, вы там в городе не знаете, что вам от жира делать!
Конечно, мы вам везем и зерно, масло, и птицу со скотом. А попробуй не привези! Сразу отряд стражников нагрянет, мечами размахивая. Спору нет, может это и хорошо. Но сразу предупреждаю, если сегодня хотя бы один меч не скуешь, то мы тебе с Логом убьем.
— Как скажешь, начальник, сделаем меч к вечеру, только он не будет очень хорошим, — быстро проговорил Костя, испугавшись угрозы, подумав о том, что сейчас его задача не мечи ковать, а выживать. — Думаю, для вашей деревни вполне сойдет, все равно же воевать не умеете. А настоящий меч стоит не один десяток табунов лошадей, знаю случаи, когда за такое оружие отдавали даже царскую казну…
— Табун! — насмешливо фыркнул кузнец. — Где же нам-то его взять? У нас пять кляч на всю деревню, да и те скоро сдохнут от старости. Бедно мы живем, а в последнее время стали еще беднее…
— А что за беда у вас случилась? — юноша бросил заготовку на наковальню, скрутил, разбил и снова засунул в очаг, куда мальчик подсыпал немного серого мелкого не очень хорошего угля из большого мешка, сплетенного из растительных волокон. Похоже, что и одежду и мешки делали из одной и той же ткани. — Воевать собираетесь. Неужели с соседней деревней заливной луг не поделили?
— Ближайшее село за лесом, нам с ними делить нечего, там посчитай, половина наших родичей живет, мы бы с ними договорились, — вздохнул кузнец. — Нет, дело хуже, до нас, правда, сама беда еще не дошла, но отголоски уже докатываются. Ты слышал что-нибудь о колдуне Ерике?
— Я же не местный, откуда мне знать, что у вас тут творится?
— Хоть и не местный, но все равно мог слышать, колдун известный, — кузнец поерзал на табуретке. — Он поселился у нас лет двадцать назад, пришел издалека, сначала вел себя тихо, поселился на отшибе у гор. Все радовались, у нас до этого у нас жили две ведьмы, но не очень умелые. А Ерик хорошо людям помогал, лечил, а за свою работу брал немного. Для него дождь призвать ничего не составляло. Бурю отогнать? Нет проблем! Выйдет, посохом своим дубовым о землю постучит, кулачком небу погрозит, прошепчет что-то, и все — нет никакой бури!
Разбойники и лихие люди с его приходом наши села обходить стали, особенно, после того как колдун одну банду заколдовал. Не знаю, что с ними делал, но кричали они так, что в соседней деревне слышно было. Видать совсем непотребное колдовство над ними учинил. Но справедливо — нечего людей грабить! У нас урожаи хорошие собирать стали, не только самим стало хватать, но и на ярмарку стали зерно возить. Расплатились перед королем за прошлые года — все долги отдали. Жили, да радовались, а не понимая, что это начало наших бед.
— И что же было дальше?
— Сказал уже — беда пришла, — кузнец вздохнул. — Заигрался Ерик со своей магией проклятой, старики говорили, что он что-то страшное в своем замке сделал. Вот тогда и появилась нечисть — его работа…
— Нечисть? — Костик вытащил заготовку, скрутил, разбил и снова бросил обратно в очаг и потянулся за водой в деревянной кадушке. Работа вроде и простая, а все равно усилий требует, да и жарко от раскаленного металла. — Это еще что такое? Оборотни? Упыри? Вурдалаки?
— Да нет, этих-то мы давно знаем, у нас с ними разговор короткий. Чуть что охотников посылаем, те их по следам находят, подранят из луков, чтобы не убежали, потом яму выкопают, туда тела бросят, да осиновыми кольями сердца к земле пришьют. Вот и все дела! Так наши деды поступали, так и мы делаем, поэтому нечисти не боимся, привыкли к ним уже.
Да и не лютуют они так, как эти, убьют одну семью, иногда две и все. Им же немного надо, кровушки напиться или мяса человеческого поесть, а как поели, попили досыта и успокоились. Эти же новые — совсем другие, им нас извести надо до последнего человека. А может приказ Ерика выполняют. Осерчал он.
— Зачем извести?
— Как зачем? Наверно, земля наша приглянулась, хотя если подумать — вон ее вокруг сколько. Иди в лес, выжигай делянку, да сажай, что хочешь. А свою землю мы не отдадим, в нее много труда вложено.
— Поэтому и мечи куете? Воевать с нечистью собираетесь?
— Не с ними — этих мечом не убьешь. Сам не видел, а люди рассказывали, что страшные они очень, роста огромного и силищей невероятной обладают. Сказки о великанах слышал?
— Когда маленьким был…
— Так вот великаны по сравнению с этой нечистью, народ тихий и спокойный. Люди рассказывают об этих тварях такие жуткие истории, что жилы стынут, да только сам своими глазами не увидев, ничего не поймешь…
— Забавные тут у вас творятся дела, — юноша задумался над тем, стоит ли резать металл на полосы, чтобы обрабатывать, как делали булат — скручивать отдельными полосами и разбивать, создавая сетку, но потом решил, что крестьяне все равно не отличат хороший меч от плохого, а если не скует меч к вечеру, точно убьют. — А с колдуном поговорить не пробовали?
О Ерике история Костику понравилась, если тот настоящий маг, то наверняка знает, как порталы открывать в другие миры, вот он его обратно и отправит. Придется, конечно просить, возможно поработать на него придется. Но куда теперь деваться, если так попал?
— Колдун сильный, но разлюбил он нас, — вздохнул кузнец. — Ему похоже, это нравится. Люди говорят, что он целую армию нечисти создает, а использует для этого обычных людей. Плавит их в огромных чанах, а потом выливает в особых формах.
— Плавит?
— Да, — кузнец задумчиво глянул вдоль улицы, светило уже в зените застыло, было жарко, тихо и покойно, словно деревня находилась в такой глуши, куда и цивилизация добраться не смогла. Впрочем, наверно, так оно и есть. — Сначала нечисти этой было немного, а теперь вокруг замка колдуна столько шатается, что к горам близко подходить никто не смеет, а кто попробовал, обратно не возвращались.
А в последнее время еще люди стали пропадать — кто пойдет в лес, тот не вернется, или в поле выйдет пахать, а потом ни его, ни лошаденки не могут найти, правда, скотинка потом находится, точнее одни косточки. У нас человек пять пропало, справные мужики были, работящие, крепкие. Всей деревней два дня искали, никого не нашли, только косточки окровавленные лошадиные, а от хозяев ничего…
Да и не мы одни такие, из одной деревни исчезли вообще все люди в один день, вечером еще были, а утром никого — ни баб не осталось, ни стариков, ни малых детей, словно и не жил никто. Дома, правда, остались со всем барахлом. Сначала мы даже обрадовались, поживиться есть чем — все растащили, даже дома по бревнышкам, хороший сруб всегда ценен, только потом задумались…
— И над чем задумались?
— Что такое и с нами может произойти! Вот с той поры у нас покоя и нет. С каждым днем все хуже становится. Из деревень, что рядом с домом колдуна находились, мужики собрали свое добро, жен, детей и ушли в леса, а кто не смог — исчезли. Думаешь, почему мы тебя принимать не хотели?
— И почему? — Костик вытащил заготовку и скрутил. — Что-то говорили о чужих людях…
— Вот-вот, в лесах теперь вокруг нас живет тысяча людей, а может и больше. Не сеют, не пашут, и есть им значит, нечего, так как остались они без крова, земли и защиты. Пять деревень, считай, в лесах скитается, многие к нам приходили, только приютить мы никого не можем, если пустим к себе, сами умрем — неурожай у нас, земля перестала родить, как колдун перестал нам помогать.
— Это почему?
— Влаги в почве не хватает, дожди теперь редкость, это раньше, чуть земля подсохла, сразу бежали к колдуну — а теперь кто нам поможет?
— Вам не позавидуешь… — юноша дождался, пока заготовка побагровеет, разбил ее в пластину и снова стал скручивать. Вообще-то ему уже работать надоело, подручный хоть и помогал и лупил молотом, но как-то неохотно. Да и не привык Костя к такой работе, с непривычки уже и руки неметь стали, да и в желудке снова забурчало. — Что же вы с нечистью никак не боретесь, вон вас сколько, сам сказал же — много вас…
— Одни пытались, да никто не вернулся, как на них нечисть набросилась, так только крики их предсмертные и слышали. А из нас большинство дети да бабы, мужиков совсем мало, да и не воины мы, чтобы с волшебством непотребным бороться. Вот если бы колдун был на нашей стороне, он один с ними со всей нечистью бы справился, молниями бы побил, а так он как раз против нас, то с ним воевать, что ходить против ветра — все твое против тебя же обернется.
— Тогда для чего мечи куете?
— Куем мы оружие не от нечисти, а от людей, оставшихся без крова, их мы собираемся мечами, копьями, да стрелами бить, — кузнец угрюмо сплюнул в густую деревенскую пыль, наблюдая как по улице идут по своим делами люди. — Многие из них родственники нам, а все равно разбоем промышляют, потому как деваться им некуда, детей кормить надо, а в лесу еды на всех не найдешь.
Мы уже вторую неделю овец и коров рядом с деревней пасем, сторожей повсюду наставили, а все равно каждую неделю какой-нибудь животинки да не досчитаемся. Вот деревенский сход и решил: накуем мечей, увидят чужаки, что у нас оружие есть, станут стороной держаться. А как их ковать? Вроде и нехитрая штука. Меч — это тот же нож, только большой, да что-то не получается…
— Меч — это не большой нож, да и те бывают разные — есть метательные, кинжалы, для сапога, наручные… — юноша разбил заготовку в полосу. — В то-то и суть, что мечей, как и ножей, люди делали много, разных форм, длины и веса. Чего только не придумали за долгую историю, есть и с широким лезвием и с узким, длинные и короткие, тяжелые, чтобы любые латы разрубать, и легкие как шпаги, чтобы протыкать…
— Да не такие уж мы темные, кое-что видали, — пробормотал кузнец, снова сплевывая в темно-серую пыль. — Ты, парень, особо не задавайся, молод еще, еще свой меч не сковал, даже кашу, что съел, не отработал, поэтому поаккуратнее в разговоре, а то могу и зашибить невзначай. — Мужик встал со своей трехногой табуретки и прошелся вдоль кузни, разминая затекшие от неудобного сидения ноги. — Ковка у нас дело семейное, у меня и дед кузнецом был, и отец и брат старший тоже — до того, как пропали, так что кое-что повидали.
— Я обидеть никого не хотел, просто рассказываю, что знаю, — юноша не боялся ни кузнеца, ни его подручного, который сейчас, помогая ему, орудовал молотом. Он согрелся, поел, а драться его с детства учили. Они мужики здоровые, да неуклюжие, пока замахнутся, обоих уложить можно, да только не стоит этого делать — плохой мир всегда лучше хорошей ссоры. Да и выбора у него нет — один он пропадет в этом мире, все-таки парень городской, съедобный гриб от ядовитого не отличит, в ягодах и травах не разбирается, поэтому надо постараться стать нужным в этой деревне, а уж потом что-то придумывать….
— Баланс у меня, видите ли, плохой, не так я мечи делаю, — проворчал кузнец, роясь в темном углу. — Только делал я свое оружие по образцу, а не просто так из головы. Вот, смотри! — Он бросил на наковальню два куска сломанного меча. — Это настоящее оружие, люди говорили, что принадлежал самому Херику, а тот был героем каких мало…
Меч был настоящим, это юноша понял сразу, и лучшим из всех, что он когда-либо видел. Конечно не китайский и не японский, форма традиционная больше относится к европейской средневековой школе, изгиб скорее угадывается, чем существует. Металл хороший — провалялся где-то не один десяток лет, кожа на рукоятке сгнила, а на лезвии и следа ржавчины нет.
— Вот по нему и делал, а ты говоришь — баланс!
— Я и сейчас готов повторить, что баланс неправильный, — юноша сложил вместе две половинки. — Видишь, не складывается лезвие полностью, здесь надпись, а прочитать ее нельзя, не хватает одного куска, а может и двух хоть и мелких…
Кузнец взял меч в руки, повертел и бросил обратно на наковальню:
— Читать не умею, но тоже сразу заметил, что чего-то не хватает, а потом подумал, ну, будет меч немного короче, так еще лучше — махать легче…
— А где еще одна часть? — Костя рассматривал меч, прочитать надпись не мог, слова были написаны на незнакомом языке, буквы похожи на руны, времен викингов. — Без нее даже и не стоит сращивать.
— Куски мальчишки принесли, нашли где-то в горах. А срастить вместе, даже если недостающий кусок найдется, все равно не получится — металл какой-то неправильный. Сколько ни грей в горне, а он все равно остается холодным — секрет в нем есть, а может и колдовство какое…
— Может и колдовство какое… — повторил юноша, глядя со странной ревностью, как кузнец держит меч в руках, борясь с желанием вырвать его из этих мозолистых, пропитавшихся сажей и копотью ладоней. Понравился он ему сразу, да так, словно к сердцу прикипел. — А может и нет.
Кузнец усмехнулся, заметив его взгляд, и небрежно бросил обломки в угол:
— Но ты-то сам сделаешь правильный баланс? Я смотрю парень ученый, чего только уже не наговорил. Тебя послушать, так ты мечи словно всю жизнь делаешь, да только ни молот правильно, ни клещи… держать не умеешь. А металл в топке не додерживаешь, он температуры не набирает, поэтому и куется тяжело.
— Я и не говорил, что кузнецом работал, — Костя с какой-то непонятной для себя печалью отвел взгляд от обломков сломанного меча. — А баланс обычно, регулируют рукояткой. Стараются сделать так, чтобы меч лежал в руках ровно, как продолжение кисти, не тянул вниз или вверх. Обычно, все зависит от формы и назначения оружия, от этого и баланс зависит.
— И как же его делать?
— Твое оружие берешь в руки, а лезвие к небу тянется, а нужно, чтобы ровно лежало. От баланса многое зависит, хорошим мечом можно целый день махать, а рука не устанет, а плохим уже через час сил не останется …
— Посмотрим, что у тебя самого получится, хаять чужую работу любой может… — кузнец снова сел на трехногую табуретку. — Долго, ты его еще крутить будешь? Уже раз двадцать скрутил да разбил — только время зря теряешь.
— Могу уже начать лезвие выводить, да только меч будет не очень хороший, не такой прочный…
— Значит, такой же, как и наши деревенские вояки — им что хороший меч, что плохой, разницы никакой. А солнце к обеду. Если заготовку не скуешь, без еды останешься, это я тебе твердо обещаю. Ты еще ничего не заработал, а за болтовню не кормят…
— От еды никогда не отказывался, — юноша разбил в очередной раз заготовку, дал нужный наклон и начал выводить лезвие. — Да и меч не себе делаю, так что скоро готов будет …
Костя подал заготовку кузнецу:
— Осталась заточка, полировка, закалка, рукоятка, в общем, еще полдня работы.
— Если бы я так работал, как ты, голодал бы сам и вся моя семья, — кузнец пошел к двери. — Лог, дай ему свои старые штаны, не поведу же я его к себе в дом со срамом наружу, там жена, дочка…
— А у меня штанов всего двое, — угрюмо отозвался подручный. — Пришлому свои отдам, а сам с чем останусь? Да и не нравится он мне — смазливый больно, таких девки любят.
— Я же тебя не прошу — отдай ему хорошие. Ты брось ему те, что выбросил на прошлой неделе.
— Так на них дыра на дыре!
— Вот и отдай…
— Эти — ты прав — не жалко, — Лог полез в угол, вытащил оттуда мятую грязную в ржавых потеках тряпку и бросил Костику. Оказалось, действительно штаны, но прожжены они были не раз и в разных местах, да и пахло от них тлением и копотью. — Все равно выбрасывать.
Юноша повертел их в руках, потом сбросил фартук и натянул их на себя. Пришлось использовать веревку в качестве ремня, ничего другого в кузнице не нашлось.
— Пошли мыться, пришлый, — подручный посмотрел на него и довольно ухмыльнулся. — А выглядишь ты сейчас самым настоящим бродягой. Мои штаны тебе очень подходят, особенно там, где прожжена большая дыра на срамном месте…
— Все равно спасибо…
«Может, голым все-таки лучше? — Костя задумчиво осмотрел себя, потом передернул брезгливо плечами. — Нет уж, лучше так, чем мерзнуть, а на одежду я себе еще заработаю, тут главное кузнецу понравиться…»
Мылись они у колодца. Вода была ледяной, но после жара кузни казалась даже приятной. Юноша разглядывал деревню, запоминая расположение домов, рельеф местности, заодно отмечая для себя любопытные взгляды из-за занавесок — все пригодится. Деревня была небольшой, вытянулась вдоль речки и с одной стороны закрывалась высокой голой скалой, а с другой ее прикрывала речка, делая поворот.
В общем селение стояло так, что войти в нее можно было только с одного места, откуда он и пришел. Правда, когда утром из леса выходил, никого не было, а сейчас на травке два мужика с копьями лежат, перекрывая единственную дорогу — должно быть сторожа, о которых говорил староста.
Лог довольно фыркал, когда юноша стал обливать его ледяной водой из бадьи.
— Лей, лей, не жалей, пришлый, вода не твоя, а наша.
— Кстати, у меня есть имя, — заметил Костик, подумав, если придется задержаться в этой деревне надолго, то стоит подружиться с этим здоровым парнем. У него и кулаки здоровые, да и сам он не очень умнее, таким легко манипулировать. — Пора наверно познакомиться, а зовут меня…
— Кого это интересует? — ухмыльнулся подручный. — Для нас ты пришлый, чужак, это и есть твое имя. Нам его вполне хватит, пока живешь с нами, надеюсь, что недолго. А когда умотаешь, то мы тебя тут же забудем, лично я с большим удовольствием. Не нравишься ты мне…
— Мне обещали неделю, а это довольно большой срок, многое может измениться, — Костя вздрогнул от ледяной воды, которую на него вылил подручный. — Может, кузнец передумает и оставит меня на большее время…
— Это уж вряд ли… — Лог окатил его еще раз ледяной водой из бадьи, юноша снова едва не подпрыгнул от неожиданности. — Ты уже показал все, что умеешь. Был бы чуть умнее, побольше бы скрывал. Думаю, если тебе повезет, и хозяин пожалеет, то утром, а так… сегодня вечером и выгонит.
— Я скорее неудачник, мне редко везет, — признался Костя. — Всегда попадаю в разные неприятные истории…
— И сейчас вляпался в такую же, — расхохотался подручный. — Отсюда тебе уже не выбраться, дороги перекрыты разной швалью, они тебе быстро башку проломят. Не зря же мы оружие куем — скоро ярмарка, а нам для охраны обоза оружие нужно, чтобы довести товары до города, без охраны все разграбят…
— За предупреждение спасибо, — вежливо поклонился Костик. — Я это учту, буду предельно осторожен, пойду по тропкам, не по дороге…
— Пошли в дом, — Лог хлопнул его широкой крепкой ладонью по спине. — Поешь перед тем, как уйти, в последний раз!
— Отказываться не стану, — юноша скривился от тяжелого и довольно болезненного удара. — Но предупреждаю, еще раз меня тронешь, то морду набью.
Последнюю фразу он произнес бесшумно, едва шевеля губами. Ссориться сейчас, не имело смысла. Надо как-то дожить до вечера. От этого зависит выбор дальнейшего пути. Куда-то же ему придется идти, хочет он этого или не хочет. И вообще надо куда-то прибиваться. Уже понятно, что это не сон, последняя надежда растаяла с этим ударом по шее — не может быть так больно, когда спишь.
Впрочем, кажется, появляются интересные варианты.
Лог сказал, что скоро ярмарка. Если удастся прибиться к обозу, то он сможет добраться до города, а там, возможно, телефон есть. Только как прибиться к обозу? Наверно, стоит прикинуться крутым воином, махать мечом его в секции научили, крестьяне точно такого не видели…
Обед был простым, все та же каша, только в этот раз сдобренная маслом и хлеб, жесткий, сухой и кислый.
Еду на стол поставила молодая толстуха, бросившая не один любопытный взгляд на юношу, особенно на те места, которые просматривались сквозь дыры в штанах. Костика это не беспокоило, толстуха ему не понравилась, к тому же явно кем-то приходилась кузнецу — возможно даже женой, и нарываться на скандал не стоило.
И без баб его положение шаткое…
Юноша спокойно жевал кашу, продолжая раздумывать над сложившейся ситуацией. Жить в деревне он не собирался, но, похоже, стоит задержаться до ярмарки, если конечно, не выгонят.
Юноша мрачно выругался.
— Что каша не нравится? — поинтересовался кузнец. — Так можешь и не есть, тебя никто не заставляет.
— С кашей все в порядке, так подумалось кое-что не очень приятное, — ответил Костя и быстро заработал челюстями, чтобы не остаться голодным. Вряд ли кто-то ему позволит задержаться за столом после того, когда хозяин поест.
А поспешить стоило, кузнец и подручный уже пили воду.
— Идем, пришлый, — хозяин встал, мрачно глядя на него, тут же поднялся Лог, пришлось встать и Костику, уже на ходу дожевывая кашу, а краюху хлеба запихивая в карманы рваных грязных штанов. — Работать надо. Ты до вечера обещал меч сковать, да не простой, и лучше, чем мой. Обманешь, не пожалею, сам прибью…
Толстуха улыбнулась, а когда юноша вышел из-за стола, незаметно сунула ему в руку еще один ломоть хлеба.
«Похоже, с дырами в штанах, я нравлюсь женщинам больше. Стоит взять на вооружение, если конечно выживу. Порву себе джинсы в интересных местах, и в институт — все девки твои!»
В кузнице Костик сразу начал выводить лезвие, уже понял, что его будущее сейчас висит на волоске. Он не был кузнецом, практически все, что знал, просто видел еще в детстве, когда приходил к отцу на завод. Правда, Косте тогда сама работа показалась грязной и каторжной, может, поэтому так рвался в институт. А сейчас все пригодилось, и самому работать пришлось так же грязно и тяжело…
Лезвие у него получилось не очень ровное и правильное, чтобы сделать лучше, требовалась практика работы с молотом и молотком, которой у него естественно не было, да и молоток ему казался неудобным, сучковатая рукоятка давно натерла на ладони огромные мозоли.
Лог, который невзлюбил его с первого взгляда, довольно улыбался, глядя на результат, а кузнец только досадливо крякнул:
— Что не получается? А говорил, что умеешь…
— Этого я не говорил, — замотал головой юноша, сбрасывая капли пота со лба, и тут же зажмурился оттого, что те попали в глаза. — Просто видел, как другие куют.
— Ладно, дальше я сам, — кузнец быстро и сноровисто стал проковывать лезвие. — Мне край к вечеру нужен хоть один меч, иначе староста заругается.
У него всё получалось намного быстрее, он закончил лезвие минут за десять и, вытащив из угла ручной точильный камень с большой кривой ручкой, посадил Костю на заточку. Крутил камень мальчишка, который был похож на меленького чертенка от покрывающей его копоти, по нему было видно, что паренек тоже устал, пот катился с него градом, но тем не менее работал он молча, без жалоб.
— Закаливать, как будешь? — спросил кузнец, разглядывая приобретавший с заточкой праздничный вид меч. Копоть и чернота сдирал наждак, сталь уже начала отбрасывать зайчики по темным углам кузницы. — По-своему, или как мы по старинке?
— А как вы делаете?
— Обычно, водой из колодца. В углу стоит бочка, раскалил, да бросил.
— Нет, так не пойдет, — покачал головой юноша, вспоминая лекции. — Для такого металла нужно что-то помягче, масло, или баран, чтобы закалка проходила медленнее, постепенно, иначе металл хрупким станет.
— Баран? Это еще что такое?
— Меч нагревают, а потом погружают в тело живой овцы, кровь закаливает лучше масла…
— Смотри-ка, что люди придумывают, прямо с жира бесятся! — всплеснул руками кузнец. — И масла у них хоть залейся, а нам, бывает, и в кашу положить нечего, и баранов у них стада целые. Нет, делать станем так, как умеем, нет у нас ничего…
— Вы — хозяин, вам решать, — пожал плечами юноша. Он закончил заточку лезвия и занялся рукояткой. Сначала обыскал все углы, не обращая внимания на подозрительные взгляды Лога, который ходил за ним следом, видимо боясь, что он что-нибудь украдет. За бочкой нашелся кусок старой шкуры, с нее Костя нарезал тонкими полосками кожу и обмотал рукоятку аккуратно и не спеша, слой к слою.
Этот меч, если получится, Костик решил оставить себе, поэтому работал тщательно — ничего лучшего в деревне не найдешь, а этот сам ковал и баланс сделал под свою руку. Правда, еще не знал, сможет ли его забрать, надеялся на то, что что-нибудь придумается — в крайнем случае, применит силу.
Они его пугают смертью, даже не задумываясь над тем, что и он может оказаться не так прост и безобиден. Неужели настоящий самурай даст себя убить необученному крестьянину? Конечно, он не японский воин-наемник, но его тоже учили сражаться, как с мечом, так и голыми руками, вряд ли кто здесь сможет похвастаться таким же умением. Правда, одно дело тренировка, и совсем другое, когда тебе втыкают вилы в бок. Но тут уж придется покрутиться, главное, никого за спиной не оставлять.
После закалки и полировки меч приобрел мягкий блеск. Костя взмахнул рукой, проверяя оружие на деревянном столбе, насечку сделал, но не более — меч получился не очень хорошим, да и металл не звенел, как положено, а дребезжал, как ржавая арматура.
— Вот, пожалуйста, — юноша протянул меч кузнецу. — Как и обещал, это не самое лучшее оружие, но для деревни вполне сойдет.
Кузнец покрутил меч в руках, полюбовался блеском полированного металла в лучах полуденного солнца и недовольно скривился:
— Большую часть работы сделали мы сами, да и не показал ты нам ничего нового, так что шагай своей дорогой. Штаны мы дали, накормили, поэтому иди, а то закалку следующего меча сделаем на тебе, как на баране, ты нас так учил…
— Вы мне еще меч обещали, когда утром договаривались, — напомнил Костик. — И то, что я здесь немного поживу…
— Этот пришлый окончательно обнаглел, убивать его надо, так не отстанет, — Лог взял молот в руки и угрожающе им покачал. — Ты, что, не понял? Тебе сказали — штаны дали, накормили — теперь ступай!
— А меч?
— Иди, парень, — кузнец поднял меч к солнцу, любуясь ярким блеском. — Не заставляй нас брать грех смертоубийства на душу…
— Понятно, — вздохнул Костик. — А вопрос напоследок можно?
— Напоследок можно, — кивнул кузнец. — Пока живой…
— Неужели я выгляжу таким беспомощным и слабым, что меня можно обмануть, или напугать? — спросил юноша. — Вы, что, здесь настоящих воинов никогда не видели?
— Откуда они тут появятся? — усмехнулся подручный. — Король далеко, почти месяц пути верхом, а войска только у него. В городе имеются стражники, они конечно, тоже воевать умеют, но больше деньги вымогают у крестьян за проезд у ворот, да воров ловят по ночам, к нам не являются. Им у нас неинтересно, пока налоги в казну платим…
— А вдруг я и есть настоящий воин, неужели никому из вас такое в голову не пришло?
— Ты выглядишь, как бродяга, им и являешься, так что мотай отсюда, пока башку тебе не проломил! — скривился Лог. — Воины с голым задом не ходят, у них одна кольчуга целое состояние стоит, я уже не говорю о луке клеенном, из которого можно стрелу на семьсот шагов послать — такой стоит стада овец.
— А если бы воин, как и я, попал в такое же неприятное положение — что бы он с вами сделал? — Костя все еще пытался в чем-то сельчан убедить, хоть уже понимал, что без драки не обойтись. — Неужели вы бы ему не помогли?
— Воин в такое дерьмо бы не попал, — усмехнулся подручный. — А если бы такое случилось, то он бы уже полдеревни разогнал, а мы ему сами и еду дали и одежду только для того, чтобы он нас не трогал.
— Ты свой вопрос задал? — кузнец поднес лезвие заточенного им, как бритва, оружия к щеке Костика. — А теперь шагай, и чтобы больше мы тебя здесь не видели, не то сейчас проверю на твоей шее, какой получилась заточка.
— Уже иду… — Костя отточенным, отработанным движением на долгих тренировках выхватил меч из руки кузнеца, сбил его с ног подножкой и повернулся к Логу. — Лицо мне делать мрачнее что ли, чтобы меня боялись? Не убивать же мне вас всех? Я люблю всё миром решать. Можно, конечно, всю деревню по углам разогнать, только зачем?
— Ах ты, гад! — Лог рванулся к нему. Костик пропустил его мимо себя и ударил рукояткой меча по затылку, подручный свалился, как подкошенный, по дороге крепко приложившись головой к наковальне. Кузнец попытался встать, но юноша приставил ему меч к шее:
— Значит, предлагаешь, проверить заточку на твоем теле? Точно уверен — не передумаешь? — Меч прорезал неглубокую бороздку на коже, но кровь хлынула вполне приличным ручейком. — Меня с детства учили драться, если хочешь жить, лучше лежи — не дергайся!
Юноша угрожающе двинулся к мальчишке, тот, было, схватился за кусок руды, чтобы бросить в него, но увидев, как угрожающе в его руках блеснул меч, выскочил из кузницы и понесся по улице, испуганно вереща.
— Зря, мальца отпустил, он теперь всю деревню на ноги поднимет, — пробормотал кузнец. — Все мужики к кузнице соберутся. Посмотрим, что тогда делать станешь, нас тут много, мы тебе быстро холку-то начистим и убьем …
— Ваши мужики, которые умеют махать только дубинами да вилами, мне не страшны, — Костя задумчиво посмотрел на лежащего без сознания подручного, подумав о том, что совсем неплохо бы переодеться в его одежду. — Думаю, достаточно будет разрубить на части одного, ну… двух ваших, остальные сами разбегутся! Может, мне с вас начать? Кого предлагаешь первым — себя или Лога?
— Мы тебя приютили, кормили, одежду дали, а ты собираешься нас убивать? — кузнец под ногой зашевелился, пытаясь встать. — Мы тебе ничего плохого не сделали, а то что прогоняли, так на то смысл был — ты все, что умел, показал. Зачем тебя держать? Работать не умеешь, немного помахал молотом и клещами, а уже мозоли кровавые натер, и ешь за двоих. Не… мне такой подручный не нужен, у меня Лог есть…
— Лежи, не дергайся, а то и на самом деле убью, — пригрозил Костик. Не нравилось ему то, что происходило, ох, как не нравилось, только делать было нечего. Мужики сами подсказали ему, как он должен себя с ними вести. Разогнать по углам, тогда уважать станут, все сами принесут. — Работник, может, я не очень хороший, но все, что пообещал, выполнил, а вот вы нет.
— Мы тебя приняли, еды дали и штаны, а за меч ты неделю отработать должен. Неужели бы я тебе единственный стоящий меч, который в моей кузне скован, отдал бы за просто так? Сам посуди, ну, не дурак же я?
— Именно, дурак, если в людях не разбираешься, — Костик с интересом смотрел, как по улице бегут мужики с вилами, дубинами, цепами, кое-кто и с настоящим оружием, у двоих даже заметил луки. Страх куда-то исчез, даже стало как-то скучно, хоть он и понимал, что эти люди могут его убить. Бой есть бой, в нем возможно все, особенно если выходишь против толпы, со спины кто-нибудь по голове шарахнет, и все — никакая выучка не поможет! — Даже не знаю, что мне делать, убивать никого не хочется, а придется. Может, ты их остановишь? Или хочешь, чтобы я продемонстрировал, как работает настоящий воин? Война же тоже работа…
— Хороша работа — убивать людей…
— Может, и не хороша, но необходимая, сами же нарываетесь, — юноша прикинул расстояние до первого сельчанина и вышел из кузницы. — А если хочешь немного пожить, полежи, не вмешивайся, и кровь останови, прижми тряпку к шее, а то вытечет вся…
Костик вышел навстречу первому мужику, тот был высоким и крепким, такому лучше под руку не попадать, уклонился от его неуклюжего замаха топором, и вспорол тому плечо. Рану нанес не тяжелую, но довольно болезненную. Мужик взвыл от боли и упал в густую пыль.
Сердце сразу застучало, как бешеное, адреналин вспрыснулся в кровь, страх придал силы, еще минуту назад меч казавшийся неподъемным стал легким, словно деревянный на тренировке.
Костя крутанул меч, отмечая для себя, что баланс у него все-таки получился не очень правильный — стоило добавить металлический шарик на рукоять, и бить стало бы сподручнее, и не тянуло бы лезвие вниз — и ринулся навстречу двум мужикам с вилами.
Одному он рассек ногу, пропустив вилы над головой, и тот заорал так, словно его и на самом деле убивают, а потом упал в пыль, прикидываясь мертвым.
Со вторым пришлось повозиться, он оказался вертким, так как рост имел небольшой, и поэтому легко увертывался от его выпадов. Костик не хотел никого убивать, ему итак неприятно было видеть кровь на тех, кого ранил. Если бы не это желание, давно бы голову мужику снес, потому что убивать всегда проще, чем ранить, или обезоруживать…
Пока он бегал за этим юрким сельчанином вокруг кузни, вздымая густую деревенскую пыль, остальные мужики остановились метрах в двадцати, поглядывая оттуда с опаской и любопытством.
Те, кого он ранил, катались в пыли и выли от боли, но к ним никто не подходил, все чего-то ждали. Наконец, Костя подранил в ногу верткого, и тот, хромая, зажимая неглубокую ранку, и громко воя от боли, побежал по улице назад туда, откуда пришел.
Из-за домов выскочил староста, к месту боя подошел осторожно, настороженно разглядывая всех участников. Костя стоял, опираясь на меч, тяжело дыша, все-таки махать настоящим мечом — дело нелегкое, всего пару минут боя, а уже руки отваливаются…
— Ты это чего? — на лице Ефима ясно читался страх, да и встал он так, чтобы при первой опасности отпрянуть за толпу растерянно разглядывающих его мужиков. — Мы тебе приют дали, разрешили у нас пожить, а ты на людей набрасываться стал?
— Да я не хотел, сами напросились, — пожал плечами, юноша, с трудом переводя дыхание. В горле пересохло, хотелось пить, глосс стал хриплым, неприятным, как карканье ворона. — Предупреждал же, сражаться умею, да никто не поверил. Логу вот захотелось голову мне молотом проломить, а кузнец решил прогнать, чтобы за работу не платить. Пришлось показывать свое умение…
Староста наклонился над ближайшим мужиком, посмотрел рану и недовольно покачал головой.
— Ты же его калекой сделал! Да мы тебя за это…
— Хотел убить, да передумал, но если хочешь, убью, чтобы не мучался, а заодно и всех остальных, включая тебя, — Костик крутанул меч, так что он слился в сверкающий на солнце круг. — Так как? Добить? А тебя?
— За что нас убивать-то? — осведомился староста дрожащим от страха голосом, до него видимо стало доходить, что с этим парнем никто из деревенских не справится, если уже самые драчливые мужики ранеными лежат. — Мы тебе плохого ничего не сделали, наоборот приняли, накормили…
— Не надо меня убивать, — пискнул мужик, сразу перестав прикидываться мертвым, и пополз к толпе. — Дай умереть самому, а нога заживет. Маланья рану заговорит, так что калекой не останусь…
— Обещали одежду, а дали вот это, — Костя показал на сползающие рваные штаны. — Попросил меч, так едва голову не пробили, а накормили сухой кашей, которая только горло ободрала. Мне что теперь всех мужиков убить, включая тебя, за то, что сами же пообещали и не выполнили?
— Они хоть живые? — спросил Ефим, заглядывая в раскрытые ворота кузницы. Подручный все так же лежал без сознания, да и кузнец не шевелился.
— Пока да, — юноша посмотрел на мужиков, те попятились назад от его яростного взгляда, он зло и коротко усмехнулся, и пошел обратно к кузнице. — Но все еще можно изменить. Не дадите то, что обещали, всех поубиваю. Подожду еще немного и начну. Никто не спасется, в каждый дом зайду…
Староста засеменил за ним:
— Ты подожди, пришлый, — давай договариваться. Прости нас дураков, мы же не знали, что ты действительно настоящий воин и сражаться умеешь…
— Мне нужны крепкие штаны моего размера, две рубашки, сапоги из хорошей крепкой кожи, и такую же куртку, — Костя остановился, глядя на багровое светило, думая о том, что ему может еще понадобиться. — Мешок с припасами, соль, консервы, какие у вас есть для дальней дороги — рыбу, овощи, сало, хлеб…
— Найти все это конечно можно, — пробормотал Ефим. — Только кто ж тебе это отдаст? А консервов у нас нет, даже не знаю, что это такое. А рыбу сушим, мясо солим, когда много, чтоб не пропадало, да только давно в запас не ловили…
— Вот это мне и подойдет. А насчет того, что у кого-то есть и не дадут, так ты мне покажешь, у кого, а я заберу у мертвых.
— У мертвых как это ты заберешь? — Ефим даже остановился, что-то мучительно соображая. — Мы же их в земле хороним…
— Я в смысле, что приду и поубиваю всех, кто не отдает, — Костик прислонился к воротам кузни, стоя так, чтобы видеть всех. — Одну семью вырежу, остальные сами припасы принесут. Так?
И подумал про себя:
«А не слишком ли я круто? Убьют же ночью, когда спать лягу. А то и в бок ножом полоснут, за всеми же одновременно не уследишь. Или стрелу в спину пустят. Вечер близится. Надо срочно что-то придумывать. Ночлег искать. Вот попал, так попал, и все с каждой минутой только хуже становится. Ох и сон снится противный…»
— Так нельзя, — староста словно не понял его последних слов. — Мы тебя пустили, приют дали, пусть на время, а ты нас убивать?
— Не будет того, что прошу, мертвых будет у вас предостаточно, — мрачно пообещал юноша. — Неделю после меня хоронить будете — если потребуется, всю деревню в могилу уложу. Мне деваться некуда, еда нужна, да и одежда тоже…
— Слушай, парень, — староста остановился у ворот. Кузнец, увидев его, было, зашевелился, но стоило Косте укоризненно покачать головой, снова застыл в позе мертвого. — Ты все-таки аккуратнее, в деревне человек тридцать крепких мужиков наберется. Может, кого и ранишь, как этих троих, но все равно с тобой справимся — не ты первый, у нас много таких ухарей за околицей закопано.
— Веди своих мужиков, — юноша взмахнул мечом, староста отшатнулся, но обрезанный кусок рубашки все равно упал в пыль. Махал он конечно мечом больше оттого, что не знал, что делать. Сердце суматошно билось, пот заливал глаза, если бы не ощущение, что все это нереально, то давно бы уже кричал от страха и отчаяния. — Не хотел никого убивать, да вижу, придется. Тридцать, пусть будет тридцать! Скажи мне, сколько я должен убить, чтобы ты мне поверил? Может, все-таки начать с тебя?
— С меня не надо, — вздохнул староста, еще раз внимательно осмотрев его, от его взгляда не укрылось, что стоит он, прижавшись к дощатым воротам и постоянно вытирает пот, да и в глазах не было той твердости, что бывает у настоящего воина, когда тот принял решение сражаться до конца. — Сейчас мужиков соберу. Никита придет, он охранником раньше в городе работал, вот с ним и дерись. Посмотрим, кто кого. Если он победит, то мы тебя похороним, если ты, дадим все, что просишь — может быть…
— Предложение конечно интересное, — задумчиво проговорил Костик. — Выбора у меня нет, веди сюда своего охранника.
Тут раздвинув толпу, выскочило двое коренастых мужиков с луками, подскочили метров на десять и одновременно пустили по стреле, целясь в него. Их-то похоже староста и ждал, потому что быстро метнулся за открытую створку кузни.
Костя даже подпрыгнул от неожиданности и, благодаря этому, увернулся от первой стрелы, она вонзилась в землю, а вторую, отмахнувшись, отбил мечом. Получилось это случайно, но выглядело очень эффектно, мужики аж ахнули от неожиданности.
Стрелки тоже дрогнули, и подались на шаг назад но тем не менее наложили не тетиву по следующей стреле. Костик уже бежал к ним, разъяренный и злой, убивать он их не стал, но тетиву на луках разрубил, а лучникам каждому врезал в грудь ногой так, что те попадали на землю без сознания. Даже сам не ожидал, что получится такой двойной удар, на тренировках такого никогда не получалось…
— Еще кто дернется, всех поубиваю, — Костя замахал мечом, подходя к толпе, мужики стали отходить назад, выставив перед собой вилы и копья. — Вы думаете вас ваши копья спасут?
Что дальше делать, он не знал — не убивать же всех действительно? Да и копья они держали так, что пробиться будет сложно, на тренировках против копейщиков они не дрались.