Чутье у Илюхи было, конечно, феноменальное. Только Вера пристроилась спать, уронив голову и локти прямо на рабочий стол, как зазвенел внутренний телефон и буквально через минуту Максимыч уже тряс ее за плечо:
– Подъем, Михална. У нас выезд на труп.
– Что за труп? – Вера помотала головой, разгоняя сон.
– Говорят, свежий. Там дежурная СОГ уже на месте. Лосиный остров в пределах МКАД, неизвестный мужик лет тридцати – тридцати пяти. По виду типичная Д-жертва.
– Да что ж у них за осеннее обострение, – простонала Вера. – Только одного взяли, другой пошел перекидываться. А как было летом тихо!
– Зато судмедэксперт, кажется, толковый, – утешил ее Максимыч.
Вера уставилась на него с подозрением.
– Ну ведь сколько раз ухитрялись проглядеть свечение, особенно если слабое! – немедленно исправился Максимыч. – Все, я пулей за Володей.
– Маевскому отдам, – пригрозила Вера ему вслед.
– Не возьмет! – радостно донеслось из коридора. – Они ж Илью хотят, молодого-красивого, зачем им я, старый пень!
О, ну скажем так, предрасположенности Веры Кашук к разнообразным экспертам мужского пола по Управлению ходили если не легенды, то, во всяком случае, многочисленные слухи. Эксперты могли быть судебно-медицинскими, криминалистами, почерковедами – неважно; с Вериной точки зрения, к этой профессии прилагался целый набор плюсов. Во-первых, раз уж человек научился хоть в чем-то хорошо разбираться, значит, какие-то мозги у него есть. Во-вторых, никто из них не работал в Управлении – все они занимались человеческими преступлениями. В-третьих, встретившись с экспертом в неофициальной обстановке раза два или три (тут Вера исключений не делала), можно было спокойно оборвать все контакты и не встречать его по работе больше никогда. Сами они ее тоже не разыскивали – первый пункт работал безотказно.
Увы, судмедэксперт Мишин Олег Валентинович – высокий, черноглазый, вполне даже симпатичный – вел себя настолько надменно и с такой брюзгливой неприязнью, что его кандидатуру Вера отмела сразу и навсегда. Зато следователь обрадовался Вере как родной и, почти насильно всучив ей протокол осмотра места происшествия (в протоколе было заполнено от силы три строки), удалился в туман, стуча копытами и даже, кажется, демонически хохоча.
– Ну и кто у нас теперь руководит осмотром? – осведомился Олег Валентинович, с тоской глядя ему вслед. – Чья была гениальная идея отпустить следователя?
– В Управлении Д следователей нет, – вкрадчиво пояснил Максимыч. – Поскольку нет ни следственного процесса, ни судопроизводства, не запаслись, извините. В случае Д-преступления осмотром места руководит старший в оперативной группе, в данном случае капитан Кашук.
– И где же он, ваш капитан?
– Да вот стоит.
– А-а… – Мишин выразительно посмотрел на Веру. – Я вас внимательно слушаю.
– Это я вас внимательно слушаю.
– А что вы хотите услышать? Причина смерти – копирование доппельгангером, вызвавшее остановку дыхания и прекращение сердечной деятельности. Наблюдается типичное для Д-копирования серебристое свечение по всем открытым участкам тела, степень выраженности – средняя, на контактном запястье – выше средней. Все.
– Время смерти хоть примерно?
– А не знаю! – радостно улыбнулся Мишин. – Умер-то он не здесь. Вот у нас следы волочения, видите? И на земле тоже – вон, к дороге, это вам Екатерина Георгиевна лучше объяснит. Скорее всего, его на машине привезли и сюда от дороги отволокли. Если это так, имел место резкий перепад температур, а значит, по таблицам уже ничего определить не получится.
– А без таблиц? Сами как считаете?
– Ну мало ли, как я сам считаю, – с удовольствием протянул Мишин.
– Максим Максимович, сходи пока к свидетелям, обнаружившим тело, вон они с операми стоят, – попросила Вера, кивнув на пару измученных собачников, и присела на корточки, поближе к телу и эксперту. – А вы, Олег Валентинович, прекратите для разнообразия дурака валять и давайте уже начнем работать. Следователь к вам в любом случае не вернется. Осмотром руковожу я. Раз я уточняю ваше мнение, значит, оно мне нужно. Для дела. Это же не очень сложная мысль?
Некоторое время они смотрели друг на друга.
– Как тяжко мертвецу среди людей, – наконец проговорил Мишин будто сам себе, переводя взгляд на жертву, куда-то в область неуместно выставленного кадыка.
Ах ты ж черт, подумала Вера с сожалением, он же еще и начитанный. «„Как он умен! Как он в меня влюблен!“ В ее ушах – нездешний, странный звон: то кости лязгают о кости».
Блок, «Пляски смерти». Эти стихи она часто читала про себя, тренируясь в тире. Сейчас была ее очередь, и она начала с новой строфы:
– Живые спят. Мертвец встает из гроба, и в банк идет, и в суд идет, в сенат… Чем ночь белее, тем чернее злоба, и перья торжествующе скрипят.
Теперь удивиться должен был Мишин, и он действительно вскинул на нее растерянный взгляд, но Вера не оставила ему времени:
– Труп ведь совсем свежий?
– Часа два от силы, – ответил он как завороженный. – Может, даже полтора.
– Вскрытие сегодня? Распишут вам?
– Если сегодня, то мне. Если завтра – другому эксперту. Простите, капитан, не знаю вашего имени-отчества…
– Вера Михайловна.
– Вера Михайловна, а что вам даст вскрытие? – Олег Валентинович все-таки прочухался от изумления и снова ушел в глухую оборону. – Типичная Д-жертва.
– А личность потерпевшего мы как устанавливать будем? – ласково поинтересовалась Вера. – По родинкам на попе? Хорошо, если его родственники завтра хватятся, а если нет? Причем, судя по тому, что доп даже не стал заморачиваться его прятать, а просто выбросил труп, чует мое сердце – нет, не хватятся. Значит, мне нужно содержимое его желудка. Содержание в крови алкоголя и самых распространенных наркотиков. Шрамы, рубцы, следы чего угодно, хоть что-то, за что я смогу зацепиться. И к Екатерине Георгиевне я тоже обязательно подойду. С той же самой целью.
Но прежде, чем идти к криминалисту, она решила сама осмотреть тело, насколько это было возможно в темноте лесопарка, и сделать несколько снимков.
На вид Д-жертва была абсолютно ничем не примечательной. Средний мужик среднего роста с вполне, насколько можно было судить в свете фонарика, среднерусским лицом и короткими русыми волосами. Довольно крепкий, мог бы отбиться, но не отбился. Ноги кривоватые. Из одежды одни трусы в клеточку – остальное надел на себя доп. Ищи ветра в поле.
Разговор с дамой-криминалистом только подтвердил предварительные выводы Мишина: скорее всего, тело привезли на машине, немного протащили между деревьями и оставили, лишь слегка, для проформы, забросав листьями. Неудивительно, что собачники обнаружили его почти сразу.
– Демонстративное какое-то преступление, – недоуменно сказала Екатерина Георгиевна. – Я, конечно, в вашей теме не специалист, но я до прошлого года в Питере работала, и мне Д-шники рассказывали, что Д-жертва – это всегда пазл, собираемый по кускам. Светящаяся рука, светящаяся нога… то в баке мусорном обнаружится фрагмент, то из Мойки что выловят… У вас в Москве не так?
– У нас в основном пытаются сжечь или кислотой заливают, – призналась Вера. – Иногда просто закапывают поглубже или забрасывают мусором. Расчлененка – это чисто питерская фишка. Скажите, пожалуйста, а вы там работали случайно не с группой Лещинского?
– Случайно именно с ней, – довольно согласилась Екатерина Георгиевна и затянулась сигаретой – не модной и не дамской, с обычным желтым фильтром. – Вы знакомы?
– Ну так… – Вера неопределенно покачала рукой. – Скорее слышала отзывы.
– Прекрасный оперативник Даниил Юрьевич, не сотрудничество, а сплошное удовольствие. Впрочем, в Москве тоже очень хорошее Управление, – тут же исправилась она, испугавшись, видимо, что Вера обидится. – Ну что, вам следы протекторов поискать? Попробуем установить машину?
– И весь путь от дороги до места, где он лежал, тоже, пожалуйста, поподробнее…
– Понятно, понятно, – закивала Екатерина Георгиевна. – Темень, правда, сами понимаете. Кстати, тащил его один человек. То есть доппельгангер. По следу видно невооруженным взглядом. Почему они так редко объединяются, Вера? Разве не логичнее было бы действовать вместе, чтобы перебить нас всех?
– А кого тогда копировать? – вопросом на вопрос ответила Вера. – Мы же кормовая база. А насчет того, почему среди них так много одиночек, я не знаю. Проработав в Управлении почти десять лет, я до сих пор не уверена, что это именно так.
Она отвернулась и снова посмотрела на труп. Неизвестный мужчина лежал на земле, запрокинув в темноту удивленное лицо, и светился жутковатым серебристым светом.
В понедельник в четыре Женька не пришел.
Мороз действительно стоял страшный, и у Веры сперва замерз нос, потом пальцы на руках, потом пальцы на ногах, и колени, и лоб, а потом она заледенела вся целиком и отступила за дверь школы, чтобы хоть немного согреться, но все равно каждые десять минут выскакивала на крыльцо ненадолго – вдруг он придет, увидит, что ее нет, и решит, что она его не дождалась.
В половине пятого с репетиции, с которой Вера все-таки сбежала пораньше, чтобы успеть к Женьке, вышла Вероника Хороненко с подружкой, две исполнительницы главных ролей, леди Уиндермир и миссис Эрлинн. На крыльце Вероника окинула Веру взглядом сверху донизу, доверительно спросила: «Что, бросил тебя твой столб фонарный?», обидно засмеялась и пошла дальше. Надо было тоже, конечно, уходить, но было уже совсем темно и идти было не с кем, и Вера так и ходила с крыльца в темный вестибюль и обратно до самого вечера, пока не дождалась Валерию Павловну, учительницу ИЗО, с которой им было примерно по дороге.
Папы дома еще не было. Вера машинально скинула каменную от холода куртку, помыла руки, переоделась и встала жарить котлеты. Котлеты шипели, как змеиные головы, и по форме были примерно такие же.
Два варианта, думала Вера, всего два варианта, и это очень плохо, потому что двойка, как известно, цифра несчастливая. Либо он не захотел прийти. Либо не смог.
Вариант «не захотел» тоже можно разделить на две ветки. Первая – передумал под воздействием внешних факторов. Родители популярно объяснили, что надо думать о поступлении в институт, а не о малознакомых девятиклассницах. И он подумал: точно, как же я сам не дошел до этой мысли! Вера хмыкнула. Нет, этот вариант, пожалуй, можно отбросить. Что еще? Кто-то ему что-то сказал о Вере. Что-то очень плохое и очень убедительное. Кто бы мог это сделать? Ленька либо Вероника. Но Ленька вроде собирался Женьку бить, а не разговаривать. Кроме того, для такой сложной комбинации он слишком тупой, подумала Вера и сама удивилась – как же до нее раньше не доходило, что Бегунков такой тупой? Тупой и агрессивный, зачем он вообще ей понадобился? Стыдобища.
Ладно, тогда, предположим, Вероника. Вполне в ее духе, но ей же это совершенно невыгодно. Пока Вера с Женькой, Вероникиному сомнительному счастью ничто не угрожает. Поссорить их просто из вредности? Допустим, но Женька не стал бы слушать Веронику. Все же на поверхности лежит. А если она была невероятно достоверна? Но как она вообще до него добралась, если он вчера весь день был на тренировке, а из общих знакомых у них один Полетаев?
Змеиные головы почернели. Вера ахнула, выключила конфорку и переставила сковородку на подставку. На кухне все было в дыму, как после лесного пожара.
Открываем окно. Включаем чайник. Идем дальше.
Он передумал самостоятельно. Протрезвел, вспомнил и подумал: ну и начудил я вчера! Вера какая-то. Или Катя, или Маша, или как ее там. Ужас какой.
Правдоподобно? Нет. Конечно нет.
– Нет! – возразила Вера дыму.
А может быть, предположил дым, вообще все было враньем. Поэтому и номер телефона у нее не взял, а вовсе не забыл, – логично! И у него, например, есть девушка в этой его шестьсот двадцать пятой, красивая, взрослая, выпускница. Длинная, конечно, чтобы удобно было. Вообще, наверно, даже модель. И вчера он был с ней. А сегодня она его пригласила в какое-то очень крутое место, например, в ночной клуб…
– Нет, – сказала Вера в ужасе. – Нет, пожалуйста…
– С кем разговариваешь? – весело спросил папа из коридора. Через пару минут он появился на кухне. – О, горелые котлетки, какая прелесть. Ты убеждала их не гореть?
– Прости, пожалуйста, – вздохнула Вера. – В принципе, у нас еще есть колбаса.
– Та, из туалетной бумаги? Нет уж, горелые котлетки прельщают меня больше. Так кто твой невидимый собеседник?
– Не знаю, потолок, наверное. Просто… Женя должен был прийти к школе в четыре и не пришел. – Никогда она ничего не скрывала от папы, нечего было и начинать.
– Заболел? – уточнил папа и засунул в рот кусок котлеты, обрезанной с четырех сгоревших сторон. – Двусторонняя пневмония?
– Не знаю.
– Ну узнай. Вдруг твой Женя в беде. У него есть какие-то друзья, которых ты знаешь?
– Да, Севка Полетаев. Но, пап, а если я просто все придумала, и он и не собирался приходить?
– Такое тоже может быть, – кивнул папа. – Но ты бы, наверное, хотела узнать, так это или нет? А чтобы что-то узнать, надо начать что-то выяснять. Звони Севке Полетаеву.
Полетаев был дома, но был увлечен компьютерной игрой и долго не мог сообразить, что Вере от него нужно.
– Женя? – недоуменно переспросил он. – Какой еще Женя? А, Длинный-то?
– У него фамилия есть? – терпеливо уточнила Вера.
– Вершинин Женя, – вспомнил Полетаев. – А нафига тебе его фамилия? Замуж собралась?
– Очень смешно, – язвительно вздохнула она, хотя подумала именно это – «Вершинина Вера». – Так что с ним случилось-то?
– Это ты мне скажи! – сказала Вера в отчаянии. – Ты его после тусовки у Ивановой видел? Может, вы по телефону говорили? Или, может, я не знаю, он тебе письма писал романтические и складывал в почтовый ящик?
– Нет, – отперся слегка оторопевший от такого напора Полетаев. – Не видел, не звонил, и писем тоже не было.
– Ясно. А школа точно шестьсот двадцать пятая?
– Это верняк, – с облегчением выдохнул Полетаев. – Отвечаю. Она самая, на Шверника.
– А класс какой? Одиннадцатый, а буква?
– Усложняешь, – заметил папа из кухни. – Просто попроси его номер телефона.
Точно, надо было сразу сообразить. Просто взять номер телефона.
– Сейчас, погоди, – пообещал Полетаев и куда-то ушел. Вера сделала два круга по коридору, зашла к папе на кухню, взяла зачем-то чашку с чаем, вышла. Наконец Полетаев объявился снова, но голос у него был какой-то странный. – Слушай… я нашел и городской номер, и мобильный, только…
– Ну? – поторопила его Вера.
– По-моему, я его только что в окно видел. Он в свой подъезд заходил с улицы.
– Я поняла, – ровным голосом сказала Вера, хотя поняла она только то, что Женя не болен и не сломал ногу, раз уж ходит по улицам. – Телефоны мне продиктуй, и я отстану. Хорошей игры тебе.
Прошло пять минут. Потом десять. Подняться в квартиру, отсчитывала Вера. Лифтов у них нет, пятиэтажки. Раздеться. Помыть руки.
Первым она набрала городской. Трубку сняли после третьего гудка.
– Да, – голос был какой-то непонятный, то ли Женин, то ли нет.
– Жень? – неуверенно спросила Вера.
Сперва в трубке ничего не было слышно, даже дыхания. А потом раздались короткие гудки.
– Кажется, звонить на мобильный уже нет смысла, – пробормотала она.
– Похоже на то, – согласился папа. – Во всяком случае, ты знаешь, что он жив, выходит из дому и бросает трубку. Может быть, он и в самом деле был не так уж… м-м-м… заинтересован в тебе?
– Видимо, да. Но это так странно, – тихо сказала Вера. – Зачем притворяться, что влюблен до полусмерти, если на самом деле нет? Ты же сам все время говоришь: у любого действия есть цель. Какая тут могла быть цель? Ну, то есть… я понимаю, какая, но тогда логичнее уж ее добиться, а потом уже… нет?
– Не знаю, – развел руками папа. – Меня же там, слава богу, не было. Если не хочешь воспроизводить мне все ваше общение дословно, думай сама.
– Мне кажется, я уже подумала, – проговорила Вера, и тут же ей стало понятно, что и думать тут не о чем, все кристально ясно. – Знаешь, ерунда это все, что я тут наговорила. Все у нас было по-настоящему. Но почему тогда он не пришел?
– Продолжай собирать информацию, – посоветовал папа.