В ста километрах оттуда, в каменном городе Кобатуме, за столом сидел человек, глаза его были пусты, рот растянут в гримасе беззвучного блаженства. Время от времени глаза его закатывались, а он сам подергивался. На столе перед ним был небольшой ящичек черного пластика, из которого плоский кабель вел к пристегнутому к основанию его черепа индуктору.
Высоко вверху, на границе неба, облако крохотных предметов пролетело сквозь первые следы атмосферы. Несколько из них слишком отвесно падали, поэтому сгорели, а остальные в конце концов благополучно упали в стратосферу.
Когда они оказались в более густом воздухе, они выпустили тоненькие крохотные крылышки и разлетелись в всех направлениях. Часом позже они разлетелись по всем регионам обитаемого плато Фараона, ища феромонные маяки.
Один расположился как раз за окном человека. Он прижал свой крохотный интерфейс к приемнику, который был укреплен на подоконнике, включив тем самым низкий, настойчивый тревожный сигнал, пульсирующую ноту, которую не мог не услышать человек в комнате.
Когда его устройство наслаждения выключилось, человек заметил сигнал и снял индуктор.
— Что еще? — сказал он бесцветным голосом, обращаясь к пустой комнате.
Он подошел к приемнику и нажал на кнопку, которая выключала сигнал тревоги. Сообщение с орбиты ввелось само в маленький экран приемника, и человек нагнулся, чтобы увидеть, как оно пробегает вверх по экрану.
СВЕРХФАКТОРИАЛЬНЫЙ АГЕНТ НА ФАРАОНЕ, ВЕРОЯТНО, ЗАМАСКИРОВАН ПОД БРОДЯЧЕГО ПРОДАВЦА ЗМЕИНОГО МАСЛА. КРАЙНЯЯ УГРОЗА ДЛЯ ВСЕХ ОПЕРАЦИЙ. В ЕГО МОЗГУ ИМПЛАНТИРОВАНА СМЕРТНАЯ СЕТЬ ГЕНЧЕЙ. ОПОЗНАТЬ И УСТРАНИТЬ БЕЗ СЛЕДА. ДЕЙСТВОВАТЬ С МАКСИМАЛЬНОЙ ОСТОРОЖНОСТЬЮ.
Вслед за сообщением появилась грубозернистая фотография. Худощавое красивое лицо дерзко смотрело с экрана — уверенное, целеустремленное лицо.
— Максимальная осторожность, — пробормотал раздраженно человек. Он схватил посыльное устройство с окна и сдавил его между пальцами, скатывая его в крохотный шарик фольги. Он щелчком выбросил его из окна и уселся подумать. По всей вероятности, агент работал в чьем-то еще секторе, и это была не его проблема. «Ну и хорошо», — подумал он. Он предпочитал убивать просто, прямо, задушевно. Это задание потребовало бы отвратительно тонкого подхода.
Все же убийство было убийством, и он стал надеяться, что агент окажется достаточно глупым, чтобы залезть в его сектор. Он выложил свою собственную маскировку, которая тоже состояла из потрепанной яркой одежды продавца змеиного масла.
— Вероятно, — сказал он сам себе, — мы одинаково мыслим.
Он проверил свои татуировки, которые пока были яркими. Он убедился, что определенные виды оружия были заряжены и в порядке. Он выложил свой запас змеиного масла и убедился, что ни один из его флаконов не просрочен больше, чем надо. Он упаковал несколько предметов пангалактической роскоши — нелегальные подкожные шприцы, запрещенные нейронные индукторы, развлекательные шпули с черного рынка. Он их использует, чтобы подкупать прочих агентов Лиги, когда необходимо будет их сотрудничество. Все эти вещи он разложил перед собой аккуратными рядами, потому что это был человек осторожный и аккуратный.
Наконец он подошел к стене и открыл тайник в камне. В тайнике он спрятал все пангалактические вещи, которые ему придется оставить. Потом он улегся на подстилку и отдыхал в ожидании утра. Но он не спал, он лежал в темноте, широко раскрыв глаза, а рот его застыл в трепещущей улыбке.
На заре Руиз проснулся от звуков звенящей упряжи и криков, звуков, которые слабо доносились сквозь его окно. В этих криках была некая особенность, какой-то диссонанс, который пробудил любопытство Руиза. Взгляд из окна ничего не открыл, кроме пустой площади с ее зловещими ящиками и свалки, серой и пустой под восходящим солнцем. Он встал с постели и вышел в холл, хотя глиняный пол был ледяным под его голыми ногами.
В конце зала было занавешенное окно, которое выходило во двор гостиницы. Руиз слегка приподнял занавеску и выглянул.
Высокий стройный дворянин в черном кожаном охотничьем костюме стоял во дворе, визжа на двух конюших, которые пытались оседлать крупное верховое животное. Животное было очень нервное, как оказалось, а дворянин получал извращенное наслаждение в том, чтобы сделать задачу конюших более трудной, поскольку он орал на них как раз тогда, когда они держали седло наизготовку, чтобы положить его на спину зверя.
— Быстрее не можете что ли, свиньи? Солнце зайдет, прежде чем вы закончите!
Лицо дворянина привлекло внимание Руиза. Оно было типичным для фараонской знати, узкое и с тонкими костями — хотя в данном случае его искажало безумие. Рот подергивался, глаза вылезали из орбит, а два лихорадочных пятна подчеркивали выступающие скулы. Руиз предположил, что это и был местный номарх, Лорд Бринслевос.
Минутой позже, когда конюшие были почти у цели, Бринслевос рванулся вперед и ударил животное своим кнутом, так что оно отпрянуло от человека, который собирался удержать его. Конюшие бросили на дворянина злобные взгляды, но не протестовали.
Наконец, смилостивившись или наскучив такой забавой, Бринслевос позволил, чтобы седло наконец надели. Он грациозно вскочил на зверя. Это заставило животное встать на дыбы, и конюшие разбежались.
— До свиданья, — сказал Бринслевос, широко растянув рот в какой-то дурацкой ухмылке, и галопом умчался прочь. Звук его скачки медленно замирал в отдалении.
Руиз отвернулся от окна и вернулся в свою комнату, беспричинно подавленный. Он сидел на кровати и собирался с силами. Наконец он стал строить планы.
Когда он наконец спустился к завтраку, столовая была пуста, а каша загустела и стала холодной, как камень. Но красивая молодая женщина в грязной сорочке вбежала в столовую и отрезала щедрый кусок. Он догадался, что она, должно быть, и есть одна из «простых шлюх», которых Денклар поминал в связи с Бринслевосом. У нее на щеке темнел синяк, и двигалась она очень осторожно, но в остальном она казалась весьма веселой. Она иногда улыбалась ему, пока расхаживала по столовой по своим делам, собирая грязные тарелки, а он улыбался в ответ.
Когда он покончил с кашей, он откинулся назад на стуле и стал ковырять в зубах острым шилом, которое он носил на цепочке на шее. Его внимание, по каким-то причинам, сосредоточилось на ногах девушки. Ноги у нее были длинные, гладкие и загорелые, а ее ступни были красивы красотой ног, которые никогда не знали ботинок.
Он оторвал от нее взгляд и снова опустил глаза в пустую миску из-под каши. Ему становилось немного страшно из-за его неуправляемых мыслей. Накер наверняка покопался в его нравственных ценностях. Ему придется очень внимательно следить за собой, пока он не покончит с этим и не найдет какого-нибудь другого уловителя умов, достойного доверия. Если он доживет до того, что снова увидит Накера, то ему придется отучить это чудище от того, чтобы упражнять свое чувство юмора за счет Руиза. Руиз покачал головой. Если он позволит себе отвлечься в критический момент, может статься, он не сможет отплатить Накеру за его шутку. А разве не позорно это будет?
Он заставил свои мысли снова вернуться на более продуктивный путь. Сперва он проведет несколько дней, продавая масло местным болванам. Он попробует исследовать структуру планеты Фараон. Голова его чуть не лопалась от фактов, диалектов и социологических анализов — но они существовали в холодном интеллектуальном вакууме. А ему надо было знать, что означало БЫТЬ фараонцем, прежде чем он мог безопасно продвигаться к своей цели. Он преднамеренно выбрал для себя появление в такой богом забытой провинции, чтобы дать себе немного передохнуть от интриг. Он расслабится и более старательно сольется со своей личностью продавца змеиного масла, а потом уже направится по своим делам. Послание-на-задание зашевелилось в глубине его мозга, причинив ему крохотную боль позади глаз, а потом успокоилось, поскольку, вероятно, могло разрешить ему помедлить какое-то время.
Девушка кончила убирать со стола и подошла, чтобы сесть у его стола, не дожидаясь приглашения.
— Привет, — сказала она, обнажив в улыбке зубы.
— Привет, — сказал он, возвращая шило в ножны.
— Какой миленький ножичек, — сказала она.
— Спасибо. Моя мать дала мне его. Она сказала, что он защитит меня от опасных женщин.
— Он сработал?
Он театрально вздохнул.
— В последнее время что-то нет. Но я продолжаю надеяться, весьма набожно.
Она рассмеялась, явно в восторге.
— Ты не очень-то любезен.
На его лице появилось выражение комического трагизма.
— Увы, я вдобавок и не очень богат.
Она придвинула свой стул поближе к нему и положила теплую руку ему на плечо.
— Я тебе назначу особую цену. Как один мастер развлечений другому. Или можно устроить бартер.
Он улыбнулся. Но его беспокойство относительно Накера и его решимость держать свои мысли только на деле вместе охладили его пыл.
— Это очень мило с твоей стороны. Я еще, может быть, напомню тебе о твоем обещании.
Она, вероятно, почувствовала его бесстрастность, но, казалось, не обиделась на это. Она похлопала его весьма дружелюбно по руке.
— Тогда дай мне знать. Меня зовут Релия. А тебя?
— Вухийя. Меня иногда зовут Вухийя Слишком-Мало-Слишком-Скоро.
Она снова рассмеялась.
— Я почему-то в этом сомневаюсь. Кроме того, это может оказаться получше, чем слишком-много-слишком-долго. Например, прошлой ночью… и ее лицо потемнело.
Но потом она улыбнулась и отправилась обратно в кухню, приятно раскачиваясь. Руиз смотрел, как она уходила, чувствуя легкую грусть.
Несколько минут спустя вошел Денклар и уселся.
— Какие у тебя теперь планы? — спросил Денклар, он выглядел немного помятым, словно прошлой ночью почти не отдыхал.
— Я обоснуюсь в твоем общем зале. Я не стану слишком усердствовать и перехватывать у тебя клиентов, а если кто-нибудь спросит, я скажу, что ты получаешь треть того, что я зарабатываю.
— Да, все в порядке, — Денклар забарабанил пальцами по столу.
Руиз ободряюще улыбнулся.
— Успокойся, Денклар. Я скоро уеду, и я ничего не сделаю, чтобы возбудить твою деревенщину.
Денклар ответил Руизу беспокойным взглядом.
— Я надеюсь, что ты прав. Я также надеюсь, что ты не сочтешь неуважительным с моей стороны, если я скажу… но, понимаешь, от тебя веет чем-то неприятным, словно, понимаешь, плохие вещи прилипли к тебе. Беспокойство и боль.
— Успокойся, — сказал Руиз резче, чем раньше, — если я и несу неприятности, то не тебе, если, конечно, ты не враг Лиги.
Позже Руиз выбрал себе место в общем зале, где он мог привалиться спиной к стене и видеть все двери. Он достал кусок пыльного черного бархата из своего заплечного мешка и расправил его на столе. На нем он стал раскладывать свои товары. Тонкие стеклянные флаконы масла появились из мешка, дюжины различных бледных оттенков, каждый обозначал иной вид масла. Верхушки флаконов были запаяны огнем, и оставшийся кусочек стекла был изогнут и заплетен в фантастические узлы. Ряды флаконов составляли красивое зрелище на фоне бархата, сияя, как овальные драгоценные камни, а их верхушки в причудливых узлах отбрасывали искры.
В сторону Руиз отложил коллекцию трубок для тех, кто не мог дождаться и обязательно хотел тут же попробовать товар. Была тут маленькая водяная трубка зеленоватого фарфора, украшенная стилизованным рельефом лироязычной ящерицы. Была тут и трубка, похожая на стеклянный дутый пузырек, с причудливым переплетением ствола из отдельных трубок, по которым дым проплывает фантастическими узорами… Была тут и простая медная трубка, ее длинный ствол был оправлен в цветную кожу, а еще короткая трубка из красного камня, которая изображала вставшего на дыбы верхового зверя.
Во всех этих вещах была определенная красота, связанная с тем, как любовно употребляли эти вещи, как вдумчиво ими пользовались, и Руизу доставляло определенное удовольствие держать их в руках, восхищаться старательной работой ремесленника, которая отмечала каждую вещь. Он вынул и лампу курильщика. Высокая серебряная подставка изображала стройную обнаженную женщину, которая танцевала в пламени — пламя при ближайшем рассмотрении оказывалось змеиным гнездом. Фитиль виднелся из тамбурина, который она держала высоко над головой. Руиз посмотрел на маленькое личико, и ему показалось, что женщина безумно хохочет. Он стер пятно паутины и наполнил лампу, а потом зажег. Она горела дымным желтым пламенем, которое и должно было быть у лампы без стекла, но масло, которое ее питало, было с очень приятной мускусной отдушкой. Руиз откинулся назад, пока что он с удовольствием будет ждать.
Его первый клиент появился в трактире как раз перед полуднем. Коротышка с задиристым выражением лица, на котором была татуировка гильдии операторов паровых каров, вошел в бар и минуту стоял у дверей, видимо, давая глазам привыкнуть к сумеречной комнате. Немного погодя его взгляд остановился на Руизе, и его мрачные черты лица озарились заинтересованной улыбкой, словно зрелище Руиза, его флаконов, трубок и ламп было непревзойденно прекрасно.
— А-а-а, — сказал он восхищенным голосом, — новый продавец змеиного масла.
Он быстрым шагом подошел к Руизу и уселся. Он, прищурясь, смотрел на флаконы, его лицо приобретало все более жадное выражение.
— У тебя есть розовый грасилик!
— Я вижу, вы знаток, — Руиз уселся попрямее, изобразив на лице маску дружелюбного ожидания.
Оператор откинулся на спинку стула и вдруг нахмурился.
— Но я тебя не знаю.
Руиз пожал плечами.
— Фараон — большой край. Такой ничтожный человечек, как я, может приобрести известность только в очень небольшой его части.
Его клиент кисло усмехнулся.
— Ей-богу, правда. Ну что ж, мы тут вдалеке от караванных путей, поэтому у нас не было своего постоянного продавца змеиного масла с тех пор, как Ефрем разгневал Лорда, и Ронтлесес поломал ему ноги. Я могу у тебя купить, если только ты мне докажешь, что тебе можно доверять.
— А почему бы тебе мне не доверять? — Руиз вытащил брусок фарфора, и мужчина тщательно его рассмотрел. Наконец он кивнул.
— Вроде как все в порядке. Но я не такой храбрый, чтобы рисковать пробовать дрянное масло. Не хочу, чтобы потом у меня изо рта пена пошла и я грыз бы собственное мясо на руках. Ты со мной покуришь?
Руиз сделал великолепный жест согласия.
— Если я должен таким образом завоевать твое доверие и кошелек… Но сперва — деньги!
После четверти часа оживленного спора они пришли к взаимно приемлемой цене за розовый флакон.
Деньги перешли из рук в руки, и покупатель взял очень бережно розовый флакон.
— Кстати, — сказал он, — меня зовут Ниджинтс.
Руиз кивнул.
— Вухийя, к вашим услугам.
Он взял медную трубку и открыл небольшой каменный ларчик-кисет, из которого он взял щепотку растертых водорослей. Он набил ими крохотную чашечку трубки и подождал, пока Ниджинтс выбирал фарфоровую и приготавливал ее.
На широком красном лице Ниджинтса было выражение приятного предвкушения, и он, казалось, не торопился. Он любовно держал флакон, рассматривая его на свет, который пробивался сквозь соломенную крышу. Наконец он вздохнул и постучал горлышком флакона по краю стола, пока горлышко не отвалилось. Он выпустил только самую маленькую капельку в трубку Руиза.
Руиз изобразил на лице выражение подходящего к случаю предвкушения удовольствия и наклонил трубку к огоньку лампы. Он втянул сладкий дым глубоко в легкие, и Ниджинтс расплылся в солнечной улыбке.
— Ты куришь решительно и без страха, — сказал Ниджинтс и капнул каплю масла куда поболее в собственную трубку.
Змеиное масло наполнило сознание Руиза замечательной остротой восприятия. Ряды флаконов на секунду показались пылающими звездами в черноте космоса.
— Звездный свет — это самый опасный наркотик, — пробормотал он.
Лицо Ниджинтса казалось почти прекрасным в его неприкрытой напряженной жадности.
Релия-потаскушка мела общий зал, и на секунду Руиза покорила ее замызганная прелесть. Потом, слегка запаниковав, он пригасил свои сенсорные восприятия, пользуясь дорого обошедшимися ему мозговыми рефлексами, и сцена общего зала трактира приобрела свои нормальные очертания.
Ниджинтс зажег свою собственную трубку и блаженно затягивался… На миг глаза его закрылись, и он, казалось, был готов заснуть, но потом он широко открыл глаза и посмотрел вокруг с новым, напряженным интересом. Он увидел Релию, она стояла, вытирая стол, наклонившись вперед, и ее гладкие округлые бедра виднелись из-под сорочки. Лицо Ниджинтса озарилось новой целью, расцвело от радости. Он заткнул флакон кусочком свернутой кожи и положил выкуренную трубку в сторону.
— Извини, пожалуйста, я пойду, — сказал вежливо Ниджинтс, и Руиз задумчиво кивнул ему.
Ниджинтс трусцой подбежал к Релии и стал с ней договариваться. Секундой позже они оба исчезли в задних комнатах трактира.
Руиз разжал хватку рефлексов и позволил маслу снова позолотить его мировосприятие — пока не появится следующий клиент.