Конфликт чести

65-й КОРАБЕЛЬНЫЙ ГОД

Шан дрожащей рукой наклонил бутылку. Бренди выплескивалось на крышку бара, случайно попадая и в чашку. Стиснув зубы, он сумел наполнить ее наполовину и даже вернуть графин на полку.

Присцилла была в лазарете, под грамотным присмотром Лины. Горди тоже находился там. Оба лежали в постели и спали. Что следовало бы делать и ему — предварительно выполнив упражнение, которое сняло бы пульсирующую боль в висках и позволило отдохнуть. Бренди — не самое лучшее лекарство для эмпата в его состоянии.

Он сделал глоток и на секунду недоуменно нахмурился на пятно у себя на манжете. Кровь.

Да, конечно. Надо не забыть отправить начальнику порта набор хрусталя. Глупый Шан. Силы своей не помнит.

Сав Рид Оланек… Боги, если бы он мог сомкнуть пальцы на тощей шее Сав Рида Оланека…

«И что потом?» — насмешливо спросил он себя, делая новый глоток. Пылающий лед гнева Клана Корвал зашевелился за преградами, которыми он его окружил. А потом он заплатит по счету своей собственной жизнью! Неужели он подвергнет опасности леди, приемного сына, корабль?

Присцилла… Этот ужасный взрыв ненависти к себе, ужаса и смятения. Последствия действия снадобья? Или какой-то более постоянный фактор? Лина должна знать.

Он остановился на полпути к комму. Лина будет знать — рано или поздно. А когда она это узнает, узнает и Шан йос-Галан. Он не станет сейчас делать ничего, что могло бы отвлечь ее от главной задачи.

— Ложись в постель, Шан, — сказал он себе.

Однако он медлил, отпивая понемногу бренди и устремив невидящий взгляд на гобелен над баром.

Мелодичный дверной сигнал заставил его вздрогнуть всем телом.

— Входите! — громко сказал он.

Вошел господин дэа-Гаусс с шуршащей пачкой бумаг в руке. Выражение его лица говорило о том, что он принес важные новости. О его усталости — или важности дела — свидетельствовало то, что он заговорил сразу же, не став даже кланяться.

— Ваша милость, я получил отчет госпожи Вельтрад, которую вы направили на Синтию по делу леди Мендоса. Оказывается…

— Нет!

Господин дэа-Гаусс моргнул.

— Прошу прощения, ваша милость?

— Я сказал, — повторил Шан пронзительным от напряжения голосом, — нет. Нет, я не желаю слышать отчет Химены. Нет, я не желаю знать, какое именно преступление якобы совершила Присцилла. Нет, я не хочу, чтобы этот отчет появился на моем экране в начале следующей вахты. Нет, я не хочу, чтобы Химена со мной связывалась или прилетала сюда, чтобы самой рассказать мне то, что содержится в ее отчете. Нет.

Господин дэа-Гаусс оценил ситуацию. Шан стоял в центре комнаты, держа в забинтованной руке на четверть полную чашку. Залитый кровью манжет изящно падал на побелевшие от напряжения костяшки. Суровое смуглое лицо казалось вытесанным из древесины стрелла, и только в серебряных глазах горели искры безумия.

— Сообщение с Синтии, — начал он снова, — говорит о том, что…

— НЕТ! — Шан стремительно пересек комнату и надвинулся на господина дэа-Гаусса. Его лицо было холодно-гневным, слоги высокой лиадийской речи потрескивали, словно наэлектризованные. — Я вас не слышу! Идите.

Господин дэа-Гаусс не отступился. Он видел подобное раньше — у Эр Тома йос-Галана. Должная реакция никогда не включала в себя отступление.

— Вы предпочтете услышать все не от меня, а от Первого представителя? Это — вопрос о корабельном долге. Требуется внимание капитана.

Какое-то мгновение Шан застыл совершенно неподвижно. А потом он повернулся, прошел к своему столу и сел, аккуратно отставив чашку в сторону.

— Йос-Галан вас слышит, — проговорил он на высоком лиадийском: Тоделм, разговаривающий с наемным служащим.

Господин дэа-Гаусс подошел ближе. Ему не было предложено сесть привычным небрежным жестом. Шан бесстрастно ждал. Господин дэа-Гаусс поклонился.

— Тоделм, со слов Химены Вельтрад, которая предложила деньги за документально подтвержденную информацию, мне стало известно, что Присцилла Делакруа и Мендоса была подвергнута остракизму на своей планете за преступление, называемое «богохульством». Это произошло десять стандартных лет тому назад. Подробности этого преступления подробно изложены в докладе госпожи Вельтрад. В данный момент я хотел только заверить вас, что в случае данного инцидента меланти Синтии нанесен сильный урон. Действия леди Мендоса, как всегда, были безупречными.

— И все-таки кто-то ее упрекнул. И очень сурово. — Высокая речь не допускала тепла. — Извольте объяснить этот парадокс.

— Да, Тоделм. Я не в курсе тонкостей ситуации, доложенной госпожой Вельтрад. Насколько я понимаю, леди Мендоса, будучи ученицей в Доме Круга (это называется «Дева» или «Новопосвященная жрица»), навлекла на себя обвинения из-за героического поступка. Я признаюсь, что не понимаю, почему спасение трех жизней могло вызвать такие обвинения. Доклад госпожи Вельтрад заставляет думать, что это можно объяснить соображениями доктрины, а не логики. Как бы то ни было, леди Мендоса призвали мастера ее ремесла. Ей было предложено отречься от содеянного и подвергнуться соответствующему наказанию. Леди Мендоса отказалась раскаяться. После этого ее лишили имущества и звания и запретили заниматься ремеслом. Чтобы не потерять лица, ее семейство также ее изгнало. — Господин дэа-Гаусс помолчал, глядя в ледяные глаза. — Это была политика, Тоделм, а не справедливость.

— Так. — Шан медленно допил бренди и вернул чашку на стол. — Йос-Галан вас услышал. Вы оставите доклад мне. У вас что-то еще, что мне следует услышать в данный момент?

— Нет, Тоделм.

— Хорошо. Вы можете идти.

Поверенный Клана Корвал поклонился и повернулся к двери.

— Господин дэа-Гаусс.

Он повернулся:

— Да, Тоделм?

Шан устало улыбнулся и положил перебинтованную руку на доклад Химены.

— Спокойного вам сна, сэр. И спасибо.

С чувством абсурдного облегчения господин дэа-Гаусс ответно улыбнулся.

— Спокойного вам сна, ваша милость. И не за что.