В кабинете шефа помещался совсем другой человек. Капитан Рекс К502 раскинулся в кресле майора В. Зубова, которое было для него великоватым, и большими глотками употреблял чужой кофе из чужой чашки.
– По некоторым признакам можно предположить, что ты теперь и есть мой шеф, – обратился я.
– Не предположить, а зарубить на носу. Кто теперь твой шеф, ты очень скоро почувствуешь на своей шкуре. Соответственно ощутишь и тот научно установленный факт, что являешься моим подчиненным до тех пор, пока я тебя не уволил.
Я попытался придать своему голосу выражение незлобивое и наивное.
– Странно, что тебя перебросили из полиции нравов на расследование разбоев и побоев. Слушай, а рукоблудие – это когда в присутствии дамы держишь руки в карманах, или наоборот?
– Здесь вопросы задаю я. Где ты был первую половину дня?
– Поскольку ты наверняка прочитал дело по ограблению каравана "Миража", то я кое-чего раскопал. Отморозков на это дело подбил Мур В200, работающий на «Комбинацию». Но его-то нанял некий фрукт по имени Дыня, сотрудничающий с «Миражом». Понимаешь, «Мираж» сам себя обчистил.
– Кто тебе сказал про Дыню? – несколько заинтересовался Рекс.
– Мур, перед тем как задвинуть кеды в угол.
И тут причина его интереса мигом прояснилась.
– Ага, значит, это ты устроил бучу в торговом центре. Тебя уже разыскивают, Терентий, – выражение физиономии у него стало таким удовлетворенным, словно я – это пойманная на лету муха.
– Агенты то ли «Миража», то ли «Комбинации» подстрелили Мура, когда я его уже взял за хобот, – чтобы он не успел расколоться... Но он, между прочим, исповедался мне кое в чем. Запись имеется.
Рексова физиономия уже сделалось такой, будто вышеуловленная муха каким-то образом из его ладошки упорхнула.
– Ладно, Терентий, никто никого разыскивать не будет. Я все утрясу. А ты прекратишь копать это дело. Не возражай... я тебе помогу принять такое решение, отправив в отпуск. Дружок, не морочь никому анус, кроме лиц, специально предназначенных для этого. Съезди в Афродизианск или лучше на орбиту, в Хунахуна.
Рекс заулыбался во все щеки, чтоб никто не мог его спутать с наймитом темной силы.
– И кто тебе дал указание прикрыть расследование?
– Мы, хоть и префектурная полиция, существуем лишь в результате соглашения «Комбинации» и «Миража». То есть, получаем зарплату, пока занимаемся мелкими кражами, разбоями в лабазах, драками в кабаках, да уголовкой, в которой засветились старатели и прочая шелупонь.
– Рекс, в результате какого там совокупления мы появились – мне наплевать. Главное, что мы есть. Когда всем пацанам из моей роты в "Мамальфее" стукнуло по пятнадцать, их выстроили на плацу и зачитали приказ: "С сегодняшнего дня всем заиметь собственноя я». Похоже, в вашем питомнике ничего подобного не случилось. Через пять минут подам тебе большую просьбу об увольнении.
– С удовольствием приму после такого монументального заявления, достойного мемориальной доски. Но только через месяц. А сейчас марш в кассу за отпускными и премиальными, я туда уже звякнул, также как и в отдел кадров. Если будешь в Хунахуна, поцелуй от меня Долли-2М в благодарность за мастерство – туда, куда она любит.
Через пять минут я стоял на улице с новой банковской картой в кармане. Пять кило гафняшек – совсем неплохо, дерзай, не хочу. Бутылка водки "Язвенной" – сто гафняшек. Забросить «палочку» симпампушке-мутанточке – двести. Но билет на межпланетный рейс – уже полста кило.
Несколько раз добросовестно пытался изъять Дыню из головы. Не получилось. Вольно или невольно, в качестве временного решения направил себя в секцию злачных мест, а именно в клуб "Нарост". Именно здесь мутанты и кучкуются. Судя по кличке, Дыня был именно из них.
Перед входом сунул в прорезь деньгомета карту и выгреб из ящичка пятьсот гафняшек, соответственно гафниевыми монетками. Купюры у нас не в ходу, потому что горят хорошо. Затем сквозь противную – лохматую, сопливую, шестипалую – публику подобрался к стойке. В "Наросте" как всегда царило веселье. Звучал и разливался мажорный напев: "Черный ворон, что ты вьешься над моею головой, ты закуски не дождешься, скоро станешь сам едой..." На лица завсегдатаев было немножко тошно смотреть, от их пронзительных голосов немножко вяли уши.
Да, сюда не проползло бы разумное, доброе, вечное, впрочем, никто из присутствующих в этом не был бы виноват.
Бармен – ушастый тролль – даже не стал оборачиваться ко мне, чтобы получше слышать в шуме-гаме, а продолжал протирать бутылки со всякой забористой дрянью для муташки – гемоглобиновкой, кортизоловкой, полигормоновкой и тому подобным.
– Ау, земляк, Дыню тут не видел? – промяучил я в костлявую спину с сильно заметным хребтом, в разъемы которого было воткнуто пяток кабелей. – У него башка соответствующая, большая, гладкая. За хорошую память получишь полсотни гафняшек.
Бармен, слегка шевеля ушами, продолжал невозмутимо заниматься прежним нехитрым делом.
– Ага, локаторы работают, значит, понял меня. Ну да, как это естественно: пятидесяти монет стоит амнезия, а хорошая память – полную сотню.
Бармен разлепил уста и сказал "спиной":
– Два дня тому назад компания послала его в Долину Вечного Отдыха налаживать перевозку рудного полуфабриката. После того самого облома.
Значит и мне нужно туда подаваться. Но одному – не зачетно.
– Ты общительный дядька, – я бросил на тарелку причитающиеся монеты. – Не знаешь ли того, кто ищет краткосрочную работу и знаком с дикими местами? С меня еще двести гафняшек.
Спина бармена оставалась безмолвной и безучастной.
– Да, пожалуй, за двести монет разве что протанцевать можно. Эй, четыреста гафняшек просятся из моего кармана наружу, чтобы поздороваться с дядей.
Бармен по-прежнему не отвлекался от своей работы.
– Понятно. Извини, старичок. Ну, плесни мне хотя бы на три пальца язвовки, только без гормонов и гемоглобина.
Я спрятался со стаканом в темный уголок, который показался наименее страшным, и, меняя увеличение объективов хайратника, наблюдал за местным сборищем, которое простодушный землянин назвал бы скопищем невообразимых уродов. А какой-нибудь средневековый деятель упал бы в обморок, решив, что оказался на бесовском шабаше. И правильно. Чего стоят одни ВИДЮНЧИКИ – с выдвижными очами размером с тарелку – которые можно использовать вместо телескопов. Или РАСПАДНИКИ – у тех руки, да и некоторые другие члены тела могут, отделившись от остального организма, активно заниматься всяким непотребством. Отдельные руки некоторое время весьма преуспевали на душительском поприще. А сейчас, в основном, таскают выпивку и тырят мелочь из карманов. Отчленяемые же срамные органы, особенно летучие фаллосы (так называемые фаллолеты), немало отличились в статистике изнасилований. Были тут и СОПЛИВЦЫ-ПРОЗОРЛИВЦЫ или, как еще говорят, сопляки. Эти товарищи при помощи сморкания оставляют там и сям быстроразмножающиеся клеточные колонии, которые способны наблюдать за тем, что творится рядом, с помощью зрительных родопсиновых рецепторов. И в микроволновом диапазоне передавать подсмотренные картинки своему хозяину, отчего тот превращается в станцию раннего обнаружения.
Едва я поймал порхающий пузырь, полный дурман-сиропа и прилепился к своему стакану, как увидел фемку, направляющуюся в мой угол. Это не к добру. Похоже, сейчас скандал случится – может, я ее теплое местечко занял. Фемка, однако замерла, в шаге от меня. Непонятно было, чего она там задумала – врезать мне хочет или сперва побазарить. Само собой непонятно, куда бабомутант пялится – экраны хайратника скрывают половинку ее лица. Попробовать что ли разрядить обстановку?
– Здравствуй, девочка. Ты чего тут забыла? Хочешь, вместе поищем?
– Ты тот самый, которому нужен напарник для дальней поездки?
– Угадала милая. И кто это? С меня сотня гафняшек.
– Побереги свои гафняшки на лишнюю плитку кислорода. Этот напарник – я. Я была штурманом в наземных геологоразведках, когда работала в «Комбинации» и три раза посетила интересующую тебя долину.
Вот так номер. Только фемам никто не доверяет. Они всегда работают группами, в основном на «Комбинацию», изредка на префектуру. Но и на себя, наверное, тоже. Среди старателей и прочих одиночек их не бывает. Люди считают, и, возможно, справедливо, что эти барышни – извращенки, что без коллективных оргий они тощают и дохнут. Есть мнение, что спят фемки целым взводом в одной кровати и с бока на бок переворачиваются по команде. Кроме того, невооруженным глазом видно, что они считают себя выше других. Они, действительно, выше нормальных баб. А во-вторых, всегда могут отлупить даже самых грубых мужиков. Как тут не зазнаться. Все их движения – четкие, умелые; чутье и моторика – будь здоров. Однако, я весьма сомневаюсь, что кто-нибудь из них слыхал про Баха с Бетховеном или Толстого с Достоевским.
Меркурий один знает, какие у фемок генные модификации, какая, в конце концов, идеология, цель, светлый идеал. Кто им друг, кто им враг? Марсианцам обрисую их наружность – это рослые девахи с невыделяющимся бюстом и неброской мускулатурой. Физиономии носят нередко смазливые, но всегда совершенно каменные. Хотя наши мутанточки смахивают на тех дылд, что на Марсе демонстрируют наряды, тем не менее предпочитают робы и кованые башмачки. Родить ребеночка, по крайней мере естественным путем, эти сверхдевки не в состоянии, но интимные причандалы имеют. Были некогда меркурианские джентльмены, которые осмеливались подъезжать к фемкам сальными предложениями. Были да сплыли. Любовь с фемками для отважных джентльменов кончались плачевно. Там, где ошивается одна из них, могут моментально возникнуть и другие подруженьки.
Эта фемка, что подвалила ко мне, была низковата для своих – с меня ростом, но голову ее украшал обычный для них ежик, а щечку – шрам. Головорезка, видать.
– Мы, люди, плохо осведомлены о ваших фемских повадках. Что тебя подкупило в моем предложении, милая моя?
– Меня зовут Шошана Ф903, – слегка скрипнув зубами, заявила фемка.
– Ладно, Шошана. Что, все-таки? У вас же своя игра, с посторонними вы не дружите.
– Никто с тобой дружить и не собирается. Если ты платишь за проводку, я тебя провожаю, причем такой дорогой, которой нынче можно добраться туда. Это тебе обойдется в три кило гафняшек.
Что эквивалентно трем сотням бутылок «язвовки» – и представить страшно. Вместо такого количества прекрасной жидкости я заполучу одну большую «язву» по имени Шошана. Но я уже, так сказать, влез под душ, так что не пустить воду было бы постыдным делом.
– Если это не станет проводами в последний путь, тогда твое согласие, Шошана, можно считать доброй приметой. Парочку мы будем представлять странную. Впрочем, размер твоего бюстгальтера позволяет тебе не особо выделяться на фоне мужчин, особенно пока ты в скафандре.
По-моему, она подавляла в себе обиду немалым усилием недюжинной воли. Получается, я нечаянно ее протестировал и выяснил, что есть обстоятельство, которое заставляет ее не реагировать на мои подначки. Она кем-то и чем-то подготовлена к общению со мной. Однако, не будем перегибать – иначе ее попустительство станет слишком нарочитым и кто-то может поменять тактику.
Между прочим, особенного выбора у меня нет. Допустим, Шошана – шпионка. Но кто гарантирует, что следующий провожатый не окажется вообще диверсантом? Кроме того, фемы, может статься, мои криптосоюзники. Ведь там, в торговой секции, одна из них, похоже, не только пособничала мне, но даже открыла второй фронт. Кто, в конце концов, открыл люк на выходном шлюзе пневмопровода? Не исключено даже, что во время драки между муташками, фемы как бы случайно оказались поблизости и уберегли меня от полного втаптывания в грязь.
– Ладно, заметано. По рукам и ногам. Отправляемся в ближайшее время, если не возражаешь...
Я фразу не договорил, не условился еще, где и когда, как она уже резко крутанулась и пошла вон из кабака. Я попытался догнать ее, но поскользнулся на чьих-то зрячих соплях, едрить их налево, и залетел под стол, где здоровенный крысомутант внаглую спер у меня ботинок.