Конечная остановка: Меркурий

17

– Ты что серьезно навредила ей... ему? – поинтересовался я, когда нас выплюнуло из колодца уже в одном из бидонвиллей.

Спросил из вежливости и ожидал проявления безутешного горя. Однако, с этими фемами ничего не поймешь, ответный голос был у Шошаны как сухой лед.

– Пожалуй, нет. Вызвала что-то вроде шока. Думаю, что поврежден коммуникативный узел и соответствующие структуры периферийной памяти. Полная реабилитация займет, может быть, неделю. ОНО будет жить только собой все это время. Материнскому веществу придется снова решать, зачем ему нужны люди.

– Извини за этот вопрос, а также последующие и предыдущие, потому что многие из них, конечно, бестактны. Вы все действительно вылупились из той самой цистерны?

– Материнское вещество задумывалось как некий универсальный инкубатор, в котором сочеталось бы хранение общего генофонда в виде октаэдрической матрицы, его контроль, а также наделение зародышей генотипом по определенным схемам. Но, само собой, инженеры не думали, не гадали, что материнское вещество всерьез займется усовершенствованием матрицы и врожденные свойства будет подбирать не по готовым схемам, а по смыслу. Своему смыслу.

– Шошана, ты рассуждаешь о матке, как о старой умной бабусе со степенью доктора наук, но ведь в лучшем случае она что-то вроде компьютера, намастачившегося в области социогенетики. Однажды он подыскал верный способ избавиться от назойливых программистов – с помощью своей продукции, то есть вас, сестрицы.

– Если даже конгломераты кибероболочек, когда над ними поработал эволюционный ветер, проявили разумность и эмоциональность... То что уж говорить о субстанции, которая зачинает нас, как мама, взращивает, как садовник, и общается с нашими душами... как божество.

Ага, это интересно.

– Вот сейчас мы тронули самую суть, Шошана. Смею предположить, что все вы, как мухи в киселе, в психической и даже физической зависимости от вашей полужидкой богини. Однако ты все-таки рискнула святотатственно обидеть ее. Что-то здесь не так. Твоя... явно ненормальная самостоятельность и такое прочее – извини уж за комплименты – это все тоже было запроектировано маткой?

– Скорее всего, да. Поэтому-то я решилась причинить ущерб материнскому веществу. ОНО обязательно предвидело такую ситуацию.

Теперь понятно, почему Шошана не рехнулась, а успокоилась и вполне отбалансировала свою психику. И почему фемы не организовали массовой облавы на нас. По их мнению, сестра Шошана подняла руку на богиню-мать, разве что с ее попущения.

И почти одновременно с нами в полицейскую штаб-квартиру прибыл генеральный директор "Комбинации" господин Петрофф-Сидорофф. Сам! Не "номерок" какой-нибудь, а тот, кто еще на Земле был крутым бизнесменом. Чья подпись стоит под Хартией Солнечной Системы, которая выбита золотыми буквами на стене Музея Космики в Бредбериево.

Едва я сбагрил Шошану в «комнату для переговоров», полагающуюся полицейскому начальству, как в кабинете оказался человек, слишком низенький для природного космика, в костюме-тройке, который увидеть можно разве в передаче с какого-нибудь важного бала-маскарада вроде Собрания Касты.

– Предлагаю положить карты картинками вверх, – начал Петрофф-Сидорофф,. Я навел справки, судя по ним, вы были ответственным, даже ревностным служакой. Отнюдь не смутьяном. Что вообще свойственно питомцам "Мамальфеи". Были да сплыли. Ну, так что же с вами случилось?

Индикатор нитеплазмы помалкивал. Это, однако, не давало гарантии. Впрочем, отчего ж не поднять забрало, если нет других вариантов.

– Господин Петрофф-Сидорофф, воспитанники "Берлоги" тоже ревностные, но только они, в отличие от мамальфейцев, несколько прямолинейны, и лобная кость у них толстая... Вы, должно быть, имеете справку о том, что я занимался расследованием нападения на караван "Миража" в Долине Вечного Отдыха. Все серьезные эксперты усиленно кивали в сторону вашего концерна. Но я избавился от этой версии по ходу своего расследования, хотя мне вредили (притесняли, угнетали) с упорством достойным лучшего применения – и бомбануть хотели, и из гранатомета стреляли. Итак, нарисовалась цепочка событий, приведших к разбою на большой караванной дороге. А привел в действие это безобразие некто Дыня, мутант, труженик "Миража". То есть, служащий компании устраивает с ведома своего руководства неприятности родимой фирме. Это должно что-нибудь означать? Должно. А именно то, что фирма "Мираж" – двойной чемодан. Сверху навалено какое-то барахло, а под фальшивым дном – вся суть. Я много песка съел в Долине Вечного Отдыха. Там, и не только там, под покровительством "Миража" хорошо устроилась иная форма жизни и материи. Она, вместо наших белков-жиров, из нитеплазмы сделана, иноматериальна по природе своей. В общем, это не какая-то бяка-раскоряка из детской страшилки, иноматерильные объекты заметила еще десять лет назад на Земле наша разведгруппа и нарекла гордым именем Плазмонт. А потом собранная информация была благополучно захоронены в секретных анналах – такое слово неизменно ассоциируется у меня с задницей – флотской разведки.

– Ну, это вопрос к Адмиралтейству. А что, лейтенант, вам все-таки понадобилось в лаборатории "Весна-6"?

– Вначале ничего особенного. Я мастак искать и потому хотел найти свою добрую знакомую, с которой расследовал вместе караванное дело.

– И, обретя друг друга, устроили на радостях пальбу.

– Господин Петрофф-Сидорофф, меня поразил уровень противодействия. На лицо, исполняющее обязанности начальника полиции, не задумываясь, поднял оружие офицер Службы Безопасности! А директор лаборатории был носителем споры Плазмонта. У меня ведь есть прибор для обнаружения нитеплазмы. И вообще я не могу понять, кто кого начал первым использовать, наши бизнесмены нитеплазму или наоборот?

Господин Петрофф-Сидорофф не стал рассеивать туман моего непонимания, скорее всего, он и сам пребывал в мгле. Однако выспросил кратко.

– Зачем вы сшиблись с фемами? Они ведь похоронят вас и вашу подружку.

– Ну, это бабушка надвое копала. Они, между прочим, мне ее и прислали, а вначале даже опекали мое благополучие. У фемов, кстати, ничего не происходит случайным образом. Вы слыхали о материнском веществе?

Господин генеральный директор еле заметно качнул своей знаменитой головой. Мне этого хватило, чтобы воодушевленно продолжить.

– В материнском веществе объявилась спора Плазмонта. Вы понимаете, что это означает, вселение демона в матку, если учесть мощь фемской организации.

– Очень многое, лейтенант. Если только ваши доводы и откровения не бред сивой кобылы.

– А директорша-фемка Медб К845, превратившаяся в вихрь, и потом "стертая из памяти" – это тоже бред сивого марсианского крокодила? Если нитеплазменный паразит еще не успел вас обработать, то пора и вам, многоуважаемый с детства господин Петрофф-Сидорофф, приоткрыть несколько карт.

– Ну, ладно, – генеральный слегка застопорился, а потом продолжил (он все-таки был решительный мужик, то есть для некоторых сущий деспот). – У нас и раньше происходили исчезновения. Человек, порой даже весомый человек, вдруг пропадает, и нам остается только ставить галочки в графе "прогулы". А разве ведущая компания Солнечной Системы имеет право выглядеть беспомощной? Этого компания позволить себе не может.

Я не удержался от подобострастного: "Ну, разумеется", хотя из этой напыщенности (компания видишь ли ведущая, не в гроб ли ведет?) мы в состоянии проморгать всю Солнечную Систему.

– Тем более, мы не исключали появления под видом без вести пропавшего сотрудника какого-нибудь чужака, – несуетливо продолжал топ-менеджер. – Однажды и впрямь он попробовал появиться, но фальшивку мы – слава Хартии родной – распознали. В общем, полное стирание казалось нам целесообразным. Вы будете осуждать меня за это? Я имею в виду, конечно, не моральное осуждение.

– Я тоже говорю лишь о деле. И да, и нет. Да – после "стирания" Плазмонт не мог уже вернуть вам на работу препарированного им человека. Нет – умыкая вашего сотрудника, демон считывал его, а полиция ничего об этом не знала.

– Какая еще "полиция"? Лишь пару недель назад в вашем мозгу, лейтенант, что-то забрезжило, а до этого вы незатейливо бегали с электрической дубинкой, – генеральный директор поднялся. – Вы или крупно выиграете, или крупно прокакаете. Я пока что собираюсь держаться от вас подальше. Поэтому вы лучше не трогайте "Комбинацию", иначе, шансы на вашу победу мигом улетучатся. Со своей стороны, обещаю замять ту историю, что приключилась сегодня на объекте «Весна-6».

И генеральный значительно удалился. У меня так не получится. Петрофф-Сидорофф, объегоривший тысячи простаков вроде меня, ушел с моего горизонта до той поры, пока не выяснится, победил я или проиграл. Если что, потом скажет: «Он мне сразу не понравился, глазки такие торопливые. И вообще пора устроить проверку в этой самой Мамальфее. Наверняка там плохо моют пробирки». Или: "Я горд тем, что у нас есть Мамальфея и ее питомцы. Как жаль, что я родился на свет обычным образом."

Но в любом случае, разговор повернул направление моего главного удара на "Мираж". Тем более, что есть кончик, за который я еще должен уцепиться. Дыня. Арбуз.

Теперь явись ко мне мой верный приспешник Терешка-мл. Вместе со своим кибер-шпионом я проник, как юркая крыса, в базы данных городской стражи, напоминающие тесные темные пещеры, и напал там на след. Что-то похожее на Дыню намедни проследовало через КПП обратно в город.

Значит, немедленно требуются санкции на его арест и шмон в его жилище. (Самое простое – разрезать автогеном жизнесферу пополам и вытряхнуть содержимое, чтобы потом многорукие кибер-ищейки порылись.)

Прокурора умасливал с полчаса, уверял, что "Мираж" нежно люблю и просто хочу разоблачить вредителя. Я был убедителен и искренне взволнован, когда живописал блоху, пригревшуюся на груди великодушного концерна. Для большей доходчивости разъяснений мне пришлось незаметно пускать из кармана в сторону должностного лица аэрозольную струю "размягчителя сознания" – скромную дозу опиоидных пептидов.

Обзавелся полномочиями – и вперед. Тормозить никак нельзя, хронометр работает не на меня. Еще надо срочно высвистать Анискина и выписать на него документ, как на общественного помощника. Шериф должен сейчас загнивать где-то в недрах клуба "Экстаз".

Надену, пожалуй, парадную форму лейтенанта со стоячим воротничком, в кобуру спрячу сквизер, за пазуху лазерный резак, и на этом остановлю гонку вооружений. Когда я уже сунулся в дверь, из «комнаты для переговоров» выскочила Шошана.

– А я как же?

– А ты поболей еще. Я думаю, если твои друзья фемы повстречают меня с тобой в "Мираже", то станут очень нервничать и даже постараются обидеть.

– Моя болезнь тебя почему-то не смутила в "Весне-6"... Так вот, в "Мираже" нет ни одного фема. Поэтому выписывай на меня документы, пока я тебе не впаяла промеж.

– Всё понял. Ты хорошо объяснила, Шоша. Только оставь костыль здесь, возьми палочку. Чтобы меня не обвинили в использовании труда хворых и больных.

Анискин обнаружился довольно быстро, у наружней стены «Экстаза», где ему собрались обломать рога трое каких-то ретромутантов. Проще говоря, питекантропов. Но когда появился я при параде и фемка со стальной клюкой, ретро мигом ретировались, отдавая честь.

– На этот раз вы кажется вовремя, – с еле скрываемым удовлетворением произнес шериф.

– Не мы, а ты. Придется поработать, уважаемый.

Хорошо, что он не наклюкался. По крайней мере, не сильно. Пока мы добрались до административного здания "Миража", он уже вполне утвердился на своих каблуках.

У служебного входа к нам стал приставать wохровец.

– Стоп. Куда? – Я ткнул ему в физиономию своим удостоверением и прокурорскими ордерами. А он собрался сообщить по телекому о появлении чужаков.

Тут последовал первый ход с нашей стороны: "е2" по "е4". Шошана влупила ему, едва заметно. Ну, ведьма. И wохровец осел мирно на стул. Другие охранники, заметив, что старший по званию никак не противодействует, перечить ни в чем не стали. Следующим крестиком был помечен отдел «человеческих и квазичеловеческих ресурсов», короче отдел кадров.

Кадровик в «Мираже» не походил на своего собрата по несчастью – на директора «Весны-6». Ласковый, как резиновый пупс.

– Присаживайтесь. Но почему вы не договорились заранее с директором, а еще лучше с правлением компании? – поинтересовался собеседник с милой улыбкой.

– Может, мне еще и объявления вешать на каждом углу, чем я собираюсь заниматься? А занимаюсь я парнем по кличке Дыня. Это хитрая бестия. Истинное ему имя – Атилла С456, вот санкции на арест и обыск. Я спрашиваю, где он? По-моему, вы тот начальник, который должен быть в курсе.

Кадровик, расцветя еще большой приветливостью, поиграл пальцами на виртуальной клавиатуре своего компьютера. А потом без запинок рапортовал.

– Он в производственном секторе. Это в квартале отсюда.

– Надеюсь, ваше высказывание не является неудачной шуткой. Свяжитесь с Дыней по аудиоканалу и попросите немедленно зайти сюда.

– Я попробую. Надеюсь быть вам полезным... мне только надо нажать еще три кнопочки.

Кадровик пообщался с кем-то на невнятном лунарском диалекте, характерном для уроженца Эдуардыч-Сити и, просто лучась, доложил нам.

– Немедленно вызвать его нельзя. Он сидит внутри одной из тридцати панелей управления технологическим конвейером и несколько оптоэлектронных кабелей подключены к его нейроразъемам.

– Ладно. Мы сами прогуляемся в производственный сектор. Только вам придется соблаговолить и проводить нас. Как гиду. – На всякий случай я показал «гиду» тусклый глазок сквизера. – Эта штука не портит костюм. За исключением случаев, когда кто-то благодаря ей сильно накладывает в штаны.

В итоге, мы вереницей – кадровик впереди, наша тройка опоясывающим лишаем по бокам и сзади – двинулась к производственному сектору.

В ячейках, размежеванных мембранными перепонками, то ли прорастали, то ли надувались бульбы, похожие на детали реакторов, турбин и прочие полезные вещи.

– И не надо никаких штампов или форм, – похвастал "гид". – Это что-то вроде огромного 4d – принтера. Хотя у нас его называют «огородом». Аддитивная технология дополняется формативной, биоподобной, действующей во времени.

Ниже ярусом, под "огородом", мы, смирно стоя на движущейся дорожке, обогнули ажурные конструкции, по которым поднималось что-то похожее на тонкие-претонкие лианы.

Я пригляделся, ажурные конструкции пульсировали, сплетая эти лианы из тонких паутинок. Они, наливаясь соком и цветом, дорастали благополучно до потолка, и попадали на верхний ярус, в "огород". Чтобы, в итоге, там образовывать разные полезные в хозяйстве вещи.

– А что за полимер такой? – попробовал выяснить я у сопровождающей нас неприятной персоны с приятным лицом.

– Металлорганический дендример, с поперечной гексагональностью. Но точнее сказать не могу, все-таки это секрет фирмы.

Мы сошли с дорожки, когда оказались в тупике, и тут «гид» вошел прямо в серую стену. Она же перед ним вначале боязливо подалась назад, образовав пузырь, который аккуратно лопнул без шума, ошметок и брызг. Стена, значит, тоже металлорганическая, с чувствительными рецепторами и наноактуторами. И нас она пропустила, между прочим.

Путешествие продолжалось на лифте винтового типа, который опустил нас еще на уровень ниже. Тут имелось что-то вроде аквариума, где наглядно и зримо плавал исходный дендримерный студень, вызывая тошноту и законное омерзение. По своему поведению выглядел он квазиживым, потому что активно двигался (крутился, танцевал?) и, похоже, был способен к жратве и выделению. Этим меня не удивишь, внутреннюю оболочку скафандра из подобной дряни и мастерят, она даже дырки умеет заштопывать. У меня, кстати, имеется квазиживая мочалка, которая усердно съедает телесную грязь без всякой воды. Сажаешь ее на тело и она самостоятельно тебя моет. Но если задремлешь некстати, то она может уползти на кухню, почуяв запах пирога, и там беспощадно его сожрать вместо грязи. Да еще оставит кучку дерьма где-нибудь в углу. Как говорит один известный биолог – наличие кала есть первый признак жизни.

Кадровик завел нас в боковой зальчик, а может и цех – там стояли аквариумы поменьше.

– Господа хорошие и дорогие, я думаю, небольшое развлечение нам всем не повредит. Смотрите сюда, оркестр – "туш".

Напряженные лучи упали на нас троих, а также подсветили три больших сосуда, по форме как перевернутые колбы. В них вовсю резвился этот самый студень, который при виде нас стал еще хлеще кружиться и извиваться, будто обрадовался. Почувствовал наблюдателей, что ли?

– Сейчас какое-то чудо случится, – предвестил Анискин. Я тоже ощутил, произойдет нечто большое и гнусное.

Взаправду, не прошло и жалкой минуты, как в колбах шустро навертелось то, что явно напоминало куски заспиртованных человеческих тел. То, что любят студенты-медики разглядывать. Одни члены еще не имели четкого образа, другие более-менее оформились. И продолжали оформляться с каждой секундой все лучше. В результате этого художественного творчества первым делом получились большие безволосые головы с закрытыми глазами, которые стали кое-что напоминать...

А именно – нас. Присутствующих здесь, всех троих по отдельности.

И тошнота, естественно. И спазмы желудка, добегающие вплоть до прямой кишки.

– Какого х…, сэр, – не удержался Анискин, занося лазерный резак над головой кадровика.

– Не стоит беспокоиться. Это просто шутка, дружеский шарж, – по ласковой физиономии экскурсовода поплыло удовлетворение. – Наш, так сказать, дендример имеет способность к довольно глубокому копированию окружающих его предметов, в том числе и живых. Не обижайтесь, господа, на такое творчество, оно совершенно безыдейное и неконцептуальное. Считайте, что дендример просто приветствует вас.

– Я слыхал, что один скульптор на Марсе, по фамилии Яичкин-Второй, тоже пользуется самокопирующими веществами, – пытаясь успокоиться, произнес я. – Но они принимают определенную форму, когда на них направляют лазерный свет, отраженный от копируемого предмета.

– Как вы смогли убедиться, мы убежали вперед от нашего времени. Поэтому нам достаточно обычного света, – похвалился «гид».

Собравшись, со всей полицейской суровостью в голосе я напомнил ему о правилах хорошего поведения:

– В любом случае надо предупреждать и испрашивать согласия. Ведь среди нас могут оказаться нервные, вспыльчивые и даже больные люди.

– Да, я именно такой, – подтвердил Анискин. – А еще один скульптор на Марсе по фамилии Шайссер вообще скульптуры из своего дерьма лепит. Чтобы они разноцветные получались и побыстрее, он 24 на 7 хавает подгнившие оранжерейные фрукты с генами подкрашивания. Вот такое самовыражение через задницу. И мы что смотреть на это должны?

– Я полагал, что все вы в первую очередь весьма любознательны. Кроме того, для вас экскурсия характерна бесплатностью. А в конце, между прочим, угощение за счет фирмы, – кадровик так искренне потешался, что даже не хотелось злиться. И вообще не до него стало.

Какого-то черта тот кусок в колбе, который был похож на меня, подрастал явно быстрее других. Теперь вся наша тройка неприлично пялились на это срамное действо, будто попала в цирк.

И в самом деле. Оформлялись, переходя из состояния отростков в цивильный вид, руки, ноги, волосы. Причем не только внешний облик вырисовывался, но и внутренности. Подобия костей, мышц, сосудов вначале получались стекловидные, потом раскрашивались. Сплетались наружные ткани тела, они тоже наливались цветом и обрастали кожей. Определились и краски лица. Потом даже заимелась одёжка. В сосуде образовался второй комплект моей парадной формы, совсем неотличимый от первого. Джинсы Анискина и Шошанин черный плащ (который, кстати, я ей подарил) куда хуже получились. Похоже, что на копирующий дендример я производил самое благоприятное и неотразимое впечатление.

В общем, немного погодя, в колбах появились наши дубли-двойники, один к одному, только уже не крутящиеся, а совсем неподвижные.

– Всё это действительно интересно для павильона ужасов в Луна-парке, но где же обещанный Дыня?

– Да здесь же он, – радость кадровика была беспредельной. – Здесь он, мой кадр.

Свет залил еще один сосуд, в котором находился разыскиваемый Атилла-Дыня. Как бы находился.

– Это, надо полагать, скульптурный портрет. Однако, вы ошиблись, если посчитали, что мы пришли позабавиться вашими кунштюками. Ваши действия уже тянут на статеечку, – грозно напомнил я кадровику.

Похоже, специалист по «человеческим и квазичеловеческим ресурсам» нисколько меня не боится. Придется повышать ставки.

– У меня такое внутри, наверное, это неврозом называется, – забормотал Анискин. – Еще немного, сорвусь с цепи и всю посуду тут побью. Давайте отсюда сматываться, девочки и мальчики.

– Вам нужен был Дыня, который Атилла. Вот он, и никакого обмана! – голос "гида" звенел от искренности. – Причем тут скульптурный портрет?

Кадровик хлопнул в ладоши, после чего все четыре фигуры... разлепили глаза и произнесли что-то невразумительное.

– Вот зараза, они ж нам замену подготовили, – Анискин, не став мозговать, полоснул лазерным клинком своего двойника. Но сияющее лезвие странно взаимодействовало со стенкой сосуда. Колыхнуло ее, а потом словно впиталось, разбегаясь затухающими огоньками. Скушалось. Никакая это не стенка, а силовой экран. Похоже, что нитеплазменный. Это она умеет поглощать энергию.

Да все же вокруг нитеплазменное! Только нитеплазма здесь мощная, нитеплазма макромира, умеющая притворяться и точно изображать свойства обычной материи, окатывающая вполне обычными гравиволнами мой демонометр.

Тут шериф Анискин совсем несолидно дернул из малоприятного места на выход, как пробка из бутылки с бузой. И мы с Шошаной естественно увязались за ним с позорной быстротой. Однако недавно еще свободный выход тоже оказался перекрыт силовым щитом. От которого нас просто отбрасывало. И светлица соответственно сделалась темницей.

– Нет, нам такую преграду не одолеть, – подытожил Анискин. – Но эту суку мы же можем взять в заложники.

Он аккуратно дотронулся до пиджачного лацкана кадровика – тот как раз сиял от высокого наслаждения. Еще бы, такая сцена.

– Вроде силовым колпаком не прикрыт, – шериф на радостях послал кулак, чтобы угостить в лоб беззащитного, как ему казалось, противника.

Но пока кулак летел, во лбу кадровика обосновалась дыра, то есть, его башка, сделав фокус-покус, превратилась в бублик. А потом весь господин хороший аккуратно расстегнулся – как плащ вдоль молнии – и из прорехи стали дружно вываливаться внутренности. "Плащ" этот расстелился на полу и пополз к выходу, оставляя мокрый след. Пришедшая в нормальный вид голова совершенно ненормально катилась впереди как футбольный мяч.

– Спалю слизняка, – Анискин навел широкофокусный лазерный луч, но тут из плаща выскочило что-то, почти невидимое, голубоватое, и полетело как из пушки в нашего активиста. Тот успел рубануть прозрачный снаряд, однако легковесно отлетел на несколько метров и грузно шлепнулся на пол.

Замочивший шерифа прозрачный снаряд вернулся в объятия плаща, который поднялся, и вобрав внутренности, склеился снова в нормального кадровика. Затем прокашлялся и стал прощаться:

– Пожалуй, разговор зашел не туда, так сказать, вышел из конституционного поля. Поэтому я вынужден вас покинуть. Всего хорошего, джентльмены. Как говорится у классика, красота спасет мир. Скоро все уродливое в ваших личностях растает как туман, а все прекрасное останется.

Он многозначительно кивнул на наших двойников и спокойно вышел вон – для него силового барьера как бы не существовало.

– Ну, влипли, – Анискин хоть и на полу, но заколотил кулаками и засучил ногами. – Через полчаса эти колобки, срисовавшие на себя нашу внешность, пойдут вместо нас в кабак со своими фальшивыми гафняшками. А нас на мусоропереработку, и колбасу сделают.

– Не бойся, гафняшки они возьмут не фальшивые, а самые настоящие, из наших карманов, – выйдя из ступора, попытался успокоить я добровольного помощника. Вдвоем с Шошаной мы закрепили его на ногах.

– Разве эта кукла сравняется с таким крутым парнем, как ты, – убедительно сказал я Анискину. – Стул и шкаф они могут заменить на двойников, а не тебя. Раз так, то просто попугают нас и выпустят – а мы и не струхнем.

Шериф, скрипнув толстыми подметками, сделал пару приседаний, прочистил носоглотку и опять стал хорохориться.

– Они думали, что Анискина можно уложить каким-то голубоватым студнем, нет, этим его разве что раззадоришь.

– На колбасу, на колбасу, – залопотал вдруг двойник Анискина. – Нет, этим меня только раззадоришь, я ж такой крутой, сто отжиманий и пятьсот приседаний зараз могу сделать...

– Ты, посмотри, – мигом обмяк шериф, – да это же натуральный попугай. И ты говоришь, что он не сможет изобразить меня. Я же не Эйнштейн, много слов не учил, бестолковые словари не читал, поэтому долго стараться не надо. У меня уже голова болит от этого всего.

– Оттого болит, что маленькая, – повторил чью-то шутку дубль Анискина.

– Похоже, они обучаются, слушая нас. Выходит, нам лучше молчать в тряпочку, – заметил я.

– Вам лучше молчать, причем в тряпочку, – повторил мой двойник. И обернулся к остальным дублям, презрительно через плечо показывая на «оригиналы». – Им пора помалкивать, а нам самое время общаться, дискутировать, декламировать.

«Да этот нитеплазменный колобок в курсе того, что имеется в моем багаже. Небось, изучил "литет мента", паразит этакий», – произнес я тираду, однако внутри себя.

– Паразитизм – тоже форма жизни, не хуже других, – квалифицированно оспорил мой двойник. – Это всегда вершина пищевой и социальной пирамиды. Целые цивилизации существовали сотни лет благодаря умелому паразитированию на чужих ресурсах и чужом труде. Спросите в Лондонском Сити.

– Ну, хватит мысли-то читать, – гаркнул я, но все равно стало зябко не по погоде.

– Какие там мысли. Снимают поверхностные психомагнитные колебания, – заметила Шошана.

– Неправда, – опять возник мой дубль. – Лейтенанта мы досконально изучили. Мы его как словарь пролистали и запомнили. Мы теперь умеем думать, как он.

– Ладно, мальчики и девочки, хватит бодягу разводить, двинули отсюда, – предложил дубль Анискина и уточнил у «оригинала». – Ты к какой бабенке обычно шляешься?

Истинный Анискин в бессильной злобе запустил в двойника шляпу, которая благополучно была водружена на его голову.

И три фигуры двойников – под прикрытием силовых экранов – спокойно покинули демонстрационный зал (цех, камеру пыток).

– Если они мне попадутся где-нибудь без коконов – я им таких звиздюлей накидаю. А твоему дублю, лейтенант, в самую первую очередь, – заскрежетал большими зубами шериф.

– Они рассчитывают никогда не попадаться тебе впредь, – охладил я компаньона. – Кроме того, силовой кокон это их часть.

Анискин сверкнул порозовевшими белками глаз.

– Еще неизвестно, что ты сам за фрукт. Почему это они тебя изучили, да еще досконально? На кого ты вообще работаешь?

– Прекратите свои мужицкие разборки, – встряла Шошана.

– Мой вопрос и к тебе относится, милашка, учитывая, что твоя двойница не проронила ни слова, – огрызнулся шериф.

– Ты страшен в страхе, – польстил я ему, одновременно нащупывая в кармане "телескоп". Вероятно, придется закатать Анискину в лоб, если не устанет бузить.

Однако, уловив, что Шошана превратила свой взгляд в стальной штырь, Анискин переключился на новое направление работы.

– Я пока могу с Дыней разобраться, Атиллой этим сраным в колбе.

Он подошел к силовому кокону, прикрывающему улыбчивого Дыню, и принялся аккуратно подносить ладонь. Сантиметра за три до "поверхности" пальцы стали тормозить, даже вязнуть, а за сантиметр замерли и уже не пропихивались дальше. При дополнительном надавливании проскочила искра, рука шерифа была отпружинена назад.

– Как будто мы с ним одинаковые полюса магнита, – вздохнул Анискин, растирая и брезгливо разглядывая свои пальцы.

– Эта двуполюсность входит в сущность нитеплазмы, – проявил эрудицию я.

– Ой, какие мы догадливые. Теоретики прямо. – Анискин сплюнул и растер. – Прежде надо было котелком варить. Хотя бы намекнул, что неладно тут, а то: демонометр, демонометр...

А что если допросить дубля Дыни.

– Ты нанимал старателей для нападения на караван? Или этим занимался тот настоящий Дыня?

– Вопрос поставлен в оскорбительной форме. Я и есть самый настоящий. Материалы, из которых состоит тело, не имеют никакого значения. Я мог бы переписаться даже в метаново-водородное тело, похожее на пузырь, с хромосомами, состоящими из кристаллов льда, но остался бы прежним Атиллой С456. Имеющий разум, а не кашу в голове, меня поймет.

– Дыня, я охотно верю, что совсем неважно из чего ты сделан. Главное, что ты делаешь. Люди, бежавшие с прииска, благодаря тебе не раззвенели всей Космике, чем занимается там концерн «Мираж». И на прииске, сдается мне, не только гафний копали, там размножается Плазмонт, производит споры нитеплазменная грибница!

А потом долго молчавшая Шошана положила одну руку на мое плечо, а другую на плечо Анискина. Так что Дыня оказался между нами. А дальше он затрясся словно его сдавливало со всех сторон, потом швырнуло из наших объятий в сторону выхода, где он снес преграду и исчез.

Анискин тут опомнился и решил первым выскочить в коридор, он уже истошно завопил: "За ним, пока не захлопнулась мышеловка-а-а!" Я едва успел ухватиться за клетчатую рубаху:

– Только по-тихому.

– Ну ты, пусти... – перестал контролировать себя Анискин и уже хотел зацепить мой нос своими пальцами, я же намеревался, поддав коленом в пах, переключить компаньона с войны на мир.

– Если будете вести себя как дураки, я вас оставлю тут навсегда, – пригрозила рассвирепевшая предводительница. – Просто без эмоций и мыслей идите за мной.

– По-тихому отчалить не выйдет. Нас ждут. Но есть план, – сказал помудревший Анискин. – Опустошаем обойму плазмобоя, складываем кучку из металловодородных боезарядов прямо здесь, в уголке. Затем направляем на них лазер-шмазер. Секунд двадцать кучке на нагрев хватит, а потом она разбомбит палубу. Все аварийные и пожарные датчики тут же завопят. Но нам только этого и надо.

И Анискин принялся реализовывать безумный план Анискина. Когда долбануло, я даже решил, что шерифа мы потеряли, накрыло беднягу. Сразу пар повалил вонючий, гарь от паленого пластика. И свист надрывный.

– Разгерметизация получилась на славу, – сообщил шериф, растирая кровавые сопли кулаком. – И по физиономии прилетело.

Свист рывком перескочил на два тона ниже. И ветерок задул неслабый. Конечно же, зажглись аварийные панели и замигали лампочки.

– Сейчас сюда хлынет уйма народа. А нам бы спрятаться, – продолжал руководить Анискин

Устраивая наше счастье, на глаза попались створки встроенных в стены шкафов с пожарным оборудованием. В один из них запихнулись мы с Шошаной, в другом засел орлом дородный мужчина Анискин.

Первой на место происшествия ворвалась аварийная команда. Шошана выключили трех из них, без всякой возни, одним тычком – знает же они физиологию мужиков. В клубах пара и дыма свершился обряд переодевания.

Мы обрядились в комбезы аварийщиков. И вскоре вместе с ними оказались на технологическом уровне платформы. Кругом ветвились пульсирующие трубы и оптоэлектронные кабели, стояли насосы и емкости для всякого кала, который будет выброшен, когда город поползет из нынешнего местоположения в другое. Только мы искали аварийные внешние люки – есть и такие на случай большой катастрофы.

И нам повезло, что мы были в гермокомбезах. Один ненадолго захваченный в плен аварийщик выдал без особых пыток код активации аварийного люка. И мы благополучно вывалились наружу на меркурианский грунт.

Теперь нам предстояло путешествие под стальным небом, сложенным из донышек платформ. Там и сям спускалось на почву громадье колеса, покрышка шириной в два метра, всего колес в одной тележке – пятеро. Такие полноприводные тележки имелись в центре платформы и по бокам. Меркурианскую землю от металлического «неба» отделяло метров пять. Соответственно впечатление создается, что находишься в какой-то бесконечной унылой пещере.

Однако, когда придет черед городу переезжать, платформы расцепятся, встанут гуськом или свиньей, включат свои моторы и потянутся на новое стойбище.

Ну, это потом, а сейчас надо снова попасть в город. Естественно, через пропускной пункт. А запасов дыхательной смеси в гермокомбезе, снятом с аварийщика, имеется лишь на час.

Всего удобнее было путешествовать, переползая по самому "небу". Под днищами тянулись монорельсы для удобства ремонтных работ, за них цеплялись подвижные крюки на колесиках. Вот на крюк и надо было набросить страховочный конец и двигаться как бы на перевернутых четвереньках, отталкиваясь руками и ногами от дна платформы.

До КПП мы добрались под завязку кислорода. Вылезли из-под городского днища, как три опарыша. Проникли через входной пандус на приемную площадку для техники. Контрольные сканеры само собой не засекли у нас никаких расщепляющихся материалов, тех самых, что по правилам должны выгружаться из тракторных реакторов на загородной топливной станции. Поэтому мы смело присоединились к веренице граждан водителей, пропускаемых через боксы.

Офицер городской стражи, угрюмо сидящий в боксе, как паук в своих тенетах, приклеил к липким пальцам наши персон-карты. Потом неприветливо спросил:

– Откуда прибыли?

– Долина Вечного Отдыха.

Он погонял какую-то информацию по экрану терминала.

– У меня нет справки с топливной станции, что вы оставляли там расщепляющиеся материалы. Номер вашего вездехода?

– У нас уже нет никакого номера. Авария, господин офицер.

– Тоннаж и модель вашего транспорта? – не унимался страж ворот.

– Я же говорю, авария. Мы не за рулем. Без транспорта мы.

Брови офицерика взмыли волной.

– Вы хотите сказать, что прибыли в Скиапарелли пешком?

– А то. Оцените наш изможденный вид. Только не совсем пешком. Мы потеряли машину из-за гравитационного шторма в пятидесяти километрах от Скиапарелли. Пропало всё нажитое непосильным трудом! Такое еще случается. Хорошо хоть кислородные баллоны успели спасти.

– Странно. Никаких извещений о шторме нам сюда не поступало.

– Извещения... Вы же знаете, как работает на Меркурии связная аппаратура. Оттого-то и не поступили, что был шторм.

– Да, я не подумал об этом, – честно признал офицер. Когда зазуммерил вызов у него в наушничках, я расслышал. И тут мне в черепушку будто молния хлопнула. Те двойники, что украли наш облик и наши манеры, могли под нашими именами-фамилиями такого уже наколбасить! У офицера забубнили наушнички и сразу зрачки его глаз зыркнули на нас, потом на ящик стола. Там у него наверняка или сигнализация имелась, или оружие. Точно, накудесили наши оборотни.

Мне и сейчас неловко вспоминать об этом, но я прямо с того места, где стоял, врезал ногой офицерику под кадык. Сидел он удобно, поэтому кувыркнулся назад и, приложившись головой к стене, обмяк. Или притворился обмякшим, не желая больше участвовать в борьбе. Анискин еще бросал изумленные взоры, когда ушлая Шошана подскочила к двери и заперла ее, а я сорвал хайратник с отключившейся головы офицера и приложил к своему уху.

"...После подавления попытки путча бывший лейтенант Терентий К123, фем с неопределенным идентификатором и старатель, известный как Анискин Т890, скрываются в окрестностях города, предположительно нижних. При первой же их попытке проникнуть в Скиапарелли, доложите в управление префектурной полиции и попытайтесь задержать до подхода ОПОН. Допустимо открытие огня на поражение. Начальник префектурной полиции майор Леонтий К300."

– Всё понял, – вежливо отозвался я, а потом пояснил сотоварищам, особенно пораженному столбняком Анискину. – Что-то мы натворили серьезное. Если точнее, наши двойники – о которых мы, конечно, забыли, как о мелком пустяке. Короче, нас обвиняют в попытке путча и ставят вне закона. Из Хунахуна, точнее, из объятий Электробабы, срочно вернулся к жизни начальник полиции Леонтий Мудрый. Что означает...

– Нас кокнут при первой же возможности, не дав времени на разъяснения, что мы на самом деле эти, а не те, – подхватил Анискин, до которого наконец дошло.

– А это означает, что нам пора с Меркурия сматываться, – заключил я.