С родителями поужинал, подробно отвечая на все вопросы про свою нынешную жизнь.
Нужно им дать какую-то информацию, чтобы меньше переживали, а то пропал в большом городе с концами.
Работаю курьером за копейки, а деньги откуда-то зарабатываю солидные, особенно для девятиклассника. Как бы срок не получить за такое везение, вот чего они правильно опасаются.
— Да все хорошо. Работаю курьером, катаюсь на велике по городу до обеда, потом иду на тренировку.
— Живешь-то все там же?
— Да, отличное место для жизни и хозяйка самая лучшая, которая может быть. До овощного, когда там работал, всего тридцать метров, до торга сейчас двести, до ее училища моей подруги с полкилометра. Все рядом, очень удобно так жить. До зала бокса два километра, то пешком хожу, то на велике катаюсь.
— Живешь с кем-то уже? — это уже мать, чувствует своим сердцем, что не зря сыночек такой довольный жизнью.
Отец хмурится, боится, что его сокровище-сыночка, которого еще можно в военное училище пристроить за спортивные успехи, кто-то без его разрешения уведет?
Какая-нибудь шалава гулящая? Увидев деньги? Вполне могла бы попробовать, только наличие денег я пока никак не свечу, даже джинсы себе не купил, хотя собираюсь.
Только не уведет точно, меня уже на какую-то особую доступность не купишь, да и в училище мне уже не попасть. Впрочем, вечерняя школа может решить вопрос со средним образованием, только зачем мне такая радость?
Мне бы до современного УЗИ добраться и решить вопрос с армией навсегда.
Тут отца ждет полный облом, в прошлой жизни я его ни разу не спрашивал, с кем мне можно и нужно жить, а от его наивных предложений хохотал в горло каждый раз.
— Приходит ко мне одна девушка. Нет, расписываться пока не собираемся. Семья хорошая, из Нерехты. Про свадьбу не думаю, рано нам еще. Ей в декабре восемнадцать будет. В училище учится, дальше не знаю, куда пойдет. На июнь-июль ей работу найду. Мороженое будет около большого магазина продавать. Фотография? Есть, — и я показываю светкино фото на паспорт, которое у меня сохранилось. — Да, красивая и чернявая. В кого — не знаю.
— Как работу найду? Да по знакомству, тем более, она такая работящая и хорошая. Я там в округе всех директоров из торговли знаю.
Родители не спорят, а чего спорить, если уже три тысячи рублей держу дома, и они это знают.
— На квартиру коплю, будет восемнадцать лет. сразу начну вопрос решать. Как решать? Через брак, конечно, как это еще можно сделать? Ну да, придется жениться на какой-то гражданке. Не бойтесь, для меня эти пять-шесть тысяч будут небольшие деньги.
— Проблемы могут быть. Продаю только среди своих знакомых, но все может случиться.
Лица родителей мрачнеют, у них стоит суровая советская прививка от спекуляции и прочих таких тем навсегда. Только честный труд гарантирует спокойную жизнь, но это не мой вариант.
— Учился бы в школе, так хорошо бы было, — вздыхает мать.
— И в училище мог бы… — начинает свое занудство отец, но быстро умолкает, когда я достаю еще пачку денег и выкладываю на стол.
— Вот еще тысяча рублей, положите к тем трем, но имейте в виду, что это ваши деньги. Кто бы не пришел и чего не спрашивал, ваши и все.
— Так может на книжку их положить? — спросил отец. — У тебя здесь уже четыре тысячи будут лежать, зачем нужно так рисковать?
Понятное дело, родители побаиваются воров и не хотят переживать лишнего. У них примерно восемь тысяч имеется на книжке со старых времен, еще с продажи дома, единственно, что на аппаратуру я примерно девять сотен потратил.
Нужно еще как-то вопрос техникой решать, раз я вступаю на тонкий лед предупреждения о катастрофе через телефон.
Тут есть, о чем подумать. Вертушка хорошая и недорогая, нужна иногда мне, кассетник точно нужен, тем более, что скоро фирменными кассетами на пару лет завалят прилавки советских магазинов.
И сами слушаем музыку, и продаю еще иногда кассету-другую МК-60.
А вот бобинник точно скоро станет ни к чему. И тема закончится из-за фирменных кассет, и родителям он не нужен. Не стану я его перевозить в город, а продам в Питере, там спрос побольше будет явно. Поспрашиваю знакомых и отдам по его стоимости. Или все же в комиссионку отнести, но там поменьше выйдет?
Об этом родителей предупреждаю тоже:
— Деньги кладите на книжку, но только помните, что нужно все ваши и мои деньги потратить года до восемьдесят седьмого. Если я не смогу сам в этом поучаствовать.
— На что потратить? Да купите вон в Липово дом с участком побольше главное. Не на сам дом смотрите, а на участок. А лучше в Устье и не один, а сразу два. Недвижимость, то есть дома и квартиры, всегда в цене будут. И сами будете на огороде копаться, и деньги не пропадут. А так точно пропадут, я уже про это сны видел, — жестко отвечаю на отцово возражение.
— Да хоть разведитесь, и тогда имеете право на две дачи, — отвечаю на еще одно ограничение при СССР. — Земля там плохая? Один песок? Тут разговор как бы про то, чтобы рубли не пропали, а не про урожаи будущие. Пригнал за четвертной экскаватор, и он тебе весь песок выкопает, еще за полтинник тебе этого чернозема навезут пару Кразов. Не дороже денег стоит, пара сотен рублей и ты посреди сплошных черноземов живешь.
— Или все ваши рубли пропадут. На тысячу рублей потом купите маленькую баночку кока-колы и выпьете ее. Или сникерс скушаете. Не знаете, что такое сникерс — маленький шоколадный батончик из США? На шесть тысяч целый один американский доллар получите в обменнике, их тогда много будет. И долларов, и обменников.
— Может что со мной случиться? Может, так что буду вам звонить теперь каждую неделю два раза.
Утром рано снова бегу на электричку, на душе спокойно, деньги оставил, с родителями поговорил, предупредил, что им делать. Справятся, вступят в перестройку без рублей и с недвижимостью какой-никакой, а не наоборот.
Время до следующей поездки в Таллин прошло спокойно, каждый день я пропадаю в зале с семи вечера, тренируюсь со взрослыми парнями.
Светик из-за этого даже на пару лишних ночей уезжала в общагу, пытаясь добиться по своей юной неразумности и вполне понятной упертости самой такой красавицы режима полного доминирования надо мной. Раз она остается в центре, то я должен ее развлекать и присутствовать обязательно, а не уходить на пару часов куда-то.
Ну, пришлось немного ставить подругу на место, без этого в семейной жизни никак не обойтись.
— У меня важные соревнования в конце месяца, мне тренировки пропускать нельзя. Зачем это нужно? На будущее.
Хочет тащиться по два часа в страшной давке на учебу с Энергетиков до 12-й Красноармейской — да пожалуйста!
Вместо того, чтобы посидеть в комнате, приготовить ужин из неплохим продуктов и мызыку послушать?
И обратно тоже с практики в час пик примерно такие же ощущения ее ждут, облапают и пощупают беспощадно.
Ну, в обоих случаях ее подруги прикрыть могут от таких поползновений.
Мне после серьезных нагрузок на ринге на самом деле не до постельных кувырканий, прихожу домой, пью чай и сразу спать падаю.
Крепкие, пусть и не так умелые, соперники создают серьезное давление на меня. Повторяется история из моей прошлой жизни, когда на тренировках я постоянно стоял с кем-то постарше по возрасту или с ровесниками на десяток килограммов тяжелее. Сейчас у меня получается гораздо проще противостоять старшим парням, пока я свежий, а вот когда руки наливаются свинцом, все становится гораздо труднее.
Приноровился к ним значительно, они тоже поняли, что переиграть меня не могут и решили давить силой и весом.
Таким умных нашлось всего двое, как раз с ними я очень хорошо выкладываюсь, дают мне соперники нормальную тренировку и нагрузку. Подводят в тренированной состояние с нормальным тонусом, ведь уже не два раунда по полторы минуты прыгать, а все три, хорошо хоть только по две. Выносливость хорошая требуется на такой бой.
За что их и благодарю потом. По мне почти не попадают, дают спокойно на контратаках отрабатывать.
Мне на самом деле такое давление и требуется, чтобы выстоять раунды против атак более мастеровитых соперников, так что со спортивной частью жизни все хорошо.
Ну, а личная должна наладиться, когда Светику надоест кататься в общагу и слушать подколки от завистливых подруг.
Валентина до сих пор со мной при встрече не разговаривает, а зря кстати. Так бы честно рассказал ей о моем четком решении закончить все хлопоты по комсомольской теме, а раз она ходит и принципиально не обращает на меня внимания, то пусть думает, что я по-прежнему стою на линии огня и так же старательно ищу новых комсомольцев в ячейку торга.
Подстегнутый суровым приказом товарища первого секретаря закончить пятилетку в два года! Ха-ха — два раза!
Вертел я таких командиров на центрифуге! Молоко у них еще на губах не обсохло меня учить чему-то!
Я даже подружек не попросил никакое заявление переписать, схавают и так все в райкоме, никуда не денутся. Посмотрю на лицо товарища Третьякова, когда он узнает, что комсомольцев в ячейке осталось все так же девять из-за его странных претензий на заполненные своей рукой заявления…
— Да, всего девять, а не одиннадцать! А что вы хотели при таком формальном отношении? Это настоящий формализм!
Нет комсомольского билета нового — нет и взносов, а как он хотел?
Зато и я за них взносы тоже платить не стану, и морочиться дальше этой темой вообще не собираюсь.
Дано мне два месяца высочайшим начальством, вот в конце июня и отчитаюсь, повинно склонив голову.
Что пока никого не привлек, но обещаю набрать нужное количество к сентябрю, еще через два месяца. Просто хочу посмотреть на реакцию комсомольских бонз на такую наглость.
И чем они меня попробуют испугать?
Так что в райкоме не появляюсь, в торге работы для меня немного, поэтому веду тихую жизнь и всем доволен.
В Большом доме на Литейном старший лейтенант Васильев вызван к своему непосредственному начальнику.
— Так что, пришло второе письмо от этого предсказателя?
— Так точно, товарищ подполковник! Второе поступило из почтовых ящиков на улице Дзержинского.
— А первое?
— С проспекта Майорова! Недалеко очень, где-то он в том районе кружит.
— И тоже про катастрофу на Камчатке с АН-26 пишет?
— Да почти слово в слово, как первое. Немного отличается только.
— Почерк такой же детский?
— Такой же. Явно, что один человек писал.
— Так, надо подумать. Про катастрофу под Ленинаканом все совпало, в Поти тоже, хотя бумаги утеряны, — тут подполковник строго смотрит на Васильева, как будто это он их лично потерял.
— В первый раз не обратили внимания, во второй уже присмотрелись, но так как явная анонимка с предсказанием будущего, то меры предпринимать не стали. Теперь третья анонимка с предсказанием уже заслуживает того, чтобы про нее рассказать генералу. Как думаешь, Васильев? — внезапно он прерывает рассуждения и обращается к старшему лейтенанту.
— Кто, я? — немного пугается Васильев. — Вам виднее, товарищ подполковник!
— Ага, под дурачка косишь? Это правильно, начальство таких любит. Но скажи, как по совести, стоит обратить внимание начальства на то, что может случиться. Все-таки больше тридцати погибших, да еще срочников обещает анонимщик?
— Стоит, товарищ подполковник. Пусть предупредят военную авиацию, хуже не будет.
— Только как это сделать? Что есть ненулевая вероятность аварии в районе поселка Ключи с АН-26 авиации РВСН? — задумывается подполковник.
Васильев терпеливо и с опаской посматривает на свое начальство, постукивающее пальцами по лакированному столу и конверту с той самой второй анонимкой.
Я могу отправить такие же анонимки насчет аварии теплохода и в КГБ, и в пароходство, и самому капитану, но вот никакой уверенности, что хоть кто-то обратит на них внимание, у меня вообще нет.
Поэтому я на них не рассчитываю, а собираюсь дозвониться до самого Владимира Клейменова. Так будет надежнее, если он мне не поверит, а он не поверит, то в любом случае обратит особое внимание на прохождение теплохода под опасным мостом в Ульяновске.
А если не обратит — то, что же, его судьба окажется такой же ужасной, как в прошлой жизни.
Светочка накаталась вволю в общежитие и еще ей бегать пришлось от местных гопников пару раз, так что шестого мая снова пришла пожить ко мне надолго, но узнав, что седьмого, как раз в субботу, когда можно гулять и ходить в кино, я коварно уезжаю в Таллин, опять распсиховалась.
Да, придется с девчонкой повести себя, как взрослый мужик.
— Света, я езжу, когда могу. И так покупаю билеты, которые ты хрен сама, когда купишь. И работать должен на неделе постоянно, я же не свободный человек.
Но в ответ только неразборчивые писки и обвинения в том, что позабыл-позабросил и все такое прочее.
— Так чего ты сама три дня в общаге пропадала? Могли бы в кино хоть каждый день ходить?
— Так у тебя тренировки! — прямо сквозь слезы доносится упрек.
— Тренировка до девяти, а кино в десять показывают или в девять тридцать, — рассудительно отвечаю я. — И она не два часа, а всего полтора, я за десять минут до квартиры доеду, помоюсь и уже готов идти в кино.
Да, зал формально относящийся в своей подработке тренер закрывает в восемь сорок, спеша домой.
Однако Светочка считает неприличным находиться одна без меня на чужой жилплощади без правильной регистрации с пропиской, опять такое советское понятие.
— Это тебе с добрейшей Таисией Петровной чаю попить неприлично? Совсем ты, подруга, зажралась! — отрезаю я.
Знаю с уверенностью, что не стоит вестись на эту кучу невнятных обвинений, потому что голимая манипуляция.
Просто молодая женщина пытается построить парня, с которым спит и ведет семейный образ жизни, перестроить именно в картину своего незрелого сознания.
Чтобы все было, как мама учила и как нужно своего парня строить.
Подождал, пока подруга совсем распсиховалась, кинулась в прихожую одевать туфли, все те же «Цебо», там схватил и отволок в комнату, где довольно жестко поступил с ней два раза.
Спортменка оказалась очень сильной и знергичной, отбивалась, закусив губу, но противостоять ловкому сожителю не смогла. Такие ролевые игры с характером, как случается у всех в семейной жизни.
Хорошо, что Таисия Петровна, пользуясь отличной майской погодой, обходит по соседним дворам всех своих подружек и никак не мешает мне воспитывать закусившую удила подругу.
— Собралась по улицам бегать? Чтобы на какого-нибудь маньяка нарваться? Будешь наказана еще раз, — шепчу я Свете на ушко после только что завершившегося приступа.
Сейчас ей уже сопротивляться совсем трудно, полностью голенькой и доступной, но меня резко скидывают с тахты и пытаются убежать, только подруга беспомощно замирает в дверях комнаты, понимая, что вся одежда сложена с другой стороны. По привычке целомедренно прикрывая грудь и пах, гордо смотрит на меня, прячущего ее одежду подальше за тахту.
— Прекрасная картина времен римской империи! Молодая весталка и император! Оба нагие и без тог!
Приходится подруге возвращаться и забираться обратно под одеяло, признавая свое поражение.
Понимать нужно, конечно, раз взял себе молодую, но сильно характерную и принципиальную девчонку на воспитание, придется теперь лет восемь ее в руках держать. Если парой детей не наградить, то и удержать может не получиться.
Такой фигуристой красотке с «Монтаной» на попе никто отказать не сможет, это мне тоже стоит понимать.
Так что Света уехала после ужина в общагу, а я вечером гружусь на хорошо знакомый уже поезд.
Ночь в пути пролетает быстро, сразу же посещаю булочные и вскоре пью чай с Елизаветой Максимовной. Старушка реально расцветает, когда кто-то проходит в гости, рассказывает свою незамысловатую жизнь и хвастается, что на 9 Мая приедет сын. С Нового года он был у матери один раз, так что теперь второе посещение.
— Нашел себе кого-то. Женщину с детьми, — довольно говорит хозяйка.
Что же, такому не очень казистому, но душевному мужчине это самый верный вариант. Правда, и нахвататься можно от чужих детей со временем, но это уже будет его личное счастье.
— Приедет сюда вместе с ними, — вдруг говорит Елизавета Максимовна.
Ага, значит мои небольшие запасы кондитерки нужно забрать обязательно, свободных от детей комнат теперь не будет. Впрочем, у меня тут только те шоколадки и резинка, которые я покупаю без переплаты. В прошлый раз забирать не стал еще пять коробок конфет, так что по кондитерке можно вообще не ударять.
Отправляюсь на поиски интересного товара в «Таллинский» универмаг и довольно быстро обнаруживаю, что эстонская швейная промышленность смогла сделать покупателем, и мне особенно в том числе, отличный подарок.
Как раз к лету наладила выпуск качественных футболок, не тех мешковатых и неказистых изделий Советского Союза, а таких модненьких, правильно пошитых и еще с разными интересными принтами.
Тут и картинка из мультика «Ну, погоди», да еще с надписью по-эстонски — Ну, янец, оттепаа!
И виды Хаапсалу с его епископским замком и такая же красота на Сааремаа, оформлены короткими, но стильными линиями опять же с названиями на великом местном языке. Ну и сам Таллин со Старым Томасом, Длинным Германом и Толстой Маргаритой, которых когда-то построили хозяева этой земли — шустрые тогда датчане, потомки викингов и варягов, профессиональных убийц и насильников.
В общем-то самое то для продажи везде, кроме Прибалтики. Тут модники точно не захотят ходить в однотипных футболках, что вполне понятно, которые продаются по три рубля восемьдесят копеек в черно-белом изображении и по четыре двадцать уже в цветном.
А для меня это прямо шоколад шоколадный, в Лениграде такая красота улетать будет по червонцу, как я правильно понимаю. Ну, по восемь — это самый минимум. Прибыль больше ста процентов, и никто даже слова против не скажет, раз есть симпатичный покрой и такая яркая довольно надпись на непонятном языке. Прямо настоящая заграничная фирма, если сильно не приглядываться.
Я до сих пор часто ловлю заинтересованные взгляды на той белой футболке с единственным финским словом, купленной прошлым летом на толкучке около Дома коллекционеров.
На тренировках, причем в обоих группах тоже спрашивают, где достал и нет ли еще такой на продажу. Понятное дело, что не занимаюсь в ней, а просто прихожу на сам стадион «Локомотив».
Кстати, можно и там поторговать, пусть и немного дешевле.
Сразу сделал заказ знакомым продавщицам на женские футболки на полторы сотни рублей. Тридцать пять футболок места займут не так много, как пяток брючных костюмов. Размеры сказал набирать любые, и большие и маленькие.
Потом пошел по мужским и детским отделам, набирая подряд любые картинки и размеры, скупил еще пятнадцать штук.
— Потратил двести двадцать рублей на товар, еще два червонца продавщицам, осталось столько же. Есть смысл остановиться или все уже потратить?
Понятное дело, что я не удержался, оставил себе только тридцать рублей на случай очередной милицейской засады и скупил на все оставшиеся деньги еще почти столько же футболок. Дают по две-четыре в руки, и я ловко обошел все магазины вокруг центра. На эстонскую сторону не ездил, это уже с девчонками попробую там поработать, одному мне там просто не будет, уже примелькался со своими антифашисткими речами.
Знаю, что лучше лишнего местных не дразнить, но не могу удержаться, когда всякие мымры начинают тащить присмотренную вещь из рук и лопотать, что русский не знают.
А что мне еще тут делать до вечернего поезда? Только готовиться к грандиозной продаже в Ленинграде.