На праздновании Первого Мая я уже с восьми утра нахожусь далеко в сторонке за трибуной, на указанном месте для сбора нашего торга.
Так мне совсем жестко приказала появиться и служить одним из участников учета и контроля парторг Валентина.
— Делать нечего, отношения у нас совсем натянутые сделались, так можно и синекуру потерять быстро, — откровенно посмеиваюсь я про себя.
Хотя синекурой у нас было обозначено именно несение обязанностей комсорга без постоянной пахоты курьером, но теперь это просто лишняя общественная нагрузка к моей работе.
Настолько лишняя, что и говорить особо нечего, но я пока не делаю никаких резких движений.
Ну, я хотел когда-то попробовать сделать карьеру в ВЛКСМ, вот и пробую. Раз уж так получилось, что попал, минуя все предварительные стадии общественного отбора, на довольно высокий пост комсорга солидного торга с численностью работников как на средней руки производстве. Больше других вариантов и не придумать никак, да и мой жизненный путь никак на комсорга, даже на передового комсомольца не тянет.
Ушел из ПТУ и работал грузчиком в овощном? Сразу нет!
Попал сюда благодаря конкретной сделке, но теперь одна ее участница явно забила на прежние договоренности и откровенно динамит меня.
Уже третью неделю пробую и как-то понемногу отхожу от этой мысли насчет комсомола. Не нравятся мне отношение ко мне начальства в райкоме, и парторг перестала нравиться даже внешне.
— А чего ты хотел, Игорек? — спрашиваю я сам себя. — Если пролез неизвестно откуда, да еще в таком малолетнем возрасте? Вот тебя никто и не принимает всерьез. Было бы восемнадцать лет и какая-то деятельность комсоргом класса хотя бы, а то ведь совсем малолетка, а уже на такой солидной должности! Все в райкоме комсомола хорошо понимают, что твое довольно детское лицо еще несколько лет будет вызывать у всех вышестоящих товарищей большие вопросы. А раз у тебя нет никакого блата по партийной линии, то и отвечать за твои косяки придется начальству. Чего оно точно не потерпит в таком случае. Ни одного разу не потерпит, будь уверен.
Еще и Валентина ведет себя, как жаба какая-то, честно говоря. Похоже, что месячные у нее начались и очень тяжело проходят.
Правда, я не знаю, как она сможет убедить начальство торга и бухгалтерию в особенности, что такой комсорг и курьер им не нужны. Ладно, комсорг — ее назначение и ответственность тогда тоже ее.
Бухгалтерия точно не захочет от меня отказываться, привыкла уже к хорошей жизни за одну неделю.
Мне тут еще пару недель покататься бы по служебной необходимости, все торговые точки посетить и закрепиться в них, как свой человек. Вот тогда можно легко пережить потерю статуса официального и полномочного курьера Райпищеторга Ленинского района.
Только ведь на самом деле внезапно оказалось, что эта работа — максимально подходящий для меня вариант совмещения со спекуляцией. И так, и так кататься, но здесь я при официальной работе и даже зарплата с премией какая-то будет капать.
Немного, конечно, но все равно лучше, чем ничего. И еще официально пристроен, а то в период раннего Андропова те же менты очень шустрили насчет тунеядцев и прочих БОРЗ.
Да и мне спокойнее будет, когда нарвусь где-то в магазинах на проверку ОБХСС, понятно становится, что я тут по работе и все дела. Такое происшествие рано или поздно все равно случится, так что реальным курьером числиться лучше, чем просто парнем, шарящимся почему-то по магазинам, где ему делать нечего.
Так что лишнего мне лучше не нарываться, ведь со всеми можно спокойно договориться, даже с Валентиной, когда у нее эти красные дни календаря пройдут. Бухгалтерша ведь пошла довольно быстро на встречу, хотя я даже не ожидал так сразу договориться.
У меня сейчас в руках списки всех работников торга, но дело в том, что я всех и не знаю в лицо, поэтому приходится спрашивать фамилии подходящих к месту сбора. Нагрузила меня такой работой парторг, чтобы самой языком со знакомыми почесать спокойно.
Ладно, это какая-то власть у меня имеется, могу кого-нибудь отметить, как присутствующую на мероприятии, но это нужно было раньше договариваться с теми же моими подружками. Приехали они такие злые и не выспавшиеся и еще на меня тут же зашипели, что не предупредил их о такой возможности.
Что именно я буду отмечать прибывших на шествие.
— А я, что, знал, что ли? Не гоните лошадей! — шиплю на них в ответ. — Да все равно София вас не отпустила бы, она свою задницу стопроцентно прикроет и за вас рисковать ни за что не станет.
Да, прожженой торгашке, правильно понимающей, как нужно себя себя вести в определенные дни на глазах у Советской власти, такие проблемы из-за того, что работницам лень тащиться из новостроек в центр, вообще ни к чему.
Положено отдать утро этого дня общественно и политически значимому мероприятию — будьте любезны!
Ведь всех предупредили — кто не придет, премию не увидит. Пообещали даже выговор влепить, поэтому отчетность приходится строго вести. Может, премия и небольшие деньги, но и в черный список попасть никто не хочет.
Сама парторг груши околачивает рядом с главными начальниками торга и прочими организаторами праздничного мероприятия, а мне сказала вообще к ней близко не подходить, а присылать кого-то в случае каких проблем.
Чтобы не позориться таким на редкость малолетним вождем комсомольской ячейки солидного торга.
Ну это точно так и выглядит, когда какой-то школьник выступает комсоргом солидного по численности коллектива.
Только она сама эту тему запустила, я тут вообще не при чем по большому счету.
По магазинам отчитываются директора или их заведующие отделами, кто как договорится, но мероприятие строго обязательное, никакие отмазки, кроме официального больничного, не принимаются во внимание.
Они же вручают заранее выгруженные транспаранты, стандартные портреты Ленина, Маркса и Энгельса на шестах, красные знамена и на этом список заканчивается. Видно наглядно, что все это потрепанное старье, что дирекция Райпищеторга Ленинского района города Ленина особых иллюзий насчет победы коммунизма в СССР уже давно не питает и в краснознаменную атрибутику особо свободные фонды не вкладывает.
Все выглядит так довольно формальненько и вяленько в нашей колонне по сравнению с другими предприятиями района.
Может, на каком-то заводе разгоряченные разными напитками рабочие с неподдельным энтузиазмом вкладываются в празднование Первомая, а наши колонны из почти одних женщин с усталыми лицами быстро проходят районную трибуну, сдают на грузовики атрибутику и так же быстро разбегаются по домам.
У всех мужья и дети, которые встречают праздник отдельно, им нужно обеспечить праздничный обед и присмотреть, чтобы поддатый перед прохождением муж еще сильнее не приложился к бутылке. Не превратился в кошмарное чудовище перед приходом гостей и родни на праздничный ужин, а то он может.
«Мир дрожит, а мы крепчаем! Поздравляю с Первомаем!»
А что, имеет полное право, ведь сегодня праздник — День международной солидарности трудящихся.
Однако эти лозунги про международную солидарность давно забыты в капстранах, времена всяких Интернационалов давно уже прошли. Профсоюзы еще выводят зарубежных тружеников на демонстрации, но попасть в подобие Советского Союза никто из них точно не стремится.
Я поэтому стараюсь особо не приближатся к трибуне, но уже во время нашего прохождения получаю новый наказ от парторга — явиться к своему комсомольскому начальству и получить положенный втык.
— Настучала ведь, зараза, — понимаю я. — Сто процентов нажаловалась на меня.
Делать нечего, бреду за трибуну, туда, где тусуются комсомольские вожаки и сразу же попадаю под недовольный хмурый взгляд знакомого третьего секретаря.
— Что с новыми комсомольцами? — жестко спрашивает меня товарищ Третьяков, не соблаговолив даже ответить даже на мое радостное приветствие.
Явно, что о моем бездействии раздосадованная Валентина уже доложила определенным комсомольским вождям, этот же доклад теперь прослушают первый и второй секретари райкома комсомола. Поэтому сейчас меня явно собираются поставить на лыжи с должности комсорга торга.
И так очень большие сомнения по моей недостаточно зрелой кандидатуре у всех имеются, а тут еще ни одного привлеченного комсомольца почти за две недели. Однозначно не тяну и не справляюсь с ответственным поручением, впрочем, никто этого от меня и не ожидал на самом деле.
У меня же все рассчитано и прикинуто, как выполнить задачу, не тратясь лишнего, но свою систему подбора комсомолок я не могу никому рассказать. Поэтому сейчас должен получить нагоняй и отправиться домой уже просто свободным и счастливым комсомольцем. Да могу уже и не комсомольцем уйти, решив для себя, что это было последнее ответственное поручение в моей жизни.
А Валечка пусть ищет и назначает нового смельчака или просто какую-то смелую, но глупую девушку на эту расстрельную должность.
Посмотрим, как она с таким делом справится, чтобы восстановленные в комсомоле еще и взносы исправно платили.
Пошлят ее далеко и надолго, особенно после моих договоренностей.
Спрашивает меня сейчас именно третий секретарь, как отвечающий за работу со мной, но уши навострили и все остальные чинуши.
— Есть два заявления на восстановление в рядах комсомола! — скупо отвечаю я и протягиваю ему вчера состряпанные по всем правилам бумаги с заявлениями, где Ирочка и Людмилка подписались затейливыми подписями.
Подписались и смиренно просят разрешения снова вернуться в передовой отряд советской молодежи.
Предчувствуя будущие проблемы после вчерашнего перелаивания с Валентиной, я быстренько добежал до овощного и зафиксировал на бумагу у подружек все показания про учебу, вступление в ряды и прочие подробности, которые требуются при восстановлении через райком.
— Ох, и должен ты нам теперь! — веселились девчонки в это солнечное утро.
— И грузчика своего готовьте, я его с июня переведу в комсомол торга, — строго предупредил подружек.
— За это в кафе еще сводишь в Таллине! — настроение у них с утра резко поднялось.
Да, и при СССР люди любят путешествовать по красивым местам с комфортом, особенно за счет профсоюза или вот такого заинтересованного в веселой компании спонсора.
— Да хоть два раза свожу! — отвечаю я и убегаю развозить документы.
И рад бы сам уйти с дурацкой должности, мне теперь совсем не нужной, но это только, чтобы именно сам, а не от начальственного пинка. Поэтому вчера подсуетился и правильно подготовился к утреннему разбору.
Еще хочу посмотреть, как отреагирует райкомовское начальство на такой относительный успех в порученном мне мероприятии. Если и дальше станут бычить, то пошли они все под барабанный бой на хутор бабочек ловить!
Если так привлекать хотя бы по два человека в месяц, то план по наполнению ячейки будет перевыполнен уже в сентябре.
— Два? — Третьяков быстро просматривает заявления и сразу отмечает непорядок. — А почему не рукой кандидатов заполнено?
— Перепишут, — браво докладываю я. — На рабочем месте в том момент находились! Не имели ни одной свободной минутки! Поэтому сам написал, а они только подписи поставили!
— Два — это мало, нужно четыре, как минимум, — не слезает с назидательного тона третий секретарь, стараясь показаться перед своими начальниками все контролирующим ответственным сотрудником.
Понятное дело, а лучше сразу десять, но столько платить за взносы я точно не стану.
— Работа ведется, товарищ третий секретарь, — опять же браво отвечаю я.
— Что там у тебя, Третьяков? — вдруг решает поинтересоваться сам товарищ первый секретарь.
— Отчет о наполнении ячейки Райпищеторга, товарищ Яковлев! — так же браво перехватывает мою эстафету молодцеватых докладов третий секретарь.
— Напомни, что там у нас, — подходит поближе первый секретарь, мужчина лет тридцати, немного похожий на своего тезку-актера.
Засиделся он что-то в райкоме, в таком возрасте нужно уже в горкоме комсомола Ленинграда дела двигать.
— Нужно набрать двадцать и больше членов в ячейку! До октябрьского юбилея!
— А сейчас сколько? — решает подальше забраться в тему товарищ Яковлев.
— Сколько? — переспрашивает у меня Третьяков.
Странно, что забыл количество, хвастался же мне своей необыкновенной памятью, бюрократ несчастный и еще карьерист долбанный.
— С этими двумя уже одиннадцать, — отвечаю я и вижу, что такое малое количество, еще только половина от требуемого, никому из комсомольского начальства не нравится.
— Да пошли бы вы все на хрен со своими требованиями! — очень хочется мне сказать, но я пока благоразумно помалкиваю.
Понимаю, что мой совсем молодой возраст не внушает никому доверия и провоцирует райкомовских деятелей на замену комсорга.
— А сколько сей молодой товарищ в комсоргах? — тут же уточняет товарищ Яковлев.
— Всего две недели, товарищ первый секретарь, — тут же вылетает из меня.
— Ну, срок совсем небольшой. Работа ведется, как видно. Тут можно сделать скидку. В курс дела вошел? — все же не может решиться с моей комсомольской участью товарищ Яковлев.
— Вошел, товарищ первый секретарь!
Что-то он точно знает про явное нежелание ходить на комсомольские собрания и платить взносы среди торговой братии. Понимает, что если какая-то работа ведется, то процесс лучше не нарушать. Но мой внешний, слишком молодой вид ему тоже сильно не нравится, именно поэтому Третьяков получает наказ присматривать за мной.
— Если за пару месяцев не наберет нужное количество, ставь вопрос, — такое распоряжение напоследок слышу я.
И остальные секретари вместе с активными, симпатичными комсомолками отходят в сторону группы партийных и хозяйственных руководителей.
— Слышал? — спрашивает меня Третьяков.
— Слышал.
— Два месяца тебе сроку! — и он спешит догнать свое начальство.
— Да, не задалась комсомольская карьера сразу очень как-то, — думаю я, глядя ему в след. — Набрать то я могу, но вот платить с июня за десяток с небольшим комсомольцев взносы точно не собираюсь.
Хотя, это еще посчитать сначала нужно. За каждую комсомолку в месяц рубль с копейками примерно, еще себя нужно не забывать, хотя у меня там меньше всех выходит. То есть рублей двенадцать в месяц и так пять месяцев подряд, итого все хлопоты казенные обойдутся мне в шестьдесят рублей.
Не так и много в свете моих доходов, но ведь еще нужно посчитать время, потраченное на комсомольские хлопоты.
И шоколадки за участие в ячейке тоже чего-то стоят, это еще рублей сорок придется добавить к расходам.
Итого тогда соточка рублей минимум.
Поездки в райком, оформление заявлений, промывание мозгов там и еще я понял сегодня только что одну интересную вещь.
Как только я справлюсь, если справлюсь, с полученным заданием и нужда во мне отпадет, меня сразу же задвинут из комсомольского актива.
Почувствовал плохо скрытый негатив в свою сторону и от своего парторга, и от комсомольских вожаков, а с таким отношением не стоит пытаться сделать какую-то карьеру. Это условие мне хорошо понятно, удержаться как-то на никому не нужной должности в принципе можно, всем постоянно подлизывая, но про продвижение по карьерной лестнице лучше сразу забыть.
А самое главное, что так же наглядно понял, по своему личному к этим трутням отношению, что не собираюсь что-то терпеть и унижаться ради призрачной карьеры, чтобы добраться когда-то до того же райкомовского ЦНТТМ.
Денег я и без такой крыши нормально заработаю в любом случае. Если не попадусь, конечно.
То есть стараться для комсомольской карьеры мне нет никакого смысла, да и лень откровенно на самом деле.
Так что вернулся я домой после демонстрации и потом вел обычную жизнь семейного парня, но пока еще без детей.
Гуляли по городу со Светочкой, доехали до Петропавловки, потом посидели в том самом «Гроте», где наши ротные нахимовцы по своим хвастливым рассказам все время проводили. Начиная с того времени, когда они из карасей превращались в питонов.
На самом деле один столик с такими ребятами нашелся, сидели рядом с нами и Светику все время подмигивали бравые питоны, разливая портвешок под столом. Чувствовали себя в этом момент очень крутыми героями конечно.
Ну и пусть радуются жизни, я Свету забрал после коктейля выпитого и довел через мост и Марсово поле до «Вислы», где познакомил и с такой стороной ленинградской жизни. Однако ей, приличной еще такой провинциалке, чад и угар дешевой пивнухи не зашли, как я и ожидал, поэтому мы запрыгнули на Майорова в шестидесятый автобус и приехали домой.
На следующий день покатался по магазинам, и оказалось, что все женское барахло очень быстро распродал. Конфет еще много осталось, а вот шмотки по хорошим ценам разлетелись сразу. Видно, что есть в торговле места, где и простые молодые продавщицы, и заведующие отделами хорошо зарабатывают или просто делают прибыль, поэтому на красивые вещи, выглядящие совсем не по-местному, денег жалеть не стали. Разобрали все сразу и сказали еще привозить.
Из ста восьмидесяти рублей закупки сделал сто пятьдесят грязными, если вычесть двадцатку продавщицам в «Таллинском» универмаге, то сто тридцать остается. Нормально скатался, так жить можно.
— Явно видно, что на новых точках смогу долго продавать безо всяких скидок и уценок особо модное барахло, — делаю я давно ожидаемый вывод.
Из-за такой тяги я даже срочно метнулся на Варшавский вокзал к знакомым девчонкам-кассиршам. На сегодня мест, конечно, нет ни одного даже по знакомству, и я успокоился.
Ничего, на седьмое у меня билет есть, пока хватит поездок. Еще и на пятнадцатое заказал по три билета туда и обратно на следующий день.
— Ничего, скатаюсь за одними шмотками, раз такая серьезная тяга пошла. Конфеты и кондитерка еще есть, нужно новую тему какую-нибудь найти.
Вечером опять отправился на тренировку, в зале был один, так что только качался и жал штангу. Пару кило мне можно набрать до соревнований за целый месяц, затем день не пожрать и все будет в норме с весом.
Потом праздники закончились, прямо на следующий день, кстати. Я пришел в торг, там работы для меня с утра не нашлось, поэтому вернулся еще раз после обеда и получил две бумаги с доставкой.
Отвез их и сразу пришло мне время выдвигаться в музыкальную школу к четырем часам на бывший и еще будущий Вознесенский проспект, как договорено.
— Я к Татьяне Викторовне, — сказал на входе бабуле-вахтерше и поднялся на второй этаж в девятую аудиторию.
Преподавательница музыки ждет меня в учебном классе и сразу же приступает к тестированию моего музыкально слуха.
Там за два часа непрерывных страданий, почти полного непонимания заданного и еще пять рублей я узнал, что со слухом у меня все довольно плохо.
— Не совсем прямо так, что вообще его нет. Но на самом таком пределе, если честно. Если займетесь музыкой, то что-то у вас улучшится, может будет получаться немного попадать в ноты. Если играть хорошо знакомое произведение, много раз пройденное, то даже не поймут, что у вас со слухом все печально. А если какая-то импровизация потребуется, то тут уже никак, — немного даже виновато призналась мне учительница по классу сольфеджио.
Ну, я на самом деле про такой исход сам заранее догадывался, поэтому так уж и не расстроился.
Играть классику мне вообще не требуется, а вот четко попадать в музыку — непременное условие.
Поблагодарил девушку, вышел на улицу, отстегнул велик и запрыгнул на него. Потом закрутил педали, размышляя про себя по дороге:
— Что же, теперь все становится более ясно с призванием. Прыгать по сцене с гитарным грифом или хотя бы микрофоном смысла учиться нет никакого, даже на барабанах меня вычислят с одной песни. Тем более на барабанах, — размышляю я, крутя педали домой.
— В продюсеры даже со знанием песен меня не возьмут, там все эстрадной мафией занято наглухо, просто автором песен есть резон работать, но это надо сразу их на себя официально оформлять. Тут только с моим совершеннолетием получится что-то сделать. На что рокеры с хоть какой-то минимальной известностью будут явно не согласны, но найти каких-нибудь ноу-нэймов в этой теме, чтобы стать их исполнительным директором, продюсером и автором песен вполне возможно. Нужна любая начинающая группа с неплохим вокалистом и умеющими немного играть неважно кем по большому счету, — размышляю я, прыгая с бордюра на дорогу и уворачиваясь от пижонской шестерки.
— Вполне тема через пару лет нарисоваться в рок-тусовке и вывести слабенькую группу наверх чартов.
— Только новая память мне загружена не на все годы вперед, а именно на восемьдесят третий и восемьдесят четвертый с куском восемьдесят пятого, как я уже проверял. Зачем это так сделано — я не знаю, но пока песни из этого времени мне не помогут заработать каких-то серьезных денег. В рок-клубе какая-то жизнь начнется с восемьдесят пятого, так что прямо сейчас мне про такие возможности можно даже не думать. Вот стукнет восемнадцать, повзрослею заметно по внешнему виду, наберу еще веса, стану боксером со званием «мастер спорта» и можно будет снова вернуться к этому вопросу.
Сегодня Света ночует в общаге, поэтому я по приезду на квартиру быстро собираюсь и на семь часов качусь домой. Давно пора родителей навестить, даже с ночевкой, всякое может случиться в любой момент с моей спекулянтской деятельностью, и понятно, что со мной самим, поэтому хорошо бы соломки подстелить.
Себе джинсы и Свете кроссовки я еще не купил, поэтому у меня на руках скопилось примерно полторы тысячи рублей.
Пятьсот мне на следующую затарку хватит вполне, за неделю я полностью распродамся и потом на поездку с девчонками у меня уже восемь-девять сотен наберется. Кроссовок на продажу пока никто не предлагает, правда мои знакомые по такой теме с фарцовкой явно, что начинающие любители, а не настоящие профи.
Так что на дорогую покупку так сразу рассчитывать не стану, пусть Светочка немного отойдет от покупки «Монтаны», уже ближе к концу мая или сразу после поездки с девчонками попробую ее еще раз порадовать.
Пока катился в электричке, опять показав свой ученический контролерше, хорошо подумал о будущей жизни, как она у меня сейчас вырисовывается:
— Значит с комсомолом завязываю однозначно, с карьерой автора крутых песен жду еще пару лет. Дела у меня и так отлично идут по финансовой части, больше упираться со спекуляцией не особо требуется. Тема хорошо налажена, с билетами нет проблем, с хранением товара в Таллине тоже все отлично. Пока мама Арнольда жива, буду ей помогать, раз сыну некогда. И она мне очень здорово поможет с хранением и общей безопасностью скупки товаров народного потребления в славном городе Таллине.
Потом начинаю вспоминать все самое значительное из своей теперь невероятной памяти:
— Шестого мая самолет на Камчатке. Что мог, то уже сделал.
— Пятого июня — «Александр Суворов». Готовлюсь к звонкам, чтобы не ехать еще раз в Ростов-на-Дону.
Дальше из имеющего интерес для меня, пятнадцатого июня — Щелоков и Медунов исключены из ЦК КПСС, хотя никакого практического смысла для меня в этом знании нет.
Приятели товарища Брежнева начинают терять влияние и выходят в отставку один за другим.
Товарищ Андропов пытается что-то сделать с экономикой, передавая больше прав трудовым коллективам. Однако между рабочими коллективами и директорской прослойкой давно уже образовалась примерно такая же разница, как при проклятом капитализме. Эти его меры никак не помогут терпящему явное поражение социализму, а дальше, уже в сентябре, он просто уйдет на больничный, с которого никогда не вернется.
— Первого сентября — южнокорейский пассажирский самолёт Boeing 747 сбит советским истребителем над Сахалином. Погибло 269 пассажиров и члены экипажа. Явно лишний грех на репутации Советского Союза. Полетал бы чертов лайнер над СССР — сильно бы от нас не убыло, а так получился один из поворотных моментов превращения в «империю зла». Как на это повлиять — не знаю.
— 26 сентября подполковник Станислав Петров предотвратил ядерную войну. Тоже без меня обойдутся.
— 2 ноября — Начало крупномасштабных учений НАТО «Able Archer 83», которые чуть было не были приняты в СССР за начало ядерной войны. Это последняя ядерная паника времён холодной войны. Явно тоже без меня.
— 18 ноября — безуспешная попытка захвата самолёта в Грузинской ССР, несколько человек погибло и было ранено. Должен сообщить.
— 24 декабря — Катастрофа Ан-24 в Архангельской области, погибли 44 человека. Должен сообщить.
В восемьдесят третьем году вроде все.
Дальше начал перебирать восемьдесят четвертый, но совсем вскользь, ведь лучше бы мне все эти воспоминания записать на бумагу на всякий случай.
А то вдруг абсолютная память пропадет.