Комиссар Хольмг. Становление

День десятый

ДЕНЬ 10

РЭКУМ. УТРО

К началу второго дня вонь от горящих костров, не потухающих ни на минуту, достигла центральной площади. Смрад от сжигаемых тел зеленокожих проник в Губернаторский Дворец и, казалось, пропитал в нем все до последнего угла или гобелена. Губернатор с отвращением поморщилась, не находя себе места. Отвратительный, тошнотворный запах, смешиваясь с раздражением и беспокойством, не отпускающим Хильдегад, превращался в гремучую смесь, терзающую губернатора. Мечась по собственному дворцу, как по гигантской клетке, и не находя выхода из сложившейся ситуации, Витинари срывала злость на немногочисленных слугах, остававшихся при ней, и даже в порыве гнева привела в неисправность сервитора уборщика, запустив в него одной из бесценных ваз, подаренных когда-то ее отцу. Ее полностью отстранили от каких бы то ни было решений. Ее не ставили даже в известность о происходящем. Обо всем ей рассказывал Накир, и Хильдегад была уверена, что астропат говорит ей далеко не обо всем. А еще был страх. Гнетущий, липкий, как воздух, пропахший вонью от черных костров, впивающийся своими мерзкими скользкими пальцами в саму душу, марая ее гноем отчаяния и разлагая, подвергая гниению.

«Я должна знать, что происходит», — губернатор поднялась с кушетки, на которую присела незадолго до этого.

Вставать почему-то было тяжело, словно каждая клеточка ее тела была разбита усталостью. Но Витинари справилась с этим и, собравшись, вышла из покоев. Она пересекла несколько залов и фойе, прошествовала по опустевшим коридорам, некогда наполненных приятным гомоном слуг. Одинокой фигурой, губернатор спустилась по мраморным лесенкам, ведущим из дворца. Ей показалось, что они потемнели от гари и пепла, разносящихся над Рэкумом. А возможно, так оно и было.

«Все горит, как и моя прежняя жизнь», — мысль вспыхнула и резко потухла, превратившись в такой же серый пепел, что кружа осыпался, разносимый слабым ветром.

Глубоко вдохнув и тут же закашлявшись, вытирая с глаз проступившие слезы, Витинари двинулась в сторону рабочих кварталов, откуда тянулся душный, липкий дым. Миновав несколько патрулей и постов охраны, добравшись до разрушенных бараков, губернатор остановилась при виде четырех рабочих, которые тащили начинающую разлагаться огромную тушу орка. У могучего зверя была наполовину отрублена голова, которая болталась из стороны в сторону при каждом их шаге. Она была готова вот-вот оторваться от могучего торса, а сам монстр источал отвратительный запах затхлой плесени, от которого Хильдегад едва не вырвало. Запах был намного хуже даже въедливого дыма от костров. С трудом сдержав позыв рвоты и вернув себе едва не утраченное самообладание, губернатор подошла ближе.

— Куда вы его несете? — Хильдегад произнесла эти слова так, словно выблевала их.

Один из рабочих с лицом, обмотанным тканью, махнул рукой в сторону ремонтных цехов и промычал что-то из-под импровизированной маски.

Хильдегад Витинари развернулась, не дожидаясь пояснений и желая убраться отсюда как можно скорее. Она направилась в указанном направлении, и чем ближе она подходила к окраине города, тем омерзительнее и гуще становился запах. Могло показаться, что здесь его можно трогать руками на ощупь. Увидев стоящего у одного из огромных погребальных костров Лорда-Комиссара, губернатор, прижимая к ноздрям и рту вышитый серебряной нитью носовой платок, направилась к нему.

— Вы их сжигаете? — спросила она, стараясь почти не дышать и глухо произнося слова на выдохе.

Лорд-Комиссар развернулся в сторону Хильдегад.

— Губернатор? — сквозь непроницаемую дыхательную маску его голос казался еще более грозным, совершенно лишенным человеческих эмоций.

Его рука в перчатке из красной кожи с золотыми аквилами на отворотах потянулась к маске. Сняв ее, Гай Тумидус протянул маску Витинари:

— Возьмите, губернатор. Здесь нельзя долго находиться без спец средств.

Та забота, которая послышалась Хильдегад в речи и действии Лорда-Комиссара, заставила ее вспыхнуть от внезапного приступа негодования. Тем не менее, она приняла маску из рук Тумидуса, буквально выхватив, настолько Витинари хотелось как можно быстрее ею воспользоваться. Краем сознания губернатор успела подумать, насколько нелепо она тут смотрится — среди разрушенных кварталов, завалов из осколков бетона и камней, среди бурых проплешин высохшей крови и разбитой техники. Где уставшие, покрытые слоем грязи и копоти люди, увешанные оружием, готовые в любой момент начать бой и отразить очередную атаку ксеносов, таскают мертвые тела и куски тел.

С лицами закрытыми дыхательными масками или просто смоченными в растворе обрывками ткани, из-под которых смотрели на мир понурым и уставшим, потухшим взором люди поворачивались, оглядываясь на Хильдегад. Однако, взглянув мельком, люди быстро отводили свои взгляды от губернатора и ее изящного платья, фиолетовый бархат которого уже изменил свой цвет на грязно-лиловый и которое все больше покрывал слой гари.

Черная от копоти, оставляющая разводы на пурпурных перчатках Витинари маска закрыла ей половину лица, скрыв тем самым проступивший на щеках у губернатора румянец смущения.

— Вы их сжигаете? — повторила она свой вопрос.

— Да, губернатор, — просто ответил Гай Тумидус, продолжая следить за тем, как большие зеленые туши стаскивают в один из четырех костров и, казалось, нимало не испытывая дискомфорта от дыма, который его обволакивал. — Эти твари крайне живучи. Необходимо быть полностью уверенными в том, что те, кто здесь лежит, мертвы и больше не поднимутся.

Губернатор почувствовала, как к ее горлу снова подкатил ком, а сердце учащенно забилось.

— Они могут быть живы? — и без того вздрагивающий голос из-под маски был едва слышим.

— Иногда такое бывает, губернатор. Поэтому, прежде чем отправить зеленокожих на костер, их черепа разбивают.

Губернатор сглотнула, уже с трудом сдерживая тошноту.

— Кроме того, — продолжил лорд-комиссар, — оркоиды размножаются спорами. Огонь, гарантирует полную зачистку местности от возможного заражения.

— Я поняла вас, — сдержанно произнесла губернатор.

Она постояла еще мгновение, приходя в себя, прежде чем отняла маску от лица, протягивая ее обратно Лорду-Комиссару.

— Оставьте, — выражение лица Тумидуса не менялось, словно оно было выполнено из адамантия. — Вам еще возвращаться к себе во Дворец.

— Спасибо, — Витинари сама удивилась, насколько неуверенно сейчас прозвучало слово благодарности, которое она выдавила из себя.

Она уже развернулась, чтобы уйти, когда услышала за спиной обращение Гая Тумидуса.

— Губернатор. — Она обернулась. — Есть еще один момент, — ей показалось, что бесстрастное до этого лицо Лорда-Комиссара тронула легкая, но отчего-то пугающая улыбка. — Труп врага всегда пахнет приятно.

Проводив губернатора долгим взглядом, Гай Тумидус вернулся к самому большому костру и, соорудив маску из небольшого куска ткани, продолжил любоваться, как огонь поглощает ненавистную плоть ксеносов. Спустя четверть часа он увидел, как со стороны административной части города к нему медленно хромал комиссар Гвинеро, с трудом наступая на покалеченную ногу.

— Уже на ногах, комиссар, — заметил Гай Тумидус вместо приветствия, складывая на груди аквилу.

— Не в первый раз, — отозвался Гвинеро. — Аве Император.

Гай Тумидус едва заметно понимающе кивнул. Он сам не любил, когда делали акцент на полученных им ранениях.

— Что слышно о полковнике? — негромко спросил Тумидус.

— Жив, — Гвинеро едва заметно вздрогнул от острого приступа боли.

Они оба замолчали.

Святое пламя огня рвалось ввысь. Его трепещущие на ветру, алеющие языки пожирали тела ксеносов, превращая те в пепел. Жаркий не по времени года ветер, подхватывая его невесомые, хрупкие хлопья, разносил их на своих незримых крыльях, словно желал помочь своему собрату огню искоренить само воспоминание о зеленокожих тварях. А по улицам Рэкума уже, следуя положенному в подобной ситуации протоколу, двигались бригады, вооруженные огнеметами, прожигая едва ли не до основания рокрит, стены зданий, и все, куда только могли попасть споры зеленокожих. Пламя, изрыгаемое их огнеметами, подхватывало серый пепел от костров, изничтожая его и превращая в ничто.

Хильдегад Витинари давно вернулась в Губернаторский Дворец, а Гай Октавиан Тумидус все стоял у костров, смотрел, как гвардейцы подтаскивают все новые и новые тела зеленокожих, и с чувством выполненного долга любовался, как в жарком танце огня навеки исчезают с лица земли поверженные враги. Он покинул место уничтожения зеленокожих лишь тогда, когда догорел последний из костров, и ксеносов, не преданных огню, не осталось. Только после этого Гай Тумидус вернулся в комиссариат. Там он принялся изучать сводки о понесенных потерях, территории, перешедшей под контроль гвардии и местного ополчения, и о последних передвижениях противников, занявших оборонительные позиции вокруг города.

Лорд-Комиссар откинулся на спинку стула. Боль в плече, распоротом орочьим клинком до самого локтя, нарастала, но он не хотел прибегать к обезболивающему. По крайней мере, часто. Он просто закрыл глаза. Если боль игнорировать, она пройдет. Этот урок Гай Тумидус усвоил еще во времена Схолы. Просидев несколько минут в тишине, он вернулся к рапортам и отчетам и только к позднему вечеру позволил себе несколько часов сна. Пройдя по коридору, отделяющему помещение штаба от небольшой комнаты, где лежали его личные вещи, Октавиан лег на узкую кровать и закрыл глаза. Перед внутренним взором продолжили мелькать списки погибших, выведенной из строя техники, оставшемся в распоряжении горючем и запасах снарядов и еще множество цифр и подсчетов.

«Император Всемогущий. Дай мне силы, чтобы выполнить мой долг и сокрушить тех, кто мешает мне», — мысленно произнес он.

Последнее, о чем вспомнил Тумидус перед тем, как провалиться в черный омут сна, это тактическая карта приведенного в рабочее состояние дисплея, на которой красными сигнальными огнями были отмечены скопления орков и захваченные ими территории.