В период между печальным прощанием с родителями и поступлением на службу к Афанасию Аристарховичу мои ночи с завидной регулярностью посещал один и тот же кошмар. Что стою я где-то в центре города, то ли у Гостинки, то ли напротив Исакия, гомонят вокруг потоки прохожих, занятые каждый своим делом, и вдруг все они останавливаются, как по команде, поворачиваются и начинают тыкать пальцами. В меня. И добро бы, был я в этом сне как-то по-особому одет или вывалян в перьях, так нет же, выглядел ровно так же, как и окружающие. Но они все равно тыкали, тыкали, тыкали… А просыпался я смертельно обиженным.
Может, и стоило обратиться, что называется, к специалисту, но лицензированные мозгоправы были нам с бабушкой не по бюджету, а когда начали-таки появляться шапочные знакомства с Фаниными консультантами по здоровью, лечить мои нервы надо было уже совсем от других и далеко не всегда воображаемых ужасов.
Самое забавное, в реальной дневной жизни такого внимания, как во сне, я не ощущал ни разу. Вадик Селезнев, обожающий при каждом удобном случае многозначительно намекать на место работы своего дяди в одном очень большом доме, изрек как-то видом профессионала, что я бы быстро сделал карьеру в наружке. И даже обещал поспособствовать. Предложение, кстати, было перспективным, но пришлось отказаться. Потому, что в то время на мои плечи уже свалилось хозяйство человека, прямо скажем, находящегося по другую сторону от органов. Но не только.
Параллельно с желанием не выделяться из толпы меня грызло совершенно ему противоположное. Ага, именно– самовыразиться. Тем более, достаточно было выйти на улицу, чтобы найти кучу примеров. Ну, сначала хотя бы для подражания. И я пробовал. Правда, на прилюдную демонстрацию результата решался в одном случае из ста, не больше, чувствуя себя обычно полным идиотом. Причем, зря, потому что там, где мне хотелось обращать на себя внимание, требовалось нечто гораздо большее, чем просто модный прикид. Ну да, оно самое. Положение. А вся шутка в том, что когда это клятое положение наконец-таки получаешь, тебе уже не надо ни заботиться о внешнем виде, ни беспокоиться. Можно, к примеру, отрабатывать прием мяча в экипировке рапириста, и это не вызовет ни у кого поблизости ни малейших эмоций. С другой стороны, если твоё окружение изначально не имеет понятия ни о волейболе, ни о спортивном фехтовании…
В оригинале куртка с перчатками вроде бы предназначалась для защиты при проведении местного эквивалента электротехнических работ. Главное, ячеистая ткань надежно отталкивала от себя любую форму энергии, в частности, тот самый шарик из тренажера, и это открытие сделало, что называется, мой день. Первый день, когда я осознал всю глубину последствий полученной травмы. И ободрения по типу "были бы мозги, было бы сотрясение", тут помочь не могли: жертвой удара стало зрение.
Нет, я по-прежнему видел. Почти все и почти нормально, но именно что "почти". А при близком рассмотрении всплывали всякие разные нюансы. Ну ладно, левый глаз, он теперь в гордом одиночестве транслировал радужные разводы, но и правый, мягко говоря, шалил. Не показывал детали. То есть, крупные, и особенно живые объекты опознанию поддавались: я без проблем понимал, с кем разговариваю, засекал движение, цвета и все прочие характеристики, но не мог, как ни пытался, рассмотреть что-то мелкое. Те же буквы в газетных сообщениях, например. Или строчки сообщений на панели управления. Зато себя самого видел, как наяву.
Наверное, объяснялось такое чудо элементарной физикой. И даже не физикой частиц, а банальной оптикой и тем, что пресловутый второй контур был далеко не и не только пучком проводов. Много-много разных полей, генерируемых реактором, спрятанным где-то внутри каждого тела. Много-много пленок, наклеенных на лицевой щиток шлема. И каждая вроде бы прозрачна сама по себе, но когда складывается целая стопка, уже и не разглядеть, что там, за ними. Особенно если твои личные АЦП срабатывают не чаще, чем через раз.
Неудобства, правда, все это вызывало только в отдельные моменты. Когда я вспоминал, что плохо вижу. А в остальное время кое-какими постэффектами можно было даже наслаждаться. В первую очередь тем, что сгусток света таким макаром становился внешне приятно похожим на привычную "микасу". С ощущениями только было сложнее: пальцы докладывали о разнице мнимого и реального слишком исправно, и лажал я с приемом подачи изрядно. Хотя, наверняка свою роль играло и то, что мои упражнения с мячом жестко и безжалостно регули…
Световой шар наткнулся на клюшку, не долетев до меня всего каких-то полметра, затрещал и рассыпался искрами.
– Физкультминутка окончена!
– Да я даже не согрелся.
– Когда согреешься, будет поздно причитать.
С Васиной стороны это, конечно, садизм, потому что больше ни одного хоть сколько-нибудь полезного занятия мне сейчас недоступно. Слоняться по коридорам осточертело, тем более, что отдельные маршруты я уже выучил наизусть. Ну да, можно заставить его читать вслух все подряд, но где гарантия подлинности? Проверить-то невозможно, читает он с листа или из головы, а мне и собственного испорченного медузьего телефона хватает.
– Я осторожно.
– С точки зрения техники безопасности то, чем ты сейчас занимаешься…– нравоучительно начал было Вася, но махнул рукой:– А, сам потом поинтересуешься. Если доживешь. И чего я, спрашивается, перед ним распинаюсь?
Ну вот, отлично. Из нас двоих он ещё и обижается.
– Варс.
– Чегось?
– Я от скуки скоро на стенку полезу.
– Не, это я тебе, как врач, точно разрешить не могу. Никакого альпинизма.
– Варс!
– Одного удара было мало? Хочешь разбиться понадежнее?
В каком-то смысле, приятно, когда о тебе заботятся. Даже если делают это с вечным укором. Но ведь всегда есть вероятность того, что…
– А если и впрямь уже поздно?
– Для чего?
– Ну, беречься. Вдруг глаз покоцан капитально, и тогда…
Сейчас наши лица почти на одном уровне и всего в нескольких сантиметрах друг от друга, а это значит, что я ни вижу почти ни черта. Одно только мутное пятно в радужных бензиновых разводах.
– Не отбит.
– Откуда тебе знать?
– У меня в родне знахари есть.
– Знаешь, у меня в родне тоже всякие разные товарищи и господа присутствовали, только это совсем не значит, что…
– Все будет. Не сразу, но хорошо.
Вот так, слегка отодвинувшись, гораздо лучше, а совсем здорово, если ещё на метр отодвинешься, тогда я буду считать, что ты на самом деле Вася, а не облако.
– У тебя это вообще давно?
– Что?
– Чтобы все, не как у людей? Кто б другой был, наслаждался бы отпуском, а не искал приключений на только что отбитую задницу.
Да какие приключения? Просто заняться нечем, вот и маюсь. Вот когда работа подвалит, точно буду от неё бегать. Изо всех сил.
– А, понял.
Чем мужик бабу донял?
– Водки тебе надо, Лерыч. И женщин.
Совет на все случаи жизни, ага.
– Водка у меня есть. Связист нагонит, сколько закажешь.
– Ну, значит, полдела уже сделано! Осталось теперь со второй половиной разобраться.
Проблема, можно подумать! Они здесь есть, наверняка. Порт, пересадочная станция и все такое. Опять же, мне в моем состоянии даже к бутылке прикладываться не надо: любая баба сойдет, главное, чтобы конечностей было не больше четырех. А с другой стороны, если как у квартирмейстера пиратского, две дополнительных лапы для тонкой работы растут на уровне пуза, так, может, ещё и лучше будет? Экзотика, новый опыт, расширение кругозора. В конце концов, мышка что в моих снах, что в реальности ничего принципиально нового в ощущения не вносила и выглядела совершенно…
Кто там что говорил о перегреве? Вот сейчас мне как раз жарко. До личной точки кипения, конечно, ещё не дошло, но до такого греха лучше и не доводить.
– Варс, давай эту тему того. Не будем трогать.
– А то что?
Да ничего. Уединюсь в туалетной комнате, и все путем.
А вообще, нечестно. Я же все-таки не собака Павлова. Хотя, с точки зрения медузок, видимо, от четвероногих друзей ускакал недалеко. Но это уже перебор, понятно? Почему я не могу вспоминать о ней просто, как обо всем остальном, с намеками на ощущения, а не так, чтобы по полной? Чтобы не накрывало всякий раз?
– Тебе трудно?
– Да не особо. Только…
Он шагнул вперед и снова превратился в облако.
– Она ведь уже есть, да?
– Кто?
– Женщина.
Ну какое его дело? Тем более, что она-то у меня есть, а вот я у неё…
– Красивая?
– Обычная.
– Врешь.
– Да неужели?
– Если любимая, то обычной быть не может. Мозги так не работают.
Это у кого как. Если взять мои, то тут ещё бабка надвое сказала. Я бы понял, если бы она, действительно, была отпадной. Ну или хотя бы показалась такой, но нет же. Прям как в песне: "Я гляжу ей вслед, ничего в ней нет…" И глаза, кстати, отвести вполне могу. Могу даже зажмуриться, потому что это ни на что не повлияет: достаточно только пару секунд адресно подумать о белобрысой девчонке, и все, пошло-поехало.
Страшно даже предположить, что случится, если попробую представить не просто её, как таковую, а в антураже и с определенными намерениями. Наверное, напугаю всех вокруг, и больше всего– себя. Пробуждением специфической памяти предков, ага. Хотя…
Не уверен, что эффект будет. Они, конечно, заметят, но вида не подадут, причем не из вежливости, тактичности и субординации, а только потому, что я для них тоже своего рода облако. Множество. Совокупность. Не человек, а набор всякой всячины. И если в перечень входит спонтанное сексуальное возбуждение безо всякого повода, значит, так и надо.
– Наверное, красивая. Да неважно.
– Она тебя отшила, что ли?
Даже пришивать не начинала. Вроде бы, была не против, тогда, в пингвиньем заповеднике, но там я сам дурака свалял изрядного. Девочка бы все равно никуда не делась, и полчасика вполне обошлась бы без поисковой экспедиции с моим участием. А теперь она, наверное, обижена. Не девочка, конечно. Мышка. Она же ко мне со всей ду… всем телом вышла. А кстати…
– Варс?
– Так отшила или нет?
– Понятия не имею.
– Может, спросить стоит? Смс-ку кинуть хотя бы, если вживую стремаешься.
Гениальный совет. Нет, правда. И я бы ему последовал. Обязательно. Когда-нибудь. Но не в этой жизни.
– Я не могу.
– Ну давай, я спрошу? С меня взятки гладки. Даже если пошлет, так не тебя же напрямую, а…
– Не в этом дело.
– А в чем? Позу держишь? Так глупости все это. Детство.
– Не держу.
– Ну тогда я не понимаю!
– Я не… У меня нет её адреса. Никакого.
Судя по колыханиям облака, Варс изобразил почесывание затылка.
– Ну, адрес– дело наживное. Можно погуглить. На крайний случай, в базу какую залезть. У меня связи кое-где остались, пробьют, если хорошо попрошу. По одному имени.
Вот если бы вокруг нас не висела сейчас сетка, о которую невозможно даже удариться, я бы разбежался со всей дури и…
– Лерыч, ты чего нахохлился?
Никогда к этому не привыкну. К полному отсутствию осуждения. Сам сейчас готов сгореть от стыда, а что услышу в ответ, когда признаюсь?
– Я не знаю её имени.
Облако замерло. Разводы радужные и те застыли.
– Так вы что с ней, даже не знакомы?
– Угу.
Говорят, конечно, постель– не повод для знакомства, но мне этого мало, как выяснилось. Особенно когда стало понятно, что эту самую постель могу переживать снова и снова в любой удобный момент.
– Перепихнулись и разбежались? Так из-за чего тогда переживать?
– Мы не…
– Значит, все-таки отшила,– резюмировал Вася.– И как только посмела? Тебя, такого со всех сторон замечательного?
– Никто никого не отшивал!
– Да ладно, ладно, понял. Но ты хоть помнишь, как она выглядит?
– Лучше некуда.
– Значит, художник нам в помощь. Потерпишь, пока выздоровеешь?
В этом смысле? Вполне. А вот если кое-кто не прекратит действовать на нервы, пожалуй, в конце концов, не стерплю и…
– Вашбродие, тут вас опять домогаются!
Голос Жорика и в реале-то не особо приятен тембром, а тем паче, интонациями, но в наушнике, когда от него никуда не деться, доставляет, как говорится, по полной. Я бы с большим удовольствием слушал машинно-бесстрастные реплики адъютанта, но увы, блондинка изъяла себя из эфира практически полностью. Не без уважительной причины, конечно, хотя кому от этого легче? Уж точно, не мне.
Клятву воздерживаться от комментариев я выполнял старательно. В отношении всех, кто стучался со стороны. С другой стороны, скрывать подробности от подчиненных меня не заставляли, вот и… Нет, она не расспрашивала сама. Даже звука на этот счет не издала, только посмотрела. В смысле, уставилась, причем, с соответствующим выражением. Ну да, о последнем я пока мог только догадываться, но предыдущий опыт посоветовал не тратить время и силы на ерунду, а чистосердечно сознаться.
Многого, конечно, рассказать не получилось, но и тезисных путевых заметок хватило, чтобы адъютант лично занялась мерами по предотвращению возможности несанкционированного проникновения и бла-бла-бла. Причем, в компании Лёлика, что несколько удивляло, учитывая исключительно софтварные методы давешних террористов. Но когда я попробовал об этом спросить, на меня снова посмотрели.
Словоохотливый Жорик, кстати, ситуацию прояснил ненамного: в ответ на аналогичный вопрос сбивчиво понес какую-то пургу насчет того, что чтобы взломать один мозг, надо в союзниках иметь второй такой же. На этом прекратились мои изыскания, но не наше общение, потому что теперь главный связист норовил ставить меня в известность о каждом чихе, пришедшем по каналам связи, а возникало их непривычно много.
Журналисты не донимали, как ни странно. Видно, им велели не выносить сор из избы. Зато рекламного спама сыпалось в избытке. Уж не знаю, какие разговоры ходили в местном обществе о случившемся, но масса товарищей сочла мои владения перспективным сегментом рынка для продвижения собственных товаров и услуг. Разных. А рефреном в этом потоке, разумеется, всплывали звонки от начальника порта с пожеланиями доброго здоровья и обещаниями наибольшего благоприятствования любой деятельности, которую я когда-нибудь вздумаю затеять в его родных пенатах.
Все это было в определенной мере небесполезным и демонстрировало, что мой личный статус из совершенно неопределенного перескочил на какую-то другую, более уважаемую ступень, но ложкой дегтя в эту бочку меда вливалось одно неприятное обстоятельство.
Никто из участников наших телеконференций не имел привычки представляться вслух по имени-должности. Да, ФИО и контактная информация высвечивались везде, где могли бы понадобиться, хоть на том же планшете, вот только вместо связной последовательности букв и цифр я, в лучшем случае, видел… Картинку, ага. Вроде тех, что печатали когда-то на матричных принтерах. Помню, в Фанином имении при ремонте одного из флигелей наткнулся на целую кипу таких шедевров, созданных древними программистами. И долго соображал, репродукции каких художественных и не очень произведений они пытались изобразить. Но там хотя бы не было проблем найти оригинал и сравнить, а тут…
Поэтому все разговоры протекали совершенно одинаково. Приветствие, обмен неконкретными любезностями, подтверждение взаимной заинтересованности и обещание вернуться к переговорам при наступлении подходящего момента. Где-то на третьей дюжине напористых коммивояжеров такое времяпровождение начало меня утомлять. Наверное, ещё и потому, что незнакомые лица выглядели одинаково мутными пятнами.
– Все в корзину, товарищ Джорег. Все в корзину.
– Вашбродие?
– Вы можете просто записать это послание и отложить до лучших времен?
С адъютантом работать было проще: она фильтровала всю связь сама, опускаясь до обращения ко мне только в крайних случаях. Жорик настолько смелым быть не хотел. Ни в какую.
– Да как прикажете, вашбродие! Только вы бы все-таки посмотрели, а то мало ли?
Не мало. Много.
– Товарищ Джорег…
– Вы только гляньте, хоть одним глазком!
Это значит, что надо тащиться на мостик, потому что внутренняя АТС до сих пор не настроена на перевод звонков в ближайшую зону приема. Связист клялся и божился, что вот-вот все будет готово, но это самое "вот-вот" почему-то наступать не торопилось. Хотя, если учесть, что системы базы худо-бедно, но завязаны на меня, а я сейчас как раз нахожусь в полуразобранном состоянии…
М-да. Придется прогуляться.
– Труба зовет?– поинтересовался Вася.
– Ага.
Снимать защитную амуницию проще, чем надевать: потянул за ремешок, она и распалась на составные части до следующего раза. Можно было, конечно, и не разоблачаться, тем более, что экранирование энергии происходило с обеих сторон, то бишь, в блестючей куртке окружающий холодок казался почти приятным, но уж слишком нездоровый интерес такой наряд вызывал у половинчиков, а играть в утку с выводком утят на хвосте как-то не улыбалось.
– Хорошо себя чувствуешь?
– Нормально.
И все-таки, слишком это подозрительно с его стороны. Собственно, никто больше состоянием моего здоровья не интересуется в принципе, а Вася норовит задать дежурный вопрос при каждом удобном и неудобном случае. Люди так поступают обычно, когда чувствуют себя в чем-то виноватыми. А нелюди?
– Проводить?
– Сам дойду.
Ноги, тьфу-тьфу, не пострадали. Держат. И нет никакого труда в том, чтобы преодолеть несколько сот метров пути по спирали коридора, который…
– Масса комендант?
Который внезапно и намертво перегородила шкафообразная фигура квартирмейстера.
Ростом он был выше меня ровно настолько, чтобы маячить перед глазами своей улыбкой, широкой, белозубой и одинокой: остальные черты лица успешно растворялись и пропадали в пространстве. И я мрачно подозревал, что если подручный Рихе вздумает вдруг снять свой яркий комбез, растопырившийся во все стороны карманами, кармашками и карманчиками, обнаружить его присутствие можно будет только на ощупь. При том условии, конечно, что свою чеширскую улыбку он тоже погасит хотя бы на пару минут.
– Товарищ квартирмейстер?
– Масса комендант найдет немного времени?
– Если это по поводу ваших работ по перепланировке помещений, я зайду посмотреть. Обязательно.
– Массу коменданта ждут.
– Спасибо за напоминание.
– Масса комендант будет принимать присягу.
– Конечно, конечно. Будет, куда денется. А теперь, если позволите…
Он подвинулся. Чуть-чуть. Не переставая сверкать зубами.
– Масса комендант вернется?
– Сразу, как только.
По национальности квартирмейстер был кем-то вроде хамелеона, если верить пояснениям моего лохматого медбрата. Поэтому сливался с местностью естественным, можно сказать, физиологическим образом, что помогало ему и его сородичам быть и оставаться лучшими дизайнерами интерьеров в обозримой вселенной.
– Масса комендант не задержится?
– Если меня никто не будет задерживать нарочно.
Мой намек он понял и проход освободил. Что же до самого квартирмейстера…
А, к черту. Выясню, что он имел в виду, когда разберусь со звонком, висящим на линии.
– Комендант Вэл-Ирч?
Я мог только приблизительно предполагать, какие эмоции выражает лицо невысокого паренька, материализовавшегося в коммуникационной зоне мостика, зато интонации вопроса в переводе и пояснении не нуждались.
Ну да, любой бы усомнился на его месте. Меня все так переспрашивали, кто видел в первый раз. Вернее, кто в первый раз сталкивался с моим отсутствием в инфо-поле. Да и внешний вид, думаю, только способствовал недоумению, особенно сейчас, с левым глазом, закрытым…
Я для себя постановил считать этот головной убор кепкой. Вроде той, с двумя козырьками, которую носил Шерлок Холмс. И плевать, чем она была на самом деле, главное, тот козырек, что спереди, получилось разрезать и изогнуть в виде щитка, не дававшего помутневшему глазу много свободы. Ну а заодно прикрыть непотребство шрама, пересекающего мою голову наискось от виска к затылку.
– Да, он самый. С кем имею честь?
Потом я прочитаю его резюме. Постфактум. Если захочется. Хотя зачем? Кто тут у нас? Мужичок в сюртучке. Наверняка ещё один клерк или менеджер среднего звена с обещанием отложенных преференций, грандиозных скидок и широчайшего ассортимента. Важно надувшийся, только что не откашлявшийся перед тем, как начать рекламу своей…
– Я уполномочен представлять перед вами интересы благородной дамы, оказавшейся в затруднительном положении.
Дама? Положение? Интересы? Ерунда какая-то. Но парень вроде на шутника не похож. На том уровне подробностей, которые я, конечно, способен сейчас разглядеть.
– И передать просьбу принять её на временное попечение.
Серьезен по самое "не могу". Но вся беда в том, что от слов, вроде бы складывающихся во вполне осмысленную и связную информацию, до настоящего смысла происходящего вполне может быть два лаптя по карте. А то и больше.
– Попечение?
– В связи с вынесением постановления об ограничении прав.
Что-то лексикон, выбранный медузками, явно попахивает судебными разбирательствами… Нет, господа хорошие, попечители-поручители– это не ко мне.
– Оказанные услуги будут оплачены по стандартному тарифу.
Что, конечно, успокаивает и мотивирует, да?
– Видите ли…
– В случае безотлагательного и безоговорочного согласия устанавливается премия за риск.
Лучше бы он замолчал после первой же фразы, право слово. Потому что чем дальше в лес, тем…
Конечно, это, можно сказать, первое настоящее коммерческое предложение, которое получено моим предприятием. И первое официальное обещание оплаты, да ещё с премиями. Но с головой бросаться в омут не стоит. Тем более, знавал я отдельных дам в разных, хм, положениях, и когда по дурости бросался помогать, едва поманят, чаще всего как раз оказывался в дураках. И не то, чтобы очень сильно от этого страдал, но…
Нет, теперь я не один, значит, думать надо не своим умом, а общественным. Например, посоветоваться со знающими людьми.
– Я рассмотрю ваше обращение.
– Безотлагательно?
Оно что, протухнет, если чуток подождать?
– После ознакомления с материалами заказчика.
Кажется, посредник не особо обрадовался взятой мной паузе, но сообщил, что будет ждать ответ и отключился, оставив меня наедине с…
Наверное, по уму следовало бы выбрать другого помощника. То есть, отловить блондинку, уж она бы, наверное, смогла разъяснить ситуацию. С женской точки зрения, ага. Хотя адъютант и затруднительные ситуации… Нет, вместе они как-то не стыкуются. Зато я хорошо знаю одну лохматую личность, для которой проблемы разного рода– любимое времяпровождение.
– Варс.
К тому же, от него нужен даже не столько совет, сколько…
С комендантами он ведь меня фактически обманул. Наплел с три короба об их исключительности, замечательности и прочем могуществе, а на поверку оказалось все наоборот. Что никакие они не боги, особенно вне стен своих крепостей, а натуральный расходный материал, легко подлежащий замене. Ну, может, не совсем уж легко, но технология есть, и она вполне отлажена. А мой случай– печальное исключение. И кстати, не мешало бы озаботиться дублером. Или дублершей. Потому что всего-то и понадобилось, что шмякнуться головой о сваю, и база встала на мертвый якорь.
– Варс!
Нет, конечно, отчалить можем. На полном автопилоте. Только торопиться некуда. Мы ведь зачем сюда вообще приползли? За работой. А пока успелось всего ничего: встать на учет в реестр потенциальных исполнителей чего бы то ни было. Да, ждать погоды под лежачим камнем бессмысленно, но пока зрение не прояснится, не стоит и думать о местных тендерах. Хотя, участие без победы тоже приносит пользу в том смысле, что заявляет о тебе во всеуслышание и…
Стоп. Вот оно. То, что меня по-настоящему напрягало всю эту короткую беседу.
Да, я прошел регистрацию. Но сколько таких "нас" в общей базе данных? Тысячи? Миллионы? И никакой предыстории, никаких благожелательных рекомендаций, то есть, наверняка плетусь где-то в хвосте рейтинга, значит, возникает закономерный вопрос.
Почему я?
Именно потому, что самый захудалый из кандидатов? Тогда точно подстава, уголовный криминал или финансовое мошенничество. Хотя, если дама заинтересована именно во мне по каким-то другим причинам, это, пожалуй, пугает даже больше, чем происки местных авантюристов, а потому самое разумное– обратиться за разъяснениями к одному из них.
– Варс, не молчи. Я же знаю, что ты здесь.
– Это-то и страшно.
Судя по голосу, остановился он все-таки на пороге. Демонстрация уважения? Буду считать, что да. Правда, не удивлюсь, если минуту назад Вася колесом прошелся по всему мостику, сначала слева направо, а потом справа налево. И самое главное, меня бы это ничуть не напрягло, не задело и вообще. Но он все равно каждый раз зачем-то норовит прочертить границу. Ему самому, что ли, так спокойнее?
– Иди сюда.
Пятна света на экранах живут своей жизнью: мигают, меняют оттенки, перетекают друг в друга. И где-то среди них должно быть то, что я запросил у мужичка в сюртучке.
– Варс, могу я тебя попросить…
– Можешь даже приказать.
Об этом Вася тоже любит напоминать. О разнице статусов. Так нарочито, будто хочет внушить одну определенную мысль. И я даже догадываюсь, какую. Но если думает, что из нас двоих упрямее как раз он, то глубоко ошибается.
– Побудешь моими глазами?
– А ум, честь и совесть точно не нужны?
Нужны, ой как нужны. И пользоваться я ими буду сейчас на полную катушку.
– Я получил заказ.
– Первый?
– Ага.
– Это надо отметить!
– Обязательно. После того, как разберемся, что с ним делать.
– Принимать, что же ещё?
И ни капли сомнения в голосе. Хотя, это для Васи вполне нормально. Обычное его состояние.
– Невзирая на последствия?
– А что с ними такое?
– То, что они могут быть. Очень даже.
– И разглядеть их можно только чужими глазами?
Именно. Потому что к глазам всегда прилагается много всего прочего, и я теперь слишком хорошо это знаю.
– Прочитай, пожалуйста.
– Вслух?
– Про себя.
– А про меня тут не написано.
– Варс!
– Ладно, ладно, уговорил.
Ему явно понадобилось не больше пары секунд, чтобы усвоить всю необходимую информацию, но молчал он гораздо дольше. Так долго, что пришлось спросить:
– Ну как? Стоящее предложение?
– Вроде того.
Почему так безразлично? Ещё минуту назад горел энтузиазмом, и вдруг сдулся? Подозрительная смена настроения.
– Больше ничего не скажешь?
– Надо брать.
Нет, извините, ошибся. Он не сдулся. Он надулся. Как мышь на крупу. Словно в этом клятой просьбе об оказании услуг есть что-то обидное, а может, даже неприятное лично для Васи. По крайней мере, то, что ему не особо нравится.
– Не глядя?
– А у тебя сейчас иначе и не получится.
Кто бы сомневался, что Васина язва останется при нем? Уж точно не я.
– Это выполнимое задание?
– Да там и делать толком ничего не надо.
– Но что-то в нем есть такое, что тебя смущает?
– Смущаться, Лерыч, я бросил, как бесперспективное занятие, где-то лет в тринадцать, когда одна благородная дама…
– Варс.
– Зря перебиваешь, познавательная история была. И кстати, в тему. Как раз про женщин в положении.
И я даже представляю себе это самое положение. А ещё допускаю, что он врет. Снова и вдохновенно.
– Лучше расскажи, что за дама рвется ко мне на базу. Там ведь написано, хотя бы коротенько?
– Вроде того.
Опять те же интонации? Да что с ним такое творится?
– И кто она?
– Леди.
– А подробнее?
– Куда уж подробнее.
Ладно, оттолкнемся от наилучшего варианта. Если леди, значит, родовитая, хорошо воспитанная и вообще, чистейшей прелести чистейший образец. А кстати…
– Красивая?
Кажется, он хмыкнул прежде, чем сказать:
– Обычная.
А вот это уже похоже на мелкую месть. Ну да бог с ним.
– В чем именно состоят её затруднения?
Снова хмыкнул. А может, фыркнул.
– Ей нужно место, чтобы отсидеться и переждать.
– Переждать что?
– Пока не наступит срок давности.
– Давности чего?
– Убийства.
Выходит, с наилучшим вариантом я погорячился?
– Она кого-то убила?
– Угу.
– Но разве тогда её не должны были бы… э, судить?
– Так судили уже.
– И отпустили? То есть, оправдали?
– Признали её действия самозащитой.
С одной стороны, ситуация проясняется, с другой– только больше запутывается.
– В чем же тогда проблема? Зачем нужно попечение и все остальное?
– Нравы такие там.
– Где?
– Наверху.
Чем-то он все-таки недоволен. И возможно, глобально.
Нравы властьимущих, да?
– Можешь объяснить?
– Могу. Но мне это не с руки. Не моего поля ягодка.
– Варс.
– Чего ещё?
– Мне все равно больше некого спросить.
– Ты даже не пробовал.
Вот откуда он знает, скажите на милость? Прослушивает, значит. Причем не одного меня, а всю нашу радиосеть.
– И не буду.
– Ослы, конечно, животные полезные, не спорю.
– Варс, я серьезно.
– Я тоже.
– Мне нужно принять решение.
– Так принимай. Я-то тут причем?
– Ты можешь упростить эту задачу.
– А хочу ли?
Он явно чего-то добивается. Или нарывается. Но зачем? Не то у меня настроение, чтобы злиться.
– Буду очень признателен, если ты изложишь мне обстоятельства этой леди. Ещё раз и, пожалуйста, со всеми остановками.
Конечно, проще было связаться с изнемогшим от ожидания клерком и у того потребовать разъяснений. Вот только Васину манеру подачи информации я знаю гораздо лучше, и она куда как эффективнее.
– Я тебе в секретари не нанимался.
Вредничает, что ли? А смысл? В конце концов, я сам ему сказал, что не буду спрашивать совета у других членов команды. Но почему из того, кто обычно любит потрепаться, приходится выдавливать информацию в час по чайной ложке? Не его же затруднительное положение, а…
Щелк-щелк-щелк. Вот и ответ, плавающий, как всегда, на поверхности.
Все это касается Васи. Понятия не имею, каким боком, но связь очевидна. Может, знакомы они с дамой, может, ещё что, только мой лохматый приятель явно не желает её появления на борту.
Нет, он не протестует, боже упаси. Просто тянет резину. Как будто даже минута промедления способна многое изменить. Что ж, раз так…
– Можешь быть свободен.
– Ась?
– Я принял решение, спасибо.
– Всегда пожалуйста.
Далеко он, наверняка, не ушел, а завис где-то в пределах слышимости. То есть, подслушиваемости. Но это и хорошо: будет знать, к чему приводят намерения, благие и наоборот.
Да, Вася мог преследовать две разные цели. Или отпугнуть меня от заказа или заинтриговать так, чтобы я всеми силами за него уцепился. Какое объяснение вернее? Понятия не имею. Факты состоят в том, что есть человек, волей случая оказавшийся отчужденным от общества, и этому человеку нужна помощь. А женщина или нет, дело десятое. Один изгой, пусть и временный, обращается за поддержкой к другому изгою– что может быть логичнее?
– Соедините меня с последним абонентом, товарищ Джорег.
– Разрешите обратиться сэр?
Ну наконец-то! Я соскучился. Правда-правда.
– Хотите доложить об окончании работ, адъютант?
– Работы продолжаются, сэр.
А я-то губу раскатал…
– Возникли какие-то проблемы?
– Никак нет, сэр. Требуется ваше присутствие на третьей палубе.
И как одно с другим сочетается?
– Что-то непредвиденное?
– Протокол, сэр.
Так-так-так. Палуба и моё личное участие? Мало мне одного интригана было, теперь ещё и интриганка завелась? Хотя, адъютанта раскрутить на ответы куда проще, чем Васю. Потому что ей я могу приказать, ага. Но не стану.
– Скоро буду.
Получив моё официальное согласие, мужичок в сюртучке, похоже, обрадовался и тут же скинул, по словам Жорика, все необходимые данные для регистрации нового обитателя базы, так что беспокоиться пока было не о чем, кроме…
Примерно на середине пути до меня все-таки дошло, что хоть гостья ожидается и опальная, леди она быть от этого не перестает, а наше железное корыто годится для чего угодно, только не для комфортного проживания. И хотя никакого виш-листа вроде бы предъявлено не было, определенные стандарты на этот счет наверняка есть, и их нужно обеспечить. Раз уж назвался груздем, надо соответствовать. Главная трудность, конечно, в том, что правила, которые я должен выполнить, скорее всего, неписаные. К Васе подкатывать бесполезно, значит, придется искать нового советчика. Вот только среди кого?
– Масса комендант!
А он здесь зачем? Только не говорите, что…
Смешно, но я до последнего не верил в эту реальность. Даже после явления квартирмейстера, оккупировавшего один из отсеков для своих дизайнерских занятий. И даже теперь, глядя на хищные обводы транспорта, похожего на ската, все ещё не верю. Даже видя, как опускаются сходни, по которым начинают маршировать вниз…
Они одинаковые. Одного роста, одних пропорций, в совершенно идентичном обмундировании, по крайней мере, на мой половинный взгляд. Но страннее то, что одинаковы и все движения. Не просто синхронны, а будто шагает ко мне навстречу один и тот же человек, только продублированный до дюжины.
Дюжины?
Рука сама потянулась к козырьку.
Не знаю, что именно я собирался увидеть, но почувствовал знакомое сходство ещё до того, как левый глаз заработал в своем новом качестве. А уже потом– испугался.
Они были точно такие же. В аналогичных доспехах, только не серых, а черных, словно поглощающих свет. Но повадки и все остальное…
– Вам нехорошо, сэр?
Мне неприятно. Очень. И воспоминания ожили, мягко говоря, болезненные. До тошноты. Которой особенно способствовали пульсирующие радужные разводы, тянущиеся от очередных однояйцовых близнецов к сходням и далее, внутрь корабля-ската.
Нет, ну его к черту, мой недоглаз. Спрячу от греха подальше.
– Адъютант, эти люди…
– Это не люди, сэр.
А кто? Солдатики? Какие-то они далеко не игрушечные. Шеренга, на ходу раздваивающаяся и замирающая стенками импровизированного коридора, к которому направляется…
– И она– тоже не человек?
– Она– их командир, сэр.
Будем считать это ответом "да". А с виду вполне себе нормальная. Не очень выдающихся форм, зато явно очень молодая. Потому что пытается выглядеть сурово. Стриженая не длиннее адъютанта, только не блондинка, а наоборот. И загорелая. Можно сказать, прожарившаяся на солнце или что там у них ходит в небе. Сосредоточенная, аж жуть. Такое впечатление, ушла в себя чуть менее, чем полностью, и перед собой не видит ни…
Как и обо что он споткнулся, я не разглядел. Пятый в правом ряду, занимающий свое место. Казалось бы, какая проблема? Бывает со всяким. Но эта осечка вызвала практически цепную реакцию, в народе чаще называющуюся эффектом домино. Ну да, когда костяшки падают по очереди от легкого щелчка по первой из них.
Конечно, до собственно падения дело не дошло, но покосились и покорежились все солдатики изрядно, разрушив красоту строя и хладнокровие девушки.
– Да чтобы я… Ещё раз… Да этой… Офисной моли… Доверить инвентаризацию… Да только через мой труп!
В возмущенных паузах она выдыхала слова, совсем не подходящие женщине любого возраста. Было бы куда как органичнее, если бы что-то подобное изрек хоть тот же Гриша, но он всего лишь подошел, положил ладонь на плечо расстроенной девушке и ласково сказал:
– Все нормально, Ари.
Дарья, значит? Так и запишем.
– Масса капитан!
– Господин квартирмейстер.
Рядом друг с другом они уже не выглядели такими громоздкими, как по одиночке, зато общее впечатление спокойного дружелюбия только усилилось. И они называют себя пиратами? Бред какой-то. Два добрых дядюшки, ни дать, ни взять. Племянница, правда, чуток подкачала, но ей простительно: девица молодая, впечатлительная, смутилась, наверное, попав в непривычное общество, вот и…
Все ведь не так, на самом деле, да? Что мне транслируют мои переводчики? Благожелательность? Она и должна присутствовать. Наемный работник прибыл к новому работодателю с расчетом на долгое и плодотворное сотрудничество. Кислых мин и хмурых рож тут и быть не может. Хотя бы внешне. А внутри может прятаться очень даже разное. Жаль, что в деле я Гришу так пока и не наблюдал. Может, если бы он успел добраться до тех серых кузнечиков, явилось бы истинное лицо жестокого и кровожадного пирата?
Ага, как же. Скорее всего, в последний путь он отправил бы противников, оставаясь настолько же невозмутимым, что и всегда. Интересно, это у него врожденное свойство или старательно натренированное? Наверное, все же первое. Не представляю себе, как можно привыкнуть держать лицо, если куча твоих предков не занималась этим с самого рождения, под чутким присмотром мамушек, нянюшек и гувернеров.
Был у нас в классе такой парень. Саша Трубецкой. Поскольку остальные двадцать шесть одноклассников по малолетству и происхождению развитым интеллектом обременены не были, получал он в свой адрес много всяких неприятных высказываний, самыми безобидными из которых были смешки над фамилией. Но любые нападки Сашок встречал и выдерживал стойко, что твой оловянный солдатик. Ни разу не опустился до того, чтобы ответить в том же тоне. В драках, конечно, почти всегда оказывался проигравшим, но только потому, что никого и никогда даже не попытался ударить нечестно, в запрещенные места и все такое. И выглядел всегда так, будто отправляется на королевский прием, хотя носил вроде бы то же китайское барахло с близлежащего рынка. Это уже намного позже, случайно оказавшись у родителей на работе и наткнувшись на альбом с гравюрами века, кажется, девятнадцатого, и увидев хорошо знакомое лицо на одном из листов, я начал понимать, как ходят и как сдают. Но к тому времени Саша от нас уже перевелся в другую школу, а потом, говорят, и вовсе уехал куда-то в лучшую жизнь. Так вот, при всей непохожести прошлых и нынешних обстоятельств…
– А ты был совершенно прав, мой друг,– оторвавшись от рукопожатия и переведя взгляд в сторону меня и адъютанта, вдруг сказал Гриша.– Красивая белая женщина, вне всякого сомнения.
Дорого бы я дал за то, чтобы видеть в этот момент лицо блондинки. И вообще, чтобы видеть, а не догадываться о смене эмоций окружающих меня людей и нелюдей. Например, точно знать, почему едва отзвучало невинное замечание пиратского капитана, Дашины солдатики опять нервно дернулись из стороны в сторону. Правда, на этот раз не попадали костяшками, и то хлеб.
Я думал, что Гриша снова пожурит или подбодрит свою, э, коллегу-подчиненную, но он незамедлительно направился прямо ко мне. Остановился ровно в трех шагах и деликатно осведомился:
– Разрешите приступить к несению службы, сир?
Вот как так у него получается? Куча же народу вокруг, а полное ощущение того, что нас с ним здесь только двое во всем обозримом пространстве. И это не подхалимаж никакой, не игра на публику, а что-то совсем другое. А уж его "сир"… Мурашки по коже чуть не побежали. От странной интимности ситуации, ага. Понимаю теперь, почему его та клумба терпела и не отпускала. Когда на тебя смотрят так, будто живут одними и только твоими приказами…
Кстати, о приказах. Он же что-то спрашивал. А, точно!
– Приступайте.
– Куда направляемся?
Верить, что Васиной обиды или чем он удумал страдать в этот раз, хватит надолго, я даже не старался. Хотя на палубу он вроде бы действительно не заявлялся. Но тут скорее виновато присутствие адъютанта, с которой у моего лохматого медбрата то ли недопонимание, то ли другие проблемы личного характера.
– Я? Взглянуть, как устроился новый гость. А ты– не знаю. Куда хочешь.
– Назначил нового фаворита, да, Лерыч?
Был бы он моим соседом по двору, и знали бы мы друг друга со школьной скамьи, я бы решил: бесится. Наверное, правильнее бы сказать– ревнует, но такое слово лучше подходит для тёрок между возлюбленными, а у нас с Васей взаимоотношения скорее по типу "и вместе плохо, и врозь никак".
– Если и так, то что?
– Да ничего. Твоё дело. Личное.
Если бы было только моим, ты бы тут стенку не подпирал.
Ну почему просто не взять и не сказать, в чем дело? Есть какие-то сомнения и подозрения, так выкладывай! Знаешь же, что выслушаю до последнего слова. И знаешь, что поверю. Хотя бы на время. До того момента, пока не воткнусь лбом в очередное противоречие.
– Он тебе не нравится?
– Мне с ним детей не крестить.
Тогда какого черта? Хочешь меня предупредить? Защитить? Было бы, от кого.
– Формально, он спас мне жизнь. И не только мне.
– Выполняя святой долг вассала.
– Это умаляет отвагу его поступка?
Вася закинул голову назад, явно стукнувшись затылком о переборку. Надеюсь, что больно.
– Тупишь, Лерыч. Только привычно или нарочно, вот в чем вопрос.
Да просто так. К примеру, чтобы от тебя добиться хоть крупицы Гришиной искренности. Не знаю, на кой ляд мне это вдруг понадобилось, но почему бы и нет?
– А ты злишься. Как будто он лавры у тебя стащил.
Вася оторвался от стены, резко выпрямившись. Хотя, с ним всегда так: смена позиций проходит молниеносно.
– Какие ещё лавры?
– Победителя.
– Я не жадный. Всегда готов поделиться.
И как прикажете это понимать?
– Тогда в чем проблема?
– Да нет никакой проблемы. Пока.
Загадочность ему все-таки не идет. Блеф там, уловки, подколки и подначки– это да, это Васино. А игра в угадайку– нет. Бесит. И как его по прежнему месту работы начальство терпело?
– Если хочешь что-то сказать, говори. Только прямо.
Пауза была длинной. Такой, что я почти перестал надеяться на ответ.
– Ты бы хоть поинтересовался для порядка, кто он такой и откуда. А то снова ошибешься.
– Снова?
– Как со мной.
Он развернулся и вразвалочку отправился к ближайшему повороту коридора, бормоча на ходу что-то вроде:
– Не затем величал я себя паладином…
Тьфу. На ровном месте испортил все настроение. Хотел внушить подозрения? Спасибо, я уже. Давным-давно. С того момента, как начал задумываться о причинах и следствиях.
И ни в чем я не ошибался, вот уж фиг вам. Ни на Васин счет, ни на Гришин. Нельзя ошибиться, когда ни на что не рассчитываешь.
Но спросить– спрошу. Есть повод, и очень серьезный.
– Можно войти?
– В любое время, сир.
Створки раздвинулись, и я чуть было не решил, что ошибся дверью. Потому что там, за ней, должен был быть стандартный отсек, ну разве что малость благоустроенный, а на самом деле…
Даже зная, как и из чего это наворотил четырехрукий квартирмейстер, все равно не грех было удивиться. В очередной раз. Вот уж действительно, "мы воплотим в реальность любой ваш каприз". Хотя с диковинной мебелью и перегородками всевозможных форм ладно, ещё можно смириться, но занавески-то откуда такие? И… Занавески ли это вообще?
Много-много мелких иссиня-зеленых и бело-золотых листочков, порхающих в вертикальной плоскости этакими импрессионистскими панно. Здесь, там, поодаль. И кажется, они ко всему прочему ещё и пахнут. Ну точно! Соль и йод, как от водорослей. А ещё они мокрые, и от них на пальцах остается…
Понять, в чем вымазался, я не успел: длинное щупальце, бодро свесившееся с Гришиного плеча, шершаво прошлось по ладони, стирая странную слизь, и тут же подтянулось обратно.
– Не шали, Пузырёк,– широкая ладонь шутя хлопнула по голове осьминога, заставляя пары глаз зажмуриться, хотя явно блаженно, а не испуганно.
Нет, он точно из этих. Из бывших, что называется. Потому что даже в балахоне, напоминающем растянутую вязаную кофту, выглядит ровно так же, как и в том мундире, по прибытии. Подтянуто и с достоинством. Но тем лучше, значит, я пришел точно по адресу.
– Прошу простить моего питомца, сир. Он просто не мог удержаться.
От чего? Моя рука показалась ему вкусной?
– Это его любимое лакомство.
Гриша запустил собственные пальцы в ближайшее панно, поболтал ими, словно что-то наматывая, и едва успел вытащить обратно, как попал в настоящий кокон щупалец. Правда, одно почему-то все равно потянулось ко мне.
– Вы ему нравитесь, сир.
Открытие, можно подумать. У меня в голове вообще медузы сидят и на жизнь не жалуются, так чем осьминог хуже? И там, и тут морепродукты. Правда, при нормальном положении вещей нужно, чтобы это они мне нравились, а не наоборот.
– Надеюсь, я не помешал вам распаковываться и обустраиваться?
– Усилиями моего квартирмейстера это заняло совсем немного времени, сир. Вам не о чем беспокоиться.
– Всего, э, достаточно?
– Не хватает только приказов, сир. Но я полагаю, они появятся. В надлежащее время.
– Сказать по правде, товарищ Рихе…
Нет, мне не стыдно. Я, конечно, не Вася с его богатым жизненным опытом, но смущаться тоже уже почти перестал. Я просто подбираю слова.
– Да, сир?
– Понятия не имею, что с вами делать. То есть, представляю себе, что вы и ваша команда можете, но как все это использовать… Я никудышный сюзерен, если вы ещё не поняли.
– Не имеет никакого значения, что вы думаете о самом себе, сир. Свои мысли нельзя вложить в чужие головы.
Это он меня так успокаивает? Надо признать, у него получается. Скажи точно то же самое адъютант или даже Вася, я бы начал спорить, хотя бы мысленно. А Гришу хочется слушать и слушать, неважно, что он ещё вздумает заяв…
Гипнотизер он, что ли, профессиональный? То, что не мозгоправ, это ясно, мозгоправа натурального я видел. Даже в родственных отношениях состою с недавних пор. Но талант налицо, ага. Хотелось бы верить, что не криминальный.
– Товарищ Рихе, мне нужно кое о чем вас спросить. Но для начала– попросить. Если, конечно, такую просьбу вообще можно исполнить.
– К вашим услугам, сир.
– Вы не могли бы, э… слегка убавить мощность вашего сигнала?
– Сир?
– Нет, я ни в коем случае не против. Мне нравится, правда. Это очень приятно. Но полагаю, оно же не обязательно должно быть все время, да?
– Вы удивительны, сир. Просто невероятны.
Э нет, вот так делать не надо! Ещё пара делений по шкале, и я паду, окончательно сраженный этим его обаянием. Да, мне будет хорошо, просто замечательно, но потом, когда срок контракта подойдет к концу, боюсь, вести я себя начну ничуть не лучше той необъятной клумбы.
– Товарищ Рихе!
Он не сделал ничего, кроме как щелкнул по одному из щупалец, свисающему на грудь, и все же что-то случилось. Как будто солнце за тучку зашло.
– Я должен принести свои самые искренние извинения, сир. С моей стороны это было слишком дерзко. Но я, как и мой питомец, иногда просто не могу удержаться.
Господи, да о чем он говорит?
– И вы вправе поставить меня на одну ступень с безмозглым животным, если пожелаете, сир.
Так. Ничего не понимаю, хотя, кажется, вот-вот пойму.
Животное. Природа. Бессознательное. Инстинкты.
– Хотите сказать, что это ваше, э… свойство– врожденное?
– Проявление генетической матрицы моих предков. Одно из. Я могу подавлять его, если требуется, но вынужден делать перерывы между курсами терапии.
А терапия– это участие осьминога, да? Помнится, мне он какие-то транквилизаторы точно скармливал, прямо через кожу.
– И сейчас как раз…
– Сейчас я вполне могу снова начать прием препаратов. Благодаря достаточно продолжительной вынужденной паузе, которую подарили мне вы, сир.
Значит, клумба его выгнала, как он и хотел? Только причем тут я? А, ладно, проехали. На повестке дня есть более важная тема.
– Скажите, товарищ Рихе, я правильно понял, что ваша семья, э… имеет древнее и уважаемое происхождение?
– Да, так вполне допустимо считать.
– Тогда вы должны мне помочь в одном деле.
– Все, что вам будет угодно, сир.
– Скоро сюда прибудет леди. И я должен её принять так, как полагается. Так, как это принято тут, у вас. Но даже не знаю, откуда начинать.
– Все очень просто, сир. Леди тоже люди. И они не чужды двух основных принципов человеческого существования, на фоне которых благополучно теряется все остальное.
– И что же это за принципы?
– Хлеб и зрелища, сир. Хлеб и зрелища.
Как говорится, человек привыкает ко всему. Вот и я уже почти привык получать вместо ответов аллюзии, аллегории и прочую дребедень, отражающую реальность очень кривым зеркалом. Но факт того, что в поисках смысла каждый раз приходится копать на кучу этажей вглубь, вымораживал мозг по-прежнему.
Хлеб и зрелища, говорите? Если бы прибывающая дама была девушкой… То есть, моей девушкой, к гадалкам бы ходить не пришлось. Увлечь и развлечь– вот и вся забота. Причем, вторая часть мероприятий, когда успешно выполнена первая, становится делом вообще пустяшным и зачастую даже не обязательным. Но это не наш случай.
Можно быть уверенным, что местные обычаи впрямую соответствуют традициям древнего Рима? Да ни за что. С другой стороны, такой вариант нельзя исключать, если уж медузки выбрали именно его. А где истина? В среднем арифметическом? Как показывает опыт, правило золотой середины здесь тоже работает только иногда и с грехом пополам. И что же делать?
Переложить ответственность на другие плечи, конечно. По принципу: я не я, и шляпа не моя. Благо начальник порта легко повелся на дежурные комплименты и рьяно пообещал посодействовать. Как человек сведущий, приближенный, не лишенный и далее со всеми остановками. На этом вопрос со зрелищами я посчитал закрытым. Что же касается хлеба…
– Сначала заставил утку выносить, потом сказки на ночь читать, а теперь хочешь ещё и к плите поставить? Я бы сказал, Лерыч, что ты вконец оборзел, да только что с коменданта взять?
– Но ты же умеешь готовить?
Вопрос риторический, прямо скажем: из посудины, куда Вася время от времени запускает руку за новой порцией снеди, пахнет просто одуряюще. Как от киоска с шавермой. И вкус наверняка куда лучше, чем у приснопамятного земного фастфуда. Хотя, пока не угощают, могу только догадываться. И глотать слюни.
– Да если б мне за каждое свое умение по гривеннику брать…
"Вася обиженный" значительно противнее всех прочих своих ипостасей. Особенно когда одновременно строит из себя оскорбленную невинность и поминутно декларирует, что он тут даже не гость, а вынужденный поселенец безо всяких прав. Периодически хочется в такие моменты взять его за шиворот и выставить вон. Хоть в открытый космос, хоть куда, только сразу и насовсем. Без объяснений, сожалений, замаливания грехов и вообще любых моральных терзаний. Не сомневаюсь, что на моем месте другой комендант так бы и сделал. Но вот в чем штука: с другим комендантом этот лохматый испытатель крепости чужих нервов явно вел бы себя иначе.
Вообще, больше всего похоже, что он столбит территорию. Пытается, по крайней мере. Зачем? За тем же, зачем обычно и ставят заборы. Отвоевывает пространство. Может, личное, может ещё какое. Агрессор хренов… Нет чтобы прийти и прямо попросить, я бы не отказал. Целый отсек бы пожертвовал. И даже поклялся бы сам туда– ни ногой. Мне не трудно. А вот предлагать первым не буду. Не хочу заново слушать лекцию о могущественных самодурах, вовсю измывающихся над бедными, несчастными, нуждающимися и… Тьфу. Ну его нафиг.
– Я оплачу твои услуги. Только скажи, как.
– Услуги? Оплата? Значит, вот куда мы на самом деле шли все это время?
Тупик. Полнейший. И то ему не так, и это не эдак. Но шляться следом за мной прекращать почему-то не собирается. Наверное, лелеет надежду довести меня до белого каления, чисто из научного интереса. В местном-то обществе истерики, по всей видимости, давно не практикуются.
Хотя, Дарья вон, намедни, была очень близка к чему-то подобному. Сейчас, конечно, успокоилась и гоняет своих солдатиков по полю без малейшей запинки. А Гриша за процессом наблюдает. Благосклонно, что называется.
Система странная, зато эффективная, да. Дюжина условно живых биомеханических объектов, каждый из которых напрямую управляется единственным оператором. Не знаю, как смуглянка ухитряется распараллеливать свой собственный мозг, видимо, за счет все того же второго контура, но справляется хорошо. А если учесть, что в нужный момент отдельно взятые солдатики могут действовать как единое целое, воображение просто взрывается. Моё уж точно. И все-таки… Есть страх, ага.
Думаю, это нормально. В конце концов, бежали мы не от призраков, а от вполне реальной угрозы. На тот момент. И демоническая слаженность действий меня лично пугать продолжает до сих пор. Даже в исполнении Дарьиного ансамбля песни и пляски, который вроде бы теперь целиком и полностью на моей стороне.
Куда ни плюнь здесь, повсюду, получается, ячейки. С единоличным и единственным начальником. А каждая ячейка обязательно входит в какую-то другую, и так может быть много-много раз. При строго вертикальном управлении. Правильно это или нет, понятия не имею. Но если живут, здравствуют, в ус не дуют, так и на здоровье. Почему бы и нет? С их системой связи вертикаль может быть протянута хоть через всю вселенную: прохождение приказа займет считанные мгновения. Ну, если не брать в расчет время, необходимое собственно для принятия решений.
– Что скажете, сир?
Лучше бы, конечно, Гриша не отвлекался от созерцания физзарядки своей маленькой армии, потому что сказать мне ему в ответ совершенно нечего. Хвалить как-то вроде не за что, ругать– тоже, а оценку выставлять совсем не с руки. Сравнивать не с чем, ага.
Хотя, фиг его интересует моё сиюминутное мнение. Он на запах соперника идет.
– Э, замечательно.
– Если сир пожелает…
То эта группа синхронного плавания без воды сменит репертуар? Да мне как-то без разницы. Верю, что могут и умеют они многое. Вернее, боцман умеет, а они тщательно исполняют.
– Думаю, нет надобности отвлекаться от программы тренировок. Я всего лишь заглянул полюбопытствовать.
– Все, что пожелаете, сир. В любое время.
Обаяние свое Гриша не выпускает, но оно и ни к чему: загривком могу взвесить фунт презрения, который копится в той стороне, куда отступил Вася. Капитана это, похоже, развлекает, лохматого держит в тонусе, значит, и мне не мешало бы…
– Разрешите обратиться, сэр?
Вроде и не сильно шумит Дарьина команда на временно оккупированной ими игровой площадки, а адъютант все равно перемещается практически бесшумно и незаметно. Для меня, правда, потому что Гриша встал в стойку ещё до того, как прозвучало первое слово блондинки.
– Да, конечно, обращайтесь.
– Инспекция периметра обороны завершена, сэр. Результаты удовлетворительные.
Значит, все в норме. Кроме межличностных отношений обитателей базы, но тут, видимо, поделать ничего нельзя.
– График мероприятия по модернизации будет готов в ближайшее время, сэр.
Уж не знаю, радоваться этому или огорчаться. Она-то свое дело делает исправно, но если что-то надо менять или улучшать, нужны и средства. Соответствующие. А где их взять? Снова привлекать начальника порта? Не так уж он мне и обязан, чтобы удовлетворять любой каприз. Других надо искать или создавать. Обязанных, ага.
– В настоящее время все технические устройства функционируют в штатном режиме.
Она тоже любит время от времени уколоть. Не то чтобы побольнее сделать, скорее проверить, трепыхаюсь ещё или окончательно задрал лапки кверху. "Технические устройства", да? То есть, все за исключением меня. Понять, удручает это блондинку или наоборот, невозможно. Зато Гришин взгляд, уж не знаю, какого выражения, для неё явно раздражающий фактор. В смысле, она на него реагирует. Замечает уж точно.
– Возможно, сир все-таки пожелает?
– М?
– Я должен представить вашему вниманию все возможности моих подчиненных. А демонстрация будет удручающе неполной без имитации взаимодействия с противником.
– Вы собираетесь…
– С вашего позволения, сир, я лично возьму на себя этот труд.
Стелется передо мной, а смотрит, мягко говоря в другую сторону. Красивая белая женщина, ага. Которая…
– Я могу идти, сэр?
Конечно, можешь. Только как минимум одному из присутствующих этого бы очень не хотелось.
– Если вас не затруднит, адъютант, задержитесь на пару минут. Думаю, вы сможете оценить подготовку сотрудников товарища Рихе намного лучше меня. А я бы не отказался от экспертного мнения.
– Слушаюсь, сэр.
Она в самом деле уступает только моему приказу или нарочно притворяется неприступной? Гришин интерес очевиден, тем более, Дарья вмиг стала мрачнее тучи, то есть, ещё смуглее, чем казалось до этого, а если вспомнить, что в романтических историях прекрасные дамы как раз норовят искать предмет обожания среди очень даже нехороших парней…
– Позёр.
Вот умеет Вася держать тон, этого у него не отнять. Вроде сказал коротко, почти выплюнул, да ещё тихо-тихо, но, без сомнения, услышали все, кому эта реплика предназначалась. И стойко проигнорировали, конечно.
– Разрешите начинать, сир?
– Да, пожалуйста.
На площадке, среди подтянутых и одетых в доспехи с головы до ног солдатиков, Гриша в своей домашней кофте и расслабленном состоянии выглядел чудовищно инородным предметом. Впрочем, как выяснилось чуть позже, его лига действительно была совсем другой. На кучу порядков выше, чем у кукольного воинства.
Он налетали, как саранча. В буквальном смысле: я не видел ничего, кроме вихря смазанных движений, пока не сдался и не подключил к процессу левый глаз. С ним дело пошло веселее.
Налетали и отскакивали назад, отраженные, черт его знает чем. Наверное, все-таки полем, потому что моё комбинированное зрение воспринимало его разлитым в пространстве киселем. Причем очень подвижным, с великим множеством щупалец, которые успешно парировали любую атаку чуть ли не ещё до её начала.
Видимо, в этом и состояла личная Гришина фишка. Втянуть противника в бой, заставить приблизиться, дать увязнуть, а потом брать голыми руками. Реально, голыми: в отличие от солдатиков бывший пиратский капитан не стал вооружаться палкой вроде тех, которыми на этом же поле в более "мирные" времена гоняли световые шары. Да и руками он физически никого не касался, разве что иногда словно направлял движением кисти острия своего невидимого орудия.
На то, чтобы справиться с Дарьиным отрядом, Грише понадобилось несколько минут. В реальных условиях он явно бы не устраивал цирк ни одной лишней секунды, но тут, желая покрасоваться…
Впечатлилась ли блондинка, установить было трудно, но точно смотрела внимательно все время представления: меня её поведение занимало больше, чем этот марлезонский балет. С точки зрения все того же научного интереса: ухаживание, как оно есть, ага. В принципе, способ, выбранный Гришей, новизной не блистал даже у меня дома, но хотелось бы взглянуть и на ответные па со стороны дамы. В которые я, правда, не особо верил. Все же, адъютант у меня– кремень.
– Пешек пинать по доске– эка невидаль?
А вот кое у кого другого ли с нервами беда, то ли…
– Языком трепать тоже легче легкого.
Этого следовало ожидать. Странность во всем происходящем только одна: Грише с Васей вроде бы делить совершенно нечего. Бороться за мои симпатии уж точно смешно. Разные они потому что. И люди, и моё отношение к ним. С самой первой встречи.
– Да тут и ладони мозолить нечем.
– Так любят говорить все бездельники.
– И все трусы предпочитают делу слова.
Ого, пошел натуральный обмен любезностями. Ну ладно, Вася со своим природным стилем жизни, но Гриша, как более старший и вообще ответственный товарищ, он-то почему лезет в ту же бутылку? Только потому, что красивая белая женщина все ещё тут и уходить, похоже, не собирается?
– Я сказал все, что хотел.
– Я тоже.
Ну и? Сцепитесь прямо тут, между зрительскими креслами или все-таки соблюдете приличия?
– Сир, позволите обратиться?
– Да, я слушаю.
– Поскольку связывающие меня обязательства не предполагают свободы действий в отдельных случаях, вынужден официально испросить ваше разрешение на урегулирование возникшей конфликтной ситуации.
То есть, я должен дать благословение на драку, что ли?
– Товарищ Рихе…
– Со своей стороны обещаю, что сделаю все усилия, чтобы свести возможный ущерб к допустимому минимуму.
Если покалечу, то только чуть-чуть, да? Хотя, вспоминая Васины силовые упражнения, ещё нужно хорошенько подумать, кто тут кого способен уделать.
– Вы дадите такое разрешение, сир?
– У псов завидная жизнь, даже решать за себя и то не надо.
А я-то думал, что он дуется исключительно на меня. Выходит, что нет, причина другая. И это, пожалуй, могло бы радовать, если бы…
– Сир?
Выдержка у Гриши отменная: и бровью не повел на Васин выпад. Но тот если хотел нарваться, то исполнил свое желание, в том числе и в моих глазах. Надо вам было померяться силами? Вон, спортплощадка в наличии, гоняйте мяч хоть до посинения, по правилам, как культурные люди. А они… Эх.
– Я не против того, чтобы вы выяснили свои отношения.
– Без ограничений, сир?
Да не знаю я, как их ограничивать. Потому и пытаться не буду.
– Как вам хочется, так и делайте.
Гриша отвесил поклон и равнодушно предложил своему новому противнику:
– Извольте пройти на поле, сударь.
– Да я-то пройду, ноги уж застоялись. Только все по чесноку должно быть, без допингов всяких и прочего.
– Разумеется, сударь.
Гриша снял с плеч своего питомца и протянул мне:
– Присмотрите за Пузырьком, сир?
Все равно больше некому. Тем более, он только в первые секунды кажется холодным, а потом словно набирается тепла от того тела, к которому прижимается.
– И за хавкой присмотри тоже.
Так, теперь у меня заняты все руки, какие есть. А вот у осьминога щупальца свободны, и он сразу же потянулся ими к Васиному ведерку.
– Э… Боюсь, что насчет еды…
– А, ладно,– махнул рукой Вася.– Для детей и животных не жалко.
Тем временем Гриша разоблачаться не перестал: снял свою кофту, а следом и подобие рубашки, что была под ней, оказавшись по пояс голым.
– Товарищ Рихе, я надеюсь на ваше благоразумие.
– Не беспокойтесь, сир, я всего лишь следую общепринятым правилам.
Вася фыркнул, но повторил его маневр, как могу догадываться, очень даже охотно, потому что ему, прямо скажем, стесняться своей фигуры тоже не приходилось. Мускулатура, конечно, заметно отличалась объемами и акцентами, но пожалуй, без одежды оба дуэлянта выглядели куда более близкими друг к другу по весовой категории, чем одетыми. И это должно было успокаивать. Вроде бы. А на самом деле…
Во-первых, они вооружились. Каждый– парой палок из спортивного инвентаря.
Во-вторых, не состоялось никаких наскоков, налетов и вообще активных физических упражнений: с минуту или больше эти два петуха просто стояли, видимо, изучая противника на энергетическом уровне. Я тоже глянул, в прямом смысле– одним глазком, и тут меня снова кольнуло нехорошее то ли предчувствие, то ли воспоминание. Наверное, потому, что контура обоих тоже, что называется, стояли.
Я уже видел похожую картину. Тогда, на Сотбисе, в сольном Васином исполнении. Когда мне пришлось заново запускать его вечный двигатель. Правда, в тот раз огоньков и не было, пока я не постарался, а сейчас светлячки каждого из противников в наличии имелись. Но стояли на одном месте, как вкопанные.
Момент, когда они сорвались в сумасшедший бег, я пропустил, потому что выбирал, каким зрением пытаться следить за происходящим. Левый глаз, конечно, показывал всю подноготную, но напрочь смазывал все остальное. А смотреть на две взбесившихся неоновых вывески было как-то… Да, почти больно.
Впрочем, в реальности оптического диапазона любоваться тоже было особо не на что. Хотя движение поединщики все-таки начали. В ритме вальса, ага. По двум окружностям.
Вася держал большой радиус, Гриша– минимальный: можно сказать, перетаптывался с ноги на ногу. Но до первого контакта зрителям пришлось ждать не меньше пяти минут, да тот фактически разочаровывал. Ну какое это сражение, когда концы палок едва коснулись друг друга и тут же отпрянули назад, ещё на целую минуту медленного хоровода?
Понять, что дело идет, я смог только случайно. Зацепившись взглядом за линии разметки на полу и сообразив, что радиусы движения обоих изменились. В противоположных направлениях. Теперь Вася явно с каждым шагом должен был оказываться ближе, но Гриша совершенно синхронно ему тоже перемещался на очередной дюйм от изначально занятой позиции.
И в какой-то момент линия окружности стала общей. Одной для обоих.
Внешне все оставалось чуть менее, чем унылым, тем более, теперь противники вообще меняли свое положение в круге одновременно, словно выполняя чью-то команду. Разве только Вася вдруг начал страдать нервным тиком, причем всех мышц сразу.
Не представляю, что и как видела блондинка, но взгляд от этих клоунов не отрывала. А мне почему-то все совсем не хотелось пользоваться своим рентгеновским зрением, хотя было понятно: все самое интересное происходит как раз там, в параллельной реальности. Что-то останавливало.
Но решился я именно тогда, когда остановка стала полной и окончательной. Нет, не моя. Дуэлянтов.
Они снова замерли, друг напротив друга, гораздо ближе, чем в самом начале поединка, но главное отличие их теперешней вкопанности было вовсе не в расстоянии, а в напряжении, которое ясно чувствовалось без всяких приборов. А в мире беснующихся светлячков просто зашкаливало.
Елочные гирлянды, скрученные узлами и сцепившиеся друг с другом так, что концов не найти. Это нормально? Скорее, совсем наоборот. И лампочки на каждой вспыхивают все ярче и ярче, того и гляди, перего…
Нет, они не петухи. Они долбодятлы или что похуже. Ведь натурально, перегорят. А самое странное, что адъютант сидит и в ус не дует. Просто смотрит, спокойная и безразличная, как всегда. Можно даже подумать, что…
А вдруг её, и правда, все устраивает? Васю она с самого начала недолюбливала, Гриша со своим ухаживанием, похоже, тоже пришелся не ко двору, а тут подвернулся такой отличный повод разом избавиться от обоих надоед. Причем идеально официальным способом. Сами захотели же, да?
Черт.
Черт-черт-черт.
Они ведь не остановятся, ни за что на свете. Плевать, какая причина была той, первой, сейчас она уже не имеет смысла. Кто кого– вот в чем вопрос. И судя по тому, что вижу, силы не просто равны, а… Ну да, полный инь-ян. И никакой победы не ожидается. Её просто не может быть.
– Эй, товарищи?
Конечно, они не слышат. Сомневаюсь, что они вообще воспринимают хоть что-то за пределами своего круга. Подойти поближе? И подойду, не гордый. А за Васиной шавермой на лавочке покуда присмотрит осьминог. Хотя, уже присмотрел: из ведерка только макушка торчит.
– Товарищи?
Воздух звенит. Даже если исключительно у меня в ушах, от этого все равно не легче.
– Эй, хватит уже.
Вблизи хорошо заметно, что дрожь– не только Васино эксклюзивное приобретение.
– Все всё поняли.
Если бы это были нормальные провода, они бы уже давно потекли от такого накала. Ну, конечно, сначала изоляция поплыла бы, а уж только потом…
Они будут вот так стоять, пока держит контур. А контур будет держать, потому что спрятан там, внутри, за слоями мяса и костей, которые вибрируют все сильнее и сильнее, чтобы в какой-то момент…
Их не существует. Вот прямо сейчас. Нет их, и все. Есть две электроцепи, меряющиеся, уж не знаю, чем. Количеством емкостей, резисторов и катушек, наверное. В этом нет никакого смысла, одни только…
Нет. Так нельзя.
Они имеют право, да. Вася вообще всегда сам по себе, а Гриша получил моё высочайшее разрешение. И вмешиваться вроде бы нехорошо. Не по правилам. Даже зная, что меня тут никто судить не будет.
Они сдохнут, если не остановятся, и это их выбор. Но я ведь тоже могу выбирать, да? Я тоже имею право.
Любить. Ненавидеть. Бояться. А ещё– держаться.
И позволить, чтобы снова, в очередной раз, нелепая случайность отняла…
Ну уж нет.
– Разойдитесь. Пожалуйста.
Хоть коротыш устраивай, честное слово! Вроде того, когда дядька Славка гаечный ключ уронил точнехонько на клеммы аккумулятора. Только у меня под рукой сумки с инструментами нет и…
Ключ.
Который от всех дверей.
– А ну, брейк, кому сказано?!
Бил я не особо примериваясь. Куда достану. Главное, чтобы по светлячкам. Держась за свою палку-ковырялку обеими руками. Воткнул в самую гущу гирлянд и, кажется, успел провернуть прежде, чем…
Для левого глаза это выглядело вспышкой сверхновой. Для правого– волной от взрыва, эпицентром которого я сам, видимо, и был. Целый и невредимый. А остальных, э… разметало.
Хотелось орать, топать ногами, швыряться в стену всем, что попадется под руку, стучать по двум тупым головам кувалдой и вообще– выпустить пар. Но остановиться пришлось сразу, на первом же пункте, когда понял, что если закричу, непременно сорвусь на визг.
– Я очень…
Напугали вы меня. До смерти. Причем, добро бы, до моей, так нет же.
– Очень…
Фиг с ним, что проигнорировали просьбы и приказы, к такому я привычен. С юности, можно сказать.
– Очень…
Но есть кое-что ещё. Глубоко личное. То, о чем вспоминать не хочется, но и забыть не получается. А вы, как назло, разбередили душу.
– Я очень расстроен, товарищи.
– Хочешь печеньку?
– Спасибо, я сыт.
– По горло, да?
Вася у нас "мальчик наоборот": предлагаешь ему дружить, любить и вообще, сразу начинает строить из себя оскорбленную невинность, а если наваляешь по шапке, причем необязательно своими руками– становится таким покладистым, что где положишь, там и…
Не знаю, насколько сильно его потрепало, но в одиночестве я пробыл недолго: не успел толком разобраться с личными впечатлениями, а лохматая голова уже снова замаячила в поле зрения.
– Увлекся я трошки. Нашло что-то.
Извиняется он всегда одинаково. Вроде и искренне, а вроде и делает одолжение. Мол, раз тебе это нужно, так и быть, сделаю приятное. Вот только дело в том, что…
– Бывает. Понимаю.
Это не имеет значения. Уже. Или пока. Неважно. После драки кулаками не машут, как говорится. Хотя, кто мог знать? Уж точно не Вася. Я и сам, прямо скажем, не предполагал. Не допускал такой возможности и даже в кошмарных снах с ней не встречался.
– Так взгляни ж на меня хоть один только раз… Нет, правда, Лерыч, чего ты глаза все время отводишь?
Потому что смотрю и не вижу. Но это только во-первых. А во-вторых, вижу совсем не то, что хотелось бы. По крайней мере, видел. Эдак не больше, чем час назад.
По-хорошему, наверное, я должен был тогда прежде всего испугаться, а потом уже удариться в другие эмоции. Так было бы правильнее и намного безобиднее, чего уж там: намочил бы штаны, и все дела. Правду говорят: пусть лучше страдает гордость, чем..
– Обиделся?
Знать бы, обычный это процесс, закономерный и естественный, или мне опять повезло как утопленнику. Но первые тревожные звоночки прозвенели уже давно. Практически с самого начала моего вынужденного сожительства.
Я раньше, дома то есть, не любил копаться в памяти. Да и не умел, чего греха таить. Вплоть до того, что временами случались затыки: даже таблицу умножения припомнить не удавалось. А на чужбине вдруг полезли из закромов картинки всякие, одна за другой, да ещё такие яркие, будто только вчера приключились.
Чисто технически понятно, чья вся эта работа. Переводчики стараются, ага. И честно говоря, если тому, что вокруг происходит, находится аналог опять же внешних событий из моего прошлого, ладно. Пусть. На такое я согласен. Хотя бы потому, что доходчивее получается. Но вот сегодня они перегнули палку. Почти сломали.
Меньше всего на свете я хотел ещё раз переживать то, что успел испытать уже трижды. Спроси медузки моё мнение, высказался бы против. Категорически. Что угодно, только не…
– Да брось, Лерыч. Все в норме.
Вот именно. Для вас– норма. Для меня– катастрофа. Моральная.
С родителями это было, можно сказать, самым слабым ощущением. Наверное, в силу возраста не соображал ещё, что к чему. Но пустота уже чувствовалась. Словно кусок мира отрезали и выкинули на помойку. О нем можно вспоминать сколько угодно, да, но хочется-то прикоснуться, а под пальцами ничего ощутимого нет, и больше уже не будет.
Удар от смерти бабушки был куда сильнее. Даже при том, что заранее было ясно, к чему идет дело, все равно, момент, когда чьи-то ножницы откромсали ещё один кусок моих любимых декораций, отметился у меня в голове основательно. Правда, не добил до конца, потому что рядом оставался ещё один дорогой и близкий человек.
Нужно было готовиться к неизбежному, и я пытался. Убеждал себя, что мир не рухнет, что выкручусь, выкарабкаюсь, справлюсь, куда денусь. Наверное, даже убедил. Только в одно светлое солнечное утро стало понятно: все закончилось. Не осталось ни единой причины шуршать, шевелиться и просто двигаться.
Да, они должны находиться и найтись внутри, причины эти. Так говорят старые мудрые люди. Но когда самому до старости, а тем паче, до мудрости ещё шагать и шагать…
– Жертв и разрушений нет.
Это потому что лично я плохо старался. А искушение было, и ещё какое. Настучать обоим по первое и последнее число.
Вы ведь едва не отняли у меня то, ради чего снова захотелось жить дальше. На настоящий момент, по крайней мере. Даже понимая, что все способно повториться снова и снова, может быть, в куда лучшем воплощении, начинать сначала? Нет уж. Мне нравится уже существующее и имеющееся. Пусть оно большую часть времени оказывается утомительным и отнюдь не слегка оскорбительным, но и удивительным бывает тоже. Чаще, чем можно мечтать и надеяться.
Так что, буду штопать этот мир, сколько смогу. А потом ещё столько же.
– Да сготовлю я что-нибудь, Лерыч, не переживай.
– Конечно, сготовишь. Больше все равно некому.
На крайний случай, правда, можно того же Лелика припахать. Кухарничать он любит, и подопечные его вроде не жалуются на кормежку. Или квартирмейстера попросить о временном совмещении обязанностей. Не думаю, что Гриша будет против поделиться рабочей силой. Кроме того, без четырех лап дизайнера интерьера мне так и так не обойтись: нужно же где-то принимать гостью.
– Значит, зла не держишь?
Вот чего не надо делать, так это пытаться заглядывать мне в глаза. Потому что меня от смены фокуса реально крутит. То туда, то сюда. Тем более, расплывающиеся линии не позволяют точно понять, какую именно рожу корчит в данный момент мой лохматый…
Хм. Вот эта здесь явно лишняя. Линия. И эта тоже. И ещё пара-тройка их соседок. В материальном воплощении они, наверное, должны выглядеть царапинами, а в рентгеновских лучах– просто борозды, нарушающие цельность светящейся паутины внутренних Васиных проводов.
– Чем задело?
– Ась?
– Откуда у тебя это?– я провел пальцами по щеке. Своей, конечно.
– Да, порезался, когда брился.
Дело даже не в том, что он соврал, глазом не моргнув: любимое занятие, все-таки. Но сам факт…
Вася ведь всегда успешно избегает повреждений. В смысле, слишком ловок для того, чтобы получить примитивный синяк, не говоря уже о порезе. Уж я-то знаю, видел этого приключенца, в чем мать родила. И на всем протяжении его голой кожи не было ни единого, скажем так, изъяна. Никаких особых примет. Словно он нарочно с самого раннего детства только и делал, что уклонялся от всего подряд. А тут вдруг и не успел? Не верю.
– Рука дрогнула?
– Вроде того.
И ещё странность: если бы я трясся так над собственной шкурой, то явно был бы сейчас не в духе, а Вася, похоже, вполне доволен жизнью. Почти счастлив.
– Может, залечить нужно? Аптечек здесь вроде всяких вдоволь, так ты бы…
– Само заживет. Не к спеху.
Да и по тону можно подумать, что это не досадная бытовая травма, а чуть ли не награда. Знак отличия, ага. Исходя из заезженного принципа: шрамы украшают мужчину. Только лично я очень сильно сомневаюсь насчет правдивости этой фразы. Потому что имею сомнительное удовольствие наблюдать себя в зеркале. Позже, когда волосы отрастут, наверное, вид станет вполне приемлемым, но пока что…
– Лучше не трогай.
– М?
– Шов не береди. Он вряд ли разойдется, но береженого, сам знаешь.
Хотя, волосы волосами, а со лба шрам все равно никуда не денется. И челка тут не особо поможет, потому что спускается он под бровь, к самому глазу. Который теперь, наверное, до конца жизни будет казаться прищуренным, от чего нормальный человек наверняка заимел бы вид загадочный и глубокомысленный, а я выгляжу покалеченным придурком.
– Варс.
– Чегось?
– А как тут у вас с пластикой?
– С чем?
– Ну, природу свою правите? Тут подрезать, там нарастить. Для эстетики и косметики.
– Членовредительство подсудно и наказуемо.
– Это когда насильственно. А если по собственному желанию?
– Если желание, то да, тогда сразу к врачу. Чтобы мозги вправил, пока не поздно.
– Да причем тут…
– С чем пришел в мир, с тем и уходишь. Правило такое. Вроде из древних времен вырастает. У вас оно тоже давно должно быть.
– У нас… Ну да, есть. Только болше к моральным категориям относится, а над телом обычно изгаляются, кто во что горазд.
Кажется, на меня посмотрели с сожалением.
– Нет, если губы и грудь качают, конечно, часто форменное преступление получается, согласен. Но если травма, рубцы опять же, разве плохо их подправить и сгладить? И окружающим приятнее, и тебе самому.
– Следы когда путают? Когда убегают. А бегут обычно те, кто трусит.
Намек понял. Только от понимания легче не стало.
Маловероятно, что я в скором времени повстречаюсь с мышкой, но даже год спустя уродливая отметина вряд ли куда-то денется с моей головы. Честно говоря, представлял себе здешнюю бытовуху иначе. Прогресс, наука, технологии опять же. И такая мелочь, как регенерация тканей, должна вообще быть привычным повседневным…
А вот фиг, оказывается.
Всем подряд они занимаются через этот свой контур. Сами себе врачи в девяноста процентах случаев. Когда не могут справиться, да, специалистов вызывают, вроде Миши и Бори, но только для тонкой настройки все тех же, врожденных подручных средств. Вон, хоть того же Васю взять: полная и завидная автономность практически в любой ситуации.
– Я бы лучше убежал.
– От чего?
– От…
А с другой стороны если глянуть? Что мне мешало сидеть и ждать нормального исхода событий? Уже понятно, не тронул бы меня никто, да и тогда опасности не ощущалось. В конце концов, о насильственном уходе из жизни комендантши сами завели разговор, значит, всего и требовалось, что…
Не получилось. И по той же самой причине, которую я осознал только сейчас.
Эгоизм чистейшей воды, ага.
Моё. Не отдам.
– Серьезно, Лерыч?
– Чего?
– Тебя это напрягает?
Ага, как мне, так трогать нельзя, а как ему– можно щелкать пальцами прямо по рубцу?
– Больно, кстати.
– И хорошо. Значит, живой.
Бредовое сочетание, иначе не скажешь. Наполовину возвышенная мораль, наполовину– примитивизм на уровне пещерных предков. Ну да, тычком палки определять, дохлый перед тобой мамонт или только дремлющий. И как они со всем этим уживаются? Видимо, легко и просто, если бороздят космос и почти ни в чем не нуждаются.
– Мне все равно. Правда. Пару дней в зеркало не посмотрю, вообще свою рожу забуду. Но для тех, кто смотрит снаружи…
Для той. Единственной.
Фиг их поймешь, почему они в нас влюбляются. Может, и за красивые глаза тоже, но в этом случае мне теперь ловить нечего.
– Брось, Лерыч. Это все от лукавого.
– Легко говорить, когда сам гладенький, как младенец.
– Я…– Наверное, он хотел возразить, но почему-то осекся. И почему-то от этого мне стало совсем неуютно.
– И всегда будешь таким. Ведь будешь, да?
Жаль, что зрение шалит: часто достаточно посмотреть на чужое лицо, и не надо никаких ответов, ни в стихах, ни в прозе. Потому что слова… Слишком уж они многозначные, ага. Бывает, прячут в себе такие глубины, куда лучше не заглядывать.
– Буду. Хотя и не хочу.
Получил? Ну и? Доволен?
– Не хочешь?
– Желания это ещё не все, Лерыч. Есть много чего другого на свете.
А то я не знаю! Есть ещё, к примеру, противная привычка останавливаться ровно на той грани, за которой находится настоящий смысл сказанного.
– Иногда просто не можешь иначе.
Подтверждаю. С чистой совестью и личным опытом. Знаешь, умеешь, плюсы и минусы рассчитываешь на раз, а все равно: наступает момент, и весь аутотренинг летит псу под хвост.
– Тут такая штука, Лерыч. Когда из передряг невредимым выходишь, честь тебе и хвала, конечно, да только кто это понимает? Ни сучка же, ни задоринки не остается. А вот если вроде и места живого нет, а небо продолжаешь коптить, значит, ввязался в драку, из которой живым выйти не мечтал, но вышел. Как думаешь, что почетнее?
Звучит лестно, не спорю. И даже разумно.
– В этом смысле ты у нас личность заметная. И жених завидный. С приданым, как-никак.
А это-то тут причем?
– Вот увидишь, как в свет выйдешь: отбоя от невест не будет.
Куда-то не туда Васю понесло. Какое приданое? Какие невесты? Он про базу, что ли? Ну да, есть у меня имущество. Движимое в любую точку Вселенной. Возможно, ценное хоть и подержанное. И возможно…
Черт. А если в этот раз он не врет? Если, в самом деле, должность все определяет? Вернее, определила, ещё тогда?
Там, на балконе, мышка ведь уже могла знать о моем назначении. Да наверняка знала. И очень может быть, что…
Понятно теперь, откуда эта фривольность за гранью приличий. Товар лицом надо было показать купцу. И додавила бы, сомневаться не приходится. Не случись всего того, что случилось, была бы у нас и постель, и остальное ещё в пингвиньем заповеднике. И поцелуй тот лечебный значил ровно все то же. Не хотела упускать добычу, ага. А то, что недоделанный и убогий, так это и к лучшему: хомутать легче.
– Не вдохновляют невесты?
Ни капельки. Особенно такие, которые…
– Господин комендант, господин комендант!
Можно быть готовым к чему угодно, но когда в пустынном коридоре вас вдруг резко становится трое, причем третий собеседник складывается, как фрагменты мозаики, прямо перед вами, ступор обеспечен. Тем более, если снизу вверх вам строит верноподданнические глазки не кто иной, как начальник порта собственной персоной.
– Господин комендант, есть новости!
А мгновением спустя в наушнике раздается запоздалое объяснение новому аттракциону:
– Заработало, Вашбродие! Заработало, едрит-мадрид!
– Я, э… вижу, товарищ Джорег.
Наладил местную АТС, значит. И теперь я буду иметь удовольствие получать такие "звонки" на всей территории базы. Возможно, даже в границах санузла. Прогресс, мать его. За что боролись, на то и напоролись.
– Господин комендант, все точно как вы хотели!
Я чего-то ещё и хотел? А, концертную программу. Для увеселения прибывающей гостьи. Только в свете недавно вскрывшихся подробностей ещё задумаешься, стоит ли вот так лезть из кожи вон.
Дама в затруднительном положении, прибившая кого-то насмерть. Не удивлюсь, если опостылевшего муженька. Зачем нужен старый хлам, если на горизонте новое заманчивое предложение маячит? Странно даже, что всего одна охотница за сокровищами прорезалась. Но это наверное, пока. Первая ласточка, ага.
– Вы имеете в виду…
– Труппа небольшая,– доверительно понизил голос начальник порта, всей голограммой стараясь придвинуться ко мне вплотную.– Мало известная. Но говорят, что в узких кругах…
– Надеюсь, репертуар достойный? Достойный внимания леди?
– В лучших традициях, господин комендант. Традиционный, но имеющий успех у самой разной публики, от совершенно непритязательной до…
То ли тон его голоса, то ли подбор слов сработал, но ассоциации у меня в голове начали всплывать самые отстойные. Но ради порядка и собственного успокоения все же стоило предположить:
– Шпагоглотатель, жонглер, женщина-змея и карточные фокусы?
– О, господин комендант, ваша осведомленность…
Так я и знал. Шапито проездом из Парижа в Жмеринку. Последняя гастроль.
– Может, и заклинатель огня имеется?
– Я уточню, господин комендант. Непременно уточню. При необходимости можно выдвинуть обязательный перечень услуг дополнительным условием, и уверен, понадобится совсем немного времени, чтобы…
– Пусть так едут. Тем составом, который есть. А то у меня пожарные щиты на профилактике.
– Как прикажете, господин комендант! Как прикажете!
Все перевернуто с ног на голову. Все, от начала и до конца.
Ну где, скажите, можно увидеть, чтобы начальник порта заискивал перед транзитными судами? Наоборот же должно быть, верно? Порт– приют и защита, корабли– мимолетные гости. Но это на Земле, а тут…
Порт можно сварганить, где угодно. Ткнуть пальцем в карту наугад, и никаких проблем. Только чтобы его построить, нужно начала пригнать в место назначения базу. Потому что она– дом. Источник. Начало.
Потому коменданты и расходный материал, не более. Временные управляющие. Один, два, сотни, поколения сменятся в стенах замка, пока он будет стоять. Точнее, она. Вещь, взявшая верх над человеком.
– Направлю первым же транспортом, господин комендант!
– Спасибо. Буду ждать.
Когда он рассыпался пылью, несколько секунд даже казалось, что чего-то не хватает, настолько все-таки реальны эти трехмерные проекции, будь они неладны. А вот те, кто остается, несмотря ни на что, чаще вызывают не сожаление, а…
– Вроде говорят, что только гонца с плохими вестями цари казнить любят, а ты на благого смотрел так, будто убить хочешь.
Правда, что ли? Хотя, все может быть. Задумался об истинных мотивах незамужних дам, и понеслось. Ну да ладно, обратной дороги все равно нет. Отменять сделку в любом случае невыгодно. К тому же, предупрежден– значит, защищен, пусть вострит лыжи сколько угодно.
– Наверное, и на нас так смотрел намедни, да?
Что действительно напрягает, так это полная невозможность в присутствии Васи настроиться на философский лад. Но ничего, у меня теперь есть отдушина. Противостояние бритого и лохматого, ага. Хорошо, что сам напомнил. Вот сейчас добреду до Гришиной двери и…
Упрусь в две широкие панцирные груди Дарьиных истуканов. Это ещё что за почетный караул?
– Капитан просит дать ему возможность выдержать траур, господин комендант.
Траур? По какому это поводу? Главное, не паниковать и прогнать упрямо всплывающую в воображении картинку безвременного почившего осьминога, обожравшегося Васиной шавермой.
– Товарищ боцман…
– Капитан скорбит.
– Полагаю, что о…
– О своем неподобающем поведении.
– Стыдно ему,– пояснил Вася шепотом прямо мне в ухо.
Что-то общее у них есть сегодня. Одинаково небрежны, ага. Вот Дарья вроде должна тоже быть преисполнена если не скорби, то каких-то других неприятных чувств из-за промашки своего командира. А она ровно наоборот: вполне довольна. Прямо как Вася своими царапинами.
– Что ж, не стану мешать.
– Благодарю вас, господин комендант.
Нет, войти я, конечно, вошел бы. Если бы втемяшилось. Но зачем обижать человека?
Хотя, это тихий ужас какой-то. Мало мне было лохматого клоуна с его провокационными репризами, теперь заполучил ещё одного, только уже не Арлекина, а Пьеро.
Правда, пожалуй, неутомимый выдумщик будет предпочтительнее рыцаря печального образа. В конце концов, когда не получается ни на минуту соскучиться, жить намного…
– А все-таки, Лерыч, признавайся: за кого болел?
Хот, нет.
Оба хороши, мать их.
К счастью или нет, понятие "первого транспорта" в исполнении начальника порта оказалось весьма расплывчатым. Я почему-то думал, не пройдет и пяти минут, как цирковая труппа свалится мне на голову, но в реальности оказалось: можно было лечь и хорошенько вздремнуть, а не подпирать стену у шлюза причальной палубы.
– Тебе уже не нравится эта идея, да?
Вася, видимо, сменил гнев на милость, то есть, забыл недавние обидки и снова стал притворяться моим хвостиком. Любознательным. Вернее, пытающимся влезть во все чужие дела, которые появляются на горизонте.
– Я просто ожидал чего-то… другого.
– Другого какого?
Волшебного. Небывалого. А получаются все те же ловкость рук и обман зрения? Грустно. Остается только надеяться, что местный цирк чуть более продвинут, чем привычный земной, и я смогу увидеть… А смогу ли?
Правому глазу сейчас можно показывать фокусы на уровне детсадовской самодеятельности: подвоха не заметит. Левый с радостью изобразит подноготную происходящего, но в цветовой кодировке, которая вызывает стойкую головную боль. Так что намечающаяся культурная программа мне полезна не больше, чем собаке пятая нога. Хотя…
Кто сказал, что смотреть надо на клоунов? Вернее, на них-то как раз и стоит посмотреть. Только не на приезжих, а на местных.
Фиг с ними, с причудами здешней масс-культуры, все равно не оценю должным образом, зато есть шанс понаблюдать за процессом со стороны. Устроить свой маленький крепостной театр, ага. Чтобы в будущем, если вдруг представится случай выйти в светское общество, хотя бы знать, не как я должен на что-то реагировать, а как реагируют все остальные.
– Просто другого. А, неважно. Это мои личные тараканы.
– Которых ты холишь и лелеешь.
Даже если знаю их по именам, что с того?
– Я, наверное, скажу сейчас ужасную гадость… Вас слишком много на меня одного, и все вы слишком разные. А я не умею клонироваться. Поэтому либо каждый из вас сделает над собой маленькое усилие, либо…
– Правильно мыслишь.
Одобрил мой эгоизм? Ну надо же. А ещё выдохнул слова так, будто внушал мне что-то подобное уже много-много времени, но безрезультатно. До сегодняшнего дня.
– Тогда почему эта мысль мне не нравится?
– Ты у меня спрашиваешь?
Нет, конечно. Даже учитывая, что Вася вполне может знать ответ. Да наверняка знает, он ведь вообще поразительно догадливый. Правда, такого, чтобы возникало ощущение, что меня видят насквозь, пожалуй, не было никогда. Оно и понятно: привыкли смотреть на все только через призму своей глобальной сети. А у меня не то, что своего сайта там, даже странички нет. И с одной стороны это удобно, лестно, почти приятно, когда уверен в собственной непроницаемости для чужого взгляда, а с другой…
Все сильнее хочется, чтобы понимали. Хотя бы попытались понять. Но я их, похоже, вполне устраиваю в качестве "черного ящика".
– Транспорт на подходе, сэр.
Адъютант всегда следит за вторжениями в периметр базы, вот и сейчас бесшумно возникла справа и чуть сзади от меня. Странно, что при этом Вася никуда не делся, даже не отодвинулся подальше. Договорились они, что ли? О мирном сосуществовании и все такое? Видимо, да. По крайней мере, взаимная напряженность явно спала.
– Запрашивает разрешение на посадку.
– Милости просим.
Видеть, как угловатая, что называется, грубо склеенная коробка распадается на части, выпуская из своих недр пассажиров, было все ещё жутковато. Наверное, сказывалась привычка к тому, что транспортное средство должно быть надежным, а значит, крепким и совершенно неразборным. Ну, за исключением, дверей. В принципе, судя по махинам кораблей на рейде, большинство здешних жителей придерживалось того же мнения, особенно при поездках далеко и надолго. А вот на коротких маршрутах, судя по всему, экономили порядочно.
Двигателя у катеров, которые мельтешили по акватории порта, тоже не было. Что-то там завязанное на взаимной гравитации, как следовало из многословных пояснений Болека. Объекты нанизываются друг на друга, как бусины, по определенной схеме, индивидуальный момент инерции входит во взаимодействие с общим, начинается игра суперпозиций и так далее, и тому подобное. То есть, по сути, порт и состоит из тех, кто в него прибыл для отстоя, дозаправки, выгрузки-погрузки или просто заскочил на пять минут передохнуть. Конечно, управляющий центр имеется, куда ж без него: как та соринка, вокруг которой начинает расти жемчужина. Но мощность и диапазон возможностей увеличиваются именно за счет объединения. Кооперация в чистом виде.
Зато безопасно, ага. Взорваться ничего не может. Да и рассыпаться раньше времени, как мне объяснили, тоже: только по прибытии. Раскрыться обрывками оберточной бумаги.
– Добро пожаловать на борт.
Группа людей, и на том спасибо. Две руки, две ноги, сутулых, как Наноконда, не наблюдается, и лица издалека выглядят вполне человеческими. Вот только праздника нет.
Хотя, о чем я только думаю? Они же с дороги, как-никак, наверняка уставшие и невыспавшиеся, а вся блестючая мишура упакована в многочисленных баулах, чтобы раньше времени…
Или нет? Что-то не видно при циркачах ни одного предмета, хоть отдаленно напоминающего багаж. Вообще никакой клади. Ни тебе дамских сумочек, ни портмоне.
– Позвольте засвидетельствовать наше нижайшее почтение, господин комендант! И заверить, что приложим все возможные усилия…
Поклоны здесь не в ходу, как я уже успел понять, зато вместо них часто присутствует нечто, похожее на судороги всего тела целиком. Вот и директор труппы, вышедший вперед, но остановившийся на почтительном расстоянии, тоже извернулся, что называется, чуть ли не ужом. Наверное, поэтому ни разу и не посмотрел глаза в глаза, хотя должен вроде был вылупиться, как и все, кто видел меня впервые. А может, ему просто уже рассказали, что к чему, тот же начальник порта, и попросили не нервировать больше необходимого. Всякое бывает.
– В котором часу мы должны представить вашему вниманию свое искусство?
Вот прямо так, без капризов и замысловатых трейлеров? С корабля на бал?
– Э… Как товарищи артисты будут готовы, я думаю. Вам же нужно время на размяться и все прочее?
– Если господин комендант желает, можем начать сию минуту!
Что я, изверг какой? Хотя, с их точки зрения– очень может быть. Не зря Вася мне вдалбливал всякие разные ужасы про то, какими комендантов видят простые смертные. А если ещё вспомнить родных театральных деятелей с их притворными дифирамбами…
И ведь здесь дело явно намного серьезнее. Дома хоть все мерялось твердой валютой, которая не пахнет. Нет, конечно, и отношения играли роль, но в конце концов любая задачка сводилась к простому выбору: будет выгода или нет. А в местных реалиях, можно сказать, каждую секунду нужно думать, как твой взгляд и вздох отзовутся в чужих сердцах. Контролировать себя. Править в угоду моменту.
Или я снова ошибаюсь и путаю?
Но выбора все равно нет: могу полагаться только на медузок и их ассоциативную методу.
– В такой скорости нет нужды, товарищи артисты. Располагайтесь, отдыхайте после дороги, репетируйте. А часиков в шесть можно и начать.
– Как пожелает господин комендант!
– Адъютант, позаботьтесь о наших гостях.
– Да, сэр.
Когда труппа, как-то то ли воровато, то ли виновато озираясь, гуськом проследовала за блондинкой, а транспорт под руководством шофера снова склеился коробкой и усвистал в портовые лабиринты, я наконец-то смог собрать мысли в кучку, откашляться и попросить:
– Товарищ Джорег, меня слышит сейчас весь персонал базы?
– Так точно, вашбродие! Ушки на макушке!
– Тогда принимайте к сведению следующую информацию. В шесть часов по бортовому времени состоится демонстрация творчества приглашенных артистов. И я хотел бы видеть среди зрителей всех вас. Без исключений.
Вася подозрительно хмыкнул, но оставил свои замечания при себе.
– Товарищ Рихе, вам и вашим подчиненным– отдельное настоятельное приглашение. Думаю, траур такого рода, который вы сейчас выдерживаете, можно откладывать и возобновлять в любое удобное время.
Хмыканье явно начало менять тон, становясь похожим на смешки.
– И пожалуйста, ведите себя естественно.
Ну вот, а теперь, судя по звукам, Вася и вовсе захлебнулся. Весельчак хренов.
Поскольку никакого шатра, даже самого завалящего, цирковая труппа с собой не привезла, обустройство площадки для выступления автоматически оказалось обязанностью принимающей стороны. По моему скромному разумению, конечно, потому что сами артисты ни словом, ни полусловом не обмолвились насчет того, какие приспособления и пространства им понадобятся. В плане свободных площадей проблем не было: хоть тыкай пальцем наугад, все равно попадешь в пустоту, разбитую на одинаково унылые секции. Склад, он и есть склад. Ну да, помимо всего прочего база могла успешно исполнять и роль гостиницы, но мне пока было никак не представить в полной мере, каким именно образом…
Хотя, квартирмейстер пролил немного света на это темное дело. Конечно, было бы интереснее взглянуть на процесс меблировки Гришиной каюты, но и со зрительным залом получилось неплохо. В смысле изучения технологий.
В обычном спектре действия четырехрукого выглядели чем-то вроде лепки, разве только строительный материал оставался невидимым до того момента, как, условно говоря, затвердевал, принимая заданную форму. На самом деле конструкции получались гибкими и податливыми, а ещё очень прочными, но я все равно не рисковал присесть ни на одну из них и правильно делал, потому что…
В рентгеновском спектре медузок квартирмейстер занимался натуральной точечной сваркой: кончики его пальцев искрили бенгальскими огнями, а между ладонями протягивались ослепительные дуги. Фактически, возникало энергетическое поле, которое разогревало и сплавляло молекулы вместе. Вот тут-то и крылся главный подвох.
Вещество, переведенное однажды в отложенную фазу, навсегда становилось россыпью деталек конструктора именно за счет того, что возвращалось к исходному состоянию, если с определенной периодичностью не получало подтверждение приказа. А интервалы эти задавал как раз архитектор или, в нашем случае, дизайнер интерьера.
Конечно, можно было поставить датой обновления хоть месяц, хоть год– материал позволял. Только требовало это соответствующих затрат со стороны создателя. Поэтому, как объяснил четырехрукий, обычно "срок жизни" такой мебели был минимальным. И каждый стул существовал в реальности, только пока чувствовал задницу того, кто на нем сидит. Вернее, не саму часть тела, а пресловутое личное информационное поле.
Если представить ситуацию упрощенно, то в любой точке базы обладатель второго контура мог вытащить из библиотеки какой-нибудь стандартный набор деталей и заставить его сложиться. А когда надобность в предмете отпадала, просто нужно было про него "забыть", и кубики снова рассыпались. До следующего применения. И наверное, при прошлом коменданте "Шалтай-Болтай" был куда больше похож на обитаемое место, чем под моим управлением. И в личной каюте наверняка находилась не одна только койка, а ещё и…
Я даже не особенно огорчился, настолько грандиозным оказалось очередное погружение в глубины новых знаний. Да и, с другой стороны, когда опираешься только на то, что существует независимо от тебя самого, получается честнее, что ли. Объективная реальность, данная нам в ощущениях, ага. А иначе как удержаться от того, чтобы нагородить свой собственный лабиринт Минотавра? Я бы точно не удержался, потому что иной раз безумно хочется спрятаться. От всех сразу. Хотя бы на минуточку.
– Масса комендант доволен?
Сварганенным амфитеатром? Вполне. Да и, не мне же там сидеть, в конце концов.
– Главное, чтобы зрителям было удобно. Им ведь будет удобно?
Квартирмейстер окинул внимательным взглядом свое творение и утвердительно улыбнулся. Во весь рот.
– Благодарю за старания. И напоминаю, что одно из этих мест закреплено за вами.
Улыбка стала ещё шире, уже за гранью моих представлений о возможном. И заставила задуматься, что именно означает демонстрация зубов в здешних традициях. У нас-то все просто, от животных недалеко ушли: когда скалимся, хотим себя представить определенным образом. Ненавязчиво угрожая, ага. А эти? Какую цель преследуют, пуская зайчиков в глаза?
Тот же Вася, кстати, никогда не улыбается. Ну, в обычном понимании. Веселится много, это да. Но чтобы вот так зубы на просушку вывесить… Про адъютанта нечего и говорить, у неё одно выражение лица на все случаи жизни. Если уж вспоминать, получается, что улыбался в общении со мной только блондин. Причем постоянно. Правда, тут одно из двух: либо его происходящее просто забавляло, либо он таким макаром пытался создать дружественную атмосферу. Хотя, у него получалось, без вопросов. Но зачем было так усиленно стараться, чтобы потом взять и…
Примитивно выражаясь, он меня бросил. На произвол судьбы. Да, вручил кучу возможностей, но по их же меркам, а не по моим. Я до сих пор толком не понимаю, что мне со всем этим хозяйством делать. И, кстати, сказать, ещё меньше догадываюсь, что действительно могу творить. Физически.
Табуретку вон, и то сколотить неспособен. Наверное, если покопаться в настройках базы, можно найти какую-нибудь процедуру или функцию, позволяющую и одноклеточному почувствовать себя творцом, но зачем? Даже "Икея" хороша только в первые разы, в новинку, так сказать, а потом от её ассортимента начинаешь выть на луну и лезть на стену. Нет, один раз обставить квартиру можно. И мне бы хватило такого набора, может, и на всю жизнь, но если взять женскую точку зрения…
Анжелка уж на что была бездельно-беспомощной в бытовом плане, и то по её милости не реже раза в неделю на дворе разгружалась машина из службы доставки со всякими интерьерными когда мелочами, а когда и вполне объемными формами. Пусечками, мать их. И под чутким руководством хозяйки имения начиналась геморройная карусель с расстановкой мебели. Хотя, надо признать, иногда какая-нибудь нелепая ваза с крашеными палками вдруг оказывалась на своем месте, и комната приобретала совсем другой вид, чем до этого. Такие моменты всегда меня удивляли. Нет, ну чудо же, правда: вроде и не виделось ничего там, в том углу, а ткнули торшер, и сразу жить захотелось. А здесь все, наверное, ещё проще происходит. Хочешь обновить интерьер– достаточно только об этом подумать.
Утрирую, конечно. Ещё неплохо, чтобы нужные комбинации были занесены в личную базу данных. Не всем же быть умельцами? Но уверен, любой, кого ни возьми, в считанные секунды выдернет из воздуха что-нибудь, на что можно присесть или прилечь.
Любой, да уж.
А как я смогу, скажем, сделать даме сердца приятное? Сказать: вот тебе кирпичики, а ты уж будь добра, сама сложи что-нибудь? Да те же цветы, например, где взять? То, что их тоже можно вырастить "из ничего", уже понятно. И совершенно мне недоступно. Только если попросить кого. А попросить я могу…
Ну да, он всегда под рукой. Вот прямо сейчас– сзади, на восемь часов.
Откуда знаю? От верблюда. То есть, мои домашние животные стараются. Но при всей полезности результата ощущение почему-то возникает неприятное. Вроде как заглядываю туда, куда не просят.
– Варс.
–Чегось?
– А ты художественными промыслами когда-нибудь занимался?
Собирался он отвечать всерьез или отшучиваться, я так и не узнал. Только вовсе не к сожалению, потому что…
М-да.
Вот, значит, над чем Вася ржал тогда, после выдачи мной ценных указаний насчет культурного мероприятия. Вернее, над кем. Надо мной, конечно.
Наверное, точка обзора, которую я занял, рассеянно перемещаясь по ангару, не была самой оптимальной, чтобы осознать всю грандиозную странность происходящего, но и с этого места видно было достаточно. Для того, чтобы худо-бедно устаканившаяся картина моего мира снова дала трещину.
Я почему-то надеялся, что пожелание "быть естественными" сделает моих подчиненных чуть больше похожими на людей. Чуть больше их откроет. В конце концов, родной земной цирк самых чопорных взрослых успешно превращает в детей, искренне радующихся и удивляющихся фокусам на арене. А премьерная театральная постановка сколько оживления вызывает обычно? Ожидание чуда, ага. Которое и само по себе очень даже чудесно. Только не в этой жизни.
Даже со стороны не могло показаться, что приглашенные зрители ведут себя непринужденно. Если раньше морду кирпичом строили избранные члены экипажа, то теперь лицами окаменели все без исключения. Ушли во внутренний астрал, видимо. Но это я бы выдержал. Проводят они полжизни в невидимой реальности, и ладно. Чужой монастырь, все дела. Вот бы ещё парад ментальных зомби был не настолько… Упорядоченным, что ли?
Ожившая шахматная партия, ни дать, ни взять. По клеткам, которыми кто-то вдруг взял и расчертил пол.
Но как бы то ни было, смотреть жутковато, потому что у каждой фигуры явно свой собственный маршрут, и никто не сворачивает. Казалось бы, должны сталкиваться, ан нет: едва намечается пересечение, кто-то один из подъезжающих к этому "перекрестку", просто останавливается. И добро бы, скажем, вперед постоянно пропускали дам или более высоких чинов, на крайний случай "помеху справа" использовали в качестве правила… Нифига. Уступить дорогу мог кто угодно. Любой участник движения в любой момент.
– Что с ними случилось?
– Ась?
– Почему они все так странно двигаются?
– Эх, хорошо быть генералом!– напел Вася
– Да причем тут… Театр марионеток этот откуда? Раньше ведь ничего такого не было.
– И эгоцентриком тоже неплохо быть.
– Варс, я серьезно.
– Я вроде тоже.
Он всегда и все переводит на личности. Вернее, на личность. И даже если согласиться, что половина проблемы возникает по моей вине…
– Что они вытворяют?
– То, о чем ты их попросил. О, простите, оговорился! То, что вы приказали, господин комендант.
– Я всего лишь хотел увидеть жизнь. Вашу. Обычную. Без должностных инструкций. А мне показывают какой-то настольный хоккей.
– За что боролся, на то и…
– Варс!
– Это жизнь и есть. Обычная. Ну, учитывая обстоятельства. Тебя бы в какой-нибудь столичный театр привести, вот была бы потеха!
Он что, тоже просьб теперь не понимает? Разучился?
– Варс.
– Чегось?
– Почему все эти люди перемещаются по свободному пространству как по лабиринту?
Наверное, мне удалось-таки взять или суровый, или просто вконец отчаявшийся тон, потому что Вася наконец сменил гнев на милость и пояснил:
– Так фонит же.
– Фонит?
– Поле. Сигналы, конечно, слаботочные, но если собрать вместе больше трех источников, начинается цепной резонанс и…
– А по-человечески?
Он вздохнул.
– Есть несколько слоев. Внешний– для общих коммуникаций. Внутренний– для себя любимого. То, что между, работает по необходимости, или на туда, или на сюда. Наружу периметр можно расширяется сколько угодно, без проблем, а вот внутрь сжимается не особо. У каждого он, конечно, свой, но в общем случае– расстояние вытянутой руки. И пока чужое поле находится дальше хоть на волосок, все в порядке.
– А если приблизится?
– Тогда возможны варианты.
– Какие?
– Головная боль. Тошнота. Рвота. Судороги. И так далее, со всеми остановками.
– Хочешь сказать…
– У вас такого разве не было?
– Чего?
– Чтобы неприятно становилось, когда кто-то слишком близко оказывается?
– Ну… Иногда.
– Потом будет заметнее. В следующем поколении или через одно.
– Это из-за контура?
– Агась.
– И оно всегда так?
– В смысле?
– Каждое мгновение? И нужно постоянно соблюдать дистанцию?
– Ничего сложного. Оно ж на автомате делается.
Нет, не люди они вовсе. Микроволновки. Точнее, радиотелефоны. Бытовая техника с плохим экранированием. Сборочного цеха только единого нет, судя по всему. Или все-таки есть?
– Но как вы тогда вообще…
– Спариваемся?– хихикнул Вася.– Да получается как-то, время от времени. Сами удивляемся.
Наверное, кто-то из партнеров терпит другого. А может, оба, что было бы, конечно, честнее. Но одно дело– продолжение рода, для него пары контактов хватит, а у них же, насколько понимаю, и семьи имеются. Живут вместе, то есть. Годами. Неужели вот так же шугаясь друг друга по всему дому?
– И оно никогда не проходит?
– Что?
– Это… Неприятное. Когда кто-то рядом, ближе, чем надо.
– Привыкаешь.
– И больше никак?
– Да больше ничего вроде и не надо. Или ты сейчас о чем-то другом говоришь?
Я бы сказал, если бы мысли так не путались.
Поля, волны, диффузия, интерференция. Логично. Разумно. Но должно ведь быть что-то ещё, правильно? Чувства. Взаимность. Взаимодополняемость. Хотя бы на физическом уровне. То есть, на электромагнитном.
– А так, чтобы… ну… когда вторая половинка или вроде того?
Кажется, Вася устало потер переносицу.
– Чтобы как шестеренки зацеплялись?
– Ну да. Например.
– И чтобы раз и на всю жизнь?
– Разве это плохо?
– Это утомительно.
– Но…
– Нет у нас таких ограничений, Лерыч. В прошлых жизнях разве что, немного похожее наблюдалось. Давным-давно. А потом все выправилось и нормализовалось.
– То есть, никакой любви?
Он вздохнул так тяжело, что я невольно почувствовал себя виноватым.
– Любовь никуда не делась. Только она теперь больше тут обретается,– мне постучали пальцем по затылку.
– Любите только умом, что ли? А как же…
– Химия, гормоны и остальное?
– Ага.
– Ты реально считаешь, что мозг тут ни причем?
Чисто с точки зрения физиологии, наверное, он все правильно говорит. В конце концов, другого органа управления нету. Потому что и этот их второй контур тоже часть нервной системы. И в каком-то смысле я посредством медузок ведь тоже…
Черт.
Черт-черт-черт.
Это, конечно, не более, чем прототип, но все же. Более развитое и совершенное состояние вполне могу представить. Особенно учитывая, что их память хранит в себе не просто образы, а ещё и все тактико-технические характеристики, то есть, модель при необходимости строится идеальная. Самая точная копия из всех возможных. А уж ощущения…
Если даже моё примитивное устройство справляется на ура, что же чувствуют они?
– Ты бы уже отвисал, Лерыч, в самом деле.
– Зачем?
– Затем, что представление начинается.
Да оно мне и раньше нужно не было, а уж после только что увиденного балета и вовсе потеряло актуальность. Только если ради проформы посмотреть. Расширения кругозора, ага, хотя дальше, пожалуй, уже не надо: имеющегося за глаза и за уши хватит.
Ну зато теперь стало понятно, почему команда вечно группируется одним и тем же образом, когда собирается вместе. Я-то думал, что этого требуют инструкция, устав и регламент, а на деле все оказалось гораздо проще. Одна и только природа. Человеческая. Но возникает другой вопрос.
А как со мной-то все происходит?
Вроде бы адъютант не ходила рядом только слева или только справа. Даже приближалась, что называется, вплотную, телом к телу. Ей тогда было неприятно? Или даже больно?
Ещё мышку можно вспомнить, которая дистанцию тоже не слишком держала, особенно наедине. Что она чувствовала в тот момент? Если тоже боль, то…
– Варс.
– Может, отложим пока нашу викторину?
– Это важно.
– Так, что подождать не получится?
– Да.
– Эх… Ну давай, только быстро.
– У меня же нет такого поля, как у вас, да?
– Риторические вопросы лучше задавать себе самому.
– Я серьезно. Поля нет, так? Значит, вы можете приближаться ко мне безо всяких ощущений? В смысле, голова не болит и все такое?
– Ощущения есть.
– И какие?
– Удивительные,– огрызнулся Вася.– Лерыч, имей хоть немного уважения, а? Люди же стараются, если ты не заметил.
Это точно. И зрители, и актеры. Первые заняли места в выстроенном амфитеатре, вторые начали выдвигаться в его центр. По очереди.
Можно было бы приравнять происходящее к пантомиме, потому что не было слышно ни единого звука и с той, и с другой стороны, но полноте картины не доставало зрительных образов. Никаких ярких костюмов, наоборот, какие-то невнятные трико, хорошо ещё, не телесного цвета, а просто серые. Никакого грима и причесок: в чем прибыли на базу, в том и остались. И конечно, та же неподвижная сосредоточенность лиц, что и у зрителей.
Я честно попробовал глянуть на все это, что называется, другим глазком. Ситуация нисколько не прояснилась. Возможно, помогла бы таблица цветовой кодировки, но мне её никто предоставлять не собирался. А просто смотреть на движение радужных облаков было ещё менее интересно, чем наблюдать за…
– Что он вообще делает?
Первый из артистов изображал по центру амфитеатра физзарядку. Причем не бодрую производственную гимнастику, а нечто похожее на у-шу, которым занимаются в садах и скверах жители Поднебесной. Только ещё более медленное и плавное.
Понятно, что так двигаться тоже под силу не каждому, но брать деньги за просмотр этого черепашьего шага? Бред какой-то.
– Делает неплохо, кстати.
– Но что?
– Превозмогает.
– Э…
– А, ну да, ты же не в курсе.
И знакомы мы, видимо, первый день, если он все время забывает о моей неосведомленности насчет местных реалий.
– Выходит за пределы своих врожденных возможностей.
– И это достойно восхищения?
– Ещё какого.
Да неужели? Тогда мне лучше наших акробатов не вспоминать. И жонглеров тоже. Иначе мозг совсем порвет.
– Если коротенечко, то у каждого из нас своя специализация. Генетически заложенная. И изменить её нельзя. Как говорится, на роду написано. И в этой самой специализации мы можем достичь больших высот. Если постараемся.
– Всего одна?
– Ты даже не представляешь, Лерыч, как её может быть много. Аж не снести.
– И ничем другим вы заниматься не можете?
– Можем. Только в этом не будет толка. Да и зачем лезть в сферу, где ты всегда будешь оставаться последним номером, если в своей уже гарантированно имеешь достойное место?
И впрямь, зачем? Так ведь спокойнее.
– Но они же лезут.
– Это не запрещено.
– А в чем смысл? Ты же сам сказал, что у них все равно никогда не получится так же, как у других. Которые прирожденные.
Тем временем к парню на арене присоединился ещё один, и началось что-то вроде бального танца, только не парного, а наоборот. Хотя двигались они, явно учитывая присутствие друг друга.
– Это тоже неплохо,– подтвердил Вася, с минуту понаблюдав за танцорами.– И есть, куда расти.
Да чему там расти? Они же как сонные мухи ползают. Вот если бы их на ускоренную перемотку поставить, тогда бы…
Тогда бы получилось очень похоже на представление с Васиным участием. Да, то самое, в аукционном доме.
– Они что, дерутся?
– Агась.
Ему же должно быть смешно и жалко смотреть на их потуги. У нас любой профессионал уж точно лопнул бы от смеха, глядя, как его достижения пытается повторить кто-то безрукий и безголовый. Эти же артисты получается, все равно, что инвалиды. Ну хорошо, пусть будет без улыбок. Тем более, лично мне от такого зрелища почему-то почти грустно.
– А вот она…
– Спасибо, это я знаю.
Женщина с длинными волосами. Просто длинными, не такими, как у знакомой мне Горгоны. И шевеление локонами– не сильнее, чем от сквозняка. Хотя если вспомнить, что сам я вообще не способен двигать ни волоском, пожалуй, можно совершенно искренне восхититься.
– О, а такого я даже не ожидал!
После очередного группового то ли строительства пирамиды, то ли танца, об истинном смысле которого уже не хотелось догадываться, в завершение представления на арене появилась парочка, странноватая даже по меркам текущего дня. Высокий мужчина с непропорционально длинными конечностями, и маленькая женщина. Причем, маленькой она была только с точки зрения роста: еле доставала своему партнеру до талии, а вот все остальные формы выглядели вполне развитыми.
Мужчина встал ровно по центру и взмахнул руками, словно дирижер, женщина пошла по кругу, постепенно увеличивая радиус. И судя по увеличившейся степени окаменелости лиц зрителей, что-то им показывали действительно грандиозное.
– Чего не ожидал?
– Проектора увидеть, натренированного с нуля. Это так круто, что круче не бывает.
– А что он… проецирует?
– Мысли. То, о чем думаешь, прямо тебе же на сетчатку. Эффект полного погружения.
И что в этом хорошего? Ладно, когда ты сам в свом мысли кутаешься, а если тебя ими, как саваном, кто-то другой оборачивает… Брр.
– А она что делает?
– Кто?
– Карлица эта. Она тоже проектор?
– Она?– задумчиво переспросил Вася.– Вроде бы нет.
– Значит, просто для мебели? Типа, ассистентка?
– Да в таком деле помощник обычно не требуется.
Ну почему же? Если дядя у нас фокусник-гипнотизер, то женщина вполне может отвлекать внимание зрителей. Правда, ещё бы было, чем, скажем, откровенным нарядом и гримом, а тут ничего похожего, просто ходит по кругу и пускает…
Мыльные пузыри? Точно. Радужные, и это видно мне даже невооруженным взглядом. Только не лопающиеся, а повисающие в воздухе. Вокруг. Обволакивающие каждого, мимо кого карлица уже успела пройти.
Наверное, это усугубляет, то есть, углубляет погружение. И выглядит красиво, ничего не скажешь. Хоть что-то под конец случилось, что и я в силах оценить. Пусть лишь визуально, но…
Нет, к нам подходить вовсе не обязательно. И выдувать радугу в нашу сторону– тоже. Вася, наверное, будет не против, а мне совершенно без разницы.
Тем более, что вблизи, в считанных сантиметрах от носа пузыри эти почему-то вдруг перестают быть прозрачными.
Нет, показалось. Да и было бы, из-за чего напрягаться: обычная поляризация, как в очках. Прямо смотришь– прозрачные, повернешь– не видно ни зги. Уж не знаю, зачем такие спецэффекты вдруг понадобились для представления, но пусть их. Надо, значит, надо. Нехай наслаждаются. Я-то на нынешнем празднике жизни даже не гость, а так, мимо пробегал.
Кстати, о пробежках:
– Пойти, что ли, прогуляться?
Я не спрашивал, да и не ждал адекватного ответа, но на полное отсутствие реакции со стороны Васи все-таки не рассчитывал. Он ведь никогда не упускал случая поработать комментатором, особенно если дело касалось моих решений, но тут почему-то промолчал. Даже больше того, не дрогнул ни единым мускулом.
Хотя, не он первый, не он последний: все приглашенные зрители вот уже битых полчаса изображают из себя сад камней, так что… И Васю доняла великая сила искусства? Что ж, на здоровье. А может, просто ушел в астрал, это мы уже не раз проходили.
Дышит ровно, пластом не падает, глаза таращит: признаки жизни налицо. А к отсутствию присутствия все равно нужно привыкать, и чем скорее, тем лучше. Хотя как мне уложить в голове вот эту их двойную жизнь? Только трамбовать. Мытьем, катаньем и долгими пешими прогулками. Поэтому скажем "спасибо" этому дому и потихоньку поползем к другому.
Дома, конечно, было попроще. Надо разгрузить голову или наоборот, привести мысли в порядок, достаточно свернуть в любой проулок, отсчитать пару сотен шагов, и вуаля! Вода. Вечно текущая. И ветер. Иногда сырой, пахнущий перепаханной грибницей. Иногда такой плотный, что не вздохнуть, если повернешься к нему лицом. И тусклый, истертый миллиардами шагов гранит под ногами.
Не нужно делать ничего особенного, иди и все. Пока сам идешь, и мир вокруг тоже движется, может, в плохую сторону, может, в хорошую, но в итоге ты вернешься в чуточку другую реальность, чем та, которую покинул. И вне зависимости от своего желания, посмотришь на события уже с какой-то новой кочки. Да и костьми потрясти никогда не бывает вредно, ещё бабушка так говорила.
Здесь обстановка поскучнее: никакого движения, одни четкие формы. Скорее уж, это я– что-то вроде ручейка, текущего по стальному руслу. Вперед, налево, направо, вниз, вверх, снова на…
Мне нужно было увидеть. Обязательно. Наверное, только попозже. Скажем, через месяцок-другой, когда и глаза пришли бы в норму, и новые ощущения стали привычными. Поторопился чуток. И зачем, спрашивается? Не померла бы та благородная дама без развлечений. Но уж очень захотелось услужить. Или выслужиться? И это ведь тоже привычка, самая дурная из дурных, спасибо Афанасию Аристарховичу: привил намертво. Чтобы "все всегда в лучшем виде". И непременно с преданными взглядами снизу вверх.
Эх, знали бы эти микроволновки, каков из себя их начальник на самом деле! Ржали бы аки кони. А может, смертельно оскорбились бы, что тоже вероятно. В конце концов, если блондин не лукавил, и здесь подчиненные выбирают себе командира, открытие подобного рода наверняка бы поставило всех нас в очень неудобное положение.
Ну ладно, я, с меня взятки гладки: ископаемое животное, общающееся с миром через испорченный медузий телефон. Но остальные-то куда смотрели? Хорошо, положим, у многих просто не было выбора. Даже у того же Гриши, он ведь в реалиях местного рынка отнюдь не нарасхват со своими услугами. А вот как быть с адъютантом? Она-то точно могла свалить с базы в любой момент, особенно когда юрисдикция сменилась. На первом назначении же, в конце концов, стояла не моя подпись, верно? Или блондинка решила последовать заветам народного творчества? Ну да, как в том анекдоте про командира, за которым солдаты пойдут без колебаний. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, какую ещё глупость он…
Да и бог с ними. В смысле, с мотивами и причинами. А что насчет другого обстоятельства? Как все эти радио-люди вообще могут взаимодействовать не просто с неучтенным фактором, а вообще не поддающимся учету в их системе координат? И добро бы, я был им врагом: от врага всегда много разных подлянок нужно ожидать. Но друг, а тем паче, руководитель, непроглядный, как черная дыра?
Взять того же Фаню, к примеру, раз уж вспомнился. К чему он стремился в глубине души, я, конечно, не угадал бы никогда и ни за что, зато поверхность читалась сразу, до последней точки. Приятнее и легче от такой осведомленности не становилось, это да, но если понимаешь, за что можешь огрести по полной, а чем можно отсрочить преждевременную кончину, живется как-то уютнее, что ли. Ну да, приспособленчество в чистом виде. А куда деться, когда попадаешь под взгляд снулого судака, застывший, мутный и не сулящий ничего хоро…
Да, именно такой.
Именно этот.
Если бы восковая фигура, словно сбежавшая из музея старухи Тюссо, открыла рот и просвистела свое любимое "Стасыык", я бы, наверное, получил инфаркт, инсульт и рецидив медвежьей болезни в одном флаконе. Но слава богу, муляж Фани, возникший прямо по курсу моей прогулки, был неподвижен и нем, как рыба. А когда я попробовал вглядеться повнимательнее, он и вовсе потерял свою трехмерность, став похожим просто на хорошую, но совершенно плоскую фотографию. Только до жути реальную, ага. И как только оказался сбоку, рассеялся. Дымом.
Надо же, совпадение: стоило подумать о ком-то, и тот тут как тут. Чудеса, ни дать, ни взять. Фокусы подсознания.
Или просто– фокусы?
Что там говорил Вася про длиннорукого проектора? Материализует мысли в образы? Правда, там речь вроде шла об отображении на сетчатке, но мои же глаза смотрят иначе. Через медуз. Только значит ли это, что каким-то левым боком я все же попал в разряд зрителей устроенного представления?
Похоже на то.
А проверить легче легкого, кстати. Достаточно подумать ещё о ком-нибудь. Раз уж начали с Афанасия Аристарховича, пойдем по порядку. Сереженьку можно вспомнить, с его словарным запасом. Пургена, зажимающего Анжелку во всех углах, от чего та вечно глупо хихикала и довольно повизгивала. Бригаду шабашников под предводительством Шамшата, бодро цементирующую цветущий сад прямо по розовым кустам. Витьку с его "поршем". Одноклассников, предпочитающих в моменты редких встреч на улицах родного города делать вид, будто мы не знакомы. Бабушку, в те дни, когда она ещё не слегла без надежды на выздоровление, а щебетала по дому с утра пораньше, пекла кружевные хрусткие блины и поливала их растопленным сливочным…
Дико видеть вечно пустой коридор вдруг заполненным толпой народа. Печально думать, что это всего лишь застывшие картинки, хранящиеся где-то в закромах твоей памяти. Но осознать, что когда проходишь мимо, и они, выпадая из поля зрения, становятся дымом, а дым этот продолжает висеть в воздухе, причем все больше и больше густея… Страшновато, ага.
Если бы не убойные дозы транквилизаторов, которыми меня в каждой похожей ситуации снабжают медузы, я бы, наверное, испугался сразу и сильно. А так прошло ещё минуты три прежде, чем изменения окружающей реальности начали напрягать меня по-настоящему.
Добило то, что дым не просто висел на одном месте, а двигался, медленно, но верно смыкая кольцо вокруг. Попытка побега не помогла: мутная пелена как будто существовала в тесной связке со мной, и если меняла положение в пространстве, то видимо, только глобально, а локально не покидала мой личный периметр. Разогнать руками её, конечно, тоже не получилось: туман он туман и есть. Неосязаемый никакими средствами. Так что понадобилось всего ничего времени, чтобы я смог почувствовать себя ежиком. Да-да, тем самым.
Хуже всего было отчетливо понимать, что буквально в двух шагах мир явно остается прежним, но я его не вижу. Ощущать ощущаю, да, но вслепую нашаривать стену– то ещё удовольствие. Да и толку от этого? Все равно не знаю, куда иду, а наощупь по коридорам базы можно бродить до скончания века. Причем моего.
Но нет, в тот момент я ещё не паниковал. Паника добралась до меня потом, когда на хриплое: "Адъютант?" наушники ответили гробовой тишиной. И ещё раз. И ещё. Много-много раз. Можно было хоть разораться, но ни единого звука, кроме моего же голоса, до слуха не долетало. И это не просто пугало.
Допускаю, что медузы могли по какой-то причине перестать выполнять свои обязанности. Тихий час там, уик-энд или просто плановый отпуск– дела житейские, с кем не бывает. А вот как можно по исправно работающей трансляции не услышать мою истерику? Пусть непереведенную, непонятную, но явно достаточно громкую? Или все так увлеклись представлением, что…
Зато собственный пульс слышу отлично: бьет прямо в барабанные перепонки. Выстукивая набивший оскомину этюд о том, каким идиотом я оказываюсь в девяноста девяти процентах простейших ситуаций.
Изоляция. Намеренная и насильственная. Удар, пришедшийся аккурат по прототипу моего личного второго контура, и достигший цели. Но учитывая полную тишину в эфире, приходится признать: не я один попал под этот обстрел.
Диверсия, значитца, или что-то вроде. Скорее всего, со стороны того товарища, которому я помешал поиграться с комендантшами. Потому что сделано почти то же самое, только не базу отрезали от меня, а меня– от базы. Хотя, какая разница? Главное, чем это может аукнуться.
Вспоминай, черт тебя дери! Нет, компы, сети и "гуглы" все-таки страшное зло: привыкаешь надеяться на дядю. Как только выберусь из этого дерьма, обязательно заведу себе записную книжку. Чтобы все нужные сведения всегда под рукой и в твердой копии. Или две книжки. Да, наверняка. Весь вопрос только в том, как выбираться и куда.
Она функционирует. Потому что температура окружающей среды заметно не изменилась. Пока, по крайней мере. И возможно, все будет оставаться в рабочем режиме ещё достаточно долго. До того момента, как перестану функционировать лично я. Вот если бы не отрубил всю тонкую настройку ещё тогда, сейчас бы…
База, потерявшая мироощущение? На это было бы любопытно посмотреть, но только со стороны и очень-очень издалека. Нет, хорошо, что меры приняты заранее: пока мои жизненные показатели мечутся в пределах нормы, не все потеряно.
Смешно, но лично я, скорее всего, даже не почувствую, как скопычусь. И уж бояться этого точно не буду: пожил хоть и немного, зато повидал такого, о чем и мечтать не каждый придумает. Не жалко помирать, в общем. А вот остальные, прямо скажем, не заслужили. Пусть мне, как капитану, положено идти на дно вместе с кораблем, команда имеет право выжить. И обеспечить это право– моя обязанность.
Конечно, может быть уже поздно. Если все эти артисты на самом деле группа убийц, то сразу по выводу зрителей из строя они могли уже… Но такой сор тем боле не стоит прятать в избе.
Пусть даже к моменту, когда кто-то извне заинтересуется состоянием дел на базе, тут останутся одни лишь трупы, об этом должно стать известно. Широкой общественности, ага. И не пройти незамеченным. Но лучше бы, конечно, пораньше. Пока дыхание ещё теплится. Вот только что может привлечь внимание? Никаких сигналов я лично подать не могу, связью у меня заведует исключительно Жорик. Даже морзянку отстучать нечем. Не жечь же костры, в самом деле?
Жечь.
Костры.
Мосты.
Рушить.
Да!
Протокол. Не помню, какой он по порядку и номеру, но есть подходящий на этот самый случай. Полная автономность с открытыми настежь дверьми и прочими сопутствующими удобствами, вплоть до включения управления на самом нижнем уровне доступа. А всего-то и надо, что добраться до первого подходящего разъема, благо теперь знаю, для чего он предназначен. Имеется такой в каждом отсеке. В каждой секции коридора. И мне хорошо известно, как он выгля…
Черт. Я должен видеть. Хоть что-нибудь.
Мне нужны глаза.
– Пожалуйста.
Как только все случится, мой мир больше никогда не сможет стать прежним: воспоминания о происшествии в доме отдыха тому гарантия. Что я увижу сейчас, даже богу, наверное, неизвестно. Возможно, это вообще меня убьет. Морально уж точно. Главное, чтобы действительность хоть чем-то напоминала ту картинку, к которой меня приучили.
– Пожалуйста.
А все почему? Потому что сменщика нет. Понятно, почему девчонки были тогда так спокойны: шоу все равно продолжалось бы, снова и снова. А я не успел подготовиться. Да честно говоря, вообще из головы вылетела эта необходимость. После удара, ага.
Сам себе дурак? Ну и ладно. Но из-за моей глупости никто другой страдать не обязан.
– Пожалуйста, отключитесь от моих глаз.
Надо было, наверное, добавить: "Помедленнее". Хотя, двигалась бы шторка плавно или дернулась то ли вниз, то ли вверх так же резко, как сейчас, этих ощущений не удалось бы избежать. Потому что желудок все равно отреагировал бы на смену картинки ровно тем же образом. Освобождаясь от всего лишнего, ага. А парой секунд раньше это случилось бы или позже– невелика разница.
Была дома такая расхожая фраза, цитируемая по поводу и без повода. Что движение это жизнь. Старая, как мир. Заезженная в хвост и в гриву. Но я в самом страшном сне не придумал бы предположить, что она буквально и непреложно истинна. По крайней мере, для той реальности, в которой теперь вынужден находиться.
Все вокруг двигалось. Каждая крупица, точка и видимо, даже каждая молекула. Коридор вообще напоминал собой гигантского полоза, постоянно сбрасывающего кожу: стены, потолок и пол, ещё совсем недавно представлявшиеся мне монолитными, оказались сложенными из кубиков и полосок, перетекающих друг в друга и обратно, меняя при этом…
Условно говоря, цвет. Но тоже нечеловеческий. В смысле, не плоский сам по себе, а какой-то непонятно объемный, уходящий на много слоев вглубь. И местами невозможно яркий, до рези в глазах. Что было тут раньше? Серо-стальное пространство. А оказывается, меня всегда окружала прямо-таки кислотная радуга. Но правила прослеживались и в ней: я это обнаружил, когда тошнота слегка отступила. За неимением в потрохах того, от чего ещё можно было бы избавиться.
Пол. Он складывался из лимонно-желтых плиток. Которые не стояли на месте, а волнами переползали на "стену" и далее, забирая меня с собой. При этом кроваво-красные и густо-синие детали, видимо, составлявшие собой корпус, двигались как минимум в противоположном направлении. Коммуникационные и управляющие сети– намного более изящные конструкции цвета ядреной зелени– закручивались самыми настоящими вихрями. О назначении других сгустков, сеточек, дорожек и прочих элементов системы я даже не хотел догадываться. Достаточно было и того, что висел конкретно в этот момент вниз головой, но ощущения оставались прежними и утверждали, что стою на своих двоих, причем внизу и на твердой поверхности.
При попытке идти мозг норовил разорваться на каждом шаге, но до двери каким-то чудом все-таки дожил. Наверное, благодаря тому, что в один прекрасный момент я понял: плитки, на которые наступаю, плавают фактически в открытом космосе. Понял и вцепился в это ощущение, как в соломинку. Потому что бесконечная чернота была единственно знакомой вещью во всем этом бедламе. Опасная, страшная, убийственная, но такая же, как и прежде. Просто звездное небо, только не над головой, а повсюду.
Ничего целого и единого. Ничего надежного или хотя бы чуть-чуть поддерживающего уверенность. Вечный двигатель, мать его. Карусель. К ней можно приноровиться, наверняка. Привыкнуть к тому, что все линии вокруг одновременно ломаные, плавные и пульсирующие. Они же привыкают, местные жители? Не сразу же рождаются, готовые к труду и обороне?
О, вот и он, наконец-то. На своем месте. Собственно, только по месту мне и удалось его определить: формой он теперь напоминает страницу из книжки-раскладушки, жадно потянувшуюся за моей рукой.
Э нет, мне, конечно, для хорошего дела и пальцев не жалко, но вряд ли аппаратура поймет, какую фигуру они изображают. На этот случай у меня есть…
Пчелиный рой?
Ладонь по-прежнему передавала в мозг отчет о том, что сжимает что-то твердое, а на самом деле выглядела увязшей в стае мушек разной степени откормленности. Золотисто-зеленых, прямо как навозные. Но мне же ими не любоваться, верно?
Комбинации основных протоколов логично просты для заучивания: единственной защитой от дурака служит их повтор заданное количество раз через равные промежутки времени. Конкретно у того, которым я собираюсь воспользоваться, таким знаменателем является, к примеру, девятка. Многовато? Казалось бы, да. Но зато можно хорошенько взвесить все за и против, пока елозишь пальцами по ключу. И даже передумать. Например, чтобы не портить статистику.
За время существования базы, со стапелей и до совсем недавнего времени вообще какие-либо протоколы использовались крайне редко, в основном в далеком прошлом. Видимо, когда случались периоды активных военных действий или чего-то вроде. Эпоху блондинистого владычества вообще отмечали сплошные нули. Хотя, могло ли быть иначе? Тот, кого за глаза называют ББ, и выглядел, и звучал так, что экстренные случаи и экстремальные ситуации с ним не стыковались абсолютно. Зато моё "правление"…
Когда зажмуриваешься по собственной воле, это ощущается иначе, чем навязанная слепота. Чувствуешь себя увереннее и гораздо спокойнее, потому что есть, куда отступить. Не совсем мой случай, конечно, но все-таки. А уж вставить ключ в замочную скважину на ощупь– и вовсе плевое дело. Сколько раз лампочка над парадной сгорала аккурат в тот момент, когда я добирался до входной двери? Да не сосчитать. Так что наловчился, ага. И пальцы не чувствуют разницы, пока глаза отдыхают.
Хорошо, что успел подключить дистанционный доступ, иначе пришлось бы искать путь в аппаратную, а в нынешнем состоянии коридоров и переходов это было бы задачей, мягко говоря, нетривиальной. Нет, с закрытыми глазами я, возможно, и справился бы, но теперь даже под опущенными веками нет-нет, да и прорезалась картинка новой реальности, внося разлад в воспоминания и ощущения.
Все, заработало! Зашуршало, повторяясь эхом в каждой переборке. Теперь ни одной запертой двери на базе нет, ни внутри, ни снаружи. И все флаги в гости будут к нам. Если пожелают. А мавр сделал свое дело и может уходить. Или может остаться на месте, прятаться ведь все равно бессмысленно, когда все распахнуто настежь.
– Неправильно. Совсем неправильно.
Я открыл глаза быстрее, чем сообразил, что могу горько об этом пожалеть. А секундой спустя понял, что зажмуриться обратно уже не получится. Никакими силами.
Она стояла у предыдущей переборки, ровно через одну коридорную секцию от меня, и опознанию поддавалась только по своим габаритам, потому что все остальное…
То, что медузки превратили для моего успокоения в округлые формы, на самом деле было наплывами кожи, этакими жировыми складками, словно стекающими по тонкокостному скелету, и полупрозрачная хламида почти ничего из этого не скрывала. А при малейшем движении все начинало колыхаться, почти ощутимо и почему-то влажно хлюпая.
– Быть один. Закрыться. Затаиться.
Лица, как такового, тоже не виднелось. Человеческого. Вместо него в тех же кожаных складках, только в районе черепа, мелькали темные бусины, кажется, не меньше пяти над каждой скулой. Но отвратительнее всего выглядел рот, округлое безгубое отверстие, непрерывно сжимающееся и разжимающееся, выталкивая наружу…
Значит, оно все же было пузырем. В своем роде. Только не мыльным, а слюнным.
– Бежать. Прятаться.
Бесплатный совет? Спасибо, я как-нибудь сам, своим умом обойдусь.
– Бежать.
О, теперь звучит уже, как предложение. Наверное, со мной хотят поиграть напоследок. Аппетит нагулять надо, а иначе, чем гоняясь за обреченной добычей, этого не сделать? Нет уж, обойдется. Судя по тому, как эта тварь легко перепрыгивает с плитки на плитку, минуя целые витки коридора, если бы я и убежал, то не дальше дверного проема. А раз уж отступление невозможно…
Моя палка-ковырялка, которая вовсе и не палка, как выяснилось, вроде способна давать отпор нападающим, но вот только с какой дистанции? Жорика тогда дернуло током шагов с двух, не больше. И петухов разнимать пришлось, подойдя вплотную. А приблизится ли охотница на нужное расстояние? Уверенности нет. Тем более, она не торопится: делает паузу после каждого прыжка и усиленно двигает челюстями, от чего слюны повисает на складчатых брылях все больше и больше.
Нет, не будет она в контакт входить, а плюнет издалека. Что случится потом? Искренне надеюсь, что мне будет уже все равно. Но если все же получится дотянуться, мало этой твари точно не покажется.
– Бежать!
Ещё и злится, когда что-то не по ней? Это хорошо. Может, потеряет бдительность хоть чуть-чуть, тут я её и…
– Тоже мне, фитнес-инструкторша нашлась! Срам и только.
То, что голос звучал откуда-то из-за моей спины, удивления не вызывало. Но то, кому он принадлежал…
– Стоять!
– А упасть и отжаться не надо?
Эти интонации невозможно забыть, если хотя бы один раз услышал. Вроде бы и совершенно девчоночьи, задиристые, но Васино упоминание о солидном возрасте тут как тут, а значит, поневоле находишь в Няшином голосе что-то куда более серьезное, чем юношеский задор. И очень опасное.
– Так вот значит, какой заказ ты у меня увела из-под носа? А что, я даже рада. Уж больно гнилой он был с самого начала.
– Стоять!
– Да застоялась уж, пора б поразмяться… Но поперед батьки не полезу, не то, что некоторые. Потому как у него на тебя наверняка свои планы имеются и…
– Нет никаких планов.
Она хищно хмыкнула, уже практически мне на ухо.
– Ну, раз нету…
Я не буду на это смотреть. И нет, вовсе не потому, что зрелище обещает быть кровавым или просто мерзким.
Я не хочу увидеть, как Няша выглядит на самом деле, а значит, пора возвращаться в дымный кокон. Но сначала, конечно, подтвердить, а то вдруг передумает?
– Она вся твоя.
Звуков не было. По крайней мере, различимых и поддающихся хоть какой-то интерпретации, монотонный "белый шум" не в счет. Да и его почти не было слышно: так, что-то на пределе восприятия, как будто уши заложило в скоростном лифте. Поэтому голос Няши, вернувшейся со своей охоты, прозвенел почти оглушающе:
– Тук-тук-тук! Обслуживание номеров!
А потом в дыму показалась её ладошка.
Нескольких взмахов явно оказалось недостаточно, чтобы разогнать окружившую меня пелену, но и получившихся разрывов хватало для ориентации в пространстве. В моем личном и насквозь виртуальном.
– А ты талантливый, если по твою душу послали сирену,– задумчиво констатировала Няша, катая во рту…
Оно могло быть леденцом на палочке. Хотя если судить по тому, с каким хрустом в него врезались острые зубы, происхождение "лакомства" не вызывало сомнений. Косточка это. С хрящиком. Отломанная от.
– Сирена?
– Умгум.
– Такая… страшная?
– Да не особо. Ежели умеючи подойти… Но ты же не об этом?
Полагаться на школьную память целиком и полностью было бы опрометчивым поступком, особенно на легенды и мифы древней Греции, заслушанные в адаптированном варианте, но вопросы возникали, ага. Правда, не по существу: раз выбрано именно это слово для обозначения противника, все, что нужно знать, уже находится в нем. А внешний вид… Как говорится, с лица воду не пить.
Одно следует из другого, причем совершенно естественно. Они же могут произвольно менять видимую картинку, значит, визуальные достоинства и недостатки не имеют особого значения. Вот только хорошо бы заранее узнать, в чем состоит исключение из конкретно этого правила.
– Спасибо.
– За что?
– За… неё. То есть, за то, что её больше нет.
– Да ну, это не в счет. В смысле благодарности. Дело чести оплате не подлежит.
Я могу спросить. Могу даже расспросить. Засыпать её вопросами по самую рыжую макушку. Но зачем, если и так все понятно? Почти все.
– Личный враг?
– Дня три как.
– Из-за заказа?
– Из-за породы.
Няша покрутила в пальцах начисто обглоданную косточку, смерила взглядом, оценивая результат, и спрятала трофей в карман. Накладной. Один из многих, превративших её хлипкую фигурку в подобие ананаса.
– Память предков, будь она неладна. Зов крови.
– Вы с ней… твои родичи с её родичами враждовали?
– Приходилось. Кормовая-то база одна, как-никак. Только нас временем и усилиями инквизиторов научили контролировать чувство голода, а эти… Самость у них такая. Гордятся своим животизмом. Культивируют.
– И их все равно принимают в обществе? Даже зная подробности?
– Они же сирены. Для них прикинуться кем угодно– плевое дело. А чаще всего вообще ветошь из себя строят: мимо пройдешь и не заметишь. Пока не станет слишком поздно.
Так вот почему Вася слегка растерялся, когда я спросил о "помощнице" фокусника. Он её попросту не видел.
– И нет никаких, эээ, средств обнаружения? На всякий случай?
– Случаев нет,– пояснила Няша, облизывая пальцы.– Тихие они обычно. И жрут консервы. Но когда дорываются до свежего мяса, тогда конечно. Звереют.
Тихие убийцы, прячущиеся под маской кого или чего угодно? Брр.
– А заказчик знал, с кем имеет дело? Понимал, чем все закончится?
– Стопудово. Хотя это-то и странно.
– Что именно?
– Физическая ликвидация, как условие.
– Почему странно? У нас даже поговорка такая есть: нет человека– нет проблемы.
– Правильная поговорка, кстати.
– Значит…
Она снова помахала ладонью, закручивая клочки дыма маленькими вихрями.
– Проблема должна оставаться.
– Не понял.
– Чего? Это ж элементарно! Пока субъект в наличии, есть связи, которые приходится поддерживать. Заниматься с людьми надо, проще говоря. Тратить кучу времени и нервов. А если угробил кого-то раз и навсегда, ничего, кроме облегчения не остается. Живую силу противника надлежит выводить из строя, усек? Чтобы она, бессмысленная и бесполезная, путалась в ногах, чем дольше, тем лучше.
Интересный подход. Но для его успешной работы обязательно надо…
– Если что-то становится балластом, почему его не выбрасывают?
На меня посмотрели очень круглыми глазами.
– Нет, серьезно? От обузы же принято избавляться?
– А значит, нам нужна одна победа?– осторожно напела Няша, слегка не попадая в мелодию.
Ну да. И за ценой мы не постоим. Что тут плохого? Если она действительно одна на всех, иначе ведь и не получится, да?
– Сурово.
– М?
– А остальные? Что они будут думать, видя, как пускают в расход больных и раненых? Как они будут выполнять приказы, зная, чем все закончится?
А и правда? Достаточно ли утешения в том, что твоя семья, да и просто где-то там какие-то мирные люди будут продолжать жить мирно, только уже без тебя?
Не знаю, кому как, а мне– вполне. Может, и глупо жертвовать жизнями, потому что это последнее средство, невосполнимый ресурс, к тому же повисающий тяжким грузом на плечах оставшихся в живых, но…
Так лучше, чем от водки и от простуд.
– И вы в самом деле так воюете?
– Как?
По-рыцарски, лучшего слова, пожалуй, не подобрать.
– Благородно. С заботой о ближних своих.
Няша прыснула:
– О каких ближних? О солдатиках оловянных?
Солдатики. Как у Дарьи. Которые не более чем куклы, отлитые по одной форме. Но с другой стороны, если они повторяют все в точности за своим командиром, то первым жертву всегда приносит именно он. Лично. Отрывая от себя часть за частью.
Красиво обошли проблему, ничего не скажешь. Хотя жертвенности, конечно, меньше не стало. Не представляю, как вот так, раз за разом, терять своих подручных, пусть даже они не более, чем твоё повторение. Много проще, когда у каждого из подчиненных свой собственный разум, своя воля и право выбирать свою судьбу. Но когда все это есть, а они, тем не менее…
Нет, не понимаю.
– О чем задумался, детина?
О солдатиках.
Черт!
– Только она здесь была убийцей? Скажи, что да!
– Эй, не кипятись! Я же говорила уже. Не принято в цивилизованном обществе трупами расшвыриваться.
Кстати, насчет трупов:
– Ты же чувствуешь, есть тут кто живой или нет?
– Особливо когда двери и окна все настежь? Легче легкого.
– Сколько их?
– Дверей?
– Живых!
– За грудки только не хватай, ладушки? А то я хоть слово и давала, смотри, поведусь на ласку и…
– Няша!
– Больше дюжины. Да до кучи ещё мелочь всякая.
Вспомнить бы ещё, сколько всего было артистов… В транспортной декларации точное количество должно быть указано, но когда я смогу её прочитать? Хотя, видеть я явно стал четче. По крайней мере, в разрывах облачности.
– Как на них должна была повлиять сирена? На обычных людей, в смысле, не таких, как я?
– На каждого по-своему. Она ж восприятие кольцует. Какую картинку поймала, такую по кругу и запустила. Хорошо, если что-то приятное попалось, а не кошмар какой. И хорошо, когда картинка устойчивая была, а не пачка набросков: тогда крыша едет качественно.
– Можно сойти с ума?
– Я статистику такую отродясь не вела. Да и…– Няша хищно улыбнулась.– До бесед по душам мы, если встретимся, добраться не успеваем.
Радостные новости, ничего не скажешь. Даже если все живы и физически здоровы, есть шанс заполучить обратно полоумную команду. Красота!
– С этим можно что-нибудь сделать? Руками помахать, например?
– Ты по себе других не равняй, не поможет. С тобой все проще, ближе к природе потому что. Инстинкты и рефлексы– штука гибкая, как сильно ни потяни, не порвется. Само собой наладится, если пнуть в нужном направлении. А с продвинутыми мозгами придется повозиться.
– Но ты сможешь?
– Эх, чего только не сделаешь из любви к искусству…
– Пожалуйста.
– А то может, как с балластом поступим? С глаз долой, из сердца вон?
Она мне этого теперь никогда не забудет? Ну и хорошо. Полезно вот так время от времени возвращаться к реальности.
– И если нужно, пригласи ещё специалистов. Тут народу много, должны найтись. Начальника порта напрячь можно. Скажешь, что от моего имени действуешь, он сразу подхватится и будет способствовать.
– Ну раз ты так говоришь…
– Я серьезно.
– Да поняла уже, не тупая.
– И не теряй ни минуты, ладно?
– Слушаюсь, мон женераль!
Смотреть на мир через рваную, уже почти жемчужно-белую облачность было гораздо приятнее, чем созерцать серый дым. Но двигаться– все так же неудобно. Хорошо, что под спиной есть переборка, которая ощущается твердой и вполне надежной: можно привалиться и перевести дыхание. Хотя с чего это я успел запыхаться?
С мыслей. С очередной порции непредвиденных новостей.
Нет, жить явно становится тем проще, чем больше узнаешь местных неписаных правил. Беда только в том, что к себе их никак не применить с пользой. А иногда и вообще не применить.
Они, конечно, ушли вперед. Может и не очень далеко, но явно в другом направлении. И намного больше ценят жизнь. Правда, со странной точки зрения смотрят на такое богатство. До такой степени своеобразной, что предпочитают калечить, даже лишать рассудка, но только не убивать. Чтобы обескровливать противника не столько потерей живой силы, сколько оттягиванием ресурсов на заботу о вышедших из эксплуатации. В каком-то смысле все это более человечно, что ли, но страшно подумать, насколько и уязвимо. Если кто-то один вдруг отступит от общепринятых традиций, он получит колоссальное преимущество, верно?
И ведь уже отступил, как ни крути.
Сирена приходила за мной. Может, и за остальными тоже, но во вторую, третью и далее очереди. И я точно должен был умереть. И умер бы, если бы… Ну да, не поступил вопреки местным законам рыцарства.
Что ожидалось? Что начну кудахтать над своими цыплятами, а не брошу их на произвол судьбы. И будь в моем распоряжении подходящие средства, точно бы попробовал что-то сделать сам, потеряв драгоценное время и возможность получить помощь извне.
Хороший был расчет. Правильный, наверное. Только не для меня. Не для такого безынициативного труса, витающего в облаках, за которыми просматривается синее-синее…
Платье.
Покрой не разглядеть: уж слишком быстро мельтешат обрывки дыма, но оттенок тот самый. Памятный по одной неожиданной встрече над морем. И даже никелированный взгляд от этой синевы тоже начинает казаться чуточку…
– А ты откуда взялась? Я же о тебе не думал.
Вот же гадство, в самом деле. Вместо того, чтобы перед смертью вспомнить что-то хорошее, чем забивал голову? Успеть хотел. Куда-то и зачем-то. Как будто мне от этого на том свете стало бы спокойнее. Тьфу.
– Вот видишь, какой плохой ухажер тебе достался? Даже твой светлый лик в последние минуты не вспоминал.
Печально сейчас это осознавать. Когда никакой красоты в предсмертном часе, а одна тупая беготня и суета. Не так надо уходить, ой не так. Ну ничего, теперь я ученый и загодя приготовлюсь.
– Хотя ты сама выбирала. Я разве навязывался?
Шлепнул по заднице, разве что. Но это знаком внимания можно считать только с большой натяжкой. Причем в очень недоразвитом обществе. Здесь явно ухаживают иначе. Виртуально. И для них такая реальность– вторая совсем не по значению, скорее наоборот.
– Я ведь даже не знаю, что с тобой делать. То есть, что бы я лично сделал, гадать не надо, но это все равно как… Да нет, хуже, чем дикари. У них хоть бусы есть. Ракушки всякие красивые, которые можно выловить, отшлифовать и нанизать на веревочку. Цветы вручить– тоже хорошо. Красиво. А тут получается, что лучший твой подарочек это… Эх. К тому же, единственный.
И ладно бы ещё, было это новым ощущением, непривычным, так сказать, неизведанным. А ведь проходили уже. Неоднократно.
Какая бы девушка ни была, пусть самая непритязательная, у неё в мозгу все равно выбиты, глубже и надежнее, чем в камне, обязательные условия. Чтобы белое платье, фата и медовый месяц. Для начала, по крайней мере. А ещё раньше– колечко. Но так в моих родных палестинах, это я хотя бы вчерне понимал. И поднатужившись, смог бы исполнить. А тут?
– Только не говори, что это твой последний шанс. Пожалуйста. Знаю, что так бывает, и часто, но хочется верить в лучшее. Ты, конечно, не королева красоты, врать не буду. В тебя, наверное, даже влюбиться нельзя, если внимательно посмотреть. Но это именно если внимательно. А я всегда гляжу через ж… призму.
На что она может быть похожа? Жирных складок точно нет, но с другой стороны, скелет, обтянутый кожей, тоже зрелище аховое. Только все это не имеет значения: ни рост, ни вес, ни возраст. Главное, когда чувствую её, мне хорошо. И хватит. Больше ничего не надо.
– А хочешь, совсем страшное скажу? Мне даже смотреть не обязательно. Достаточно память поворошить, и весь набор развлечений в моем распоряжении.
Удобно, правда? И решает проблему супружеской измены самым коренным образом. С одним только нюансом:
– Хотя это, конечно, насилие. Нет, я совсем не против домашнего видео, но можно же было вписать в него не первый попавшийся образ? Скажем, справиться сначала о моих вкусах и предпочтениях, а потом уже… Не удовольствие получается, а приговор.
Приятный, да. И даже не особо обременительный. А ещё я, возможно, смог бы от него избавиться, если бы хорошенько попросил медузок, но…
Что-то не хочется. Наверное, потому что мне всегда синицы в руках нравились больше, чем журавли, курлыкающие где-то в далеком далеке.
– Ты не виновата. Они ведь тебе наплели обо мне с три короба, правда? Ну, своим протезом второго контура волну нагнали, чтобы тебя тоже зацепило? Нет, я не спрашиваю. Не хочу знать. Сваты свое дело обычно туго знают, так что…
Почему они так поступили? Видимо, пытались подогнать под себя. В смысле, обеспечить всем необходимым. Супружеская же пара мне досталась, в конце концов, а не соседи по коммуналке. А в их системе ценностей, похоже, наличие партнера– обязательное условие благополучия, особенно морального. Вот и подсуетились. Видимо, совсем у меня в тот момент с мозгами было, если долго выбирать не стали.
– А на самом деле я не такой. Я гораздо хуже. Просто они тогда этого не понимали. Да и я, как выясняется, тоже был ещё не в курсе насчет себя самого. Настоящего.
Нет, стыдиться нечего. С любой нормальной точки отсчета получится сумма как минимум средняя. Но хочется-то другого, да? Хочется, чтобы без страха и упрека. Опционально– на белом коне.
– Хоть сейчас замуж позову. Серьезно. Но "замуж" это, уж извини, я могу видеть только со своей стороны.
Мне чертовски нужно что-то такое. Близкое, доверенное, понимающее и хотя бы немножечко любящее. Кто-то такой.
– Я не боюсь ошибиться. Я не хочу, чтобы ошиблась ты.
У меня получится привыкнуть к их ценностям и обычаям. Но самому следовать им… Рыжая суккуба это очень хорошо проиллюстрировала.
Я никогда не попаду в здешний такт.
– И вообще, лучше тебе оставаться призраком, вот как сейчас. Миражом. Так никто никому уж точно не сделает больно.
И я не почувствую прикосновения твоей руки наяву. Узенькой ладошки, почти такой же, как у Няши, только не машущей из стороны в сторону, а тянущейся в четко заданном направлении. К моему лицу.
И твои пальчики вот так не пробегут от уголка губ по щеке на скулу, к шраму, рассекающему бровь. И не лягут на него почти невесомо, но так…
Горячо?
Пол тоже твердый: задница об него шлепается так, что гулом заходится все тело. А ещё облачка, совсем уже редкие, от такого сотрясения окончательно разбегаются по сторонам, видимость становится миллион на миллион, и голова тоже проясняется.
До мысли, от которой останавливается все, даже дыхание.
Она что, все это время была тут на самом деле?!
Точно, была. И слушала весь мой бред. И смотрела, не отрываясь. И как только откроет рот, это станет началом конца.
– Наверное, мне лучше выйти и зайти ещё раз?
И очень настойчивым началом, ага.
Локация: квадрант дальнего рейда.
Юрисдикция: транзакционное соединение совместного доступа 12-145-72.
Объект: мобильная база тактической поддержки.
Регистровое имя: Эйдж-Ара.
Свой неофициальный титул Вивис получила вовсе не за отсутствие чувств. В подобном следовало скорее обвинять Айдена, который и ей самой временами казался чем-то вроде машины, только каким-то чудом научившейся улыбаться. Но именно в улыбке состояло то клятое различие между ними, из-за которого лорд Кер-Кален заслужил репутацию непредсказуемого противника, а леди Лан-Лорен за её спиной, а иногда и прямо в лицо сравнивали с куском льда.
Разумеется, Вивис тоже умела кривить губы. Только делала это исключительно в отношении своих врагов, потому что…
Она всегда была излишне чувствительной. Чувствующей. С самого раннего детства, в противоположность Айдену. Возможно именно это помогло им однажды сойтись и ощутить взаимную необходимость. Да, они остановились задолго до черты, отделяющей близкие отношения от всего остального мира, но и такого расстояния оказалось достаточно, чтобы их достоинства и недостатки составили собой нечто действенной и эффективное.
Однако чем дальше раздвигались горизонты, тем больше появлялось того, что Вивис наедине с самой собой называла "провалами". Ситуации с определенным набором участников, затрагивающие помимо прочих сугубо личные интересы леди Лан-Лорен. Опасные, крайне неприятные ситуации, не чувствовать которые было невозможно, а чувствовать– ужасающе болезненно. И боль эта рождалась всего лишь в силу одной-единственной причины.
Неспособность помочь. Невозможность исправить положение собственными силами, вот что в конце концов создало "Ледяную Леди".
Когда все, что ты можешь делать, только наблюдать, нет никакого смысла выпускать свои чувства наружу. Даже более того: это губительно. Потому что, утекая вовне, эмоции уносят с собой и энергию, опустошая источник, а значит, делая его ещё более уязвимым.
Вивис поняла это достаточно рано, чтобы к рубежу совершеннолетия научиться ставить барьеры. Нет, не между собой и миром, так поступать было бы слишком глупо. Между чувствами и намерениями. Своими и только своими.
Вот и сейчас, наблюдая за одной из жертв покушения, леди Лан-Лорен внешне оставалась настолько безразлично спокойной, что любой нечаянный свидетель происходящего легко заключил бы, что её никоим образом не беспокоят посттравматические сбои, заставляющие Айзе Кер-Кален снова и снова…
В другом месте, не располагающем свободными площадями, это могло стать проблемой, зато база, не обремененная постояльцами, как нельзя лучше подходила для пространственного конструирования. Даже если требовалось воспроизвести реалии полигона, предназначенного для координации боевых действий в четырехтактном континууме.
Вивис во время своего обучения уделяла много больше внимания и усердия другим наукам, но, как и все будущие имперские чиновники, обязана была иметь самые широкие представления о разных вещах. Тем более, что наставники определились с наиболее эффективным приложением её способностей практически сразу же после вступительных экзаменов.
Возможно, если бы в то время рядом оказался кто-то мудрый и понимающий, он смог бы раскрыть леди Лан-Лорен все неприглядные стороны карьеры советника и уберег бы её от этого выбора. В пользу других, намного менее полезных, но и куда менее обременительных мест службы. И тогда Вивис не пришлось бы раз за разом испытывать взлеты и падения на каждом, даже самом крошечном шагу лишь для того, чтобы получить опыт.
Положительный и отрицательный. Только так. Только парой.
Успех и разочарование. Ледяная Леди познала их почти полностью во всех требуемых сферах, кроме одной. Да, не самой существенной, но все же необходимой для преодоления последней ступени на пути вверх. И именно сейчас, когда казавшаяся несбыточной цель стала выглядеть вполне достижимой, Вивис почему-то не спешила её приближать. Оставалась стоять на пороге ангара, чуть рассеянно следя за передвижениями Айзе, вместо того, чтобы…
Нет. Позже.
Оно никуда не денется.
Он.
Теперь уже точно никуда.
– Мы подвели нашего коменданта,– меланхолично сообщила леди Кер-Кален, винтом уходя от модульной атаки.– Мы все его подвели.
Единая информационная сеть, связавшая множество рас и культур, все-таки не была неприкасаемым чудом, в котором нельзя усомниться. Да, она способствовала коммуникациям там, где до её существования не было даже намека на возможность договориться. Но там, где понимание достигалось веками и жизнями, общий словарь иногда приносил больше вреда, чем пользы. Хотя, в том, что касалось конфиденциальности, именно доступность перевода позволяла сохранять тайны самым надежным образом.
Личность собеседника. От неё зависело все. Каждое слово приобретало особый смысл, смысл за пределами словарной статьи, когда произносилось кем-то конкретным. Да, зачастую подтексты можно и нужно опускать, особенно если сам предмет беседы формализован до предела. Но как только в игру вступают интонации и нюансы…
Девяносто девять слушателей из ста восприняли бы слова Айзе совершенно однозначно. Как попытку разделить вину внутри коллектива, между всеми его участниками. А в действительности все было ровно наоборот.
Говоря: "мы все", леди Кер-Кален объявляла основным виновником именно себя. Справедливо или нет, Вивис не могла, да и не хотела судить, но видя и чувствуя терзания своей почти подруги, копила внутри собственную боль.
Квалифицированный медик легко бы исправил положение. Смягчил посттравматические эффекты, затормозил реакции и минимизировал последствия. Только не было ни малейшей возможности воспользоваться такими услугами. И вовсе не потому, что в периферийных секторах всегда сложно с хорошими специалистами. Леди Лан-Лорен попросту не могла допустить кого-то со стороны к секретам, принадлежащим не ей одной. Не говоря уже о чисто технических аспектах происходящего. Та же модель полигона, например. Пусть и слегка устаревшая, она все ещё представляла огромный интерес в тех кругах, которые категорически не допускались в государственные дела.
Так что оставалось полагаться на умения и опыт диагноста, волей случая ставшего одним из участников недавних событий. А поскольку та, вне всякого сомнения, вызывала доверие у коменданта…
– Почему именно такое воспоминание, Айзе? Почему именно оно?
Не то чтобы Вивис удивлял этот выбор: подсознание, отягощенное вторым контуром, могло творить и более странные вещи. Но учитывая обстановку и окружение, вопрос возник сам собой.
– Тогда мы впервые узнали друг друга.
На поле боя? Отчасти игрушечном, конечно, но гораздо более сложным, чем реальные?
– Я была совсем ещё ребенком.
О да! Ребенком. Достаточно подготовленным для того, чтобы противостоять опытным инструкторам. Насколько помнила Вивис, этот квалификационный экзамен юная леди Кер-Кален сдала с отличием. И ей нисколько не помешало то обстоятельство, что…
– А его уже отмечали.
Как подающего очень большие надежды курсанта. Это Вивис помнила тоже. Как и ещё один весьма занятный факт.
– И на следующий день он заключил контракт с Айденом.
Да, именно.
Тот, перед кем были открыты любые дороги, тот, кто порой излишне отчаянно бравировал своей независимостью, отказался от свободной судьбы ради…
Несколько мгновений. Не вместе, не рядом, а всего лишь в пределах одного корабля, и то если повезет. С другой стороны, они могли ощущать друг друга практически в любой момент, стоит только пожелать. И в этом Вивис завидовала Айзе больше, чем в чем-нибудь другом, потому что сама оказалась лишена такой естественной, можно сказать, обыденной возможности.
Впрочем, она осознала все лукавство ситуации совсем недавно. Всего несколько часов назад, когда ступила на борт базы. Когда поняла, сколько всего прошло мимо.
Он изменился. Он снова стал чуточку другим.
Не внешне, нет: Вивис совершенно не волновало, как именно теперь выглядит комендант и как он будет выглядеть ещё через день, месяц или год. И это тоже заставляло, с одной стороны, ужаснуться, а с другой…
Она не собиралась спешить. Ни в коем случае. Не потому, что опасалась очередного "провала", наоборот. Все говорило о том, что этот раз будет особенным. Не сможет не быть. И Ледяная Леди хотела навечно запечатлеть в своей памяти каждое мгновение настоящего.
Даже того, в котором Айзе Кер-Кален механически повторяет действия далеко прошлого, рефреном чеканя:
– Мы все его подвели.
– Но он не подвел вас.
Поиски тактического наблюдателя на местности, досконально им изученной– занятие абсолютно бесперспективное. Впрочем, Вивис и не планировала тратить на такую забаву ни капли собственных и заемных ресурсов. Невозможно прятаться бесконечно. И тем более невозможно это для того, кто нуждается во внешней оценке своих действий.
– Пёс.
Слово прозвучало коротко и негромко, но наверняка разлетелось по всем уголкам базы. В другое время леди Лан-Лорен, возможно, выбрала бы иной тон обращения, но сейчас, когда кто-то кроме адресата вряд ли бы способен принять это послание, акценты надлежало ставить без оглядки на этикет и прочие условности.
– Я хочу поговорить.
Да, именно так. Декларируя личное намерение, а не подменяя его внешними факторами.
Слишком в лоб? Возможно. Но Вивис предпочитала прямоту в обращении и с противниками, и с теми, кто потенциально способен…
– Если миледи возьмет на себя труд спуститься со своих небес на техническую палубу, я не откажусь от разговора.
Смог бы такой ответ кому-нибудь понравиться? Вряд ли. А вот заставить задуматься– легко. Тем более, обеспокоить посвященных, в число коих входила и Ледяная Леди.
Впрочем, следовало ожидать, что характер повреждений будет намного серьезнее, чем в случае Айзе. Та, по её же собственным словам, всего лишь следовала приказу, тогда как Варс обязан был пребывать в боевой готовности непрерывно. Разумеется, сложение напряжений не могло не привести к печальным последствиям, но только воочию узрев всю картину, Вивис оценила ущерб должным образом. И уважительно удивилась тому, что тактический наблюдатель вообще сохранил способность ориентироваться в пространстве.
Хотя, выбор логова как раз свидетельствовал о том, как мало ресурсов оставалось в распоряжении пострадавшего. Если Айзе бесчинствовала в пустоте, Варс нашел самое загроможденное коммуникациями и конструкциями место, и это говорило о многом. Причем говорило весьма печально.
Даже делая поправку на обманные маневры, равно бессознательные или нет, леди Лан-Лорен могла заключить: побочная цель покушения успешно выведена из строя на неопределенное время.
– Желаете привести приговор в исполнение?
Его глаза были закрыты. Плотно зажмурены. Но веки дрожали так, что казалось: вот-вот разорвутся в клочья.
В состоянии, которое заполучил тактический наблюдатель, никогда не добивали и самых заклятых врагов. Самых злостных нарушителей любых законов. Просто оставляли. Уходили подальше и ждали, пока несчастный уничтожит себя сам. И судя по надежде, проскользнувшей в словах Варса, он боялся именно этого. Общества собственной вины. Ради чуть большей толики уверенности нужно было лишь уточнить:
– Хочешь умереть?
– Почему нет? Смерть здорово пощадила бы моё самолюбие.
Очередная волна боли плеснула Вивис прямо в сердце.
Смерть, как и любое наказание, возможно, имела бы смысл для кого-то другого. Для других. Но в случае Варса, действительно, оказалась бы прежде всего и, пожалуй, только избавлением.
Сомнительно, чтобы кто-то, обладающий даже более высокой квалификацией, справился бы с возникшей угрозой. Слишком редкой она была. Слишком невероятной.
– Не бывает предела совершенству.
– Миледи желает меня успокоить?
– Миледи желает сказать, что процесс обучения, раз начавшись, не завершается никогда.
Он все-таки приоткрыл глаза. Совсем чуть-чуть. На нестерпимо сияющую щелочку.
– Это означает, что вы…
– Это означает, что тебе следует быть усерднее. В дальнейшем.
– Я не справился.
– Я знаю.
– Я допустил физические повреждения, которые могли стать…
– Но не стали.
– Учитывая ограничения регенеративной системы его организма…
– Останутся следы. Я приняла это во внимание.
Снова зажмурился. И на сей раз, как показалось Вивис, больше от растерянности, чем от боли или чувства вины.
Для Ледяной Леди и самой было странно анализировать чувства того момента. Момента встречи. Особенно удивительным оказалось то, что при всей технологической невозможности ощущать субнормала составной частью мира, комендант на некоторое, и достаточно продолжительное время, заполнил собой все доступные Вивис каналы информации. Полностью.
Леди Лан-Лорен не могла выделить ни одной детали из обрушившегося на неё потока, но почему-то не чувствовала в этом потребности. Даже наоборот. Все или ничего– так любили говорить её далекие предки, и только теперь Вивис наконец начинала понимать, что они имели в виду.
– Я не справлюсь в одиночку.
Со стороны тактического наблюдателя такое заявление было совершенно невиданным явлением. Гораздо более уникальным, чем улыбка Ледяной Леди. Хотя бы потому, что оно означало признание ограниченности собственных сил, совершенно немыслимое для гордецов из Корпуса внешней разведки. Но в отличие от большинства граждан Империи, Вивис также очень хорошо знала, что исторические архивы, свято храня память о великих свершениях прошлого, лукаво умалчивали о некоторых деталях, сопровождавших расцветы и крушения миров. О том, к примеру, что самых больших побед добивались именно те, кто однажды в полной мере осознал слабость одиночества.
Впрочем, слова Варса имели, по меньшей мере, ещё один, вполне ясно читающийся смысл. Прямой запрос на смену вида деятельности. Запрос, направленный в очевидном направлении.
Строить предположения насчет чужого образа мышления обычно категорически не рекомендовалось, особенно любителям, не имеющим должной подготовки. Вивис, имевшая об этом процессе куда больше представления, чем простой обыватель, крайне редко злоупотребляла своими навыками, но на сей раз просто не смогла удержаться, чтобы не построить ментальную модель. Черновик, без претензии на допустимую достоверность. Нечто, не дотягивающее даже до ранга предварительного эскиза. Однако и его вполне хватило, чтобы подтвердить: возникшие изменения гораздо глубже и шире, чем, возможно, должны были быть. И это не могло не пугать.
Завершив контрактные отношения с Айденом, Варс вышел в свободный поиск и формально до сих пор не получил прописку в новой гавани, фактически уже достаточно долгое время исполняя односторонне принятые на себя обязанности. Кого он избрал в качестве своего сюзерена, не нужно было гадать, но обращение к леди Лан-Лорен означало, что…
Вивис поймала себя на желании всплакнуть. Да, именно. Позволить итогу размышлений пролиться слезами, принимая неизбежное.
Единое целое. Пока только для бродячего тактического наблюдателя, к тому же находящегося не в самой лучшей форме, но оценочные суждения Варса никогда не бывали беспочвенными. Ни разу за все время службы. И если он в своей личной модели восприятия мира перестал их разделять, на это должна быть очень веская причина.
Расспросить? Немедленно, невзирая на последствия? Выяснить каждую подробность? Истребовать документальные доказательства?
Возможно, Вивис так и поступила бы. Раньше. В жизни, которая сейчас казалась удивительно прошлой и какой-то чужой. Но сейчас все начинало видеться совсем в другом свете, разве что, за исключением незыблемых правил договора между вассалом и сюзереном. Правил, по которым леди Лан-Лорен не могла не спросить:
– Что же мешает тебе играть в паре?
В пользовании коммуникационной системой базы, полностью введенной в строй, да к тому же находящейся в рейдовом квадранте стационарного транспортного узла, было много неоспоримых преимуществ, начиная от минимального личного усилия для создания вызова и заканчивая высокой степенью защищенности канала. Но огромное количество достоинств, как полагается, сопровождалось и недостатком, по крайней мере, в глазах Ледяной Леди, оказавшейся лицом к лицу с той, кто по результатам предварительного дознания могла считаться врагом. Да, всего лишь с проекцией, но до такой степени материальной, что её невольно хотелось проверить на прочность.
– Леди Лан-Лорен уже оценила мой маленький милый сюрприз?
Онна Дор-Делейн являлась чистокровной представительницей своего рода и, несомненно, обладала всеми его кровными особенностями. Но тем не менее, глядя на простовато-смешливую, пышнотелую и легкомысленную вторую наследницу дома, трудно было поверить, что её предки и поныне здравствующие родственники успешно поддерживали репутацию суровых противников, не знающих пощады и не признающих никакой иной чести, кроме семейной.
Впрочем, открытое признание своих преступлений тоже не входило в привычки рода Дор-Делейн, а потому слова Онны больше усложняли ситуацию, чем проясняли её.
– Надеюсь, никто не остался в обиде?– тем временем, не получив ответа на свой вопрос, уточнила леди Дор-Делейн, невинно расширяя глаза.
Вивис знала, что двигалась в верном направлении: это подтверждали результаты дознания, которое она проводила лично. Да, под надзором своего сопровождающего, но только формальным, потому что младший дознаватель Сейен не решился переоценить собственные силы, наблюдая за…
Ледяная Леди улыбнулась своим мыслям так же, как улыбалась недавним подследственным.
– Подбором группы занимались лучшие специалисты, которым можно было поручить столь щекотливое дело, и если они хоть в чем-то не оправдали моих ожиданий…
– Ваше поручение исполнено, леди Дор-Делейн. Правда, за исключением одного пункта.
– Вот ведь нахалы!– всплеснула руками Онна.– Что они упустили? На чем сэкономили? Плата была щедрой, можете не сомневаться!
Чем больше Вивис получала столь явных подтверждений виновности своей собеседницы, тем больше возникало и сомнений в том, что предмет обсуждений общий для них обеих. Можно было остановиться уже прямо сейчас, выставив обоснованную претензию, но…
Слишком прозрачно. Слишком просто. Разумеется, даже самый запутанный комплекс действий рано или поздно сводится к элементарной функции, но эта простота чересчур естественна. И чересчур логична.
Да, родственники убиенной Ари Дор-Делейн должны были сделать свой ход. И никто не сомневался, что это случится. Другое дело– сроки. К чему такая спешка? Траур все ещё продолжается, а его правила не позволяют отвлекаться на пролитие чужой крови, значит…
– Но представление вам понравилось? Хотя бы чуть-чуть? Оно все равно должно было получиться отменным, даже со скидкой на недобросовестность.
– К сожалению, я не смогла им насладиться, любезная леди Онна. К моему прибытию оно уже закончилось.
– Так пусть повторят! Столько раз, сколько потребуется! И если только попробуют отказаться…
На мгновение в чертах второй наследницы дома Дор-Делейн проступили-таки семейные качества. Правда, и схлынули быстрее, чем даже она сама почувствовала их присутствие.
– Думаю, отказа не последует. Но право, я удивлена вашей неожиданной щедростью. У неё есть какая-то особая причина?
Онна хохотнула, кокетливо прикрывая рот кончиками пальцев, и шагнула вперед, придвигая свою проекцию совсем близко к Вивис.
– Об этом не принято говорить вслух, особенно в нашей семье, но…
– Дальше меня ваши слова не уйдут, не беспокойтесь.
– О, как приятно бывает находить понимание! Но я отвлеклась, простите. Так вот, бабушка Ари… Она могла бы жить ещё очень долго. Огорчительно долго. Вы меня понимаете?
Услуга, оказанная если не целому дому, то хотя бы одному его законному представителю, стоит многого. Особенно в будущем. И хотя Дор-Делейн не относились к той когорте семей, которых Вивис хотела бы видеть в числе своих союзников, пренебрегать их поддержкой тоже не стоило. А значит, следовало обозначить свои позиции здесь и сейчас. Во избежание недопонимания, которое нарастало все стремительнее.
– Любезная леди Онна, я всегда ценю благожелательность. От кого бы она ни исходила. Но позвольте сообщить, что в процессе исполнения ваше поручение коренным образом поменяло цель, средства и ожидаемый результат.
Будь леди Дор-Делейн осведомлена о том, что имела в виду Вивис, она непременно и сама устроила бы небольшое представление. Либо открылась бы окончательно, снимая все маски. Но не было ни возмущения, ни растерянности: только сосредоточенная готовность. И не обороняться, а атаковать.
Конечно, это не в полной мере снимало все подозрения, однако ещё больше утверждало Ледяную Леди в версии внешнего вмешательства.
– Извольте объясниться.
– В составе направленной вами группы был тхан. Вернее, насколько можно верить непосредственному участнику событий, это была особь женского пола. А вы наверняка знаете, что они намного опаснее мужской части своего рода. И намного сложнее поддаются обнаружению.
– Тхан?– Онна почти выплюнула это слово.– Кто посмел бросить тень на честь семьи Дор-Делейн?!
– К сожалению, установить это не представляется возможным. По крайней мере, на текущем этапе. Как вы понимаете, угроза была устранена незамедлительно и самыми решительными мерами.
– Я могу поклясться, леди Лан-Лорен, что никто из моей семьи даже в мыслях не решился бы вредить вам после… После вашего вынужденного участия в судьбе леди Ари.
– Поберегите клятвы для более достойных случаев, любезная леди Онна. Удар был предназначен вовсе не мне. Все должно было завершить ещё до моего прибытия на базу.
– Но кто мог настолько выжить из ума, чтобы применить запрещенное оружие к… Наверное, какие-то детали ускользнули от моего внимания. Разве на базе в тот момент находился кто-то, помимо экипажа?
– Вы рассуждаете совершенно верно. Никого постороннего.
– И какой же прок в том, чтобы уничтожить горстку ничего не значащих…
В самом деле, какой?
Вивис задавала себе этот вопрос уже не в первый раз.
Если бы база все ещё оставалась в домене Айдена, подобное покушение могло бы иметь смысл. С другой стороны, тогда вряд ли кто-то рискнул бы довести дело до смертоубийства, в лучшем случае припугнул или доставил ощутимые, но не непоправимые неприятности. А здесь целью с самого начала был определен комендант, об этом свидетельствовало поведение тханы. Она не тронула никого из команды, хотя имела на это достаточно времени и возможностей. Нет, она пошла прямо за…
– Позвольте спросить, любезная леди Онна, не могло ли возникнуть… скажем, обиды или неприязни у кого-то из вашей семьи непосредственно в отношении коменданта базы "Эйдж-Ара"? В конце концов, именно последовательность его действий привела к тому, что леди Ари…
– О, тот нелепый субнормал?– отмахнулась вторая наследница дома Дор-Делейн.– Это было бы все равно, что объявлять войну ребенку. Хотя…
Такие паузы Вивис отчаянно не любила. Потому что следом за ними обычно в любой истории происходили самые резкие повороты.
– Котировки у него, конечно, не могут быть высокими. И все же, все же, все же…– Онна задумчиво накрутила на палец один из своих локонов.– Это актив, как ни крути. При умелом использовании способный принести немало выгоды.
Нужно было заканчивать разговор ещё минуту назад. И ни в коем случае не касаться последней темы. Но теперь глушить канал было попросту невежливо, и все что оставалось, это внимать логическим построениям леди Дор-Делейн, чувствуя, как внутри что-то медленно, но верно закипает.
– И да, разумеется, потребуется руководство. Тщательное, обдуманное, ни в коем случае не затрагивающее его слабых сторон. Пусть будет лесть. Много лести. И много искреннего интереса. Мужчины всегда ведутся на такую игру, даже самые стойкие. А если за дело возьмется женщина… Да, ей придется переступить через многое. Хотя, это было бы почти забавно. Настолько забавно, что самой захотелось попробовать. Например, поискать прелесть именно в его наивной ограниченности. Почему нет? В конце концов, одна только база с лихвой искупила бы множество куда более существенных мужских недостатков, а здесь всего-то и требуется, что… Вы меня ещё слушаете, любезная леди Вивис?