Первым посетителем, как это ни странно, был брат. В том, что он узнал о моем прибытии в Москву, конечно, ничего странного, а вот то, что нашёл время заехать ко мне, — это удивило.
Надо было видеть глаза местного капитана ГБ, который привёл брата в мою палату, когда тот со словами «Ох, и напугал ты меня, братишка» начал аккуратно меня обнимать. Такого умоляющего взгляда, как изобразил этот капитан, я до этого в жизни не видел. Проняло мужика, и, по ходу, неслабо.
Брат, дождавшись, когда мы останемся одни, произнес:
— Ну и заварил ты кашу, Серёга, сейчас о тебе только глухонемой не говорит, ярко сверкнул, нечего сказать. Молодец, конечно, только зачем было жизнью рисковать? Не мог отправить в этот рейд одну из своих рот? Результат был бы тот же, но без риска.
— Не мог, нельзя там было по-другому, да и какой бы из меня был командир, если бы в такой ситуации я сдал назад?
— Слова бы никто не сказал. Ты и так столько наворотил, что даже верится с трудом. Но ладно, главное, выжил, остальное приложится. По секрету скажу: начальство очень тобой довольно, и тебя по выздоровлении ждёт большой сюрприз. И я не про награждение, с этим тоже все будет в порядке.
Вместо ответа на мой вопросительный взгляд брат улыбнулся и решил нагнать интриги.
— Нет, рассказывать не стану, а то какой же это будет сюрприз? Выздоравливай быстрее, тогда и узнаешь.
Я только плечами пожал и ответил:
— Нет так нет, я и не интересовался, если что, ты лучше расскажи, что на передовой творится, а то я тут как в вакууме.
— Вот там пока все не радужно. Давят немцы по всей линии соприкосновения, очень сильно давят. К этому их стремительному наступлению с помощью механизированных соединений мы оказались не готовы. Правда, сейчас, когда начали применять твои задумки по минированию больших участков дорог, их передвижение сильно замедлилось, но все равно остановить их пока не получается, очень уж сильным оказался противник.
Брат остановился перевести дух, и я воспользовался паузой, чтобы задать давно волновавший меня вопрос:
— Ты случаем не знаешь, кто разрабатывал операцию по атаке Барановичей и Кобрина?
— Интересуешься, кто тебя умирать отправил? И правильно, надо знать с кем не стоит иметь дел, — с грустной улыбкой прокомментировал брат. — Павлов там командовал, да и командует до сих пор. Он после того как, благодаря твоим разведданным был пойман на дезинформации руководства страны, получил такой втык, что дело могло для него плохо кончиться. Чудом удержался и сейчас делает все, чтобы реабилитировать себя в глазах руководства, и у него неплохо получается, опять же, благодаря твоим действиям. Твоя операция по одновременному уничтожению авиации на нескольких аэродромах противника при помощи минометов сейчас чуть не под микроскопом изучается и рекомендована к применению на всех фронтах.
— Вряд ли теперь немцы позволят провернуть что-то подобное, это один раз могло проскочить, дальше по-любому найдут, как это остановить.
— Может, и так, но это неважно, главное, что у тебя получилось, и благодаря этому немцы забуксовали под Барановичами и Минском, где мы только чудом не получили ещё один котёл.
«Вот как? Я хоть и плохо помню ход войны, но то, что Минск немцы захватили очень быстро и окружили там дофига наших войск, знаю точно. Похоже, нехило я всё-таки потоптался по истории, и теперь предположить, как будут развиваться события, не то, что сложно, скорее, и вовсе невозможно».
Около часа мы с братом разговаривали, и вновь я обратил внимание, что он искренне за меня переживает. Странные всё-таки у нас отношения, вроде братские, а другой раз кажется, что и не совсем. В принципе я уже начал потихоньку привыкать к этим непоняткам и перестал так уж остро на них реагировать. Вот и сейчас отметил, что брат себя ведёт так, как и должен в подобной ситуации родной человек, и не стал больше голову ломать, почему так.
Следующим посетителем, который навестил меня уже через полчаса после того, как ушел брат, был Михеев. Он, кстати, тоже с осторожностью полез меня обнимать, и вновь я заметил реакцию капитана, у которого глаза округлились от подобных раскладов.
Михеев в отличие от брата пришёл не для того, чтобы справиться о моем состоянии, хотя и это тоже, но главным образом по работе.
Оказалось, что я теперь личность известная, герой, хоть пока и без награды, поэтому было принято решение организовать для меня несколько интервью с журналистами, которые очень уж жаждали узнать из первых рук все о подвигах моего подразделения.
Вот Михеев и приехал, чтобы обговорить со мной, что можно им рассказывать, а о чем лучше умолчать.
После довольно продолжительного инструктажа он неожиданно спросил:
— Скажи, Сергей, а как ты планировал действовать дальше, после того как перебрался бы со своим подразделением в район Пинска?
Я неожиданно даже для себя ответил вопросом на вопрос:
— Что, не можете придумать, что делать с моим батальоном, кроме как кинуть его под каток немецкого наступления?
Михеев реально слегка смутился и ответил, похоже, честно.
— Не совсем так, но близко. Лично я просто не могу придумать стоящих задач для твоего батальона, тем более что из боевых подразделений от него осталось всего ничего.
— Это пока всего ничего, когда из котла выберутся Остапенко, Горожанкин и Якимов, думаю, батальон снова станет полнокровным, другое дело что пополнить его техникой теперь будет проблемно, но я что-нибудь придумаю.
— Ты так и не ответил на мой вопрос, — напомнил Михеев, на что я хмыкнул и начал посвящать его в свои планы, осуществить которые теперь, похоже, не светит.
— Вообще у меня было два варианта, как действовать в дальнейшем. Первый: опираясь на подготовленные ранее базы, использовать мотострелковые роты как мобильные механизированных группы в тылу противника. Если говорить совсем просто, действовать они должны были по принципу «ударил-убежал». Три такие группы, для которых при наличии плавающей брони дороги необязательны, могли бы нанести противнику немало вреда. Второй вариант похож на первый, но работать подразделения должны были бы в составе взводов, а то и отделений. Им в таком случае необходимо было бы работать непосредственно в боевых порядках наступающих мобильных частей немцев, уничтожая их технику и личный состав, чтобы как можно сильнее замедлить противника. Правда, в этом случае нам очень не помешали бы путевые противотанковые ружья, которых просто у нас нет, но и без них можно было бы немало сделать.
Тут Михеев не выдержал и с ехидцей спросил:
— Да, что твои люди смогут сделать остальным армадам немцев с одним стрелковым оружием?
— Очень даже много чего. К примеру, жечь танки вместе с автомобилями, лишая противника техники и замедляя его передвижение, что в свою очередь скажется на темпа наступления.
Михеев уже с досадой произнес:
— Да как жечь, если пуля не пробьет броню? Автомобили, да, согласен, их можно вывести из строя, а танками-то ты что сделаешь?
Ту до меня дошло, что наши, похоже, до сих пор не знали или не обратили внимание, что немцы на марше возили с собой дополнительное топливо, транспортируя его непосредственно на броне.
Когда я объяснил Михееву этот казус, тот только выматерился и произнес:
— Это получается, что все эти их танки можно просто расстрелять из засады из обычных винтовок?
— Не все и не просто, но да, крови им попить можно неслабо. Были бы на вооружении патроны с бронебойно-зажигательными пулями, тогда да, взвыли бы эти немцы от счастья в ожидании рокового выстрела из-под каждого куста на своём пути.
Покинул меня Михеев ну очень задумчивым. Не могу сказать, чем закончится этот мой ненавязчивый вброс идей, но надеюсь, что хотя бы мой батальон не станут тупо бросать под гусеницы наступающих немцев, а используют с умом, пока я тут валяюсь беспомощным.
Во второй половине дня я смог наконец вызвонить свою Настю. До этого несколько попыток не увенчались успехом. А тут сначала застал дома её маму, которой поведал, что меня слегка поцарапало, и я сейчас лечусь в Москве, а через часик уже и с Настей поговорил.
Этот странный госпиталь, в котором мне приходится лечиться, расположен очень далеко от дома Насти, поэтому навестить меня ей будет непросто, по крайней мере, в будний день. Всё-таки на дорогу уйдёт уйма времени, и не факт, что получится успеть вернуться обратно до наступления темноты. Поэтому у Насти если и получится навестить меня, то не раньше выходных.
Это я так думал, на самом деле уже через два часа она под недовольным взглядом капитана ГБ буквально влетела ко мне в палату и тут же расплакалась, присев рядышком на табурет и боясь даже пальцем дотронуться до моего перемотанного бинтами тела.
Ну да, зашла в самый неподходящий момент, под конец перевязки, и, похоже, надумала себе бог весть что.
С трудом её успокоил, а потом спросил, как она так быстро смогла сюда добраться.
Оказывается, ничего странного, она просто потребовала у отца его служебную машину, которую тот вынужден был предоставить в её распоряжение. Более того, они сюда прибыли всем семейством, но вредный капитан разрешил пройти в палату только ей.
Стоило мне только глянуть в сторону этого капитана, который так и торчал в дверном проходе, наблюдая за нашей встречей, и вопросительно поднять бровь, как его будто ветром сдуло. Через несколько минут в палате было все Настино семейство, и, наверное, по традиции не обошлось без наезда её мамы, которая прямо с порога спросила:
— Значит, царапина, говоришь?
Тут ещё и папа включился:
— А я тебе говорил, Настя, что с военным связывать свою судьбу — неоправданный риск.
Почему-то от этих слов мне так обидно стало, что меня прям аж тряхнуло, но ответил я этим двоим максимально спокойным голосом.
— Да, все верно, царапина, потому как жив остался и не калека, а что касается того, с кем связывать судьбу, это вы правильно подметили, с военными делать это — большой риск. Гораздо безопаснее и разумнее найти какого-нибудь бесхребетного бездельника, нарожать ему таких же амеб, а потом когда-нибудь задаться вопросом, «а нахрена?».
Во время этого моего монолога лица папы с мамой смурнели, а Настя неожиданно приложила пальчики к моим губам, не позволяя продолжить, и сказала как отрезала:
— Не слушай их, я сразу как тебя встретила, поняла, кто моя судьба.
Приятно было это услышать, чего уж тут скрывать, даже начавшая было подниматься внутри холодная ярость, как это бывает в моменты, когда я действительно сильно разозлюсь куда-то исчезла.
Так себе прошла эта встреча и я не раз пожалел, что воздействовал на капитана, чтобы он пустил в палату всех родственников.
Нет, на самом деле мелким я был рад, и мы нормально пообщались, но вот замечания от старшего поколения достали. Ещё ее мама в какой-то момент озадачилась, что это за госпиталь такой странный и почему медсестры здесь не как везде, и отец Насти удивил, ответив, что это больничка не для простых смертных, и удивительно, что меня в неё приняли.
Вроде говорили они без задней мысли, просто обсуждая очевидный факт, а все равно вот эти слова «удивительно, что приняли» как-то задели моё самолюбие, и я с трудом сдержался, чтобы не сказать в ответ что-нибудь резкое. Вообще обидно было, раньше я подобного не замечал, вроде все ровно было и все всех устраивало, а тут как с цепи сорвались. Непонятно это, а все непонятное поневоле напрягает.
Выяснилось все во время расставания, когда нас с Настей оставили вдвоём на несколько минут, и она после затяжного поцелуя прошипела тихонько:
— Узнаю, что ухлестываешь за этими красотками, — тут кивнула она на дверь, — оборву даже то, что не обрывается, — и выразительно посмотрела мне ниже пояса.
«Фига себе страсти, а с виду вроде скромная», — подумал я, но спросил про другое.
— Чего это твои сегодня такие неласковые?
— Не обращай внимания, жениха они мне присмотрели, по их мнению, подходящего, вот и ведут осаду, пытаясь внушить, как мне будет хорошо с этим, как ты говоришь, бесхребетным. Несмотря на как бы легкомысленность ответа Насти, я напрягся и, серьёзно глядя ей в глаза, произнес:
— Если этот претендент слишком настойчив, просто передай ему мои слова: выйду из госпиталя, найду и сделаю инвалидом.
Настя, из взгляда которой исчезла вся веселость, только кивнула в ответ.
В общем, не такой получилась встреча с любимой, как я себе представлял. Нет, никакой фальши в Настином поведении я не увидел, с этой стороны все нормально, а вот родители её напрягли и заставили задуматься, не зря ли я, пусть и невольно, но оттягиваю естественный ход событий. Может, стоит уже плюнуть на все, брать этот комок счастья в охапку и тащить в ЗАГС?
Даже головой непроизвольно покачал от подобных мыслей, а потом сам себе так же мысленно задал вопрос: ' а, собственно, чего ждать? Нет, понятно, что пока не встану на ноги, об этом и думать не следует, но и оттягивать все на потом — ну его нафиг'.
Вот как-то так вот и решил для себя вопрос со своей будущей половинкой.
Размышлял я об этом, находясь уже в своём бестелесном виде, наблюдая, как Настя с семейством усаживались в машину (кстати, незнакомой мне марки, явно, что-то импортное), и попутно нагло подслушивая их разговор.
Правда, он сводился по большей части к обсуждению госпиталя и меня касался только краешком. Настин отец объяснял родным, что слышал об этом месте от своего товарища из министерства и акцентировал ещё раз внимание на том, что простым людям сюда не попасть ни при каких обстоятельствах, даже за большие деньги. Тем удивительнее, говорил он, что я оказался здесь.
В какой-то момент он даже высказался, что может, я и не самый плохой кандидат в спутники жизни для их дочери, на что его жена даже зашипела, как кобра, и ответила, что я не иду ни в какое сравнение с каким-то Леней.
Когда они уехали, я от нечего делать решил осмотреть особняк, в котором проходил лечение. Здание старинное, вдруг найду какой-нибудь тайник или еще что интересное.
Нашёл, но не тайник — совершенно случайно обнаружил комнату, в которой известный капитан активно охаживал местную медсестринскую звезду Любочку, которая своей статью и красотой выделялась даже среди собранного здесь цветника.
Заинтересовал меня не сам процесс, тем более что застал я его, так сказать, в финальной стадии, а разговор между этими любовниками.
Любочка, дождавшись, когда партнер отдышится, спросила:
— Саш, а может, этот странный майор подойдёт? Время идёт, а подходящего человека мы так и не подыскали.
— Что, понравился тебе этот парень, молодого тела захотелось? — с какой-то даже злостью спросил капитан.
— Ну что ты такое говоришь? Мне кроме тебя никого не надо. Но ты же не хочешь разводиться с женой, а у меня скоро живот расти начнёт, и кому я тогда нужна буду? — начала она всхлипывать, на что капитан, досадливо поморщившись, ответил:
— Да не той ты уже, сказал, что-нибудь придумаем, значит, решим вопрос. Но майор не подойдет, очень уж покровитель у него серьезный, как бы чего не вышло. Да и невеста у него не хуже тебя, поэтому нет, про него забудь.
Он немного подумал и добавил:
— А вот дружок его, который лежит этажом ниже, мне кажется, подойдёт, да и глаз он с тебя не сводит, легко будет увлечь.
— Ну не знаю, — протянула Любочка. — Какой-то он слишком серьезный, такой и догадаться может.
— Что он там догадается? Подлечится и обратно на фронт, а там не до подсчётов, да и сама знаешь, что ребёнок может быть недоношенный. В общем, подумай, если нет, на следующей неделе должны положить подходящего кандидата, хоть старенький уже, но ещё бодрый. Будешь как Ленка нос задирать.
— Ага, с тобой другое задирается, а не нос. Ленка уже скоро второго рожать будет от твоих задираний.
— Ты язык-то прикусил, думай, что говоришь, — очень резко и со злостью ответил капитан. Любочка снова начала ластиться, пытаясь загладить вину, я же, вернувшись в тело, задумался.
«Капитан здесь очень неплохо устроился, прям на зависть, но и подставился нехило. Как мне сейчас поступить: просто не заметить это все или всё-таки вербануть его на будущее? Госпиталь — или больница, не суть важно, как это заведение назвать, — действительно не для простых людей, и такой кадр со временем может пригодиться, мало ли, понадобится лечение или, может, рычажок давления на кого-нибудь из будущих пациентов. Стоит над этим подумать поплотнее. Так-то идея с вербовкой мне нравится, какой-никакой, а актив, вот только сложно предугадать реакцию капитана на это. Вдруг он решит, что ему проще меня придушить по-тихому, пользуясь моей беспомощностью, чем подчиниться, мало ли что у него в голове. Дилемма, однако, и хочется и колется и мама не велит».
Размышляя подобным образом, сам не понял, как уснул, а проснувшись и решив глянуть краем глаза, как там мой начштаба, понял, что выбора-то у меня и нет. Любочка успела оседлать товарища и как раз в этот момент изображала неземную страсть, доставляя ему, судя по его счастливой роже, уйму незабываемых ощущений.
Как там говорят? Сам погибай, а товарища выручай?
Погибать не пришлось, а вот выручать — да, без моего вмешательства Кухлянских точно будет растить кукушонка, поэтому по-любому пришлось вмешиваться.
Нет, понятно, я не кинулся стаскивать с него Любочку, наоборот, порадовался за товарища, что ему повезло снять стресс, а вот капитана без вариантов решил брать за мягкое место, тем более что мне маленько повезло, и я стал очень даже не беззащитным.
Дело в том, что, пока Кухлянских развлекался, а я обдумывал свой будущий разговор с капитаном, в палате у меня нарисовался Илья Старинов, притом пришёл он совсем не с пустыми руками.