Над Афелетом занимался мрачный рассвет. Затаились в гнёздах птицы, попрятались в щелях насекомые. Сквозь прорехи в смолянистых тучах пробивались робкие лучи осеннего солнца. Дотрагиваясь до золочёного купола, они гасли, словно отдавали дворцу последние силы.
В городе накрапывал дождь. Мельчайшая завеса кружилась над улицами, прилавками и домами и будто пыталась охладить ненастные настроения, царившее в сердцах каорри.
Обычно пустая, столовая была переполнена в ранний час. Повара только-только готовили яства, кипятили воду для чая и кофе, что ни капли не смущало собравшихся. Те толпились вдоль стен, сидели по двое, трое на табуретах и шумно обсуждали последние новости.
— Помилуйте, всевышние стихии! Что творится-то? — вопрошал старик, одетый в шаровары и потёртый пиджак со штопанными рукавами, — никого не пощадили! Никого! — он всхлипнул, утерев глаза манжетой, — вообще, никого!
— Даже малышей, — в ужасе прошептала пожилая вязальщица, сжав спицы и не заметив, как распускаются петли шерстяного платка, — бедные крошки…
— Сколько их было? — угрюмо спросил мужчина. Мозолистые ладони и въевшаяся в латаную-перелатанную одежду пыль выдавали каменщика.
— Тридцать четыре, — ответил каорри, прочитав информацию на пластине. Коротко стриженый и сутулый, с грубыми чертами лица, он напоминал обыкновенного грузчика или уборщика. Песчинку прослойки общества, о которой давно позабыли благородные чины, — шестеро послов. Остальные — жёны, сёстры, дети и родители.
— Как это было? — глухо спросил продавец из лавки овощей и фруктов.
— Аркестанцы раздели несчастных за городской чертой, выжгли на груди позорные слова и вздёрнули на стеблях местной ядовитой травы.
Воцарилось гнетущее молчание. Дарры и дерьи представляли ужасное зрелище.
— А стражи? Стражи! Хоть кто-то наших охранял? — спросила кухарка, одетая в пропахший жиром, застиранный фартук, — у аркестанцев дикий норов! Они до конца жизни мстят за обиды! Ещё и детей науськивают! Безумцы!
— Тогда прибавим пятерых, — бездушным голосом добавил чтец и осёкся, — с них начали. И с особой жестокостью расправились.
— Ещё хуже, чем клеймо и повешение? Боюсь спросить…
— И не надо! — вскрикнула вязальщица. Бледная, как пергамент.
— Нет уж! — посуровел каменщик. Сжал кулаки; вены вспухли и побагровели, — пусть докладывает! Врага надо знать в лицо!
Каорри притихли. С кухни выглянули повара, заинтересованные беседой.
— Посреди главной площади заковали в деревянные корытца и закормили мёдом и молоком.
В столовой послышались всхлипы вперемежку с отборной руганью.
Сидевший на табурете старец громко стукнул палкой-посохом:
— Так казнили предателей Родины ещё до этих проклятых королей! Это мучительная и медленная смерть! Неделю черви заживо съедали несчастных! Я хоть и стар, помню рассказы отца о давних временах! Так поступали со шпионами! Оттягивали кончину, чтобы те раскаялись и молили о пощаде! Молили до последних минут!
С кухни завоняло гарью. Повара исчезли за дверьми.
— Но… подождите-ка, не сходится! — овощник обхватил руками голову и случайно выдернул несколько волосков, — о разгроме посольства доложили вчера ночью! Как тогда это получилось? Если пытки длились так долго!
— Ведь, верно. Не сходится!
Толпа загудела:
— Что всё это значит?
— Что происходит?
— Почему от нас скрывают такое?
— Лучше спросите, что нам рассказывают!
— Ложь! Всюду ложь!
— Король пообещал предпринять меры, — чтец изучал новости, — направить ноту протеста…
Бах! Вскочив, каорри опрокинули табуреты и стулья.
— Да сколько можно?! Сколько можно слушать эти глупости?!
— Кому нужна «нота протеста»?! Курам на смех! Это не вернёт умерших!
— Надо отомстить Аркестану! Пусть тамошние жёны тоже поплачут! Пойдём войной и вздёрнем султана на нашей площади!
— Да что монарх может? Он лишний раз боится шаг ступить!
— Пока он пировал и с цетрой миловался, послов жестоко пытали! Где справедливость? — в сердцах вязальщица бросила спицы и клубок, — Карвахен на куски рассыпается, мы в крохотных комнатёнках ютимся, а это сиятельство ничего не делает!
— Если спросить…
Из-за криков задрожали светильники. С потолка посыпались хлопья краски.
— Да! Да! Надо пойти и спросить!
— Доколе он будет бездействовать!
— Стража вас не пустит.
Мужчины переглянулись:
— А мы соберём всех, кого сможем! Против всех нас ряженые клоуны не устоят!
— Я позову подмогу из Архары! — кулаком ударил по столу каменщик, — там много кто согласится пойти с нами!
— А я свяжусь с северными графствами!
— Да! Беззаконию пора положить конец!
— Пусть Величество ответит на все вопросы!
Раззадоренная толпа повалила на улицу.
В столовой остался один каорри. Чтец новостей. Слегка искажённые и преподнесённые в нужном ключе, факты подтолкнули недовольных к решительным шагам. Аккуратный жест информационного «скальпеля» вскрыл тугой нарыв отчаяния и боли, чья сокрушительная сила вот-вот затопит Карвахен.
Когда шум стих, мужчина убрал пластину, распрямил спину и покинул разгромленный зал. За блестяще выполненное задание асан пообещал награду. Подумаешь, власть переменится. Одного свергнут, придёт другой — какая разница? За пустыми обещаниями последует новый режим. Бедные останутся бедными, богатеи в сотый раз поделят блюда с королевского стола. А вот исполнителю особых заданий сельвиолитовый рудник гарантирует безбедное будущее.
Кап! Кап!
Мерно звенели капли, скользили по листьям и исчезали в траве. Цветы поникли; в бутонах, словно в домиках, спрятались муравьи и пчёлы. Сквозь слепой дождь пробивалось желейное солнце, медленно скатываясь за горизонт. Нежную музыку природы дополняли песни попугаев, лебедей, ворон, гусей и прочих птиц — в разгаре была сезонная миграция. Пернатые летели на юг, пережидать грядущие семерики зимы. Почему они отвергали, казалось бы, тёплый Карвахен? Скудные земли и реки не прокормят в холода.
В северных графствах каорри уже столкнулись с голодом. На рынках исчезли мясо и рыба, от овощей и фруктов осталась половина. Резко подорожали крупы и специи, а в кофе и чае обнаружились примеси ореховой муки. Чиновники из местных комиссариатов ссылались на сложную политическую обстановку и призывали на ближайшие полгода затянуть пояса потуже. Экономно тратить запасы и «не съедать за ужином целого индюка».
Погромы торговых лавок стали обыденными событиями. Но что взять из пустых погребов? Разве что крыс и мышей, но подобный «деликатес» не оценили даже самые отчаянные. Привыкшие к обильным застольям горожане выбирались в леса и устраивали охоту на животных и птиц. Постепенно к промыслу добавлялись остальные территорию. Законы об охране природы горячие головы предпочитали не вспоминать.
Тем более, что стражи то и дело закрывали глаза на проступки. То ли по собственной инициативе, то ли по приказу чинов из комиссариата — это никого не волновало. Солдаты, как обычные жители, собирались в столовых и роптали на судьбу. Дескать, в приказах власть имущих оставалось всё меньше смысла, благородные верхи не хотели видеть, как страна опустилась на грань разорения. Судачили о дворцах, построенных знатью, о дорогущих нарядах и сытных столах, весельях и плотских утехах.
Особенно перепало бывшей цетре, а ныне помощнице короля. В расточительность её не попрекал только ленивый. Ещё более жёстко каорри перемывали кости сиятельному монарху. Сначала — шёпотом, после — в полный голос. Вопрошали: знал ли сокол о бедственном положении графств или пребывал в сказочных мирах? Как давно ходил по городским улицам? И не ослеп ли от собственного великолепия? Карвахен напоминал пороховую бочку, над которой заговорщики зажгли лучину. Последний жест, и волна пламенного гнева затопит страну.
В закатный час «предметы всеобщего обсуждения» гуляли в парке. Осторожно ступали по камням дорожки и обходили лужи, в сумерках похожие на чернильные кляксы. Не ведающий о назревающих волнениях правитель предвкушал важнейшую встречу с сарабийцами и наставлял Айлин, что говорить и как себя вести.
— Переговоры назначены на послеобеденный час, — Растан задумчиво разглядывал манжеты пурпурного пиджака с золотистой отделкой, — южане привыкли просыпаться около полудня и отходить ко сну после полуночи.
— Почему так поздно? — Айлин держала зонт.
— Пережидают жару. Солнце уходит, духота спадает.
— Понятно. Что скажешь о княгине?
— Виделись мы давно, но сомневаюсь, что она сильно изменилась. Наира молчалива и кажется отстранённой, но лишь до той поры, пока не затрагивают интересные для неё темы.
Дерья выставила руку, проверяя, идёт ли дождь. Браслеты из аметистовых бусин исчезли в рукаве просторной блузки цвета лаванды.
— Например?
— Всё, что связано со стихиями, так или иначе. Она отмечена воздухом, в путешествия всегда берёт клетку с соловьями. В вечерние часы княгиня слушает пение и беседует с компаньонками, рассказывает и слушает всевозможные легенды о покровителях. Знает о них всё.
— Весьма занятно, — советница по особым вопросам вернула украшения на запястье, — в кабинете я видела несколько пластин с историческими повествованиями. Пожалуй, завтра утром поищу интересные истории. Про Элле и остальных.
— Отличная идея!
Шум стих. Рябь на лужах исчезла, зажглись фонари. Укутанный волнами жидкого тумана парк напоминал глухое болото. Шаг с тропы, и навечно сгинешь в трясине.
Айлин закрыла зонт, стряхнула капли.
— Что в Сарабии подают к столу?
— Ягнёнка, баранину, конину, томлённые в печах. Овощи и крупы. Сладости не предлагай, сахар и мучное южане считают причиной болезней.
— Это с чего они так решили? — тен Махети вскинула брови.
— Не знаю.
— Ладно, до кабинета я зайду в кухонные залы и поговорю с поварами. Составим особенные блюда. Всё, чтобы угодить гостям.
Король наступил в лужу. Впечатлённый организаторским талантом бывшей цетры, он не заметил, как вода затекла в туфлю. Лишь смотрел в глаза цвета грозовых туч.
— Ты — моя прелесть. Иной раз не понимаю, зачем нужны секретари и прочие советники. Ты поддерживаешь и рассуждаешь, как помочь, а они ставят палки в колёса. Я что-то предлагаю, а в ответ слышу, что население не примет идеи, и задумки бесполезны.
— План по Сарабии ты претворяешь в жизнь.
— Только потому, что действовал быстро и не стал выносить вопрос на обсуждение асана и верховных комиссаров. Всё организовал тен Пламарт, дворец о скором прибытии послов мы поставили перед фактом.
Растан вспомнил, как вчера утром пригласил чиновников в кабинет и сообщил о налаживании связей с южанами. В поздравлениях слышались изумление и неверие в успех, а ухмылки и покашливания выдавали истинное мнение каорри.
— Как отнёсся Селим?
— Кивал, улыбался.
— И никаких жарких речей?
— Нет.
— Странно.
— Тен Илметтином я займусь после переговоров. Арвел уже собирает все сведения: поездки, связи, друзья и прочее. Всё за последние годы.
— Лишь бы успели. Его поведение изменилось, и мне это не нравится.
— Успеем. Я верю.
Похолодало. Ветер согнал тучи в сторону гор. Небо окрасили тёмно-изумрудные переливы, расписанные жемчужными созвездиями. Над золочёным куполом разгоралась сиреневая луна, оранжевая всходила далеко над Афелетом. Алый полумесяц, третий из ночных светил, кривой, как подкова, краями «цеплялся» за ограду. Всё предвещало отличную погоду в день переговоров. Чем не благословение великих стихий? Осталось лишь соблюсти последний, на сегодня, ритуал. Год как орд Стасгард встречал погожие полуночные часы в парке.
— Снова хочешь увидеть?
Растан кивнул.
— Пойду, пожалуй. Меня она пугает.
— Спокойной ночи.
По приказу Его сиятельного величества построили аметистовую беседку. С увитого диким виноградом балкона открывался вид на заброшенные тропинки и озеро.
Присев на деревянную скамью, король привычно посмотрел на отравленные воды. Мерцающие волны окрашивали гальку в цвет солнца, редкими брызгами орошали мёртвый песок и превращали в огонь редкие листья, заброшенные ветром. Вспышка за вспышкой, пруд настойчиво выпивал последние капли жизни.
Да, когда-то на берегу торжествовали и правили балом иные силы. Косяки радужных карпов боролись за хлебные крошки и семена, щедро рассыпанные садовниками; в зарослях камыша и рогоза лебеди выводили птенцов, а под листьями лотоса прятались пузатые лягушки. Гости Карвахена ценили чудесный уголок и после переговоров обязательно отдыхали вблизи бирюзовой глади. Катались на лодках, загорали, особенно смелые играли с мячом и купались. Сколько вдохновения подарило озеро! Сколько замечательных картин сотворили художники! Как давно это было… Если подумать, то пара-тройка найдётся в чуланах. Пыльные, выцветшие, погрызенные мышами и жуками, наверное. Такие, что от пейзажа остались хлопья воспоминаний. Слава стихиям, одна-то, любимая, хранится в кабинете, за самым крупным шкафом. Нарисованная Растаном масляными красками ещё до гибели королевы.
Художник! Постыднейшее и глупейшее увлечение для короля! Мазнёй на холсте уважения не добиться, разве что испортить репутацию среди влиятельных каорри. События после смерти матери стали тому ярким подтверждением. Всё, что она ценила и взращивала, было уничтожено менее чем за неделю. Растения выкорчеваны, лебеди перебиты, карпы выловлены и пожарены в печах. Венцом мести правящего Стасгарда стал гигантский костёр в розарии. Там же сгорели полотна, краски и кисти несостоявшегося творца. Предметы демонстративно бросил в огонь сам Его жестокое величество. Сберечь удалось лишь одну — в залитом рассветными лучами парке счастливая королева кормила птиц.
Зачем Растан спрятал рисунок? Он сам не до конца понимал смысл поступка. То ли сохранил остатки самолюбия, то ли сберёг крупицу воспоминаний о днях, когда во дворце торжествовала иная атмосфера. Каорри не плели интриг, а просто жили. Принимали законы, следили за исполнением, пожиная плоды деяний и не гордясь собственной значимостью. Что пошло не так? Почему дарры и дерьи сбились с пути? Когда это случилось?
Монарх вздрогнул, словно из-за порыва студёного ветра. Память воскресила события пятилетней давности: суд над Алессе тен Васперити из-за убийства цетры. Не подобные ли слова прозвучали из уст журавлицы после оглашения приговора? Тогда Растан списал крик на безумство садовницы, но что, если в обвинениях был более глубокий смысл? Что она увидела такого, чего не заметил орд Стасгард? По его глупости Карвахен погрузился в глубокое болото. Некому протянуть спасительный шест, надо самому искать кочки и выбираться на берег. Да только мутная жижа подступила вплотную к Афелету. Время истекало.
По мерцающей глади ступала королева. Туман слегка рассеивал очертания, придавал платью громоздкий вид. Призрак напевал незнакомую мелодию и словно с кем-то беседовал. Видел кого-то знакомого или фантазировал об ушедших днях?
Растан встал и подошёл к колонне. Алкеста заметила движение и… приветливо помахала, словно позвала к озеру. Позвала! Хотя должна была ненавидеть за всю боль, причинённую правящей семьёй. Ненависть, презрение, злословие — всё познала отмеченная Адаром. Что скажет монарх? Что? Напустит привычное безразличие или залепечет оправдания? Тот случай, когда слова будут абсолютно бесполезны!
Мать снова помахала и побежала к краю озера, а он… трусливо спрятался за остов беседки. Сел на скамью и ссутулился так, чтобы скрыться от взора тени.
Стыдоба!
И он правит государством! Тот, кто до дрожи в коленях боится посмотреть в глаза призраку! Сколько ещё пройдёт дней, прежде чем великий и ужасный правитель наберётся смелости? Алкеста была другой, умела прощать. Видела свет во тьме.
— Я жалок.
Зашелестел на ветру виноград. С пожелтевших листьев посыпались капли дождя. Подчиняясь воле студёных вихрей, осень медленно покидала Карвахен.
Поверху колонны объединял резной овал, поддерживающий крышу из куска горного хрусталя. Сквозь огранённый минерал луны казались крупными медалями, начищенными до фантастического блеска. Заслужить бы хоть одну такую за государственные дела. Хех, заключить бы договор с сарабийцами, а после можно и подумать о всякой ерунде.
Кстати, о ерунде.
В посветлевших гранях беседки разыгралось театральное представление. По тёмным улицам Афелета шагали горожане. Сердитые каорри что-то кричали, размахивали ножами, вилами и даже топорами. Некоторые искрили молниями из «шокеров», которыми обычно пользовались стражи в столице. Особенно обозлённые кидали во всё подряд сферы из керамики. Оболочка лопалась, разливалась едчайшая кислота и растворяла всё, на что попадала. Вот это полёт фантазии! Крелы! Запрещённое столетиями назад оружие! Нет, последние снаряды надёжно хранились в специальных бункерах, всего-то менее десятка по отчётам комиссаров. Остальные были уничтожены после гражданской войны.
Картинка переменилась.
Ограда, дальний вход в парк, который обычно использовали садовники для привоза растений и грунта. Около бронзовой решётки собирались мужчины в военной форме. Беседовали друг с другом, озирались, проверяли «шокеры», посылая разряды на полтора-два метра. Странно. Ночная внеплановая тренировка? Если так, то почему не на специальной арене в комиссариате? Вспышки зацепили магнолию, и та задымилась, как свеча.
Опять другая сказка.
Арвел тен Пламарт летел на гнедом сальфе. Кричал, каблуками бил коня по бокам и очень спешил, явно мечтая о собственных крыльях. Волосы трепетали, пиджак срывался подобно парусу. Он-то причём? Исходя из последних сообщений верховный комиссар тайной канцелярии вернётся из восточных графств точно к началу переговоров. В тех краях терялся след Эрдана тен Маршелла, в котором чиновник видел «реальную угрозу». По крайней мере, так заверил.
Вспышка, и «впечатлительная» хрустальная крыша зафантазировала об асане и помощниках. Как ни странно, достопочтенные каорри столпились в большом зале суда (который обычно открывали для решения государственных вопросов) и что-то с жаром обсуждали. Голосовали, без орд Стасгардов. В нарушение всех протоколов.
— Да что за глупости!
Туча скрыла сиреневую луну, и картина погасла. Сквозь точёные грани виднелось расплывчатое сияние ночных светил да звёзд-жемчужин.
Погодите-ка…
В оранжевом свечении замаячил объект. Нечто стремительно увеличивалось в размерах, и вот король разглядел сальфа, летящего со скоростью молнии. Это ещё почему? Ночь на дворе! Стражи пренебрегли законом и по воздуху пересекли территорию дворца? Да сколько можно видеть глупостей за один вечер! А дальше?
На мгновение сердце остановилось и застучало с удвоенной скоростью. Разве что… сказка была вовсе не сказкой и в седле действительно был тен Пламарт.
Но почему?
Растан покинул беседку и выбежал на тропу среди олеандров. Низко летевший всадник натянул поводья, и сальф спикировал на лужайку. Вспахав копытами идеально подстриженный газон и отломав ветки на кустах, «транспорт» остановился около каменных ступеней.
— Что это значит? — монарх обескураженно глядел на Арвела.
Мужчина дышал, как бегун после длинной дистанции:
— Если очень коротко, — он задыхался, — то ко дворцу идёт вооруженная толпа! В сопровождении армии, которая расчищает для них путь! Бьют и калечат всех, кто преграждает дорогу! А около скрытого входа собираются элитные бойцы, подконтрольные тен Илметтину! И всё для того, чтобы отрезать вам шанс к бегству!
Каорри? Шествуют к королевскому дому? Но что случилось? Карвахен и ранее переживал сложные года, горожане стойко переносили трудности. Сейчас-то что заставило? Вот-вот в столицу и графства потянутся обозы с продовольствием. Неделя, и жизнь вернётся в прежнее русло! Или асан утаил от населения будущее соглашение.
Король оглянулся на северный край парка. В небо лениво поднимался дым. В стороне, где в стенке моста через ручей дёрн прятал тайный тоннель. Там садовники высадили аллею магнолий. Не она ли загорелась в видении под крышей?
— Не верю, — едва слышно выдавил Растан, — нет.
— К сожалению, да! Я видел с воздуха! Примерно, через десять минут они дойдут до ограды, и ловушка захлопнется!
— Я успокою каорри. Расскажу о договоре с Сарабией.
— Поздно! — злился тен Пламарт, — посланцы Селима разожгли бунт! Они разорили хранилища и забрали крелы! Толпа оставляет позади огненно-кислотный след!
Кислотный? Ещё одна грёза правдива? Да как же так?
— Я вернусь во дворец и вызову асана для разъяснений.
Арвел качал головой. Как взрослый, который пытается убедить ребёнка доесть кашу на обед.
— Боюсь, специальный отряд задержит вас в коридоре и заключит под стражу! А после они выдадут мятежникам и представят дело так, будто те штурмом взяли покои и в неразберихе убили короля! Элементарная схема переворота!
Монарх зябко повёл плечами. Свитки о временах гражданской войны в красках рассказывали о смертях лидеров, в очень похожих обстоятельствах. Сподвижники предавали вдохновителя и выдавали его гибель за интриги противников. Помнится, Златан орд Стасгард шагнул на кровавую стезю и ценой сотен жизней завоевал трон.
Расплата настигла потомков убийцы.
— Даже если твой рассказ правдив, то я должен попасть в спальню! Должен вытащить Айлин, а после разобраться во всех этих нелепостях!
— Только с крыши! Стражи не ждут, что вы появитесь сверху! — подвинулся тен Пламарт, — забирайтесь! Времени почти не осталось!
— Хорошо…
Король примостился на краю седла, и сальф молнией взмыл в тёмные небеса.
Высота открыла ужасное зрелище.
Воздух вонял гарью. Дворец — сердце Афелета — охватывало широкое огненное кольцо, обращая в пепел всё живое. Вспышки молний-шокеров рассекали ночную мглу, вселяли в душу монарха дикий страх. Стражи приняли сторону бесновавшейся толпы и оглушали всех, кто сохранил верность некогда великой династии. Это разъярённое море бы поглотило короля и погребло прямо на месте. Без колебаний, без жалости, без разбирательств.
Завтра Карвахен проснётся другим. Асан — скорее всего — объявит о скорбных событиях в резиденции и постарается успокоить население. Призовёт к миру и объявит себя временным лидером государства, пока не стихнут беспорядки. И начнёт создавать собственный строй. Всему причиной — слепая вера в чиновника. Переворот готовился много семерик.
Конь плавно опустился на башенку над королевскими покоями.
— Айлин должна уже спать! Я найду её и вернусь!
Арвел спешился:
— Я пойду с вами! Предатели уже могли заполонить дворец!
— Ладно!
Спуск по винтовой лестнице отнял мгновения. Тен Пламарт бежал первым, готовясь отбить возможный удар; за ним через ступеньку перепрыгивал сиятельный орд Стасгард. В голове пульсировала единственная мысль: отыскать возлюбленную и увести подальше от смертельного кольца. Иначе дерью убьют, как ближайшее к монархии лицо.
Разум пронзила болезненная искра. Сальф унесёт лишь двоих. Третий останется на крыше и примет жестокую судьбу.
В коридорах царила тишина. Видимо, слуги мирно отошли ко сну. Если остались живы. Огненное зрелище разожгло глубинные страхи короля. За колоннами мерещились убийцы, глаза картин двигались, точно из-за полотен за беглецами наблюдали шпионы. Прежде уютный, дворец вызвал тошноту и омерзение. Десятки лет жить под роскошными сводами и не замечать, как падаешь в паучье логово. Только бы успеть!
Растан распахнул дверь в спальню.
— Айлин! Надо… — речь застыла на полуслове.
С люстры-цветка свисали две петли, связанные из обрывков шёлковой простыни. Одна была пуста, а другая туго обхватывала шею тен Махети, стоявшей на краю шаткого табурета. Во рту был кляп, руки связывал шарф.
— Почему?
Король поспешил к Айлин. Та в ужасе глядела ему за спину и бормотала что-то невнятное.
Хлоп!
Его величество обернулся. Притаившийся за дверью Эрдан тен Маршелл камнем ударил по затылку своего преемника, и тот без чувств рухнул около стула.
— Его я не ждал, — бывший верховный комиссар тайной канцелярии пнул соперника по рёбрам, — а вас наоборот, заждался. Уж подумывал, охладели к помощнице.
Клетка захлопнулась.
— Что ты хочешь?
Эрдан сжал «шокер».
— Что непонятного? Вторая петля для вас.
Из конца оружия вырвалась молния и пролетела в сантиметрах от свергнутого правителя.
— Нет.
— Одно попадание, и дерья простится с жизнью. Рефлекторно оттолкнёт скамью и будет весело болтаться в предсмертной агонии. Другим я оглушу вас и вздёрну вслед за ней. Завтра Карвахен узнает, что сиятельный монарх не выдержал позора и добровольно покинул подлунный мир. Поверьте, расследовать дело никто не станет. Разъярённая толпа спляшет на пепле после сожжения ваших тел.
Словно в тумане Растан шагнул к люстре. Как спастись? Он не знал.
Похоже, всё закончится в спальне. Вчера тебе подчиняются и слушают тысячи каорри, сегодня ты загнан в угол и идёшь на встречу с Морой.
— Это Селим придумал? Да?
— Он озвучил лишь то, к чему пришла наша страна. Карвахену давно нужны перемены. Считайте, что ваша смерть послужит на благо всем каорри. Скорее! — мужчина перезарядил «шокер» и навёл монарху в лицо.
Казалось, голова вот-вот лопнет от боли. Разум отказывался принимать суровую правду жизни, но, скованный страхом, не знал, как поступить. Помощи нет и не будет. Стая покинула венценосного сокола, избрала другого вожака.
Растан встал на табурет. Обрезок сливового шёлка невинно мерцал в свете люстры.
Дзинннь! В коридоре разбилось стекло, и Эрдан ослабил внимание.
Жшух! Разряд «шокера» угодил заговорщику точно в шею. Мужчина рухнул, оружие отлетело под стол.
Король мгновенно спрыгнул на ковёр и принялся освобождать Айлин.
— Попал, — тен Пламарт поднимался, держась за стул. В волосах и на виске запеклась кровь, — у вас пять минут, чтобы подняться на крышу. Я задержу всех, кого смогу.
— Н-нет! — дерья дрожала, словно комнату накрыла зимняя стужа.
Шумели голоса. Нестерпимо воняло гарью.
— Это единственный выход! — Арвел ещё раз оглушил заговорщика и затолкал под шкаф с документами, — спаситесь и не позвольте асану захватить власть! У него чёрное нутро и ненасытная жажда власти! С ним Карвахен разорвут на части! Торопитесь!
Растан сжал Айлин за руки.
Тен Махети прерывисто дышала. Качала головой, держалась за шею и словно не решалась на побег.
— Есть… Есть другой выход.
Советница ринулась к туалетному столику, сдвинула его в сторону и опустилась на колени. Откинув ковёр, дерья вытащила несколько половиц. В нише лежал объёмный сундучок.
Король замер. Где-то в коридоре послышалась чудная мелодия. Нежные переливы инструментов, смешанные с птичьими трелями, он слышал в далёком детстве. Так звучали принадлежавшие отцу часы-медальон.
Жгучим хлыстом ударило воспоминание.
Соколиная охота. Предостережение тени наследнику умершего орд Стасгарда.
— Поздно.
Он нашёл Айлин, вот только убежать не удалось.
В дверь били чем-то тяжёлым.
— Открывайте!
Отмеченная Адаром вытащила из сундучка прозрачный шар.
— Ликарра? Откуда? — Арвел округлил глаза.
Створка треснула. Замахнувшись, тен Махети разбила сферу о пол. Стихийный огонь окутал троицу и, вспыхнув, унёс из дворца, падшего перед хитростью заговорщиков.