Когда под ногами хрустит империя

8

Тергинское имение Кенреда располагалось довольно далеко от замка – целых два перехода, два часовых пояса – но добраться туда можно было меньше чем за пару часов. Скромный по меркам герцогского семейства дом – старинный, каменный, трёхэтажный, от массивного фундамента и до самой четырёхскатной черепичной крыши затканный виноградом – был окружён рощей, постепенно переходящей в лес, а восточные его окна смотрели на озеро, такое огромное, что противоположный берег прятался за горизонтом. Здесь чувствовалось дыхание тщательно сохранённой, но при этом аккуратно причёсанной старины. По крайней мере, кусты, клумбы и огромные газоны перед особняком выглядели безупречно, а цветы были поразительно подобраны по оттенкам.

– Это настоящая черепица? – спросила Кира и запрокинула голову.

– Нет, это, конечно, декоративное покрытие.

– Выглядит очень похоже. Красиво…

– Вы устали?

– Нет. От чего тут можно устать?

– Может быть, тогда прогуляемся? А пока нам подготовят комнаты. Подозреваю, прислуга в панике, ведь я предполагал, что приеду на день позже. И, кажется, забыл предупредить. И не уверен, что их предупреждал мой слуга.

– Хорошо, я не против. – Кира согласилась опереться на руку Кенреда и следом за ним прошла мимо розария через цветочные арки на берег крохотного, спрятанного между деревьев пруда – с северной части дома. Здесь была небольшая мраморная терраса, два кресла и столик, на котором явно нервничающий слуга поспешно сервировал лёгкое угощение и чай. – Они вас боятся? – с улыбкой спросила она.

– Они, как настоящие солдаты, боятся в первую очередь своего непосредственного начальника, дворецкого, – пошутил Кенред.

– О, всем известно: нет зверя страшнее дворецкого, – Кира охотно поддержала шутку. – У него и хозяева дома по одной половице ходят.

– Неужели и в других мирах у людей те же трудности? Как в это поверить!

– Да и не говорите: неужели и мы, и вы – люди?!

Кенред осознал, что самым поразительным образом и с огромным наслаждением улыбается. В это мгновение не имели значения все свалившиеся на него беды и напряжённость последних дней – сейчас ему было просто хорошо и спокойно. Но тут он заметил, как его спутница, неловко наступив на больную ногу, побледнела в один миг – тут-то он подхватил её под локти, обеспокоенный.

– Присядем? – Он стряхнул с плеча накидку и усадил её поверх. – Совсем плохо?

– Просто нога подвернулась. Извините. Сейчас буду в полном порядке…

– Хотите, отнесу вас к столу?

– Как пожелаете. Но вообще здесь замечательно. И очень красиво. Только я вам испачкаю одежду. – Она потеребила край суконной накидки, сама же смотрела на противоположную сторону озера и слегка улыбалась.

Кенред в задумчивости взглянул туда же. За прудом начинался специально подзаброшенный парк, уже теперь напоминающий аккуратный лес, а у самой воды стояла каменная беседка, эдакий полукруглый павильон с колоннами наподобие тех, которые любят ставить торговцы для своих торговых нужд, только поизящнее. «Если бы пруд был раза в четыре больше, там удобно было бы посадить взвод с дальнобойным энергоружьём, – подумал Кенред. – А так лучше дать им ладонники или просто рогатки. А вот если бы пруд был побольше, а лужайка пошире… Нет, тогда им бы ещё понадобился хороший подвал»… Он не помнил, есть ли под павильоном хороший подвал, и если есть, то хватило ли бы его ребятам с тяжёлым энергоружьём.

– Да, очень красиво… Можно спросить? Вам действительно так сильно нравится военное дело?

– Э-э… Вот так вопрос… Запросто и не ответишь…

– А если упростить?

– Совсем упростить? Ла-адно… Тогда нет.

– Нет? Тогда почему же вы им занялись?

Кира ответила долгим задумчивым взглядом.

– Кажется, я сейчас пожалею, что взяла и ответила правду… Даже толком не подумав.

– Но мне была интересна именно первая реакция. И спасибо за неё. Буду благодарен, если вы поясните свой ответ или же мотивы. Это действительно очень интересно.

– Хм… Да, пожалуй, стоит пояснить. Я не люблю войну как таковую. Война – саморазрушительная деятельность человечества. Путь самоуничтожения, средоточие всего чудовищного и бездушного по своему нравственному наполнению, если можно так сказать. Военное искусство же – это именно искусство, им интересно и увлекательно заниматься, оно предлагает изобилие сложнейших математических и логических задач. И если бы военное дело могло быть абстрактным… Но оно не может. Не для того оно существует и совершенствуется.

– Вы не любите войну как явление, а не как профессию. Я правильно понял?

– Ну, наверное, да. Сама-то по себе профессия эффектная. Но когда она бывает сама по себе?

– В дни мира, например.

– О-о… Всё-таки она не для мира. Она не абстрактна, не самодостаточна, если вы понимаете, о чём я.

– Ещё бы… И как же в вашем мире готовят офицеров?

Молодая женщина, словно очнувшись, глубоко вздохнула.

– Может, вы сразу обозначите круг вопросов, которые вас интересуют? Дадите время обдумать. Заодно сразу скажу, на какие отвечать не буду.

– Кира, я просто хотел поговорить. Честное слово. Обучение офицеров – это секретная информация в вашем мире?

– В целом – нет. Но, думаю, вы меня можете понять.

– Могу… Давайте так – прямой обмен: я спрашиваю вас, вы спрашиваете меня. Отвечаем по очереди. Так вы больше узнаете о моей родине, а я – о вашей.

– Ладно, идёт. Значит, вы первый. Хорошо. Как готовят офицеров? Да, полагаю, принцип обучения в разных мирах не должен слишком уж сильно различаться. Любой, кто хочет стать офицером и может им стать, должен поступить в соответствующее учебное заведение, отучиться там и выпуститься. Девушек учат в тех же заведениях, те же учителя, но живут они отдельно, и у них есть мелкие бытовые послабления. Ну, вроде пятнадцати минут по утрам, чтоб привести себя в порядок. Физические нагрузки поменьше. В остальном различий мало.

– И они справляются?

– А куда деваться? – И по его взгляду поняла, что ответила единственным образом, который действительно мог его убедить сразу и безусловно. – С самого начала ведь знаешь, на что идёшь.

– Вот уж точно. Ладно, теперь ваша очередь спрашивать.

– Хорошо. Что такое Бернуба и Ругадив?

Кенред весело поднял бровь.

– То и другое сразу?

– Я слишком многого захотела, ясно.

– Да нет. Просто это очень длинный рассказ. Давайте переберёмся за стол, прикажем разлить чай, и я постараюсь коротко рассказать об этой странице моей истории. Идёт? – Он поднял её на руки и понёс.

Её оглушил его запах. Все мужчины, которые ей нравились, пахли примерно одинаково. Этот определённо не пользовался парфюмом, но держал себя в чистоте и порядке, и его запах был приятным. Чем-то напоминал аромат бывшего мужа в лучшие дни. Кира оторвала щёку от его плеча и посмотрела на его профиль. Красивый мужчина, надо признать. Всем хорош. Даже тяжеловатая нижняя челюсть не портит впечатление. Главное ведь всё равно глаза. И руки. Кира ценила красивые руки, а у этого была явно не рабочая ладонь. Одним словом – аристократ.

Кенред усадил её в кресло и обошёл стол, сел напротив. Жестом отпустил слугу.

– Вы пьёте чай с фруктами? Или с травами?

– С сахаром.

– Конечно. – Он подвинул к ней блюдце с леденцами и с недоумением смотрел, как она бросает один из них в чашку. – Кхм… Ну да. Бернуба – сейчас это крупная индустриальная провинция империи, а двадцать лет назад была самостоятельным миром, с которым мы давно уже торговали, но в какой-то момент и по определённым причинам приняли решение присоединить её к себе.

– Завоевать?

– По сути. На посту командующего этой операцией сменилось трое, я стал последним. А предпоследним был мой старший брат.

– Он там погиб?

– Да. Но уже после того, как его на посту сменил я. К сожалению, его не отозвали в Генштаб и не отправили куда-то ещё. Его отдали под моё начало с приказом дать ему полевую армию и боевое задание. Я подчинился. А в полевом бою даже командира нельзя оградить от случайной гибели.

– Значит, это тяжёлая семейная история…

– Довольно тяжёлая.

– Значит, отец винит вас в его смерти?

– Трудно сказать. Возможно, да, возможно, нет. Когда-нибудь в нужный для него момент может и произнести это вслух. И будет прав. Командующий всегда несёт ответственность за то, что происходит под его началом. Я с себя ответственности за случившееся не снимал никогда.

Кира слегка пожала плечами. Леденец никак не хотел таять в кипятке.

– А бывает ли война без жертв?

– Редко… Но это ведь не просто жертва. Это – член семьи. И я безусловно понимаю горе и упрёки отца, хотя с другой – осознаю, что мне совсем не хочется его понимать.

– Я бы сказала – невозможно понять. Общая ответственность в таких делах – просто отговорка.

– М-м? А какую бы позицию заняли вы, окажись вы в подобной ситуации? – Кенред смотрел на неё оценивающе, словно она предлагала план боя, в котором крылся какой-то неявный изъян.

– Как мать или как дочь?

– Как сын.

– Думаю, что… Жила бы своей жизнью, молча предлагая матери включиться в неё, если пожелает. Но, знаете, если бы мать в подобных обстоятельствах обвинила меня в гибели сестры или брата, я бы посчитала, что она заранее смиряется с потерей обоих детей, и приняла бы этот её выбор. А у такого выбора есть особенность – он не предполагает путей к отступлению… Впрочем, мне легко рассуждать, у меня давно уже нет матери. И сестры. И жизнь не ставила меня перед семейным выбором.

Он слушал, подняв одну бровь, со сложным выражением лица.

– Но вы действительно настолько бескомпромиссны?

Кира тихо рассмеялась – спокойно и чисто, без подвохов.

– Вы дважды допрашивали меня – и так, и химически. Вам ли не знать, что у меня там с компромиссами… Ваша очередь. Расскажите о Ругадиве.

– Охотно. Ругадив – это мир, который давно уже находился под протекторатом империи, но несколько лет назад решил отделиться и начал с того, что попытался истребить всех имперских чиновников, каких только смог. Генерал-наместник с ситуацией не справился. Империя, разумеется, восприняла это как бунт и объявление войны…

– Ну ещё бы!

– …Хотя протекторат, строго говоря, войну объявлять и не мог. Но неважно. Пришлось давить восстание и умиротворять провинцию. Теперь уже – полноценную часть империи.

– А отпустить было не выгоднее?

– Нет. Ни в коем случае.

– Понимаю. Ну что ж, бывает. – Она поболтала ложечкой в чашке. Леденец потихоньку уменьшался в размерах. – Значит, это миры самых ярких ваших побед?

– Отчасти да. А отчасти это воспоминания о самых серьёзных испытаниях моей жизни. К тому же, для многих мои победы в Бернубе и Ругадиве – скорее свидетельство моего позора.

– Это почему? – удивилась Кира.

– Потому что, по мнению офицеров старшего поколения, я выиграл войну неправильными методами.

– М-м? В смысле – неправильными? Не в поединке на ринге, мужик на мужика, кулак на кулак? Или что имеется в виду?

– Почти, – засмеялся он с одобрением. – По их мнению, я слишком широко использовал стратегию непрямых действий. Больше угроз, чем непосредственно сражений.

– Так это же лучшая стратегия!.. – Она осторожно потыкала ложечкой пирожное. – Сдаётся мне, тут просто кое-кто завидует. И вообще, чужие завистливые суждения – оборотная сторона славы. Как вам кажется?

– Может быть… Ну, а в вашем мире что за государства? Как они управляются?

– У нас есть государства почти на любой вкус. Есть монархии, как конституционные, так и абсолютистские, есть автократии, есть демократии. Есть и кастовые общества. Но последнее время основное кастовое общество начинает стремительно раскачиваться. Скоро рассыплется, думаю. Раз там кастовое расслоение остаётся лишь в области традиций, а на политическую систему уже не распространяется, и высший государственный пост уже может занять представитель низшей касты, то тут всё понятно.

– То есть, ваш родной мир – многогосударственный?

– Ну, да. Так что вам в случае вторжения придётся разбираться с каждой страной по очереди.

Кенред посмотрел на неё в странной задумчивости. Взгляд был обращён глубоко внутрь, и можно было подумать, что он уже начал просчитывать возможности и подбирать самую подходящую стратегию.

– У этого положения есть явные преимущества. Да и не обязательно, что только так и можно действовать… Но вы правы, этот аргумент может сыграть в Совете. Нам сейчас действительно ни к чему тяжёлая и долгая завоевательная война.

– Но, как я понимаю, вы-то не планируете участвовать в принятии подобного решения. Вы же оставили службу. Или я чего-то не понимаю?

Он ответил не сразу. И в глазах что-то промелькнуло. Или Кире показалось?

– Нет, вы всё верно понимаете. Но если в Совете поднимут этот вопрос, то у меня есть самое меньшее трое хороших знакомых, которые придут поинтересоваться моим мнением, потому что я в вашем мире был и знаю, а они там не были и не видели. И я своё мнение выскажу обязательно.

– И они к вам прислушаются?

– Обязательно. Допускаю, что моего мнения спросит ещё десяток знакомых, тоже заседающих в Совете, и по той же самой причине, но насчёт них я не уверен. А насчёт этих троих – знаю точно.

– Это немного успокаивает. – Она постаралась улыбнуться. Получилось или нет – знать ей было не дано.

– Тогда позволю себе спросить: вся ли ваша армия пользуется тем оружием, которое мы у вас видели и которым пользовались люди, напавшие на меня?

Кира вскинула голову. Теперь улыбнуться было проще.

– То есть, вы предлагаете мне рассказать вам о нашем оружии. Вы же понимаете, что я откажусь.

– Не совсем так. Я не спрашиваю вас об оружии, я интересуюсь, насколько оно широко распространено. А ещё, конечно, хотел бы узнать, пользуетесь ли вы им потому, что эти ваши пули легко проходят сквозь защитное поле, или же потому, что других вариантов у вас нет.

Молодую женщину словно воздухом под ложечку ударила. Она перехватила дыхание, опустила глаза и несколько мгновений изучала чашку и блюдце. Очень внимательно.

– Так вас пытались убить из нашего оружия именно по этой причине? Чтоб гарантированно пробить защиту?

– Нет. Меня пытались убить таким образом, чтоб списать мою смерть на вас. Но в целом вы уловили суть. Это главная причина, почему империя наверняка не соберётся в ближайшее время нападать на вашу родину. У вас есть оружие, способное пробивать нашу защиту, а у нас такого оружия нет.

– Значит, вас будут живо интересовать наши оружейные технологии. Позвольте, я сразу оговорю: я не оружейник. Я пользователь. Мои знания ограничиваются умением собрать-разобрать и содержать в рабочем состоянии. И только.

– Понимаю. Но и помощь опытного солдата будет полезна. Если вы согласитесь её оказать. А я надеюсь, что сумею убедить.

– Сильно сомневаюсь.

– Что ж… Давайте пока оставим это.

– Собираетесь брать не мытьём, так катаньем?

– Простите?

– Это устоявшееся выражение. Многократно получив отрицательный ответ, вы продолжаете и продолжаете спрашивать. Сдаваться вы не намерены, это понятно.

– Конечно. – Он улыбнулся. – В этом смысл любого успеха: штурмуй, пока не возьмёшь стену… Но я и в самом деле увлёкся, простите. Давайте поговорим о другом. Расскажите мне о вашей обычной жизни. Как вы живёте, чем?

– Не так просто отвечать на подобные вопросы. Сами понимаете – то, что для меня обыденность, в моём представлении не заслуживает обсуждения. Трудно даже сообразить, с чего начать.

– Очень хорошо понимаю. Мне тоже трудно сообразить, что стоит вам рассказать в первую очередь, а что подождёт. Ну, давайте попробуем вместе.

И у них завязался полный искреннего интереса разговор. Кира в изумлении слушала и узнавала, что общество, в котором она оказалась, является строго, более того – сурово кастовым. Да, здесь кроме всего прочего существовало рабство, и рабы в большинстве своём тоже принадлежали к отдельной касте. Но были и внекастовые, и вот в различиях положения тех и других Кира с налёта не разобралась. Однако они определённо были.

Она поинтересовалась существованием социальных лифтов, и на этот раз Кенред не сразу смог её понять, а когда понял – искренне и глубоко заинтересовался, задумался. Для него этот разговор стал чем-то вроде возможности взглянуть на привычную жизнь родного мира словно бы со стороны.

Как ни странно, выяснилось, что как таковые социальные лифты здесь существовали. Во-первых, ступенькой к карьере могла, разумеется, стать армия. В солдаты брали представителей большинства каст, а в критических ситуациях – вообще всех, даже рабов – и выслужить чин было можно, хоть и трудно. История знала одного бывшего невольника, дослужившегося до капитана боевого корабля, о менее удачливых просто не помнили, но их хватало (так заверил Кенред). Во-вторых, имелась ещё каста слуг императорских – это понятие включало в себя людей очень разных профессий, от шпионов и личной прислуги до учёных и высококвалифицированных рабочих, оплачиваемых очень высоко. Кенред рассказал, что эту касту пополняют за счёт самых талантливых детей из бедноты, а выявляют их тестированием и экзаменами, проводимыми на личные средства императора. Иерархия в касте государевых слуг зависит только от личных заслуг и могла вознести на самую вершину. Даже – чисто теоретически – принести аристократический статус.

Слушая Кенреда, Кира подумала, что, должно быть, именно эти слуги государевы и сделали империю такой высокотехнологичной и могущественной. Попутно они же укрепили трон, которым только и держались. Иначе она просто не понимала, как же смогло так головокружительно подняться замкнутое кастовое традиционалистское государство. Это же экономически нелогично!

Но сам Кенред, представитель высшей касты, если и имел мнение на этот счёт, не спешил им делиться, хотя на вопросы отвечал по видимости довольно охотно. Ещё охотнее он слушал её рассказы, задавал уточняющие вопросы, и теперь уже она взглянула на родной мир свежим взглядом. Ей стало неприятно признаваться самой себе, насколько лицемерным было пространство, давшее ей жизнь. Она не стремилась приукрашивать рассказ и отвечала Кенреду настолько честно, насколько могла. И ощутила, что собеседник, пожалуй, понимал из её объяснений больше, чем Кира говорила.

Видимо, как было и с ней, пока она слушала и обдумывала.

Они выпили чай, потом, когда Кира смогла, немного прогулялись по берегу пруда вдоль леса, потом вернулись в дом и сели обедать. Разговор так и длился с перерывами чуть ли не до самого вечера, когда к дому подплыл ещё один роскошный автомобиль, который привёз герцогиню, её багаж и четырёх охранников. Женщина любезно отказалась поужинать в компании, сославшись на усталость, и ушла отдыхать, но наутро уже завтракала с сыном и его «гостьей».

Удивительное дело, просто необъяснимое: она продолжала общаться с пленницей, превращённой в личное имущество, с учтивостью, которая не оставляла желать лучшего. В её искренности никак не получалось усомниться, даже если повторять себе, что всё это – чистое притворство. Да какая разница, искренняя учтивость или нет, если она устойчива, постоянна? Аристократка продолжала улыбаться Кире и не осаживала её даже тогда, когда реплики иномирянки удивляли, ставили в тупик или казались двусмысленными. Тогда дама в недоумении оглядывалась на сына и безмолвно просила растолковать или вмешаться, но добродушие и радушие оставались при ней. Как могут не встретить душевного ответа чужая доброта и демонстрируемая приязнь, если человек и раньше-то тебе ничего плохого не сделал? Помня, что по логике и на деле-то она герцогине совершенно равнодушна и по статусу своему мало чем отличается от жучка или муравья, Кира старалась не быть навязчивой и не ждать слишком многого, а просто наслаждалась присутствием рядом этой милой женщины.

С её сыном тоже интересно было поговорить. А чем тут ещё было заниматься? Понятное дело, книги в особняке имелись – целая библиотека – но все на местных языках. Самоуверенно решив было, что, раз она теперь знает чужой язык, то и с письменностью сумеет разобраться, Кира как-то цапнула с полки книгу – и тут же поняла, что ощущали её предки – неграмотные крестьяне, которые когда-то в начале прошлого века впервые заглядывали в газету. Понять что-нибудь во всех этих чёрточках и дугах было совершенно невозможно.

Спустя пару дней она решилась обратиться с вопросом к слуге, но тот холодно ответил, что букварей в графской библиотеке нет. И тут она вспомнила, что каста людей, служащих имперской аристократии, занимает намного более высокое положение, чем каста рабов… К которой теперь принадлежит она сама… Ну, классно! Придётся об этом помнить. Любопытно, какие у них тут традиции – надо биться лбом об пол, приближаясь к представителю высшей касты, или достаточно приседать, растопыривая руки?

Она взглянула в зеркало и вызывающе себе улыбнулась. Забавно было убеждаться, что господин, вознесённый намного выше, чем его слуги, как раз не гнушается быть с ней любезным, и его матушка – тоже. Ну, это можно понять, ведь графу и герцогине не страшно уронить себя, а вот его слугам… Может, именно эта резкость помогает им защищаться от страха перед бездной, которая дышит им в лицо и напоминает, что любой может пасть и, может быть, даже оказаться в низшей касте… Кажется, Кенред упоминал что-то о подобной возможности. Он говорил и о том, что, в принципе, в высшую тоже можно попасть… Либо через брак, что открыто только для женщин, либо за великие или хотя бы значимые заслуги перед обществом, либо по личному решению его величества.

Можно себе представить, что происходит статистически чаще – взлёт или падение. Тут намного проще надеяться на касту государевых слуг или хоть на армию. Даже там выживают чаще, чем обязывают государя настолько, чтоб он вообще заметил твоё существование в этом бренном мире.

Кира покачала головой и попыталась выпросить помощь у распорядительницы дома; эта суровая женщина, хоть и смотревшая на Киру как на новую работницу в своём распоряжении, которая почему-то не желает включаться в общий труд, сразу согласилась помочь. Но даже с её помощью разобраться в чужой письменности оказалось очень сложно. За три дня Кира не сумела продвинуться дальше самых простых слов: «мама», «дом», «нос» – и практически отчаялась.

Через пять дней после их приезда в поместье на подъездной дорожке остановилась машина попроще, и оттуда вышел Райвен. Его сразу же провели к Кенреду в беседку на берегу пруда, и они разговаривали там больше двух часов – две сдержанно жестикулирующие фигуры. Кира ушла в дом, потом вернулась на лавочку под кустом роз с детским учебником, чтоб позаниматься на свежем воздухе – а они всё сидели и общались. Слуга отнёс им третий поднос с едой и только после этого подошёл к Кире и с суровым видом кивнул ей.

– Господин зовёт. Иди.

Она отложила книгу и, недоумевая, поковыляла к беседке по стриженой траве. Мужчины замолчали и повернулись к ней, как только она подошла настолько, чтоб слышать их голоса. У неё появилось неприятное ощущение, что она их задерживает, но идти быстрее пока не могла.

– Садитесь, – пригласил Кенред, когда она всё-таки подошла. – Думаю, вам стоит послушать. Повтори, Райв.

– Дело в состоянии перехода в ваш мир, сударыня, – сказал офицер. – Он затенился, но не закрылся до конца. Поскольку способ, при помощи которого… – Райвен нахмурился и посмотрел на Кенреда.

– Говори, тебе ведь разрешили.

– Способ, при помощи которого проход был установлен, является экспериментальным, более того – пробным, нестабильность пространственного образования вполне логична и понятна. Оно может закрыться в ближайшие дни, либо же стать более устойчивым. Последнее – желательно.

– Потому что вы хотите получить больше нашего оружия? – предположила Кира.

Мужчины переглянулись: Райвен смотрел хмуро, Кенред – назидательно.

– Как понимаю, у вас торгуют оружием, – произнёс Кенред.

– У нас торгуют всем, – признала она. – Даже тем, чем торговать запрещено.

– Знакомая ситуация, верно, Райв?

– Выходцам из другого мира затруднительно будет наладить контакт с поставщиками оружия через линию фронта, – съехидничала Кира.

– Не так уж и сложно, как объяснил один из пленных, – бросил Кенред. И, помедлив, пояснил. – У нас были и другие. Они, кстати, дали нам намного больше информации, чем вы, сударыня. Но это скорее комплимент вам лично.

Та легко взмахнула рукой.

– Да вы на меня не слишком и наседаете.

– Дело не только в этом. Но знаете, я решил, что от вас куда полезнее будет получить рассказ о том, как живут обычные люди вашего мира. С женской позиции. В конце концов, из женщин к нам попали только вы. Так что вы уникальны. И ваши рассказы будут полезнее для торговли…

– Но и возобновления боевых действий мы не исключаем, – холодно сказал Райвен. – Глава оперативного отдела высказывался по этому поводу очень категорично – он считает, что нам следует наступать.

– Без приказа сверху он может фантазировать только в свободное от работы время, – нахмурился Кенред.

– Это так. Я хочу лишь сказать, что в случае, если военные действия возобновятся по всем правилам, либо каким-либо образом наладятся официальные контакты, то тогда возможен обмен военнопленными. – Райвен очень внимательно посмотрел на Киру. – Генерал просил меня сказать вам об этом, потому что, по его мнению, вас это успокоит, хотя я не вполне понимаю, почему. В вашем случае предложение об обмене пленными не имеет значения, поскольку вы не можете быть обменены, сударыня. Вы не военнопленная, а трофей. – Он покосился на нахмурившегося Кенреда и поспешил добавить. – Впрочем, представитель вашего правительства может обратиться к его милости с предложением о выкупе за вас.

– Вы предлагаете нашим меня купить? – уточнила Кира ледяным тоном.

– Например.

– Они на это ни в коем случае не пойдут.

– Это почему? – Райвен снова взглянул на своё недавнее начальство. – Сумма может быть и вполне номинальной.

– Неважно, какова сумма. В нашем мире запрещена торговля людьми. Это одно из тягчайших преступлений, особенно в военное время. В военное время за такое расстреливают. И совершенно неважно, покупаешь ты или продаёшь человека – наказание одно. – Она тоже перевела взгляд на Кенреда. – Но его милость мог бы, наверное, подарить меня.

У Кенреда дёрнулась щека, как от пощёчины, лицо на миг перекосило, и вид стал таким, словно ему предложили совершить какую-то откровенную мерзость.

– Я не могу вас подарить. Это оскорбление. Лично вам. И мне тоже.

Кира свела брови в линию. Ну, почти.

– То есть, продать меня можно, и это не оскорбительно, а подарить, значит, нельзя?

– Это традиционный момент, – вмешался Райвен. – Касающийся достоинства.

– Чьего же?

– Достоинства обоих.

Она пожала плечами.

– В моих глазах и то, и другое – обычные гражданские сделки. Что обменять на деньги, что на какую-то вещь, что на «спасибо» – суть от этого не меняется. Так что мне не понять.

– Как и мне – вас, – помолчав, ответил Кенред. – С моей точки зрения, отказаться выкупать из плена своего человека, потому что это торговля людьми и запрещено, тоже до крайности странный поступок.

– У нас – закон, причём расстрельная статья. У вас – традиция. Что серьёзнее?

– Мне непонятен именно закон. На войне случается всякое. Да и вне войны – проблему, если она есть, надо решать системно, на мой взгляд, а не обставлять безусловными непродуманными запретами. Тем более если проблема не грозит устоям государства.

– Разве ж не грозит? Есть вещи, которые безусловно плохи в любом случае, – холодно ответила Кира. Но она уже оттаивала – пришлось снова напоминать себе, что она разговаривает с представителями другой культуры, которые совсем не желали оскорбить её или унизить. И они далеки от мысли развлекаться за её счёт – просто обсуждают ситуацию со всех сторон. И явно не понимают, что её никто из правительства даже и не попытается выкупать – о её существовании, вероятнее всего, просто не вспомнят. – Например, это владение людьми.

– Безусловно? Даже если это способ спасти человеку жизнь или обеспечить сносное существование?

– Подобные вещи развращают.

Кенред тяжело и устало вздохнул – как учитель, которому приходится объяснять одно и то же одним и тем же людям по десять раз.

– С развращением души нельзя бороться запрещающими законами. Это бесполезно. Человека надо воспитывать. Системно. И здесь то или иное принуждение к соблюдению традиций оказывается более эффективным, чем даже закон. Дело в том, что когда человек следует традиции, он скорее соблюдает его дух, чем букву. Что и требуется.

– А иногда поверх имеющегося накручивается такой дух, что хоть святых выноси. – Кира смотрела на мужчину в упор. – Люди обожают делать жизнь ближних невыносимой. И они делают это с опорой на традиции. С законом такие штуки не проходят.

– Я говорил лишь о большей эффективности, а не о достижении идеала. Лишь о стремлении к нему.

– Я с вами не согласна.

– Боюсь, чтоб аргументированно со мной спорить, вам сперва нужно будет поближе познакомиться с нашей жизнью, с нашей практикой следования традициям и поддержки их. Лишь потом вы сможете уверенно судить. Не обижайтесь.

Какое-то время она молча смотрела на собеседника. Потом отступила.

– Пожалуй. В чужой монастырь действительно не стоит лезть со своим уставом. Однако то, что традиционалистское общество знать не знает ни о каких интересах личности – это факт. Разве вы будете спорить?

– Факты говорят и о том, – поразмыслив немного, ответил Кенред, – что в большинстве своём люди предпочитают жить в устойчивом и предсказуемом мире, распланированном от и до. Потому старательно поддерживают этот порядок. Именно в рамках традиций людям живётся спокойнее всего. Законы людям этого дать не могут.

– Да они же просто не отдают себе отчёт в том, что может быть иначе! Отсюда и устойчивость!

– О том, что не знаешь, и сердце не болит… Подумайте ещё вот о чём: желания человека безбрежны и бесконечны, как вселенная. Если только дать волю желаниям, сразу станет понятно, что ни один государственный строй не способен полностью их удовлетворить. К тому же, многие человеческие желания и стремления саморазрушительны. Об иных лучше просто не знать, чем потом бороться с ними.

Кира задумчиво теребила край стола.

– Вынуждена согласиться. У каждого пути организации общества есть свои плюсы.

И замолчала.

Райвен, который терпеливо слушал их спор, теперь вопросительно взглянул на Кенреда и едва заметно поморщился.

– Вы извините, но если у вас больше нет вопросов, я бы поехал.

– И речи быть не может! Сегодня ты заночуешь здесь и обязательно поужинаешь с нами. А завтра тебя отвезут… Нет, Райв! Тебе нужно отдохнуть хоть один вечер. Знаю я тебя: если уедешь – сразу вернёшься к работе. Иди, тебя устроят, я уже распорядился.

– Спасибо, – улыбнулся молодой офицер. Коротко поклонился Кире. – Сударыня! – И пошёл к особняку следом за слугой.

Кира обеспокоенно взглянула на Кенреда, но всё-таки дождалась, пока лейтенант отойдёт подальше.

– Что-то случилось?

– Да. Похоже, предложение занять должность в Генштабе мне повторят. Это неожиданно.

– Вы снова откажетесь?

– Уже не смогу. Повторное предложение, если оно прозвучит из уст императора, равносильно приказу.

– Вы думаете, это интрига против вас? – медленно соображала она.

– Надо полагать.

– Так, может, вы сумеете их всех переинтриговать? Есть у вас такая возможность?

Кенред вдруг взглянул на неё так, будто впервые увидел: удивлённо, проницательно, с глубоким интересом. Глазами он улыбался, но губы были плотно сомкнуты.

– Всех, – повторил он размеренно. – Пожалуй, возможность есть. – Отвернулся, покусывая нижнюю губу. – Мне нужно будет уехать на какое-то время, но здесь останется моя матушка, так что вы можете спокойно здесь жить, ни о чём не беспокоясь. Вас здесь никто не обидит, Крей присмотрит за этим.

– Он при вас… вроде порученца?

– Отчасти так. Вас не должно волновать ваше прошлое общение. Сейчас он не позволить себе ничего, кроме того, что я ему прямо прикажу.

Кира кивнула, проглотив комментарий: «Но уж если вы прикажете, то прежнее наше с ним общение лёгкой разминкой покажется». У неё по старой памяти заныли плечи и рёбра.