Ким Паффенрот, Р. Дж. Севин, Джулия Севин ОТБОР

Ким Паффенрот — автор романов о зомби «Dying to Live» и «Dying to Live: Life Sentence». Третья книга серии ожидается в настоящем году. Также он является издателем антологий «History Is Dead» и «The World Is Dead». Новый роман — «Valley of the Dead» — должен выйти приблизительно в то же время, что и данная антология.

Джулия и Р. Дж. Севин — владельцы издательства «Крипинг хемлок пресс», которое этим летом выпускает собственную серию романов о зомби, в том числе «The Living» Килана Патрика Берка. Совместно они выпустили в свет номинированную на премию Стокера антологию «Corpse Blossoms»; раздельно же публиковались в периодических изданиях «Рыболовная сеть», «Открытки из ада», «Война миров», «Кладбищенский танец», «Линии фронта» и антологии «Bits of the Dead».

Во всех фильмах о зомби Джорджа Ромеро — «Ночь живых мертвецов», «Рассвет мертвецов», «День мертвецов» и других — есть хотя бы один надоедливый, несносный, абсолютно невосприимчивый к доводам рассудка герой. В «Ночи» это Гарри Купер, который тупо одержим идеей, что в подвале безопасно. В «Дне» — капитан Роудс, вояка, полный немотивированной агрессии.

Когда Кэрри Райан, чей рассказ вы только что прочли, если читаете по порядку, впервые посмотрела «Ночь живых мертвецов», она сочла фильм глупым: герои, оказавшиеся в столь опасной ситуации, предпочитают не действовать сообща, а тратят время на бессмысленные склоки. Но кто-то объяснил ей, что в том и идея: Ромеро хотел показать, что проклятием человечества является неспособность поладить даже перед лицом смертельной угрозы. После этого ее мнение о фильме полностью изменилось. «Он предстал в совершенно новом, ослепительном свете», — призналась она.

На фоне сегодняшних бедствий — глобального потепления, экономического кризиса, СПИДа, перенаселения, — ответом человечества на которые явилась главным образом бесплодная политическая возня, предупреждение Ромеро кажется более актуальным, чем когда-либо. Наш следующий рассказ содержит еще одно предупреждение в этом роде, ведь межличностная драма может оказаться бедой даже хуже зомби.


Он лежал на спине и смотрел в небо.

Было холодновато, но в целом неплохо. Слева раздался какой-то звук, и он повернулся. Рядом стояла женщина и рассматривала его. На ее лице блестело что-то красное, в руках она держала что-то розовое, потом поднесла ко рту. Послышалось чавканье. Затем она вытерла руки о платье.

Он сел и оглядел себя. Тоже весь запятнан красным. Попытался что-то сказать, но издал лишь невнятный звук, нечто среднее между рыком и стоном. Дама в багровых тонах ответила на приветствие, и он мог рассчитывать на ее дружелюбие.

Избавившись от лохмотьев рубашки, он обнаружил в себе большую дыру. Вот откуда холод. Он сунул палец: в основном внутри было мягко, но ближе к спине нашлись и плотные участки. А дыра, пожалуй, красивая — насыщенная цветом и загадочная. К тому же в нее можно складывать всякую всячину Правда, у него ничего не было.

Он встал и шагнул к багровой. Хотел коснуться волос, но женщина заворчала и отпрянула.

Чуть позже они уселись на тротуар. Она так и не позволила ему дотронуться до волос, но разрешила держать себя за влажную, блестящую руку. На запястье у нее сверкал большой металлический браслет. Тоже красивый.

Он осмотрелся. Внушительный голубой указатель приветствовал: «Добро пожаловать в Луизиану». Еще один, невдалеке, оповещал просто: «1-55». Он не понимал, что все это значит. Вернее, понимание сидело где-то очень глубоко и ничем не выдавало себя.

Послышался рев, и возле них остановилась железная штуковина на колесах. На людях, вышедших из повозки, красного не было, и выглядели они какими-то уж слишком целыми, неповрежденными. Это ему не понравилось: вот ведь невзрачные уроды. В руках они держали такие же безобразные тупые металлические предметы. Уроды улыбались, смеялись и показывали пальцами; потом тупые металлические предметы взревели громче, чем железная колесница. Он повалился на багровую и лежа дождался, когда шум колесницы стихнет вдали.

Усевшись вновь, обнаружил, что женщина больше не отталкивает его руку и вообще не шевелится. Это его огорчило. Он снял с ее запястья браслет. Ну вот, теперь ему есть что положить в свою дыру.

Другие люди радовались тому, что сделали, казались счастливыми, и он задумался, сможет ли когда-нибудь стать таким же цельным. Едва ли. Но он не чувствовал и настоящей пустоты, пока сидел в умирающем свете, перебирая мертвыми пальцами блестящие волосы женщины.


— Нормуль! — Зак остановил джип. — Отсюда пойдем пешком.

Тед, сидевший справа, что-то буркнул, и оба спрыгнули. Уэйн взглянул на свое оружие, раздумывая, не лучше ли было их пристрелить до того, как Зак направил машину в парк.

Но шанс был упущен, и Уэйн выбрался из джипа в предрассветные сумерки. Не было еще и девяти, а от воздуха Луизианы уже мутило. Граница штата проходила через густой сосновый лес. Лучше им как можно дольше держаться в тени.

Под урчание джипа они снарядились в путь: рюкзаки, набитые припасами на случай, если не смогут вернуться к джипу, перчатки, защитные маски, респираторы и бейсбольные биты. Еще была тележка для коробок, Уэйн взял и ее.

— Машин здесь битком, — негромко заметил Зак. — Не шумите и берегите свои задницы. Если вас укусят, я позову Доктора.

Он похлопал по «Магнуму 0,357» на бедре. Эта скотина и вправду выкрасила оружие в белый цвет с красным крестиком на рукояти. Под мышками у каждого были приторочены пистолеты «таурус» сорокового калибра.

— Ну а если укусят тебя? — спросил Уэйн, берясь за биту.

— Тогда Доктор и меня навестит.

— Это моя! — Тед выдернул биту из руки Уэйна.

Его бегающие темные глаза напоминали пустые калейдоскопы. В них плавало нечто большее, чем просто легкое помешательство.

— Ладно, ладно.

— Вот метки. — Тед показал зарубки на рабочем конце биты. — Так что я знаю. Я пользуюсь только ею, на ней метки.

Он повернулся и зашагал прочь. Уэйн посмотрел на Зака, тот кивнул и тронулся с места. Уэйн взял другую биту, просунул в петлю на поясе и пошел за спутниками к границе штата, толкая перед собой тележку. Четыре месяца назад маленькое сообщество выживших собралось близ Батон-Ружа, и с тех пор они обследовали более сорока миль федеральной автострады 1-12. Теперь они двигались на север по забитым полосам 1-55 и находились менее чем в пятидесяти милях от границы штата Миссисипи.

Зак с Тедом обгоняли Уэйна на пару шагов и шли плечом к плечу, хохоча над байками, которые рассказывали друг другу уже не раз. До катастрофы они были корешами, и казалось несправедливостью, что они остались вместе.

Среди тридцати человек, собравшихся в пакгаузе, у Уэйна не было настоящих друзей. Йен был человеком довольно надежным, но неприятным: упорно твердил, что хочет «киску», вечно ковырялся то в ушах, то в носу, то под ногтями, постоянно чесал башку. Ему не помешало бы пахнуть получше, раз такой чистюля. Еще была Сью, ее он знал плохо. Говорить на обычные темы, как раньше, стало трудно, но он и вправду не слишком интересовался ее взглядами на религию и музыкальными предпочтениями.

Однако проклятые Зак и Тед продолжали трепаться о праведниках, ниггерах и паскудных забегаловках, будто все это сохраняло какой-то смысл. Высматривая мертвецов, Уэйн в очередной раз задумался, не вытянуть ли дубину и не огреть ли обоих по затылку. Но получится ли?

— Вон, смотри! — Зак указал на восемнадцатиколесную фуру в нескольких сотнях футов от них.

— А вон те чем не нравятся? — Тед говорил о четырех фургонах поменьше, замерших между ними и легким грузовиком. — Может, там есть что-то полезное.

— Наверное, есть, — не стал спорить Зак. — Но сначала проверим махину. Заберем все подходящее и свалим.

Уэйн огляделся. Ни тени движения — лишь легковушки впритык к грузовикам: одни целехонькие, другие почерневшие и искореженные, третьи превратились в могильники из стали и стекла, невезучие обитатели которых, сожженные солнцем, безмолвно взирали на троих мужчин.

Самый удобный момент. Еще немного — и шанс будет упущен снова, Уэйн лишится преимущества внезапности. Тогда все пойдет прахом. И если его подозрения справедливы, если последние пятеро, ходившие с Заком и Тедом на разведку, были убиты ради экономии пайков в пакгаузе, то нет ли преимущества у его спутников? Не движется ли он к собственной гибели?

— Длинный день, — сказал Уэйн.

Тед снова что-то хрюкнул.

— О чем ты, мать твою так? — спросил Зак.

Уэйн уловил в его тоне презрение.

— Пока вроде чисто, их нет.

— Ага, — отозвался Зак. — Все путем.

Шагах в двадцати от легкого грузовика Зак выругался. Дверца кузова оказалась приоткрытой, и все вокруг было усеяно проржавевшими обломками кухонной техники: тостеров, блендеров, грилей. Валялись выцветшие ошметки картона. Они заглянули в трейлер: коробки, стоявшие ближе, были попорчены ненастьем, те, что в глубине, оставались в сохранности, а их содержимое было таким же бесполезным, как и сам трейлер.

— Ладно, — сказал Зак. — Возвращаемся и осматриваем грузовики поменьше, а потом… Черт!

— Ты чего?

— Начинается. — Зак кивнул в ту сторону, откуда они пришли.

В нескольких сотнях шагов к ним брел одиночка.

— Точняк. — Тед добежал до кабины грузовика, юркнул внутрь, прикрыл глаза щитком и осмотрел окрестности. — Вон еще трое. С полмили к северу.

— Не беда, — ответил Зак.

— Просто плетутся, еще не знают о нас.

— Хорошо. Слезай, пока не упал и не сломал ногу. Клянусь, тогда брошу тебя здесь.

— Я им займусь. — Уэйн оставил тележку и двинулся к неспешно ковылявшему трупу.

В пятнадцати шагах от твари он остановился. Даже сквозь респиратор проникал ее запах. Из фургона справа на него смотрело нечто, бывшее прежде маленьким мальчиком, от силы лет трех. Иссохшие ручонки вцепились в фиксаторы. Больше в фургоне никого не было.

Второе существо приблизилось, но ненамного. Оно еле ползло. Багрово-черная плоть вздулась, а массивный напряженный живот лопался по центру, будто гнилой помидор на стебле. Существо лишь изредка отрывало взгляд от земли и, похоже, не могло поднять голову. Глаза провернулись в орбитах и обнаружили Уэйна. Покойник попытался заурчать; руки дернулись в стороны, по ним пробежала дрожь. Уэйн опустил щиток маски и вскинул биту.

Три удара — и тело рухнуло, голова превратилась в сплошной черный сгусток. Уэйн подошел к фургону и отворил дверцу Из растянутых губ мертвого малыша вырвался сухой визгливый звук. Уэйн приставил к его виску конец биты и надавил. Много времени это не заняло.

На полу валялся игрушечный Бэтмен. Уэйн подобрал его и вложил ребенку в руки. Уместно было что-то сказать, но он не мог придумать ничего подобающего. Закрывая дверь, заметил в задней части несколько коробок неизвестно с чем, а среди них два ящика воды. Вернулся и вскрыл коробки: консервы, упаковки макаронных изделий, лапша быстрого приготовления.

Он огляделся. Не было видно ни ходячих трупов, ни Зака с Тедом. Они ушли, прихватив тележку.

Уэйн откинул лицевой щиток и вытер лоб. Взял из фургона бутылку воды, сдвинул респиратор, выпил все залпом. Сердце бешено колотилось, и он вдруг понял, что тишина и зной давят невыносимо. Он ощутил себя одиноким и маленьким, потянуло к Теду и Заку, пусть даже они задумали его убить.

Уэйн сунул под мышку три бутылки и зашагал прочь. Зак и Тед стояли у грузовика без номеров, который заглох на обочине в буйно разросшейся траве.

Тед оглянулся с улыбкой:

— Ты не поверишь!

Уэйн вручил им по бутылке и осознал, что видит целый склад солдатских пайков — поддон на поддоне. После урагана «Катрина» его семья питались такими несколько недель.

— Черт возьми, — сказал Уэйн.

— Точно, — согласился Зак. — Черт возьми.

Сотни коробок по шестнадцать полноценных обедов в каждой. С места, где стоял Уэйн, было видно, что задние поддоны забиты упаковками воды. Такими же, как в фургоне.

— Надо же! — сказал Тед. — И от ФАЧС[48] бывает толк.

— Ага. — Зак не придумал, что еще добавить.

Он залез в грузовик, сорвал толстую пленку, крепившую припасы к поддонам, и начал сбрасывать коробки к Теду и Уэйну.

На тележке поместилось пять штук. Уэйн покатил ее обратно к джипу. Зак и Тед шагали впереди, у каждого по коробке.

Первая вылазка обошлась без происшествий. В ходе второй Теду пришлось пустить в ход биту: из леса молнией вылетело голое существо на рваных культях, оставшихся от рук и ног. Ни ушей, ни век, ни губ. Тед прибил его с большим удовольствием.

— Зараза! — сказал Тед, когда они отправились к грузовику в третий раз. Он высосал бутылку воды и рыгнул. — Может, заведем грузовик и поедем?

Зак какое-то время смотрел на него, моргая; его лицо блестело от пота. Темные пятна под мышками как будто натекли из пистолетов.

— Конечно, Тед, — молвил он, кивая и скалясь. — Обязательно. Но сначала вырубим сосны. И проделаем просеку до шоссе сто девяносто.

— Я что? Я ничего, — пожал плечами Тед. — Просто сказал.

— Ага, ага. Хорош. Пошевеливайся. Сейчас загрузим, сколько сможем, а завтра вернемся с грузовиком. Тогда мы Сета…

Где-то рядом завыла нежить — протяжно и скорбно.

— А, сука! — сказал Тед. — Откуда, черт побери?

— Оттуда, — ответил Уэйн.

Неподалеку от места, где он встретил первого сегодняшнего мертвеца, стояла уже новая тварь. Она взвыла вторично и на сей раз голосила дольше и громче, с настойчивостью.

— Вот гадство! — произнес Зак. Со всех сторон донесся ответный скулеж. — Дело дрянь. Бежим.

Они бросились наутек, держа биты наготове. С обеих сторон границы из леса шли мертвецы, их вопли слились в единый хор.

Беглецы настигли воющую тварь. Тед ударил, не снижая скорости, но промахнулся, споткнулся и чуть не упал, выронив биту. Зак, задыхаясь, привалился к дереву. Тед стоял согнувшись, упираясь руками в колени, и тяжело дышал.

— За битой не вернешься? — спросил Уэйн, прижимаясь спиной к машине.

— На кой мне это нужно? В джипе еще шесть штук, — ответил Тед.

Уэйн выстрелил ему в лицо. Большую часть челюсти снесло начисто. Тед рухнул, мяукая и хватаясь за место, где прежде торчал подбородок. Меж пальцев струилась кровь.

Надо было начинать с Зака — тот всегда был проворнее, и вот теперь Зак убежал, скрылся из виду.

— Твою мать! — сказал Уэйн.

Зак высунулся из-за дерева и открыл огонь из «таурусов».

Уэйн укрылся за джипом. Мертвецы наступали со всех сторон.


Если дело доходит до умерщвления школьного кота, то день и вправду не задался.

Утро Сью началось именно с этого, что вовсе не улучшило ее настроения. Мистер Полосатик давно болел, ему было лет пятнадцать, он терял зрение, и после ее ухода в пакгаузе не осталось бы решительно никого, кто мог бы о нем позаботиться. Она надеялась, что к брошенным детям проявят больше сострадания, но в глубине души сомневалась в этом.

Она позволила коту доесть остатки тунца, смешанные с молочным порошком и парой истолченных таблеток тайленола. Затем уложила его к себе на колени, погладила по голове; набросила на морду полотенце, а сверху надела пластиковый пакет. Да, ему так будет лучше. Теперь он свободен. Она обошлась с ним как могла мягко и ласково, а потом, когда все закончилось, положила Мистера Полосатика на матрасик, чтобы там его и нашли.

Они сидели как в осаде, и даже после наступления темноты Сью не могла спуститься и дойти до помойки. И наверху, в двух офисных кабинетах, где постоянно находятся сироты, Полосатика не пристроить. Днем дети — по крайней мере, те, у кого имелись родители, — шныряли везде, даже внизу, куда им было запрещено ходить. Пусть лучше обнаружение мертвого кота пройдет достойно и по плану, подумала она, это даже может иметь воспитательное значение. Ой, неужто в ней проснулся педагог? Да эти детишки своими глазами видели столько смертей, причем самых ужасных; чему их может научить смерть кота? Вспомнив об этом, она перестала улыбаться.

Так все и вышло: когда в восемь часов дети собрались, кота нашли на подстилке мирно отошедшим в вечную ночь.

Двадцать ребятишек в возрасте от трех до десяти. Надзирали за ними чиновница и ассистентка зубного врача — женщины средних лет, не слишком-то похожие на преподавателей. После короткой траурной церемонии под управлением Сью Мистера Полосатика похоронили: завернули в кусок полиэтилена и бросили из окна третьего этажа в кучу красноватой земли близ незаконченной стройки. Импровизированный саван в полете частично развернулся, и тельце кота не достигло цели, а шлепнулось на асфальтовую площадку перед пакгаузом. Что с этим делать, кроме как затворить ставни? Одни дети плакали, другие угрюмо молчали. Но только не Джейсон — этот еще раз подтвердил нехорошее мнение, которое у Сью о нем сложилось.

Ему крупно повезло: он не был сиротой.

— Хочу есть! — вопило маленькое животное.

Еще немного, и Сью уступила бы. Все обитатели пакгауза, черт побери, получали на завтрак строго отмеренные порции крекеров и арахиса, но бушевал только этот жиртрест. Один из самых старших в группе, но вдвое глупее самого маленького.

Сью глубоко вдохнула, обуздывая гнев. Потянулась, за грязный воротник вытащила Джейсона из толпы и прошипела ему в лицо:

— Ты плохой мальчик.

И усадила его, улыбнувшись своим словам.

— Ненавижу тебя! — заорал он. Мерзкие кривые зубки, немытое лицо. — Я папе скажу!

На это Сью улыбнулась еще шире и ущипнула его за щеку, сильно, испытывая желание прорычать, что голодают они отчасти по вине папы Джейсона. Всякий раз, отправляясь за припасами, этот гад возвращался с грузовиком, наполовину забитым спиртным, — и все мужики радовались, не замечая, что из еды осталось лишь несколько ящиков соленых крекеров и яблочного пюре.

— Хочу есть, — подала голос еще одна маленькая дрянь.

Сью повернулась, приходя в себя:

— Летиция, я же тебе сказала: еды пока нет. Мы ждем, когда ее привезут.

— А когда привезут?

Сью взглянула на Пэтти, ассистентку стоматолога, — еще одну из тех, кому на этом хранилище сварочных и сантехнических снастей досталась роль преподавателя младших классов, хотя максимум, кто из нее получился бы, — это нянечка. Пэтти хотя бы обладала некоторым опытом в этом роде: до катастрофы у нее была дочь. На ее лице за эту неделю появился десяток новых морщин, оно казалось застывшим, глаза были всегда полузакрыты от усталости.

— Пора бы им вернуться, — сказала Сью, предоставив Пэтти пялиться в стену. — Скоро обед. — Было четверть второго. — Наверное, мужчины нашли хороший магазин или еще что-нибудь. Чтобы загрузиться, понадобилось много времени, но сейчас они едут обратно с полным грузовиком печенья, спагетти и тунца. Правда же, здорово?

Дети помладше отозвались нестройным радостным хором и вернулись к своим занятиям — рисованию и настольным играм.

Сью ненавидела их. Не всех, но большинство. Уэйн сказал, что в джипе всего восемь мест, но если дети маленькие, то удастся впихнуть еще парочку.

В классе Сью было восемь сирот плюс дети тех, кто скрывался в пакгаузе, — одиннадцать человек. Днем они занимались кто чем, ночью спали на провонявших мочой матрасах в офисах. Можно было бы и плюнуть на детвору, однако без опеки Сью и Пэтти она бы протянула недолго.

Если утрамбовать как следует, можно взять Пэтти и еще пятерых детей. Значит, троих придется оставить.

Конечно, ей следовало сделать выбор еще до обеда, но тогда она мучилась похмельем.

Сью осмотрела жалкое сборище. Довольно легко было прикипеть к малышам, дошколятам, еще не покалеченным жизнью, но это лишь превратило бы их в обузу. Тогда Сью пришлось бы наблюдать за крушением их судеб или даже содействовать ему.

Девон, чернокожий четырехлетка, жутко раскашлялся. Сью еще с утра замечала в нем развитие неких симптомов, и теперь это принесло ей облегчение. Прощай, Девон!

Сью придвинулась к Пэтти и прошептала:

— Я думаю взять Летицию, Моргана, Шона и Грега, кому больше шести. Дальше придется выбирать — София, Сара или Эвери. Как ты считаешь? Сара младше всех, но хорошо соображает и послушна.

Пэтти что-то пробурчала.

— Больше нам не взять. С пятью мы даже вдвоем еле справимся… на трассе. Господи, Пэтти, скажи что-нибудь, мы должны…

— Чего?

— Ты должна решить: София, Сара или Эвери? Девон ужасно кашляет. Похоже, дело серьезное. Нам только и не хватало, чтобы они разболелись.

— Я не могу.

— Можешь. Уэйн с Йеном все спланировали. Не будем же мы торчать здесь вечно.

— Я не могу выбирать, я никуда не еду.

— Не говори ерунды. Мы обсуждали это целую неделю. Черт возьми, мы все об этом думали целый месяц, с тех пор как Йен сказал, что Сет больше не хочет участвовать в спасательных вылазках и будет заниматься снабжением. Ты можешь это сделать. Мы должны. Склад — ловушка. Детей пока надо выбрать только на всякий случай: если Уэйн вернется с доказательствами, что Зак и Тед — убийцы, то Сет, наверное, поймет, что уходить надо всем.

— Конечно, если все пойдут, то и я пойду. Но если Сет не пойдет… я не… я тоже останусь с детьми. Снаружи слишком опасно, а здесь еда…

— Здесь нет еды!

— Ну, обычно есть. Мы здесь в безопасности… — твердила Пэтти. — Сет прекрасно справляется.

— Боже мой. — Сью провела рукой по лицу. — Да неужели ты и вправду хочешь остаться?

— Какая разница, я не могу бросить детей. Ни одного… Никто из них этого не заслуживает.

— Ш-ш-ш!

Так вот в чем дело — это все чертов материнский инстинкт. Сью украдкой выглянула в окно: джипа как не было, так и нет.

— Солнышко, Бренды больше нет, как ты ни старалась ей помочь. Давай так: чего бы ждала от тебя Бренда, будь она жива? Наверное, чтобы ты постаралась принести пользу другим. Так вот: никому не будет пользы, если ты останешься. Это гиблое место. Вспомни приход Плакеминс.[49] Ты водила Бренду в Порт-Сульфур? Ей понравилось? Классное место — и тебе рыба, и креветки, ветерок… Подумай о детях.

— Я о них и думаю.

— Представь, как они растут в этом здании. Так ведь не вырастут, им просто не выжить. Скоро начнется голод.

— Нет… Наши на пятьдесят пятой трассе, там что-нибудь найдется.

— А, чтоб тебя! Мужиков, которые этим занимаются, с каждой неделей все меньше, и ты знаешь почему. Хочешь помочь детям — бери тех, кого можем взять, и валим отсюда.

Пэтти расплакалась. Прямо артистка.

— Можно никого и не брать. Я знаю, на самом деле ты…

— Хорошо, хорошо. — Сью сжала запястье Пэтти и снова выглянула в окно. — Я беру четверых, которых назвала, и еще Сару, с тобой или без тебя, жопа такая. — Она улыбнулась, произнеся это, и спохватилась, что кое-кто из детей смотрит на них.

Пэтти встрепенулась:

— Ты не можешь. Ты не справишься с пятью…

— Смогу и справлюсь. — Лицо Сью оттаивало, но улыбку она придержала. — Смотри на меня. Я за все отвечаю. Будь я проклята, если останусь здесь и…

— Сара слишком мала, оставь ее…

Сью не слушала дальше. Похоже, перестаралась с дыханием: голове жарко, а во рту холодно. Она взъерошила волосы, вышла из комнаты и направилась к лестнице. Взглянула сверху на главное помещение склада, уже полностью залитое дневным солнцем, которое проникало сквозь световые люки.

Внизу был Уэйн — и как ему удалось войти, что она и не услышала? И джипа не видать. Уэйн уже беседовал с Сетом; тот надел свою розовую рубашку и повязал галстук, будто все еще оставался менеджером среднего звена.

Сью с грохотом сбежала по железным ступеням.

— Обоих, — говорил Уэйн.

Сет мрачно кивнул и посмотрел на Сью. Она открыла рот, но что-то в глазах Уэйна заставило ее смолчать.

— Плохие новости, Сью: Зак и Тед мертвы. Собери всех.

Уединиться было можно лишь в санузле в кабинете управляющего, там-то Сью и ждала Уэйна после собрания, сидя на ржавом унитазе, которым больше нельзя было пользоваться, и потягивая пиво «Абита». Глядя в зеркало, она по возможности привела себя в порядок, и вот наконец Уэйн появился.

— Что случилось? Где джип?

— Тсс, — отозвался он.

— Они же наверняка пытались тебя убить? Почему ты не сказал Сету?

— Я… не совсем. Может быть, и собирались.

— Может быть? Что сказал Сет? Они пойдут?

— Я не обсуждал с ними, вряд ли это было бы разумно. — Уэйн уперся ладонью в стену позади Сью.

— Что? Мы просто берем и уходим? Только мы, без фургона?

Он уронил руку.

— Сету нельзя доверять.

— Уэйн, но как же мы справимся в одиночку? — Она даже топнула в досаде.

— Ты что, не слышишь? Я больше не доверяю Сету. По-моему, Зак и Тед действовали не одни. Скорее всего, ими кто-то руководил.

Сью привалилась к стене.

— Они все-таки хотели тебя убить.

— У них ничего не вышло.

— Мертвецы их опередили.

— Это я их опередил… Рассудил по-своему и пристрелил их.

— О боже!

— Я испугался, все время думал о том, что они собираются сделать, и даже не знаю уже, были ли мы правы. Я запаниковал.

— Ш-ш-ш, все в порядке. — Сью положила руку ему на грудь. — Ты был прав, абсолютно прав, мы так и хотели, только чуть-чуть иначе. И очень хорошо, что ты сказал всем, в том числе Сету, что их убили мертвецы. Это отличное прикрытие, ты сделал все как надо.

— Не знаю… Я боюсь, что Тед или Зак могут…

— Что?

— Вернуться. Мало ли? Никак не отогнать эту мысль.

— Ты их не добил?

— Я не знаю!

— Господи, Уэйн. Ты рехнулся, это же будет…

— Заткнись… успокойся. Слушай. — Он прижал руки к груди Сью, но это ей не понравилось, и она оттолкнула его. — Иди к Пэтти, пусть собирает детские вещи, чтобы все было готово. Я поговорю с Йеном.

— Угу. Но где джип? Как мы уедем?

— Джип в четырех кварталах отсюда, набит армейскими пайками и водой. — Глаза Сью расширились. — Не сходи с ума, просто собери барахло, скажи Пэтти, и можно будет выступать.

— Нам придется идти пешком?

— Совсем немного. Ничего страшного.

Она сглотнула, прильнула к нему и прошептала:

— Может быть, просто уйдем и никаких детей?

— Нет. Дети нужны. — Теперь ее оттолкнул он. — В них половина дела.

— Как хочешь. Ты даже не знаешь, как их зовут. Пэтти не пойдет.

— Плевать. — Уэйн вздохнул. — Собери все, сиди тихо, никого не пугай. Дай сюда пиво. Мы уйдем на рассвете. Тебе нужно поспать.

Она вышла из туалета и поднялась на верхний этаж, вся дрожа и сомневаясь, что сможет уснуть: завтра будет не лучше. В темноте учебной комнаты, также служившей детям спальней, она перешагивала через матрацы и просто хватала одежду, какая была, из нестираных груд. Заталкивала вещи в рюкзак, стараясь отбирать их специально для тех, кого наметила, но в слабом свете фонаря не была уверена, что находит нужное. Дети спали как убитые. Пэтти прикорнула на полу, Девон хрипел, как засоренная труба. Обувь: с нею нельзя ошибиться. Морган, Летиция, Грег, Шон, Сара. Они — избранные, она может помочь только им.

Сью только-только заснула, когда ее разбудил Уэйн и сказал, что мертвецы обнаружили склад.


Стемнело, и вот другие ему подобные вышли из леса. Они плелись мимо, не обращая на него внимания; одни изувеченные, разложившиеся и безусловно прекрасные; другие невзрачные, скучные и уродливые, вроде тех весельчаков на колесах и с грохочущими железяками.

Ночь была сырой и холодной. Когда он попытался сделать вдох, воздух показался пустым и пресным. В нем не было нужды. К счастью, он пока не нуждался вовсе ни в чем, по крайней мере из материального. Он мог просто сидеть, ничего не соображая и не помня.

Но это не значит, что он обходился совсем без мыслей. В его сознании носились сонмы образов — люди, места и вещи плюс эмоции, которые все это возбуждало в нем. За долгую ночь он несколько раз хватался за голову и раскачивался, стеная, — его терзали мысли.

Дело не в картинах насилия и страха — таких, по сути, было немного. Боль возникала из-за какофонии в мозгу, так как все образы и чувства поступали без порядка, логики и связи. Он не мог выбрать, о чем думать; не мог даже выделить что-либо из конкретного ряда. Ему не удавалось рождать мысли — он лишь находился под их обстрелом, и эта атака могла бы посоперничать с физической пыткой.

У него не было слов почти ни для чего из того, что проходило через сознание, и это усугубляло душевную боль. Без названий и категорий даже приятные чувства запутывали и разочаровывали, так как он был не в силах ни понять, ни объяснить свое удовольствие. И эта боль усиливалась от его неспособности на чем-либо сосредоточиться или предвосхитить появление следующей мысли или чувства. Вместо этого он оставался полностью во власти капризов неведомой силы, действовавшей не то снаружи, не то внутри.

Когда ему удалось достаточно успокоиться, чтобы просто наблюдать и не мучиться каверзами сознания, он заметил, что перед мысленным взором вновь и вновь возникает одно и то же лицо: белокурая девушка с чистой кожей. В разных мыслях ее возраст и облик менялись, но он узнавал одного и того же человека. Ее окружали люди в разнообразных одеждах, часто — среди цветов и деревьев; во многих обрывках воспоминаний она издавала ртом радостные звуки, которые он пытался повторить, но не мог, однако все же чувствовал удовлетворение. Последнее, увы, было неполным, ибо он не понимал ни ее связи с собой, ни причины, по которой думал о ней так часто. Он не знал ее имени. Его все сильнее смущала и угнетала неспособность сформулировать или уточнить, кто она такая, — и вот он издал второй стон, самый громкий и протяжный в казавшейся бесконечной ночи.

Он взвыл еще безнадежнее через пару часов, когда осознал более значительный ущерб, понесенный разумом и душой. Незадолго до рассвета он уразумел, что не может ни поименовать, ни понять свои чувства к девушке. Созерцать ее в уме приятно: в этом нет ни страха, ни боли, ни злости — эти эмоции он представлял себе полнее и лучше. Ему отчаянно хотелось снова увидеть и услышать девушку, но его стремление к ней не было сродни жажде и голоду, которые точили его нутро от глотки до кишок, завязывая узел жгучей боли и жадного желания. Только мысли о ней и помогали ему забыть о своем искалеченном, растерзанном теле. С ними он забывал себя почти полностью и думал лишь о ней: чего она хотела, что чувствовала и в чем нуждалась.

Он ощущал все более настойчивую потребность найти название этому самоубийственному чувству, а также выяснить, на что способно существо, столь напряженно его испытывающее. Поскольку всякое понимание данного чувства пребывало за гранью поврежденного рассудка, ему оставалось взывать к равнодушным звездам — воем самым долгим и пронзительным, какой только мог издать бывший человек, умерший и никому не нужный. Тот факт, что он уже мертв, лишь усиливал одиночество и оторванность от всего, что могло облегчить его боль.

Когда оранжевый шар солнца взошел над холодным лесом, свет отчасти успокоил его: чувства и мысли о девушке уже не мучили, хотя наполняли по-прежнему. Они стали просто фоном его умственной жизни. Вид окоченевшего женского тела у него на коленях, пятна его и ее крови на тротуаре не ранили и не пугали; коли так, он будет игнорировать боль, причиняемую мыслями, — быть может, даже позволит их красоте отвлечь его от окружающего уродства и распада.

Он аккуратно опустил женщину на землю и сложил ей руки на груди. В последний раз погладив ее красивые волосы, выпрямился и заковылял прочь. У него не было никакой цели, но что-то в словах с указателя «Добро пожаловать в Луизиану» заставляло его думать о ней, о той девушке.

Под ногами хрустнуло битое стекло. Звук ему не понравился.


Уэйн следил из темноты за подножием лестницы. Фонарь висел на поясе, правая рука лежала на кобуре.

Световые люки превратились в бесполезные синие прямоугольники. Все окна ниже давно были заколочены. Собравшихся снаружи мертвецов нельзя было увидеть, но можно услышать: они шаркали и взрыкивали в первобытных сумерках. Время от времени они колотили в алюминиевые стены, и в здании разлеталось эхо, напоминавшее постановочную бурю и заглушавшее шаги живых, которые перебегали меж островков искусственного света. Уэйн поднес часы к глазам и включил подсветку. Солнце зайдет через полчаса. Еще пять минут — и они уйдут вне зависимости от готовности. Где, черт возьми, Иен?

— Говорите тише, — прошипел Сет, безуспешно пытаясь сплотить остальных.

Его обступили несколько мужчин с изнуренными лицами, которые заливал холодный свет фонарей. Снаружи завывали мертвецы.

— Послушайте, послушайте! — твердил Сет, и кто-то на него прикрикнул.

Они хотели выбраться, и прямо сейчас.

— Нет, — произнес другой голос, может быть Хэнка, но Уэйн не был уверен.

— Как они нас нашли? Как получилось, что так много?

— Добраться до грузовиков и…

— Заткнись для начала, они могут услышать!

— Уже знают, что мы здесь…

— Сколько их там?

Тишину разорвали выстрелы наверху, за ними последовал гулкий грохот: алюминиевая кровля содрогалась под ногами стрелков.

— Послушайте минуту. — Сет уже не старался говорить тише. — Я попытался… — Его перебил новый выстрел, и он повысил голос: — Стив и Брайан на крыше. Мы здесь в безопасности. Вот почему мы…

Электрический треск, потом голос:

— Сет! Это Брайан. Прием.

Знаком призвав остальных к молчанию, Сет снял с пояса рацию и поднес к губам:

— Говори. Прием.

— Их там сейчас пятьдесят или шестьдесят. Прием.

— Справимся.

Несколько секунд тишины. Уэйн вновь посмотрел на часы. Наверху заплакал ребенок. Где-то снаружи мертвец ударил по стене — судя по звуку обрезком трубы. Снова грянули выстрелы.

— Брайан? Прием.

— Да, мы справимся, но шум получится адский. Их еще набежит. Ты знаешь, как…

Все прочее потонуло в криках вокруг Сета. Собравшиеся рассыпались на мелкие группы, зазвучали знакомые речи.

— Это Уэйн виноват.

— Доделай дело!

— Шли по его следу…

— Вовсе не потому Они не такие умные…

— Привел их прямо к нам…

— Где он?

Съежившийся в темноте Уэйн извлек пистолет, снял с предохранителя. Почти пора. Почти.

Немногочисленные сторонники Сета сбились в кучу и потребовали внимания; твердили, что нужно действовать сообща, что они выживут лишь при условии…

— Грузовики, — сказал один из ребят Зака; его команда надвигалась на группу Сета.

Повсюду метались люди, выбегая из кабинетов, служивших им жильем. Наверху продолжалась пальба. Мертвецы выли и ломились внутрь.

— Дай нам ключи. Мы валим отсюда.

— Тевин, я не дам тебе ключи. Остынь и подумай, что ты…

Кто-то выстрелил, Сет упал, и в следующий миг воздух наполнился свинцом.

Уэйн пригнулся, не вмешиваясь. На секунду воцарилась тишина, прерываемая криками раненых. На крыше вели огонь. Мертвецы наносили удары по зданию.

Кто-то совещался при пляшущем свете фонарей.

Уэйн вскочил и помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

— Вот они, — произнес чей-то голос.

Раздалось бряцанье ключей, а потом Уэйн шагнул в кабинет и притворил за собой дверь.

Сью прижимала к себе чернокожего мальчонку. Тот всхлипывал, уткнувшись лицом в ее шею. Некоторые дети стояли и плакали, другие сидели среди простыней и подушек, с плюшевыми игрушками в обнимку. Пэтти оставалась в дальней части помещения, куда свет фонаря не доставал. Еще двое детей жались к Сью.

— Что происходит? — спросила она, с трудом удерживая малышей. — Кто стреляет?

— Ребята на крыше, кладут их…

— Нет. Кто-то стрелял в помещении.

— Это Сет. Кто-то…

— Сет кого-то застрелил?

— Нет. Кто-то застрелил Сета. Мы должны…

— Господи! Он…

— Ты готова? — спросил Уэйн.

— Сейчас? — Сью нервно огляделась. — Постой, куда подевался Морган?

— В туалете, — подала голос Пэтти.

— Боже ты мой! — Сью закусила губу и встала. — Дети, поднимайтесь, мы уходим.

— Это не вам, зайки, — сказала Пэтти своим малышам и закрыла глаза.

Летиция, Грег и Шон подошли к Уэйну. Сью поискала взглядом вокруг.

— А Сара где? Сара!

— Она со мной, — невнятно пробормотала Пэтти, привлекая к себе ребенка, от которого осталась только тень.

— Мы можем вернуться, — сказал Уэйн. — Вы поместитесь. Места всем хватит. Мы…

— К черту! — Сью сжала кулаки. — Дура! — крикнула она Пэтти.

— Вы пойдете пешком? — спросила та.

— Джип всего в четырех кварталах отсюда, — ответил Уэйн. — Мы можем…

— Ты сказал Сету, что оставил его, — проговорила Пэтти. — Ты их погубишь.

— У тебя есть пистолет? — спросил ее Уэйн.

— Даже три.

— Ладно. Идем.

Снова выстрелы, крики снизу. Гул толпы мертвецов, которых все больше. Детский плач.

Они заперли дверь кабинета, где осталась Пэтти, и притаились в коридоре на пути к лестнице.

— Не думал, что ты его возьмешь, — прошептал Уэйн.

— Не смогла отвязаться, — вздохнула Сью. — Он не нашел свою обувь, придется его тащить.

— Разберемся. — Уэйн подавил желание выматериться и наорать на нее. — Мы должны действовать быстро… Погоди.

— Что такое?

— По-моему, поднимается дверь гаража. Слышишь?

— Черт! Они войдут.

Раздался залп. Сью перехватила мальчонку левой рукой — Уэйн вспомнил, что того зовут Девон, — вытащила пистолет и кивнула.

Уэйн поднял Летицию, самую маленькую из троих детей, стоявших вокруг. Она обвила руками его шею.

— Теперь держись крепче.

— Не отдавай меня им.

— Не отдам. — Уэйн сделал глубокий вдох. — Сью, оставайся сзади. Твой правый фланг, мой — левый. Пусть они встанут между нами.

Она подтолкнула двух ревевших мальчишек. Уэйн скривился. Черт возьми, они слишком малы.

— Хватайся за мой ремень, — велел он Шону. — Пора. — Он посмотрел на Сью. — Дальше — как мы договаривались. Порядок?

— Порядок.

Он отворил дверь и вывел всю компанию наружу. Большая часть здания тонула во тьме. Казалось, что лучи фонарей умирают в черном воздухе.

Склад делился надвое чередой офисных кабинетов. Возможно, мертвецы заполнили гараж, но в этом крыле их не было видно.

Они медленно двинулись по лестнице. Откуда-то донеслись гневные возгласы. Грохот выстрелов снаружи. Тяжелые шаги по крыше.

У подножия лестницы Уэйн остановился, ребенок позади ткнулся в его спину. Где-то рядом прошаркали ноги. Из темноты выступил Йен и впился зубами в мягкое плечо Летиции. Она закричала.

Рявкнул пистолет Уэйна, Йен упал на спину. Сью и дети с визгом отступали и падали, спотыкаясь друг о друга. Сью открыла огонь в пустоту. Горячая кровь Летиции заливала руку Уэйна. Летиция крепче вцепилась в его шею. Она вопила без устали, а из тьмы к ним выходили все новые и новые мертвецы.

— Назад! — заорал Уэйн и потащил Сью с детьми вверх по лестнице. — Я все устрою. Пригоню джип. Ждите здесь.

Он передал Сью плачущего раненого ребенка и исчез, бросив:

— Позаботься о ней.

Внизу, у подножия лестницы, столкнулись еще два мертвеца — Трейс и Марк, убитые в перестрелке из-за ключей. Уэйн уложил их и направился к загрузочной двери. На миг луч фонаря вырвал из тьмы неподвижное тело Сета. Со стороны гаража кто-то вопил. Мотор набирал обороты.

Похоже, прямо по курсу мертвецов было немного, большинство устремилось к подъемной двери гаража футах в сорока справа от Уэйна. Наверное, пройти будет несложно.

Убрав оружие и продолжая удерживать фонарь, он взялся за цепь обеими руками, потянул, приподнял тяжелую дверь на несколько футов и окунулся в ночь. Холодные руки потянулись к нему, и он споткнулся о трупы — они были повсюду, спасибо снайперам. Стрельба давно утихла. Ходячие мертвецы надвигались, рыча от вожделения.

Уэйн перекатился, раздавая пинки и нанося удары куда ни попадя, одновременно нащупывая оружие.

— Черт!

Кобура была пуста. Мертвец бросился на него, навалившись всем телом, Уэйн врезался подбородком в бетон. Хлынула кровь.

Выбравшись из-под туши, он кое-как встал, пустился бежать и врезался в Зака. Тот шарил по воздуху руками, распространяя зловоние.

Уэйн выхватил «доктора» из кобуры на правом бедре Зака и разнес башку твари в кровавое месиво.

Из гаража вылетел грузовик-пикап, его покрышки визжали и подпрыгивали на парковочных разделителях. С платформы слетели и грохнулись на бетон несколько человек, они орали и молотили руками.

Уэйн пустился бежать. Чем больше он удалялся от склада, тем тише становилось вокруг. Через пять минут он, тяжело дыша, уже прятался за джипом. Еще через две минуты фары высветили кошмар, творившийся вокруг здания.

Сью шла к нему с поднятым пистолетом, прижимая к груди Девона. Ни Шона, ни Грега не было видно, только твари дрались в дверях из-за кровавой каши. Тед, нижняя челюсть которого беспорядочно болталась, волочил свою биту по луже крови, растекшейся вокруг пировавших. На крыше кто-то размахивал руками и взывал о помощи.

Уэйн затормозил.

— Вас не укусили?

Сью помотала головой.

— Хорошо. Полезайте внутрь.

Она подчинилась, и они поехали прочь.


Он шел день за днем, думая о девушке и ее волосах, хотя не вполне разбирал, что за волосы и что за девушка. Иногда хотелось узнать, где она теперь, что с ней стало и имеют ли какое-то отношение к ней встречные указатели. Один гласил: «Новый Орлеан 65», но это было не вполне правильно. Почти, но не совсем.

Потом он сошел с трассы и забрел в город. Надпись на щите — «Хэммонд» — что-то значила для него, сейчас или прежде. Городок был разгромлен, везде бродили существа, похожие на него и все же другие.

Фасад одного магазина был изувечен особенно сильно. Двери валялись, выдранные из косяков. Он увидел небольшой агрегат, примерно с человека; тот лежал еще дальше, будто его каким-то образом проволокли через дверь, попутно вырвав ее. По верху шли буквы — «Банкомат». Он не помнил, для чего эта штука предназначалась, но почему-то его огорчил ее плачевный вид.

Он оглядел разоренный магазин. Слева от входа билась головой о стену мертвая женщина, оставляя на кирпичах части лица. Когда он вошел, она смахнула разноцветную мерзость и без всякого выражения воззрилась на него. Благодаря проломам в стенах внутри было не так темно, как в других зданиях. Повсюду разбросаны коробки и мусор, пол скользкий от грязной воды. В зиявший дверной проем заливал дождь, и это напомнило о чем-то еще, что являлось лишь в образах: помещение, где он находился с девушкой, — сырое и разгромленное, с черными наростами на стенах. Он исторг стон, и мертвый мальчик, сидевший посреди кондитерского отдела, простонал в ответ. Он поднял что-то измятое и пестрое, снял блестящий фантик, положил содержимое в рот, но тут же выплюнул.

Он брел к дальним рядам, где пол был уставлен сотнями пластиковых бутылочек. Несколько штук было и на металлических полках. Он взял одну. В ней загремело.

Новая мысль, в отличие от беспорядочных ночных, явилась в логической связи, хотя и была, как прочие, отрывочной и непредсказуемой. Он вспомнил, что девушка нуждалась в содержимом таких пузырьков. Вспомнил, как откупоривал похожие и очень аккуратно клал на ее ладонь два белых колесика. Сейчас он держал как раз такой пузырек, но нипочем не сумел бы открыть. Поднял его, чтобы рассмотреть надпись, но шрифт был слишком мелким. Обнаружив это затруднение, он потянулся к нагрудному карману: там всегда лежала вещица, помогавшая ему читать буквы, — еще бы вспомнить, как она называлась и выглядела. Теперь карман был пуст.

Он осматривал другие бутылочки, выставляя их на прилавок. Не мог прочесть этикетки, но пытался по-разному выстраивать пузырьки — от больших к меньшим, или «волной»: повыше, пониже, снова повыше, или же отделял круглые от квадратных. Затеей стал пробовать разные варианты. Он очень старался и потратил большую часть дня, хотя не знал, зачем это делает и что им движет. Однако в какой-то момент почувствовал, что ему удалось расположить пузырьки правильно — так, что они образовывали на прилавке изящный ряд. Он отступил, чтобы полюбоваться. Затем шагнул вперед, отсчитал седьмой пузырек и убрал. Вновь отступил: ряд все равно выглядел правильным. Отсчитал еще семь, снял другой пузырек, но ряд нисколько не пострадал. Он повторил процедуру еще пять раз и, когда с удовлетворением убедился, что гармония не нарушилась, взглянул на семь отобранных пузырьков. Потом кивнул. Они тоже правильные, решил он и положил их в дыру, к металлическому браслету, который снял с женщины. Выйдя из магазина, он двинулся по улице, чувствуя себя чуть более наполненным и довольным, чем прежде.

В конце концов он вышел на другую автостраду. На указателе значилось: «1-10. Новый Орлеан 50». В голове гудело; он шел и шел. Солнце всходило и опять закатывалось, а он все брел. Время от времени садился и закрывал глаза или вынимал из живота круглую штуковину и держал на ладони. Когда слишком припекало, он прятался в лесной тени или под большой колесницей, а то и внутри какой-нибудь поменьше.

Порой с ним шагали ему подобные, плечом к плечу, будто он знал, куда идти, и они хотели присоединиться. Порой они не замечали его, поглощенные собственными странствиями.

Однажды он увидел, как четверо мертвецов напали на пятого: он полз, хватал ртом воздух и пытался встать, но неприятели рычали, толкали его, не давали подняться, избивали голыми руками и камнями, уже снесли ему нос и вышибли зубы. Он направился к ним, размышляя, как бы помочь тому пятому, но четверка оттолкнула его и набросилась с палками. Один попытался забрать вещи из его живота. Он отшвырнул нападавших и пополз прочь, а они переключились на скорбную фигуру, корчившуюся на земле.

Он шел и шел. «Новый Орлеан 35… 20… 10». Ему ни о чем не говорило это название, но он тем не менее узнал город, когда увидел его, — безмолвный, безжизненный, мрачный.

В свете заходящего солнца он прошел по большому мосту. Полотно было забито огромными машинами из стали и стекла — все разбиты, некоторые сгорели. Внутри многих находились трупы, еще больше лежало на мостовой. Иные — не целиком, лишь туловища или конечности в засохшей крови. Повсюду громко гудели тучи безобразных мух. Он покачал головой и продолжил путь, взирая на величественные изгибы стального каркаса. За этим мостом оказался следующий, и это тоже что-то значило для него. Новоорлеанский мост… На полпути через это сооружение он увидел желтый металлический ящик, прикрепленный на уровне глаз. Тот был открыт, из него свисал шнур с пластмассовой штуковиной. На штуковине висела рука, правая, небрежно оторванная сразу под локтем. Он взглянул поверх ящика и прочел: «Звоните прямо сейчас. Жизнь стоит прожить до конца. Мы — надежда».

Какое-то время он всматривался в слова. Попытался их выговорить, но губы и язык казались просто тряпками, пришитыми к телу. Слова были простые, но он не вполне улавливал смысл — и не догадывался, почему на мосту написали именно их. Он изо всех сил старался сосредоточиться на одном из этих слов, которое почему-то особенно ему нравилось, пытался произнести его, но не мог даже толком вдохнуть или выдохнуть, а без этого ничего не получалось. Н… над… деж.

Попытка утомила его, но он кивнул с удовлетворением: ему удалось произнести правильный звук.

На середине моста его одолевал ветер, дувший со всех сторон. Он заметил транспортное средство, которое не было повреждено, провел рукой по гладкому нагретому металлу. Какое приятное сочетание прямых и изогнутых линий, стекла и стали, полное изящества и симметрии. Он поставил пластиковые пузырьки на крышу и сложил две пирамиды, по три штуки в каждой. Между ними водрузил металлический браслет и в его центре поместил седьмой пузырек. Как он и рассчитывал, пирамиды были одинаковой высоты и расставлены идеально. Браслет с пузырьком посреди довершали целое. Эти вещи хорошо сочетались друг с другом и с линиями транспортного средства. Если еще остались какие-то люди, они увидят и восхитятся. Или хотя бы просто порадуются.

Оставив творение рук своих, он обернулся к перилам. Позади него раскинулся город — неподвижный, мертвый и безмолвный в гаснущем свете дня. Вода под мостом вздулась и застыла, она казалась неживой, однако он знал, что если сосредоточится, то услышит ее вкрадчивое струение, полное мощи, тайны и обещаний. И с каждым мгновением, пока летел к черной глади и своему сомнительному возрождению, он ощущал их все отчетливее.


Как и рассчитывал Уэйн, проезд оставался свободен. Когда разразилась беда, в числе последних отчаянных попыток спасти город был запрет на несанкционированное использование транспортный средств. Для собственных нужд бойцы национальной гвардии расчистили на новоорлеанском мосту две полосы, но больше ничего сделать не успели.

— Меня всегда удивляло, — сказала Сью, пока они двигались по городу, — что можно проехать через центр Нового Орлеана, свернуть направо над трамвайной линией Сент-Чарльз, дальше на север через Французский квартал, на юг через Гарден-Дистрикт — и нигде не коснуться земли, даже не запачкать шины.

— Угу.

— Паришь на высоте тридцати футов, словно птичка на проводе. — Она вздохнула. — Теперь такого не увидишь.

У въезда на мост Уэйн притормозил. Да, гвардия постаралась, однако вокруг еще полно разного хлама. Девон закашлялся. Непонятно было, чего ему хочется — спать или плакать. Сью устроилась с ним на переднем сиденье, сама готовая расплакаться, а Уэйн как дурак повернулся к ней, и в этот самый момент джип — бабах! — наехал на какую-то дрянь. Послышалось шипение, и Уэйн понял, что они прокололи шину Девон совсем проснулся и теперь уже точно плакал.

Уэйн высунулся, потом вылез и обошел джип. Он напоролся правым передним колесом на ржавый бампер, и тот срезал резину начисто. Воздух уже вышел. Запаска была, но, черт побери, уже совсем стемнело.

— Что там такое? — спросила Сью.

— Колесо, я заменю.

— Что?

— Сиди на месте. — Он услышал, как Сью открывает дверцу. Вот черт. — Иди обратно в машину, я управлюсь за пять минут.

Он уже достал домкрат и запаску. Как же все нелепо.

— Куда ты?

Донеслись ее рыдания. Она шла по мосту и несла Девона, обнимавшего ее за шею.

— Господи, господи! — всхлипывала Сью; ее плечо намокло от соплей мальчишки.

Повсюду лежали тела. Она как могла быстро шагала по полосе и прикидывала. Может быть, удастся найти машину. С ключами, и еще в ней будет сок. Она задыхалась и сама не знала, куда идет; слезы жгли ей лицо.

В лучах фар вились мухи. Сью слышала лишь собственные шаги и тяжелое дыхание. Она крепче прижала к себе Девона.

Она дошла до вершины моста, надеясь рассмотреть на другом берегу Гретну.[50] Но там царил мрак. Она повернулась: Уэйн возился возле машины. Мертвецов видно не было, во всяком случае ходячих. Может, и впрямь лучше вернуться.

Она обернулась и увидела пирамидки из пузырьков с лекарствами. Цефдинир. Циталопрам. Празепам. Трамадол. Амоксициллин, и не одна упаковка. Они были выпачканы в потемневшей крови, но Сью смогла прочесть этикетки и узнала некоторые названия. Пэтти упоминала кое-какие лекарства, которые давала Бренде после нападения, — они должны были помочь, но не помогли. Что же это было?

Девон захныкал.

— Я не люблю темноту, — сказал он в затылок Сью.

— Знаю, зайка.

Сью сгребла пузырьки, затолкала их между собой и Девоном и повернула назад, к джипу.

Перевод Алексея Смирнова

Загрузка...