Занятия возобновились.
Памятуя о недавней ссоре, мы с наставником старались обходиться без слов, а если и говорили после взаимных приветствий, то только о погоде:
— Здравствуйте, сегодня холодно. И ветер пронизывающий.
— Здравствуйте, наставник. Да, сегодня удивительно холодно. Возможно, завтра потеплеет.
И быстренько расходились по своим местам.
После праздников к нам присоединились новые люди.
Наставник тратил много времени и сил на обучение новичков, чтобы они могли догнать нас. Ведь с осени мы разучили разные движения с названиями на неведомом языке, звучавшими приблизительно так: "кыонг тхи куен", или "кинь лак тхыа", или "во кык чыонг".
Там, в мире наших взмахов и мягких переступаний с ноги на ногу, послушник поднимал треножник, а серп разворачивал тело, тигр выходил из джунглей, и лев играл с луной. Это были песни, а не движения!
Выучить их родные названия у меня не получалось, все выходило как: бульк-бульк-бульк-чпок!
Это был язык жителей влажных рисовых долин.
Там, где люди на равнинах выращивают чай, попытки повторить их слова звучат по-другому: минь-синь-пинь-финь! И все это тоненьким голосом.
На занятиях женщинам приходилось распускать волосы, если у кого-то они были завязаны в хвост. В конце занятий мы разминали себе голову пальцами, сделать это с уложенной прической было невозможно. Женщины хорошели на глазах. Распущенные волосы очень их украшали, лица становились мягче, глаза начинали блестеть.
Но девочки, если они не ведьмы, ревнивы. Занятия, когда рядом с нами стояла высокая девушка из-за реки, избранница наставника, проходили в менее теплой обстановке. Чуткий наставник заметил это. И стал приходить один. Напряжение исчезло: он опять стал общим.
Наставник просил нас улыбаться на занятиях. Пусть за окном холодный и жестокий мир — но здесь-то мы как одна семья! Он знает, что говорит, потому что его цель — наше счастье.
Это были замечательные слова про семью.
В семье все ходят друг к другу в гости, открывают перед друг другом двери своих жилищ.
В Зимнем Городе много Праздников Темных Дней. Заканчиваются одни, начинаются другие и повод собраться есть всегда.
Мы, те кто занимался у наставника, собрались на Горе, в черном шатре, чтобы проводить старый год. Испекли пирог на моем очаге и славно посидели, посмеиваясь над царящими за стеной шатра холодами.
Наставник собирался присоединиться, но не смог выбраться из-за Реки. Что-то его не пустило.
Перед встречей для наставника я купила новую чашу. Ведь предполагалось, что гостей будет много, посуды может не хватить.
Это была красивая и удобная чаша. На тонких стенках был нарисован Зимний Город. Через несколько дней после встречи она раскололась пополам в моих руках.
Всем было жалко, что наставник не смог прийти. Даже решили не играть без него в "Голубую Корову": есть такая захватывающая игра.
Решили, чтобы наставник не спешил к нам из-за Реки, мы сделаем проще и придем к нему за Реку и там уж сыграем!
Спросили наставника после занятия, что он думает по этому поводу.
Он сказал:
— Хорошо.
Мы обрадовались, что он нам рад, и стали ждать, когда он нас пригласит в свой дом.
Зимние холода не прошли для сестры бесследно: у нее начало болеть плечо. И рука.
Зимой, когда борешься с холодом, часто вылезают болячки.
Наверное, пришло время рассказать про взаимоотношения ведьмы с ревностью.
Так же, как и в случае с местью, ведьма считает ревность глупой штукой. Ненужной и вредной.
Надо верить человеку, которого любишь и радоваться, что вы вместе.
Ревнуй, не ревнуй — если прогнила ниточка, связывающая двух людей, то какой смысл вязать на ней узелки, чинить ненадежное? А ревность — это всегда подозрения, тревоги, путы и капканы. Это не ведьмины забавы, ей в них скучно играть, она найдет занятие поинтереснее.
Корни этого отношения лежат в том, что ведьма любима с рождения. Этот дар всегда при ней, его не обронишь, не забудешь, не растратишь.
И она выбирает себе мужчин, которых хочет. Она не ревнует, потому что не боится потерять, ибо незачем удерживать то, что уходит от тебя и не надо отталкивать то, что к тебе приходит.
Она знает, что мужчин много. На ее век хватит.
А она одна. Такая — она одна.
Даже если сравнить с другими, сравнение будет в ее пользу, так уж сложилось, иначе не была бы она ведьмой.
И ее любимый человек с нею не потому, что связан по рукам и ногам обязательствами, обычаями, правилами и маленькими детьми. А потому что им — ей и ему — хорошо вместе засыпать и просыпаться, видеть, как растут дети, сажать деревья и собирать буквы в слова. Но каждый волен жить так, как ему нравится. Никто не обязан ломать свою жизнь в угоду другому. И свобода уйти — одна из основных свобод. Если не самая главная.
Эта свобода на деле привязывает значительно крепче, чем самый прочный аркан.
И у сестры этот дар больше, чем у меня.
Очень интересно было наблюдать за наставником.
Когда он чувствовал себя раскованно, то говорил, как говорят люди, мало знакомые с книгами, живущие в мире простых мыслей, незамысловатых чувств. Это был язык улиц, язык торжищ. Когда настораживался, начинал употреблять слова высокого стиля. Очень при этом старался.
Когда он отдельно показывал кому-то движения, сразу переходил на панибратское "ты". А так — обращался на "вы".
К этому времени я твердо решила, что своего старшего сына в обучение наставнику не отдам, какие бы чудесные движения он нам не показывал, какими бы силами не владел.
У наставника в голове полная каша вместо амриты. У сына по молодости лет тоже. Пока сын не получит обычных знаний, которые подтверждены опытом многих и многих поколений, закреплены в книгах и постоянно проверяются на прочность, забивать ему голову словами с Большой Буквы, основанными только на слепой вере, не подлежат даже малейшему сомнению и не подтверждены ничем, кроме слов наставника, я не позволю.
Ну и как бы тепло я не относилась к человеку, я никогда не отдам ему в обучение своего детеныша, если, показывая прием, пусть даже владения самой волшебной на свете силой, мастер позволит себе сказать, что, мол, вот так можно незаметно воздействовать на обычных людей. А наставник оговаривался не раз и не два.
С моей точки зрения это неправильно.
Слишком мелко для волшебства.
Не надо.