Князь мертвецов

Глава 9. Альвийский портной

Тонкая рука альва с силой зажала Мите рот и нос, перекрывая доступ воздуха. Послышались тяжелые прихрамывающие шаги: топ-топ-топ. Старый Альшванг спускался по лестнице.

Митя бесшумно задергался — сетка из альвийских лоз рассыпалась пылью, альв выдохнул сквозь зубы, как от боли и шарахнулся в сторону. Освободившийся от пут Митя принялся отчаянно тыкать в сторону оставшейся открытой двери.

Альв скосил глаза, побледнел — выглядело это так, будто лицо его вдруг вспыхнуло холодным лунным светом. Ивовая лоза скользнула к двери и потянула створку на себя.

Старый портной спустился вниз. Подошвы eгo разболтанных сапог липли к полированному мрамору.

Дверь бесшумно закрылась.

Осторожные, крадущиеся шаги звучали совсем рядом. И Митя уже сам затаил дыхание, обеими руками вцепившись в альва.

— Яков! — прозвучал сверху раздраженный голос. — Кого ты там ищешь? Иди сюда, мы разговор не закончили!

— Полагаю, закончили, — донесся приглушенный голос Урусова.

Шаги остановились у двери в каморку. Повернулись и удалились прочь.

— Ффффух! — альв мешком свалился с Мити и растянулся на полу.

Митя шумно вздохнул, втягивая в себя воздух.

— Вы меня чуть не убили! Два… нет, три раза!

— Это когда? — лежащий на полу альв приподнялся на локте и посмотрел на Митю зло сузившимися глазами.

— Когда с лестницы сбросили. Когда только что придушить пытались. А еще вы, сударь, ядовитыми лозами швыряетесь — тоже за раз сойдет!

— Не душил, а намекал сохранять молчание! С лестницы вы сами упали, а швыряться в своем родном доме собственными лозами — вполне законное занятие. Это вам, сударь, вольно было оказаться в чужом доме на пути чужих лоз!

— Ох, как же отчаянно вам приходиться сохранять молчание — в своем-то доме! — губы Мити невольно растянулись в глумливой усмешке.

Лицо альва заледенело, становясь и впрямь как у статуи, а выдающийся нос словно бы еще и заострился, точно клюв хищной птицы. Гибким движением тот поднялся с пола и навис над Митей — рассыпавшиеся по плечам серебряные пряди едва заметно шевелились, в любой миг готовые ударить.

— Я спрашиваю в последний раз, сударь: что вам здесь нужно?

— Подслушать, о чем ваши гости хотят говорить с княжичем Урусовым. — честно сознался Митя.

Ледяная невозмутимость на миг покинула альва — он покосился на Митю с изумлением. Ну, а что скрывать-то теперь? Если уж его застали за подслушиванием, только и остается вести себя так, будто в чужом доме прижиматься ухом к замочной скважине — самое обычное и естественное дело.

— И как успехи? — за насмешливым тоном альва проглянуло острое любопытство.

— А у вас подслушать не получилось, да? — Митя одарил альва покровительственно-насмешливым взглядом. — Что ж вы такой нерасторопный? В собственном-то доме! Уговаривают Урусова найти им пропавшее железо — иначе контракты срываются: и здесь, и в Петербурге.

— Чтоб это узнать, даже подслушивать не надо, — теперь уже альв поглядел на Митю сверху вниз. — Достаточно сопоставить пропажу железа, приезд господина из Петербурга, и просьбу о встрече с княжичем Урусовым.

«Все так, — вынужден был согласиться Митя. — Только вот я знал лишь о железе. Хм, зато точно — больше всех!».

— А вашим дядюшкам, что за дело: личный интерес в здешних заводах имеют или посредничают? — рассеяно поинтересовался Митя.

— Во-от как… — в глазах альва блеснуло откровенное презрение. — Что ж, мы этого давно ждем.

Митя посмотрел на альва вопросительно — чего ждут?

— Когда господин начальник Департамента полиции задумается, чего с поганых жидов взять можно, — деловито пояснил альв. — Господин-то полицмейстер, конечно, намекал, что с новым начальством «барашек в бумажке» поболее должен быть. Да только дядюшки засомневались, что Ждан Геннадьевич и впрямь с вашим батюшкой поделится, вот и решили погодить пока. А у вас, значит, семейственность: господин Меркулов сам не марается, через вас передавать надобно?

Митя вздохнул: сунуть отцу взятку через него пытались неоднократно. Митя, конечно, не брал, но денег, проскользнувших мимо носа, всегда было немного жаль. Как подумаешь, что на них можно и гардероб восстановить, и автоматон починить, и… эх, да что уж!

— Отец взяток не берет, совсем, — как Митя не старался, но сожаление в его голосе проскользнуло. — Даже не пытайтесь — это я вам в счет нашего дальнейшего партнерства советую. Есть у него такая неприятная манера: к делам каждого, предложившего взятку, поближе присматриваться.

— Партнерства? — мгновенно выцепил главное альв.

— Я знаю, где железо, — сообщил Митя, вальяжно присаживаясь на кушетку и равнодушно оглядываясь, словно его интересовала исключительно комната, а не то, как идеально очерченные брови альва лезут на высокий лоб.

Комнатка, кстати, оказалась занятной: маленькая, сущая каморка, по-дамски изящная, и совершенно не по-дамски аскетичная. Узкий топчан, покрытый вышитым покрывалом, такой же узкий шкаф в углу (что там поместиться-то может?) и стол у окна, заваленный листами с набросками дамских туалетов. Еще горшки с невероятно разросшимися растениями на окне — настоящие джунгли! Что это за растения, Митя не понимал. На вид обыкновенные, но почему-то ему казалось, что цветы на подоконнике на него глядят. И листики у них слегка шевелятся, будто растения наклоняются и шепчут что-то друг дружке на ухо. Ну или на что там они могут шептать!

— И где же? — ласково поинтересовался альв и листики зашевелились активней, а потом к Мите вкрадчиво потянулся гибкий зеленый усик, недвусмысленно примериваясь к горлу.

Митя деликатно прихватил усик кончиками пальцев, с улыбкой глядя как тот стремительно чернеет и рассыпается в пыль. Уцелевший огрызок метнулся к альву и обвился вокруг запястья — будто ища защиты.

— Что за гадость эта ваша сила! — альв скривился.

Митя поглядел оскорбленно. Он, между прочим, не навязывался, альв со своей зеленью первый начал! Запугать пытался. Только светский человек всяких лютиков не боится! Митя бросил на цветочные горшки суровый взгляд: если вдруг что, если хоть одним листиком… убивать буду! Ну или как о цветах-то сказать?

— Выходит, не врут люди, что сын начальника Департамента с варягами рубился? — Альв поглядел на Митю оценивающе. — А потом мертвецы поднялись, — он покосился на черную пыль на полу и сам себе покивал. — Что ж, я… — он сильно нажал голосом, — верю, что железо могло попасть в ваши руки. Но зачем вы рассказываете об этом мне?

Митя поглядел на Йоэля с удовольствием: альв не стал говорить глупостей, вроде «вы должны немедленно вернуть его законным владельцам».

— Затем, что ваши дядья недостаточно умны, чтобы честно и уважительно иметь дело… с юнцом. — Митя скривился. Сам он себя полагал человек с опытом, но доказывать это Якову Альшвангу? Увольте! — Всенепременно попытаются облапошить. А то и… — Митя сдавленно хмыкнул, — убить.

— Шо вы такое говорите! Кровный Мораныч испугался двух старых евреев? — с местечковым акцентом протянул альв. Это был самый музыкальный, самый чарующий местечковый акцент, какой Мите доводилось слышать!

— Я не Мораныч! — привычно отрезал он, и вздохнув, признался. — Хотя мне, конечно, не сложно ваших дядьев убить. Только я вот не испытываю ни малейшей нужды в их трупах!

— Зато испытываете нужду в деньгах? — вкрадчиво поинтересовался альв.

Митя уставился на него возмущенно: светский человек на подобные вопросы не отвечает, потому что другой светский человек их не задает! Или этот… нелюдь полагает, что, если он не человек — так ему и этикет не писан?

— Питерские заводы нуждаются в железе для паровозов. Наши заводы — в железе, которые они отдадут питерцам. Так что, будете и дальше, как говорят в Туманном Альвионе, thгash oveг old stгaw⁶ или все же поищите способ мне встретиться с господами Карпасом и Гунькиным? Можете через ваших дядьев, если хотите отдать им выгоду от посредничества. А можете сами.

— Разве благородному панычу уместно простонародные пословицы повторять — пусть даже альвионские? — усмехнулся альв. А потом вдруг зло, рвано выдохнул. — Я не уверен, что меня выслушают! Для моих дядьев я — племянник, который возится с рюшиками! — он зло скривился, а Мите даже пришлось приложить усилие, чтоб подавить невольное сочувствие. Все же есть в современном обществе неприятная особенность — судить вовсе не по делам. Нет, когда судят по происхождению — это разумно и логично! Люди хорошего происхождения, без сомнения, лучшие люди империи, а люди происхождения низкого должны им подчиняться. Вне зависимости от возраста. Но судить по возрасту? Полагать, что юнцов и слушать не стоит? Какая глупость! А ведь не только простолюдины, но и те самые люди хорошего происхождения ею страдают! Взять хоть Митиных дядьев Белозерских…

— Племянника с рюшиками, может, слушать и не станут, а вот высшего альвийского лорда…

— Я — не лорд. И даже не альв! — альв сверкнул бешенным взглядом. — Я не знаю, кто был тот поганый нелюдь, что опутал своим гламором мою мать.

— Кто-то из дома Ивы, что вполне очевидно, — меланхолично откликнулся Митя.

— И знать не желаю! — повысил голос альв, тут же настороженно поглядел на дверь, и перешел на напряженный шепот. — Я — Йоэль, незаконный сын Цецилии Альшванг. Еврей. И попрошу об этом не забывать, иначе мы не поладим. — в голосе Йоэля мелькнула откровенная угроза. — Альвы, знаете ли, детей Морриган Темной не слишком жалуют!

— Как по-альвийски изящно вы обозначили манеру приканчивать носителей ее Крови на ее же алтарях! — восхитился Митя.

Как говорили сами альвы: «Воссоединить с Богиней ее дитя.» Утверждали, что делают это с полным уважением. Поэтому Моранычей никогда не отправляли посланниками в Туманный Альвион и всегда приглашали на прием альвийских посланников в Петербурге. Даже дядюшка Белозерский, не слишком жалующий светскую жизнь, в таких случаях обязательно приходил, и стать старался к альвам поближе. Говорил, его это забавляет.

— Только меня это не касаемо, господин не-альв. Потому что, повторюсь, я — не Мораныч.

Йоэль на это лишь иронически усмехнулся.

— Ваше дело, что вы думаете! — отмахнулся Митя. — Но учтите, если в самое короткое время я не встречусь с господами заводчиками, железо просто будет продано другим! Так что им эта встреча нужна больше, нежели мне.

Митя зажал сверток подмышкой и быстрым бесшумным шагом двинулся к выходу, стараясь не показать, как отчаянно, страстно он ждет, как надеется, что его окликнут. Если этот альвийский еврей, еврейский лорд не согласится — как он будет подбираться к владельцам железа?

Он уже нырнул в коридор, намереваясь вернуться на половину старого портного, когда Йоэль выглянул из своей каморки:

— А как я свяжусь с вами, если… если договорюсь о встрече? Не то, чтоб я собирался, но…

— Вы придете к нам домой, на Тюремную площадь. — не оглядываясь, бросил Митя. — Чтобы сшить для меня новый гардероб. Включая сорочки с манжетами альвийского шелка.

— Но мне же тогда и правда придется шить! Чтоб нас не разоблачили!

— В том и соль, маэстро Йоэль, в том и соль! — почти по-кошачьи мурлыкнул Митя.