Князь мертвецов

Глава 2. Греческий завтрак

Митя торопливо сбежал вниз по лестнице и направился к столовой. Обычно он не спешил — последние полтора месяца отношения в семействе Меркуловых были весьма холодны. Но сейчас лихорадочное нетерпение гнало его вперед, заставляя позабыть обо всех семейных неурядицах. На миг замешкался, привычно сожалея, что нет лакея, готового распахнуть дверь — и вряд ли отец когда-нибудь согласится такого лакея завести! Толкнул дверь сам и вошел.

— Отец… Тетушка… Кузина… Ингвар…

— Опаздываешь. — проворчал отец, бросая на Митю хмурый взгляд.

Тетушка Людмила Валерьяновна лишь сильнее поджала и без того узкие губы, а семилетняя Ниночка воинственно нацелилась в его сторону торчащие рожками косички.

Семейство недвусмысленно демонстрировало, что в доме Митя по-прежнему peгsoлa лoл gгata². Впрочем, тетушка его не жаловала с первого же дня, как перебралась из Ярославля, и всячески это демонстрировала. Отсутствие поддержки со стороны отца заставило ее притихнуть ненадолго, но потом случился набег варяжских находников-виталийцев на город, а сразу после него — Митин побег. Отец и сын Меркуловы в который раз рассорились, а тетушка воспрянула духом.

Так что теперь единственный, кто покосился на Митю сочувственно был Ингвар, младший брат управляющего. Великие Предки, а ведь еще недавно они с Ингваром на дух друг друга не выносили! Какая горькая ирония!

— Прошу прощения. — Митя старательно растянул губы в принужденной улыбке и уселся рядом с Ингваром.

В столовой воцарилось уже привычное за минувший месяц молчание.

Оставалось утешаться тем, что сам стол улучшился изрядно. Завтрак в доме коллежского советника Аркадия Валерьяновича Меркулова подавали на французский манер — когда все блюда разом выставляются на стол. Митя расправил белую, до хруста накрахмаленную салфетку с вышитым на углу отцовским вензелем и хищно нацелился на главное украшение стола — горделивый омлет. На его роскошном бело-желтом поле нежно золотились поджаристые кружочки картофеля и багровели острые, одуряюще пахнущие колбаски, приправленные анисом. На соседнем блюде кузнецовского фарфора кружевом были выложены ломтики соленой свинины — если поглядеть такой на просвет, все видно, как сквозь папиросную бумагу. На следующем блюде истекал прозрачной слезой острый сыр, пересыпанный зеленью, и дышали свежим жаром тоже чуть зеленоватые кусочки оливкового хлеба.

Рот наполнился голодной слюной — Мите потребовалась вся светская выучка, чтобы переложить себе на тарелку всего пару ломтиков свинины и сыра, подавив непристойное желание навалить всего и побольше.

— Всё же я не знаю… — протянула тетушка, провожая ломтики таким взглядом, будто Митя нагло стащил сыр с ее собственной тарелки. — Не кажется ли тебе, Аркадий, что это слишком остро? И непривычно. А все непривычное вредно для желудка!

— Ох, Людмила, к чему только не приходилось привыкать моему желудку! — хмыкнул отец, с явным удовольствием отправляя к себе на тарелку долму в виноградных листьях.

Если отец имел в виду переваренную размазню, которой их пичкала тетушка в первые дни после приезда, то привыкнуть к ней решительно невозможно.

— Тем более надо поберечься. — покачала головой тетушка и тут же прикрикнула на потянувшуюся к блюду Ниночку. — Это не для детей! Ешь, вон, кашу!

— А Митька взял! — обиженно пробубнила Ниночка. — И этот тоже…

Тетушка скользнула неприязненным взглядом по тарелкам Мити и Ингвара, но ничего не ответила, лишь нервно скомкала салфетку.

— Да и как мне называть эту новую кухарку? Гошей?

— Ты вполне можешь звать ее Георгией. — невозмутимо предложил отец.

Полная черноглазая гречанка Георгия появилась в доме две недели назад. Просто рано утром вошла во двор особняка на Тюремной площади, волоча нагруженную продуктами корзину. «Это ваш кириос кухарку ищет?» — равнодушно глядя на сунувшегося наперерез сторожа Антипку с высоты своего немалого роста, спросила она, и не дожидаясь ответа, направилась прямиком на кухню. Через час Антипка и обе горничные — Маняша и Леська — уже драили сковородки, чтобы те соответствовали строгим требованиям кирии Георгии. Сама Георгия тем временем мариновала телячьи медальоны, с молчаливой величественностью античной статуи игнорируя тетушку, пронзительно вопрошающую, что та себе позволяет, и кто ее прислал.

Вечером, когда из присутствия вернулся отец, выяснилось, что кухарку он отыскал не где-нибудь, а в тюрьме, среди посаженных за долги. Тетушка была возмущена, в первую очередь тем, что обитательница тюрьмы наверняка научит плохому обеих горничных. Насчет Маняши Митя уверен не был, ее тетушка привезла с собой, а Леську он притащил в дом сам, и точно знал, что та раньше промышляла мелким воровством. Осведомлять об этом тетушку он не стал, а пошел в столовую, к уже накрытому обеденному столу. Те самые медальоны пахли завораживающе, а Ниночка извертелась от нетерпения в ожидании десерта, и… Георгия осталась. «На испытание с урезанным жалованием!» — как величественно объявила тетушка. — «Поглядим, как ты справишься!»

Пока, несмотря на постоянное недовольство тетушки, Георгия справлялась превосходно.

— Если бы она хотя бы не вела себя так, будто все лучше меня знает! — жалобно протянула тетушка. — И ведь совершенно не слушает! Я ее хотела научить овсяный кисель варить.

Ингвар закашлялся. Митя посмотрел на него с превосходством, плеснул в стакан лимонной воды и протянул. Бедный невоспитанный плебей! Сам Митя в тот момент омлет отрезал, так даже не обронил. Настоящая светская выучка способна преодолеть даже тетушку, грозящую овсяным киселем.

— Спасибо… — Ингвар судорожно припал к стакану и выпил его в пару крупных глотков.

— Тетушка, могу я попросить у вас чаю? — ласково протянул Митя.

Восседающая у самовара Людмила Валерьяновна выпрямилась оскорбленно, смерила Митю негодующим взором и позвонила в колокольчик.

— Налей баричу Дмитрию чаю. — сухо приказала она вбежавшей на звонок горничной.

Леська, та самая девчонка, подобранная Митей в фабричном бараке, мелкими шажками проследовала мимо него к самовару. Бедра, обтянутые ладной темной юбкой, едва заметно покачивались, белоснежный накрахмаленный бант от завязок фартука торчком стоял над попой, волосы, чисто вымытые и собранные в высокую, украшенную наколкой прическу приоткрывали нежную шею. Манерно отставив мизинчик, Леська повернула краник самовара. Бережно донесла чашку с блюдцем до Мити и со стуком водрузила чашку перед ним, так что чай выплеснулся, разведя на блюдце небольшое коричневое озерцо.

— Ох! — Леська с нарочитым испугом вскинула руки к щекам. — Извиняйте, паныч! Такая я неуклюжая, несграбная такая… — и всхлипнув злорадно — да-да, она всхлипнула фальшиво и явно злорадно! — кинулась вон из столовой.

Митя вздохнул и отпил — с мокрого донышка чашки капало.

«Никто меня не любит, все на меня обижаются. Что-то в этом есть привлекательное — быть главным злодеем в доме!» — и украдкой показал чахнущей над кашей Ниночке язык.

— Мама, а Митька рожи корчит! — мгновенно наябедничала девчонка.

На Митю оглянулись: отец — устало, тетушка — подозрительно. Митя лишь удивленно дрогнул бровями и жестом утомленного светского льва снова поднял чашку.

— Он правда… — расстроенно выдохнула Ниночка.

Тетушка посмотрела на дочь строго, отец попросту отвернулся, и только во взгляде Ингвара — честном взгляде природного германца — тлела укоризна. Хоть малость, а приятно. Митя удовлетворенно улыбнулся и принялся за омлет.

Дверь открылась и внутрь сунулась встрепанная голова Антипки.

— Извиняюсь за беспокойство, барин… Там это… барин Урусов пришли и ожидают.

— Неужели господин Урусов не может без тебя обойтись? В конце концов, это он твой подчиненный, а не ты — его! — возмутилась тетушка.

— Княжич, Людмила, — негромко обронил отец.

— Что?

— Он княжич Урусов. Я уверен, что зря бы его светлость меня беспокоить не стал.

— А он того… и не велел! Беспокоить! — радостно откликнулся Антипка. — он до барича Дмитрия пришел.

— Дмитрий? — отец удивленно оглянулся.

Отчаянно стараясь не показывать неуместной поспешности, Митя убрал салфетку и поднялся.

«Сегодня самый важный день моей жизни! Самый важный.» — стучало в висках.

— С вашего разрешения, тетушка… отец… — он коротко поклонился и выбрался из-за стола.

— Что ж, выйду, хотя бы поздороваюсь. — в глазах отца мелькнуло любопытство.

«Ты же на меня злился! Не разговаривал! Неужели еще хотя бы на один день тебе зла не хватит?» — уныло подумал Митя, направляясь к гостиной.