Князь Голицын

Глава 6

Пока добирались до Калуги, постоянно встречались разъезды казаков, а местами и пехотные патрули. На оживленных перекрестках как правило. Это-то меня и удивило. Вахмистр ведь говорил только о казачьих разъездах, которые, впрочем, периодически к нам и подъезжали. Точнее их старшие. Сопровождающие казаки оставались в стороне, настороженно постреливая взглядами в нашу сторону. Видимо действительно слухи уже широко разнеслись, раз казаки побаиваются. Этот момент я и решил уточнить:

— Скажите, урядник, разъезды и патрули по всей округе выставлены? — спросил я старшего.

— Никак нет, Ваше сиятельство, — ответил урядник, сдерживая горячащегося коня, — По всей губернии. Калугу от слухов трясет. Пришлось наряды дополнительно выставлять, чтобы беспорядков избежать. В Калугу из Москвы и окружающих мест народ разный прибывать стал. Намедни даже двух революционеров задержали, они как раз в розыске были.

— А этим то что здесь понадобилось? — изумился я.

— Не могу знать, Ваше сиятельство, — ответил тот.

— Так у нас в Калужской губернии военное положение объявили что ли? — я удивленно вскинул брови.

— Официально, нет. Но, как объяснили, в связи с наплывом народа разного, и слухов к беспорядкам призывающим, введены дополнительные наряды в Калуге и Калужской губернии, — ответил урядник.

— О чем слухи хоть ходят? Просветите, — попросил я урядника.

— После железнодорожной катастрофы возле села Кукуевка брожение умов в народе началось, — начал тот.

— Постойте, железнодорожная катастрофа на Тульской дороге произошла, — перебил я его, — Причем здесь Калуга? Урядник замялся, явно не зная как ответить. — Говори как есть, — подбодрил я его.

— Понимаете, Ваше сиятельство, — после заминки начал он, явно подбирая слова, — Происшествие на станции Ферзиково все изменило. Народ шептаться начал, что благословенный появился. И он с катастрофой связан. Теперь будет всех кто технику использует по своему благословлять. А дар этот у него разрушительный и болезненный. Не знает народ, как на это реагировать. Вот и пошли у нас брожения, а тут еще и приезжие воду мутят. Вынюхивают все что-то, да слухи распускают.

— Так, — задумчиво начал я, — Позови ка сюда своих казачков, — сам в это время спустился с коляски и подобрал валяющуюся у дороги небольшую ветку. После того как подъехали казаки, я продолжил: — А что, казаки, интересно ведь посмотреть как мой дар действует? Да и похвалиться будет чем, так ведь?

Казачки замялись по началу, но дружно ответили, что да мол, интересно. Я недолго думая подбросил ветку в воздух и направил на нее молнию. Трухлявая ветка эффектно разлетелась на щепы. А я продолжил:

— Те, кто слухи распускает — дураки необразованные в основном, таким сразу кулаком в лоб прописывайте. Ума не добавится, но болтать меньше будут, — казачки согласно усмехнулись, — Вот с упертыми не знаю, но тут власти есть, они знают, как с бунтовщиками быть. Разберутся. А на словах всем передайте: «Калуга мой город! Я здесь живу, мне и ответ перед всем миром держать. И мне не нужны беспорядки и мятежи. Я мал еще кулаками махать. Так что буду вразумлять непонятливых, так как смогу и понимаю. Даром и силой своими. Прогресс не остановить! Да и нужен он как воздух государству и народу. Это жизнь наша». Вот так и говорите всем, — после чего поднялся в коляску и мы уехали.

Вот и все. Изменения пошли. Правда на уровне слухов, но ведь и документально они тоже зафиксированы. А значит их уже не забудут в будущем. Пусть и незначительные, пусть в будущем их могут проигнорировать. Но они уже вписаны в историю. Документально вписаны. А дальше поглядим, я еще смогу тряхнуть этот мир!

Проехав какое-то время в молчании, решил продолжить разговор:

— А ведь эти брожения от чудовищной безграмотности народа. У нас в Империи наметился разрыв между грамотностью населения и техническим прогрессом страны. В такой ситуации любой грамотный смутьян может подбить народ на бунт, просто играя словами. Подождите матушка, я объясню. Безграмотный крестьянин легко внушаем и управляем. Любой кто имеет более или менее нормальное образование спокойно поведет народ за собой. И устроит революцию. Примера Франции я думаю достаточно будет. И поверьте мне она еще не раз будет приведена в пример. Вот на таких примерах мы и видим, что бунты и революции устраивают образованные люди, а это у нас дворяне и как любят говорить французы буржуа. Так кому настоящее положение дел и существующий строй мешает? Что неужто дворянству? Чушь! Значит тем кто относится к среднему классу населения! А это у нас купцы, промышленники и банкиры. Ну еще возможно обедневшее дворянство, из тех у кого рот разевается шире чем они переварить могут. А ведь есть еще казнокрады, мздоимцы, пьяницы и игроки. Эти при любой власти были, есть и будут. Но их, к сожалению, становится с каждым годом все больше и больше. Оглянуться не успеем, как их станет большинство. А ведь за ними и аристократия тянется, в празднестве, бездумных кутежах, во вседозволенности, поправ законы человеческие и Божьи, проводя никчемные дни свои, забыв, изначальное значение понятия «аристократия», что сиречь есть «владычество лучших». Лучших! — я в сердцах стукнул кулаком покрытым переливающимися тоненькими паутинками молний по лакированной стенке экипажа, оставив на ней черный след. Запахло горелым. Щека сама собой нервно дернулась, ноздри раздувались с шумом втягивая и буквально тут же выбрасывая ароматный, пахнущий землей и разнотравьем воздух. Поймал на себе встревоженный взгляд матушки и опасливо — укоризненный дядьки. Так. Надо успокоиться. И что завелся-то? Но ведь обидно. За Державу обидно! Несколько раз глубоко вздохнул, ненадолго задерживая дыхание. Молнии тут же успокоились. Нельзя мне так нервничать. Спалю кого-нибудь ненароком. Помолчав, приведя чувства в порядок и продолжил:

— Как там звучит кодекс Чести Русского Офицера от тысячи восемьсот четвертого года? — я прикрыл глаза, припоминая, и начал цитировать, выделяя голосом и интонацией каждую фразу, и делая задержки перед зачитыванием каждой новой фразы. Что бы каждый пункт доходил до сознания слушающих:

Вот ведь, все помню. Что ни говори, а память у меня тут отличная. И не понятно, то ли это еще один бонус от переноса, то ли от занятий интенсивными науками разными. Помолчав немного продолжил:

— Этот кодекс для всего дворянства звучать должен, а не только для офицеров, а то скоро и офицеры о своей службе забудут. А у нас что сейчас происходит? Дворянство до состояния мещан скатывается. В революционеры подаются. И прикрываются разными лозунгами. Ну что-то похожее на чтобы не было богатых и грабь награбленное. Тем самым ввергая Империю в смуту и развал.

— Петр, но ведь изменения нужны. Ты же сам об этом говоришь! — возразил дядька.

А тут еще и матушка спирту в огонь добавила:

— Нельзя обвинять дворянство. Оно основа и опора, трону и империи! Против тебя все прогрессивное дворянство ополчится.

Тут то меня и тряхнуло. Видно эмоции малолетнего Петра верх над разумом брать стали. Память о прошедшем будущем много чего напомнила. Ну и пусть, надо разрядиться немного. Вреда ни кому не принесу. Вот и выпустил немного духовной энергии. В воздухе сразу грозой запахло. А матушка, дядька и вахмистр побледнели.

— Прогрессивное дворянство?! — зло заговорил я. И со мной одновременно окружающее пространство заговорило, повторяя мои слова. — Это не дворянство, это отщепенцы. Выродки! Плевать мне на них! Раз за основу взяли лозунги разбойников с большой дороги. А с разбойниками разговор один. Плаха и виселица. Они должны понимать, что если смогут повести не грамотное крестьянство за собой, то в Империи начнется разруха и голод. Стон и плачь стоять будет над всей страной. Много, очень много будет замученных и уничтоженных. Всю страну разграбят. История французской революции вам в пример. Ведь дворянство первое под нож пустят, а над женщинами и детьми еще и люто поизмываются перед смертью. Хотите помочь народу? Так боритесь за то, чтобы не было бедных! А это трудно, особенно если делать все не причиняя вреда империи. Более того скажу, невозможно.

— Так зачем бороться за то, что невозможно? — спросил дядька.

Я закрыл глаза и с силой выдохнул, попытавшись успокоиться. Так с закрытыми глазами и сделал еще несколько глубоких вдохов и выдохов. Эмоции улеглись, и я смог втянуть в себя духовную энергию. После чего продолжил:

— И раньше так было, и сейчас так есть, и в будущем так будет. Среди равных, будут те кто ровнее. Среди сообщества равных будут Первые. Лидеры! Не будет никогда безликого сообщества. Значит всегда будут и недовольные. Потому и говорю, что борьба с нищетой, это борьба с ветряными мельницами. Но сделать можно многое. Поверьте мне. Здесь нужно поднимать нижнюю планку бедности. Законодательно установив тот минимум за который население не может опуститься. И по мере развития государства эту планку поднимать. И поверьте, планка эта, не только деньги в кармане нищего. Это целый комплекс мер по вытаскиванию народа из беспросветной безнадежности. Вот этим мы с вами и начнем заниматься. Только на уровне нашего имения. В дела государства я лезть не собираюсь. Мне за эти двадцать лет нужно людей набрать, которые будучи лишними в России, прекрасно подойдут для меня. Тут как раз Сибирь и Дальний Восток мне в помощь. И помощь России от этого огромная будет. Развитие Сибири все-таки. Я же заберу только излишки. А крестьяне сами по себе лишь в исключительных случаях способны на бунт. Не связаны они с политикой. Инертные они в этом плане. Кукуевская катастрофа ну никак не тянет на повод для беспорядков. Не должно быть бунта. Значит кто-то воду мутит. Кого обвинят в этом, надеюсь вы догадываетесь? Так что как хотите, но если встречу такого разжигателя розни, особенно если он меня в пример приводить будет, сожгу.

Все как то побледнели. А матушка и вахмистр даже креститься начали.

— Петенька, как же так-то, живого человека и молнией жечь, — загомонила матушка.

— Уж лучше я спалю одну беспринципную сволочь, чем потом буду смотреть, как из-за нее сотни и тысячи людей уничтожать и мучить будут. А ведь там будут старики, женщины и дети. Целые поселения опустеть могут. Это чума. А с чумой бороться именно так возможно. Выжигать! Беспощадно! А выход один. Люди должны понимать, кто их ведет, куда, и какова конечная цель. Крестьяне наши темные в основной массе своей, на подъем тяжелые, им работать надо, землю пахать, хлеб родить. Потому и не получилось ничего у революционеров с их «хождением в народ». Далеки они от того народа нашего, не знают его, не понимают. Однако умный подлец все же может много бед натворить. И пойдут по деревням карательные команды пороть и вешать. Кровь польется, люди озлобятся, власти виня, а подлец уже в Петербурге к тому времени будет радостно ручонки свои потирать. И ладно если этот подлец не обученный и не прикормленный банкирами с запада или Туманного Альбиона. А так сопляк восторженный, о подвигах и геройствах мечтающий. И здесь и сейчас желающий всю Россию осчастливить. Но не понимающий, что только боль, слезы, горе и проклятья так можно породить. Его быстро поймают и разберутся. А если это враг? Враг народа нашего и нас? Обученный и деньгами обеспеченный. Этот ведь если дело хорошо сделал и много крови пустил, в этом случае сидеть не будет. Он сразу за границу сбежит, что бы виселицы избежать. Потому и просил вас матушка начать обучение детей на нашей земле. Пока с метрической системы. Дальше, если все нормально пойдет переведем на полноценное начальное образование всех наших людей. И детей и взрослых. И нет, вмешиваться в устройство и управление Российской Империи я не собираюсь. Даже считаясь Романовым по крови. Пусть и ублюдком.

— Но как же так, Ваше сиятельство? — заговорил вахмистр.

Поглядев на растерянного унтера я не выдержал и рассмеялся:

— Вахмистр, наверное на наших землях вы единственный кто не знает об этом. У нас уже каждая ворона, на каждой ветке устала рассказывать об этом секрете. Не расстраивайтесь, мы и сами только вчера узнали, что о нас знает вся округа. А ведь думали что тайна скрыта глубоко, и никто до нее не докопается. Или вас коробит слово ублюдок? Ну да, как же, благословленный ублюдок, страшно звучит, — я снова рассмеялся, — Законы они ведь не с неба упали и не для красного словца пишутся. Особенно законы о престолонаследии. И в этих законах ясно указано, что незаконнорожденных у правящей фамилии быть не может. Написан такой закон для того, чтобы исключить смуту и гражданскую войну. А наша Империя огромна по территориям, многонациональная и многоконфессиональная. Если рванет у нас, весь мир тряхнет, тем более с развитием технического прогресса. Так что здесь только два выбора. Либо ублюдок, но Романов. Либо князь, но Голицын со всеми вытекающими. Вахмистр, как думаете какой я выбор сделал?

— Князь Голицын, Ваше сиятельство, — не задумываясь ответил он, — Но вы ведь Романов по крови! Что с этим делать?

— А ничего не делать, — махнул рукой я, — Ну Романов и что? Это ведь жить не мешает. Ну вот и будем жить дальше.

— Но ведь царствующая фамилия может вас в свою семью захотеть принять! — запротестовал Вахмистр.

— Не может, — жестко пресек я всякие крамольные домыслы, — По государственным и церковным законам, я рожден вне брака. Никто эти законы переписывать не будет, что благо для меня. Да и если честно не хотелось бы этого. Я ведь сопротивляться буду такому делу. Как уже говорил вплоть до побега в Сибирь. Я Князь Голицын, а Романовы просто мои родственники по крови. Они царствующая фамилия, мы князья без княжества, пока что. Это ведь дело поправимое, княжество всегда себе найти можно. Было бы желание. Вот для будущего княжества мы и будем обучать людей. Для себя учить будем. А нам их много надо, очень много. Но за двадцать лет подготовим и для себя, и для Российской Империи. А коли не понадобятся они Российской Империи так к себе всех заберем. Нам ведь в нашем княжестве смута и революции не нужны. Нам развитие надобно. Пока княжество будет развиваться, ему не до смуты будет.

— А знаешь, Петр, — вдруг заговорил внимательно слушавший нас дядька, — ты ведь ошибаешься.

— И в чем?

— Высочайшей фамилией может быть принято решение о женитьбе, — ответил он, — И тогда ты автоматически станешь Романовым.

— Мезальянс! — отрубил я, — Во первых Алексей Александрович может и не захотеть. Во вторых матушка может и отказать, уж неволить то ее точно никто не будет, — я ненавязчиво показал руку одетую в перчатку с молниями. — В третьих, вернее, это надо ставить, во-первых, Александр Второй может отказать в браке. Как я уже сказал, брак-то не равный будет. И законы не просто так писаны. И в четвертых. Я то тоже сопротивляться буду. Так что самое малое, что возможно в этой ситуации это приставка Романов, но никак не полноценная фамилия. Да и не в фамилии дело. Мне очень не хочется получить звание Великий Князь. Уж очень много ограничений там для меня, а я погулять еще хочу. Вот этому я буду упорно сопротивляться. И никто меня не заставит. Понимаешь я всего хочу добиться сам. И поверь мне добьюсь. Внук я Петра Великого, или не внук?!

— Ох, Петенька, — горестно вздохнула матушка, — Как же рано ты повзрослел. Ты ведь детства лишен.

— Детство? Взрослый в двенадцатилетнем возрасте, не имеющий опыта и поддержки? — на лице сама собой образовалась саркастическая усмешка, — Матушка, меня ведь вообще быть не должно. Вспомните. Я ведь случайно на свет появился. Меня не было! Да я родился. Да меня окрестили и зарегистрировали как Князя Голицына. Но в то же время меня не было, никто не знал обо мне, хоть мы и не скрывались. Самое большее что меня ждало прожить короткую и незаметную жизнь. Хотя нет, теням на ярком солнце не место. Я взбрыкнул. И меня за это наказали, но и позволили жить на свету. Ярко жить. Я опять взбрыкнул. И что же? Пока что мне позволено жить так как я считаю нужным и правильным, без поводка. И поверьте я это ценю, и буду защищать свое право. И ваше право на счастливую жизнь. Так что в истории моей жизни детство не предусмотрено. Но кто сказал что отсутствуют радость, праздник и веселье? Этого никто не отменял. А значит они будут. Да и почему вы считаете что я не могу по хулиганить под настроение? Очень даже могу. Не расстраивайтесь, все у нас будет хорошо. Вот поверьте, и у ворот нашего имения перевернется телега с шампанским, — рассмеялся я. Меня поддержал дружный смех вахмистра и дядьки. Правда матушка сидела расстроенная и пунцовая. Здесь лучше не вмешиваться. Не каждая мать будет рада тому, что дитя малолетнее узнает такую правду о себе. Я лишь кинул матрицу на легкое спокойствие и философское отношение к произошедшему. Все легче ей будет.

На подъезде к Калуге нас встретил казачий разъезд в сопровождении полицейского, или жандармского чиновника. Тут не совсем понятно для меня было, но явного высокого чина.

— Здравствуйте, Елизавета Петровна, — поздоровался он, с любопытством косясь на меня, — Вас ждем. Я удивленно посмотрел на матушку и чиновника. Даже привстал с коляски. — Ох, простите, Ваше сиятельство, — продолжил он спокойно и как-то обыденно, — Позвольте представиться. Николай Эрнестович Мантейфель. С этого года состою на должности помощника Калужского уездного исправника. Мне вас сопровождать по Калуге сегодня надобно будет. Пока все дела не сделаете и обратно в имение не вернетесь.

А чин то достаточно высокий для Калуги, и вдруг в сопровождение приставлен. И я на всякий случай кинул на него матрицу доверительного общения. У исправника должно сложиться мнение, что он сам принял решение о такой форме общения. Зачем идти на обострение, если можно мирно общаться. Скоро я так в матрицах натренируюсь, что на автомате, не задумываясь раскидывать их буду. Я рассмеялся. А исправник посмотрел на меня недоуменно. — Простите Николай Эрнестович. Ваша фраза звучит двусмысленно, как будто вы нас из Калуги побыстрее в имение спровадить стараетесь.

— Простите, Ваше сиятельство, — заговорил исправник, — Вы позволите к вам обращаться Петр Алексеевич?

— Да я даже буду благодарен за такое обращение, — пожал я плечами.

— Понимаете, Петр Алексеевич, в Калуге сейчас неспокойно стало. Внешне все вроде бы и пристойно благодаря усиленным патрулям. Но вот по углам шепчутся. А тут вы еще необдуманно подсобили. Недавно разъезд казачий вернулся взмыленный и взъерошенный. И ведь сразу объявили ваши слова, при всем народе. Еле утихомирили казаков. Вы уж, пожалуйста, взвешенно относитесь к своим словам, ваше положение повыше некоторых стало. А то ведь казаки всю губернию выпороть могут, — с улыбкой сказал он, — Правда, положив руку на сердце, некоторым полезно было бы мозги на место поставить. Но я ведь не могу этого допустить, и даже говорить, мне Устав не позволяет самим Государем Императором подписанный. Вот такое положение у нас. И как видите мои слова не двусмысленно звучат. А спровадить вас и не получится. Много вопросов решить надо и без вашего и вашей матушки присутствия тут никак. Вот кстати ваше сопровождение надо в Калугу отправить.

— Опрос и доклад? — спросил его, улыбнувшись.

— Да, — не стал он устраивать никаких секретов.

Я повернулся к вахмистру:

— Все понимаю, служба. Но не завидую я вам. Ведь все мозги вам вывернут, уточняя разные детали и слова. И, вахмистр, помните, обратно в имение мы в вашем сопровождении поедем, — и повернувшись к исправнику продолжил, — Вы уж, Николай Эрнестович, посодействуйте в возврате нашего сопровождения в не измученном виде. А мы торопиться не будем. Все вопросы не торопясь и спокойно решим.

Вахмистр уехал в сопровождении одного казака, а Мантейфелю мы предложили пересесть к нам в коляску. Все равно разговоры они с матушкой разговаривать будут. Я тут как декорация буду присутствовать. Так в дороге они возможно все вопросы и порешают. Единственное, что уточнил у исправника, это как добрался наш механик:

— Скажите Николай Эрнестович наш механик в Калугу прибыл?

— Да прибыл и даже уже отправлен в Москву, — ответил Мантейфелю, — У нас оказия случилась. Жандарма с донесением срочно отправлять надо было, вот их вместе и отправили.

— Заодно и опросят его, — с улыбкой подметил я, чем заставил Николая Эрнестовича отвести взгляд.

— Скажите, Петр Алексеевич, вы будете возражать этому? — осторожно спросил Мантейфелю.

— Нет, — спокойно ответил я, — Мне прекрасно известно неоднозначное положение нашей семьи. А произошедшее два дня назад, вообще создало напряженную обстановку. Тут еще и Кукуевская катастрофа дров в огонь подкинула. Так что ни чего удивительного в том что опрашиваются люди из нашего окружения нет. Можете спокойно со всеми разговаривать. Поверьте секретов я имею мало и в разговорах их не использую. А если и будет необходимость вынести их на свет, то так их зашифрую, что без подсказок их не расшифровать. Да и будет это только на бумаге. Пока что людям доверять свои секреты рано, не то время. Можете мои слова и другим передать.