Глава 19

— Елизавета Петровна, — обратился к матушке отец Александр — отец Иоанникий прибыл. Он сейчас в Москве.

— Прекрасно, — обрадовалась матушка — когда его ожидать у нас?

— Понимаете, — замявшись заговорил святой отец — отец Иоанникий сопровождает Ее Светлость Великую Княгиню Ольгу Константиновну с дочерью.

— Стоп! — вмешался я в беседу — Давайте уточним. Ольга Константиновна жена Георга Первого короля Греции, а дочь Александра Георгиевна принцесса Датская?

— Да. — подтвердил отец Александр.

Я растерянно посмотрел на мать — Я так понимаю в Москву они прибыли проездом, и направятся сюда?

— Да, Петр Алексеевич. — снова подтвердил святой отец.

— Это значит сюда, — я топнул ногой по полу веранды — прибудет половина двора, не считая обслуги и конвоя Его Императорского Величества. И прибудут они сюда сегодня или завтра. А мероприятие пребывания продлится не один час, минимум несколько дней. Какая программа прибывания? И вы подумали где? И главное как мы сможем обеспечить и разместить такое количество людей?

— Ольга Константиновна, — с улыбкой ответил отец Александр — прибыла к нам в частном порядке. Двора Его Императорского Величества не будет.

Я сел на пол, и глядя непонимающим, детским взглядом снизу вверх, спросил — Что, даже не одной фрейлины, ни одной служанки, и даже трех завалящих казаков из конвоя Его Императорского Величества?

— Ну почему же. — ответил святой отец — будут три фрейлины, и служанки по счету фрейлин, плюс две Ольги Константиновны и одна принцессы, ну и три казака конвоя Его Императорского Величества. А прибыли они без программы. Будут дожидаться у нас церемонии открытия Академического городка.

Все так же сидя на полу и смотря на святого отца снизу в верх продолжил — Отец Александр, вы сами то поняли, что сказали? Небожители прибыли к простым смертным. Вот так вот просто? Погостить? Вы хоть знаете что у них уровень жизни совсем другой? Они просто не смогут здесь жить. У них даже скромное имение с маленького дворца начинается, размерами со все наше имение. Наша маленькая хижина их в ступор вгонит.

— Петр Алексеевич, — вздохнув сказал отец Александр — отец Иоанникий даст все разъяснения сегодня или завтра после прибытия. Да и вы назвали Ее Величество теткой, а Ее Высочество сестрой. Так какие же вы простые смертные?

Я так же вздохнув поднялся с пола. Отряхнулся и сказал — Пойду выселяться из своей комнаты. Думаю заселюсь у себя в лаборатории.

— И почему ты собрался переезжать? — спросила матушка.

— Ну при таком наплыве гостей, комнат в доме всем не хватит. — пожал я плечами — Да и засилье женщин в доме. Не думаю, что для меня комфортно будет.

— Думаю тут ты прав. — вздохнув сказала Елизавета Петровна — мест действительно мало.

Ее Величество с принцессой и в сопровождении Его Высокопреосвященства прибыли после обеда. Почему-то, они остановились хоть и недалеко от имения, но все равно в стороне. Видимо решили пройтись до нас пешком. И нам пришлось направиться к ним на встречу. Как какая-то встреча на Эльбе получилась. При нашем прибытии в точку встречи, нас представили друг другу.

— Ваше Величество, Ваше Высочество, — начал представление Его Высокопреосвященство — позвольте представить вам Ее сиятельство княгиню Елизавету Петровну Голицыну и ее сына князя Петра Алексеевича Голицына.

— Здравствуйте Ваше Величество, Ваше Высочество — присела в реверансе матушка.

Я же из вредности помахал рукой и сказал — Привет сестренка.

Матушка ахнула и прижала руки к груди, Ольга Константиновна с интересом смотрела на начавшееся представление, а Александра в растерянности посмотрела на мать. Отец Иоанникий вздохнув сказал, — Простите Ваше Величество, но хоть и направлены были наставники Петру Алексеевичу, но в связи с творящимся в имении в последнее время, видимо они не смогли донести до него правила этикета. Это моя вина.

Я же рассмеялся — Отец Иоанникий ну какой может быть дворцовый этикет среди полей, лесов и коров. Так ведь и со скуки помереть можно. Александра — я остановился и подумал, но все таки договорил. Не стоит совсем уж шокировать новоприбывших. — Георгиевна принцесса, но и я пусть и необычная, но стихия. Одушевленная Буря можно сказать. И где вы видели Бурю обученную манерам? — и опять рассмеялся махнув рукой. Ветерок поднятый моими действиями слегка взлохматил волосы Александры и колыхнул подол юбки, не затронув при этом никого другого. Принцесса окончательно смутилась и придержав рукой юбку отступила за спину матери.

Я же снова рассмеялся глядя на такую ее реакцию. — Александра Георгиевна, бросьте, нам по двенадцать лет. Вокруг нет этих напыщенных дворцовых лизоблюдов. Осмотритесь вокруг. Посмотрите какая красота и умиротворение вокруг, а вы заперлись в своем этикете как в крепости. Ни вздохнуть свободно, ни радости жизни получить. Отдыхайте и радуйтесь. Когда еще будет у вас такая возможность? — потом насупился демонстративно, что выглядело довольно комично, и сказал — Ну если не хочешь со мной здороваться Сестренка! — выделил интонацией наше родство — Ну и ладно. — и посмотрев на отца Александра, каверзно улыбнулся, и сказал — Вот уйду в монастырь. Женский! Будете тогда меня обратно звать, а я не вернусь. Там буду о прекрасном размышлять, лет так через шесть, или девять.

Отец Александр, схватился за голову — Петр Алексеевич, да что же вы с нами делаете то? Нас же теперь даже обратно в монастырь не примут!

— Э нет, святой отец. — с ехидной улыбкой ответил ему — Вы правильный слишком, не возьму вас с собой.

Матушка просто не знала что сказать и стояла бледная и растерянная. Отец Иоанникий видно поняв что-то, махнул рукой и отвернулся. Ее Величество рассмеялась, и разряжая обстановку сказала.

— Петр, прекрати людей пугать. Лучше в имение пригласи, и дай Александре привыкнуть к новым условиям. Она просто растерялась. Ну и по поводу монастыря. Женского! Ты ведь сам сказал что через девять лет, а сейчас давай по нашим правилам, в вашем имении поживем.

— Прошу — проговорил склонив голову и повел рукой в сторону поместья. И опять не сдержался. В след за движением руки появились маленькие пылевые смерчики, которые побежали в имение впереди нас. У меня почему-то сегодня, какое-то игривое настроение проявилось и подъем духа. Думаю это из-за того ажиотажа устроенного матушкой и мамкой в имении, связанным с прибытием королевских особ. Да и местные постояльцы имения добавили слишком много бодрости мне. Я физически чувствовал нарастание верноподданнических настроений в имении сравнимых с энергией веры.

Все с интересом стали наблюдать за смерчиками, и я не был исключением. Смерчики бежали вперед и огибали по кругу все препятствия. Люди в имении попадающиеся на их пути так же вставали и с интересом наблюдали за ними, удивляясь их уважительным действиям.

— Ух ты! — не сдержала эмоций принцесса.

— Толи еще будет. — со смехом ответил ей. И повторил — Прошу.

— Пойдемте. — сказала Ее Величество своему сопровождению и направилась в имение прихватив меня под руку.

— Петр, — идя по дороге в имение спросила Ольга Константиновна — почему такие жесткие условия шесть или девять лет?

— Ваше Величество, — пришлось ей отвечать — тут сложно все. Это тема отдельного и долгого разговора. Но вот так сразу могу сказать, что я лично не сторонник ранних браков. Предпочитаю традиционно считать возрастной ценз в восемнадцать, а лучше всего в двадцать один год. Да и с обручением в раннем возрасте как то неправильно все. Не нравится мне это.

— Давай ты меня будешь называть Ольгой Константиновной, — покачав головой сказала королева — а лучше тетушкой. Хотя с тобой и это может вызвать проблемы в будущем, судя по твоему ответу. Я правда действительно являюсь твоей теткой, но родство у нас очень дальнее, и звание это слишком условное. Меня ведь предупреждали что ты упорный традиционалист, — и покачав головой с улыбкой продолжила — хоть и показываешь себя как непостоянная стихия. Боюсь что назвав Александру сестрой, ты сам в этом твердо уверен, но увы это далеко не так. Вы условно находитесь в родстве, слишком дальнее у вас родство.

Это что сейчас было сказано? Меня что, сватают? Але люди, мне вообще-то двенадцать. Ой как бы они, с матушкой в сговор не вступили. Мамка Николаевна ведь тоже во всем на стороне матушки будет, а тут еще и королева в сообщниках. Обложат ведь со всех сторон. Как медведя обложат! И в вольер загонят. Буду на задних лапах плясать, на балалайке играть и пьяные песни распевать.

Нет, буду упорно сопротивляться. Вот из принципа буду Александру сестрой величать, даже на официальных приемах. Она просто изумительно, в растерянность впадает. Милашка просто. Вот взял бы и прижал к себе никому не отдавая. Так бы и затискал. А какая красавица в будущем вырастет? Я ведь ее фотографии видел. Эх, жаль все таки что она сестрой мне приходится, да еще и принцесса. Не пара она мне. В общем непонятны мне заходы новоявленной тетушки. Что-то видимо в доме Романовых затевается, как бы в переплет не попасть. Вот так за недолгими разговорами мы и дошли до входа в дом и остановились. Гости стали с интересом оглядываться вокруг.

Я посмотрев на служанок Ее Величества сказал.

— Знакомьтесь, устраивайтесь и обживайтесь. — И снова повел рукой вокруг, запуская смерчики. Смерчики по кругу побежали от нас по двору. Осмелевшая Александра протянула руку к смерчику, который пробегал мимо нее. Смерчик как испуганный щенок отскочил от протянутой руки, и рванул к ближайшему строению. Заполошно скрывшись за его углом.

— Ой. — воскликнула принцесса, изумленно глядя на пыльный след скрывшегося за углом смерчика.

Я радостно рассмеялся. Мамка проходящая рядом со мной дала мне несильный подзатыльник.

— Прекрати — сказала и подошла к служанкам, что бы проводить их в дом.

— За что? — воскликнул и потер затылок.

Эти действия стали спусковым крючком, напряжение отпустило всех. И мы рассмеялись. Служанки уже спокойно пошли в дом, а мы направились на веранду дожидаться, когда служанки организуют расселение гостей.

— Ваше Величество, — обратилась матушка к Ольге Константиновне — и все таки, какая будет программа вашего прибывания в имении? У вас может быть есть какие-нибудь пожелания?

— Елизавета Петровна, — сказала Великая Княгиня — давайте пока мы будем в имении вы будете обращаться к нам Ольга Константиновна и Александра. Петр, а ты персонально можешь обращаться тетя, и сестра к Александре. Хотя с тобой и Елизаветой Петровной мы поговорим об этом чуть позже вместе с отцом Иоанникием. Все таки правильно Петр сказал, ни к чему нам в имении дворцовый этикет. — прервавшись и дождавшись согласного кивка матушки, продолжила — Ну а программа у нас простая. Уж больно восторженные отзывы о песнях Петра в его исполнении в столице идут. Вот и хотим поприсутствовать на таком концерте, в ожидании официального открытия Академического городка. Да и побеседовать нам надо в непринужденной обстановке, но это не к спеху.

— А я очень хочу увидеть крылья. — сказала с улыбкой Александра склонив голову к плечу и посмотрев на Петра — Братик.

Что-то происходит со мной. Нет не плохое, но непривычное для меня. Постоянно хочется смеяться и впадать в меланхолию, а иногда даже одновременно отдаваться этим двум состояниям. Еще и эта энергия бурлящая, искристая и пьянящая, полностью смывающая контроль над собой. Я бесшабашно рассмеялся и махнул рукой запуская по двору новую партию смерчиков.

— А что, сегодня все равно день кувырком. — доктор, матушка и отец Иоанникий стали смотреть на меня с тревогой — Так почему бы и не устроить ранний концерт? — и стал оглядывать двор. Вот и увидел нашего конюха идущего прихрамывая к воротам.

— Егор Кузьмич! — позвал конюха. И дождавшись когда он подойдет к нам спросил — И долго ты будешь всех в заблуждение вводить?

— Петр Алексеевич, не понимаю вас. — ответил он разведя руками.

Я опять рассмеялся.

— Я когда уже благословение на имение наложил? А ты до сих пор делаешь вид, что у тебя нога болит. От кого скрываешься?

Конюх почесал затылок и с усмешкой ответил.

— Да стар я уже, а девки в имении больно буйными стали. Затюкают ведь старика. Особенно когда узнают что нога и не болит.

А ведь конюх серьезно бесстрашный. Тут королева с принцессой и митрополитом сидят, а у него никакого подобострастия нет. Хотя оно и понятно, он на Балканах воевал, там и ногу повредил. Вот смеясь и сказал ему.

— Так какой же ты старик? Тебе теперь долгий срок жизни обеспечен. Жениться тебе надо.

— Не на ком мне жениться, Петр Алексеевич. — посмурнев ответил конюх — Я когда с Балканской войны пришел, суженная моя уже за другого замуж вышла. И детей нарожала.

— Значит на Балканах воевал. — задумчиво проговорил — А скажи Егор Кузьмич, приходилось ли тебе в штыковую атаку ходить, против своих, так называемых братьев славян?

— Сплошь и рядом такое было, Петр Алексеевич. — хмуро ответил он.

— А давай ты нам споешь обо всем этом! — предложил ему.

— Петр Алексеевич, — ответил конюх — певец из меня никакой. А уж после концертов вечерних вами устраиваемых, петь, только позор на свою голову принять. Да и день сейчас, вы же образами выступление заполняете. Бледными они на солнце будут.

А конюх то грамотный и сообразительный оказался. Быстро понял основные отличия миражей.

— Думаю это дело поправимое. — с улыбкой сказав, вышел во двор.

Потянулся и резко опустил руки. Сильный порыв ветра поднял пыль высоко в воздух, закрывая пеленой небо над имением. На мгновение стало пасмурно, сумеречно и как то тревожно. Но пелена долго не продержалась и быстро развеялась, оставив в воздухе искрящиеся на солнце пылинки. Становилось как то радостно глядя на эти пылинки, казалось что сам воздух танцует и искрится на солнце.

— Дядька Егор, условия ведь помнишь? — спросил его.

Егор Кузьмич как то бесшабашно махнул рукой.

— Помню, Петр Алексеевич. В центр двора идти?

Народ понявший что сейчас начнется очередное действие стал подтягиваться поближе. Чтобы послушать и посмотреть на представление. Что-то не так со мной происходит. Какая-то бесшабашность проявляться стала. И чувствительность резко подскочила. За имением, на достаточно большом расстоянии стал чувствовать интерес к нашему имению, недобрый интерес. Он имел липкий вкус и запах, приправленный страхом и завистью. В имении все тоже побаивались, но не так. Они, как бы, за других переживали, не за себя. А там на возвышенности кто-то смотрел за имением с завистью и страхом за себя. И еще с каким то энтомологическим интересом. Как тараканов каких то изучали.

Кивнув ему головой, уточнил.

— Ты Егор Кузьмич, вспомни как возвращался с войны к своей суженной. А еще постарайся понять что это маленький эпизод, и жизнь у тебя теперь будет долгая, и болячек у тебя поубавится. И пройдешь ты еще не мало дорог. Не нужна тебе хромота. И не сопротивляйся образам которые у тебя появляются, это и есть музыка.

Егор Кузьмич кивнул и направился в центр двора. Я же по привычке или традиции, тут сложно сказать поднял легкий ветерок, который собрал у меня за спиной туманный плащ. Попутно создавая музыку вокруг нас. Когда дядька Егор вышел к центру двора, музыка окончательно сформировалась, и он запел:

Ходил по свету, колесил я много лет

Но счастья так и не нашёл

Детишек нет, жены, вот тоже, в общем, нет

И на душе нехорошо

Видал я много разных стран и городов

Ногами шар земной крутил что было сил

Да только в сердце свою первую любовь

Всегда носил, всегда носил

Растёт, растёт возле дома калина

Растёт, цветёт на мою на беду

Живёт, живёт в этом доме Галина

Да я никак всё туда не дойду

Живёт, живёт в этом доме Галина

Да я никак всё туда не дойду

А помнишь, Галя, как я в армию пошёл

И от тебя всё ждал письма

А друг соврал, что я другую там нашёл

И ты поверила в слова

Я столько лет тебя пытался позабыть

Бежал по свету как чумной, не чуя ног

Но разлюбить тебя, родная, разлюбить

Так и не смог, так и не смог

Растёт, растёт возле дома калина

Растёт, цветёт на мою на беду

Живёт, живёт в этом доме Галина

Да я никак всё туда не дойду

Живёт, живёт в этом доме Галина

Да я никак всё туда не дойду

На голове полным-полно волос седых

Да кружит злое вороньё

Встречал я женщин умных, сильных, молодых

Да нет похожих на неё

Промчались годы молодые, ну и пусть

И наше счастье ещё будет впереди

А я вернусь, я обязательно вернусь

Ты только жди, ты только жди

Растёт, растёт возле дома калина

Растёт, цветёт на мою на беду

Живёт, живёт в этом доме Галина

Да я никак всё туда не дойду

Живёт, живёт в этом доме Галина

Да я никак всё туда не дойду

Живёт, живёт в этом доме Галина

Да я никак всё туда не дойду

Живёт, живёт в этом доме Галина

Да я никак всё туда не дойду

Дядька Егор смог исполнить эту песню с каким то задором, без мрачности. Но вот грусть и сожаление, или задумчивость в песне присутствовали. Да и я не добавлял разных эффектов, вполне хватило искрящегося воздуха для задорного исполнения.

— Вот видишь Егор Кузьмич, — смеясь сказал ему — а ты говорил что не сможешь песню исполнить. Ну вроде мы с тобой спелись, и у нас все получается. Теперь давай серьезную песню исполним, с антуражем соответствующим. Ты главное вспомни как в штыковую атаку ходил. И не забывай как братья славяне, которых вы освобождать пришли, вам в спину ударили. И про союзничков, которые на каждом шагу вас предавали, тоже не забывай. — уже как то зло проговорил ему.

Ольга Константиновна осуждающе покачала головой на столь открытые заявления о союзниках предателях и коротко глянула на Елизавету Петровну. Елизавета Петровна словно что-то, почувствовав, поднялась тревожно глядя на Петра и пытаясь прикрыть королеву с принцессой. А я взмахнув рукой, поднял пыль закрывшую небо над имением. Плащ раскрылся в сложенные за спиной крылья. В центре двора появилась коленопреклоненная, крылатая фигура. Светящаяся изнутри, и освещающая все вокруг бледным и тревожащем светом. Отец Иоанникий встал со своего места встревоженно наблюдая за происходящим. Петр стал заметно светиться, и его это встревожило. Да и голос его стал каким то гулким и объемным. Фигура в центре создавала впечатление, что сделана из мрамора, и не живая. Вот только свечение исходящее изнутри тревожит и пугает. За спиной Егора Кузьмича заклубилось какое-то туманное облако, постоянно меняющее свой образ, то какого то, цветущего куста, то старой церкви с золотой маковкой. Солнечный свет которой рассеивал на мгновение тревогу и страх, но слишком мимолетны были эти видения переходящие друг в друга. Ударил гром, больше напоминающий тревожный набат, и отдалился куда-то в даль. Так и продолжая звучать в дали, тревожа и к чему то призывая. Егор Кузьмич запел под тяжелую и тревожную музыку:

Стоит над полем волчий вой,

Капрал (Сержант) кричит: „Примкнуть штыки!“

Нас смерть зовёт в последний бой,

И страх рвёт сердце на куски.

Рывок вперёд, всё наугад,

Штык в мясо, слёзы на ветру.

Мой враг в ответ мне — штык назад.

Я ранен, но ещё живу.

Крылатая фигура в центре подняла голову и посмотрела на всех каким то осуждающим взглядом. Потусторонний свет ее глаз пробирал до самых основ души. И вдруг она рывком поднялась в воздух, расправив крылья над всеми. Как будто пытаясь закрыть от беды идущей из далека, всех присутствовавших в имении своими крыльями. Она висела в воздухе и плавно двигала крыльями.

В объятьях смерти день застыл,

И наши тени встали в тень.

Над нами плачет Серафим,

А дома зацвела сирень.

Над нами плачет Серафим,

А дома зацвела сирень.

Туманное облако за спиной конюха медленно приняло вид цветущей сирени. Егор Кузьмич встал на одно колено, и глядя на присутствующих ничего не выражающим взглядом стал пересыпать пыль в ладонях, как будто это прах. И продолжил петь:

Смерть дописала свой дневник,

Кровавый вечер умирал.

Он в душу мне насквозь проник,

Он рядом кровью истекал.

Егор Кузьмич оглянулся на сирень за спиной. Раздался раскат грома, как будто ударил колокол. И оказалось что это и не сирень вовсе, а старая, заброшенная церковь. Со свалившейся, всей в дырах и потеках грязи маковкой. Проемы церкви смотрели на мир страшными провалами разбитых окон и дверей. И вокруг рокотал гром как тревожный набат.

— Петр Алексеевич остановитесь! — воскликнул отец Иоанникий, пытаясь выбраться из-за стола, и броситься во двор к пошедшему в разнос Петру. Все увидели творящиеся с Петром изменения. Создавалось впечатление, что Петр постоянно изменялся, не останавливаясь ни на одном из телесных состояний, и постоянно теряя свою телесность. Стало видно как он стал светиться еще сильнее, и периодами, на короткое время становился прозрачным. А крылья у него за спиной теряли дымчатый вид, и становились такими же прозрачными, представляя собой единое целое с телом Петра.

— Петр! — испуганно закричала Елизавета Петровна, одновременно стараясь закрыть Ольгу Константиновну и Александру Георгиевну, от взгляда светящихся и ничего не выражающих глаз сына. В этих глазах было буйство стихии, но не человеческие эмоции. Петр на мгновение опять принял прежний вид, и только яркое свечение выдавало неестественность происходящего.

— Матушка. — пророкотало вокруг. Но песня повела дальше, только пели уже Егор Кузьмич и Петр:

Я рано утром, до зари,

С моим врагом в раю гулял.

Клялись мы в дружбе на крови,

А дома колокол упал.

Раздался особо сильный удар грома похожий на удар колокола упавшего на землю. В это время все в имени почувствовали дрожь земли, как будто действительно упало что-то тяжелое и большое.

— Какой сладкий вкус у страха — пророкотал Петр снова обретя телесность.

— Детей пожалей ирод! — Петр, да что же с тобой твориться? — прозвучал одновременно крик бабки Марфы и мамки Николаевны. Они вместе вышли вперед и закрыли собой присутствующих.

— Мамка, бабка Марфа у вас неправильный страх. Нет, не умеете вы бояться. Не то что там. — Петр указал рукой на возвышенность стоящую в отдалении — там правильный, вкусный страх. Липкий, на зависти и презрении замешанный.

Дядька Николай переглянулся с вахмистром Елисеевым. Елисеев только бровью успел повести как пять казаков запрыгнув на коней, умчались из имения. А Петр поглядел на стоящих в отдалении казачка и Ольгу Николаевну. Казачек выступил вперед закрывая Ольгу Николаевну. Ольга Николаевна прижалась к нему со спины и обняв, не отпускала его от себя. И не давая возможности, принять участие в защите жильцов имения.

— Николка, неправильно ты боишься. — и сделал шаг к ним. Бабка Марфа и мамка опять встали на пути у Петра. — Ты ведь не за себя боишься, а за нее. А избранница твоя за кого боится? Ну как можно бояться за тебя, ты же воин. Нет, это не страх в вас говорит. Это любовь.

И опять Петр стал полупрозрачным, снова пытается развернуть крылья во всю ширь. И опять его повела песня:

В объятьях смерти день застыл,

И наши тени встали в тень.

Над нами плачет Серафим,

А дома зацвела сирень.

Над нами плачет Серафим,

А дома зацвела сирень.

Петр снова потерял свою прозрачность и стал смотреть на возвышенность.

— Неправильный страх взял вкусный страх. Они его увозят от меня! Зачем?

Петр увидел матушку прикрывающую Ольгу Константиновну и Александру Георгиевну.

— Матушка? Сестренка? Зачем вы боитесь? Вы мои! Вас никто не сможет обидеть! Уничтожу!

Петр каким то текучим и мягким движением обошел мамку с бабкой Марфой. И приблизился к Александре Георгиевне, присев перед ней пророкотал.

— Сестренка, не надо бояться. Ты все равно не правильно боишься. Поверь, тебя здесь никто не обидит. — И поднявшись огляделся вокруг — Кого вы боитесь? Не волнуйтесь я найду его. — и резко стал прозрачным.

Откуда-то со стороны к нему подбежала внучка бабки Марфы и взяла за руку. — Варенька! — раздался крик бабки Марфы.

— Петр Алексеевич, — позвала она Петра — не надо нас пугать. Пожалуйста.

Петр обрел цвета тела.

— Малышка? Разве я вас пугаю? Вспомни мы же с тобой песню пели для бабушки? Ты хочешь что бы я ушел?

Со слезами на глазах внучка вцепилась в Петра — Вы прозрачный весь! — заревела она — И другим стали. И Федору помощь ваша нужна. Давайте лучше я буду с вами песни петь? Они добрые и красивые. Только не надо этих страшных песен.

— Песня. — Петр поднял малышку на руки и в несколько шагов оказался у бабки Марфы. Передав ее в руки бабки, перешел к Егору Кузьмичу в центр двора:

В объятьях смерти день застыл,

И наши тени встали в тень.

Над нами плачет Серафим,

А дома зацвела сирень.

Над нами плачет Серафим,

А дома зацвела сирень.

Песня закончилась сразу, без переходов. Егор Кузьмич упал без сознания. А Петр стал смотреть на свои полупрозрачные руки.

— Слишком много веры. — произнес он и посмотрел на отца Иоанникия — Очень много веры. Почему все так?

Окружающие заметили что Петр когда следит за собой, становится нормальным и даже может вести диалог с окружающими. Но стоит только отвлечься, и он сразу становится полупрозрачным и чужим. Матушка кинулась к нему и прижала его к своей груди.

— Петенька, ты только держи себя в руках. Я с тобой. Все будет хорошо.

Петр снова стал полупрозрачным — Опять неправильный страх. Это не страх. Это любовь. К кому? Ко мне? Матушка, ты хочешь что бы я стал таким каким и был? — и рассмеялся — Не возможно прошлое вернуть назад. Мы всегда меняемся. Но посмотрим, это интересно.

Петр начал смотреть на свои руки. Неожиданно он стал светиться очень ярко и полностью потерял свою полупрозрачность. Постояв немного и с какой-то детской обидой посмотрев на мать спросил — Что это? — И упал там где стоял, больше не двигаясь.

Загрузка...