Княжна

Глава 16

Ольга надеялась отсидеться в шалаше, пока дозор с княжичем не уедет, а потом выбраться и продолжать нести службу. Настойчивость Игоря была ей яснее ясного: Дира – берегиня, правда, пока не удалось подробнее узнать, что за титул, или звание, или пост занимает ее якобы бабушка, но, судя по религиозности населения – высокий. А может настолько почитаемый, что никакой князь не может отдать приказание ее убить. Почему убить? А почему ее муж Аскольд был убит, по той же причине – борьба за власть. Убили какие-то пришлые. И никто не пикнул. А Диру не тронули, сидит себе при храме у Макоши, носа не кажет. Ведь только у кого реальная сила – дружина и высокое рождение имеют право властвовать. Век такой, жизнь такая – у кого дубинка или меч в руке, да еще происхождение позволяет – имеет одну цель – править. Что имеется, в таком случае? Дира – знатного рода. Ольх правит Киевом. Князь? Да Бог его знает, зовут князем, за ним сила и власть, но бабушку не трогает. Защиту она имеет, причем «мифическую» и сильную. Кем же она является, что ее защищает?! Вера и служба Макоши? Ни меча тебе, ни власти, но не трогают. Даже Игорь вон, отстал, едва Диру упомянула. Княжич. Вроде по роду – знатен, но не сын Ольха. Взрослый, но не правит. Почему до сих пор княжич, а не князь? Почему не правит?! Значит Ольх князь. Игорь его наследник, так нет же… Запуталась окончательно. И встал вопрос еще интереснее – а она Ольга – кто во всей этой цепочке непонятностей? Простая поляница – баба при штанах и луке. Правда, зовут иногда княжна, но это больше плохо, чем хорошо. Вон, в болотах и то нашли! Как Игорь сказал: привез приглашение от князя Ольха. Знают убивцы, где она, что защиты никакой не имеет. Или имеет? Через Диру… И что тогда, всю жизнь торчать либо в болоте, либо при храме? Убьют наследницу не пойми чего, как пить дать.

«Не-е-ет, остается только прятаться!»

С дозорным отрядом ей не справиться! И тут ее посетила, после очередной ревизии своего опыта и знаний, весьма трусливая мысль – какие-то войны и Игорь крупные, здоровые. Ей и одного княжича-то в спарринге один на один не одолеть – и так стало грустно и жалко себя, совсем как в прошлый раз, когда познакомилась с дурацкими «реконструкторами».

– Вот ты где, Ольха, а я тебя обыскалась! – у входа появились ноги, и послышался голос Лесны.

Ольга утерла рукавом набежавшие слезы, те, что еще не высохли, шмыгнула носом, но вылезать приказа не было, она и продолжала сидеть. Княжна она, или кто?

Лесна сама нырнула к ней и протянула кусок бересты с выдавленными на нем знаками.

– Что это? – Ольга даже в руки не взяла – разбирать значки и буковки – не в том состоянии, да и не сильна она пока еще в местной грамоте.

– Дира хочет тебя видеть. Княжич привез, только отдал мне.

«Княжич! Не отдал сразу!»

– Откуда знаешь, что от Диры, а не он сам написал? – Ольга сощурила глаза и внимательно посмотрела на Лесну. Внутри все похолодело.

– Зачем княжичу писать? С тобой поговорил, а потом мне отдал, когда ты убежала, – в словах старшей Ольга не уловила ни тени сомнения. Может быть, девушку используют втемную? Или она настолько проста, что не видит очевидностей? Слепая значит, из самых-то зорких!

– Это я с ним идти должна? Сказала же, что не пойду!.. Я боюсь, – выпалила Ольга. Услышав такое, Лесна округлила глаза и с удивлением отчитала подопечную:

– Тебе не княжич приказывает, тебя Дира зовет. Тут по-нашему написано, княжич этих знаков не знает. А бояться нечего. Даже, если вдруг пожелает тебя – ты поляница. Никто не приневолит. И никто в отряде не тронет. Силком не посмеют.

– А если он меня в Киев, а не к Дире увезет?!

– Совсем разума лишилась! В Киев – это если ты сама захочешь, захочешь перестать служить Макоши, захочешь семью и детей, – тихим шепотом стала вразумлять Лесна, – А зная, кто ты, даже княжич, будь в беспамятстве, не нарушит законы. Случись такое, знаешь, какой вой по городам и селам пойдет? Нет, не знаешь. А еще мы часто с отрядами ходим – лечим раненых, заболевших. Так что в скорости, если останешься, зимой продолжать учиться будешь, а потом, если поход какой, станешь сопровождать воинов.

«Ну-и-ну! Перспектива…»

– Собирайся! Тебе уже и коня приготовили, – Лесна вылезла из шалаша и стояла, терпеливо ожидая Ольгу.

Тянуть время бессмысленно, слова Лесны не успокоили, но выбора опять не было. Ольга упаковала в заплечный мешок нехитрые пожитки и вылезла. Если Лесна шла бодрым шагом, то Ольга плелась.

Дозорный отряд уже был готов, к Ольге подъехал дружинник, спешился и легко закинул девушку на коня.

«Ой, мамочки! Как же высоко! Если поскачут, точно свалюсь – лошади не моё!»

Но отряд не поскакал, а тихим шагом направился по утоптанной тропе. Ольга оглянулась. Здесь все было знакомо, но горечи расставания она не испытывала, как и радости уезжать.

Ехали, пока солнце не коснулось верхушек деревьев. Остановились на обычном для отдыха месте, где по пути к болотам делал перевал отряд поляниц. Ольге помогли спешиться, и она пошла прогуляться в кустики. Вернулась, а стоянку было не узнать: всюду костры с котелками, слышатся отовсюду звонкие стуки топоров – рубили ветки для ночлега. Ей показали шалашик небольшой, она тут же в него влезла и заняла удобную позицию наблюдателя. Когда поплыл запах готовой каши, принесли еду. Вкусную и сытную. Чтобы не идти в темноте к ручью и мыть миску, Ольга вытерла посуду, нарвав травы, увидев, как это делали некоторые люди Игоря. Княжича она не заметила за весь вечер и немного успокоилась, дав себе слово не спать. Но переживания и дорога утомили. Она и не заметила, как сон сморил ее.

Утром, едва рассвело, девушка встрепенулась испуганно от шороха пробуждавшегося леса. Несколько раз вздохнула, выдохнула, поздравила себя, что жива, что Лесна не обманула и спокойно пошла умываться.

Продолжили путь сразу, быстро собравшись, ей опять помогли сесть верхом, тут же Ольга ощутила пятой точкой остатки вчерашнего неудобства, все же никогда так долго не приходилось находиться в раскорячку. Ныли мышцы, так и не отдохнувшие за ночь, получающие сейчас дополнительную нагрузку.

«Еще день и буду не ходить, а ползать в раскорячку! Вот где юбка или рубаха до пят пригодилась бы! Не так видно ноги колесом» – грустила девушка.

Отряд быстро добрался до селения с капищем, основного места обитания поляниц и берегини Диры. Ольга подождала, пока её снимут с коня, и поплелась было к дому бабушки, но ее остановил голос, принадлежащий Любаве:

– Стой, Ольха! Куда направилась?

– К б… К Дире, она велела приехать, не знаешь зачем? – Ольга остановилась, немного поморщилась – тело все ныло и болело.

– Сначала в баню! Вон, бледная, пыльная. Баня затоплена, идем! – Любава бережно взяла девушку под локоть.

– Спасибо, не нужно, сама … дойду, – освободилась Ольга и поплелась, собрав волю в кулак, гордо вскинув голову.

– К Дире вечером пойдешь, когда отдохнешь.

– Хорошо, – покорно выдавила из себя Ольга.

Сруб, стоящий рядом с озером она уже знала – всю зиму парилась, окуналась в прохладную воду, испытывая удивительные чувства легкости и полного счастья.

«Интересно, сейчас я оживу?»

Любава вошла с нею, заставила подопечную лечь на полати и, не жалея, прошлась веником. Приятный, всепроникающий запах трав смешивался и очищал не только тело, но и мысли в голове. Точнее Ольга, с удивлением, отметила, что и мысли никакие не мелькали… Оставалось одно желание: дышать и наслаждаться запахом дерева и трав. Даже сильные похлопывания веника приносили только облегчение и освобождение от усталости, разгоняли кровь, оживляли.

После бани Любава отвела Ольгу в ее дом, наказав:

– Спи, я сама тебя разбужу.

– Хорошо, – прошептала девушка, заметив, что проваливается в дрёму, которая окутала ее, едва голова упала на лежанку.

Сколько она спала, до прихода Любавы, Ольга смогла определить лишь по густым сумеркам, которые заглядывали в мутное окошко.

– Одевайся, – Любава подала ей длинную рубашку с очень красивой вышивкой по вороту и подолу.

Брови Ольги взлетели в удивлении вверх.

– Почему это? Меня ждет очередной обряд? – решила уточнить девушка, слишком торжественный вид был у наставницы. Та не смогла скрыть смущения, пусть и мимолетного, а ответ прозвучал уклончиво.

– Возможно. К берегине же идешь.

– А если я не захочу?

– Никто неволить не будет, даже берегиня, – эти слова прозвучали четко и без сомнения.

– Уверена? Точно? – не отставала пытать Ольга, продолжая держать рубашку в руках. Любава кивнула. Ольга еще помучила ожиданием наставницу, делая вид, что рассматривает вышивку, потом натянула одежку. Скорее всего, лишь бы не сидеть обнаженной. Потом терпеливо сидела, пока Любава ее причесывала и, почему-то не стала плести косички, оставив волосы свободно спадать золотым покрывалом.

– Вот, еще это, – голову украсила лента с тяжелыми височными подвесками, пришлось Ольге скосить глаза, чтобы рассмотреть украшение на себе. Впечатляло! Золотые диски в виде ажурных солнечных лучей, нити из крупного жемчуга, где горошины подобраны одна к другой. Да на голове у Ольги теперь несметное состояние!

«Что же за встреча такая? Что за обряд меня ждет?! Загадки, сплошным неспешным шагом наплывают на меня!»

– Теперь ты готова, – тихо проговорила Любава, покрутив Ольгу и внимательно осмотрев.

– К чему, Любава? Почему не скажешь? Знаешь ведь, могу и учудить опять, – тоже тихо предупредила Ольга, пытаясь заглянуть женщине в глаза. Та же отводила взгляд, что будило в Ольге тревогу.

– Не бойся, Ольха, – выдавила из себя наставница, – Все плохое или хорошее ты выберешь сама, только ты и никто другой. Запомни: ты сама выбираешь свой путь. Никто не сможет тебя приневолить. Даже Дира, – последние слова Любава прошептала едва слышно, Ольга скорее угадала их по движению губ, чем услышала.

– Ты будешь рядом? – Ольга ощутила, что только наставница может оказаться ее защитницей. Но вот прав-то у нее нет. Какой-то тайной или обетом связаны ее уста.

«Что же опять затевается?!»

– Мне нет входа к берегине без ее согласия, Ольха. Я не буду с тобой, но буду недалеко, только помни – все по твоей воле. Идем. Дира ждет.

По дороге Ольха сделала попытку опять понять и предположить, что с нею попытаются сделать. Почему-то попытку принести в жертву, она отмела сразу. Нет, сомнения витали, но как-то не слишком вязалось: не горели ярким пламенем костры у капища, не гулял народ, не кучковались поляницы, как прошлый раз. Шум в селении был, но на самой окраине, где расположился дозорный отряд княжича. И все. Тишина и покой, теплом светились огоньки в окошках и изредка мелькали в лунном свете одинокие тени спешащих по делам жителей. Это успокаивало и удивляло.

«Значит, если обряд или торжество касается только меня, но не всей общины. Для них это не представляет интереса, а может быть является и тайной?» – решила Ольга, оставалось сделать всего один шаг – ступить за дверь дома берегини.

– Иди, Ольха, не томи, – произнесла Любава и подтолкнула подопечную.

Дрожь ушла, а чего бояться? Не сбежать. Ольга гордо вздернула подбородок и собралась. Пустым наказ Любавы она не считала. Но догадывалась – ее ждет противостояние.

– Заждалась тебя, Ольха! Проходи! Какая ты красавица! – поприветствовала ее Дира, поднимаясь с лавки и идя ей навстречу.

– Спасибо…

«Что сказать? Бабушка, Дира?» – но так и не добавила Ольга.

– Отдохнула, пыль дорог и посторонние мысли ушли? – продолжила щебетать, выказывая любезность Дира. Ольга ощутила фальшь. Толи во взглядах, толи голос дрогнул, а может, показалось…

– Мысли были и будут, много непонятного за моей спиной делается. Разъясните, к чему такие сборы, по какому случаю? – решилась Ольга, сопроводив слова, движением рук: коснулась дорогого украшения, длинной рубахи, – К чему такие тайны?

– Прошлая встреча была неудачной, я решила исправить положение. Мы должны стать ближе и роднее.

– Вы верите своим словам? – усмехнулась Ольга.

Дира осеклась, обиженно поджала губы, изобразив недоумение, в тон ей такие же богатые нависочники возмущенно звенькнули.

– Я не могу тебе желать зла, Ольха. Ты – моя внучка. Ты моя – надежда.

– Мне кажется, пора объяснить, что вы вкладываете в эти слова?

– Присаживайся, дорогая, – Дира взяла за руки Ольгу, подвела к скамье и, усадив, присела сама, так и не отпустив.

Руки Диры оказались гладкими и мягкими, они нежно и ласково гладили Ольгу. Стремились передать не только тепло, но и любовь. Только в последнем девушка сомневалась. Не верила она в чувство, что пыталась передать Дира. Не было его. Не могло быть. Очевидно, сомнение Дира прочла по лицу «внучки» или почувствовала, судя по поспешности, с которой попыталась разуверить Ольгу.

– Давно нужно было это сделать, но я все тянула, надеялась, что ты не будешь отгораживаться, прятаться от меня. Мы с тобою происходим из самого древнего рода на нашей земле. От Кия, что основал славный град Киев. Только род этот перестал иметь продолжателей-мужчин, вот уже пятое поколение только девочки рождаются. Причем, только одна. Их выдают замуж за самого достойного из таких же родов, что управляют другими землями. Власть супруг получает и правит, если рядом жена из рода Кия. Так было и с твоим дедом Аскольдом. Пока не принял он христианство ромейское, не предал род свой. Да и ты родилась не в Киеве, а далеком и чужом Царьграде. Чудом удалось тебя вернуть. Благодаря богам нашим и Добромиру!

– Добромиру? Он вам знаком?

– Конечно! Ты вернулась, и теперь все будет исправлено.

– Что именно исправлено?

– Ты станешь княгиней, родишь детей и…

– Стоп! – Ольга вскочила с лавки и вырвала руки, – По какому праву вы меня княгиней делаете и уже детей ожидаете? А у Ольха или Игоря спросили? Они убили вашего мужа, а вы им внучку радостно на блюдечке подносите! Игорь чуть не силком собирался меня в Киев увезти! Может, он не согласен? Может меня убьют. Мало ли какие планы у тех, кто в Киеве? Вы у них спросили, или опять кого убьете, чтобы свои планы осуществить!

– Утихомирься, Ольха! Глупое чадо! Только стол Киева дороже тебя для князя! Ничего бы Игорь не сделал тебе, неразумная. И ничего не сделает, чтобы получить Киев! Ты дороже золота для него. Твой род – твоя защита.

– Аскольда не защитил! Почему я должна верить словам, Дира?

– Чужим стал твой дед, Ольха, когда я его покинула. Вся власть во мне была. Я ему ее передавала, как прабабки твои своим мужьям. Потерял – пошел вон из Киева!

– А вы его любили?..

– Не понимаю тебя! Есть обязанности, есть желание, есть тепло и поддержка, уважение.

– Я правильно поняла: я должна стать женой… кого, Ольха? Игоря? – Ольгу внутри прямо передернуло, она представила себе старого и седого князя, услужливая память напомнила картинку из какого-то учебника. Игоря она видела, но себя рядом с ним, обнимающим ее, целующим, да что там целующим, дети же от этого не рождаются. Впереди будет секс! Без любви и ухаживаний, без встреч рассвета, разговоров по душам, откровенных взглядов, сдерживаемых желаний! Это же с чужим мужиком в постели не просто лежать и спать ночью, а позволить ему делать все что вздумается. Чужие руки… Чужие губы… И никому нет дела до чувств Ольги! Это же гадко! Да ждать, что прирежет, может в первую же брачную ночь. Все внутри взбунтовалось.

Глава 17

– Ольха? – удивилась Дира, – С чего ты взяла? Ольх не князь, не по рождению честь оказывают, князь только Игорь, – Чего перепугалась? Со стариком себя представила. Не будет этого.

– Я не хочу выходить замуж и за Игоря тоже.

– Отчего? Молод, горяч, красив.

– Мы с ним чужие!

– Ничто не помешает вам стать близкими, – улыбнулась Дира, с какой-то странной загадочностью, и тихо, как будто их могли подслушать, зашептала:

– Уж я-то тебя всем премудростям обучу, как стать желанной, такой, чтобы только тебя в каждой женщине видел. Только о тебе и мечтал!

– Да ну вас! А себя я как заставлю терпеть чужого мне человека?! Совсем сума сошли!

– И тебя, и гордыню твою ромейскую, помогу усмирить, есть знания и умения, на этот случай, – уверила «бабушка», только оттолкнув этим непокорную внучку.

– Вам бы только судьбы ломать! – отвернулась Ольга и решительно сделала шаг в сторону к двери: не о чем больше говорить с безумной старухой, не хочет она замуж и чужого человека дурачить какими-то волшебными заморочками, и точка. Оставалась пара шагов, как спасительная дверь была бы в ее досягаемости, но… Дверь распахнулась. И Ольга едва не налетела на княжича. Или все-таки князя?

– Здрава будь, Ольха! – произнес Игорь, опять без стеснения рассматривая поменявшую образ девушку. Та полыхнула на него недобрым взглядом в ответ, попыталась обойти. Но он преградил дорогу.

«Наглец!» – вынужденно остановилась Ольга. Оставался шанс закричать, вдруг Любава прибежит? Глупая мысль конечно, но, а вдруг.

– Не спеши, – тихо произнес Игорь, продолжая преграждать дорогу, – Здрава будь, Дира! Мне передали, что звала.

– Проходи, князь, присаживайся, да внучку мою веди ко столу, разговор у нас долгий будет, – проявила радушие Дира, хотя ей с трудом удавалось сдерживать раздражение, что прорывалось в каждом слове. Она их произносила отрывисто, резко, но постаралась смягчить широким жестом, указав на накрытый стол. На него Ольга не обратила внимания – «бабушка» усадила ее спиной к нему.

– Благодарствуй! – поклонился Игорь, ловко и жестко взял Ольгу под локоть и подвел к лавке. Усадил. Сел на место напротив, а та глаза в миску пустую уткнула.

«Вот оно! Дороже тебя только Киев! А ты – ключ к нему! И не отпустит. Сказки все их уверения, что только по своему желанию смогу поступать! А вдруг? А если?.. Не дадут и приневолят»

– Не дети, не буду скрывать и ходить вокруг. Знаете оба, что все ждут от вас. Или пояснять нужно? – произнесла Дира, едва села во главе стола.

– Ольха выслушал, ты, думаю, внучку просветила. Если есть, что сказать, говори и покончим с этим, – Игорь вел себя спокойно и уверенно.

Ольга решила на него взглянуть, по лицу хоть догадаться, какие мысли бродят или чувства. То, что увидела, ей не понравилось. Игорь смотрел все время на Диру. Да, правила элементарной вежливости, но бросал и на Ольгу взгляды: безразличные. Не привлекала его ни красота, ни знатность. Просто – вещь, только одушевленная. И Ольга растерялась:

«Как, без всякой симпатии ко мне, этот человек будет со мною заниматься сексом? Как?!»

– Ты прав в одном, чем быстрее вы с Ольхой станете мужем и женой, тем будет лучше. Но я знаю, что есть еще Забава. А тайные мысли Ольха мне ведомы. И мне они не нравятся, – произнесла Дира, сурово взглянув на Игоря.

«Что еще за забава, Дира меня защищает от чего-то нехорошего?»

– А что в этом плохого? – Игорь заулыбался, – Я молод, сил хватит. Не беспокойся за внучку, вниманием не обделю. Жаловаться не прибежит.

– Я не о том, не об обиде. Я об очередности в наследовании.

«Что за…»

– Все жены законны, все любимы, – настаивал Игорь.

«Так он уже женат! Нет уж, еще и в гарем идти! Не заставите!»

– Отчего побледнела, Ольха? – прищурился Игорь, заметил тревогу Ольги и то, что девушка вот-вот вскочит с места и рванет прочь.

– Я не буду второй, первой или еще какой женой, – на удивление самой себе, четко и спокойно произнесла Ольга, дерзко взглянув в глаза жениху. Тоже прищурившись, не отводя взгляда, не стыдясь. Выдержала. Заметила, ему это не понравилось.

– Услышал? – улыбнулась Дира, получая истинное удовольствие от ответа внучки – цену себе, вроде девка поняла. А значит можно поторговаться. Перед нею не Ольх, упертый и всё ведающий, благодаря знаниям, полученным за прожитые годы. Тут хоть и муж сидит, просвещенный хитромудрым дядькой, что интереса своего постарается не упустить, да молод еще Игорь. Дира ему не по зубам. Да и Ольха правильно вести себя начала. Берегиня получала настоящее удовольствие, глядя на внучку.

– Услышал. Только ты не все внучке рассказала, или я чего не понял. Не ей решать: быть моей женой или нет.

– А теперь меня послушай, если Ольх так плохо тебе объяснил. Ваш союз с Ольхой – вопрос решенный. Он выгоден тебе, я на него согласие дала, на определенных условиях. Ольха – княжна, тебе ровня. Честь тебе и почет. Забава нет. Самое большее, кем может она у князя киевского быть – наложницей. И ни на что не надеяться. Ни она, ни ее дети от тебя, если будут. Не я так решила, но любой тебе укажет. Но не по нраву мне, чтобы Забава твоя на одной ступени с моей Ольхой стояла, не будет такого.

– Это мне, князю, решать, что в моем доме будет.

– Нет, – вдруг встряла в спор Ольга, – Не люб ты мне. Не желаю я тебя в мужьях своих видеть.

– О-хо-хо! Грязь в болоте будешь месить, поляница? Потом под первого встречного мужика ляжешь, когда надоест или детей захочешь? Так что ли? Вот уж дар роду своему сделаешь! – взорвался язвительным смехом Игорь, переводя взгляд с берегини на внучку и обратно, – Она как ромейка рассуждает. Не просветила ее, что князь может иметь не одну жену? И согласия первой, второй, и следующих, спрашивать не будет! Как и люб – не люб!

– Ты говоришь, мы с ним ровня? – осторожно уточнила Ольга у Диры. Она едва сдерживалась, внутренняя злость клокотала и готова была выплеснуться наружу, но помня, что по истории читала о неприятном факте изнасилования Рогнеды, не хотела испытать на себе княжий гнев.

– Ровнее некуда. И оба пустоголовы! – ответила Дира.

– А что мне будет, если я ему промежду нахальных глаз врежу? – поднялась с лавки Ольга.

Игорь перестал смеяться и уставился на невесту, напрягся, приготовился. Дира тоже с изумлением взирала на внучку. Дело действительно продвигалось к драке. Ольга смотрела на «бабушку» ожидая ответ, а рука незаметно нашла край миски.

– Ничего. Милые бранятся… – не успела договорить Дира, потому что Ольга ловко метнула миску. Та попала в цель, ну… совсем чуть-чуть выше, чем она планировала и хотелось – не в глаз и не в переносицу, а в лоб.

«Ладно, тоже сойдет!»

Игорь внимательно наблюдал за девушкой, ожидая удара, но она его перехитрила, когда повернулась и задала вопрос берегине.

«Отвлекла! Обманула, вот же зараза!» – потер вылезающую шишку Игорь и посмотрел на невесту. Хотелось надрать ей задницу, но сама мысль об этом вдруг заставила покраснеть, и взглянуть на Ольгу уже как-то иначе. А та стояла перед ним, руки уперев в бока. И не скрывала наглой улыбки, которую хотелось стереть одним движением ладони.

– Что дальше? – спокойно спросила Дира, она видела, что рука Игоря легла на рукоять ножа, а Ольга периодически опускает взгляд – явно ищет, чем бы еще огреть суженого.

«Неужто ни у одного ума не хватит остановиться? Вот же буйные, уживутся ли? Таким и Киев разнести по камешку ничего не стоит!»

– Ничего, продолжим беседу. Драться с тобой, Ольха, не буду: нет в этом чести. Так что охолонь.

– Значит, выпустили пар? – уточнила Дира, – Ненадолго вас хватило.

– У нас все еще впереди.

– Не о чем нам беседовать. Я все уже сказала.

– Ты – да, можешь не участвовать.

– Что решил, князь Игорь? Внучка у меня за себя постоит и без моей помощи справится. Но я ее поддерживаю. Так и передай Ольху. Пусть судьбу Забавы решает иначе. Я была единственной женой у Аскольда, его наложниц не считала и числа их не ведаю. Другой судьбы своей внучке не желаю. Да и ты знаешь, что ожидает тебя, если обманешь.

– Ты меня пытаешь напугать, Дира? Ольх занял Киев по праву сильного, моим именем. На том и стоим. И Киев наш, а не твой. У тебя ни рати, ни власти нет.

– Но ты в мой дом пришел, а не я. И для тебя моя внучка дороже всех девок, как не хорохорься. Ни одна тебе не принесет столько чести. Потому ты тут. И не притворяйся, что сам того не понимаешь. Гордыню убавить вам обоим нужно. И здраво размыслить. И решение нашему разговору должно быть одно. А теперь ступайте оба с моих глаз! Утомили вы меня. Может вечерняя прохлада остудит вас, и не покалечите друг друга, – Дира поднялась из-за стола и прошла за перегородку.

– Пойдем? – глянул Игорь на притихшую невесту, поднимаясь.

– Никуда я с тобой не пойду!

– Не заставляй тебя тащить. Дира сказала: уходите. Нечего ей мешать. Или ты меня боишься? – прищурился Игорь.

Ольга ответила ему таким же взглядом и, как не хотелось остаться, но пошла следом за гостем.

Едва дверь закрылась, Дира вышла и присела у очага, протянула руки к огню и начала шептать:

– Огонь-батюшка, так много твоей силы у молодых и горячих… Зажги в их сердцах искры, объедини пожар в их сердцах, соедини для нашего будущего в один общий огонь семьи…

Тишина и покой встретили Ольгу. Лунный свет и волшебство ночи окутали романтикой, если бы рядом был симпатичный ей молодой человек. Легкое дуновение, что едва касалось разгоряченных щек, успокаивало тревожное предчувствие. Вечером травы всегда пахнут сильнее и кружат голову опьяняющим ароматом. Такое не встретишь в городе, где кругом асфальт. Это она еще помнила. Но рядом стоял не мужчина ее мечты, хотя, напомнила себе Ольга, и не было никакой в ее жизни мечты. Были друзья и товарищи, сослуживцы. Были улицы родного города. Привычная обстановка. И не укрой тихая темная мгла, можно было бы представить, что она дома. Просто очень поздно и не слышно шума машин, а свет в окнах не горит – граждане уже спят. Ольга отмахнулась от этих мыслей. Она не дома. Она здесь в этом старом мире. И больше всего ей не нравится, что ее либо пытаются использовать в каких-то целях, либо она уже пляшет под чужую дудку. Нужно что-то срочно менять и делать. Но что?!

– Пойдем? – произнес Игорь, – Завтра поутру мы едем дальше.

– Хорошей дороги, – машинально ответила Ольга и присела на крыльцо. Никуда она с ним не пойдет. Пусть сам топает. Не маленький, не заблудится.

А ей провожатый в пустой дом, где она опять обитать будет, не нужен. Знаем. Всякое разное может произойти, и, как всегда, во всем обвинят ее – на том лишь основании, что она женщина.

Игорь неожиданно присел рядом. Ольгу окатило теплом его тела. Неожиданно, на краткий миг, показалось, из-за темноты, что этот кто-то из ее знакомых рядом.

– Что делать будем, Ольха?

– Что ты – не знаю, и мне все равно.

– Правду говоришь? – уточнил Игорь, придвигаясь, на что Ольга не обратила никакого внимания и лишь кивнула в ответ.

Через мгновение она очутилась в кольце его рук. Он прижал к себе, ловко, чтоб не вырвалась, и припал к ее губам. Нежно, не скрывая, не сдерживаясь, а делясь своим желанием.

Хотя какое желание могло быть у княжича, если весь вечер то безразличие, то едва ли не ненависть в глазах читались?!

Не любит – не тронь!

Игорь вновь потерял бдительность, наслаждаясь поцелуем, вкусом незнакомых дрожащих губ, пахнущих мятой, дурманящих голову, будоражащих чувства. Возбуждение, желание, проснувшееся внезапно, отключили осторожность и, когда прилетел кулак в правый глаз, он сначала не понял, что происходит. Ослабил хватку, а девушка и выскользнула.

– Ольха… – тихо позвал княжич, отрезвев от пьянящего поцелуя, – Не злись. Не трону. Вернись.

А Ольга стояла за деревом. На каждое слово Игоря все крепче прижималась к нему, словно ища защиты.

«Думать нужно было, прежде чем языком ляпать!» – ругала себя, вспомнив многозначность фразы, после которой Игорь поцеловал ее, а пальцы касались губ, понуждая вспомнить горячие и сильные объятия и страстный поцелуй…

«Не любит, и никогда не буду нужна ему!» – вспоминала горькое ей безразличие Игоря за столом, что он явно демонстрировал специально, а руки сами обнимали за плечи, пытаясь сохранить, а может напомнить, как хорошо ей было в его объятиях.

Ольга закрывала глаза и мучительно пыталась себя пожалеть, но внутренний голос, с досадой, противился, и позволял мечтать. Она ругала себя, доказывая, что не нужно ей ничего, что и на болотах есть жизнь. Мысли, полные бредятины, лезли в голову, и Ольга не мешала им – они отвлекали ее и помогали очистить память о первом поцелуе. Наконец она успокоилась:

«Поцелуй? Ха! Ни для него, ни для меня ничего он не значит! Ровным счетом ничегошеньки. Случайно. Как насморк или зубная боль, налетели и прошли. Хватит! Забуду!»

Игорь, поняв бессмысленность ожидания, пошел по тропинке, которую освещала полная луна. На его губах играла улыбка, периодически он усмехался. Едва блеснула гладь небольшого озера, он радостно бросился к нему и, не раздеваясь, нырнул, надеясь, что холодная вода остудит, освободит от напряжения и потушит желание.

«Ничего не добился. Девку не соблазнил. Новые условия для союза отхватил. Ольх будет недоволен» – княжич вылез на берег, отряхнул капли с волос, определился с направлением, и пошел к дому, что отвели для дружины, – «Эх, где ты, Забавушка?! Отрада моя…»

Стоило вспомнить дочь Ольха, как Игорь споткнулся.

– Тьфу ты, нелегкая!

«Ничего, пара дней и встретимся с тобой, желанная моя! Уж я тебяприголублю…»

– Да что такое?! – на сей раз Игорь опять не заметил камня и упал, больно ударив колено.

«Чудеса, да и только – я даже с коня не падал, разве что в детстве! Точно что-то сделали эти бабы Макоши! Чур меня, чур!» – разозлился Игорь, но прекратил мечтать о Забаве и стал внимательно смотреть под ноги, «Правду мужики говорят: все беды от них!.. А вот счастье тогда от кого?»

Глава 18

Так и не выспавшись – всю ночь девицы-красавицы снились и ласково манили, княжич Игорь ранним утром возглавил отряд и уехал. Ольга только успела облегченно вздохнуть, как дверь стукнула и вошла поляница с сообщением, что девушку Дира зовет.

«А вот ей-то чего не спится?!» – не скрывая дурного настроения, тоже от недосыпа, Ольга собралась и пошла к «бабушке», явно страдающей бессонницей, понимая, что мечты ее упираться дальше тщетны, а все слова о свободе поляниц – блажь сплошная и всего-то намеки феминизма, которым расцвести на землях Древней Руси не суждено.

На первый взгляд, Дира действительно не спала, свежесть лица, что при встречах восхищала Ольгу, сменила серая усталость. Резкие движения выдавали раздражительность. Девушка подумала было, что, очевидно это их семейная черта – раздражительность от недосыпа, но вовремя цыкнула на себя, напомнив – «бабушка» не родня ей.

– Садись. Поешь. Потом говорить будем, – осчастливила Дира внучку. Та глянула и, не удержавшись, скривилась, а чего скрывать? Говорить – это, если всем слово дают, да выслушивают мнение оппонента. С берегиней так не получалось – она не только мнение высказывала, но и не терпела возражений. Как тут поговоришь? Слушай и молчи. Молчи и выполняй, что велят.

– Еще кого-то ждете? – стол был накрыт на троих.

«Явно сломить сопротивление внучки силенок «бабушке» не хватает, подмогу пригласила»

– Добромира позвала. Запаздывает волхв.

– Здравы будьте! – донеслось с порога.

Ольга была рада видеть его, но роль, которую, судя по всему ему отвела Дира, заставляла насторожиться. А потому подошла поближе просто поздороваться. Завтрак напоминал семейную идиллию – взрослые обменивались взглядами, а чадо уплетало вкусную кашу за обе щеки, и радовалась, что дали поесть спокойно, обмениваясь новостями, и ее не трогали.

– Сказывай, Дира, зачем позвала? – проговорил, едва закончил есть Добромир.

– Торопишься куда? – недовольно спросила Дира.

– А чего тянуть, на обед что ли оставишь?

– Не против такого гостя.

– Говори, не томи.

– С Ольхом сговорились мы поженить Ольху и Игоря. Но оба буйные оказались, что княжич, что внучка моя. Вот и позвала тебя на помощь, чтобы помог образумить ее, – кивнула в сторону Ольги Дира.

– Я-то, зачем тут? Не понравились молодые, силком не привяжешь.

– Не имеют права рассуждать – оба княжьи дети.

– Что скажешь, Ольха? – Любомир глянул на подопечную, по-доброму, ласково. Только Ольга уже все просчитала. Не верила она благодушию волхва – не стала бы Дира звать его в помощь, сомневаясь, на чью сторону встанет помощник.

– Не хочу идти за Игоря.

– Так нет другого княжича тебе под стать. В поляницах желаешь остаться?

– Нет.

– Уже хорошо. В монастырь царьградский, как твоя матушка стремишься?

– Еще чего!

– Так больше дорог и нет для тебя, девица, – развел руками Добромир, – Или в княжий терем, или в храм Макоши навсегда, служить. Посиди, подумай.

– А что тут думать?! Ни туда, ни сюда не хочу, – Ольга продолжала упрямиться. Надежда на иной выход растаяла, едва взглянула в глаза Добромиру.

– Что мешает княгиней киевской стать? Говори, для того и пришел, чтобы тебя неразумную выслушать и помочь.

– Нет у него любви ко мне, безразлична ему. И женат он уже.

– Ты о Забаве? Мало ли кто с кем зори по молодости встречал. Не жена она ему и не будет ею. Поупрямится княжич и уступит. Против Ольха не пойдет. А тот разумом владеет. Что за любовь такая? – на губах у волхва заиграла лукавая улыбка, – Что за беда еще – безразлична?

– Да какой там без-раз-лична, – по слогам повторила Дира, усмехнулась, – Вчера вечером слышала, как княжич звал тебя на крыльце, или скажешь: ничего не было?

Ольга вспыхнула, мгновенно вспомнив и поцелуй и объятия, и как стояла за деревом, вновь переживая ощущения.

– Ну? – потребовала «бабушка» ответа, как на допросе.

– Звал, и что? Мои чувства никто не учитывает?

– Вот и спрашиваем тебя – не противен же?

Ольга опустила глаза, тщетно пытаясь найти и схватиться за спасительную соломинку, что ее вытянуть может.

– Знаю, что погибнет он молодым, – осторожно начала говорить, внимательно следя за реакцией присутствующих. Расчет был, что они верят во всякие чудеса, ворожбу или как там еще назвать эту службу богам. Пусть и подумают, что она каким-то даром обладает.

– Привиделось что ли? – с Диры тут же слетела злость, она переглянулась с волхвом, – Так у тебя дар есть! Насколько молодым? А себя видела? Одну или с чадом?

Ольга задумалась, придав себе загадочности. Поток вопросов придавил ее: озабоченность Диры, нескрытая, такая бывает, когда плохую новость о близком и дорогом человеке слышишь, удивила. Она не соответствовала той картинке, что складывалась в голове Ольги: пусть не Игорь убил ее мужа, а Ольх, но переживать так за княжича… Не укладывалось в голове, рассыпалась мозаика.

«Им что, всю историю Древней Руси рассказать? Нельзя. И так ляпнула, чтобы что-то сказать. Еще и о ребенке спрашивают!»

– Я же не хочу за него идти, как я себя увижу? А вдовой не хочу быть, сами сказали – мне ровни нет больше.

– Глупая! Может потому и нужно, чтобы ты была рядом, да князя берегла! Не понимаешь что ли, что в его руках будущее наше. А в твоих тогда, если Макоши тебе это показала, жизнь самого князя! – возмутилась Дира. Она заметно нервничала, пытаясь справиться с радостью – видение Ольхи показывало – родная она ей, даром богов наделена! И тут же огорчение накатывало большой волной – упущено время, чтобы научить премудростям всяким, как дар развить и правильно использовать. Может, по горячности, и начудить внученька, ей ничего не стоит буйство свое продемонстрировать. Ни люди, ни правила помехой не будут. Эх, даже простых вещей не понимает!

– Да как я уберегу его?! Женщин в терем сажают, и в походы не берут! Сами доказываете мне все время, что только детей и ждете от меня!

– Ох, Добромир, уморит она меня, нет сил никаких ее вразумлять! – разозлилась снова Дира.

– Погоди, – отмахнулся Добромир, – Ты скажи мне, Ольха, только смерть княжича, что видела ты, останавливает тебя?

– Да, почти.

– Что еще?

– А что вы меня как корову к быку тянете?! Внутри все бушует от такого! Может, будь мы сами и…

– Так кто мешает? Вам молодым свобода и воля дана. Роды ваши добро дали – вместе вам быть. Не понимаю тебя, чадо неразумное.

– Да в Киев ее нужно отвести, пусть там или слюбятся, или …

– Или Киев по бревнышку разнесут, – рассмеялся Добромир, – Все хватит, на том и порешим. Отправляйся с нею, Дира!

– Как ответ от Ольха получу. Ступай, – велела Дира внучке.

Ольга с радостью выпорхнула из-за стола и быстро, словно гнались за нею, ступила на порог. Распахнула дверь, вышла и вздохнула вольного воздуха – пока свободна, а там, глядишь, и кривая выведет!

– Что, Дира, твои желания начинают сбываться? Долго же ты ждала и Макоши молилась!

Услышанные слова Добромира, заставили остановиться, Ольга прикрыла дверь и прижалась к ней, в надежде услышать то, что предназначалось не для ее ушей.

«Ой, волхв, поспешил ты! Что это за мечты-планы у «бабули» моей?»

– Да, Добромир, видать выпросила я, только не такой внучка оказалась, как я ожидала.

Разговор через крепкую дверь подслушивать было плохо, Ольга кинула взгляд – окно недалеко, кустарник и молодая поросль скроют ее. Быстро поменяла позицию и прислушалась. Стеснения были отброшены – явно что-то замышлялось, и она – главная фигура в задумке заговорщиков.

– Когда Ольхе рассказать собираешься?

– Скорее – никогда. Сам видел – буйная она, даром что в Царьграде воспитывалась. Совсем на мою дочь-монашку не похожа. Я-то думала, смиренная и послушная будет, ан нет. Пусть ничего не знает. Но первый шаг сделан – в Киеве будет, а там нам с тобою легче все же дальше продолжить дело наше.

– Ой ли? Я ведь давно понял, взгляд твой мимо Киева, над ним пролетает… Сил-то хватит? Может, остановишься?

– Не для себя стараюсь, потому и не остановлюсь, а силы мне мать наша даст, ради такого-то дела!

Дальше Ольга, сколько не вслушивалась, но ничего загадочного и полезного не услышала. Говорили о чудесах, целебных травах, заклинаниях. Все что совершенно не интересовало в данный момент Ольгу.

«Занятно, Дира что-то замыслила, Добромир – соратник или исполнитель. Переворот они, что ли готовят? Против силы-то? Нет, не были бы так обеспокоены будущей гибелью княжича. Тут что-то другое. Но чует сердце – нехорошее»

Глава 19

Дубравы с вековыми деревьями, чьи верхушки смыкались у самого неба, вдоль дороги начали редеть. Их место заполняла молодая поросль, изредка попадалась шелковица, но без ягод, давно собранных людьми. Зелень била в глаза, подсвеченная редкими, случайными лучами солнца, прятавшегося за плывущими белоснежными облаками. Лишь яркие гроздья рябины, начавшей краснеть, радовали глаз. Между тонких стволов молодых дубов блеснуло голубым цветом, всего лишь раз, но княжич понудил коня прибавить ход – впереди был Славутич. Дорога вильнула влево к Киеву. Хоть и ехать было еще до обеда, но дом был уже совсем рядом. Это почувствовал и конь, что теперь без понуканий, вдохнув запах реки, учуял, неведомым образом – скоро отдых, родная конюшня. Несмотря на ранний час, попадались груженые повозки и одинокие всадники, реже шел простой люд, в тяжелых котомках за спиною неся покупки. Все спешили, и мало кто обращал внимание на охранный отряд княжича, редкий путник склонял голову и ломал шапку в руках, чтобы поприветствовать его.

Путь по берегу был наезжен и утоптан, глаз радовала спокойная темно-зеленая гладь Славутича, которая вот-вот совсем исчезнет и уступит темно-серому цвету его неспешных волн. Далекие плавни противоположного пологого берега темнели вдалеке, очерчивая горизонт. Вскоре появилась темная полоска, что соединяла крутой, обрывистый берег, изредка украшенный проросшим кустарником и кромку воды, на чьей глади просматривались белые треугольники, которые можно издалека легко принять за острые клыки собаки. Это стояли торговые ладьи, где еще не спустили или наоборот подняли паруса.

Игорь направил коня вдоль высокой насыпной дамбы, что требовала постоянного внимания – укрепляли ее по осени – весной Славутич, освобождаясь от оков льда, с шумом катил волны талой воды вперемежку с серыми, не растаявшими глыбами. Они сносили мостки причалов и легко закидывали доски и бревна на рукотворный вал, доставляя много хлопот, когда вода отступала в свои берега, обнажив многочисленный ряд свай, темневших и частично сгнивших. И начинала кипеть работа – первых судов ждали в месяце травень, а за время изменчивого цветеня нужно было успеть восстановить причалы, настелить новые мостки до самых ворот на Подол.

Далеко еще до морозного месяца сечень, но торговых судов стало меньше, а шума больше. Спешно разгружались и загружались ладьи, чтобы успеть добраться в северную сторону – там Славутич раньше сковывался непроходимым льдом, и путь был долог.

Южанам лед не страшен, страшны пороги, тяжел волок – много времени уйдет, пока доберутся до острова Березань, чтобы починить, поставить дополнительную оснастку и отправиться по морю в Царьград к ромеям, либо до острова Змеиный, и тогда в далекие земли франков и германцев, а может и еще дальше.

Игорь внимательно осмотрел дамбу, чуть прищурив глаз стену из бревен венчавшую ее, и вернулся к воротам Подола, сопровождавшие всадники придержали коней, укротив особо резвых. Ехать предстояло по улицам, полным ремесленного и торгового люда. Улицы Подола утопали в зелени густых садов подле хат и хором. Пахло свежей древесиной и яблоками. Над низиной плыл их волшебный аромат, забивая дым кузниц, печей и кожевин. Дальше дорога вела на торговую площадь, а потом все время вверх, по крутому подъему к воротам Верхнего города, но княжич махнул рукой, отправляя отряд, а сам поскакал к знакомому дому за невысоким тыном из орешника.

Казалось, его ждали – калитка была приоткрыта, хозяйка – стройная, статная, в белоснежной рубахе, возилась у корзин с яблоками. Услышав стук копыт, и увидев всадника, что въехал во двор, она подняла темноволосую голову и поднялась, оттирая руки вышитым рушником.

– Здрава будь, красавица! У тебя самые вкусные яблоки, люди говорят: они чистым медом по устам текут? – поприветствовал ее Игорь, осаживая и успокаивая коня.

– Здрав будь и ты, княжич! Давно тебя не видно было, но яблок приберегла! – женщина вошла в глубь хаты и вынесла небольшую корзинку, доверху заполненную яблоками с золотистой кожицей, изредка украшенной красным мазком, – Такие, как ты любишь, княжич, – тихо проронила женщина, опуская и тут же поднимая на гостя игривый взгляд карих глаз, под красивыми дугами темных бровей.

Княжич принял корзинку, выбрал яблоко и смачно надкусил. Медовая мякоть с легкой кислинкой, с хрустом освежила и утолила жажду.

– Правы люди! Лучшие яблоки у тебя, Звенислава! – Игорь с удовольствием доел яблоко и наклонился к женщине, чтобы дать ей монетку.

– Приходи, княжич, как стемнеет, я еще тебя угощу, – тихо прошептала женщина, принимая оплату и ласково одаривая доброй улыбкой на полных и таких сочных губах, что у княжича едва хватило сил удержался и не остаться.

– Жди, – коротко бросил он и выехал со двора, бережно удерживая корзинку. К воротам Верхнего города он пустил коня шагом, с удовольствием жуя яблоки и внимательно оглядывая валы и стены, подмечая, где следует заменить бревна. Княжич совершенно не спешил: к обеду успевал, а строгая отчитка Ольха перед ним не добавит аппетита, да и хорош был день, вид на Славутич, на шумный Подол и маленькую хатку, где ближе к ночи его будет ждать Звенислава.

В княжьем тереме начало обеда – это сплошная беготня – из кухни туда-сюда носятся с большими блюдами и глиняными горшками. Запах еды ползет вверх, в комнаты и, проникая по коридорам в терема, сразу будит аппетит. И нет мочи терпеть и ждать пока вся семья соберется к столу. Сегодня все были вовремя, и княжич тоже не стал проходить в свои покои, а направился в общий зал. Корзинку с яблоками он решил взять с собою, чтобы угостить собравшихся.

Ольх сидел во главе стола, Игорь сел на свое место и с удовольствием принялся поглощать кашу, отломив себе кусок свежеиспеченного хлеба. Мог бы отрезать, но так ему нравилось больше, а может нож, выровняв кромку, закрывал поры в мякише, и пьянящий запах приглушался, а хотелось вкушать с удовольствием.

За столом Ольх не любил вести разговоры, если только это не пир, где уже закрытыми рты не удержать. А речи льются мощным потоком, что Славутич могут обогнать. Так было и в этот раз. Он терпеливо дождался, пока Игорь насытится и тут же встал, направился к себе. Под дверью топтался Хвост. Ольх был рад его видеть, махнул, приглашающее рукою. Тот быстро засеменил, ломая шапку в руках – Ольх ходил широким шагом, такого только догонять.

– Что вызнал, Глаза и Уши? – устроился удобно Ольх, не став дожидаться Игоря.

– Идут. Как раз до весны с обозами и доползут до Славутича, – доложил, не забыв поклониться Хвост.

– Откуда у них обозы? Там же всех вырезали. Никого не осталось, – Ольх смотрел сурово, Хвосту было неуютно под его тяжелым взглядом. Выходило, что прежде все его донесения о расправе с семьями мадьяр, ушедших в поход – ложь. Но Хвост честно служил киевским князьям. Из любви, да редкостной удачи, он занимался этим опасным делом. Натура у него была такой – честно служить, там, где умел, где не всякий бы смог. Да еще, чтобы не пришли внезапно незваные гости и не сожгли его небольшую хату на Подоле, не погубили сыновей и жену. Она у Хвоста была боевой – за вилы схватится…

– Так другие роды остались, собрались и отказались хазарам служить. За Арпадом двинулись, как есть. Пыль стоит – края неба не видать.

– Весной, значит ждать?

– Если Арпад чего не придумает, только я буду следить, княже, – Хвост придал голосу уверенность, он уже понял – зиму проведет в степи, где ветер лют и мороз не щадит, не найди вовремя укрытия.

Дверь открылась, и вошел Игорь.

– Хвост говорит: Арпад двинулся со всеми родами. С кедуном Курсаном воссоединиться хочет.

– Весной значит будут. Через плавни Славутича или перекаты сложно будет переправу делать. Через печенегов или нашими землями пойдут? – спросил Игорь, – Ведомо?

– Грозился Арпад пойти на Киев… За белокожими женщинами, печенежских не хочет брать, – вздохнул Хвост, – Грозился вырезать от мала до велика. Никого в живых не оставлять.

– На Киев? – усмехнулся Игорь, – Ну-ну, хвалится герой. Хотя, могут обоз оставить и подойти.

– Нет. Скорее всего, к нам гонцов отправят, испросят разрешение по нашей земле пройти и уйдут.

– А если нет? Надо к обороне готовиться, может встретить их в степи, чай наших степняков хватит, чтобы остановить их.

– Не стоит, ну подойдут к оврагам, там валы насыпаны, башни стоят. И не рать в кольчугах идет. Да еще оглядываться надо, чтобы печенеги не напали на них или на обоз, а то, глядишь, и опять вырежут. Или наши степняки подумают-подумают, этих ничем не остановишь, да нападут с тыла. Они ж на равных. Можно проще сделать: ханов предупредить.

– Печенеги на нашу землю не ступят. Мадьяры по ее краю будут идти, – да нападать, вот тут-то силушку и растеряют, – добавил Игорь.

– Думаешь, Арпада это остановит? Да что ты! Он помешался на кровной мести. А красота белокожих киевлянок ему глаза застит. Поносится вихрем по степи, да потом кулак и направит к Киеву. И опять же – на конях они смогут только Подол потоптать, если спешаться, да через валы удасться перебраться. Да и какой из мадьяра воин в пешем строю? Они ж всадники – только из лука стрелять. Нет. Осады не будет. Постоят пару дней. Поорут. На том и закончится желание Киев взять. Ну, сожгут Подол, так люди в Верхнем городе укроются. Эка невидаль – хаты, да лавки потом отстроить, леса – море-океан, – махнул рукой Ольх, но тут его внимание привлек побледневший Хвост, который уже обрисовал себе картину, когда жаждущие крови мадьяры налетят на Подол.

– Семью предупреди, чтоб сразу бежали в город, – сказал Ольх, поняв бледность Хвоста, – А еще лучше, пусть семья твоя не засиживается, да как ты в степь отправишься, сразу сюда перебралась, найдется место, покуда работу свою выполнишь.

– Благодарствуй, княже, но жена моя хату не оставит, знаю ее характер, – из поляниц она, – вздохнул обреченно Хвост, враз перестав гордиться женой.

– Детей сколько успел сделать?

– Четверо, все сыновья, мальцы еще.

– Вот же пуста голова! И когда успел-то? Все вдали от Киева бродишь! – рассмеялся Ольх, в голосе звучало восхищение, – Не помог ли кто?

– Нет, княже, все мои, как один с носом-картошкой, как у меня, заулыбался Хвост, стараясь отогнать дурные, хлопотные мысли.

– А чтоб поляница твоя не упрямилась, скажешь – я приказал ей, пусть берет детей в охапку и перебирается в Верхний город. Не посмеет отказать. Ты мне нужен, воин! – Ольх подошел и навис над служилым. Мужчины смотрели некоторое время друг другу в глаза.

– Ступай, собирайся.

Ольх и Игорь некоторое время посидели, помолчали, потом старший вздохнул и начал тяжелый для княжича разговор.

– Чем твоя поездка закончилась? Грамоту твою получил, вчера гонец привез.

– Да ничем. Как в мороке плутал. Дира себя, как княгиня вела, командовать пыталась.

– А ты, как всегда спорил? Так она и есть – княгиня.

– Да. Но мы в Киеве сидим, а не она.

– Дира в храме Макоши. Потому и может требовать, чтобы я Забаву со двора убрал…

– Это не все еще… Ольха противится. Не хочет за меня идти.

– Ты, и не уговорил? Не верится, – Ольх усмехнулся, указал на шишку и еще темнеющий фонарь, окружавший глаз, – Она, что ли, приголубила?

– Она, – нахмурился Игорь, и тут же вырвалось, – Зараза!

– А ты как хотел, княжна, твоя ровня, да еще ромейская кровь. Ничего, рано или поздно, астерпится-слюбится. Не отвертится девка.

– Да не нужна она мне, Ольх. Знаешь ведь.

– Э, нет, не просто так сорвалось с твоего языка – Зараза! Не упрямься. Нужны нам силы этой Диры, она ближе всех к Матери нашей Макоши. Смирись. Сегодня же пошлю весть. Пусть едут в Киев. Пока ты из головы след заразы своей не выветрил.

– Ольх!

– Что еще?

– Оставь Забаву в Киеве.

Ольх и Игорь стояли напротив друг друга. Игорь «набычившись», Ольх спокойно, немного устало.

– Сейчас нет. Уговор нужно сохранить. Я уже приказал Забаве собираться. Так будет лучше. Потом решишь: нужна она тебе или нет.

– Увидеться позволишь?

– Ступай. Забава поутру уедет.

Игорь замер, осознав услышанную новость. Гнев свой придавил сразу, даже щеки не полыхнули.

«Прав Ольх!»

Развернулся и ничего не сказал, понимая, что радоваться нужно – так быстро решил за них Ольх, ему остается только подчиниться. Сейчас подчиниться. А потом он все сделает по-своему. Игорю стало душно, и он вышел на крыльцо. Глянул на Славутич, небо, в поисках успокоения. Ведь сердцем он уже взлетел в терем к Забаве, а вот ноги и не хотели нести, впервые. Может быть, и правы старые люди, когда говорят: «С глаз долой – из сердца вон»?

Ветер налетел внезапно, так же неожиданно изменился и Славутич, помчав темные волны с седой пеной на причалы. Откуда-то взялись и тучи, стал накрапывать дождь, мелкий, надоедливый, что вызывает раздражение и зовется грибным. Игорь ощутил, как захотелось грибной похлебки. И понял, что оттягивает момент встречи с Забавой, придумывая то жару, то похлебку, лишь бы еще побыть в покое, поискать слова утешения, чтобы успокоить девушку. Постоял еще на крыльце и пошел, точнее, поплелся, не обращая внимания на усилившийся дождь к терему, в котором жила Забава. Плечом толкнул дверь, поднялся на второй этаж в светлицу. Стукнул кулаком, предупреждая, потом толкнул дверь.

Терем, где жила Забава был небольшим, очень светлым из-за пород дерева, которые не только сохраняли тепло в зимнюю стужу, но и визуально расширяли пространство. Кровать стояла в углу, укрытая пестрым одеялом из лоскутов и, накинутой поверх, серой шкурой волка. Лавки рядом со столом и несколько больших сундуков, резных и украшенных росписью, располагались вдоль стен на свободном пространстве. Вот и все убранство. Сама девушка сидела на краешке лежанки и задумчиво расчесывала волосы. Одна, без нянек и прислужниц, как всегда, когда ждала Игоря. Этот странный факт почему-то впервые пришел ему в голову. Считаясь членами одной семьи, они без особых хлопот могли видеться в любое время, но обычно Забава всегда была с кем-то из челяди или подружек.

– Здрава будь, Забавушка! – привычно приветствовал Игорь, едва вступил за порог.

Тонкая фигурка замерла на мгновение, потом гребень полетел на лежанку и, укутанная золотым покрывалом волос, девушка легкой походкой пересекла пространство, приблизившись к Игорю вплотную.

«Лебедушка» – Игорь в восхищении смотрел, как Забава идет к нему. Было в этом что-то сказочно-волнующее: только на кровати сидела совсем девочка, с белокожим лицом и большими глазами, но с каждым шагом она становилась старше, постепенно превращаясь в девицу-красавицу. Острее и четче становились правильные черты лица, теплее и золотистее распущенные волосы, вызывающе обвивалась белоснежная рубашка вокруг тонкого стана, призывно очерчивая высокую грудь. Игорь мог смотреть на это бесконечно. И бесконечно прижимать к себе хрупкое и очень-очень родное, желанное тело.

– Мне все сказали… – тихо прозвенел колокольчиком голос Забавы, в невинной, небесной синеве глаз застыл укор и горечь, подернув их дымкой.

«Уж лучше бы заплакала, чем так смотрела!»

– Не в силах я пока изменить, – так же тихо произнес Игорь, опуская голову и целуя макушку девушки, вдыхая неуловимый аромат трав.

– Я знаю, верю тебе, – Забава прижалась к груди сильнее и обвила его шею крепче, прильнув к нему всем телом.

– Хорошо, что веришь, – с наслаждением Игорь гладил ее волосы, плечи.

– Взялась же зараза на наши головы! Все переворотила, разбила, под ноги бросила! – резко, внезапно сорвались с нежных губ правдивые слова, затем уже тише Забава добавила: – Меня отсылают из Киева. Сказали – это требование твоей невесты и ее семьи. Да уж, Игорь, знатную ты себе жену возьмешь. Возвысишься! Не дотянуться мне будет до тебя.

– Зачем дотягиваться? Ты думаешь, я тебя захочу забыть?

– Молодая жена, да еще и бабка ее – берегиня у Макоши, охмурят тебя, сокола моего, – Забава высвободилась из его рук и прошла к столу, на котором стояли глиняные блюда: одно с яблоками, второе с пирожками. Девушка повернулась к Игорю и оперлась о стол руками.

– Что молчишь?

– Не моя воля. Чтоб не сказал – все может прахом пойти. Обождать нужно.

– Каждый день вдали будет гасить твое желание ко мне.

– Только боги знают, что будет дальше.

– А мне все равно, я хочу одного – быть всегда твоей. Я так отцу и сказала, – Забава слегка подалась к нему, качнувшись и отпустив стол. Он тут же шагнул ей навстречу, положил руки на острые, еще детские плечи и долгим взглядом смотрел ей в глаза. Они были сухи, без всякого намека на слезы, – Только рядом быть, слышишь? Пусть ждать. Наложницей возьмешь – пойду.

– Наложницей? Ты? Согласна? – Игорь растерялся, он знал, что может, имеет право на такой союз, но с образом Забавы – как-то не связывался узелок. Казалось бы, вот оно – решение вопроса, что дышать не давал, заставлял бунтовать против воли Ольха.

– А кто я сейчас, сокол мой ясный? Ни невеста, ни жена… Чай наложница и то больше прав имеет… на счастье… на ласки твои жаркие… на откровенное желание… – Забава плавно провела ладошками по груди Игоря, и заскользили руки по его телу. Затем привстала и потянулась к губам; он не уклонился, припал с долгожданным ненасытным поцелуем. А Забава продолжала шептать, отстранившись и гладя его плечи:

– Ласкай меня, ладо мой… Вся твоя, как всегда. Я все уже решила… Твоя и только твоя… Уеду, спрячусь, но частичку твою хочу с собой взять… Как свадебный рушник нас свяжет чадо… Подари мне его…

Между страстными поцелуями, Игорь слышал все. И слова Забавы казались ему правильными. Верным решение желанной – да, пусть подарит ему сына – честь и хвала ему – Игорю. Потом он вернет ее в Киев, и никто не посмеет запретить оставить любимую женщину рядом – мать его дитя. Пусть не княгиня, так ей же это и не надо! Но рядом будет, а он ее будет всегда лелеять и любить, когда пожелает и захочет.

Не мешкая, подхватил желанную на руки, хотел сразу к лежанке идти, но вернулся и, прижимая Забаву, задвинул засов на двери. Хотя знал, понимал теперь – никто не посмеет их побеспокоить. Ольх – мудрый, все предугадал; эх, давно бы Игорь понял, от кого все зависело. Только об том и жалел, что раньше не сделал – все надеялся и верил: его женою Забава будет. Но отбросив посторонние мысли, окунулся в нежность и ласку рук Забавы, в горячие поцелуи, желая и насыщая свое изголодавшее в разлуке тело.

Забава проснулась рано, едва начала пробиваться серость утра сквозь заставки из слюды в окошках. Попыталась растолкать Игоря, раскинувшегося на лежанке, но не удалось. Тогда девушка наклонилась над ним и начала медленно целовать любимого. От прикосновений Игорь пробудился и не стал пренебрегать призывными ласками…

Натешившись, словно и не было вчерашнего дня и долгой ночи, Игорь нехотя оделся и направился к порогу. Вот-вот заурчит голодный желудок – яблок и пирожков, что стояли на столе, ему хватило ненадолго, а уж обеденная трапеза давно забылась.

– Я буду ждать, сколько б ни было дней, сокол мой ясный!

Игорь оглянулся, но заставил себя открыть дверь и уйти.

Забава тяжело вздохнула, встала и подошла к стене, подумав, она стукнула маленьким кулачком три раза и вернулась на лежанку, укутавшись в одеяло.

Почти тут же вошел отец.

– Простилась? – Ольх сел на лавку возле стола, положил руки на колени.

– Да, – Забава прищурила синие глаза и с вызовом взглянула на отца.

– И, как всегда, сделала, что хотела.

– Я же тебе сказала, что Игорь – мой, никому его не отдам, а уж ромейке, тем более. Пусть наложницей стану. Зато чадо рожу.

– Насчет чада не торопилась бы обещаться, – усмехнулся Ольх, – Сколько лет с Игорем кувыркалась, а пузо ни разу и не появилось.

– В этот раз будет. Я знаю. Я так хочу.

– Смотри, девка, ты сама свою жизнь в руки взяла. Я не перечил.

– Не перечил? Ой-ли… Когда можно было, не отдал меня за Игоря, теперь сама выкручиваюсь! И не ты ли сговорился с Дирой? Для чего?! Зачем чужую бабу в семью берешь? Что с тобой будет, со мною? Неужто думаешь, что еще долго власть в Киеве в руках твоих останется? Где седую голову преклонишь, когда Игорь княжить начнет, а подле него не родная-то дочь будет?

– Так нужно, не твоего ума это дело! Ты вот только по бабьей части и можешь правильные шаги делать. И то… с опозданием! Хоть бы другого нашла, чтобы наверняка чадо зачать. Или было с кем, да пуста ты? Сколько ты с Игорем – несколько лет кувыркаешься? Никто тебе не мешал, никто Игорю не мешал раньше наложницей тебя сделать. А вы все тихорились, тайком любились! Давно бы пузо заимела, а с ним и новое положение. Так нет же, вбила себе в голову – княгиней стать!.. Дура!

– Когда захотела, тогда и понесу чадо. Никто мне не указ. А Игорь хочет моего ребенка. Никуда не денется.

Ольх поднялся, подошел и присел рядом с Забавой, обнял ее, качнул, словно баюкая:

– Эх, доченька, я ж не зла тебе желаю, сердце за тебя болит!.. Что ж ты отца родного не слушаешь? Я ж только добра тебе желаю, – Ольх прижал голову дочери и горячо зашептал: – Уедешь с Киева, попробуй еще, кого найти. Чтобы наверняка-то! Мне все равно от кого ты понесешь ребятенка – моя кровь в нем будет. А Игорю давно пора силу свою мужскую показать. Примет он его. Знать не будет никто, даже я… Сделай, дите неразумное, хоть раз, как я говорю… И все у тебя будет!

– Не хочу никого… – прошептала в ответ Забава, – Не мил мне никто…

– Так нужно это, страшного же нет ничего, с опаской и оглядкой, осторожно… Чтоб не вызнал никто… Раз уж так вышло. Нельзя больше рисковать…

– А вот не отправлял бы меня так далеко. Игорь ко мне ездил бы – а так всю ночь коней гнать?

– Да тебе это нужно! Услышь ты меня! Может, наконец, бабскую хитрость используешь, глупая? Чтоб уж наверняка зачала! Потому и далеко отправляю. И только потом, если будет чадо, да наверняка – ближе жить будешь.

– Нет. И не подумаю! Не веришь, но знай: жить буду в Киеве, в хоромах Игоря! И спать каждую ночь на его лежанке! И только так, – смахнула руку отца и спрыгнула с лежанки Забава, гордо вздернула подбородок.

– Эх, дитя ты моё неразумное, хоть и баба, Все, поговорили. Собрана ты, поешь и в дорогу отправляйся, – Ольх поднялся, качнул головой, показывая сомнения по поводу смелых заявлений дочери, махнул рукой и вышел.

Зол был. Не стал обнимать даже.