Княжна

Глава 12

"И что теперь? Что дальше? Моя жизнь изменится?" – мучилась Ольга, не находя ответа. Пройденное испытание лишь расширило круг обязанностей, к которым ее начали привлекать, а положение дел не изменило. Она лишь была занята весь световой день, как остальные служители Великой Матери. Тренировки сменялись дозорами, а те, в свою очередь, различными бытовыми заданиями. Зачастую девушке приходилось сначала обучаться, а уж потом ее допускали к самым простым делам. Это никого не удивляло – княжна заморская так и оставалась для всех особой не равной, но, по воле Макоши, ставшей своей.

Дважды за это время Ольга получала от матушки написанные греческим языком послания на бересте. Покрутив в руках, бросала в печь – не владела языком. Досады на себя – плохо учила в институте – не испытывала. Не всегда знаешь, где соломку подстелить. Вот и она, не ведала о крутом повороте-подарке судьбы. Торопиться на встречу с чужой маменькой не спешила, пользовалась расположением поляниц, тянула время.

Любава вновь с интересом поглядывала на подопечную, но вопросов не задавала – мало ли какие отношения могут быть у родственников, а что не делится сомнениями и бедами, так на то княжья воля.

А Ольга все думы гадала, поняв, что странно смотрится в рядовых поляницах – гоняли их в дозоры нещадно – видно таков был удел женщин-воинов Великой Матери. Это Ольга находила странным, в ее понимании служители должны распевать гимны и свершать таинства, а не бегать по лесам и болотам. Провести так остаток жизни – ни за что! Подняться по ступеньке вверх, стать сначала десятницей, потом к старости обучать девочек и девушек премудростям, задача потяжелее – нет у нее "отлично" ни по одному из необходимых умений, а без этого, здесь, никакой блат не поможет. И что странно: молодые поляницы присутствуют, старушек немного, а вот со средним возрастом, лет от тридцати, вообще никого. И куда они деваются?

Она многое узнала о стрелах, ведь раньше ей Любава давала колчан, а откуда, и как они делаются, девушка даже не догадывалась. Точнее полагала: берется тонкий прутик, к нему цепляют перышки покрасивше и пуляй на здоровье! Но, как и все в этом мире, процесс изготовления стрел имел тонкости, вот ее, дитя двадцать первого века, просветили. А еще строго-настрого запретили бить воронье и цеплять перья с этих птиц – распушаться с двух выстрелов, и, не пойми куда, такая стрела улетит. Еще большим удивлением для Ольги стало использование перьев для стрелы строго с одного крыла… Многочисленные "заморочки" с длиной и их размещением тоже не доставляли удовольствия. Учитывая, что стреляла она хуже остальных, то девушка нервничала и усиленно пыталась придумать что-нибудь для облегчения своей жизни. Тренировки она не пропускала, только в ряду "отличниц" не стояла, даже меткость не помогала. Когда же горестные мысли одолевали, она невольно "шикала" на себя, и, начинала подтрунивать:

"Во-о-от, докатилась ты, Ольга-свет-батьковна, не читала книжек с попаданцами, а еще почти филолог, а надо было! Они там все ретиво занимаются прогрессорством, а ты и придумать ничего не хочешь, не можешь, да и не умеешь. Вот в чем ты сильна, девица-красавица? О прошлых заслугах умолчим, нетути туточки оружия двадцать первого века. И как себе жизнь упростить? Луки, стрелы, ножи. Это все хорошо, но не для меня. Борьба? То, что я умею, никому здесь не надо. Правда мало ли куда случай занесет – лишним не будет и пригодиться может. Вывод? Нужно более современное оружие. Никто мне здесь огнестрельное не сделает, это и понятно, но хотя б самострел могут и сварганить. Вопрос – кто? Скорее всего – кузнец. В селении их два. Женщина Калинка и мужчина Буревол. К кому идти? Оружие делает Буревол, к нему и идти"

Приближаясь к кузнице, Ольга с каждым шагом все больше робела. Где-то на грани интуиции она чувствовала: нужно посоветоваться с кем-нибудь, только вот с кем? Любава занята. Добромир в поселении не появлялся. Время не ждет и нужно действовать – надоело до кровавых мозолей стерать пальцы от титевы. Девушка решительно, с остановками из-за внутренней неуверенности, приближалась к дому и крытому навесу, откуда доносился равномерный перезвон.

Мастер и его помощник усердно стучали молотками, обрабатывая железную чурку. Они так были заняты делом, что не заметили, как Ольга переступила высокий порог.

– Здрав будь, Буревол! – поздоровалась девушка, улыбаясь весело и жизнерадостно.

Сначала прекратился перезвон молотков.

Потом, стоящий к ней спиною, здоровый и могучий, как дуб из сказочного леса, кузнец медленно-медленно повернулся и посмотрел на гостью. Лицо его, красное от жара из печи, почему-то оказалось изумленным и явно перекошенным.

"Приболел что ли?" – подумалось ей, готовой высказать сочувствие.

Но девушка увидела: постепенно кожа у кузнеца белеет, темные глаза начинают наливаться кровью, а сам он излучает гнев и ненависть, двигаясь к ней и почему-то замахиваясь молотком.

– Здравствуйте! – робко повторила Ольга и испуганно отступила назад, – Простите, что отвлекаю, – собственный голос стал тихим и напоминал жалобное блеяние овцы, – Э-э-э… Вы заняты. Я ничего… зайду в следующий раз! Вижу: вы не в настроении…

А Буревол все надвигался и наконец-то разжал губы, до того момента оскорблено стиснутые в тонкую линию. Слова, подобно ударам молота, полетели на голову перепуганной, опешившей и ничего не понимающей Ольги:

– Как ты посмела войти, лихоманка болотная!.. Убью!.. Весь день испоганила!

– Неправда! Я ничего не трогала! – оправдывалась Ольга, наконец почувствовав, что ноги ее слушаются, и отбежала от входа на безопасное расстояние – почти к пролому в заборе. Она была в такой растерянности, что и не сразу вспомнила об оружии, но спохватилась и выставила навстречу лук, направив на разбушевавшегося кузнеца. А тот со всей силы ударил молотком по подпорке и проломил ее. Следующий замах, как поняла Ольга, был в нее, но подоспел подмастерье, да перехватил тяжелую руку.

– Не подходи! – Ольга вложила стрелу и навела на цель – с этого расстояния она не промажет, – Он что… – девушка подбирала слово, – взбесился?! Чего на людей кидается?! – обратилась она, по ее мнению, к более адекватному человеку – помощнику.

– А чего ты в кочиницу[5] полезла?! – отозвался подмастерье, с трудом болтаясь на руке кузнеца, – Лихомань б-бо-болотная! – повторил ругательство своего начальника парень и погрозил ей кулаком.

– А мне что с крыши с вами о деле говорить?!

– Пошла отсюда! Весь день загубила, столько крицы! У-у-у! – на кузнеца было жалко смотреть: губы дрожат, кулачищи сжимает, с расстройства плюнул в сторону девушки. Изловчился, и-таки метнул молоток в девушку, выпустив последний пар гнева.

– Да что я сделала?! – Ольга отступила в проем забора, пригнулась, дав молотку дорогу, – Вот же уроды… сумасшедшие, – это она добавила уже шепотом.

"Странные они" – решила Ольга, так и не поняв, почему ее враждебно приняли в кузнеце, – "Но мне, для воплощения идей нужен кузнец. Эти – отпадают. Пойду к кузнецу Калинке. Если что, от тына орать начну".

Девушка прошла через поселение, миновала священную рощу берез. Рядом с кузницей, где работала женщина по имени Калинка, никого не было. Привычных перезвонов молотков тоже.

"Может быть, ушла куда?" – предположила Ольга, втайне обрадовавшись отсрочке знакомства. Но отметив, что двойные створки кузни распахнуты, там светло и мелькает толи одна, толи две тени, решила рискнуть второй раз, – "Была – не была! Подкрадусь!"

Она пригнулась, подобралась к самому входу, и заглянула в щель между дверью и стояком.

Лицом к ней стояла крепкая, ладная молодая женщина, в чистом, возможно даже, новом кожаном фартуке и ярко зеленой одежде. Длинные пряди волос, темно-русых, на голове удерживал кожаный ремешок, остальная масса, как принято у поляниц перевивалась и была откинута назад за спину. Вместо подмастерья Ольга увидела девушку, одежда сразу выдала в ней одну из служителей Макоши.

"Заказчица!" – предположила она, и немного успокоилась – женщина же спокойно стоит внутри, – "Во-о-от, можно не бояться молотка! Никто не орет беременной коровой, что внутри стоит, а поляница в кузне"

С наблюдательного пункта Ольге не было видно, чем заняты, доносились лишь обрывки фраз, но войти, помня предыдущий опыт, она не решилась, лишь приподнялась, подглядывая.

– … принесла жир?..

– … вот…

– То, что нужно, сюда клади…

В руках Калинки пустил блики нож, она опустила его во что-то, лежащее на наковальне. Раздалось шипение. Мастерица начала бормотать, поднимая и вновь погружая нож в непонятное месиво. Через мгновение к Ольги долетел запах разогретого плавящегося жира…

– Боги приняли новое оружие, они согласны, чтобы ты им владела, Мила, – Калинка обтерла клинок чистым рушником и протянула нож, рукояткой вперед.

Неслышно ступая, Ольга отошла от двери, пригнулась под оконцем, чтобы не отбросить тень, и спряталась за углом.

От выхода послышались голоса: Калинка и заказчица прощались. Самое время выходить.

– Здрава будь, Калинка! – вынырнула из-за угла Ольга, но дальше не двинулась – мало ли чего.

– Спасибо, и ты здрава будь, княжна Ольха!

– Ты меня знаешь? – удивилась Ольга, она видела-то женщину впервые. Невысокая, крепкая, с ладной фигурой. Глаза темными ягодами ежевики поблескивают, смеются. Губы полные, красные, вторя им в добрую улыбку сложились. Вроде бояться нападения нет нужды.

– Земля слухом полнится, – Калинка улыбнулась открыто так, искренне, чем вызвала симпатию к себе, – Я готовила наконечники для стрел, когда тебя снаряжали к нашей Великой Матери. Любава заказывала, потому и знаю о тебе. Не алей маком, княжна, говори, что нужно?

Ольга рискнула подойти ближе, так, на пару-другую шажков.

– Дело у меня есть, новое оружие мне нужно.

– За луком к лучнику иди, зачем ко мне-то? Я этого дела не ведаю, лучший мастер – Ловкач, живет… – начала пояснять, взмахнув полной рукою, указывая направление, Калинка.

– Нет, лук мне не нужен, – перебила Ольга, – Мне нужна замена ему, совершенно новое оружие!

– Ох-ты-ж… Вот же беда-то какая… – враз погрустнела Калинка, – В дом пошли, там поговорим, подумаем, как тебе помочь.

"Почему беда?!" – хотела было спросить Ольга, весьма удивившись реакции, но сдержалась. Вот войдет в дом, там и выяснит.

Посреди комнаты стояла большая печь. Теплые волны окутали, мгновенно вызвав испарину.

"На улице жарко, а она топится?!" – удивилась Ольга и села поближе к окошку: небольших размеров деревянные пересечения удерживали пластинки слюды. Ожидаемый сквозняк тянулся самую малость, как и свет – тусклый, трудом пробивался в дом. Хозяйка же быстро выставила нехитрую еду: квас, пенящийся, и румяные пирожки, но сама не присела, а подошла к печи, открыла заслонку и ухватом вытащила горшок, в помещении проник запах кузни.

"Железо варят в печи, дома?!"[6] – не поверила глазам своим Ольга.

– Ты к кому-нибудь с этим, новым оружием ходила, советовалась?

– Попыталась. Но не выслушали и прогнали. Я только в кузнецу вошла…

– Куда? – переспросила Калинка.

– В кузнецу. Еще лихоманкой болотной обозвали!

– А-а-а, у Буревола была? – улыбнулась Калинка, так и не прояснив для себя незнакомое слово, но догадавшись, где была княжна, – Любимые его слова. Я не о нем, он мастер знатный. Ты к старицам ходила?

– Нет. А зачем?

– Чудна ты, княжна Ольха! Одно слово – ненашенская… Как зачем? Вот скажи, что ты хочешь от ковача[7], тогда и смогу пояснить.

– Оружие, не лук, но похоже.

– Нож, меч не подходят? Чем лук тебе не угодил? Слыхала: ты метка. Умение не сразу приходит.

– Не всегда могу я лук с одинаковой силой натягивать, весь колчан, нет у меня такой силы. Меткая, говоришь? Но не в одной меткости проблема. Этому долго учиться нужно.

– Мясо на костях нарастает долго. Ладно. Что ты за оружие хочешь?

– Самострел называется, лучше на пару стрел.

– Не понимаю, – Калинка поднялась, подошла к печи и снизу достала уголек, – Малюй, – положила его перед гостьей, – На полу, – и опустилась вниз. Ольга покрутила импровизированный карандаш и послушно села рядом.

Девушка кое-как набросала эскиз, поясняя:

– Он короче обычного лука, стрелы тоже, особые, но о них после. Понимаешь, вложил стрелу и все – натяжение отрегулировано, пускай хоть двадцать штук – с одинаковой силой летят. И потом, с луком только стоя стреляешь, весь открыт, а здесь – лежа, сидя. И любой стрелок в цель попадет, не только поляница, даже ребенок или старик! Только беда: не знаю я, из каких деталей его делать, не стреляла с него ни разу.

– Не стреляла? – переспросила Калинка, наблюдая, как краснеет ее гостья и, смущаясь, крутит уголек, пальцы в сажу вымазывая.

– Ни разу. Даже в руках не держала, знаю, что такой можно сделать, – и добавила, – Нужно. Помоги? – робко попросила Ольга, с удивлением глядя на Калинку. Та, вместо ожидаемой хмурости или сердитости – ведь девушка просила не пойми чего, улыбалась!

"Что за чудеса?"

– Напоминает точно самострел, что на лосей или кабана ставят, но тот большим делают, а тут махонький, под тебя или ребенка, – сказала Калинка, усевшись рядом с Ольгой, рассматривая рисунок, – Такое сами мужики мастерят. Ничего сложного. Только там одно копье. Один раз летит. Смастерили. Поставили. Зверя завалили. Разобрали. А у тебя на весь колчан хватать должно… Мудрено. Говоришь: не стреляла с такого?

– Ни разу.

– Знаешь, верю. Теперь помогу. Ты издалека к нам приехала, многие обычаи не понимаешь. Пошла к Буреволу, в кузнецу зашла, а для мастера, который готовился железо ковать, нет хуже беды, чем женщина за порог ступит! Он ведь, бедняга, как обычай требует, и к жене ночью не притронулся, чтоб силу свою не расплескать, а тут ты: "Здрав будь!", вот же болотная лихоманка! И как он тебя не пришиб-то? Он же опять всю ночь на сеновале одинокий куковать будет! – задорно расхохоталась Калинка.

– Правда что ль? – Ольга хлопала глазами, но не выдержала, прыснула и поддержала хозяйку звонким смехом.

– Кривда! Кузнец день начинает с омовения, в чистое обряжается, от жены ночью воздерживается, с духами говорит, молится. А в кузницу женщине тоже нельзя входить, когда железо ковать начинают – закон это.

– А как же ты?

– А что я? Женщина-кузнец, внучка кузнеца, в моем роду только это дело и знали. Буревол с севера к нам пришел, батюшка еще жив был. Хворал. Хотел нас с ним оженить. Но не пошла я. Буревол и сговорился с Лаской. Родители ее подсуетились.

– Почему не пошла? Не люб?

– Люб, да так, что в глазах огонь плясать начинает, когда вижу его. Только двум кузнецам в кузне тесно. Сразу сказал: твое дело дети и дом, в кузню ни шагу. Я и дала от ворот поворот. Волчицей выла, когда Буревол Ласку брал в жены. Эх… Давнее дело. С твоим надо разбираться!

– Печалька…

– Забудь. Сейчас пойдем к старицам. А почему помогу, так тоже разъясню тебе, чтоб глазами не хлопала: оружие твое тебе наша Мать нашептала, когда ты с ней встречалась. Только потому оно тебе и привиделось…

– Да нет же… – попыталась возразить Ольга, но осеклась вовремя, – "Не смогу ж иначе пояснить, выдумывать, что за морем-океаном такое есть, а почему никто не делал до сих пор? Купцы ж в разных странах бывают. Пусть считают, как хотят. Мать, так Мать"

– Хочешь сказать, что сама придумала? – озорно прищурилась Калинка, – Все в нашей жизни происходит с позволения Великой Матери, а что разговора с нею не помнишь, так никто не помнит – главное идти по дорожке, что она указывает, и дарами ее правильно распоряжаться: в себе не держать, говорить, делиться. Вот тогда и будет всему люду польза.

Глава 13

Для начала девушки пошли к Любаве. Та была занята приготовлениями к очередному походу, но не отшила их, а внимательно выслушала. Говорила в основном Калинка. Она быстро объяснила, что Ольге привиделось новое оружие, почти как лук или самострел, что ставят в лесу на крупного зверя. В основном мастерица делала упор – это видение от Великой Матери, ведь поляница никогда такое в руках не держала и не видела раньше – значит, ничем, кроме дара богини это быть не может.

Любава отнеслась к новости серьезно, и уже втроем отправились к старицам-поляницам.

Разговор произошел в небольшой комнате, под основным храмовым сооружением. В середине ее горел очаг, свет давали смоляные факелы. У дальней стены располагались каменные выступы, на них были наброшены шкуры белого цвета и восседали три уважаемые старицы-поляницы.

Здесь Ольга увидела и услышала привычные и в ее мире споры – новое всегда с трудом пробивается. Если бы не Калинка, она не смогла бы уговорить женщин дать разрешение на изготовление самострела – не те слова бы произносила, не на то бы указывала. А уж приплести Великую Мать – Макоши и убеждать всех, что это она послала ей видение оружия, которое в ее мире свободно продается в спортивных магазинах, до такого бы она не додумалась.

Никогда.

И ни при каких обстоятельствах.

– Ты понимаешь, что старые луки освящены временем и богами, Калинка?.. – произнесла первая, поднявшись со своего места. Белые одежды полностью окутывали тело, высохшее до размеров тонкой молодой березки, а накинутый плат сливался с седыми волосами. Такими же белесыми казались и выцветшие от лет глаза. Женщина говорила тихо, едва разжимая тонкие губы.

Ольга почувствовала, как мороз побежал по коже, настолько впечатлила ее эта старица, чьи древние годы терялись во времени.

– Все, что может лук в умелых руках стрелка, мы знаем. Мы знаем, как им пользоваться. Нам известно, как стреляет заговоренные луки… А как поведет себя новое оружие?.. Можно ли его иначе, чем на зверя использовать?.. А если мы прогневим кого-то из наших богов?.. – вторила другая, невысокая. Очевидно, она была самой молодой, если сравнивать по почтенной седине – у нее еще мелькали в распущенных прядях темные скрученные завитки.

– Откуда вы знаете, как оно поведет себя? И что станет с людьми, вздумавшими им пользоваться?.. – шелестом опавшей листвы пронесся голос третьей, самой дряхлой, которая продолжала сидеть.

Калинка, выслушав каждую, опускала голову, но стоило замолчать старицам, как девушка встряхнулась, и бодро произнесла, разбивая все их сомнения:

– Наша Великая Мать одаривает каждого, нам не ведомы ее помыслы, ее пути. Ольха получила в дар видение нового оружия. Мы не имеем права не помочь нашей сестре пойти путем, указанным нашей Матерью – это наш долг. Вам известно: нельзя человеку противиться судьбе, указанной богами!

Тишина после сказанного стала ощутима. Ольга переводила взгляд с одного бледного лица на другое и наблюдала за игрой теней и эмоций. Ей показалось, что перед нею лишь оболочка от старушек, а сами они "ушли". Понимая бредовость и нереальность таких ощущений, девушке пришлось согласиться, что здесь окончился материализм и начался… Она не успела подумать, как началась знакомая ей мистика, всего на миг. Перед глазами возникла пелена, легкий ветерок коснулся щек, и… все исчезло. Да и старицы вновь смотрели на нее выцветшими глазами на пергаментных сморщенных лицах.

– Хорошо. Мы не будем мешать Ольхе идти ее дорогой. Новым оружием займется Буревол. Мы поговорим с ним.

"Вот тебе и на!" – расстроилась Ольга, увлекаемая Любавой к выходу, – "Опять к этому чокнутому?!"

– Но почему Буревол?! – не сдержалась девушка, – Ты пришла, изложила им все, а работу будет выполнять другой?!

– Да. И это правильное решение, Ольха! – ответила Калинка и повернулась к Любаве, рассчитывая на ее поддержку.

– Никто не будет оспаривать решение стариц, – проговорила наставница, она хотела продолжить, но к ней подошла поляница и увела ее.

– Они ему прикажут? Сомневаюсь, что он согласится!

– Ты точно – чужестранка, Ольха! – рассмеялась Калинка, – Никто не будет приказывать кузнецу – он вольный, как ветер. Буревол сам говорит с духами, богами. Старицы найдут слова, чтобы он согласился. Да не бойся ты, не будет он за тобой гоняться с молотком! Я гляжу: именно это тебя беспокоит!

– И это тоже! Как мне с ним общаться? Мне же нужно рассказать, что сделать, а я его просто боюсь.

– Все ему без тебя расскажут!

Ольга удивленно посмотрела на подругу.

"Мистика?"

– Кто? – решила она уточнить.

– Старицы, – спокойно ответила Калинка.

– Но как… Как они знают…

– Фу-ух! – выдохнула подружка, – Они-то уж поболе тебя, Ольха, общаются с Великой Матерью, как-то прояснят! Пошли!

Ольга осталась гостить в доме Калинки. И так ей нравилась девушка, ее доброжелательность и терпение, что она решила "протолкнуть" еще одно новшество. Случай для этого представился – мастерица готовила древки для стрел.

Ольха взяла уголек и нарисовала два колеса, одно маленькое, другое большое, соединила их, подумала и пририсовала еще дощечку, что обозначала педаль. Словом, схематично изобразила прялку, такую, как знала из школьных учебников.

– Что это ты намалевала? – отвлеклась Калинка, убедившись: подруга закончила – нельзя прерывать общение с духами.

– Прялку, – просто ответила Ольга, и, ткнув поочередно в каждый элемент, разъяснила, как он работает.

– Ох, и щедра на подарки тебе наша Великая Мать, – от неожиданности Калинка даже присела, – Опять к старицам идти нужно. Вот только и не знаю, допустят они новшество?

– Почему?

– Обряды, что совершают, с таким не сделаешь, да и мало ли чего… – у Калинки явно не нашлось слов, чтобы пояснить мысль, и она замолчала.

– А сделать такое сможешь?

– Почему нет? Вон мельница в помощь, если чего не скумекаю. Правда мельник у нас с нечистыми силами знается, но как жернова крутятся – ведаю. Только для чего?

– Но ведь это быстрее будет прясть, больше ниток делать!

– А куда торопиться? Зачем много ниток? – удивилась Калинка.

Ольга растерялась.

– Много ниток – продать можно, выручить деньги, на них купить нужное. Это ведь, – Ольга задумалась какое слово лучше подобрать вместо "бизнеса", чтобы подруга из десятого века поняла, – доход, благополучие, независимость.

– А! Злато в кубышку? – протянула Калинка, поняв, о чем толкует княжна, не став скрывать разочарования. Хотя, что с нее взять – иноземка она, мало живет среди них, не успела еще понять и измениться, – Не обижайся, княжна, но ты точно ромейка!.. А вот мне твоя прялка в помощь будет, тут и к старицам идти не надо – я соберу ее для работы со стрелами. Получу разрешение от стариц… Быстрее и больше их сделаю – это нужно всем!

Ольга не ожидала, что ее идеи быстро воплотят в жизнь и усердно тренировалась в стрельбе из лука. Наконец-то ее позвала к себе Любава. На лавке лежал самострел – единственная мечта Ольги после каждого посещения стрельбища. А рядом еще два.

– Вот, держи. Буревол сделал.

Девушка подхватила оружие и любовно осмотрела его. Она ожидала увидеть нечто напоминающее ее мечту, зная каким прообразом воспользуется мастер. Сомнения отпали сразу – в руках Ольга держала настоящий арбалет, способный выдержать любую критику: нормального размера, веса, металлические части блестели, тетива оказалась шире, чем на луке, и уже это радовало. Рядом с оружием на холстине лежала горка связанных по двадцать стрел-болтов, с костяными наконечниками.

– Ковач опробовал его, остался доволен, сказал, что сделает еще десяток до твоего похода.

– Зачем десяток? Куда я иду? Когда? – Ольга перестала рассматривать самострел и удивленно уставилась на Любаву.

– Охранять рудокопов, – просто ответила наставница. Ответ и смысл удивил: не руду защищать от воров, а рудокопов.

– А они сами не могут себя защитить?

– Нет. Они рудокопы, а не вои. Твои самострелы, может, заинтересуют кого, может научат. Завтра посмотрим. Потренируешься с отрядом. Поглядим, на что способно твое оружие.

Ольга взглянула на подушечки пальцев, ставшие шершавыми от частых встреч с тетивой. Внутри разливалось теплой волной ликование – прогресс – великое дело!

– Когда начнем?

– Завтра, с утра.

На стрельбище Ольга пришла без лука. Принципиально. После ухода наставницы внимательно и осторожно опробовала арбалет – не упасть же сразу лицом в грязь перед поляницами. Результат порадовал – дырок в стене было всего две – одна четко в намалеванную углем точку, большую от разворотивших древесину болтов; и маленькая, совсем уж рядом, впритык – пару раз промазала. Ольга удивлялась смекалке Буревола, порой готова была поклясться – кузнец знал современный арбалет и болты! Но, где мог мастер увидеть их? Так быстро продумать и сделать крепежи. Воля и подсказка Макоши? А может быть иная мистика… В нее углубляться девушка не хотела, пугаясь непонятных глубин и явлений, необъяснимых рациональным мышлением. Или настало время для нового, может, у Буревола тоже мысли такие витали? Калинка бы утверждала, что он, будучи колдуном, напрямую общался с духами. Вот и она, Ольга, согласится с этим объяснением.

Результат удовлетворяет даже больше чем – у нее в руках самострел, практически ничем не отличимый от арбалетов в современном спортивном магазине. Еще два – такие же. Болты к ним? Бьют. Что еще нужно?

Осталось "соблазнить" простотой потенциальных учеников.

Поляницы с удивлением крутились вокруг нового оружия, не рискуя взять в руки. Девушки обсуждали длину и форму, возможную ударную силу. Всех мучил один вопрос – как далеко будет пущена новая стрела со странным названием, произнесенным Ольгой – болт. Быстрее и больше можно выпустить стрел из лука или из самострела? Лишь в одном сошлись все – новое оружие, разрешенное Великой Матерью и старицами, напоминало охотничий самострел на крупного зверя. Нетерпение достигло максимума, все смотрели на заморскую княжну и ждали представления.

Ольга решила начать с самой близкой мишени для новичков – до нее было метров тридцать. Волнение подавила огромным желанием избавить себя от мучений с луком и "сдвинуть" прогресс в нужном направлении. В голове крутилась мысль, что не новое оружие, а именно она является подопытным кроликом, которому либо жить, либо замолчать.

Выдохнув, Ольга уложила болт, быстро и легко – тренировалась над этим до полуночи, когда совсем стемнело. Прицелилась, привычно учла поправку на ветер и пустила первенца.

Щелчок.

Тишина.

– Ух ты…

– Насквозь!

– Перестрел![8] – раздались восхищенные голоса поляниц, одна из них побежала и с трудом вытащила болт. Он пробил четко по центру мишень из тонкой сосновой доски в полпальца толщиной.

– И как мерить теперь? – спросила Лесна, рискнув взять в руки один из приготовленных для тренировки самострелов, – Сколько длин будет?

– Сейчас проверим. Давай, Ольха, – приказала Любава.

Ольга выполнила. Она поочередно выпустила болты по разным мишеням, проверяя длину полета. Все цели поражались, но не пробивались. Болты же не повисали и радовали Ольгу – сила удара оставалась. Затем девушка решила изменить тактику. Села, чем вызвала вздох недоумения у поляниц. Выстрел попал в цель. Зрители ликовали, а Ольга, раззадорившись, то на колено опускалась, то ложилась. И снова в десятку. И болт влитой оставался в близкой мишени, а не болтался волчьим хвостом вниз.

Как-то незаметно в позицию встала, держа самострел в руках, и Лесна. Тут уж после пары выстрелов внимание переключилось на нее. Она повторила за Ольгой позиции и тоже не промазала. Удивление читалось на лицах, только Лесна хмурилась.

– Долго. Я за то время штук десять стрел пущу, пока Ольха одну.

Было видно, как желание опробовать новое оружие исчезает у поляниц: пропал блеск в глазах, отдернулись руки, что тянулись к разложенным самострелам.

– Не для нас оно, Любава, – Лесна положила на траву арбалет и остатки болтов. А вот мужикам в селениях или рудокопам самый раз будет – им скорость не важна, да и учить быстро и просто.

"Ну вот! Поляницам не подходит! Ладно, мужикам – это типа в "народ" оружие пойдет. А вот рудокопам оно зачем? Кого в пещерах отстреливать будут, от кого защищаться? Правда самострел удобнее: и в темноте пальни – не промажешь. Обидно все ж – столько нервов, но в "армию" не взяли"

Поляницы разошлись продолжать тренировки, а Ольга так и осталась стоять в окружении арбалетов и болтов.

– Не печалься, Ольха, но Лесна права. Вот пойдем в охранение, там мужики опробуют.

– Хорошо, – спокойно ответила Ольга, вложив в голос все свое смирение обстоятельствам. Провал, так провал, изменить же ничего нельзя.

– А тебя сегодня в гости ждут, – загадочно произнесла Любава.

– Кто? – все также с безразличием спросила Ольга. Все же провал ее расстроил, и скрыть это она не смогла.

– Берегиня зовет, – Любава очень старалась придать загадочности ответу, но это и не требовалось. Неизвестный «термин» сам по себе вызывал кучу вопросов и на время отвлек Ольгу от печали по прогрессорству.

– Кто это?

– Пойдешь и узнаешь. Уже сейчас отправляйся. Знаешь куда?

– Любава, если я не знаю, кто такая берегиня, то, как я могу знать, где ее искать? – усмехнулась Ольга. За несколько минут, что перекидывались ничего не значащими фразами, она успела произвести ревизию знаниям, но безуспешно – про берегинь им не преподавали и, естественно, что или кто это, информации не было.

– Пошли, проведу!

– Нужно все отнести с поля, – махнула рукой Ольга в сторону оружия.

– Нет, заберут и отнесут к тебе, – Любава поманила девочку и показала на арбалеты.

«Так просто. Или не княжье это дело – таскать оружие? Для того и существуют оруженосцы»

Женщины направились в сторону капища. Путь не занял много времени. Любава остановилась у входа в ближайшую постройку:

– Вот здесь тебя ждут, входи, – развернулась, не попрощавшись, и пошла в сторону стрельбища.

Ольга замешкалась немного у входа. Привычным жестом оправила одежду, пригладила волосы и вошла.

Посреди помещения горел большой очаг из больших и гладких валунов. На самом плоском что-то грелось в глиняных горшках. Свет падал откуда-то сверху, Ольге стало интересно, она подняла голову. Но рассмотреть не удалось. Раздался негромкий, мелодичный голос, откуда-то из полумрака:

– Здрава будь, Елена! – в освещенное пространство вышла женщина. Ничего особенного в ее фигуре, облачении не было. Все также белотканная длинная рубаха, расшитая по вороту, рукавам и подолу вышивкой из красных ниток. Правда, не совсем красных, при попадании лучей света, они густо отблескивали золотыми искрами. Очевидно, кроме красных использовались и золотые. Оглядев фигуру, ничуть не смущаясь, Ольга подняла взгляд к лицу. Оно было правильным, издали казалось молодым, с крупными чертами и большими глазами. Настолько ярко-синими, что стоя достаточно далеко, Ольга смогла их рассмотреть. Светлые волосы женщина собрала в толстую косу, перевитую синей лентой и уложенную на груди.

Глава 14

«Почему Елена, а не Ольха?! Мама предшественницы что ли? Так какая она берегиня, и когда из Киева прибыла. Загадки. Нет мне бы сразу сказали»

– Здравствуйте, спокойно произнесла Ольга и замерла – она никак не могла понять, что ей делать: поклониться, склонить голову, наоборот вздернуть гордо подбородок. Что?! Если б знала иерархию служителей Макоши, сориентировалась, но для нее все по-прежнему оставалось за семью печатями – тайной. Ольга решила ничего не делать, в конце концов – она ромейка, вроде княжеская дочь, простят или укажут что к чему.

Берегиня улыбалась и тоже рассматривала гостью.

– Так вот ты какая, – дала странную оценку, наглядевшись вдоволь женщина. Ольга непроизвольно пожала плечами.

– Я понимаю твое замешательство, и чтобы его развеять и побыстрее с тобой познакомиться поближе, представлюсь, я – Дира, твоя бабушка. Евпраксия – моя дочь.

«Ой-ой-ой… Ну ничего себе! От мамы бегала, как тот колобок, а тут на тебе! Все равно на родственницу попала! Бывает же такое невезение!»

– Проходи, Елена, присаживайся!

– А вы не знаете, что у меня другое имя? Меня нарекли Ольхой. Мне так больше нравится, – Ольга прошла и присела на лавку, что указала бабушка. Вот при всем желании, очутившись рядом с женщиной, Ольга не могла назвать ее бабушкой! Идеальная кожа, без единой морщинки, от силы лет тридцать! И – бабушка!..

– Знаю. Хорошо, так и буду тебя называть – Ольха. А ты меня – Дира.

– Странно, а вы с самого начала знали кто я?

– Да.

– Почему…

– Почему раньше не признала в тебе свою кровь?

– Да.

– Хотела убедиться, что ты не такая, как моя дочь. Даже сейчас, я думаю, не рано ли тебя к себе призвала. Я не чувствую с тобой единения, не ощущаю тебя родной.

– Вы меня только увидели, как же можно что-то ощущать?! – удивилась Ольга, да и обрадовалась, – Теплота в отношениях должна с чего-то появиться.

– Кровь свою всегда почувствуешь, я ведь берегиня. Та, что сберегает знания целых поколений, – гордо произнесла Дира. Но ее слова совершенно не произвели на Ольгу впечатления. Она слушала из вежливости и любопытства – нужно же узнать, что такое берегиня! Только бабушка не спешила раскрывать тайны, но информацию она выдавала интересную, любой бы историк возрадовался, – Евпраксия, как я поняла, тебе ничего о семье не говорила, потому ты и не знала, что я здесь.

– Нет. Совершенно ничего, – не солгала Ольга, честным взглядом подтверждая слова.

– Твой дед – Аскольд Зверь и я происходили из древних родов, мы с рождения были нареченными. Пришел срок и поженились. Стали править в Киеве. Хорошо жили, только соблазнился муж мой верой в распятого, сам веру поменял и тебя крестил. Не смогла я уберечь. Отсюда и пошел наш разлад. А когда принял Аскольд решение отдать Евпраксию замуж в Царьград, а та, глупая, радовалась, я ушла служить Макоши.

«Так-с, история семьи рассказана, что дальше? Мне предложат мстю?»

– Ваш приезд с Евпраксией меня удивил, не понимаю, для чего она вернулась. Ты можешь мне объяснить?

– Нет. Мне ничего не говорили.

– Узнаю Прекрасу – сама себе на уме – чистая ромейка! – бабушка огорченно поджала губы.

– А почему вы ушли, оставили вот так все… – непроизвольно вырвалось у Ольги.

Брови бабушки сначала взлетели вверх от удивления, потом она нахмурилась и недоверчиво посмотрела на внучку.

– Ты… Ты не понимаешь моего поступка?

– Нет. Была семья, любовь, дети. Принял дедушка другую веру, но он же не стал хуже…

– Ты рассуждаешь как ромейка! Нельзя предать веру предков! Он князь!.. Вижу: испортила тебя мать! У нас древняя земля… – Дира много чего говорила потом, слова потоком лились, но Ольгу они не смущали и не могли повлиять на ее непонимание.

– Неужели только из-за веры? – уточнила Ольга, опуская взгляд.

«Ну не верю я! Не верю!»

– Да!

Первый выход в дальнее охранение расширил сведения Ольги о новом мире. Ее отряд отправили на месяц сторожить какие-то "раскопки" в чудесной березовой роще, в трех днях пути от лагеря на северо-восток. Тропы через густой лес не удивляли – девушка набродилась по ним, а вот когда темная хвойная чаща плавно перешла в березовый лес, в глаза забило белыми пятнами и пробившимся солнцем, и Лесна, что командовала поляницами, подала деревянное ведро с прозрачной жидкостью, оказавшейся настоящим березовым соком, Ольга ожила. Ожила с пением птиц, которых в чаще не услышать – мрачно там, как в застенках, между высокими темными стволами. И зелень листвы радовала глаз, отгоняя депрессивное состояние. А уж сок берез, с тонкой кислинкой и едва уловимым, ничем не поддельным, натуральным вкусом, разгонял полудрему душного закрытого пространства. Вокруг было полно разбросанных полянок с лесными цветами в высокой зеленой траве. Бежали ручьи с прозрачной ледяной водой, приходилось часто перепрыгивать или переходить по мосткам из бревен, потемневших от времени.

"Вырваться! Сбежать из-за сплошных заборов и оград, уйти из поселка хоть на короткое время! Ощутить себя свободной, вот, что я так давно хотела! Вот чего мне не хватало!" – ликовала Ольга, любуясь солнечными лучами, пробившимся через свежую зелень берез.

Местность, по которой они шли, часто пересекали овраги, затем появились холмы и луга с порослью из молоденьких, тонких березок. Заглянешь под любую, а там спряталась елочка-крошка, укутанная сочной высокой осокой. Ступаешь по ковру из разнотравья, и ноги утопают. Мягко. Мокро.

Они вышли на открытую местность. Вокруг появилось много пней и совсем уж мелкой поросли. Теперь тропинка буквально вилась. Узкая, проход на одного человека, вокруг нее ямы, осыпавшиеся наполовину и поросшие зеленой травой. Да много куч непонятного темного цвета. Потом появились смешные маленькие холмики, напоминающие формой колпаки, высотой с человека, от них исходило тепло и пахло дымом. Трава вокруг была утоптана и засыпана опилками, кусками коры и мелкими ветками. Как узнала потом Ольга, это оказались печи для выжигания древесного угля.

Вот рядом с ними отряд и сделал ночевку – тепло и нужно сушиться. Когда поели, Лесна поставила котелок, засыпала в него коричневатый порошок и – варить на огонь. По поляне поплыл горьковатый запах полыни.

Спросить для чего, Ольга постеснялась, но тут девушки умылись отваром, и ей протянули.

– Болота начинаются, чтоб не кусали комары, – пояснила Лесна, поняв, что Ольга не знает для чего отвар. Ольга умылась, "аромат" древней косметики не пришелся по душе, но насекомые ночью не беспокоили. К тому же Лесна подбросила в костер еловых шишек, отчего повалил густой дым… Утром процедура с отваром повторилась.

Дальше они пошли по дороге, которая представляла собою две колеи, образованные, скорее всего, гружеными телегами. И чем дальше продвигались, тем больше попадалось печей-колпачков, появились и люди, которые загружали новые, только что подготовленные ямы, которые потом превращались в развеселившие Ольгу холмики. Теперь местность напоминала муравейник в какой-то волшебной стране. Ольга, когда проходили мимо, рассмотрела "внутренности" будущего колпачка. В яму плотными рядами укладывали дрова, а сверху эту кучу, обкладывали камнями, присыпали землей, поджигали. И томили, получая древесный уголь. Его, остывший и отлежавшийся, грузили в корзины и на телеги, а потом везли по той же дороге, что шел их отряд.

Над местностью возвышалась башня, на самом верху Ольга приметила сторожей, которые охраняли этот мини-цех под открытым небом. Внизу был навес, там сидели и стояли поляницы. Лесна подошла к ним и, оставив два десятка из своего отряда, отпустила тех, что несли до них караул. Здесь, у теплых колпачков, и заночевали.

Утром отряд двинулся дальше. Лес существенно поредел, вместо деревьев было много пней и печей для угля. Шло тепло, совсем ненужное в летний день, становившимся жарким. Вскоре Ольга рассмотрела новое сооружение, напоминающее колпачки, но крупнее, более приплюснутое и с отверстиями, круглыми, у самого низа. На привале она подошла к одному. Оказалось, в небольшой холм врылись, окольцевав его, еще какие-то печи. Рядом стоял сильный запах серы, и еще чем-то воняло, валялись многочисленные куски непонятного цвета и древесный уголь. Лежала, совсем уж незначительных размеров, кучка. Взяв в руки небольшой кусок, Ольга рассмотрела, первым делом, ощутив его тяжесть.

"Железо! Вот какие пирожки здесь "выпекают"! Но так мало, что действительно – пирожки…" – она окинула взглядом жалкие кучки металла возле печей, сравнив с воспоминаниями из прошлой жизни. Прикинув вес того, что станет металлом, стало отчего-то грустно – получилось приблизительно килограмм десять. Почему-то настойчиво всплывали картинки с домнами в современном мире, да и "Царь-пушка", "Царь-колокол" были велики. Несоответствие объемов металла и этих маленьких печей, производящих железо бросалось глаза. Да и вообще Ольге казалось, что все здесь должны бегать с большими мечами, а уж ножи-то на поясе должны иметь от мала до велика. Опять же римляне, греки, персы – кагорты, тысячи воинов в доспехах… А здесь – луки, стрелы, топоры… Почему? Ответа не было.

Утром Лесна назначила старшую в небольшом отряде и указала "место службы". Добирались к нему по тропочке, прибыли к полудню. Ольга от удивления аж присвистнула – болото!

Обычное.

С лягушками.

Холмики и мутная зеленоватая вода.

И комаров тучи. Вьются поодаль, отгоняемые дымом костров. От берега, везде настланы деревянные мостки, прочные, не на один год службы, убегают вглубь болота. Между ними много плотов с людьми, напоминают обитаемые острова, но не стоят долго на месте, перемещаются по водоему. Один из обитателей такого острова держит длинный шест, опустил – стоит плот на месте. Налег мужик с силой на жердину и оттолкнулся плавно, вытащил ее с трудом, под хлюпанье вязкой пузырящейся массы, и сдвинулся остров с места. Второй "житель", пока на месте стоят, погружает в воду большой ковш, размером с ведро, и, черпнув, вытягивает, осторожно вываливает в плетеные корзины, что стоят на плоту. Вода льется, плещется со всех щелей, уходит обратно в болото. Непонятная мутная масса постепенно оседает в плетеной корзине, которую наполняют доверху. Ее сгружают с плотов и по мосткам перетаскивают для просушки, подальше от болота, на открытое пространство. То, что Ольга приняла поначалу за ил, не показалось, это была смесь его с рудой, небольшими комочками ржавого цвета.

"Прям болотная Венеция! И кого здесь охранять? Лягушек? Чудно, право слово!"

Отстояв положенный срок в охране черпальщиков, Ольга усталой свалилась спать, поближе к огню, для спасения от комаров. Служба оказалась нудной и однообразной, дневной дозор ничем не отличался от ночного. Под многочисленные костры и факелы, таинственные колышущие тени, преломляемые белым дымом, просыпалось болото. Оно хлюпало, вздыхало и охало, навевая какой-то первозданный страх перед неведомым. Не веря в водяных и нечисть, но допуская некие таинственные силы – в этом мире все возможно, Ольга вынимала нож и всегда держала наготове вложенный болт.

Место, откуда Ольга наблюдала за работой болотных рудокопов, обычно находилось на дереве – и сухо, и обзор. Но вечером приходилось спускаться и брести к лагерю, тогда она проваливалась по щиколотки и, просохшие за день ноги, вновь окунались в проступающую болотную жижу, пока добредала и взбиралась на мостки… Прибежав на стоянку, тут же сбрасывала обувку и сушилась, глядя на скукоженную кожу ног. Девушка сочувствовала тем, с плотов: они весь день стояли в воде. И это, чтобы добыть жалкие кучки мокрого ила с рудой…

Раздражало собственное непонимание: в чем состоит ее охрана? Следить за уставшими от монотонного и изнурительного труда черпальщиками? Чтобы не унесли за пазухой ком грязи? Быть спасателем в случае, если перегрузят плот, и он перевернется? Так пока она по мосткам прибежит к месту, всех утянет на дно. Быстрее отреагируют те, кто рядом: шесты протянут и вытащат, если тонущим повезет, и не накроет вонючая и мутная волна.

"И так пройдет вся моя жизнь?!. Безрадостное, однако, будущее!"

Однообразие закончилось, едва Лесна вечером сообщила, что пора бы познакомить рудокопов с самострелами. На поляне собрались поляницы, заняв место поближе к разложенному на холстине оружию. В некотором отдалении топтались мужики. Они тихо перешептывались, изредка бросали любопытные взгляды то на самострелы, то на товарищей, что под руководством Лесны вкапывали столбы с мишенями на разные расстояния. На лицах рудокопов читалось недоумение и полное отсутствие заинтересованности.

Ольга и предводительница поляниц одновременно вышли на середину. В душе у девушки зародилось сомнение – рудокопы совершенно не проявляли любопытства к оружию: лежит оно себе, пусть и лежит – не их дело. Вот солнышко-то все выше поднимается – а они драгоценные часы работы прогуливают, некоторые обеспокоенно поглядывали вверх.

– Великая Мать – Макоши сделала дар одной из наших сестер – там лежит новое оружие, – начала Лесна.

Рудокопы лениво проследили взглядом в направлении руки, которой взмахнула девушка, но реакции не последовало. Никакой.

– Все знают, как сложно стать настоящим лучником-воином. Новое оружие поможет вам освоиться быстро и легко бить противника.

– И зачем оно нам надо? – прозвучало наконец-то из глубины толпы.

– Вы сможете самостоятельно защищать свои дома и жизни, – неуверенно произнесла Лесна. Девушка и сама-то толком не знала: для чего навязывать мужикам самострелы, есть ведь они – охрана – поляницы! При нападении грабителей – отобьются. А если и еще дальше рассуждать – рудокопы за службу платят справно и хорошо – дашь им оружие – нанимать перестанут. Точно княжеская задумка – ни для ума, ни для дела и пользы никакой!

Ольга поняла – дело ее проваливается с каждым словом Лесны – не может человек, не понимающий сути, рекламировать продукт! Для Лесны самострел – княжеская забава, для мужиков – кто их знает, что они думают.

"Смотрят как баран на новые ворота!.. Надо спасать положение. Иначе никакого прогресса не выйдет!"

Девушка подошла к самострелам. Взяла в руки, быстро уложила болт и, упав на колено, выпустила его в направлении первой мишени. Болт попал в яблочко, с треском пробив доску.

Рудокопы оживились. Какая-никакая, а забава! Ольга, правда, не поняла, что именно понравилось и решила продолжить представление. Она и руку меняла, и приседала, пришлось даже прилечь за пень, продемонстрировав импровизированную стрельбу из засады. Исчерпав весь набор, Ольга подошла к зрителям.

– Поляницы всегда метко стреляли, этим нас не удивишь… – произнес высокий мужчина, ловким жестом сбив свой колпак на лоб.

– А не для того самострел принесен.

– И для чего? – из-за спины первого, сначала с опаской, потом храбрее, появился плечистый, коренастый рудокоп. Он оправил рубаху, разогнав складки на груди и убрав их за спину, сделал решительный шаг вперед.

– Во-во! Давай, оправдай свое имя, Первуша! – хихикнули сзади.

Рудокоп обернулся и погрозил товарищам в ответ кулаком. Видимо, шутка была давнишней и обидных эмоций не вызывала, но требовала внимания и острастки, чтобы попустительство не привело к более серьезным результатам.

– Ну. Вот он я. Готов, – повернулся мужчина к поляницам. Ольга рассмотрела его поближе и удивилась – беглый взгляд оказался ошибочным перед нею стоял не муж, а юноша – смельчак был молод, борода лишь пробивалась на подбородке светлым пушком, и совсем не коренастым – крепким, напоминающим молодой дуб, что только-только входит в силу.

– Готов обучаться? – уточнила Ольга.

Рудокоп посмотрел на нее, затем на разложенные самострелы, потом неожиданно опустил голову и окинул взглядом ноги, босые, с подвернутыми до колен штанинами. Они вызывающе белели на фоне яркой зелени.

– Да, – ученик стянул колпак с головы, отчего на лоб упали крупные пряди светлых волос. Небрежно откинув их назад, он нерешительно стал мять в руках колпак. На мгновение задумавшись, куда его спрятать, затем решительно засунул его за веревку, заменяющую пояс, и сделал шаг к самострелам.

Ольга подняла с земли оружие и подала его парню. Она решила не спешить, пусть осмотрит.

Первуша кашлянул и приступил к исследованию. Со стороны рудокопов доносилось лишь сопение и тихие вздохи нетерпения. Мужчины тянули шеи, расталкивали передние ряды, пробивая удобную позицию, чтобы не упустить ни одного жеста товарища.

– Так мы ж такое ставим на лосей, – произнес разочарованно ученик, довольно быстро разобравшись с оружием, – правда это меньше, а так – самострел и есть.

– А самострел-то сам стреляет! Твово присутствия не надобно! – донеслось из ожившей толпы рудокопов.

– Так то на лосей, а это на татей[9].

– Эх! Была не была! – Первуша наконец закончил осмотр и решился взять из рук Ольги болт. Взять-то взял, но пришлось ему внимательно смотреть, как девушка укладывает его. Непослушным пальцам рудокопа пришлось первый раз повозиться – не все получилось быстро и ладно. Потому выстрела не последовало. Первуша несколько раз вытащил и вставил болт в самострел, решив, очевидно запомнить и отработать эту операцию.

– Смотри не промажь, Первуша, а то поляницы тебя засмеют!

– Да пущай смеются, у них улыбки красивые, – парень отмахнулся, и сосредоточенно выбирал мишень. Забыв, что в руках не лук, встал в позу стрелка, которую неоднократно видел. Потом сообразил, что она не нужна, вытянул руку с самострелом и пустил болт в ближайшую мишень. Попал.

– А ну-ка-сь посторонись, народ, мне тоже охота опробовать, не все ж время тину месить, – к Ольге подошел еще один молодой богатырь, такой же русоволосый, статный и высокий.

– Куда, Неждан?! А ну вернись! – грозно окликнули его из толпы.

– Да чего вы переживаете, тато? Не на княжью службу иду! Вот постреляю и вернусь! – рассмеялся рудокоп.

Неждан рассматривал оружие недолго, да и справился со вставлением болта быстрее и ловчее, чем первый ученик. Сразу подошел к отметке, где находился, увлекшись забавой, Первуша, и произвел выстрел.

– Может, кто еще? – спросила Ольга рудокопов. Те сделали вид, что им интереснее наблюдать.

Подождав, пока ученики постреляют весь выданный им запас, Ольга повторила вопрос.

– Да на что нам эта забава?

– А татей проще на вилы поднять.

– Не вои мы, княжна, а рудокопы. Эт вы, сестрицы, тропу таку выбрали, а мы – люди мирные. Наше дело – руду добывать. Хотели б войны – пошли б в дружину к князю Ольху.

– Пошли, мужики, хватя забавляться, работа стоит!

Народ повернул и побрел к болотам, тихо переговариваясь, обмениваясь впечатлениями.

"Как же так?!" – провожая рудокопов взглядом, Ольга чуть не плакала с досады и не заметила, что Первуша и Неждан с еще двумя молодыми парнями никуда не уходят, а скромно стоят у нее за спиной. Ждут, когда княжна обратит на них внимание.

Интерлюдия II

Заунывную песню тянул степной ковыль. Так всегда бывает, сильный ли ветер несется, легкий ли, а трава звенит в разной тональности. Если дорога стелется к дому – серебряными веселыми колокольчиками переливается, а от дома – плачем растекается, совсем как женщина слезы льет, в последнюю дорогу близкого человека провожая.

Арпад[10] смотрел на степь и каменную стену большого хазарского города, в душе кипела ненависть: махни рукой и воины помчаться на штурм. Зубами будут грызть неприступные стены вчерашнего покровителя и союзника, лишь бы заглушить боль утраты.

Всего год прошел, как оставил он – правитель угров[11], под этими стенами женщин, детей, имущество. Доверил хазарскому покровительству самое дорогое, и, отозвавшись на приглашение, вступил в союз с ромейским императором Львом VI Философом[12], вторгся в Болгарию. Щедры дары императора. Не смог удержаться от выгодного предложения. Сначала шло все замечательно – две победы над Симеоном[13] воодушевляли. Злато и добыча были знатными. Но счастье отвернулось: нет, не от ромейцев, от храбрых угров. Ушла удача от него, Арпада… На реке Буг их разбили… Ромейцы предпочли болгарам позорную дань платить и предали союзников. С трудом Арпаду удалось с частью воинов пробиться в сторону дома, остальное войско отступило на запад, в Панонию, а он устремился на восток, нужно было забрать семью и уйти в новые земли.

Он гнал, не щадя ни людей, ни коней, один упал под ним, второму перерезал горло, чтобы избавить от мучений.

"Быстрее! Еще быстрее!" – неслась мысль наперегонки с плеткой, постоянно подстегивающей коня. А вслед радостно звенел ковыль, выметая из памяти неудачный поход – впереди ждала любимая жена, трое сыновей и ласковые руки матери. Глаза без устали вглядывались вдаль в поиске очертаний городской стены и шатров. Он волком взвыл, увидев вместо стоянки выжженные круги пожарищ. Подбитой птицей упал с коня на колени, завертелся волчком, пропуская сквозь пальцы угли пожарища. А ветер подхватывал черную пыль и уносил к ковылю…

***

Оставшуюся надежду: живы родные, разбил в осколки рисунок на воротах хазарского города. Рисунок кровью – красный мак, так любимый его женой… И все понял он тогда, не поверил словам тудуна[14], мол ночью печенеги напали и вырезали всех.

Проклятые печенеги! Проклятое племя!

Он не умел плакать – стыдно мужчине проливать слезы.

Арпад просидел на пепелище двое суток, встал и понял: не будет стучать его сердце, пока нож не напьется крови убийц, пока он не умоется ею, смыв горе и позор. Собрал воинов и произнес речь. Короткую, гневную. У них есть силы отомстить за гибель родных. Нет, не трусливым предателям-хазарам! Боги покарают их.

Они пойдут на запад в Трансильванию, где их ждет второй кедун Курсан[15].

Они не останутся здесь!

Они соберут всех выживших и уйдут на новые земли.

Там зеленые луга и тепло!

Они вырежут всех печенегов, что попадутся на их пути. И детей, и стариков и женщин!

Всех!

Им не нужны их женщины.

Они дойдут до Киева!

Они возьмут город!

Они вырежут всех!

Они возьмут только их женщин!

Да! Белокожие и светловолосы женщины станут их женами и родят им сыновей!

И тогда ковыль вновь запоет счастливую песнь!

Глава 15

Ольга повернулась и заметила рудокопов, но не знала: к ней ли у них разговор. Так и стояли, пялясь друг на друга, пока Лесна не поинтересовалась:

– Что вам?

– Мы хотим… – начал Первуша, но смущенно замолчал – не знал парень, как разговор вести, не мог найти подходящих слов, чтобы выразить мысли. Замялся, оглядел товарищей, что взгляд на свои босые ноги опустили, никак не желая ему помочь.

– Еще пострелять? – подсказала Лесна.

– Нет. Да. Нет, не так! Хотим в охрану к княжне наняться, вон и оружие есть – нам оно понравилось. Научимся быстро, – наконец выпалил Первуша.

– Но… – тут пришел черед смутиться Ольге. Она быстро подхватила Лесну под локоть и отвела на пару шагов в сторону, – Какая охрана? Мне их не прокормить, за работу нечем заплатить! Я…

– Погоди, не спеши. Мужики не хотят больше тину месить, просятся в дружину. Это хорошо! Тебе не положено – тут и говорить не о чем. Мы их к князю направим! Хотя… А вон и решение прибыло! – улыбнулась Лесна, смотря вдаль, где за стволами деревьев мелькали всадники, – Разъезд охранный князя Ольха. Вот к ним мужиков и определим.

Через несколько минут разъезд подъехал к группе. Спешились. К девушкам направился молодой человек, крепкий, не так чтобы высокий, с легким налетом брутальности, как говорили в мире Ольги.

– Здрав будь, княжич! – поприветствовала Лесна.

«Княжич? Это Игорь что ли?»

– И тебе, Лесна! И тебе, Ольха! Здравия! – весело ответил Игорь.

«Откуда он меня знает? Да еще не Елена, а Ольха?!» – ей не удалось скрыть удивления, его заметила Лесна и решила прояснить:

– Удивляешься, откуда тебя княжич знает? Так его люди отбили тебя от татей и принесли к нам. Его ты должна благодарить за спасение.

– Вот как… Спасибо, княже! – Ольга вновь замерла на мгновение, не зная, как себя вести: поклониться до земли, приложив руку к груди – так вроде в фильмах показывали… Или просто обойтись поклоном головы, а что б совсем уж невеждой не считали, улыбку натянуть. Хотя чего натягивать? Княжич был симпатичен, спас ее, она и вправду была ему благодарна. Поэтому слова произнесла с искренней благодарностью.

– Есть ли в чем нужда, княже? – вежливо спросила Лесна.

– Спасибо, нет! – княжич продолжал рассматривать Ольгу без всякого смущения. Что ее рассердило – бесцеремонность никогда ей не нравилась. Лесна вновь отвлекла внимание гостя на себя:

– Вон те рудокопы очень хотят в дружину попасть.

– Подойдите! – приказал тут же Игорь, – Мне сказали, вы на службу хотите поступить? Ратному делу учиться долго.

– Да, хотим, – как обычно за себя и за товарищей подал голос Первуша.

Княжич отвернулся от девушек и стал обстоятельно расспрашивать рудокопов. Затем кому-то из отряда махнул рукой, к нему подбежали и увели парней. Все это время девушки стояли рядом. Правда Ольга попыталась сделать маленький шажок назад, чтобы незаметно уйти, но Лесна ловко ухватила край ее рубашки и тормознула. Ольга разозлилась.

«Стою как дура! Ну княжич, ну решает вопросы. Я-то тут при каких делах?! Чего меня не отпускают?! Лесна – старшая, пусть гостя и обхаживает!»

Вторую попытку Ольги улизнуть, Лесна пресекла так же незаметно и ловко, наградив девушку грозным сердитым взглядом.

«Может не положено у них один на один с молодым человеком стоять? Как же смыться?» – вздохнула сокрушенно Ольга, оставив попытки.

Делать было нечего, и она, немного исподтишка, начала рассматривать княжича – когда еще такое счастье лицезреть историческую личность подвернется. Ольга отметила, повторно, крепкую и ладную фигуру, дорогую броню. Ухоженные темно-русые волосы, немного длинноватые на ее вкус – она привыкла к коротким стрижкам бывших сослуживцев. Крупные черты лица – княжич стоял к ней в пол оборота. Словом, постричь, переодеть в джинсу, даже короткую бородку оставить – будет вполне себе симпатичный молодой человек, ничем особым не примечательный, не выдающийся и на память в веках не претендующий.

Закончив дела с определением рудокопов, княжич обратил свое внимание на Ольгу:

– Вижу, лекари нашей Макоши поставили тебя на ноги.

– Да, – просто ответила Ольга, отметив, что Лесна сделала тоже самое, что несколько минут назад пыталась сделать она сама – два шага назад и… ушла! Значит, нет никаких запретов – оставаться наедине! Хотя, какое наедине, если вокруг толпа народа. И о чем вести светскую беседу с «наследным принцем»?

– Когда в Киев собираешься?

– Э… – вопрос застал Ольгу врасплох, но отвечать надо. Вон как смотрит – глаза в глаза и не смущается, – Никогда.

– Почему? – удивился Игорь.

«И что ему ответить?!»

– Мне и здесь хорошо!

– Ну да, что в граде: сядешь в тереме и ни леса тебе, ни поля.

– А я очень-очень люблю природу! – заспешила она уверить собеседника.

– Но и в Киеве хорошо. Я привез тебе приглашение от князя Ольха. Можем, прям сейчас, и отправиться, – огорошил Ольгу внезапным предложением Игорь.

– Спасибо князю Ольху. Спасибо тебе, княжич. Только я на службе, вот, рудокопов охраняем. Занята. Как-нибудь ближе к зиме, а, может, и весне соберусь.

Ольга едва сдерживала панику.

– Зачем так долго ждать? Ты – вольна. Собралась и отправилась в Киев. И охрана у тебя будет, – зачем-то настаивал Игорь.

– Дела у меня здесь, – уклончиво отвечала Ольга.

Княжич сделал шаг и встал почти рядом, она прямо ощутила его дыхание, что шевельнули выбившиеся волосы из ее косы.

– Все равно ведь приедешь. Зачем тянуть?

– Прости, но почему я должна ехать в Киев? – Ольга гордо вздернула подбородок, убеждая себя, что ей нечего бояться.

– Дира ничего тебе не говорила? – нахмурился Игорь.

– Как не говорила? Говорила, что князь Ольх деда моего убил.

– То дела давние. Они нас не касаются.

– Ха! Как это не касаются? Очень даже касаются. Дедушку любимого убили, – «Ольга, что ты несешь?! Ты дедушку и в глаза не видела!» – Теперь меня хотите в тюрьму?! – Ольга отошла от княжича и хотела развернуться и сбежать, но тот ее крепко ухватил за руку.

– Шшш! Не шуми, никто тебя обижать не собирается.

– Зачем тогда приехал и странные разговоры ведешь? Сказала: не поеду, значит – не поеду!

– Не поедешь? Ну, так я тебя умыкну! И никто слова не скажет!

– Сам-то веришь в то, что сказал? А я вот бабушке Дире расскажу все! – Ольге вдруг пришла спасительная мысль. Разумеется, на самом деле она не стала бы идти рассказывать и жаловаться. Но очень обрадовалась, что слова ее возымели действие.

«Что, за нафик, тут иерархия у них такая?!»

Ведь после угрозы девушки, на удивление, княжич тут же отпустил ее руку, на лице выразилось мимолетное смятение, он слегка замешкался, очевидно, взвешивая шансы. Или оценивая, чем ему грозит гнев берегини Диры? Но Ольгу уже «понесло», махнув рукой на элементарную вежливость, она храбро зашагала прочь, оставив княжича решать вопросы с самим собой.

– Стой, торопыга! – рассмеялся княжич и быстро ее догнал, – Хорошо, не знаю, чего ты боишься. Давай сделаем так. Сначала к Дире заедем, чтобы ты успокоилась, а потом в Киев. Решено?

– Нет.