Руэри был в отчаянии. Запасной план, казавшаяся удачной задумка с не нашедшей покоя душой, рассыпались как башня из песка под сильным ветром. По большому счету покойного вояку Крогера удерживали сожаления его хозяина, желание воскресить погибшего телохранителя. Погибшего вроде как по его вине. Ах, как это казалось умно с точки зрения отступника-Прирожденного — сыграть на чужом чувстве вины, посулить спасение-исправление… да тем самым принудить лощеного ворюгу пойти на уступки. Заставить его вернуть хотя бы один из Ключей Стихий.
И что получилось на деле?
А, во-первых, не идти на роковую для мира сделку хозяину посоветовал сам Крогер. Явно не считавший жизнь свою великой ценностью. И ведь, если подумать, ничего иного ожидать от этого человека не приходилось. Ибо в том и смысл воинской стези — всегда быть готовым умереть и отнюдь не в постели. А кабы Крогер хотел прожить подольше, если б берег себя, то наверняка предпочел бы более безопасное занятие. Когда надо, скажем, махать не мечом, а молотом или лопатой.
Во-вторых же, пытаясь убедить того щеголя с корабля «Перст Сабрины», Руэри наболтал много лишнего. Точно хлам из сундука вытряхнув перед изумленным взором хоть авантюриста, но смертного секреты мироздания, прежде доступные лишь окаянному Братству. Не то чтобы его законы сильно волновали отступника, но все-таки и он признавал: некоторый резон в сокрытии закоулков истории этого многострадального мира имелся. Ни к чему искушать и будоражить смертных. Пользы малым сим это не принесет, зато подвигнет наломать целые горы дров. Тот же хозяин Крогера — с него станется. Теперь-то, после беседы с Руэри он тем более не отступится. Будучи уверенным, что вершит великое дело.
«Ведь бла-бла-бла, тысячелетний порядок вещей нужно поддерживать, — досадовал про себя отступник с горькой иронией, — ведь без гармонии бла-бла мир не устоит. И коли не нами это заведено — раз в тысячу с небольшим лет сползать в пучину варварства — то не нам это и менять. Сползем и теперь, как миленькие! Зато множество жизней спасем…»
А хотя бы о том, сколько народу может погибнуть в смуте, которая обязательно разразится, когда из мира исчезнет магия — об этом все эти сэры благородные, чучела огородные не задумываются. Как и о том, чтоб хотя бы попытаться разорвать этот порочный круг. Не изгонять магию, но попробовать употребить ее против пресловутого Повелителя. Или использовать те же Ключи, чтобы и с Повелителем разделаться и сами проклятые северные земли превратить во что-то более симпатичное и пригодное для жизни.
А как насчет того, что затея с Ключами и Черной Звездой могла быть не протянутой рукой помощи от гостей из иного мира, но… их хитрым коварным планом? Чья суть в том и заключалась, чтоб заставить этот мир тысячелетиями топтаться на месте. И даже не думать, чтобы бросить вызов могущественным пришельцам, покорившим черную пустоту.
Да что там соперничество! Лишившись хотя бы магического оружия, этот мир может стать легкой добычей не этих, так других путешественников между звездами. Разделить судьбу дикарей, на чей далекий остров однажды прибыл пиратский корабль с пушками. Выбор у таких бедняг обычно бывал невелик. Либо сразу сдаться в плен и угодить в рабство, либо попробовать сопротивляться… да только, увы, безуспешно. Соотношение сил не то.
Все эти вопросы едва ли приходили в головы смертным, не способным прожить и века. Те же немногие, кто хотя бы задумывался, куда катится и рано или поздно, увы, прикатится этот мир, властью обычно не облечены, силы за собой не имеют. И толпа, серое сборище двуногих крыс, таких, добро, если просто осмеет. Предпочитая идти за теми, кто, важно надувшись, берется защитить к несчастью устоявшийся роковой порядок бессмысленных вещей. Идти за ними, рукоплескать…
Однако ж даже теперь для Руэри не все было потеряно. Да, душу Крогера Сетка удержать была не в силах. Но умело сплетенные магические силки хотя бы дали отступнику-Прирожденному немного времени, чтобы вытянуть воспоминания погибшего воина. Не все, понятно. И то, что Руэри успел выудить из Крогера, походило, скорее, на свалку мимолетных образом и наиболее ярких воспоминаний, чем на цельную картину. И все же даже на свалке порой удается найти более-менее полезные вещи.
Нашел и Руэри. Во-первых, ему попались многочисленные образы большого города — переплетения мощеных булыжником улиц, домов то с соломенными, то с черепичными крышами, торговых лавок, мастерских и разнородных заведений с раскачивающимися на ветру вывесками. И над всем этим высилась громада замка, видимого, наверное, чуть ли не из любой точки города.
«Каз-Рошал!» — догадался отступник. Ему уже доводилось бывать в том городе — столице крупного, но в ту пору далеко не благополучного государства, сотрясаемого затяжной враждой между королем и знатью. К сожалению, Каз-Рошал успел сильно с тех времен измениться: в воспоминаниях Крогера Руэри не наткнулся ни на одно мало-мальски знакомое место.
Впрочем, не все ли равно? Ведь, так или иначе, а единственный обитатель Из-Монта-Фог больше не был пленником острова и мог покинуть его, когда заблагорассудится.
Во-вторых — и это еще больше приободрило Руэри — он узнал, кем именно являлся «благородный сэр», коему Крогер служил телохранителем. О, покойный капитан городской стражи захолустного Нэста не сказал всей правды! А оказался его хозяин не просто искателем сокровищ, приумножавшим свое и без того немаленькое богатство. Но другом-конфидентом, доверенным лицом самого короля. И от открытия этого в голове отступника-Прирожденного созрел новый план.
Соль оного заключалась не только в том, что у сэра того — звали его Ролан — обнаружилось еще одно слабое место. Немалое значение имела и ценность того, что за слабостью сей стояло. И уж здесь Руэри не без оснований рассчитывал на успех. Ибо разве что павшим слугой-телохранителем сэр Ролан мог с легким сердцем пожертвовать ради высших соображений. Другое дело — король. Ему конфидент присягал на верность, сам клялся его защищать. И если Ролан поймет, что затеей своей подвергает его величество опасности, то вполне может пойти Руэри навстречу. Дабы собственная честь его хваленая не пострадала.
Рассуждая так и преисполнившись надеждой, отступник-Прирожденный воспользовался заклинанием Портала, мысленно сосредоточившись на самом ярком из воспоминаний Крогера о Каз-Рошале. Мгновение-другое — и Руэри покинул Из-Монта-Фог, стоя уже на одной из городских улиц.
Недавно прошел дождь: отступник понял это по огромной луже, раскинувшейся посреди улицы. Добро, Портал перенес Руэри на обочину, так что в лужу маг не попал.
Радость от успеха переноса оказалось немного подпорчена повозкой, грохоча ломившейся вдоль улицы. Объезжать ту лужу злополучную у повозки не было возможности, а у возчика, как видно, и желания. На ходу прорвавшись через нее, точно кавалерия через строй пехоты, этот нелепый ящик на колесах поднял целую волну грязных брызг. И обдал ими, в том числе Руэри… то есть, наверняка мог бы обдать с ног до головы, не вскинь тот в последний миг руку и не прикройся невидимым магическим щитом.
Извинениями, как и следовало ожидать, возчик себя не утруждал. Провожая повозку взглядом, Руэри с трудом поборол в себе желание превратить ее в пыль. Вместе с лошадьми, и, конечно же, этим хамом с кнутом. Однако, как и подобает Прирожденному, он давно научился сосредотачиваться на главном — на цели. Не позволяя себе отвлекаться на пустяковые обиды и прочую суету, этот главный порок смертных.
Так вот, без торопливости и суетливости, но и не вразвалку, Руэри направился вдоль по улице, держа путь в направлении каменной громады замка. Прохожие не докучали ему и не обращали внимания. Даже мальчишка-карманник, покрутившись неподалеку и не обнаружив у Прирожденного хоть тощенького кошеля, вскоре отстал. На зазывал у дверей с вывесками Руэри не обращал внимания сам — считая их приветственные окрики для себя столь же ценными, как и жужжание мух.
Еще на пути Прирожденного успело встретиться не меньше десятка повозок, телег и карет. Но ни одна из них на чистоту его одежды, к счастью, не покушалась.
Своим ходом Руэри смог дойти до самого рва. Подъемный мост был опущен, однако ворота закрывала решетка. Поэтому Прирожденный снова воспользовался заклинанием Портала, перенеся себя на стену.
А уже на стене, не успел он осмотреться, как услышал грубый окрик:
— Эй! Ты кто такой? Сюда нельзя!
Обернувшись, Руэри заметил в нескольких шагах от себя гвардейца в полном доспехе. Тот уже наполовину вытащил из ножен меч.
— У! — с выражением притворного удивления и такого же сожаления воскликнул Прирожденный, — ну, раз нельзя… так чего ты здесь шатаешься?
А в следующее мгновение молния, вырвавшаяся из его протянутой руки, ударила гвардейца прямиком в грудь. От такого удара никакой доспех не мог защитить, и незадачливый вояка сверзился со стены. Даже вскрикнуть напоследок не смог.
Обнаружив лестницу, Руэри спустился со стены в замковый двор. По двору он успел сделать лишь пару десятков шагов, прежде чем еще двое королевских гвардейцев выскочили ему навстречу.
Эти уже не утруждали себя разговорами. И мечи держали не в ножнах, а в руках. Это, впрочем, им не очень-то помогло, когда из вскинутой руки Руэри один за другим вылетели два светящихся шара. Один из гвардейцев с криком «магия!» бросился при виде их наутек, однако шар оказался быстрее. И когда он столкнулся с беглым воином, тот рухнул, пронзенный насквозь, сотрясаемый изнутри целым пучком мелких молний.
Разделил его судьбу и второй гвардеец. С той лишь разницей, что попытался отбить злополучный шар мечом.
«Все такие воинственные, — про себя посетовал Руэри, — и никто не хочет разговаривать. Не у кого спросить, где можно найти короля».
Последний вопрос, впрочем, он решил по-своему. Направившись в сторону самой высокой из башен замка. Расположенная, вдобавок, где-то посреди обширного двора, башня эта наверняка была донжоном. А значит, и королевские покои вероятнее всего находились там.
На полпути к донжону Руэри опять выпало схлестнуться с гвардейцами. Целых семеро вояк кинулись к чужаку, беря его в кольцо, надвигаясь с разных сторон.
— Сами напросились… — вздохнул Прирожденный, и из руки его выросла длинная светящаяся плеть. Крутанув ее над собой, Руэри заставил гвардейцев попятиться.
— Похоже, мага принесло, — сообразил один из них, обращаясь к своему товарищу, — сгоняй-ка за нашими волшебниками. А то сами мы хрен справимся.
Замечание было верным, а вот допускать вмешательства даже слабенького мага никак не годилось. Потому, не прекращая до последнего мгновения полосовать воздух магической плетью, Руэри огляделся. И приметив краем глаза ворону, присевшую отдохнуть на крышу одной из хозяйственных построек, прибег к заклинанию Доппельгангера. Обратившись в точную копию этой вороны.
Под изумленными взглядами гвардейцев да под их бранные возгласы, Руэри вспорхнул и, воспарив над замковым двором, устремился к донжону. А когда долетел — без труда нашел открытое окно. Да приметил заодно, что закрывать окна стали не только ставнями, но и неким незнакомым ему материалом. Материал тот блестел на солнце и казался непрактично хрупким.
Влетев через открытое окно в одну из комнат донжона, Руэри вернул себе человеческий облик. Чем, разумеется, напугал единственного, находившегося там, человека — служанку, смахивавшую с мебели пыль веничком из птичьих перьев.
Служанка открыла рот, чтобы взвизгнуть, но осеклась, когда Прирожденный приложил палец к губам — тише, мол.
— Мне нужен король, — вполголоса молвил Руэри, — а лишние жертвы ни к чему. Не подскажешь, где я могу найти его величество?
— Так здесь где-то… да откуда ж я знаю, господин маг? — дрожащим сбивающимся голосом отвечала служанка, — вы уж простите, господин маг, но мы люди простые. Его величество перед нами не отчитывается, господин маг. Все о народе думает, да о благе государства…
Под конец Прирожденный уже ее не слушал. А быстрым шагом покинул комнату, едва не оттолкнув служанку с пути.
Пройдя по коридору до ближайшей лестницы, Руэри был вынужден прижаться к стене и снова прибегнуть к магии — дабы почти слиться с кладкой неровных камней, сделавшись если не полным невидимкой, то уж хотя бы незаметным. Вынудили его к этому несколько гвардейцев, несшихся вниз по лестнице. А за ними следом, и заметно проигрывая в скорости, двигался высокий худощавый старик, одетый не в доспехи, но в мантию. Очевидно, он и был магом, отправившимся на подмогу гвардейцам во дворе.
Так, оставаясь почти невидимкой, Руэри поднялся на этаж выше. Где, приметив упитанного подростка в лакейском костюмчике, подкрался к нему незаметно и цепко ухватил пальцами за пухлое горло.
— Как пройти в покои короля? — осведомился Прирожденный зловещим шепотом, — если не хочешь, чтобы я оторвал тебе голову — отвечай.
Как и следовало ожидать, лакей перетрусил — побледнел и покрылся потом. Возможно, он даже обмочился, но Руэри до того уже не было дела. Главное, что хотя бы этаж, отведенный непосредственно под покои его величества, этот ничтожный сопляк ему сообщил.
Обнаружился король в одной из комнат — где оживленно беседовал с какой-то бледненькой хиленькой, однако богато одетой, девчонкой. На служанку сие хлипкое создание ничуточки не походило и могло быть либо дочерью его величества… либо короля с годами потянуло на юных любовниц.
Первое из этих предположений показалось Руэри более верным. Во-первых, монарх и девчонка не лежали в кровати, а сидели друг напротив друга в креслах, разделенные маленьким столиком, на котором стояли графин и пара бокалов. Ну а во-вторых, юные годы были единственным достоинством собеседницы короля. Красотой же ее боги обделили. А значит, по скромному мнению Прирожденного, соблазниться этим хрупким бледным недоразумением мог бы только солдат, дезертировавший после нескольких лет похода. У всех остальных эта не то девушка, не то еще девочка могла бы вызвать желание разве что пожалеть ее, погладить по головке да сказать что-нибудь утешающее.
О том, что в одном из кресел сидел именно король, Руэри догадался благодаря мантии, золотой цепи с медальоном-гербом, а также короне. Точнее, не тому огромному и тяжелому сооружению, которое полагалось надевать монарху на приемах в тронном зале, а куда более легкому головному убору, скорее похожему на венец с зубцами.
На вошедшего в комнату и отвлекшего их от беседы невысокого молодого человека король и принцесса посмотрели со смесью досады и презрения.
— Ваше величество, — произнес Руэри притворно-слащавым тоном, одновременно приклоняя голову и прикладывая к сердцу руку, — хочу предложить вам… отправиться со мной в одно далекое… зато довольно-таки красивое местечко. Да, там нет прислуги, мягких перин и вкусного вина. Зато вдоволь свежего воздуха и красот первозданной природы, человеком пока не загаженной.
— Ну а если… я откажусь? — осторожно, но с суровыми нотками в голосе, осведомился король.
А затем, без присловий обратился к девчонке, сидевшей напротив:
— Сабрина, беги!
Предполагаемую принцессу с кресла как ветром сдуло. Шустро обойдя Руэри, она выскользнула за дверь.
— Напрасно волнуетесь, ваше величество, — сухо проговорил отступник-Прирожденный, — мне эта Сабрина и так не нужна. Только вы…
Он осекся, заметив в руке монарха кинжал, до сих пор таившийся, не иначе, под мантией. И даже чуток погрустнел, удрученный таким зрелищем.
— Я же говорю, волноваться не надо, — Руэри вздохнул, — я собирался решить дело миром и уж ваше-то величество убивать не планирую. Однако и железка ваша меня не напугает. А чтобы удержать вас от опрометчивых поступков…
Он взмахнул левой рукой, и дверь в комнату с громким стуком наглухо захлопнулась. Другую руку Прирожденный простер в сторону короля. Прямо из кисти вытянулась тонкая, но прочная цепь и точно живая устремилась к монарху, раздваиваясь по пути.
Достигнув рук короля, оба ответвления цепи оплели их запястья. Затем Руэри потянул цепь с неожиданной для такого невзрачного человека силой, вынуждая своего пленника встать с кресла.
— Поднимайтесь и в путь, ваше величество, — с ухмылкой и торжествующе сказал Прирожденный, — не волнуйтесь, это не займет много времени.
Он уже стоял в паре шагов от светящегося прямоугольника магического портала, таща за собой на привязи плененного короля, уже радовался хотя бы половине успеха… когда по разные стороны от него в комнате возникло еще пять таких же прямоугольников. Из каждого портала вышло по человеку… по меньшей мере, двух из которых Руэри, кажется, знал лично.
— Отступник! — сурово молвил один из пришельцев, тыча в его сторону указательным пальцем, — долго ты от нас прятался! Но все-таки обнаружил себя. Все-таки споткнулся… так и не угомонился за сто лет!
«Сто лет!» — про себя ужаснулся Руэри. Сам-то он оценивал время своего затянувшегося сна в хижине на Из-Монта-Фог, самое большее, в полвека.
А вслух не удержался от колкости:
— Ну и времена пошли! С каких пор Братство печется о делах смертных? Да еще вмешивается в них?
— Тебе мы больше не Братство, — отрезал, возвысив голос, другой Прирожденный, — и дела смертных здесь ни при чем. Тебе от рождения был дан дар, и место твое было среди нас. Но ты предал Братство и, похитив вверенный нам на хранение Ключ Огня, навлек на нас позор. Возврата в наши ряды тебе после такого преступления нет. Но и оставлять тебя бродить среди смертных с твоим даром и умениями мы не вправе. Потому остается для тебя только один удел: смерть.
— Смерть… смерть, — вполголоса повторили его спутники.
Магическая цепь, сковывавшая руки короля, исчезла. Погас и портал, что вел из комнаты на Из-Монта-Фог. В предстоящей схватке Руэри требовались обе его руки и вся оставшаяся магическая сила.
Да, отступник понимал, что против пятерых волшебников, не уступавших ему в силе и умениях, шансов устоять не было. Но не было у настигнутого беглеца и выбора. Во всяком случае, удирать через портал на остров точно смысла не имело — остальные Прирожденные непременно отправились бы следом.
А оставалось, как рассудил Руэри, ему теперь одно: покидая мир живых, как можно громче хлопнуть дверью.
Освободившись от магических пут, король выскользнул из комнаты прочь. Финала разыгравшейся здесь драмы он уже не увидел. Когда же, час спустя, стало ясно, что все уже кончено, хозяин Каз-Рошала облегченно вздохнул и порадовался, что замок почти не пострадал.
Жизненный принцип тана Грунворта с Драконьих островов гласил: главное — верить в хорошее, не волноваться и не суетиться. А счастье и так рано или поздно придет, улыбкой ли удачи или большим кушем. Оставалось лишь не проглядеть его при случае.
И надо сказать, что принципу этому в большей или меньшей степени следовали почти все соплеменники Грунворта. Даже неосознанно. И мудрость сия немудрящая подводила их редко. Во всяком случае, хоть и не водилось на Драконьих островах живых драконов, а одно упоминание этой горсти клочков суши наводило страху на многие поколения моряков. Потому как были тамошние жители нраву такого, что легендарные огнедышащие ящеры-исполины в подмогу им по большому счету и не требовались.
Островитяне почти ничего не выращивали на своей сухой каменистой земле, а даров природы на то, чтобы просто лежать под пальмами и любоваться на морской прибой, было явно недостаточно. И, тем не менее, обитатели Драконьих островов не голодали. Еще на тех островах не имелось залежей руд, не были островитяне и сильны в кузнечном деле, что не помешало им всем от мала до велика вооружиться. Причем отнюдь не палками и каменными топорами. Наконец, мало кто из уроженцев Драконьих островов, пребывая в чужой земле, жаловался на пустые карманы. Хотя торговлей в привычном смысле промысел большинства из них назвать не поворачивался язык.
Сородичи Грунворта не обивали пороги, не раздавали взяток и не лизали чужих задниц, судорожно ища, где чего можно купить подешевле, а продать подороже. Они не мотались с ценным товаром за тридевять земель и такое же количество морей. Они лишь ждали, когда придет счастье — хоть в образе корабля, набитого ценным грузом, а хоть и в лице толстосума, надеявшегося использовать людей вроде Грунворта в собственных интересах. В последнем случае можно было посмеяться над наивностью подобных надежд… про себя, а вот напрямую отказывать ни в коем случае не стоило.
Кстати, воплощение удачи, явившееся к тану Грунворту на этот раз, принадлежало ко второму сорту. Смуглый островитянин коротал время в одном из припортовых кабаков столицы Султаната Каат. Как уж она называлась — Вурмур, Мурмар — Грунворт запомнить не мог, да и не очень-то стремился. Зато сразу оживился, когда на порог заведения ступил один из этих двуногих кошаков, да еще богато одетый. Среди сборища моряков-людей, как с торговых суден, так и их извечных антагонистов-разбойников, смотрелся каат диковинно, можно даже сказать, неестественно. Как женское платье на любом из ватажников Грунворта… да и на нем самом, разумеется.
Посетители кабака, все как один люди, при виде каата начали вполголоса посмеиваться да обмениваться репликами, со стороны почти не слышными. Отдельные людишки наиболее подозрительного вида еще и оценивающе поглядывали на одинокого, выглядевшего совершенно безобидным, зато явно не жалующегося на ветер в карманах, разумного кота. Наверняка еще и прикидывали, как много денег, и каким способом лучше с него получить. Убить и ограбить? А может, лучше похитить и потребовать выкуп?
Не обращая внимания на хищные взоры этих мутных типчиков, каат осмотрел полутемное и грязное душное помещение. А когда приметил тана Грунворта, в одиночестве сидевшего за небольшим столом и цедившего пиво из огромной кружки, неспешной мягкой поступью направился к нему. И сел на лавку напротив.
Тан приободрился — внимание богатого господина, к какому бы роду-племени он ни принадлежал, сулило заработок. И Грунворт порадовался, мысленно поблагодарив духа-покровителя за то, что тот удержал от искушения напиться сегодня до полного скотства.
Размашистым движением… лапы, а может и руки, каат бросил на стол туго набитый мешочек. Содержимое его отозвалось звоном от столкновения со столешницей, и несколько золотых монет даже вывалились наружу.
А вот это уже было далеко не хорошо. Грунворт весь подобрался. Неужели глупый котяра совершенно не знает жизни?.. И зря. Потому что сразу несколько обладателей небритых хищных рож за соседними столами повернулись на заветный звон. Намерения их были понятны с первого взгляда — хотя бы по алчно сверкнувшим глазами и ухмылкам, полным предвкушения.
— Подберите слюни, обезьяны, — обернувшись, строго осадил их каат, — я представляю самого султана Меррламаара Второго, великого и мудрого. Если со мной что-нибудь случится, все суда в порту будут сожжены, а всем таким, вроде вас, отрубят головы.
По-людски он говорил сносно, хотя и со своеобразным произношением. Слишком мягким, похожим не то на шипение, не то на громкий шепот. Да еще чуточку шепелявым.
— Не сомневаюсь, что султан ваш умеет наказывать, — проговорил Грунворт, отрываясь от кружки и ставя ее рядом с собой на стол, — как и вознаграждать. Но все равно… такой кучей денег здесь лучше не сверкать. Что в заведении этом, что вообще близ порта. Сохраннее выйдет. Это просто совет, господин, не подумайте ничего.
— А это просто задаток, — не дрогнув, молвил каат, — остальное получишь, когда… работа будет сделана.
— Ясное дело, — тан пожал плечами, а собеседник его продолжил.
— Но прежде чем мы договоримся, хочу спросить… сколько этих… лодок ты можешь выставить?
— Полных две руки пирог и столько же плотов, — с готовностью отвечал Грунворт, — еще не меньше одной руки мне может дать другой тан… знакомый. Он тоже в этом городе остановился.
Мерой для счета жителям Драконьих островов служили «пальцы» и «руки». Один любой предмет считался у них за один палец, пять одинаковых предметов — за руку.
— Только помощь его… господин сам понимает, — внес тан необходимое уточнение, — тоже ведь не бесплатная.
— Понимаю, — каат кивнул, — и думаю, названных тобой сил должно хватить. Противником вашим будет один корабль. Да, крупный, да, военный. Но единственный. Вы должны справиться.
— А то! — Грунворт хмыкнул, — я лично принесу вам башку ихнего главного!
— Да нет! Не в… башке дело, — возразил его собеседник, нахмурившись и, кажется, даже брезгливо скривившись. Словно хотел сказать с присущей любому представителю знати спесью: «Фи-и-и, до чего неприятный человечишка! Как грубо он выражается. А уж какую жестокость замыслил. И пахнет от него как от свиньи, по ошибке козлом изнасилованной…»
С другой стороны, принадлежа к знатному сословию, кошак этот наверняка научился обращаться со своими мыслями, чувствами и словами осмотрительно, избирательно. Давая ходу лишь некоторым из них, а бесполезное большинство — придерживая. Потому и на сей раз он не сказал ничего лишнего. Зато основательно растолковал причину, побудившую самого каатского султана обратиться к такому человеку как тан Грунворт.
— Люди с этого корабля — посланцы короля из Каз-Рошала… это где-то на западе, — пояснил каат, — туда… в ту сторону, куда заходит солнце, они теперь и направляются. А вина тех людей в том, что они вероломно похитили нашу священную реликвию… предав вековую дружбу наших государств.
На дружбу, хоть и вековую, но одних иноземцев с другими, Грунворту было, разумеется, плевать. Подобные разговоры он вообще-то оставлял таким вот как этот кошак лощеным болтунам-дармоедам, которые, собравшись в толпу, обычно называют себя «государством». Волновал душу тана в этой истории только его собственный корыстный интерес. И все же слушал он каата, пришедшего с поручением от самого султана, без пренебрежения. Хорошо рассказанные истории вообще интересно слушать. Особенно под пиво. Так что Грунворт снова приложился к кружке… на дне которой еще что-то плескалось.
— Как известно, мы, кааты — никудышные моряки, — продолжал каат, а его собеседник-тан при этом подумал, что «никудышные» в данном случае еще мягко сказано, — собственного флота… тем более, военного, Султанат не имеет…
«Что и к лучшему, — с ехидством молвил про себя Грунворт, — не то бы мы без заработка остались… в лучшем случае. А в худшем вы бы нас, наверное, всех порешили. Или в рабство загребли».
— …покарать гнусных воров и вероломных предателей своими силами мы не можем, — говорил между тем каат, — задержать их в порту мы тоже не сумели… вернее сказать, не успели. Слишком быстро они нанесли удар и сразу удрали. Да еще ночью, как и все воры!
«Ну надо ж, как распинается-то, — снова подумал тан, вслух промолчав, — неужели он ждет от меня сочувствия?»
— Конечно, такое должно караться смертью, — каат подводил черту под своим рассказом, — однако этого мало. Реликвию тоже надлежит вернуть. Поэтому задание должно быть выполнено ровно так, как я сказал… без малейших отступлений. Всех, кто находится на корабле, надлежит перебить… или перерезать, это я оставляю на ваше усмотрение. А само судно следует вернуть в порт Вургаарра. И там мы уже сами разыщем украденную реликвию. А посему… и это очень важно: ни одна вещь с корабля не должна пропасть… или быть присвоенной кем-то из твоих людей. Ясно?
Грунворт молча кивнул. Но одновременно подумал, что если реликвия и впрямь такая ценная, если ради нее большие государства готовы порвать всякие отношения и не жалеть золота, оплачивая ее возвращение — возможно, удастся самостоятельно ее сбыть. По цене даже более высокой, чем этот султан Мурмурмар предлагает. А как ни крути, перенести небольшую… наверняка вещицу выйдет легче, чем гнать в порт целый огромный корабль. Вообще, приходящие из дальних закатных земель суда лично Грунворту казались излишне сложными. Не очень-то поддающимися управлению.
Хотя, конечно, решись Грунворт на подобную грубую хитрость — и придется ему держаться от Султаната Каат подальше. И возможности зарабатывать сильно уменьшатся, и голова может ненароком угодить на плаху. Так что решил тан по возможности играть честно. А там, как сложится. В конце концов, предстоял бой, а исход боя редко бывал предсказуемым.
Вслух же уроженец Драконьих островов сказал следующее:
— Простите, господин, но вынужден и я со своей стороны рассказать вам одну историю. Это ненадолго. Так вот, еще до того, как я родился, брата отца моего отца во время охоты сожрала акула. Отец моего отца, который тоже был там, замыслил отомстить… но как? Ведь акулы все одинаковые! Все на одну зубастую харю. Но запомнил он, что прежде чем попасть акуле в пасть, брат отца моего отца успел оцарапать эту тварь гарпуном. И отец моего отца начал искать именно акулу со шрамом…
Вздохнув и последним жадным глотком допив остатки пива, тан Грунворт добавил:
— Знаете, господин, к чему я это? К тому, что кораблей, как акул, много. Туда-сюда шастают. Поэтому хочу узнать, как я и мои люди опознаем нужный вам корабль? Как отличим от остальных.
— А… ну да, конечно, — пробормотал каат и выложил перед ним на стол пергаментный свиток. Рисунок, хоть выполненный лишь чернилами, но изображавший фрегат «Перст Сабрины» более-менее точно.
Выполнял такие рисунки служащий при таможне художник — для каждого, входящего в порт Вургаарра, судна. А название корабля, время и цель его прибытия заносились в особый журнал. Так что напасть на след возможных злоумышленников-моряков в случае надобности не составляло труда.
Иначе и быть не могло. Далекая от безоблачной, история каатов научила их, если не подозрительности, то уж хотя бы предусмотрительности. А предусматривать следовало, в том числе и возможность мести.
Второй день обратного пути обманул безоблачным небом. Яркое солнце искрилось, отражаясь бликами от подернутой рябью поверхности моря. Нет-нет, да доносились крики альбатросов, оживляя морской пейзаж. Неподалеку на забаву морякам плескались дельфины.
Да, ветер был слабоват, шел корабль медленно. Однако то была, скорее, приятная медлительность. Вроде той, что позволяет себе усталый работник, когда возвращается домой с жалованьем в кармане. Или, как вариант — охотник с добычей.
Столь же обманчивой оказалась легкость, с которой «Перст Сабрины» покинул порт Вургаарра. Да, никто не только не помешал отплытию фрегата, но даже не успел задержать по пути в порт Джилроя, удиравшего с третьим из Ключей Стихий за пазухой. И коль флотом собственным Султанат Каат не располагал, моряков среди подданных Меррламаара Второго не имелось, не боялись похитители Ключа и погони после того, как «Перст Сабрины» отчалил-таки, и порт остался за горизонтом. Самое большее, чего ожидал капитан фрегата — это посланное вдогонку наемное судно с командой, состоящей, разумеется, из людей. И вот с людьми этими разговор предполагался короткий: сперва предложение по-хорошему отвалить, а затем, в случае отказа, расстрел корабля-преследователя из бортовых пушек.
Эти планы и рассуждения успокоили и команду «Перста Сабрины», и трех его пассажиров. Оттого-то и те, и другие не сразу обратили внимание, когда дежурный матрос, несший вахту в бочке на мачте, разглядел в подзорную трубу целую армаду мелких суденышек, шедших следом за фрегатом.
«Чужие суда в кильватере!» — выкрикнул матрос. Да сам же затем и поправился: «Хотя какие уж там суда… мелочь одна».
Между тем, легкие и маневренные, суденышки преследователей все сокращали расстояние до корабля. Одновременно их неровный строй разделился надвое. Узкие лодки с загнутыми носами да разрисованными бортами, плоты с одной мачтой и косым парусом на каждом готовились обходить фрегат королевского флота с бортов. Смуглые от загара полуголые люди изо всех сил работали веслами, гребя по течению.
Утлые плоты и лодки колебались на волнах, однако с курса не сбивались. И где-то уже через час они были отчетливо видны с борта «Перста Сабрины» даже невооруженным глазом.
— Пираты с Драконьих островов пожаловали, — мрачно изрек капитан, разглядывая это полчище плавучей парусно-весельной мелюзги, — дикие ублюдки, совершенно неуправляемые. Наши морские бродяги под черным флагом просто само благообразие и воплощенная безобидность рядом с ними. Вроде храмовых служек!
— Отбиться сможем? — поинтересовался сэр Ролан, которого обескуражил мрачный и озабоченный вид капитана.
— Попробуем, — было ему ответом, — если даже не отгоним, то пусть попробуют на борт сунуться — мы-то здесь как-никак тоже не мальчики для битья. А пока… шугните-ка их. Попытайтесь.
Последние две фразы предназначались матросам. Четверо из них спустились в трюм, к пушкам. Вскоре один за другим раздались три громких хлопка. Одно из ядер угодило прямиком в пирогу островитян, разнеся ее в щепки, а трех ее пассажиров отправляя на дно. Однако еще два ядра ушли в воду, лишь подняв фонтанчики брызг напоследок.
Новых выстрелов не последовало — тратить ядра впустую, со столь низкими шансами на удачное попадание, никак не годилось. Так что начавшийся бой мог бы послужить неплохой иллюстрацией к поговорке «из пушки по воробьям».
Между тем на плотах островитяне уже раскручивали тросы, и абордажные крючья впивались в деревянные борта. Однако матросы уже были начеку и при появлении первой группы атакующих сбросили их — кого-то зарубив и заколов на палубе, а кому-то не дав даже на нее забраться. Эти, последние, попадали в воду, без толку держась за обрубки тросов.
— Что, погань плавучая! — выкрикнул, свесившись с борта, капитан, — не ожидали? Ну, искупайтесь теперь…
Со стороны преследователей что-то хлопнуло, точно выстрелила маленькая пушка. И капитан «Перста Сабрины» осекся и замолчал, когда какая-то сила, удар чего-то невидимого, сорвал с его головы треуголку.
— А эт-то еще что? — пробурчал он, опасливо отходя от борта.
Между тем островитяне ответили новыми хлопками. И… отлетела щепка от деревянных перил борта, крохотная дырочка возникла в одном из парусов, что-то маленькое, но крепкое, со стуком ударилось о борт. А сразу два матроса вскрикнули от боли и неожиданности, переходящей в страх. Да принялись судорожно зажимать раны, невесть откуда взявшиеся: у одного на ноге, у другого на груди.
— Что это, тыщу демонов мне в глотку? — с явным испугом вопрошал капитан. Обращался он при этом не к кому иному, как к сэру Ролану, видя в нем не просто удачливого авантюриста благородных кровей, но и умника-всезнайку. А что, грамоте благородный сэр обучен, книжки читает — авось и знает ответ.
И к чести конфидента, ожидания эти на сей раз он оправдал.
— «Пистолет» это называется, — был ответ, — если память мне не изменяет. Одно из изобретений Союза Вольных Городов. Что-то вроде маленькой пушки, которую одной рукой удержать можно. Вроде не самая удачная придумка: на кораблях больше проку от больших орудий, на суше от оружия с порохом вообще хлопот больше, чем пользы. Нужны запасы этого пороха, ядрышек этих маленьких… они же пули. Подвозить все это добро. А если к хранилищу пороха подлетит хотя бы один грифон, и с него всадник горящий факел скинет, то так рванет, что битва закончится очень быстро. Если вообще успеет начаться. Непрактично-с так воевать, в общем.
— Союз, значит, — еще больше нахмурившись, произнес капитан, — тогда какого демона эти… пистолеты сюда занесло? Чуть ли не на другой край мира?
— Был бы товар, а покупатель найдется, — конфидент развел руками, — а для дикарей этих на лодочках и плотах такие меньшие собратья пушек — самое то. И стрелять можно, и путешествовать почти… налегке.
На последнем слове сэр Ролан осекся, ибо очередной выстрел пробил дыру в его шляпе.
— Ладно-ладно, — буркнул капитан, — мы ведь тоже не кашу деревянным башмаком едим. Эй, маги, сюда!
А когда подоспели на зов оба корабельных волшебника, обратился к ним с распоряжением:
— Ты, вскипяти-ка это шлюхино отродье справа по борту, вместе с морем, хе-хе. А ты прикрывай, первого, чтоб не подстрелили. Да и себя не забывай… да что мне, учить вас?..
Учить магов и впрямь было бы лишним. Действовали они слажено, умело, а главное, успешно. Когда оба подошли к перилам борта, со стороны островитян прозвучало больше полдесятка выстрелов… однако все ядрышки-пули отскочили от своевременно выставленного магического щита. Затем выстрелы стихли — пушки, даже маленькие, требовали времени на зарядку. Да и разогревались наверняка не хуже полноценных орудий. А остывали, пускай и заметно быстрее, но тоже не мгновенно.
Как бы то ни было, а давать разбойникам с Драконьих островов хотя бы лишнюю минуту маги не собирались.
Магический щит был снят, и один из волшебников выбросил перед собой правую руку, из ладони которой вырвалась молния. Достигнув поверхности моря в окружении пирог и плотов, она разветвилась, раскинув во все стороны смертоносные щупальца.
Мгновенно вскипела вода, а смертоносная сила молнии между тем соприкоснулась с бревнами плотов и досками пирог. И с телами тех, кто находился на этих суденышках — тоже. Вода не была препятствием для этой силы, даром, что схожей с огнем. Напротив, вода ей помогала, как помогает мост преодолеть реку или овраг.
Истошно вереща, островитяне падали замертво, мгновенно поджариваясь изнутри. Разламывались, чуть ли не крошились, плоты и лодки. От них оставались обломки, покачивающиеся на поверхности воды.
Разумеется, такая участь постигла далеко не всех преследователей. Уж очень много их было. И силы той, единственной, молнии попросту не хватило. Но хотя оставшиеся в живых островитяне и не думали обратиться в бегство, маги «Перста Сабрины» были готовы повторить свою контратаку снова и снова.
Хуже дела обстояли по левому борту. Поскольку у магов дотуда попросту не дошли руки, почти невредимые выходцы с Драконьих островов сподобились новой попытке абордажа. И, воспользовавшись более слабым прикрытием, смогли даже прорваться на борт.
Несколько матросов ринулись им навстречу. Столкнулись сабли. Сражались, кстати, островитяне неплохо. Но еще больше им помогали выстрелы сородичей — довольно-таки меткие. И вот уже один из оборонявших левый борт матросов пал замертво.
— …э-э-э, можно я попробую? — это Аника выбралась из каюты, привлеченная шумом битвы. В руке она держала один из Ключей — с изображением капли.
Обращалась девушка не к капитану, а к сэру Ролану, уже готовящемуся броситься в бой, дабы помочь оборонять левый борт.
— Дело твое, — небрежно бросил конфидент через плечо. А уже в следующее мгновение на ходу вонзил шпагу в живот ближайшего из островитян.
Прошмыгнув мимо сражающихся, Аника подобралась поближе к левому борту. И, присев, спрятавшись за перилами для меньшей заметности да прижав изо всех сил Ключ Воды к макушке, уставилась на скопище дикарских корабликов, кучащихся близ «Перста Сабрины».
Раз — перед глазами промелькнула картина, живая и движущаяся: зрелище ручьев, зарождавшихся и набиравших силу в горах. Два — ручьи сменились полноводными реками, омывавшими берега, заросшие лесами. Из леса выглянул молодой олень и, спустившись к берегу, припал к воде, утоляя жажду. Три — реки оказались питающими море… такое бескрайнее, что синева его сливалась с синевой небес. А потом синева эта нарушилась наползающими тучами. И первые капли начавшегося дождя упали на водную гладь моря, оставляя расходящиеся круги.
Другое море — то, что плескалось за бортом «Перста Сабрины» — между тем пришло в движение. Вода заколыхалась, и утлые суденышки едва держались на плаву. А люди, управлявшие ими, о новых атаках теперь, разумеется, не помышляли.
Волнение нарастало с каждым мгновением. Пока, наконец, не прошла такая волна, от какой даже фрегат королевского флота заходил ходуном. Что уж говорить о плотах и пирогах. Шаманы Драконьих островов, разумеется, наложили на них кое-какие чары, сделав более быстроходными, например. Однако противостоять удару стихии магия не смогла. Особенно столь примитивная магия — и такому мощному удару.
Словно исполинская рука ударила по воде, сметая и переворачивая суденышки островитян. А затем в глазах Аники потемнело от внезапной и острой боли. Это один из уроженцев Драконьих островов, сумевших пролезть на борт, добрался до девушки и сообразил ткнуть ее своей кривой саблей.
Конечно же, в следующий миг островитянин тот был зарублен. Однако этого Аника уже не увидела. Как не увидели вскоре больше ничего участники атаки на «Перст Сабрины». Все, включая их предводителя — тана Грунворта.