Ключи стихий (СИ)

Глава третья

Руэри, беглец из Братства Прирожденных — а единственным жителем Из-Монта-Фог был именно он — теперь чувствовал обиду. Право же, не самое подобающее чувство для столь могущественного существа. Еще он ощущал досаду, как и любой человек, однажды осознавший, что принял неправильное решение.

Чтобы подманить к острову торговое судно, даже Прирожденному потребовалось немало сил. Очень уж на большом расстоянии пришлось действовать. Корабли-то вниманием этот уголок моря отнюдь не баловали. Очевидно, не перестал он считаться глухоманью за годы или даже десятилетия, прошедшие с тех пор, как Руэри погрузил себя в магический сон.

Однако сил хватило, и удача улыбнулась отступнику-Прирожденному, ниспослав шхуну с дурацким названием. Хотя не в названии, конечно, дело — в любом случае, корабль есть корабль. И глядя, как шхуна отплывает от острова вдаль, захваченная его мертвым воинством, Руэри еле поборол искушение тоже перенестись на борт. И покинуть теперь уже бесполезный остров.

А остановила-то Прирожденного тогда… банальная брезгливость. Даже вспоминать о том ему сделалось теперь смешно и стыдно. Не захотел путешествовать в компании гниющих трупов — и теперь оказался заперт на Из-Монта-Фог. Именно так: заперт. Не больше и не меньше.

Понял Руэри, что это так, когда попробовал испытать кое-какие из своих магических навыков. Убедиться, что не утратил их за время сна. Попробовал он прибегнуть тогда и к заклинанию Портала, старательно воскрешая в памяти приметы знакомых городов и улиц. Воспоминания у беглеца-Прирожденного вышли яркие, в целые картины складывались… однако заклинание не срабатывало. Портал просто не открывался — раз за разом. А это означало, что тех мест, о которых помнил Руэри, более не существовало. Вернее, они выглядели теперь иначе, эти места. Ибо проспал беглый маг, самозваный хранитель Ключа Огня, и впрямь слишком долго.

А поскольку беда обычно редко приходит одна, то за первой плохой новостью вскоре последовала другая. В один из дней, слоняясь от нечего делать вдоль берега, Руэри внезапно почувствовал нестерпимую боль. Голова точно взорвалась изнутри, как одна из недавних придумок алхимиков из Союза Вольных Городов — так называемый порох. Следом боль добралась до шеи, чуть ли не лишая мага способности дышать. А затем растеклась по всему телу, парализуя руки и ноги. И повергая Руэри на старательно вылизанный прибоем песок.

Очнулся отступник-Прирожденный только к вечеру. И почти сразу понял причину произошедшего. Другой вопрос, что понимание это его не обрадовало — как и сама причина.

А заключалась оная в том, что, подняв мертвых пиратов собственной магической силой, волшебник не только получил над ними власть, но и установил некую связь. Не такую сильную, как между частями одного тела, но все равно заметную. То есть, не только мертвяки ощущали волю Руэри и выполняли ее. Сам маг тоже чувствовал своих посланцев. Подобно тому, как рыбак поддерживает через удочку связь с червяком-приманкой. И узнает, когда оного червяка, наконец, заглатывает рыба.

Но то, о чем узнал Руэри благодаря накатившей на него волне боли, нельзя было сравнить ни с поклевкой, ни с иными проявлениями успеха. Отнюдь: столь болезненно мог произойти только разрыв магической связи. А это значило, что поднятый им отряд мертвяков либо попал в шторм, либо угодил в водоворот, либо просто ушел слишком далеко даже для магического могущества Прирожденного. Еще корабль с мертвяками могли уничтожить — хоть преследуемый ими «Перст Сабрины», а хоть и кто-нибудь другой. Те же пираты, к примеру. Торговая шхуна для них кусок весьма лакомый, что греха таить.

Но каковы бы ни были причины разрыва связи, означало это, в конечном счете, одно: дохлые гниющие посланцы Руэри потерпели неудачу. И теперь мало того, что Ключ Огня оставался в руках ворюг с «Перста». Вдобавок, даже призрачная возможность покинуть остров на угнанном мертвяками корабле, в случае их возвращения, теперь отпадала.

Сокрушался, впрочем, Руэри недолго — примерно до ночи. Когда же стемнело, он решил воспользоваться запасным планом. Для чего вернулся на то же место, где в свое время поднял мертвяков.

Там, в темноте, маг принялся совершать многочисленные и на первый взгляд бесполезные движения руками в воздухе. Каждое движение оставляло в воздухе тонкий светящийся след — этакую нить, только невесомую. А все вместе эти нити образовывали объемную фигуру, известную среди приверженцев запретной магии как Сетка.

Подобно рыболовным сетям, предназначалась Сетка для ловли, но только не рыбы. Не принадлежащая к вещественному миру, в котором все имеет вес, вкус и запах, поймать она могла тоже лишь что-то невещественное. Бестелесное. Что нельзя продать на рынке… но в умелых руках оно может оказаться полезным.

Когда сетка достигла высоты человеческого роста, Руэри отступил от нее на пару шагов. И принялся ждать — терпеливо, на протяжении примерно получаса. Пока, окруженная светящимися нитями, перед ним не возникла человеческая фигура. Полупрозрачная. И озаренная изнутри тусклым белым светом.

Человек, которым когда-то была полупрозрачная фигура, успел прожить долго, а при жизни был могуч и нравом добрым не отличался. Черты лица призрака были нечеткими, но даже теперь Руэри смог различить и глубокие морщины на лбу, и суровое небритое лицо. Не иначе, какой-нибудь разбойник, матерый головорез. Или столь же матерый вояка.

— Кто ты? — голос призрака звучал гулко и монотонно, как ветер за стеной.

— Во-первых, тот, кто может вернуть тебя к жизни, — молвил Руэри, — а во-вторых, вопросы здесь буду задавать я. Как тебя зовут… ну, то есть, звали при жизни.

— Крогер, — протянул призрак, на миг, словно бы призадумавшись, — капитан… Крогер.

— Капитан? — переспросил отступник-Прирожденный, — капитан корабля, то есть? А впрочем, чего это я?.. Не в том ведь дело. Просто расскажи о себе, Крогер.

И он присел на траву, готовясь терпеливо слушать.

Кааты были существами, похожими на кошек — только прямоходящими, как и подобает разумному существу, и высотою примерно в четыре фута.

В отличие от дшерров и лил’лаклов, кааты давно поддерживали отношения с человечеством. Союзниками, правда, не были. Но, в силу миролюбивого нрава, предпочитали торговать, а не вести бесконечные войны или существовать обособленно от остального мира. С королевством, родиной сэра Ролана, кааты даже посольствами обменивались.

Земли, населенные каатами, были обширными, хотя и мало приспособленными для жизни, поскольку располагались в пустынях на юго-востоке материка. Оазисы принадлежали кланам знати — их у этого низкорослого усатого-хвостатого народа насчитывалось не меньше сотни. Семейства простых каатов вынуждены были ютиться среди песков, пытаясь что-то вырастить или прокормить скот на этой сухой земле. Ну, или напроситься к знати в качестве прислуги и батраков. Отдельные попытки силой оттяпать для себя землицы получше случались… но раз за разом оканчивались неудачей. Ведь чтобы завладеть землей, следовало для начала изгнать с нее прежних владельцев. А сделать это было почти невозможно, ибо усадьба даже небогатого каатского клана обычно была укреплена почти как замки и форты людей. Тогда как в изготовлении оружия прямоходящие кошки не преуспели. Пороха, например, они и по сей день не использовали. Ибо, как уже говорилось, тяги к войне не испытывали.

Такое положение дел могло продолжаться сколь угодно долго. И столь же долго каждое из семейств могло существовать более-менее самостоятельно. Обходясь без контактов с остальным миром, без муравейников-городов и, конечно же, без единой власти. Годы и века могли тянуться, почти неотличимые один от другого.

Толчком же к развитию народа каатов и к объединению их земель под властью султана стали соседи — далеко не добрые и точно не приятные. И то, что принадлежали они к роду человеческому, нисколько их не оправдывало. По большому счету соседи каатов были обычными дикарями, но в них уже успела пробудиться алчность. Они уже знали, что еда может не только насыщать, но и приносить удовольствие вкусом; что одеждой можно не только прикрывать срам, но и хвалиться перед соседом, и что блеск серебра и золота — он такой приятный, манящий.

Горные Княжества и Бароны Пустыни — так соседствующие с каатами людские племена именовали друг дружку. Первые обитали в горах, предгорьях и долинах к северу от пустынных земель. Вторые мотались по самим пустыням, задерживаясь на одном месте от силы на несколько лет.

Каждое поселение этих людей было отдельным независимым государством. А, вернее, уродливым образованием, в котором все мужчины достигшие совершеннолетия, были объединены в банду разбойников, возглавляемую так называемым бароном или князем. На хозяйстве же в поселениях оставались женщины и дети, пока мужчины выходили на добычу.

Дикари ничего не выращивали, не разводили скот и даже охоте на зверей предпочитали разбойные набеги. Они не нуждались в землях — включая земли каатов. Но лишь хватали все, что могли унести да сжигали и разрушали остальное, до чего успевали дотянуться.

Конечно, не чурались дикари нападать и на себе подобных — разоряя чужие поселения и устраивая стычки с другими бандами. Но сущим бедствием они стали все-таки для каатов. Да, укрепленные усадьбы оставались для кое-как вооруженных разбойников неприступными. Зато после каждого набега те, словно в отместку, оставляли перерезанный скот, вытоптанные и выжженные поля, вырубленные сады. Ну и, разумеется, слезы хозяев всего этого загубленного добра, коих теперь ждали нищета и голод.

И мало-помалу даже до мирных каатов дошло, что выжить, дать отпор разбойничьим племенам они смогут лишь сообща. А еще лучше, если бремя борьбы с дикарями возьмут на себя не ополчения из простых трудяг, но отряды предварительно обученных и вооруженных бойцов. Иных обязанностей, кроме защиты соплеменников, не имеющих.

Дальше — больше. Отрядами этими кто-то должен был командовать и, что еще важнее, на что-то их следовало содержать. И даже если каждый клан выделял провизии и иного имущества, сколько мог, все равно возникала необходимость в присмотре за собранными средствами и в их распределении.

Проще говоря, позарез нужно было создать единое войско и единую же казну, заодно переходя к использованию денег взамен простого обмена. А значит, и единая власть тоже требовалась. Чтобы следить за всем перечисленным.

Объединение каатов произошло примерно три века назад. Тогда же первый из султанов, Вургаарр Заступник счел, что лучше не отбиваться от дикарей, гоняя боевые отряды по обширным пустынным землям. Но находить поселения врагов-людей и истреблять всех, кто там находился. Не щадя самых маленьких детей… а что до стариков, то их и сами дикари-сородичи не щадили.

Поначалу каждая из таких атак устраивалась в ответ на набег людей. Позднее войско султана устроило настоящую охоту на дикарские поселения. Более того, кааты даже пробовали стравить банды между собой, выплачивая вознаграждения за каждое отрезанное человеческое ухо или палец.

Правда, полностью очистить земли каатов от дикарей при жизни Вургаарру не удалось. Последние из Баронов Пустыни были уничтожены лишь около века назад. Горные княжества так и вовсе существовали по-прежнему. Хотя, справедливости ради, изрядно присмирели.

В честь Вургаарра, кстати, была названа новая столица Султаната Каат — основанная на морском побережье, в те годы, когда разумные кошки начали налаживать торговлю с государствами и городами людей. Она же была единственным портом Султаната. Как и всякие кошки, воду кааты недолюбливали, кораблей не стоили, зато неплохо грели лапы, собирая пошлину с человеческих кораблей, перевозивших товары туда-сюда. Привез что-то — будь добр, заплати. Повез что-то из местных товаров в обратную сторону — опять-таки, изволь раскошелиться.

И в эту-то столицу-порт Вургаарр прибыл теперь «Перст Сабрины» после того, как побывал на соседнем материке. После визита сэра Ролана к Великому Дшерру — визита, увенчавшегося, кстати, успехом. Жрецы дшерров, хранившие Ключ Воды, конечно, поломались для формы. Но нужды прятать Ключ, нарочито отказывать конфиденту в передаче, вообще отрицать его существование, по большому счету не имели. Вот если бы сэр Ролан действительно не знал о существовании Ключей и Повелителя, и кабы до пробуждения последнего было еще далеко, тогда да: Ключ надлежало хранить и никому не отдавать. Но раз это не так, то какой смысл артачиться? Себе дороже выйдет. Не говоря уж о том, что представлял сэр Ролан не просто какое-то государство людей, но королевство-союзника. А союзный долг, как и всякий долг, знаете ли, платежом красен.

На то, что с султаном каатов переговоры пройдут столь же гладко, конфидент не рассчитывал. И не только потому, что союзнических отношений у людей и разумных кошек не было. Просто сэр Ролан знал о некоторых свойствах каатской натуры, коих сам он успел насчитать целых два.

Так, во-первых, из любого дела кааты старались извлечь наибольшую для себя выгоду. Даже выказывая вроде бы готовность пойти на уступки, цену они могли запросить запредельную. Такую, что для противной стороны она казалась форменным издевательством. Правда, опять-таки при условии, что стороне этой деваться некуда: либо плати — либо уходи несолоно хлебавши.

Во-вторых, все стороны жизни каждого каата затрагивал культ семьи. Обидеть родственника, даже дальнего, как-то хоть чуточку унизить его достоинство, даром, что с выгодой для себя, для каата считалось недопустимым. Оттого, например, прибыльная сделка могла сорваться лишь потому, что троюродный дядя каатского купца продавал тот же товар немножечко дороже, а значит, вроде как, оный купец переманил у дяди покупателя. А если не переманил, то цену следовало бы назначить такую же, как у троюродного дядюшки. А лучше — хотя бы чу-у-уточку повыше.

Так размышлял Ролан, пока нанятый экипаж вез его из порта к дворцу султана. Вез в компании Джилроя и Аники, с недавних пор успевших стать неотвязными и неразлучными. Впрочем, справедливости ради, конфидент полагал, что и эти двое могут быть для него полезными. Точнее, их воровские умения.

— А вот интересно, — заговорил оглядывающийся по сторонам Джилрой, отвлекая конфидента, — эти кааты такие низкорослые… зачем им такие огромные дома?

Действительно, выглядел город Вургаарр на человеческий и неискушенный взгляд непривычно, даже странно. Это в столице королевства замок Каз-Рошал высился над остальным городом, словно прохожий, окруженный стаей голубей. А вот если б стараниями какого-нибудь мага удалось перенести королевский замок сюда, смотрелся бы он уже не столь значительно. Рядом с высоченными и одновременно занимающими немалую площадь каменными домами, затенявшими городские улицы.

Вдобавок, вокруг каждого из домов высились каменные же ограды высотой в два-три человеческих роста. Вместе с домом такая ограда прихватывала еще изрядный кусок земли, занятый под сад, засаженный пальмами и развесистыми фруктовыми деревьями.

— Кто их поймет, кошек этих, — брякнула в ответ на вопрос спутника Аника. Брякнула небрежно, не подумав. Однако случайно или нет, но ответом своим умудрилась попасть в яблочко.

— Ну, в общем-то, да, — отозвался Ролан, — не будем забывать, что кааты, по большому счету, те же кошки…

Нанести этой фразой обиду хотя бы возчику, управлявшему экипажем, он не боялся. Мало кто из каатов знал язык, бывший в ходу в землях людей.

— …и как всякие кошки, они очень плодовиты, — продолжал конфидент, — это в человеческих семьях рождение двоен-троен редкость, а по десятку детей разве что некоторые крестьяне заводят — как-никак, лишние рабочие руки. У каатов же одна семейная пара может и десять, и двадцать детей растить, это у них в порядке вещей. И всех их где-то разместить надо. Я уж не говорю о том, что вырастая, дети каатов не горят желанием, как люди, жить отдельно от родителей. Так что в одном каатском доме может жить по нескольку поколений одной семьи. Самые старые на верхнем этаже, а молодняк внизу. Еще кааты предпочитают не строить новые дома… для нового дома ведь дополнительная земля требуется. А чаще надстраивают старые жилища. Новые этажи добавляют, пристройки.

А вот внимание Аники привлекали не столько дома Вургаарра, сколько сами кааты. Мало того, что само по себе зрелище кошек, ходящих на задних лапах, могло показаться диковинным. Так вдобавок от их ярких разноцветных халатов, кафтанов и похожих на полотенца головных уборов рябило в глазах.

Яркие цвета одежды наводили на мысли о веселом нраве, любви к праздникам. Впечатление это портили разве что попадавшиеся на глаза время от времени воины с бердышами и пиками чуть ли не вдвое длиннее собственного роста. Живое свидетельство того, что за время объединения кааты успели заметно измениться. Перестав быть просто мирными крестьянами и торговцами, но научившись себя защищать.

Еще внушительнее, чем дома рядовых каатских семей, смотрелся в столице только дворец султана. Со стенами из белого мрамора, узкими и высокими стрельчатыми окнами, громадной аркой парадного входа и крышей, по форме похожей на исполинскую луковицу — он возвышался над прочими постройками столицы, отделенный от нее белокаменной стеной. Между стеной и дворцом располагался обширный парк: с целым лугом сочной и аккуратно подстриженной травы, несколькими фонтанами, от которых веяло свежестью, и целыми рощами разнообразных деревьев, многие из которых Анике, например, знакомы не были. Как и Джилрою, даром, что уроженцу солнечного Веллунда.

Чтобы попасть хотя бы в этот парк, Ролану пришлось предъявить страже у ворот грамоту с гербом королевства. А также представиться и убедить хвостатых вояк, что прибыл он не абы как и зачем, но с поручением его величества. Затем один из стражников сбегал к дворцу — не иначе, спросить разрешения султана на визит гостей из людских земель. К чести стражника и, видимо, местного правителя, ждать конфиденту и его спутникам потребовалось недолго.

Экипаж им пришлось, разумеется, оставить у ворот. А по парку прогуляться пешком… что, впрочем, оказалось не в тягость и даже приятно.

Собственно, именно посреди парка состоялась встреча с султаном. Впечатление со стороны могло сложиться такое, что здешний правитель просто вышел на прогулку. И как бы по сугубой случайности, наткнулся на посланца иноземного короля.

В отличие от гостей, себя любимого султан отнюдь не утруждал пешими переходами. Прогуливался он, возлежа на подушках в паланкине… который волокли четверо мускулистых, полуголых раба-человека. То были потомки злосчастных дикарей-разбойников. Тех из них, которые предпочли не быть уничтоженными, а пойти в услужение хозяевам пустынных земель. О выборе своем, кстати, ни один из них впоследствии не пожалел. Ведь и питались невольники посытнее вольных сородичей и жили в большем удобстве. А главное, не нужно было самим заботиться о куске хлеба, вдобавок рискуя жизнью. Кормить раба и обеспечивать ему крышу над головой, было святой обязанностью хозяина.

Рядом с паланкином, по бокам от него следовали два каата в легких цветастых одеждах придворных. В руках каждого было по опахалу, с помощью которых они делали и без того свежий воздух вокруг султана еще более прохладным и приятным.

Следом за паланкином, на приличном, впрочем, отдалении мягкой поступью двигались стражники — только Ролан насчитал их не меньше полдесятка. Кроме того, конфидент заметил шедшего рядом с паланкином еще одного придворного, без опахала. Зато в колпаке с кисточкой, считавшемся признаком того, что положением своим оный придворный обязан ученостью, богатыми знаниями. А не знатным происхождением или особым расположением к нему султана.

«Толмач, наверное», — догадался Ролан. А значит, встреча эта все-таки не была импровизированной, как тщился представить ее сам султан.

Когда до процессии с паланкином осталось всего несколько шагов, конфидент опустился на траву на одно колено и приклонил голову. То же самое, подражая, проделали Аника и Джилрой.

— Склоняюсь до земли перед великим и мудрым султаном Меррламааром Вторым, — произнес Ролан, а спутники за его спиной шепотом повторили за ним, — чей лик подобен солнцу, хвост упруг, а когти остры и крепки, как клинки. И так же верно разят врагов султана и тех, кто покушается на благоденствие его подданных.

Потянувшись к паланкину, толмач в колпаке с кисточкой пересказал султану слова конфидента. Речь каата звучало мягко, с журчанием. Султан в ответ лишь кивнул: пусть, мол, продолжает. И Ролан продолжил:

— Приветствую великого и мудрого султана Меррламаара Второго от имени его величества, Лодвига Третьего, владетеля Каз-Рошала и окрестных земель. И припадая к благословенной земле великого Султаната, хочу передать великому и мудрому султану нижайшую просьбу.

— Великий и мудрый султан Меррламаар Второй хотел бы знать, о какой просьбе идет речь, — изрек толмач, прежде обменявшись с султаном репликами на своем языке.

— Сколь бы мрачны ни были вести мои, — как бы издалека начал конфидент, — но чувство долга не позволяет мне скрывать их. В землях дальних и холодных пробуждается тот, кого называют Повелитель Мора. И если дать ему обрести свободу… войти в полную силу, он нашлет на мир неизлечимые болезни. И многие погибнут — и люди, и кааты. А те, кто уцелеет, станут рабами ледянников. Такими же, как они существами бездушными и безжалостными.

Снова переговорили толмач и султан. А последовавший затем ответ, высказанный каатом в колпаке с кисточкой, Ролана сразу встревожил.

— Сердце великого и мудрого султана Меррламаара Второго полно жалости и тревоги за судьбу вашего королевства, его величества Лодвига Третьего, чье милосердие известно по всему миру… и за его подданных, сколь добрых, столь же и мужественных, трудолюбивых. Но великий и мудрый султан желает знать, чем мог бы он помочь в вашей беде. Какая помощь требуется королевству, вековой дружбой с которым великий и мудрый султан дорожит?

— Благодаря Братству Прирожденных, — начал конфидент сухо, от волнения забыв про этикет, — я узнал о Ключах Стихий, отданных на хранение четырем разумным народам мира. Сейчас два этих Ключа у меня. И, насколько мне известно, еще один — Ключ Земли — находится во владении великого и мудрого султана Меррламаара Второго.

Ответ, услышанный Роланом после нового обмена репликами между толмачом и султаном, увы, не обрадовал:

— Сколь ни полно сердце великого и мудрого султана печалью, сколь ни дорожит он дружбой с королем, чье милосердие известно по всему миру… но Ключ Земли необходим и нашей стране. День-деньской и еженощно смиренные слуги, называемые Грезящими, используют силу Ключа, делая наши земли плодороднее, урожаи обильней, а стены крепче. Мертвые же земли ледянников далеко. Великий и мудрый султан уверен, что сможет защитить своих подданных от этой напасти.

— Да он с трона упал, что ли вниз головой?! — не выдержал и вскричал Джилрой, так возмутили его эти слова. К чести толмача, дерзкую фразу одного из гостей переводить он не стал. Ролан же, получив столь категоричный отказ, поспешил и встречу поскорее закончить, и спутников своих увести.

Но вот чтобы сдаться — ни в коем случае.

План действий по случаю султанского отказа созрел в голове конфидента по пути в постоялый двор, предназначенный для иноземных гостей. Хотя владел тем заведением, разумеется, каат, да и обслуга в основном состояла из каатов, не считая пары людей-рабов, построено оно было по образцу человеческих жилищ. И помещения в нем были выкроены тоже под человеческий рост. Хотя, Ролану, например, они казались тесноватыми.

А прежде, чем вернуться в этот приют для чужаков, конфидент велел возчику двигаться в порт. Вернее, в прилегающий к нему район, который был похож на все подобные райончики во всех портовых городах мира.

В одном из тамошних кабаков Ролан разыскал капитана «Перста Сабрины». И нескольких матросов заодно — один как раз хвалился перед честной компанией, что обнаружил бордель с человеческими женщинами-рабынями. Причем совсем недалеко, от силы в паре-тройке сотен шагов.

Хоть и жалко было по-человечески конфиденту портить отдых и остужать пыл морякам, но пришлось предупредить капитана, что вскорости им всем придется драпать — и из славного города Вургаарра, и вообще подальше от каатских земель. А значит, следовало капитану срочно собрать команду и возвращаться на корабль. Будучи готовыми к отбытию в любой момент.

А когда Ролан, наняв новый экипаж, наконец, направился к постоялому двору, то про себя порадовался собственной интуиции. Ведь именно она, не иначе, не позволила ему избавиться от Джилроя и Аники, оставить их в столице хотя бы по возвращении с Из-Монта-Фог. Но нет, эти двое увязались за ним и в новое путешествие — ради прояснения тайны Ключа Огня. А конфидент не решился им отказать. И вот теперь их, если можно так выразиться, таланты пришлись весьма кстати.

В отличие от большинства каатов, прислуга на постоялом дворе родной язык Ролана худо-бедно, но знала. А еще среди слуг конфиденту не составило труда найти хотя бы одну молодую каатку, не избалованную лишними деньгами. Ее тоже Ролан решил задействовать в своей затее, для чего подбросил горсть монет за пустячную вроде бы услугу.

Служанке надлежало на несколько часов отлучиться с постоялого двора и прогуляться по городу. В компании с Аникой — ее, дабы скрыть человеческое происхождение, Ролан задумал, во-первых переодеть по здешней моде. А во-вторых основательно замотать голову тюрбаном. Так, чтоб только небольшая щель для глаз осталась.

Конечно, даже будучи небольшого по человеческим меркам росту, дочь Ханнара Летучей Мыши карлицей все-таки не была. И уж над большинством каатов возвышалась едва ль не на целую голову. И все-таки лучшего соглядатая в распоряжении Ролана не имелось. С ростом, хотя бы таким, как у Аники, шансов выделиться и привлечь к себе нежелательное внимание, было всяко меньше, чем, если бы на подобную прогулку отправился хотя бы Джилрой.

Гулять Анике и служанке с постоялого двора, надлежало, разумеется, не для того, чтобы подышать свежим воздухом. И не только, не столько за тем, чтобы получше узнать город. Для прогулок, как велел им Ролан, надлежало использовать места, где скапливалось побольше народу. Площади обычные и площади рыночные, торговые лавки, кабаки и закусочные. От служанки требовалось пересказывать Анике разговоры местных жителей, в случае надобности да по возможности давать пояснения. Гостья из человеческих земель вроде бы как захотела поучиться языку каатов. И полагала, что правильнее это делать с помощью живой речи. Всяко действеннее выйдет, чем заниматься с наставником или ворошить книги.

На самом деле из обрывков разговоров Аника должна была выуживать сведения о так называемых Грезящих. Кто они, откуда взялись, где обитают и насколько расположены общаться с простым народом.

Конечно, собирать сведения таким способом было столь же муторно, как промывать песок в поисках золота. И с такими же шансами на успех. Однако к делу Аника подошла не только с готовностью к трудностям… но и с некоторым опытом подобной работы. Как сама она призналась в разговоре с конфидентом, одно время ей приходилось почти так же, бродя и подслушивая, выяснять, в чей дом лучше и безопаснее забраться, и где вора может ждать неплохая пожива. То, что удавалось узнать, Ханнар либо использовал сам, либо продавал другим ворам.

Хотя, конечно, язык тогда был не чужеземный, но родной для Аники и привычный. А значит, и легче ей в ту пору приходилось.

Но как бы то ни было, а с поручением Ролана юная воровка справилась. О Ключе Земли, понятно, простые кааты и слыхом не слыхали. Зато о Грезящих в столице Султаната не знал только ленивый.

Как выяснила Аника, все началось несколько лет назад — вскоре после восшествия Меррламаара Второго на престол. Султан объявил, а глашатаи разнесли народу, что то ли жрецы, то ли придворные маги узнали, как можно сделать выжженные солнцем каатские земли более пригодными для жизни. Со временем и вовсе они посулили-де превратить пустыню в цветущий сад. Но как нередко бывает в жизни, в пару к столь заманчивому обещанию напросилась необходимость жертв.

Для сотворения чуда потребовались несколько девушек — сколь красивых, столь же и чистых, непорочных. Поначалу хватало семерых, но в последний год их число доросло до тринадцати. Казалось бы, мелочь для города, в котором жили тысячи каатов. Не привыкшие оспаривать волю султана, подданные его такую цену, хоть скрепя сердце, но заплатили бы. Вот только речь шла не о разовом жертвоприношении. Чуть ли не каждую неделю то одной, то другой из Грезящих требовалась замена. Как сношенной паре обуви. Для чего слуги султана вновь и вновь обходили дома Вургаарра, ища ту, что могла бы помочь в преображении каатских пустынь.

Да, пригодность той или иной девушки на роль Грезящей считалась для ее родичей-домочадцев поводом для гордости. А для нее самой — величайшей честью, манкировать которой было недопустимо. Ну и, конечно же, источником зависти для сестер и для сверстниц из других семейств.

Тем не менее, в беседах каатов Аника со своей спутницей-переводчицей уловили не только гордость и зависть. Страх тоже — пускай и затаенный. Чуть ли не каждому жителю Вургаарра хотелось жить в стране, превращенной в сад… в подобие парка возле дворца султана. Однако нетрудно было понять, что почти любой из них предпочел бы, чтоб очередной Грезящей выбрали кого-то другого, а не его родное дитя. Предпочел бы, но частенько стеснялся в том открыто признаться.

Хватало и просто жутких сплетен — без всяких стеснений. Ведь честь честью, гордость гордостью, а одного обстоятельства никакие проповеди и увещевания отменить не могли. В роли Грезящих юные каатки проживали недолго. И оставалось только с ужасом догадываться, каким мучениям они подвергались во имя воплощения султанского прожекта.

По поводу прожекта, как подумал еще Ролан, слушая Анику, злопыхатели эти, любители страху нагонять, все-таки погорячились. Уж во всяком случае, в Вургаарре садов хватало. А иссушающий зной, присущий обычно пустынным землям, здесь почти не ощущался — и едва ли только благодаря близости моря. Так что хотя бы в столице и, тем паче, в окрестностях дворца затея султана себя оправдывала, так что прожектерством считаться не могла.

Однако вслух пускаться в споры по этому поводу конфидент не стал. Тем более что жертвы, как их ни назови, триумф Меррламаара Второго изрядно омрачали.

Воображение сплетников-каатов рисовало картины судьбы несчастных девушек — одна другой страшнее. Кто-то предполагал, что бедняжек-Грезящих пожирал чудовищный демон, кто-то говорил, что их заставляют денно и нощно участвовать в разнузданных оргиях с участием жрецов и самого султана. Еще придворные и опять-таки лично Меррламаар Второй могли лакомиться себе подобными, благо, мясо у юных кааток должно быть нежным.

Однако соли в этом потоке словесной воды находилось, от силы, с горсточку. Доподлинно известно простым каатам было лишь одно: Грезящих помещали в особый колодец, прорытый в саду у дворца. Он так и назывался — Колодец Грезящих. Делалось же это, дабы избранные девушки находились поближе к земле, лучше чувствовали ее… и чтобы земля ощущала их как можно сильнее. А ощущая, поддавалась их желаниям. Точнее, главнейшему из желаний большинства подданных султана: чтоб была земля плодородной. Чтобы пустыня превратилась в сад.

Как на самом деле воплощается затея Меррламаара Второго, понимали и догадывались разве что Ролан и его спутники.

«Я уже поняла: в Ключах ведь тоже есть сила, — говорила Аника, — наподобие магической. Только доступна она любому человеку… и любому разумному существу, магией не владеющему. А еще ей гораздо труднее управлять».

Конфидент уже знал, каким способом удалось избавиться от ходячих трупов, напавших на «Перст Сабрины». Так что ему не составило труда смекнуть насчет роли одного из Ключей Стихий в истории с Грезящими. Если Ключ Огня помог вызвать огонь, так почему бы с помощью Ключа Земли не преобразовать землю? Хотя бы чуточку?

Другое дело, что с рассуждениями Аники конфидент был согласен не вполне. Наличие в Ключах какой-то таинственной, похожей на магическую, силы как-то не вязалось с их предназначением — способствовать избавлению мира от магии. Не стоило забывать и о частой смертности Грезящих, а ничем другим объяснить необходимость их частой замены Ролан не мог. Сама эта смертность, столь очевидно неестественная, наводила конфидента на мысли об истощении.

И в таком случае выходило, что не Ключ давал силу, а те, кто его используют. Ключ же, скорее, забирал ее, чтобы затем воплотить в свою стихию: хоть в огонь, хоть в землю. И тем самым давал иллюзию власти над ней.

Делиться своими соображениями на сей счет с девушкой-воровкой Ролан не стал. Справедливо полагая, что это нежданное умение Аники — взаимодействовать с Ключом Огня — вполне еще может пригодиться. В конце концов, их общая миссия покамест была далека от окончания.

Пока же следовало переходить к следующему этапу плана. И теперь черед действовать пришел для Джилроя. Если уж он сумел не так давно проникнуть в замок Каз-Рошал, считавшийся неприступным, то подобраться к дворцу каатского султана для него должно оказаться вообще парой пустяков.

На задание Джилрой отправился, когда стемнело. Одновременно Ролан и Аника покинули постоялый двор, и нанятый экипаж повез их в порт. Ждать возвращения веллундца оба предпочли уже на борту «Перста Сабрины», сочтя, что так будет безопаснее. Особенно, если, во-первых, фрегат королевского флота будет готов к отплытию, а, во-вторых, пропажу Ключа вскоре обнаружат, и погоня окажется сообразительной. Так вот, в случае ее сообразительности подозрение сразу падет на людей, намедни просивших султана отдать Ключ. А заведений, предоставляющих приют иноземным гостям, в Вургаарре было не так уж много. Соответственно, не потребуется много времени, чтобы найти нужное. Особенно, если в поисках похитителей будет участвовать весь городской гарнизон.

Как и подобает кошкам, кааты переносили темноту куда лучше людей. И не так нуждались в свете. Поэтому Ролану и Анике ночная столица Султаната показалась непривычно темной, просто-таки погруженной во мрак. Если в королевстве хотя бы главные улицы были освещены фонарями, висящими на стенах, то в Вургаарре ничего подобного не было. Разве что отдельные окошки в некоторых домах источали тусклый свет. Как звезды — ни дать ни взять.

Как и все воры, привыкшая промышлять по ночам, Аника темноту воспринимала с деловым равнодушием. Не будучи временем для сна и вообще для отдыха, ночь, напротив, требовала от людей ее ремесла лишь большей сосредоточенности.

Другое дело — конфидент. Погруженные в темноту улицы и отсутствие хотя бы маленького фонарика в самом экипаже, не говоря уж о прошедшем, довольно-таки суетном, дне сделали свое дело. Путь в порт с каждой минутой казался Ролану все более длинным и утомительным. И навевал дрему.

Конечно, понимая, что и время, и место для сна неподходящие, первые несколько минут конфидент боролся-таки со сном. Однако желание хотя бы закрыть глаза и вздремнуть (всего-то на минутку!) только усиливалось.

Наконец, когда экипаж прошел больше половины пути до порта, Ролан сдался. И едва он, откинувшись на спинку сиденья, лишь чуточку прикрыл глаза… окружающий мир, пускай ненадолго, но перестал существовать для него.

Зато почти сразу глаза застил неведомо откуда взявшийся свет — яркий, ровный и белый.