Клятва киммерийца

Глава третья

В самом сердце Бритунии — наверное, в этом путешествии Конану попросту следовало бы вообще обходить крупные города как можно дальше, ибо Ллеу, сталкиваясь с большим количеством людей, проявлял себя порой хуже ребенка: он, несмотря на свой дар и горький опыт, был слишком доверчив — они снова попали в ситуацию, которая едва не положила конец их продвижению в Ландхааген.

Пока их путь лежал через бритунийские селения, чем-то напоминающие Туонелл, особых проблем не возникало — Ллеу, вся жизнь которого прошла в подобном же месте, повышенного интереса ни к чему не проявлял и легко находил Общий язык с местными селянами, миролюбие которых соответствовало его собственной натуре и, в особенности, с миловидными белокурыми женщинами, весьма расположенными к тому, чтобы немного развлечься с юным красавцем. Как известно, Ллеу был твердо уверен, что в таких случаях посягает на чью-то собственность — он вообще не мог понять, как человек, независимо от пола, может кому-то принадлежать, он же не вещь и не скотина. Если возникает обоюдное влечение, отчего бы и не провести вместе время?

Приветливые улыбчивые бритунийки, в отличие от него, прекрасно все понимали, однако не отказывались уделить симпатичному чужаку, выгодно отличавшемуся по внешнему виду от местных мужчин, пару-другую часов, так что парню редко какую ночь приходилось приводить в одиночестве.

Так вышло, что, оказавшись в столице Бритунии, Келбаце, спутники разделились.

Относительно крупный, хотя и слабо укрепленный город поразил Ллеу, и он убедил варвара задержаться здесь хотя бы на один день, который они потратили с толком, шатаясь по местным кабакам, и к вечеру были уже изрядно навеселе.

Особенно Ллеу, который на редкость неуверенно держался на ногах, непрерывно смеялся и, не закрывая рта, нес всякую чушь, что, впрочем, вовсе не мешало ему продолжать обильные возлияния. Тем более, что в один прекрасный момент к ним присоединился третий спутник, тоже не местный и, подобно им, казавшийся изрядно навеселе. Выглядел он пренеприятно — лысоватый, плюгавый, да еще без нескольких передних зубов, зато оказался довольно щедрым и, явно полагая приличными средствами, принялся угощать приятелей за свой счет, между делом выясняя, кто они и куда направляются. Относительно цели своего путешествия киммериец, даже будучи в изрядном подпитии, распространиться не пожелал, а Ллеу так попросту не мог — у него слова перестали связываться между собой в доступную пониманию речь.

Однако когда на одном постоялом дворе варвар притянул к себе приглянувшуюся ему девку, которая, недолго думая, плюхнулась к нему на колени и обвила руками его мощную шею, юноша немедленно принялся озираться вокруг в поисках ее товарок. Не найдя никого подобного, он сразу же помрачнел, а щербатый «благодетель», заметив его состояние, хлопнув парня по плечу, подмигнул ему:

— Эй, Ллеу, не грусти, не одна баба на всю улицу! Есть у меня на примете роскошная девка, не этой кобыле толстозадой чета. Я, признаться, сам не раз к ней наведывался, когда бывал в Келбаце по торговым делам, да так уж и быть, тебе уступлю…

— А чем торгуешь-то? — отчего-то поинтересовался юноша.

— Да все больше скотинкой, дружок, — охотно отозвался щербатый, мелко хихикая, — дело прибыльное, жалеть не приходится,

— Овцами, что ли?

— Ими, ими, кем еще, овцами, да. И покрупнее тоже случается. Это уж как повезет договориться.

Он пододвинул поближе к Ллеу еще один едва початый кувшин темно-красного вина, и парень, благодарно икнув, присосался к краю кувшина, проливая часть благодатной жидкости на рубаху, но не обращая на это никакого внимания.

— Во-во, — одобрительно закивал щербатый, имя которого как-то не удержалось в голова Ллеу, — сразу видать, что ты воин. Иной бы давно под столом отдыхал, а такому мужчине хоть бы что!

Парень мотнул головой, подтверждая, что да, он действительно… вполне… и затем, утерев губы рукавом, проговорил:

— Так это… девка-то… куда подевалась?

— Да ее здесь и не было, — округлил глаза щербатый, — я говорю, живет она тут неподалеку, пошли, провожу…

Косясь на Конана, не особо успевающего следить за происходящим вокруг, — у него было занятие куда более увлекательное, — щербатый, аккуратно поддерживая Ллеу, вывел его за пределы заведения. Едва они переступили порог, мутноватый пьяный взгляд «благодетеля» чудесным образом прояснился, сделавшись оценивающим, острым и злобным — но юноша этого не замечал.

Цепкие крючковатые пальцы вцепились в его плечо, не позволяя упасть и заставляя перебирать ногами, перемещаясь в нужном направлении.

Прошло довольно много времени, прежде чем варвар обнаружил отсутствие своего спутника.

Он позвал Ллеу, рявкнув так, что у сидящих поблизости заложило уши, и, не получив никакою ответа, обратился к испуганно отпрянувшей от него красотке:

— Где… парень? Ну, который со мной пришел?

— Я не видала, — ответствовала та, ошалело хлопая глазами, — да ну его, зачем он нам нужен? Куда он денется, после встретитесь.

— И то верно, — охотно согласился киммериец, — сам придет, не маленький… — и снова впился губами в жаркий рот своей подружки.

Однако основательно проспавшись после попойки и весело проведенной ночи, он не обнаружил и следов присутствия своего спутника. Что, опять то же самое, что было тогда — с Аддой? Нy что ты скажешь…

Кстати, кроме Ллеу, возле них крутился этот… как его… Нергал, разве теперь вспомнишь! Впрочем, растолкав девицу, Конан с ходу спросил, не знает ли она, часом, что за тип ошибался возле него и Ллеу.

— Ах, этот, — зевнула красотка, протирая глаза, — Лысый Шенар? Фу, мерзкий тип. И жа-адный… — протянула она, недовольно морщась. — Я не знаю, откуда он родом, а в наши края забредает из-за рабов…

— Из-за рабов? — переспросил варвар.

— Ну да. Я толком-то мало что знаю, но слышала, будто Лысый Шенар ворует наших женщин — они высоко ценятся на невольничьих рынках по всей Хайбории — и продает немедийским работорговцам. И сильных мужчин тоже, хотя они и ценятся куда ниже…

— Как это — ворует?

— Э, чего проще… опаивает до бесчувствия либо подсыпает какую-нибудь сонную дрянь… а там уж… Вообще-то, он больше на заказ работает, и товар у него штучный. Вывезти двоих-троих не так уж и сложно, особенно если опыт имеется. Ну, а двадцать тысяч золотых монет, что он выручит за одну женщину, и даже восемь — за мужика, на дороге не валяются, — девица снова зевнула с таким видом, будто все это было делом обыденным и скучным.

Киммериец сжал кулаки.

— Штучный товар, говоришь… так что ж ты, метла облезлая, вчера мне ничего не сказала?!

— А чего было говорить?! Ты вчера про него вовсе и не спрашивал!

— А то, что он увел моего друга — ты не видела, можно подумать?

— Так того и ты не видел. И я твоему дружку, между прочим, не жена, не сестра и не мать, чтобы следить, с кем да куда он пошел… сам вчера говорил — не маленький…

Несмотря на безразличный тон и манеру говорить, лениво растягивая слова, одевалась красотка невероятно шустро с явным намерением побыстрее улизнуть — то ли опасаясь вспышки ярости со стороны варвара, то ли не желая никаких дальнейших расспросов.

— А ну стой! — Конан схватил ее за руку. — Где можно найти эту лысую мразь?

— Пусти… — жалко и теперь уже с откровенным страхом в голосе пробормотала девица, благоразумно не предпринимая однако попыток освободиться. — Я не знаю!

— Только не надо мне врать, — варвар говорил тихо, но синие глаза пылали беспощадным голодным огнем, и в них ясно было видно, что он убьет, не задумываясь, — все ты знаешь.

Его пальцы на плече девушки сжались чуть сильнее, и той показалось, что, если он еще хотя бы самую малость увеличит давление, ее кости немедленно хрустнут и переломятся.

Мысленно проклиная свой болтливый язык, — а ведь всего-то хотелось слегка отомстить лысому сквалыге за жадность, ведь она, Элрина, не раз выручала Шенара, и разве он когда-нибудь умел по достоинству оценить ее услуги?! — нет, отделывался парой-тройкой монет! — она лихорадочно пыталась придумать, как бы извернуться, не наговорив совсем уж лишнего. А ведь как замечательно у них все получилось вчера! Элрина сразу смекнула, кого из двоих спутников наметил себе в качестве жертвы Шенар, хотя глаз у него горел на обоих.

Но лысый никогда не был дураком и отличим знал, что не стоит стараться отхватить кусок не по зубам, так и подавиться можно.

Гигант-киммериец, например, ему не очень-то подходил, такого не выведешь за пределы Бритунии, как быка на веревочке, а вот мальчишку — другое дело, вполне сгодится. Их бы только разделить, а там… Поэтому она взяла Конана на себя, предоставив Ллеу «заботам» работорговца, и все прошло как по маслу. А теперь? Ох, вот же дурища!

Если этот бешеный варвар не прикончит ее на месте, так потом с нею разделается сам Шенар. Вот что значит оказаться между двух огней…

Остается надеяться, что лысый уже достаточно далеко, он не станет зря терять время. Шенар любил повторять, что время, которым он располагает, — это деньги, которых у него нет.

Врал, разумеется, насчет денег, старый пень. За несколько лет, в течение которых он промышлял работорговлей на памяти Элрины, уж всяко успел нахапать столько, что на десять жизней хватит. А все жмется, трясется над своим добром, образина щербатая, других за гроши подставляет…

Девица очень натурально всхлипнула.

— Я не служу Шенару! Мне известно о нем лишь понаслышке, но… — она спохватилась, не дожидаться же, пока черноволосому надоест слушать неубедительные байки! — я попробую проводить тебя к его женщине, Сафине. Шенар всегда посещает ее, когда появляется в наших краях… вот уж ей-то точно известно куда больше, чем мне.

— Ну, если ты опять врешь… — предупредил киммериец, — я попросту утоплю тебя в сточной канаве, лживая дрянь.

Не отпуская от себя Элрину ни на шаг, варвар проследовал за нею по узким грязным улочкам Келбацы.

Девица тряслась от страха и с опаской поглядывала на своего спутника — или стража. Кстати сказать, чем дальше они шли, тем неудачней казалась ей собственная идея столкнуть варвара с самой Сафиной, ибо та слыла колдуньей, и суеверной Элрине уже представлялись всякие ужасы, которые может проклятая ведьма сотворить с нею, если узнает о предательстве. Вот возьмет и превратит в крысу… бр-р-р…

— Это что еще за новости, Шенар? — возмущению Сафины, казалось, не было предела. — Еще один?! Мы так не договаривались!

Ллеу почти висел, закинув руку на плечо горбатого «благодетеля». Количество выпитого давало о себе знать. В глазах у парня двоилось, ноги совершенно не слушались, а язык просто-напросто отказывался поворачиваться во рту.

Тем не менее, даже в таком состоянии он разглядел, что обещанная девица не поверку оказалась на поверку оказалась женщиной средних лет, весьма далекой от совершенства, с крупными грубыми чертами лица, к тому же перекошенного гримасой откровенного раздражения.

— Погоди, — прошипел лысый, — ты что, дура, ослепла?! Да ты только погляди на него!

С этими словами он втолкнул Ллеу в дом, поразивший юношу прежде всего запахами каких-то незнакомых терпких трав. А вместо грубой и мощной бабищи перед, ним вдруг очутилась прехорошенькая девушка, призывно улыбающаяся и протягивающая руки ему навстречу. Ллеу радостно шагнул к ней… и отключился, рухну» на лавку и откинувшись к стене.

— Что ты, в самом-то деле, из себя гнешь?! — яростно проговорил Шенар. — Ты хоть понимаешь, сколько мы за этого красавчика получим?! — он был так возбужден в предвкушении цепи данного барыша, что разорвал на груди юноши рубашку, показывая скрюченным пальцем на его мощные мышцы. — А?! Великолепный раб, из Бритунии редко доводится привозить таких, — в поисках дополнительных доказательств он силой раскрыл Ллеу рот, демонстрируя два ряда крепких белоснежных зубов. — Сафина! Разве я приволок бы сюда какую-нибудь падаль?! И разве я мало плачу тебе за услуги?

Мертвецки пьяный Ллеу на манипуляции лысого реагировал разве тем, что недовольно мычал и мотал головой.

У меня есть на него покупатель, Сафина, — продолжал Шенар, — не пройдет и нескольким дней, как я получу за мальчишку больше денег, чем за тех троих девчонок и двух мужчин, которых нашел за последнее время. Ну и, конечно, разделю с тобой выручку честь по чести.

— Ну нет, Шенар, — заговорила, наконец, его верная помощница, — так не пойдет. Деньги вперед. Скажем… три тысячи монет… это пока, и две — после.

Лысый аж позеленел.

— Да ты что?! За одного?! Ты хочешь ограбить меня, Сафина, по миру пустить?!

— Тебя не устраивают мои условия? — безразлично заметила колдунья. — Ну так как хочешь. Только тогда я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе. А без меня ты ничего не сможешь сделать. Мой порошок необходим тебе, чтобы заставить мальчишку идти за собой. Причем на этот раз его потребуется куда больше, чем мы привыкли — я вижу, что он не обычный человек, его так просто дурман не возьмет.

— Как это «не возьмет», если обычное вино валит его с ног — ты что, сама не видишь?

— Ну так пои его всю дорогу до самых границ Немедии. И вези, перекинув через седло своего коня, как мешок с мукой. Но если ты хочешь, чтобы он шел сам, как бывало до сих пор, причем с радостью и полнейшей покорностью, — заплати, и я мигом избавлю тебя от всех хлопот. Тебе, между прочим, предстоит в общей сложности вести шестерых человек, а не только этого мальчугана.

Шенар аж зарычал от бешенства,

— Это твое последнее слово, Сафина?!

— Со мной торговаться бесполезно, ты же знаешь. И спорить, избегая выполнять мои указания из-за своей жадности — тоже. Вспомни только, как ты погубил двух великолепных женщин, потому что заставлял их идти не останавливаясь, не кормил и не давал воды, пока у них не остановилось сердце от усталости и истощения. А ведь я тебя предупреждала!..

— Они же сами отказывались останавливаться, есть и пить, и бежали, как две подгоняемые укусами слепней кобылы — при чем здесь был я?! Твой порошок свел их с ума…

— Замолчи, Шенар, и не пытайся винить меня в собственных ошибках. Выкладывай лучше деньги и не болтай зря, если хочешь еще до наступления утра покинуть мой дом со всем товаром — те, остальные, вполне готовы к пути, а этим мальчиком я займусь, едва ты заплатишь за услуги. Итак, друг, всего ты должен мне шесть тысяч… Я жду!

Громко жалуясь богам на то, что они послали ему столь жадную и безжалостную, не имеющую ни малейшего сочувствия к его тяжкому труду женщину, Шенар все же вынужден был достать деньги и трясущимися руками отсчитать требуемую колдуньей сумму.

Убедившись в точности расчетов, Сафина промолвила, не обращая внимания на изрыгаемые подельником проклятия:

— Можешь убираться прочь. Я подготовлю его к пути.

Лысый и сам прекрасно знал, что в таких случаях его присутствия вовсе не требуется, хотя и не мешает колдунье.

Все равно, понять, что именно она делает, Шенару никогда не удавалось, хотя он не один раз наблюдал за ее манипуляциями, жадно заглядывал за плечо, вытягивая жилистую шею, надеясь понять секреты Сафины, дабы в дальнейшем обойтись без ее помощи. Разумеется, его усилия ни к чему не привели, и со временем щербатый работорговец оставил сии бесполезные попытки. Как ни жаль ему было расставаться со своими денежками, он всякий раз отстегивал колдунье кругленькую сумму за услуги — в конечном счете, такое сотрудничество оказывалось для него долее чем выгодным.

Больше ему делать в ближайшие часы было совершенно нечего, и Шенар благоразумно рассудил потратить их на сон — дабы быть достаточно бодрым, когда Сафина закончит выполнение своей части работы…

Дождавшись, пока лысый, не прекращая раздраженно брюзжать, удалится в соседнюю комнату и захлопает за собой дверь, ведьма склонилась над Ллеу. Да, она явно ощущала, что парень чем-то сильно отличается от обычных людей и с ним придется повозиться. То, что он сейчас был мертвецки пьян, ее ничуть не смущало.

Наоборот, когда воля человека подавлена — все равно чем, — иметь с ним дело куда проще. Но что-то в этом юноше смущало и даже пугало Сафину. Она взяла его за подбородок, приподняла безвольно поникшую взлохмаченную голову и вгляделась в лицо.

Красив… очень мил… и не робкого десятка, похоже. Что ему нужно от жизни, чего он хочет, к чему стремится, о чем мечтает? Что для него — самое желанное?

Слава? Богатство? Власть? Множество прекрасных женщин? Или истинное счастье он обретает только в сражениях? Колдунья постаралась проникнуть в помыслы юноши. Да… все это там было, но не являлось основным. Что-то более важное наполняло собой все его существо. И этому было имя — долг. Долг перед какими-то людьми, которых он не знал и даже никогда не видел.

Сафина глубоко задумалась. Признаться, с подобным она сталкивалась впервые… Если бы потребовалось чему-то уподобить этого юношу, она могла бы сказать, что он — точно перелетная птица, стремящаяся вернуться на неведомую родину и не ошибающаяся в выборе самого короткого и правильного пути в те края.

Пусть даже за время этого пути под крыльями возникнут мозоли величиной с кулак, и есть опасность тысячу раз погибнуть. Птицу не остановишь, если только ее не убить. Или не подрезать крылья.

Ну, что ж… с ним, пожалуй, не так уж тяжело будет справиться, как ей показалось вначале. Просто нужно сбить его с направления и указать другое. И он будет идти, пока сердце не лопнет… да, именно так.

Ведьма отошла от Ллеу, чтобы подготовиться к совершению магического акта.

Каким средством лучше воспользоваться, чтобы его действие было в меру интенсивным и не слишком длительным?

Пожалуй, определенное количество высушенных и измельченных в порошок соцветий болотного растения с красивым названием ксамелл вполне подойдет.

Обычно она прибегала к значительно менее сильнодействующим снадобьям. Даже в самый малых дозах ксамелл мог безнадежно свести с ума или даже убить обычного человека. В последний раз Сафина использовала этот порошок, почти пыль, когда у нее в ногах валялась богатая, как десять королей, наследница одного немедийского властелина, умоляя навек обратить к ней сердце ее возлюбленного, которого ей так и не удалось купить.

«Сделай так, чтобы он всецело принадлежал мне — исступленно восклицала потерявшая разум от неутоленной страсти красавица. — Сделай — и я дам тебе столько золота, сколько ты сама весишь… и даже больше! Назначь любую цену… Только бы он желал меня одну!»

Колдунья выполнила желание знатной дамы. Он дала немедийке порошок ксамелла, разумеется, не произнося даже его названия, и научила, как пользоваться зельем.

Что ж, во всем, что произошло потом, была виновата уже сама ненасытная безумица, полагавшая, очевидно, что чем больше применить снадобья, тем надежнее и быстрее оно подействует

Объект ее неземной страсти, в самом деле, незамедлительно пылко ответил на ее любовь, но счастье немедийки это не принесло, ибо спустя всего две луны бедолага умер в страшных муках, разрывая себе грудь и выкрикивая ее имя.

А Сафине вместо того, чтобы получить обещанное вознаграждение, пришлось долгие годы скрываться от гнева безутешной вдовы.

С тех пор к помощи соцветий болотного растения колдунья никогда не прибегала. Вовсе не потому, что усомнилась в том, будто сама не способна ошибиться в определении необходимого количества зелья.

Просто не любила Сафина этот порошок, хотя и продолжала, разумеется, тщательно хранить, пополняя даже время от времени свои запасы… У нее было под рукой немало иных средств, тоже достаточно действенных, да и магией колдунья владела уверенно, равно как и все женщины в ее роду до двенадцатого колена.

Однако сейчас она решилась. Достав покрытую слоем пыли маленькую серебряную шкатулку и произнеся необходимые заклинания, делая пассы над головой юноши, Сафина взяла крошечную щепотку порошка и втерла в его виски, а затем заставила Ллеу вдохнуть примерное такое же количество зелья. Ксамелл начнет действовать немедленно, это она прекрасно знала — причем никакого противоядия, средства, способного нейтрализовать его действие, в природе но существует. Влияние порошка велико и достаточно длительно, Шенар доведет парня до Немедии без всяких проблем, а уж как потом удержит его будущий хозяин, это не ее, Сафины, заботы. И не Шенара. Главное, получить свое, а там хоть трава не расти.

И все-таки колдунье было как-то не по себе, словно то, что она только что совершила, было некоей из ряда вон выходящей гнусностью… или словно она вмешалась в действие могущественных сил, которые могут отомстить ей, Сафине, за содеянное…

Она придала телу юноши более удобное для сна положение и отправилась проверить состояние прочих Шенаровых «овец», предназначенных для продажи.

Все пятеро вели себя так, как и было им положено сообразно тем ощущениям, которые они испытывали. Одна из девушек, протягивая руки в пустоту, с расширенными от счастья глазами, звала невидимого возлюбленного, к коему Шенару надлежало ее отвести. Вторая, совсем молоденькая, спокойно беседовала с умершей матерью, полагая ее, безусловно, живой и ожидающей свою дочь в далекой Немедии.

Коренастый невысокий мужчина беззвучно шевелил губами, пересчитывая поголовье огромного стада, которое ему предстояло перегнать через полстраны на свою землю оттуда, где это самое стадо его мечтаний нетерпеливо блеяло в ожидании своего нового хозяина…

Никто из пятерых безумцев не обратил внимания на появление Сафины — она не интересовала их, вообще не способных отвлекаться ни на какие внешние раздражители и охваченных только одной, самой сильной страстью — у каждого своей.

Любопытнее всего было наблюдать за вторым мужчиной, одержимым жаждой мести давнему врагу и готовому на все, что угодно, лишь бы приблизить сладостный миг расплаты. Он, непрерывно облизывая губы, рассматривал и гладил видимое только ему остро отточенное лезвие кинжала, что должно было вонзиться по самую рукоять меж ребер обидчика; один раз он даже «порезал» себе палец, пробуя его остроту, и теперь не без некоторого удовольствия «отсасывал» кровь.

Всем им предстояло очнуться лишь тогда, когда будет уже слишком поздно, а до тех пор единственная сложность состояла в том, чтобы время от времени заставлять их принимать пищу и воду — в противном случае возникала угроза смерти от истощения, жажды и усталости. Ведь следить за своими ощущениями несчастные не могли. Сафина поставила перед каждым миску с едой, остававшуюся попросту незамеченной до тех пор, пока она по очереди не обращалась к каждому из них.

Так, остановившись перед одной из женщин, колдунья взглянула ей в глаза: «Ты должна есть» — этого желает твой любимый».

Одурманенная фанатичка тут же с остервенением принялась хватать пищу руками и заталкивать себе в рот, глотая с такой скоростью, что несколько раз едва не подавилась.

Сафина знала, что Шенар тоже давно научился правильно обращаться со своим товаром: он ведь вовсе не хотел повторять собственный горький опыт и терять по дороге половину людей.

Ведьма дождалась, пока «овцы» покончат с трапезой — как обычно, они развели вокруг немыслимую грязь, — собрала миски, вышла и закрыла дверь на засов, предусмотрительно удостоверившись в его надежности. Отдыхать Сафину не тянуло. Успеет еще, когда уйдет Шенар и уведет товар с собой. Он должен покинуть Келбацу еще до рассвета, дабы не привлекать излишнего внимания к своему странному «отряду». Но до рассвета было еще слишком далеко.

Что касается Ллеу, его бы следовало присоединить к остальным сразу, как ведьма всегда и поступала. Ну да ладно, пусть мальчик поспит спокойно, подумала она — одно исключение из общего правила ничего не изменит.

Сафина возвратилась к Ллеу — и едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.

Подобно Адде, она увидела исходящий от юноши свет. Только на этот раз свет этот не был ровным и спокойным — по рукам Ллеу встревоженно метались холодные голубоватые язычки, они то почти совсем гасли, то вспыхивали вновь, словно в полнейшей растерянности, но, как бы это пламя себя ни проявляло, обмануться колдунья не могла. Ее окатила волна ужаса.

Ох, не стоило изменять своим привычкам и связываться с порошком из соцветий ксамелла — ведь чуяла же, что он не доведет до добра! И вот, пожалуйста; сбила с пути идущего с миссией посланника кого-то из богов. Только этого ей не хватало… Впрочем, казниться поздно, сделанного не воротишь.

— Мерзавец Шенар, — злобно прошипела Сафина, — но и мне тоже, дуре старой, поделом, урок: поменьше бы на золото гаденыша щербатого губы раскатывала, да повнимательнее к тому, с кем связалась, была! Прости меня, — обратилась она уже совсем иным тоном к спящему юноше, — и боги твои пусть меня простят! Что я натворила, что я натворила!..

Стремясь поскорее избавиться от всей компании, колдунья чуть ли не пинками разбудила Шенара и велела немедленно убираться вместе с «овцами».

— И смотри не перепутай, кому из них говорить, чтобы жрали, когда подашь, — напутствовала она своего подельника. — Ну что, все запомнил?

— Да запомнил, запомнил, не дурак, — пробурчал лысый работорговец. — Впервой, что ли? Вот только насчет последнего, Ллеу этого, — с ним-то как обращаться?

— В его мысли не влезешь, — строго поджав губы, сказала Сафина. — Говори, что ему следует исполнить свой долг, что его ждут… а ничего другого вызнать про него я не смогла. Ничего, дойдет. Только мой тебе совет, Шенар: избавься от него чем скорее, тем лучше!..

Она приблизилась к Ллеу и слегка похлопал его по щекам.

— Вставай. Надо идти.

Юноша открыл глаза.

Да, ксамелл сработал превосходно. Колдунью юноша не видел точно так же, как не реагировали на нее остальные несчастные. Точно лунатик, он поднялся на ноги.

— Дети антархов…

Сафина подвела его к Шенару.

— Он знает дорогу. Он отведет тебя к детям антархов. Следуй за ним.

Лицо Ллеу исказилось. В душе его шла отчаянная борьба.

— Нет… мой отец… говорил иначе. Это не он… другой! Конан!

Шенар взглянул на свою подельницу в негодовании. Юноша не должен был ничего помнить, пребывая во власти фантомных ощущений. Вот мерзавка, содрала такие деньги — и ничего толком не сделала!

— Конечно, Конан. Вот же он — перед тобой. Разве ты не видишь, Ллеу? — медленно проговорила Сафина. — Конан пойдет к антархам вместе с тобой.

— Да, — не очень уверенно произнес юноша, но уже следующая его фраза прозвучала с куда большим воодушевлением. — Нам надо спешить!

Колдунья с трудом перевела дух. Она, впрочем, сама не вполне понимала, чего хочет: чтобы этот мальчик, посланник неведомых ей богов, стал действовать сообразно ее и Шенара воле, как все остальные — или же не подчинился ее чарам, навеянным заклинаниями и порошком из соцветий ксамелла.

Когда подельник, наконец, покинул ее дом, Сафина вздохнула с облегчением.

Как всегда, «овцы» начали движение так резво, словно готовы были не останавливаясь бежать до самой Немедии. И Ллеу ничем от них не отличался…

«Ничего, — подумала ведьма, — можно надеяться, что все обойдется. Еще под покровом ночи они покинут столицу и уже к середине следующего дня будут достаточно далеко. Безумное «стадо» не остановит ни непогода, ни удушливая жара. Одержимый своей мечтой человек способен идти за призраком ее осуществления, как осел за подвешенной перед мордой морковкой. Так что Шенар, можно сказать, никого не ведет за собой силой. Пока у него есть она, Сафина, ему не требуется армия для совершения дерзкий набегов за рабами. И никакого риска, никакой опасности внезапного бунта. Да уж, ничего ни скажешь, неплохо устроился в жизни лысый гаденыш…»

Она тщательно уничтожила все следы пребывания в своем доме торговца и его «товара», стараясь изгнать грызущую сердце тревогу по поводу того, что она сотворила с мальчиком. И последующие события покажи, что успокаиваться колдунье было рано.

Потому что не прошло и нескольких часов, как устрашающей силы удары в дверь заставили содрогнуться уж совсем не ветхие стены дома Сафины. Ничего себе! Кто бы это еще демоны могли принести? Нежданные гости давненько не посещали колдунью. Впрочем, особого страха она ни перед кем не испытывала, прекрасно умея «отводить глаза» и внушать почти все, что yгодно, любому излишне любопытному нежелательному посетителю. Не дожидаясь, пока дверь слетит с петель, Сафина отодвинула засов и отступила в сторону. Огромного роста мужчина с самым решительным и грозным видом переступил через порог, едва не задев головой о притолоку.

— Эй, старая кошелка, — рявкнул он, надвигаясь на Сафину, — где твой плешивый сожитель?!

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, мой господин…

Конан уставился на нее в полном ошеломлении. Как же он мог так ошибиться?! Ведь едва войдя внутрь, он ясно видел взрослую женщину, пренеприятную причем особу, а сейчас перед ним стоит маленькая, не старше семи лет девочка с полными слез расширенными глазами.

Какая уж там «старая кошелка»… всего лишь ребенок! И как все это понимать? Он обернулся к Элрине, которую, по счастью, не успел отпустить.

— Ты меня куда привела?!

Этого Элрина тоже не понимала.

Она-то видела перед собой именно Сафину, такую, какой та всегда и была, и поведение киммерийца, его внезапное замешательство были на редкость странными.

Колдунья, уперев руки в бока, злобно сверкала глазами, не отводя от предательницы тяжелого взгляда.

— Она… он… я… — невнятно пролепетала Элрина, в совершенном замешательстве не соображая, кого больше бояться и с кем объясняться в первую очередь.

Противная сопливая девчонка переминалась с ноги на ногу.

— Где Сафина? — все-таки возобновил допрос варвар, — И где Шенар?

— Сафина — это я, — пискнул странный р нок. — А Шенар ушел. Лысый Шенар всегда у лит.

— Куда? И когда?

— Ночью, мой господин. Наверное, ночью не видела! А зачем вам Шенар? Он что-нибудь украл у вас, этот старый облезлый ворюга? Ах! От него одни неприятности. Соседи давно сулятся пришибить или отравить паскудника, но страсть до чего хитрый и ловкий, и ест только крыс да мышей… если не удается стянуть чего повкуснее.

— Крыс и мышей?..

— К-конечно, мой господин… правда, крыс он чаще просто душит и приносит мне. Вот! — в доказательство своих слов девочка быстро нагнулась и, не выказывая особого отвращения, подняла из-под ног дохлую крысу, держа ее двумя пальцами за голый скользкий хвост и покачивая из стороны в сторону. — А разве… господин не знает, что коты… имеют такие повадки? Вот и Шенар тоже.

Если бы ее последние слова не прозвучали такой откровенно издевательской интонацией Конан уже почти был бы готов поверить в то, что Шенар в самом деле всего лишь облезлый кот, а девчонка — его хозяйка.

Но выражение глаз этого ребенка на один мне сделалось вместо растерянного и испуганного совсем иным — злобным и торжествующим. Да ведь и Горилла Грин в последний момент прикинулся чем-то подобным! Киммерийца охватила ярость. Отпустив трясущуюся от страха Элрину, он вцепился в отвратительную девчонку и встряхнул ее, словно тряпичную куклу. Та выронила из рук крысу — которая тут же растаяла в воздухе, не долетев до пола — и пронзительно завизжала, причем визг перешел в такие звуки, что издает кошка, если ей случайно наступить на хвост, а ее пальцы на глазах превратились в звериную лапу с заостренными когтями.

Что-то колдунье на сей раз было не отвязаться от кошачьей темы. Элрина, вместо того, чтобы, получив свободу, пуститься наутек, как зачарованная наблюдала за происходящим, страстно желая, чтобы варвар свернул ведьме шею — тогда бы ей, Элрине, по крайней мере можно было бы не опасаться мести со стороны Сафины. Так и есть — пальцы Конана сжались на горле того, кого он держал в руках; еще миг — и хруст костей возвестил бы о том, что все кончено. Но тут киммериец опомнился: прикончив тварь, он лишился бы возможности узнать что-либо о судьбе Ллеу.

Разум взял верх над взбудораженными чувствами.

— Где Шенар? И где мой друг?! — заорал он.

Существо в его руках стремительно меняло обличья, шипело, квакало, верещало, но не произносило внятных слов.

Движимый словно каким-то наитием, варвар подтащил его к столу, на котором стояла одна-единственная серебряная коробочка и, открыв крышку, попытался ткнуть это туда мордой.

Существо пришло в неописуемый ужас — оно закрыло глаза, прижало уши и перестало дышать.

Еще бы! Сафина прекрасно знала, что, в каком бы виде она ни пребывала, вдохнуть проклятый порошок было бы для нее смертным приговором. Чуть больше допустимого — и конец.

Причем достаточно неаппетитный, в отвратительных корчах и судорогах.

— Пусти, — прохрипела она, стараясь ни в коем случае не дышать, — я скажу…

— Ну, надо думать, — не без некоторого самодовольства произнес Конан, — я умею кому угодно развязать язык.

— Шенар его увел, — приняв свой обычный вид, пробормотала Сафина, с опаской косясь на оставшуюся открытой коробочку с зельем, — был он здесь, верно. Да только их без толку преследовать. Друг твой с тобой не пойдет, а попробуешь применить силу — будет насмерть драться. Либо тебя прикончит, либо себя. Он тебя и не узнает. Для него теперь ты — это Шенар. Не в себе твой Ллеу, — вздохнув, добавила она, — и да самой Немедии, а это не меньше пяти дней пешего пути, таким останется, да и потом еще не сразу очнется…

— Что вы с ним сотворили?!

— А что бы ни сотворили, он сам виноват, — решительно заявила ведьма, — А ты сам-то хорош! Прохлопал ушами, пока Шенар его у тебя из-под носа уводил, а теперь поздно, улетела птичка. Фью-ить — и нету…

— Да чтоб ты сдохла, Нергалово отродье! Я повешу твоего лысого дружка на его же собственных кишках! Говори еще — это что за дерьмо, — киммериец указал на порошок, — которого ты так боишься?

— Травка такая, — заюлила колдунья, — ты ее не трогай. С нею умеючи надо обращаться, от нее и великая радость может, и большое зло. Кому как.

— Заставить бы тебя ту твою «травку» поганую сожрать, — с мечтательной интонацией заметил Конан, — да поглядеть, как она действует. Ну, ничего, это я всегда успею, — с этими словами он захлопнул крышку и сунул коробочку в карман.

— Отда-а-ай, отдай! — заголосила Сафина. — Зачем тебе?!..

— Пошла прочь, пока башку не свернул! — прикрикнул на нее варвар. — Сколько тебе Шенар заплатил за твое паскудство? Все вам мало… Как только не подавитесь! Запомни, тварь: если с головы Ллеу хоть один волосок по твоей милости упадет, я вернусь. И тогда я тебя не просто прикончу. Всю дрянь, которой ты людей травишь, тебе же в глотку запихну, хоть чем оборачивайся. Поняла?! Всех демонов, какие тебе помогают, проси день и ночь, чтобы не совались в мои дела. Иначе…

— Поняла, поняла, — быстро закивала ведьма. — Деньги тебе нужны? Забирай… вот, которые Шенар за твоего друга давал… ну их! Беда одна мне с ними…

Киммериец догнал Шенара довольно скоро. В самом деле, выглядело все «стадо» более чем странно. Люди, в том числе и Ллеу, почти бежали, напрягая все силы, хотя их вроде бы ними не подгонял, а Шенаров конь трусил рядом с ними.

Конан проехал чуть вперед и спешился.

— А ну, стоять всем!

Лысый побледнел как полотно, однако ослушаться приказа не посмел.

Чего нельзя было сказать об остальных его «спутниках», вовсе не намеренных прекращать движение либо снижать его темп. Они попросту обходили Конана, точно пустое место или, в лучшем случае, дерево, и с прежней целенаправленностью шли дальше.

— Ну что, пес, — кривя губы в зловещей усмешке, произнес варвар, приближаясь к щербатому, — поговорим?

— Да что ты, что ты!.. — замахал руками Шенар, о состоянии которого недвусмысленно свидетельствовало стремительно расплывавшееся по штанам темное пятно. — Он же сам… сам захотел идти в Немедию! Я тут совершенно ни при чем! Нам… э-э… по пути оказалось!..

Марать благородную сталь о подобную мерзость у киммерийца желания не возникло, поэтому он попросту ударом кулака свернул работорговцу челюсть и, пренебрегая предупреждениями Сафины, устремился к своему другу.

— Ллеу, стой?..

Однако зеленоглазый повел себя более чем странно. Он действительно остановился, но, увиден поверженного Шенара, в отчаянии закричал и сам бросился на Конана со всей мыслимой яростью.

До сих пор драться между собой им не приходилось. А то, что варвар наблюдал уже не раз, хотя и весьма впечатляло, но все же и в подметки не годилось тому бою, что разгорелся сейчас. Тогда Ллеу дрался, не стремясь убить — ныне же он преследовал именно эту цель и бил на поражение. Юноша был поистине страшен — с перекошенным ненавистью лицом, оскаленными зубами и совершенно пустыми, безумными глазами с невероятно расширенными зрачками.

Киммериец запоздало вспомнил слова Сафины: «Для него теперь ты — это Шенар… он тебя и не узнает».

Получалось так, будто некто напал не на лысого мерзавца, а на него самого, и Ллеу выступил на его защиту. Помимо всего прочего, и без того изрядная сила юноши словно удесятерилась, Он совершенно не чувствовал боли. Остановить Ллеу можно было только одним способом: убить. Ну, или оглушить…

Однако сделать это было мало сказать, что непросто. Конан не так уж часто доводилось сталкиваться с равными себе противниками, а этот парень был именно таким, да еще отличался поразительной ловкостью, двигаясь с такой скоростью, что слою умудрялся оказываться одновременно в нескольких местах. Он непрерывно атаковал, и отсутствие оружия его ничуть смущало. Варвар тоже не имел обыкновения защищаться, не нападая, и вовсе не собирался спасать жизнь Ллеу ценой своей собственной, погибнув от руки своего спутника и друга.

Ударом меча он мог бы, пожалуй, закончить поединок в свою пользу, да и меч все-таки удерживал бы Ллеу на безопасном для Конана расстоянии, но он не хотел прибегать к помощи стали, обнажая ее против безоружного.

Надо было придумать что-то другое, и чем скорее, тем лучше, потому как парень вместо того, чтобы начать проявлять хоть какие-то признаки усталости, с каждым мгновением зверел все больше и крутился волчком, намереваясь достать варвара ударом ноги в висок.

Шенар, хотя и не рисковал подняться, и к тому же сильно страдал от боли в сломанной челюсти, злорадно следил за поединком, желал удачи зеленоглазому парню.

Однако щербатый и здесь просчитался. Да, Ллеу удалось-таки сделать почти невозможное, сбив киммерийца с ног — подобная вещь вряд оказалась бы под силу кому-либо другому, — и в торжествующим воплем приготовиться к завершающему удару.

Но варвар поступил совершенно непредсказуемо. Молниеносно увернувшись — сжатый кулак юноши просвистел возле его виска, — он вдруг выхватил из кармана коробочку с пылью ксамелла, открыл и ткнул в лицо Ллеу. Тот сделал глубокий вдох… и медленно осел на землю. Глаза парня остановились, тело свела судорога. Он вытянулся и затих.

Представив себе, что сейчас произойдет, Шенар, наплевав на боль и гул в ушах, взлетел, как птица, на коня и пустил его в галоп, забыв о своих «овцах», которые, впрочем, резво пустились бежать за ним.

Но киммериец этого не видел. Он тряс Ллеу за плечи, выкрикивал его имя, пытался привести и чувство — все было тщетно.

Юноша был еще жив, но вряд ли протянул бы долго. Его губы и ногти приобрели синеватый оттенок, он задыхался — каждый вдох и выдох давались парню со все большим трудом. Широко раскрытые глаза Ллеу, по-прежнему без малейшего проблеска узнавания, и вообще мысли, стремительно наполнялись ужасом близкой смерти, а кисти рук сделались ледяными. Конану не оставалось ничего иного, как, усадив юношу на седло впереди себя, пришпорить коня и застают, скакуна мчаться назад, в Келбацу, ко все той же Сафине. В конце концов, колдунья обязана была знать все о свойствах треклятого порошка, раз пользовалась им, — следовательно, могла найти и противоядие. Если же нет — она об этом жестоко пожалеет. Так или иначе, другого выхода у варвара все равно не было.

При повторном за этот день появлении киммерийца ведьма основательно потеряла дар речи. Правда, тот вряд ли смог бы прикончить ее прямо на месте, поскольку руки его были заняты — на плече он нес Ллеу.

— Помоги ему, ты, тварь! — крикнул варвар, опуская свою ношу на пол.

— Что я могу сделать, если не знаю, отчего он умирает? — резонно заметила Сафина.

— От чего?! Ты еще спрашиваешь? Он напал на меня, и я не мог с ним справиться, пока не заставил его вдохнуть ту отраву, которую у тебя отобрал.

— И сколько?

— Я что, отмерял? Сыпанул в лицо… там ничего не осталось.

Колдунья вздохнула.

— Тогда можешь идти копать могилу. Его невозможно спасти. Странно, что он до сих пор ну умер… впрочем, это вопрос нескольких минут.

— Я выкопаю две могилы, — очень тихо и внятно произнес Конан. — И в одну из них закопаю тебя — живой. Даже не сомневайся.

Сафина и не думала сомневаться в решительности намерений киммерийца.

Но она действительно не знала, что тут можно предпринять! Несравнимо меньшего количества порошка ксамелла хватило бы, чтобы прикончить десяток человек. А этот, парень, как ни странно, до сих пор был жив — что давало хоть и призрачную, но надежду.

Во всяком случае, можно было попытаться его спасти. Вот только, даже если допустить, что тело Ллеу не погибнет, разум его наверняка уже угас, причем, как полагала колдунья, безвозвратно. Из носа, рта и глаз юноши сочилась мутная слизь. Не тратя времени на пустые разговоры и объяснения, Сафина приподняла его, силой раскрыла сведенные судорогой челюсти и засунула в глотку Ллеу собственные пальцы. Юношу стали сотрясать приступы неукротимой рвоты. Варвар мрачно следил за действиями колдуньи.

— Что ты стоишь? — произнесла Сафина, бросив на него раздраженный взгляд. — Если в самом деле хочешь, чтобы он умер прямо сейчас, помоги мне. Думаешь, я одна могу справиться? Вас, дурней, как ни предупреждай, все без толку. Говорилa же я тебе: не трогай порошок? Нет, уволок. Говорила: не лезь с ним в драку? Где там!.. А потом я же еще и виновата. Ступай, принеси побольше воды и нагрей, как только вытерпеть возможно. У него там яд в крови бродит… выйти должен… через глотку, через нос, через все поры.

Сколько времени они вдвоем провозились с Ллеу, киммериец не знал. Как в бреду, он выполнил все, что требовала от него колдунья в промежутках между бесчисленными заклинаниями, с помощью которых она взывала к демонам или богам.

Юноша жил, когда прошли отмеренные ему минуты… затем часы… он продолжал дышать, все остальное пока не имело значения.

Наконец, Сафина сказала:

— Я сделала все, что могла, и даже больше. И ты тоже. Теперь остается только ждать. Просто ждать, Конан.

И на сей раз варвар ей поверил. Колдунья укрыла Ллеу ворохом одеял и шкур, разведенный огонь пылал так жарко, как только можно были заставить его гореть. Несколько раз Сафина отворяла парню кровь, чтобы отравленная быстрей заменялась свежей… Несмотря на жару, Ллеу продолжал дрожать, и руки его не согревались оставаясь холодными как лед.

— Киммериец, — произнесла колдунья, — приведи Элрину.

— Зачем?

— Нужно, раз говорю. Не спрашивай. Приведи — да побыстрее.

Варвар приволок девицу вперед ее собственного визга. Вновь очутившись перед Сафиной, та едва не хлопнулась в обморок от страха.

— Не трясись, — сухо сказала колдунья, — не трону. Парня видишь?

Элрина покосилась в сторону Ллеу и судорожно кивнула.

— Ложись с ним, — велела ведьма. — Живым телом согрей. Ты молодая, горячая, кровь кипит…

Девушка не посмела ослушаться.

Вытянувшись рядом с юношей, она обхватила его руками и прижалась так плотно, как могла. Поначалу сделав это из одного только страха перед невероятным образом объединившимися Сафиной и киммерийцем, она затем всмотрелась в неподвижное лицо Ллеу, измученное и бледное, и ей вдруг стало безумно жаль этого мальчика, больше, чем даже себя саму.

— Миленький, — прошептала она, нежно касаясь его лба губами, — я помогу тебе.

Ни услышать ее, ни тем более понять Ллеу не мог. Но девушка продолжала ласкать его так, словно он был в состоянии ответить на ее действия.

— Глупая девка, — удовлетворенно проворчали Сафина, — но свое дело знает, не головой, так сердцем.

Конану было известно по собственному опытy, и он не мог не согласиться с колдуньей. Что-что, а любить Элрина умела даже тех, кому принадлежала только на одну ночь.

Она принялась столь ревностно ухаживать за Ллеу, что выгнать ее стало делом весьма затруднительным. Она кормила его, когда юноша, наконец, смог принимать пищу, не извергая ее тут же обратно, часами растирала руки.

Девушка ничего не боялась и ничем не брезговала. Если заняться больше было нечем, Элрина просто лежала с ним рядом, нежно перебирая волосы на его голове и что-то едва слышно шепча ему на ухо.

Но разум к Ллеу не возвращался. Глаза его оставались совершенно пустыми.

Он не узнавал Конана, не произносил ни одного осмысленного слова, — ничего, кроме слабого бессвязного бормотания. Бессмысленная улыбка временами блуждала по его бледным губам, производя поистине жалкое и страшное впечатление.

На третий день Сафина сказала варвару:

— Ты просил спасти ему жизнь. Что ж, это удалось. Возможно, он проживет очень долго… но только в таком же состоянии, в каком пребывает сейчас. Он больше не человек и даже не животное… разве что — растение, — колдунья пожала плечами. — Ллеу не сможет разговаривать и что-либо понимать. Даже собственного имени не вспомнит никогда. Я могла бы солгать тебе, но рано или поздно ты бы сам понял правду. Если у тебя есть цель — идти дальше один. Оставь его.

В приступе неописуемого бешенства киммериец сокрушил вокруг себя все, что попалось ему под руку, учинив в жилище Сафины подлинный разгром.

Ведьма не пыталась его остановить, терпеливо ожидая, пока Конан сам успокоится настолько, чтобы смириться с неизбежным.

О, Сафина его совершенно не знала! Оглядев налитыми кровью глазами следы своих деянии, варвар проворчал:

— Не ты ли поначалу советовала мне копать для Ллеу могилу? И что — он не умер! Теперь же ты пытаешься убедить меня в том, что он безнадежно безумен, а я и в это не собираюсь верить. Ничто не кончено, пока человек дышит! Напряги мозги, старая перечница, пока я тебе и а не вышиб за ненадобностью, и придумай что-нибудь. Можешь спросить совета у своих богов или кому ты там молишься. И тебе очень крупно повезет, если они соизволят толково ответить. Не может быть, чтобы по всей Хайбории не нашлось колдуна или знахаря, способного вернуть Ллеу рассудок. Вспоминай!

Сафина надолго задумалась. Этот черноволосый варвар казался еще безумнее собственного приятеля, но доля истины в его словах, нельзя не признать, все же была.

Слыхала она об одном меруанском маге, который, как говорили, силой обладал немыслимой и совершал удивительные чудеса. Он чуть ли не мертвых способен был воскрешать — хотя в последнее утверждение не очень-то верилось, только ведь дыма без огня не бывает.

Когда сама Сафина была совсем еще юной девушкой, маг сей уже достиг весьма преклонных лет, а теперь, возможно, уже давно покинул мир живых.

Он жил как отшельник и не имел учеников, отказался от всякой собственности и хотя родом был, в самом деле, из Меру, но родину свою покинул еще ребенком и странствовал по всей Хайбории, объявляясь то здесь, то там, причем в такие моменты, когда его уже почитали умершим.

Найти его было весьма непросто, потому что никто доподлинно не знал, ни где он в данный момент находится, ни куда держит путь. Ветра в поле легче было сыскать, нежели этого человека.

И еще того труднее — вымолить у него милость, чтобы он не отказал а помощи, ибо далеко не до всякого маг снисходил, не прельщаясь ни богатством, ни посулами, ни могуществом просителя, а руководствуясь одному лишь ему ведомыми соображениями. И очень странный он был — во всем. Слыхала Сафина, будто ходит он босиком, и так прочны от долгих странствий сделались подошвы его ног, что змеи не могли прокусить его кожу; и облачается в одежды нищих, не имея ни дома, ни женщины, ни имущества, ни коня. А имя ему было такое же странное: Шин-дже-шедд.

— Есть один, — спустя бесконечно долгое время, произнесла наконец колдунья. — Может, и есть. Но где искать его, мне неведомо. Человек он ли они, бог или демон, жив или мертв — тоже не знаю. Сумеешь разыскать — может, тебе и повезет. А нет… что ж! Не ты первый — не ты последний.

Она рассказала киммерийцу все, что знала о Шин-дже-шедде, и по мере того, как говорила, припоминала новые и новые подробности о нем, Конан слушал ее внимательно и не перебивая.

Противоречивые чувства боролись в душе варвара; гнев на то, что все складывалось как нельзя хуже, и желание в самом деле оставить здесь Ллеу и отправиться дальше одному, как он и собирался поступить с самого начала, и невозможность сделать это, ибо зеленоглазый юноши стал для него больше, чем просто спутником, и попросту перешагнуть через него киммерийцу было уже не под силу.

Вот, пожалуйста — ищи теперь неизвестно ко» го и непонятно где.

А что, если никакого Шин-дже… как его там?! — вообще нет, легенда просто? Что-то он, Конан, прежде и слыхом о таком не слыхивал. А если и есть, так Хайбория велика, мало ли пыль каких дорог топчут сейчас жестче подошвы этого мага. Может, годы уйдут на то, чтобы его отыскать — а потом еще окажется, что без толку.

— Позвольте попробовать мне, — вдруг подала голос Элрина, несмело приближаясь к варвару, — я сумею найти Шин-дже-шедда и умолю его вернуть Ллеу рассудок. Я смогу, вот увидите!

Конан даже не удостоил ответа ее бредовые речи. Как же — сможет она. Что за глупая привычка у некоторых баб путаться в дела, которые не всегда по плечу и сильным?!

Однако теперь пути к отступлению не было. Это иначе что же получится — бритунийская подзаборная девке, шлюшка продажная, смелее и решительнее, чем он, воин, герой?!

— Без тебя обойдемся, — проворчал киммериец. Из-под земли достану этого вашего колдуне, н пусть он только посмеет мне отказать.

— Тогда разреши мне идти вместе с вами, — не унималась Элрина. — Я нужна Ллеу! Ты ведь будешь двигаться вместе ним, а он беспомощней ребенка. Я стану ухаживать за ним в пути, делала это здесь. С детьми да больными возиться — разве мужское дело?

— Вот только тебя мне для полного счастья не хватало, — грозно рявкнул Конан, уже понимая, тем не менее, что она права, а значит, ему предстоит увлекательное путешествие в обществе идиота и бабы… — А он-то… Ллеу… идти сможет?

— Сможет, — сказала Сафина. — Тело не откажется ему служить. А идти, и на коне худо-бедно удержаться ему под силу. Ты, киммериец, Элрину не гони. У нее никого на всем свете нет, сирота она. Жаловаться да ныть не приучена, и упрямая. Да ты сам видишь! Не сомневайся, она вам сгодится.

На следующий день они выступили в пум. Все оказалось даже еще хуже, чем представлял себе Конан. Ллеу в его нынешнем состоянии становился объектом злобных насмешек и издевательств всех, кому не лень было позубоскалить на его счет. Варвару постоянно приходилось затыкать слишком болтливые рты и резко омрачать настроение не в меру расходившихся весельчаков.

Мрачная злость не покидала его душу. Ладно хоть девка и в самом деле не докучала ни слезами, ни жалобами, терпеливо перенося длительные конные переходы и полностью поглощенная состоянием Ллеу.

Ее терпение было поистине безграничным, сама Элрина держалась в седле так уверенно, словно с раннего детства не слезала с коня. Ллеу ей приходилось везти впереди себя, днями напролет выслушивая его отрывочные и совершенно бессмысленные восклицания и длительные приступы идиотского смеха, временами переходящие а истерические рыдания.

Какие образы терзали помраченный разум юноши, ни она, ни киммериец не знали. Ночами девушка спала, что называется, вполглаза, сидя и положив голову Ллеу к себе на колени. Всякий раз, если он тревожно вскидывался и стонал, она принималась что-то тихо и ласково говорить ему, до тех пор, пока он снова не успокаивался и не затихал.

Самым печальным было то, что где бы они ни справлялись относительно Шин-дже-шедда, ответом почти всегда были изумленные и непонимающие взгляды. Словно он существовал лишь воображении Сафины. Никто не слышал и ничего не мог сообщить ни о нем самом, ни, тем более, об его местонахождении. Обращаться же к другим колдунам и магам было без толку: при одном взгляде на юношу они безнадежно махали руками и выносили тот же приговор, что и колдунья из Келбацы:

— Проще собаку научить толковать священные книги, чем вернуть рассудок этому несчастному.

Пробовал варвар прибегать и к помощи ветви маттенсаи, один раз чудесным образом сумевшей помочь Ллеу; но если раны на его теле от ее прикосновения затягивались на глазах, то на сознание она не могла оказать никакого влияния.

Однако Элрина не отчаивалась. Она фанатично верила в то, что них в конце концов все получится, причем говорила об этом столь убежденно, что и Конан отбрасывал сомнения, впрочем, довольно часто терзавшие его душу. В том, что произошло с его другом, киммериец в значительной степени винил и себя, кроме того, он понимал, что, сложись обстоятельства несколько иначе, и сам вполне мог бы попасться в лапы к щербатому Шенару — как знать, может, в таком случае они с Ллеу могли и поменяться места

Однажды, двигаясь через Немедию, они заметили стоящего при дороге слепого нищего, просящего подаяния.

Какой-то наглый мальчишка подскочил к несчастному — и, издевательски хохоча, отобрал несколько монет, а в ответ на его слабые протесты так двинул в грудь, что слепой оступился полетел в грязь.

Элрина при виде этого непотребства разразилась потоком заковыристой площадной брани жизнь на улицах Келбацы не особенно способствовала возникновению у нее безупречных манер.

А киммериец пустил жеребца чуть быстрее догнал маленького паскудника и, схватив его шиворот, отвесил пару добрых затрещин и заставил вернуть ограбленному слепцу деньги, после чего еще и добавил от себя горсть монет.

Не обращая внимания на жаркие изъявление благодарности, которые бормотал, низко кланяясь, слепец, он направил скакуна дальше, очень скоро начисто забыв об этом незначительном эпизоде.

Тем более, что этот день оказался щедр на неожиданности.

Проталкиваясь сквозь галдящую толпу на местном базаре, они вновь вынуждены были остановиться при виде целой процессии, сопровождающей к месту казни какого-то узника.

Среди возбужденных воплей взбудораженных предстоящим дармовым зрелищем любителей кровавых развлечений явственно различались крики, плач или, по крайней мере, недовольное ворчание тех, кто был не согласен с приговором и откровенно сочувствовали несчастному.

— Что же он совершил? — полюбопытствовала Элрина, склоняясь к одному из сочувствующими и не забывая при этом придерживать за талию сидящего впереди нее Ллеу.

— Э, красавица, этот мир давно покинула справедливость! У его богатого соседа сгорел дом, так тот не нашел ничего лучшего, чем обвинить беднягу в поджоге. Теперь, видишь, Уарс всем своим имуществом и жизнью платит за чужой навет, а доказать, что не виновен, не смог…

— Конан… — начала было девушка, но тот и сам был не глухой: направив своего жеребца наперерез процессии, он привел в полное замешательство не ожидавшую никакого сопротивления охрану — и осужденный, воспользовавшись моментом, немедленно бежал.

Элрина расхохоталась, хлопая в ладоши:

— Просто справедливость не ходит рука об руку с трусостью!..

Чтобы и самим, не ровен час, не занять место незадачливого Уарса, варвар и Элрина пришпорили, лошадей — и вскоре оказались далеко от площади, на которой должна была совершиться несостоявшаяся казнь.

Ближе к вечеру повстречался им прокаженный, изуродованное болезнью лицо которого было скрыто низко надвинутым капюшоном.

— Помоги мне, — глухо проговорил он, цепляясь за стремя коня киммерийца, — сил больше нет идти, а я чувствую, что смерть моя близка — мне хочется умереть на родной земле.

Он поднял голову — и Конан содрогнулся, увидев поистине жуткое, безносое и безгубое лицо, изъеденное язвами и напоминающее отвратительную морду неведомого зверя.

— Мне бы хоть до городских ворот добраться, — продолжал заживо гниющий урод, — а там селение мое не так уж далеко; дойду и сам.

Превозмогая желание с отвращением оттолкнуть его ногой и поскорее забыть, как кошмарный сон, киммериец, тем не менее, поступил иначе.

— Садись, — мрачно мотнул он головой, указывая прокаженному на седло позади себя, и тот, неловко цепляясь ужасными руками, на которых сохранилась едва ли половина пальцев, за ноги и одежду варвара, влез на коня и ухватился за него, как клещ.

— Куда ехать-то? — некоторое время спустя спросил Конан, не оборачиваясь. — Раз, говоришь, этот город близко, — что ж, тебя довезем, да и сами там заночуем.

Прокаженный не ответил. «Помер, никак?» — подумалось варвару.

— Эй, ты чего затих? — позвал он снова. — Заснул, что ли?

— Зачем ты искал меня, герой?

Киммериец решил было, что ослышался.

— Я искал тебя? — воскликнул он изумлении. — Да зачем бы ты ме сдался?!

И только тут он понял, что голос сидящего сзади него человека не принадлежит залезшему за его спину прокаженному — он звучал негромко, но без характерной гнусавой интонации, и вовсе не напоминал хриплое рычание. Конан посмотрел на Элрину — та, по всему было видно, ничего не слышала и не заметила никаких странностей.

— Не ты ли повсюду спрашивал, где можно найти Шин-дже-шедда, мага из Меру? Так вот, это я.

— Не стоит шутить со мной шутки, — предупредил варвар. — Я ведь и прибить могу.

— Я знаю твой нрав сын кузнеца. И шутить вовсе не расположен. За один день ты трижды выручил меня; от иных же и за долгие годы не дождешься подобного, ты оказался сильнее безразличия, когда вернул деньги слепому; и страха быть арестованным, когда освободил невинного, осужденного; и отвращение ты преодолел, протянув руку зажив гниющему… Придержи коня, и спутников своих останови. Ибо я, Шин-дже-шедд, буду говорит с тобою.

— Элрина, — позвал киммериец, — стой!

Все четверо спешились.

Девушка приблизила» к Конану и магу, глядя с некоторым удивлением, но без страха, и продолжая держать Ллеу за руку, Шин-дже-шедд поприветствовал ее, и она неуверенно кивнула, не зная, как понимать происходящее.

— Конан, — сказала она, указывая на юношу, — Ллеу устал и голоден, могу я пока его накормить?

— Да, пожалуйста. Займись им, — согласился киммериец, не сводя глаз с Шин-дже-шедда.

Откровенно говоря, внешний вид великого мага ничуть не впечатлял.

Он был невысок, строен и, как все люди, что большую часть жизнь проводят в пути, отличался темным цветом лица. Его длинные, как и у киммерийца волосы, свободно падали на плечи. Определить возраст Шин-дже-шедда было сложно, однако спокойная мудрость, светящаяся в его темно-карих глазах, говорила о том, что человек этот далеко не молод.

— Так какая же беда заставила тебя искать встречи со мною, варвар?

— Подожди-подожди, давай сперва разберемся, — по-прежнему с недоверием произнес Конан. — Во-первых, почему ты говоришь, будто я трижды выручил тебя, если я вообще вижу тебя впервые? Брось эти свои загадки, экая у вашей братии привычка изрекать непонятные вещи, вечно вы любите туману напустить! Ты, насколько мне видно, не слепой, не прокаженный, ну, а бедолага, чуть не потерявший голову по ложному доносу, всяко был тебя помоложе. Так что брось валять дурака!

— Не суди о вещах, которых не понимаешь, киммериец, ибо внешний облик на самом деле значит не так уж и много. И удержи свое сердце от ненужного гнева. От тебя сейчас не требуется ничего, кроме одной лишь веры, а ты продолжаешь сомневаться. Что же, это удел всех смертных. Так, может быть, все же скажешь, для чего ты добивался встречи со мной?

Ты говоришь так, словно знаешь меня, зовешь по имени, а об остальном догадаться не можешь? Чудно! Ну, да ладно, скажу. Ты видишь моего друга? Помоги ему, парень не в себе. С головой, похоже, что-то… — и варвар в нескольких словах объяснил, что произошло с Ллеу. — Никто не берется за его лечение, твердят, мол, без толку. Так что одна надежда на тебя. И не обижайся на мое недоверие — мне, конечно, очень повезло, что я тебя встретил.

Шин-дже-шедд улыбнулся, разглядывая киммерийца из-под полуопущенных век.

— Я сам прихожу к тем, кому нужен и кто может вместить… Встреча со мной не бывает случайной.

— Ну хорошо, пусть ты сам пришел, спорить больше не буду. Но как все-таки насчет главного — ты сможешь помочь Ллеу?

— Ллеу? — маг, словно очнувшись, приблизился к юноше, возле которого сидела Элрина; девушка тут же судорожно вцепилась в руку парня, словно прикрывая его своим телом, — Нет, сын кузнеца. Здесь я совершенно бессилен.

— Что?! — прохрипел Конан. — Бессилен?! Так я и знал, все вы, маги, только голову морочить мастера!

С его губ уже готов был сорваться поток оскорблений в адрес незадачливого знахаря, но Шин-дже-шедд властным жестом заставил его замолчать.

— Элрина, Элрина, — обратился он к девушке, — на чужой беде счастья себе не построит!» Ведь ты хочешь сохранить его для себя… пусть, такого… но чтобы быть у него единственной! Опомнись — и подумай, действительно ли ты желаешь, чтобы твой любимый остался в таком состоянии?

— Да ведь он… и смотреть на меня не захочет, если… — беспомощно всхлипнула она, — Прочь прогонит… И что мне тогда — опять на улицах собой торговать?.. А я хочу быть нужной Ллеу! Я люблю его!

— Нет, не его, Элрина. Себя в нем ты любишь, — мягкий голос Шин-дже-шедда сделался суровым. — Не надо лгать ни себе, ни мне!

Девушка низко опустила голову.

— Перестань цепляться за него и отойди. Ни стоит противиться неизбежному, умножая там самым зло. Стань сильнее себя самой.

— Хорошо… — сказала она. — Я попробую.

«Это что ж такое, — подумал варвар, — все это время Элрина, значит, была даже довольна тем, что Ллеу…» Нет, подобное просто не поддавалось разумению!

— Готова ли ты с радостью встретить исцеление Ллеу? — спросил маг, когда девушка, наконец, успокоилась.

— Да! — твердо ответила Элрина.

— Хорошо; теперь я чувствую, что с твоей стороны нет преграды.

Он протянул руку к девушке, и та медленно разжала пальцы, отпуская руку Ллеу и словно препоручая его Шин-дже-шедду.

— Теперь отойди от него, женщина, и пусть к нему приблизится его друг.

Уже стемнело, близилась ночь.

В свете костра невозмутимо спокойное лицо мага, казалось, все время меняется, представляясь то совсем юным, то необыкновенно древним, словно в его теле обитало множество душ.

— Чтобы исцелить его ослепленную душу и возвратить ее в тело, — медленно заговорил маг, — необходимо принести жертву тому, кто сейчас имеет над ней власть. Однако он согласится лишь на равноценный обмен. Что ж! Долго мы противостояли как равные, а теперь он полагает, что близка его победа. Он весьма самонадеян и очень горд…

— Да кто это — он? О ком ты? — не понял киммериец.

— Блистающий. Впрочем, это лишь одно из великого множества его имен, — Шин-дже-шедд вздохнул. — Друг твой не просто человек… не только человек. В крови его переплелось несколько миров, и сущность его не едина, а миссия, которую Ллеу надлежит исполнить с твоей помощью, нелегка и необыкновенно важна.

Подобное Конану уже приходилось слышать от главы рода Всевидящих, поэтому он, не став спорить, кивнул,

— Однако оба вы ведете себя при этом, точив неразумные дети, настолько легко и как будто даже с охотой попадаетесь в самые простые ловушки. Неужто ваша самонадеянность заставляет вас полагать себя бессмертными и неуязвимыми? Вы молоды, и мудрости вам не достает. На сей раз случилась страшная беда. Но ты поступил достойно, не бросив своего друга и, невзирая ни на что, поверив, что его можно спасти. Ни цена будет непомерно велика… цена вашей беспечности, варвар!

— И какую же цену я должен…

— Помолчи. Тебе нечем платит. Ты не сможешь выкупить его душу.

— Тогда кто же… у него ведь нет никого ближе меня!

— Я заплачу за него, чтобы вы двое смогли пройти весь путь до конца и дать Блистающему бой, какого он не может ожидать от смертных людей! — меруанский маг торжествующе рассмеялся. — Он не имеет права отказаться принять мою жертву! Я даю достойную цену! А ты… от тебя требуется только одно, киммериец: что бы ты сейчас не увидел и ни услышал, не ужасайся и не отводи взгляда, не бросай меня — так же, как ты не оставил Ллеу. Я не требую этого, впрочем; я только прошу! Ибо я привык быть один, но сейчас мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Прежде чем я уйду, знай: я не просто меруанец, покинувший Чашу Богов и долгие годы странствующий по Хайбории, творя то, что люди называют чудесами. Я — Аватара, воплощение того, в руке которого сосредоточена сама жизнь. Уже нет смысла скрывать это, поскольку мне отпущено слишком мало времени… Тебе же предстоит увидеть еще немало поистине великого на том пути, который ты пройдешь вместе со своим другом, и тебе откроется то, чего ты сейчас пока еще понять не в состоянии.

— Так ты, выходит, и вовсе не колдун. Шин-дже-шедд, а один из богов?

В голове Конана все никак не складывалось ясной картины происходящего. Ну, колдунов и всякой нечисти варвар перевидал немало, однако о таком, чтобы боги запросто беседовали со смертными, слышать ему не доводилось. Да еще просили бы о поддержке.

Обычно даже самое страстное обращение к богам ни к чему не приводило, они молчали, сколько их ни зови, и особого интереса к земным делам не проявляли. А тут творилось нечто вовсе странное.

И о какой такой жертве он говорит? Может, он просто сам — безумен? «Блистающий», с которым он сражается, очевидно, какой-то сильный демон, ну, это понятно, — чтобы откупиться от демона, жертвы, в самом деле, приносятся. Там животные какие-нибудь, а в некоторых случаях и люди. Но не наоборот. Высшее не может идти в жертву низшему — такого не бывает. Все равно как солнце не может взойти с другой стороны, чем это обычно происходит. Тысяча вопросов вертелись на языке варвара. Но Шин-дже-шедд вряд ли был расположен на них отвечать.

— Укроти свое любопытство, киммериец, прошу тебя — не прерывай меня понапрасну. Мне еще многое предстоит сказать тебе. Путь мой лежал в Гандерланд, ибо там я должен остановить великое зло, коему надлежит свершиться в ближайшее время, принося людям немыслимые беды, если я не вмешаюсь. Есть там один ювелир, мастер резать по камню. Что только не выходит из-под рук его: амулеты, кулоны, талисманы-обереги, перстни, геммы, ожерелья, браслеты… Все его изделия чрезвычайно высоко ценятся по всей Хайбории. И не потому, что нет ему равных в мастерстве… Делает он, например, кулоны из сердолика, которые носят ведьмы, — ли есть у кого-то из них такой кулон, власть такой умножается тысячекратно. И оливиновые браслеты, сделанные им, тоже в ходу у колдунов и магов, — к их владельцам гораздо больше доверия со стороны людей. Им нет цены! Его творения никто не продает, а только передают из рук в руки. Но и это не главное, Конан! Ибо только этот мастер владеет страшным секретом мориона.

— Это еще что такое? — насторожился варвар, никогда не слыхавший о подобной диковине.

— Дымчатый морион… этого камня всегда боялись все люди. Велика его власть, и обуздать ее могут лишь считанные колдуны и чернорезы во всем мире. Взрослый мужчина, надевший на себя изделие из мориона, погибает на третий день, ребенок — к концу первых суток, ибо сердце его останавливается. Морион — это камень некромантов, который открывает дорогу в мир усопших для общения с ними.

Имени чернореза, о котором я говорю тебе, никто не знает. Мне оно известно, но тебе о нем знать ни к чему. Люди же зовут этого мастера Пауком. Самые сильные по всей Хайбории камин подчиняются его власти. А сам он стар… очень, очень стар! За свою жизнь изготовил он семь морионовых ожерелий… Доводилось ли тебе, Конан, слышать о двуликом правителе Мольдзене?

— Еще бы не слышать! Ведь это один из последних правителей Хаагена, Черный Мольдзен! Он-то, как я знаю, и способствовал гибели некогда прекрасной страны, погубив множество людей придав одних страшных казни и сгноив других в темницах. Мольдзен Блэханд… Мангельда рассказывала мне об ужасах, которые он творил! Безумный тиран… Он умер в прошлом столетии, пережив три поколения обычных людей.

— Совершенно верно, киммериец, я говорю именно о нем. Этого человека, если можно о нем так сказать, считали даже бессмертным и поклонились ему, как богу. Так вот, он постоянно носил на груди талисман из мориона, сделанный руками Паука, и пил вино из такого же бокала, инкрустированного золотом. Колдовской камень погубил его душу, и то, что осталось жить, было лишь оболочкой, до краев наполненной ненавистью.

— Получается, этот Паук — еще древнее, чем Мольдзен Блэханд? И он до сих пор…

— Так и есть. Горбатый чернорез умрет, лишь когда сам пожелает — на третий день после тот, как наденет на себя морионовое ожерелье. И сила колдуна уйдет вместе с ним, дабы он сохранил возможность из потустороннего мира продолжать нещадно мстить тем, кто остался в живых.

Таково последнее предназначение любого ожерелья из мориона. Мне удалось найти и уничтожить шесть таких талисманов. Последнее, седьмое, осталось в руках Паука, и с ним он должай вскоре покинуть сей мир. Но после смерти он станет еще опаснее, чем при жизни. И я иду, дабы предотвратить это. Есть только один способ остановить подобное зло: сорвать с шеи лежащего в гробу чудовища в человеческом обличье проклятое колдовское ожерелье, закрыв тем самым дверь, через которую оно намерено возвращаться, чтобы продолжать сеять вокруг себя страдания и смерть. Но обычному человеку не под силу даже закрыть глаза колдуна. При такой попытке он тут же потеряет сознание и упадет без чувств. И уж тем более никто не способен прикоснуться к магическому камню. Однако если сейчас я… уйду, чтобы заплатить за возвращенный твоему другу разум, то кто завершит начатое мною дело? Шесть черных дверей я закрыл навсегда, но и единой оставшейся будет довольно, чтобы зло продолжало свершаться, а Блистающий — торжествовать!

— А я не гожусь для этой цели? — спросил Конан, хотя и так знал ответ.

— К сожалению, нет, — покачал головой Шин-дже-шедд. — Ты невероятно силен и многое дано тебе, воин с благородным сердцем. Но ты лишь напрасно погубишь себя, попытавшись сотворить подобное!

Варвар тяжело вздохнул. Конечно, тягаться с могущественным чародеем он вряд ли мог. Он не Аватара — просто человек. Вот если бы требовалось вступить в открытый бой… это было бы совсем другое дело!

— Однако существует выход и из этой ситуации, — снова заговорил меруанский мат. — То, что ты сделать не в состоянии, может совершить Ллеу. Он пройдет мой путь и исполнит мой долг, а после вы продолжите поход в Ландхааген. Но ты должен знать: это очень опасно. И может стоить, жизни — вам обоим. Сила твоего друга не так велика, как моя, а действовать надо быстро. Ибо мне стало известно, что уже на завтра Паук назначил день своей гибели, а это значит, что спустя еще два дня тело его предадут земле. И если при этом морионовое ожерелье будет на его шее, всему конец. Все ли ты понял, киммериец?

— Мне все понятно. Но раз по-другому нельзя… ты хочешь, наверное, чтобы я дал тебе клятву?

— Нет — мне довольно твоего слова. Не забывай! Я знаю тебя. Что ж… идите в Гандерланд, и пусть никакая сила не остановит вас на этом пути.

Меруанец опустился на землю рядом с Ллеу, и взял его руки в свои, прикрыл глаза… и варвар почувствовал, что почва под его ногами как то зашевелилась. Поднялся сильный ветер, забивающий песком и пылью легкие, звездное небо враз сделалось непроглядно черным — лишь яркие сухие всполохи молний проносились по нему, вонзаясь в землю. Тела юноши и Шин-дже-шедда были словно охвачены пламенем, от них разлетались снопы искр. Очевидно, происходящее причиняло магу сильные страдания — лицо его было искажено неподдельно мукой… и то, что он при этом не издавал ни звука, делало происходящее еще более жутким.

…Окончания трагедии Конан не видел. Когда он вновь открыл глаза, было утро, причем совершенно спокойное и ясное — ни следа разыгравшейся ночью бури. Киммериец огляделся. Лошади меланхолично жевали траву, время от времени встряхивая головами.

Элрина спала возле прогоревшего костра.

— Слушай, — донесся вдруг до его ушей голос Ллеу, — мы, вообще-то, где находимся? На Бритунию что-то не похоже… И зачем ты таскаешь за собой эту девушку? Она что, до такой степени тебе приглянулась, что ты со вчерашнего вечера…

— Со вчерашнего? — хмыкнул варвар. — Если бы! С того вечера, о котором ты говоришь, прошло много дней.

Юноша в недоумении потер ладонью лоб.

— Ты шутишь, конечно? А куда подевался этот лысый? Я что-то ничего не помню… Ох, и погуляли мы с тобой, верно, в Келбаце…

Отложив объяснения на потом, Конан поднялся с земли.

Шин-дже-шедд! — крикнул он, хотя прекрасно видел, что меруанец исчез.

Проклятье! Варвара охватило раскаяние. Ведь Аватара выполнил обещанное — вот рядом с ним сидит Ллеу, парень в полном порядке и, слава богам, ничего не помнит о том, что с ним произошло. А он не смог сделать для Шин-дже-шедда такую малость — хотя бы пробыть с ним до конца…

— Кого ты зовешь? — с тревогой в голосе проговорил Ллеу. — Разве с нами есть кто-то еще? А не знаешь ли ты… так странно — когда я проснулся, у меня в руке была зажата горсть пепла. Словно что-то сгорело дотла прямо у меня на ладони, а я даже не почувствовал ожога…

Горсть пепла, подумал киммериец.

Все, что осталось от странствующего бога, который сжег себя ради того, чтобы они могли продолжить свой путь. Глубокая печаль заставила горестно сжаться его сердце.

— Я хотел сохранить его, — продолжал юноша, — но подул ветер и унес этот пепел. Ничего не осталось…

— Ты остался. Шин-дже-шедд заплатил за тебя… Я все объясню тебе потом, сейчас у нас нет времени. Поехали! Элрина!..

Девушка села, переводя настороженный взор с Конана на Ллеу.

— Получилось? Ведь с ним все хорошо? Разум вернулся к Ллеу?..

— Да уж и не знаю, — проворчал варвар, садясь в седло. — Может, он снова станет вести себя как последний дурак…

И он решительно повернул коня.

— Эй, — воскликнул юноша, — ты куда? Ландхааген в противоположном направлении!

— Придержал бы язык, без тебя знаю, где Ландхааген. А нам теперь надо в Гандерланд. Там у нас есть одно дело.

Теперь без разъяснений было не обойтись, и киммериец приступил к рассказу. Подробно изложив Ллеу все, что случилось в Келбаце, Конан затем поведал своему спутнику об Аватаре Шин-дже-шедде и о дымчатом морионе. Чем дольше слушал его Ллеу, тем более мрачным становилось его лицо.

— Что я наделал… — проговорил он в глубокой печали и с искренним раскаянием в голосе. — Моя непростительная беспечность навлекли на вас столько бед! И самое ужасное, что из-за меня погиб Аватара. Я недостоин такой жертвы! Недостоин целовать землю, по которой ступала его нога — и сам же погубил его…

— Ну, меруанец здорово в тебя верил, раз говорил, что ты можешь его заменить. Хотя, конечно, получилось все скверно… Чародей он там или бог, а мужик был хороший, такие редко встречаются!

— Элрина, — после долгого молчания снова заговорил Ллеу, обращаясь теперь к девушке, — так значит, ты помогала мне во всем, когда по моей собственной глупости со мной произошло это несчастье? Ведь я ничего не соображал, ничего не чувствовал…

— Да… я… мне жаль стало, что ты такой молодой, красивый, и вдруг такое… я хотела, как лучше…

У Конана на языке вертелись язвительные слова относительно того, чего именно она там хотела. Но он счел за лучшее промолчать. Пусть сами между собой разбираются…

— Неприятно, наверное, было с идиотом возиться, насмешки выслушивать?

— Ну, что ты! — горячо воскликнула девушка. — Разве ты был виноват в своей беде? Я… я полюбила тебя за эти дни… полюбила всем сердцем! Я на край света пошла бы за тобой, если б ты пожелал!

С тоской глядя на Ллеу, она погладила его по щеке.

— Я несказанно рада, что к тебе вернулся разум, только ведь не нужна я тебе больше… Получше меня женщин сколько угодно найдется, они ноги тебе целовать готовы будут, а я… вернусь назад в тот кабак в Келбаце.

— Может, конечно, и найдется, — согласился юноша. — А случись опять со мною какая беда, всех как ветром сдует. А тебя вот не сдуло, Элрина. Много ума на то, чтобы вешаться на шею сильному красавцу, за которым, как за каменной стеной, не надо. А вот идиота с ложки кормить да загаженные тряпки за ним менять… что-то не видал я на это особых охотниц. У тебя главное есть: честность и сострадание. И вот что я тебе скажу, Элрина. Поезжай назад, но не в Бритунию. Иди до Кезанкийских предгорий, и там жди меня. Я приду за тобой. Если я призван стать отцом детям антархов, то ты им будешь матерью, а мне — женой. Если, конечно, захочешь этого.

Печальное лицо Элрины озарилось несклонным счастьем.

— Правда, Ллеу?! — выдохнула она со слезами на глазах. — Ты на самом деле хочешь взять меня в жены? О, мое солнце…

— Правда, любимая, — улыбнулся юноша, привлекая ее к себе. — Ты только дождись меня и что бы ты ни услышала обо мне, не верь даже самой страшной вести, пока сама не увидишь меня мертвым. Сбереги себя: я приду. А теперь ступай — и проси богов, чтобы они оказали ним свою благосклонность!

— Я сделаю все, что ты скажешь. И я дождусь тебя, Ллеу!

Она легко спрыгнула с коня и бросилась в объятья юноши.

Варвар не стал вмешиваться. Более того, он щедро отсыпал Элрине монет на долгий обратный путь — уж чего другого, а денег, которых он забрал у Сафины, пока что было в избытке, да и излишней скупостью киммериец никогда ни страдал…

Спутники пустили лошадей в галоп — и мчались теперь в сторону Гандерланда, не останавливаясь.