Нужную могилу я нашёл с помощью сканера, удачно замаскированного под сотовый.
Затевая своё грязное дело, избрал легальный путь. Отчасти. Риск меньше…
Территория кладбища заросла сорняками, едва ли не в рост человека.
За оградой хлопнула дверца машины, и послышались голоса нескольких человек.
Когда вышли на боковую аллею, картина прояснилась вполне.
Первым двигался полицейский в фуражке. За ним два медика, в серых халатах. Один нёс сложенные вдоль носилки. Второй — прорезиненный чёрный мешок и несколько пакетов, в которые уложат фрагменты, излечённые в процессе эксгумации. Медики не рассчитывают на целостность тела: с момента захоронения миновано шесть лет.
За медиками шагали два землекопа — краснолицый толстяк и жилистый худой верзила, — оба в оранжевых комбинезонах, с грудой инструментов на плечах. Замы кат шествие потёртый жизнью седой фотограф.
Полицейский в форме сержанта представился. Невысокий, подтянутый, чисто выбритый. Насквозь правильный.
Я в, свою очередь, вынул бумажник, раскрыл. На одной половине сержант увидел значок, на другой — удостоверение, пробежал взглядом мои данные.
— Бумаги. — Я протянул кипу документов.
Сержант внимательно прочитал каждый. Расписался, копии взял себе, уложил в кожаную папку. Скомандовал:
— Приступайте.
Начали копать. Запахло сырой землёй. Когда лопата глухо ударила в дерево, сержант подозвал фотографа.
Тот сделал нужные для протокола снимки.
Рабочие извлекли гроб.
— Открывайте, — сказал правильный сержант.
— У меня распоряжение — забрать труп как есть, — сказал я. — Гроб открывать не следует. Предоставим специалистам.
Полицейский нахмурился:
— У меня распоряжение— провести обычную, стандартную процедуру. Я не склонен её нарушать. Существуют правила. Должны совпасть возраст, пол, состояние трупа.
— В таком случае все дадут подписку о неразглашении… — Вынув из плаща новую кипу документов, я раздав бланки. — Хорошенько изучите раздел о санкциях. Во избежание.
Прочитав грозный документ, не отыскав ничего противозаконного, сержант расписался.
После него расписались другие.
Общее настроение, конечно, изменилось.
Теперь участники рядовой эксгумации ждали необычного, секретного, опасного. Плохо, но выхода не было. Вынужденная мера, не лишённая слабых мест. Рабочие вооружились молотками и зубилами. Взялись за крышку.
Вот крышка отошла.
Медики заранее сморщились, предвидя запахи тления, плесени, формальдегида. Плесенью разило, от дерева. Угадывался формальдегид.
Больше — ничего.
— Лишнее знание — лишняя ответственность!.. — строго предупредил я, поочередно глядя на рабочих, медиков, фотографа. — Сержант обязан, по долгу службы. Вам же я рекомендую воздержаться. Рекомендую отойти, встать спиной к могиле. Никаких снимков.
— Иначе вы будете вынуждены убить всех? — хмыкнул фотограф. — Ладно, спасайте мир.
Возле гроба остались сержант и спаситель мира.
— Никаких снимков? — Полицейский собирался и дальше проявлять твёрдость. — Заявляю: это нарушение процедуры.
— Я просто увезу то, что находится в могиле. Наши специалисты разберутся.
Не сговариваясь, мы с ним подняли крышку, положили в траву.
На подкладке лежал светловолосый мужчина в дешёвом погребальном костюме, сорочке и галстуке. Загорелая гладкая кожа. Спокойное выражение лица. Нет щетины.
Следы разложения отсутствуют.
Как будто обитатель могилы кого-то попросил немного полежать за него, асам покурить вышел. Но тощий неимоверно.
— Шесть лет… — прошептал сержант, точно боясь разбудить.
Он растерянно вытирал пальцы носовым платком.
— Намерены задавать лишние вопросы? — тихо полюбопытствовал я.
— Нет… Пол, возраст — совпадают… — Полицейский нервно сглотнул. — А что написать в протоколе — о состоянии трупа?
— Не догадываетесь, как вам следует поступить в интересах национальной безопасности? — Я тоже вытер пальцы носовым платком. — Ну-ка, помогите…
Когда умерший был в мешке, я задвинул молнию. Сказал, обращаясь к медикам:
— Несите в мой фургон. Помните о подписке. Всех касается.
Медики, наверное, удивляясь состоянию покойника, уложили тело на свои носилки.
Подняли. Направились к выходу.
Собрав инструменты, к выходу пошли насупленные рабочие.
Всем, конечно, интересно.
В то же время никто из них толком не знает ничего существенного. Правильный сержант не из болтливых. Ну и — подписка.
Надеюсь, обойдётся.
— Ваши обычно действуют парами, — сказал полицейский. — Напарника у вас нет?
— Отчего же… Он занят другим. Экстренная ситуация.
Одной ложью больше, одной меньше — разница невелика.
Чёрный фургон стал катафалком.
Я простился и сел за руль, чувствуя себя работником похоронной конторы.
Через полтора часа на пустынном участке шоссе я принял к лесистой обочине, выключил двигатель. Покинув кабину, залез в грузовую часть фургона, где лежал труп, среди пакетов с химикалиями. Расстегнул молнию. Расстегнул одежду на мертвеце.
Тело выглядело неповреждённым. Отсутствовал традиционный крестообразный разрез, от горла до брюшины. Вообще ни одного шва.
Неужели вскрытие не проводили?
Если похоронен как человек на кладбище, то от преследования сумел уйти… Позднее всё же пришёл в нефункциональное состояние.
От человека практически неотличим. Полицейские и медики не заподозрили ничего — приняли, наверное, за жертву какого-то несчастного случая.
Но смерть не была естественной, велось расследование.
Значит, вскрытие проводилось. А швов нет — качественная регенерация. Шесть лет — срок немалый.
Хорошо поработал. Нужно было восстановить так много. Ресурсов крохи… Воскрешение мёртвых — сказки. Верить им глупо.
Склонившись над трупом, я коснулся холодных висков, чуть надавил пальцами.
Веки дрогнули. Через секунду — поднялись.
Голубые, чистые глаза. Взгляд, правда, слегка туманный.
Я знал, что сказать:
— Восстанавливайся. Химикаты вот здесь, под рукой… Отчёт представишь, когда будешь готов.
Опустились веки — знак согласия, подчинения.
Фургон больше не был катафалком. Путь нам предстоял долгий.
Меня вёл сканер.
В прибрежном городке, с населением тысяч в десять, пришлось задержаться. Ожившего мертвеца я разместил в мотеле, обеспечил всем, что ему необходимо. Дождётся без сложностей. Управлюсь за пару дней, может, чуть позже. Надеюсь — будет выглядеть получше.
Утром, стоя на пирсе, я рассматривал местные лодки, размерами, оснасткой, мощностью своих двигателей не уступающие катерам Береговой охраны. В спокойной воде покачивались отражения перистых облаков, плывущих в небе.
Отражения лодок, со всеми надстройками и рыбацким оборудованием, чуть рябили. Хотя пятизначные номера, крупно и чётко выведенные стандартным шрифтом на рубках, читались и над водой, и на воде. Какие-то лодки были старыми, грязно-рыжими от потёков ржавчины, какие-то — сияли краской, встающее солнце играло бликами на их бортах. Выше надстроек, мачт, ферм, антенн, по другую сторону бухты зеленели покатые горы, поросшие лесом.
Ветер был насыщен йодом, бодрил влажной свежестью.
В руках я держал карту, затянутую в ламинат. Купил в городке.
Моя цель — остров, по форме напоминающий птицу, раскинувшую крылья.
Туда попасть нелегко. Сорок километров от берега.
На маяк, расположенный там, летает раз в месяц вертолёт, который доставляет припасы, ну и сменщиков. Один смотритель живёт на острове постоянно. Визиты ограничены. Подай заявку в Береговую охрану, жди разрешения много недель. И посторонних там почти не бывает. В общем, не вариант.
За акваторией следят. Воспользуешься лодкой с мотором, чтобы доплыть в одиночку, — Береговая охрана вернёт обратно.
Выход я нашёл.
Есть договоренность с капитаном-выпивохой, достигнутая за кружкой пива. Кэп возьмёт новичка, с традиционным испытательным сроком. На то судно — побитое, с гроздью красных шаров-поплавков на корме.
О, появился капитан, за ним потянулась команда…
Судно в море.
Нелёгкий промысел.
С ног валил запах рыбы.
С ног валила качка.
С ног валила усталость.
Рыбаки на меня орали, не жалея крепких выражений. Я неумёха. И команда недоумевала, какого чёрта капитан со мной связался.
Ночью измотанные моряки спали внизу, дежурил кэп, так мы условились.
Когда проходили неподалёку от заповедного острова, за пару часов до рассвета, я стащил брикет надувной лодки. Дёрнув шнур, накачал сжатым воздухом.
Капитан смотрел в сторону. Замедлил ход, согласно договорённости.
У кормы, где ближе вода, я спустил лодку за борт.
Сполз в неё.
Пристроив вёсла, поплыл на свет маяка, вспыхивающий каждые пять секунд.
Звук тарахтящего дизеля удалялся, таял в темноте.
Позже кэп, чертыхаясь, сообщит команде, что на маяке служит мой старший брат — с ним я не виделся более десяти лет. Туда я как раз и направился. Вот разгильдяй.
Суровые моряки отнесутся к такой эскападе снисходительно, шум поднимать не станут. Всё равно толку от разгильдяя — ноль.
Согласно договорённости, капитан, возвращаясь с лова, подберёт новичка, болтающегося в той же надувной лодке… На берегу он при людях скажет мне, что я не гожусь для работы в море, слишком недисциплинирован, слишком некомпетентен. Я не обижусь. Мы разойдёмся.
В накладе капитан не останется — моя эскапада щедро оплачена.
Светало.
Остров плоский. В длину — полкилометра. В общем-то — голый.
Деревьев нет, из зелени — трава и что-то вроде кустов. В той части, которая могла сойти за голову птицы, на самой высокой точке, располагался маяк.
Редкость сегодня, везде редкость. Спутниковая навигация делает маяки анахронизмом.
Кое-как проведя лодку между рифов, я причалил.
Затащил судёнышко на камни и привязал к дереву, занесённому сюда волнами. Сложил в лодку вёсла.
Услышав негромкие шаги, поднял голову. Мужчина, в резиновых сапогах, в обтрёпанных серых штанах и в джемпере, вытянутых и грязных, заляпанных краской, мазутом. Чёрная расстёгнутая куртка, чёрная вязаная шапочка.
Руки натруженные.
В левой — портативная рация с короткой антенной, для вызова Береговой охраны.
Обветренное лицо. Взгляд пристальный и наполненный острой подозрительностью.
Видимо, так и должен себя вести смотритель маяка на острове, закрытом для посещений.
Он может доложить о госте в штаб Береговой охраны.
Взгляд менялся на глазах.
Нет, смотритель не доложит. Почувствовал, кто его гость. Хотя ему не верилось. Давно перестал ждать.
— Никогда ещё не был на маяке, — сказал я.
Повернувшись, он пошёл в глубь острова, зная, что пойду за ним.
Строения щитовые, с гофрированной поверхностью крашеных степ. Нижняя часть серая, верхняя — белая. Два строения в пару этажей, крыши у них — яркого красного цвета. На стене одного — спутниковые тарелки.
Ещё несколько строений, гораздо меньшие, крыши у них коричневые.
Правее — генераторная, перед ней — четыре жёлтые цистерны в ряд.
Через низины проложены деревянные мостки с поручнями. Самый длинный из них вёл к площадке, на которую садится вертолёт. На стойке вытянулся, по ветру, полосатый красно-белый «чулок» — аэродромный ветроуказатель.
Маяк — шестигранная башня с площадкой наверху. Кабинка с панорамным остеклением, красная, под красной же крышей. Там фонарь. А над кабинкой — антенны.
По железному трапу с перилами, влажными от росы, поднялись к фонарю. Ступили на кольцевую площадку.
В середине кабинки — фонарь на станине, шестигранный, под тёмно-серым навершием.
Мы вошли.
Четырнадцать метров над уровнем моря.
Идеальное место. Вот здесь и произойдёт разговор, наедине.
Проверив яркость фонаря, смотритель подкрутил верньер.
Принялся осторожно полировать линзы чистой ветошью.
Попутно рассказывал:
— Я хочу работать в одиночку, но правила техники безопасности это запрещают. Человек не может дежурить круглые сутки — нужен сменщик… Я дежурю с трёх часов утра до шести вечера. Потом заступает — он… Когда заканчивается вахта, с материка присылают другого…
Забот хватает. Каждые три часа по радио передаём в Береговую охрану метеосводку, свежие данные о температуре воздуха и влажности, о силе ветра, облачности… Зимы тут суровые — дом качается от ветра. И валится обшивка с внешних стен. Заколачивать ставни приходится. Весной я навожу порядок. Смываю помёт чаек, крашу постройки, ремонтирую или заменяю генераторы и солнечные коллекторы. Иногда с бензопилой иду к воде, ищу там прибитые к берегу стволы деревьев. Пилю их на доски. Мастерю столы и стулья — мебель сделана моими руками. Летаю раз в год на материк. Немного путешествую на машине, которую держу там в арендованном гараже. На хорошем счету у начальства. Предлагают служить на маяке вплоть до выхода на пенсию. Что ж, может, соглашусь. Я привык на острове.
Какой словоохотливый, на удивление.
С маяка видно было далеко.
В серых вол над плескался тюлень. Плыли киты, пуская фонтаны.
Шла большая рыбацкая шхуна. Пронзительно крича, мимо стёкол маяка иногда проносились чайки.
Пора начать разговор, на языке другого мира:
— Я — Первый, из группы номер два. Мои слова не стали неожиданностью. Ответ прозвучал немедленно:
— Я — Третий, из группы номер один.
— Второй и Третий из группы номер два погибли. Что с твоей группой?
— В стратосфере нас атаковали беспилотные летательные аппараты, высокоскоростные и высокоманёвренные, с энергетическим вооружением. Первый умер в небе. Капсулу Второго тоже подбили. Но Второй сел. И капсула самоуничтожилась после того, как Второй покинул её… Сигнал жизненной активности Второго пропал. Шесть лет назад произошло… Отыскать следы не удалось… По инструкции Третий в таких обстоятельствах — переходит в пассивный режим. Я действовал по инструкции.
— Второй из группы номер один пытался внедриться. Добыл одежду, водительские права. Но повреждения оказались велики. Он перестал функционировать и попал в руки людей. Его похоронили. Шесть лет вынужденно бездействовал… Я нашёл Второго. Мы соберём из двух групп — одну. Выполнение задания — возможно… Ты уволишься, в установленные сроки и соблюдая формальности, не привлекая внимания.
— Да, Первый.
Опустились веки — знак согласия, подчинения.
Очень хорошо.
Кивнув, я продолжил:
— Задание будет скорректировано. А сейчас — полный отчёт.
Слушая Третьего, мысленно отмечая наиболее важные детали, я думал. Начальный этап завершён.
В стандартной разведгруппе — трое. Второй и Третий — биороботы, созданные по образу людей.
Первый — гуманоид, прошедший трансформацию для придания человеческого облика.
Разведгруппа должна конспиративно действовать на Земле два года. Затем — эвакуация.
Но группа номер один не вышла на связь. Позже, из сообщений Третьего, стало ясно, что Первый уничтожен, контакт со Вторым — потерян.
Эвакуировать биоробота — неоправданный риск.
Неудачная заброска вынудила пересмотреть ход подготовки разведгрупп. Потребовались силы, время и средства. Через пять лет к Земле вновь устремились три капсулы, с группой номер два. Земные технологии развивались, это проявилось наглядно.
Беспилотники сбили две капсулы. Третью посадили на военный аэродром. В ней был лидер — Первый.
Лидера поместили в подземный экранированный бункер.
Используя ментоскопирование, земляне узнали многое.
Внешне я — вылитый Первый из группы номер два. С чем-то повезло, с чем-то выручила пластическая хирургия.
Меня готовили с учётом полученной информации. Да, пришлось, конечно, потрудиться. Я даже освоил чужой язык. Подготовка шла с максимальной, изматывающей нагрузкой.
Зато мои инопланетные подчинённые, кажется, не заметили подмены.
Я стал лидером сводной разведгруппы. Должен продержаться в ней два года. Затем вернуться — «назад».
Тогда начнётся главный этап миссии. Возможно, это будет езда в один конец. Посмотрим.
Что бы ни случилось — я не отступлю.ТМ