Курица — не птица, малый сторожевик — не корабль. И то правда: слабее их в составе Военно-космических сил были лишь одноместные патрульные катера. Служа на такой убогой посудине, можно и комплекс неполноценности заработать. А поскольку МС-13 достался ещё и несчастливый номер, его решили немножко «возвысить», назвав в честь созвездия Большого Пса.
Малый сторожевик «Большой Пёс»… Звучит солидно, хотя и абсурдно, — примерно как «витязь-доходяга» или «карликовый верзила». Но при желании всегда можно договориться со здравым смыслом и закрыть глаза на явную нелепицу. Зато как приятно величать своё судёнышко не слегка облагороженной оружием лоханью, а полноценной боевой единицей! Сейчас эта единица болталась за орбитой Марса, дабы в случае чего врезать по супостату из установок главного (и единственного) калибра. Если же не получится, сообщить другим единицам — покрупнее и «позубастее»: «Готовьтесь к бою!» Но крошечный экипаж давно не надеялся дослужить до момента, когда этот случай наступит. А потому, чтобы не спятить в ожидании, развлекался как мог.
Говорят, военные — самые ограниченные люди на свете. Злобное враньё! Конечно, эти двое не могли похвастать одухотворёнными лицами. И всё-таки они обнаруживали явные признаки интеллекта, поскольку увлечённо рубились в «Абордаж-3». Игра не из самых сложных, но тоже соображения требует…
В воздухе висел голубоватый параллелепипед, разбитый на ячейки-кубики. В кубиках мерцали фигурки боевых звездолётов, начиная с корветов и заканчивая красавцем линкором. Флотилиям полагалось нещадно лупцевать друг друга смертоносными лучами разной силы и дальности. Одни могли проникнуть только в кубик напротив, другие прошивали сразу десяток-полтора, причём в любых направлениях. Самым убойным оружием считался «уничтожитель пространства». Применить его можно было только раз, зато он выжигал вокруг себя обширную зону.
Однако на единственный вражеский линкор никакие лучи не действовали. Одолеть его можно было только «дедовским» способом — взять на абордаж. Всего ничего — подобраться под самый бочок, проделав коридор в стае кораблей охраны. Просто? А вы попробуйте!
— Ну и куда же ты лезешь? — презрительно спросил Лещёв.
— Этот куб под боем с четырёх сторон. Совсем мозги потерял?
— А я жертвую! — напыщенно произнёс Клюгль.
— Целый крейсер?! Нет, старина, дело, конечно, твоё. Но только знаешь, где я видал таких стратегов?
— Ты будешь бить или нет? — набычился Клюгль.
— Да с превеликим удовольствием! Дураков надо учить. Сейчас, сейчас…
Лещёв подпёр одной рукой подбородок, а пальцами другой забарабанил по коленке.
— Учить, учить, взять и замочить… — У него была неприятная привычка размышлять вслух. — Легко сказать! Воткнул, понимаешь, сюда свой гадский фрегат. Давно стоит, зараза, и никак мимо него не прошмыгнуть. Уже два моих корвета грохнул. Я бы лучше его слопал, чем этот крейсер… А, ладно, была не была!
Крейсер исчез, словно его слизнула языком пробравшаяся в расположение флота космическая корова.
— Съел, значит… — бесстрастно констатировал Клюгль. — Ну, тогда получи!
«Гадский» фрегат остался на месте, но из глубины боевого порядка вдруг выдвинулся другой, ранее неприметный, и взял под прицел самую гущу вражьего воинства. Мгновение спустя Лещёв разразился бешеной тирадой, где самыми безобидными словами были «мать», «великий космос» и «кровопийца».
Спокойно выдержав водопад ругательств, Клюгль растянул тонкие губы в улыбку:
— Поздно сотрясать воздух, дружище. Тебя никто не заставлял делать этот ход. Ну, так кто из нас дурак?
Боевой звездолёт куркуннов выпал из подпространства в намеченной точке. Он выглядел настолько устрашающе, что корабли противника редко осмеливались вступить с ним в схватку. Увидев эту воплощённую в металле смерть, жалкий враг предпочитал тут же сдаться на милость победителя!
И всё же среди разумных рас Галактики была одна, не уступающая куркуннам в военной силе.
Не прошло и минуты, как в сотне тысяч километров от первого звездолёта материализовался супердредноут флифликов. Конечно, это не было совпадением. Друзья-соперники заранее договорились о встрече, чтобы обсудить участь Земли. Уютная планета с массой кислорода, мягким климатом, изобилием природных богатств — за такой лакомый кусок неизбежна грызня. Грызня часто перерастает в бойню, а это уже опасно. В истории полно примеров, когда чересчур затянувшаяся война приводила к краху самые могучие империи! Так не лучше ли решить вопрос полюбовно, без лишней крови и жертв?..
Лещёв обдумывал гениальную, как ему казалось, многоходовую комбинацию. Оставалось ещё разок прокрутить её в мозгу, но тут, спутав все мысли, пронзительно заверещал вестник тревоги — «крикун».
«Уи-уи-уи!» — надрывалось гнусное устройство, заставляя переборки судёнышка мелко вибрировать.
Лещёв чертыхнулся и хлопнул ладонью по мигающей красной кнопке. Визг оборвался.
— Так нельзя, Антон, — забеспокоился Клюгль. — Инструкция…
— Да пошёл ты со своей немецкой педантичностью знаешь куда! — взорвался Лещёв. — Эта дрянь неисправна, согласен? Два раза она уже срабатывала ни с того ни с сего, верно?
— Верно… — нехотя признал поборник инструкций. Ещё бы не признать, если добрую четверть приборов «Большого Пса» давно полагалось списать в утиль…
— Ну так пусть заткнётся! Не отвлекайся на всякую ерунду, Петер. Лучше готовься сдаться. Крейсер ты у меня отквитал, но это тебе не поможет. Через десять-пятнадцать минут твой линкор возьмёт абордажная команда!
— Через полчаса, не раньше, — невозмутимо уточнил Клюгль.
— И не мой, а твой.
— Чёрта лысого! — хохотнул Лещёв. — Для начала, старина, я пойду вот сюда…
Надкомандор куркуннов смотрел на экран и от удивления всё шире разевал клюв. В том, что точно между его кораблём и супердредноутом флифликов оказался сторожевик землян, ничего уникального не было — простая теория вероятностей. Но почему люди отнеслись к двойному вторжению так спокойно? У прославленного вояки, Героя второго класса, это не укладывалось в голове.
Он знал, что сторожевик, несмотря на скромные размеры, способен довольно больно «кусаться». Сейчас ему полагалось уже выбрать цель и попытаться атаковать. Конечно, силы неравны, и шансов у землян маловато. Осознав это, они могли передумать насчёт боя и, как многие до них, выкинуть белый флаг. Но почему-то не предприняли ничего. Вообще никакой реакции, словно под носом у них не вражеские сверхкорабли, а пара самых маленьких камушков из пояса астероидов!
Надкомандор был логиком до мозга костей, а потому находил лишь одно объяснение увиденному — ужасно неприятное. Возможно, предстоит по-настоящему тяжёлая битва. Но сначала он должен был убедиться, что его догадка верна…
Подадмирал флифликов блаженствовал в шикарной ванне, напоминающей раковину огромного моллюска. Чтобы приготовить воду по всем правилам, пришлось добавить в неё полдюжины различных ароматных масел. Дорого, конечно, но он не имел привычки отказывать себе в роскоши.
От наслаждения на желтовато-бурой коже выдающегося флотоводца выступили круглые пупырышки, а огромные глаза почти закрылись, превратившись в узкие щели. Он предвкушал скорый триумф. Переговоры с коллегой-куркунном не должны были затянуться — основные детали предстоящего раздела Земли стороны успели обсудить заранее. Так что они немного побеседуют, скрепят подписями договор, виртуально чокнутся бокалами с любимыми напитками — и миссия окончена!
Но беседа сразу же не заладилась. Когда в овале коммуникатора возникла тщедушная фигура надкомандора, от неё повеяло таким холодом, что неженке флифлику на мгновение стало зябко.
— Мне непонятны ваши действия, Буфос, — надменно произнёс куркунн на южногалактическом и для пущего эффекта выпятил костлявую грудь. — Требую объяснений.
— Требуете?! — Подадмирал был смешлив и, какую бы пакость ему ни подстроила судьба, воспринимал её с юмором. Но тут он от неожиданности позеленел, а бугорки на его коже заострились, превратившись в колючки. — Что за тон, Галлар?
Вообще-то, надкомандор мог бы выбрать тон и пожестче. Но он гордился своим высоким происхождением и не хотел унижаться до перебранки с этим безродным выскочкой.
— Вы, конечно, уже заметили человеческий корабль, — сухо продолжил Галлар. — Так вот, земляне ведут себя неадекватно. Абсолютно никаких действий! Как будто точно знали, где и когда мы появимся, а теперь изготовились к бою и только ждут указаний. Ваших указаний, подадмирал!
— Моих?! — Нелепость обвинения настолько развеселила Буфоса, что его упитанная туша заколыхалась, и из ванны стала выплёскиваться через край драгоценная жидкость. — Да вы шутник, Галлар!
— Ничуть. Это единственное объяснение. Вы сговорились с людьми, чтобы ударить совместно. Победа над нами гораздо заманчивее для флифликов, чем раздел Земли. Не так ли?
Жабью физиономию Буфоса прорезала широчайшая улыбка — от одного перепончатого уха до другого. Казалось, верхняя часть его головы вот-вот отвалится и задорно запрыгает по полу.
— Вам надо лечиться, Галлар! Такой бред в здравом уме не сочинишь. А если я вас самого обвиню в сговоре с врагом? Причём ровно на том же основании!
— Это невозможно, — ещё сильнее выпятив грудь, ответил надкомандор. — Мы, куркунны, не умеем предавать. Моя родовая честь…
— Ваша честь?! — Буфоса затрясло от смеха так, что ванна, уже опустевшая наполовину, принялась ходить ходуном. — Выдерните у себя самое длинное перо, нанижите на него свою честь и суньте её в…
Есть предел оскорблениям, когда даже хвалёной фамильной выдержке приходит конец. После омерзительных слов флифлика перья у Галлара встали дыбом, хвост распушился, а гребень на голове налился кровью.
— Я был прав, пупырчатый урод, — зловеще произнёс надкомандор. — Таких «союзников» надо уничтожать. Это война!
— Прощай, чучело в перьях, — издевательски изрёк Буфос и выключил коммуникатор. Затем прямо из ванны отдал приказ: немедленно нанести удар по противнику, так долго притворявшемуся другом.
Супердредноут выпустил целый рой полуразумных боевых элементов, от которых ни одна раса в Галактике так и не нашла защиты. Смертоносные малютки ринулись к цели, определяя на ходу, кто в какое место вражеского корабля будет «жалить». Но и куркунны не дремали. Как только связь с флифликами оборвалась, надкомандор лично привёл в действие новинку — расщепляющий луч с двойным эффектом.
Это было жуткое и вместе с тем невероятно красивое зрелище. Наблюдая за ним, какой-нибудь стихоплёт мог бы сочинить целую поэму про «два костра, прожегших купол вечной ночи». Галлар так и не исполнил заветную мечту — стать при жизни Героем первого класса. А Буфос самую малость не дослужился до полного адмирала…
Лещёв до сих пор не научился достойно проигрывать. Ему хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть, как от его выпотрошенного линкора отваливает абордажная команда противника.
— Ну и гад же ты, Петер, — мрачно произнёс он. — Никакого благородства, а пара ходов были прямо-таки подлые!
— Победителей не судят, — благодушно ответил Клюгль. — Думать надо, а не звёзды считать. Кстати, Антон, глянь-ка на приборы. Они фиксируют какие-то аномалии за бортом. Странное возмущение пространства…
Лещёв глянул.
— Действительно, что-то есть, — подтвердил он. — Ну и плевать! Пусть над этим учёные раздумывают, мы-то тут при чём?
— Тогда сыграем ещё? — предложил Клюгль.
— К чёрту! — отмахнулся Лещёв. — Хотя… Что нам с тобой остаётся? Скука смертная! Эх, как хотелось бы забросить эту виртуалку и поучаствовать в настоящей космической битве! Или хотя бы посмотреть на неё краешком глаза…
— Брось фантазировать! — В этом вопросе Клюгль был упёртым скептиком. — С «Большим Псом» такого никогда не случится. Даром, что ли, у него несчастливый номер?
Десятки вертолётов, полных вооружённых солдат, взлетали с военных баз и летели в направлении мегаполисов. Солнце в небе горело в зените, сверкая на лобовых стёклах и лопастях винтов, превращая боевые вертолёты в машины из далёкого будущего, в инопланетные корабли, явившиеся, чтобы истребить всё живое на Земле.
Эдик Потапкин нетвёрдой походкой вошёл в кабинет. Усатый доктор за широким письменным столом оторвался от бумаг и поднял на него глаза. Застарелый шрам, протянувшийся от края губы через всю щёку, придавал его лицу устрашающее выражение. Однако взгляд был добродушным.
— Ну-с, как наши дела?
— У меня плохое предчувствие, доктор Херц. — Потапкин протянул ему папку с распечатками.
— Так-с, посмотрим, что показали анализы. Так. Да. Да. — Доктор Херц жевал кончик своих роскошных усов. — Мммм… увеличено… так… кхе-гм… расширено. Н-да. Всё-таки положительный. Придётся вам, Эдик, — он отложил распечатки и сочувствующе посмотрел на пациента, — ложиться на операцию.
Эдик вздрогнул, как берёза под порывом ветра. Бледность покрыла его лицо.
— Не переживайте вы так, — попытался успокоить доктор.
— Подумайте, ещё тридцать лет назад, когда вы только родились, любой, у кого обнаруживали рак мозга, садился писать завещание. — Доктор ободряюще улыбнулся. — Вы должны благодарить Великого Электронщика, что в наши дни операция по удалению злокачественной опухоли стала не сложнее удаления гланд. И столь же эффективна, должен заметить. Медицина не хуже прочих наук, мы всё время движемся вперёд. Иначе нельзя, от нас зависят жизни людей.
— Великий Электронщик, — повторил Потапкин, уныло глядя в пол.
— Именно он, — кивнул врач, — не забывайте, что это благодаря его изобретению мы теперь лечим, или вернее, ремонтируем человеческие тела без риска для жизни пациента.
— Да, — согласился Эдик вяло, — сестра моей подруги лечилась таким образом. Ей полгода назад заменяли желудок.
— Великий Электронщик, как его называют, и его команда прикладывают огромные усилия, чтобы мы жили в комфортном и как можно более совершенном мире. Хотя, если уж Бог не смог сотворить мир совершенным, то куда там Электронщику. Пусть даже Великому.
— Вы верите в Бога, доктор? — удивился Эдик. — Да вы — настоящий музейный экспонат.
— Когда-то я был священником. Потом ушёл в медицину. Порой спасать жизни людей здесь и сейчас важнее, чем от того, что вовсе может не наступить.
— Знаете, по вашему лицу не скажешь, что вы были священником. Скорее — боксёром-тяжеловесом.
Херц усмехнулся.
— Вы про шрам? До того, как принять сан, я служил в элитных войсках. Потом перешёл в спецотряд «Янычары». Мы проводили множество операций в Непале и Индии.
— Вы настоящий боевой монах, — улыбнулся Потапкин. — Доктор, — сказал вдруг он, и лицо его приняло отрешённое выражение, — а как вы думаете, этот наш Электронщик и всё, что он затеял, — к добру или к худу?
Врач пожал плечами. Резкая перемена в разговоре его не смутила. Пациент нервничает, всё-таки ему предстоит серьёзная операция.
— Думаю, это естественный ход вещей, — сказал он.
— Не всем будет уютно жить, окружёнными компьютерами, — сказал Эдик. — Мне вот, неуютно. Да и, может, всё это враки? И нет никакого Электронщика, ведь никто даже не знает его ни имени, ни фамилии.
— Вам сейчас надо думать не об этом, Потапкин! У вас впереди операция.
— Я помню, доктор. Но я бы хотел традиционным способом. Проверенным. Без этого вашего Великого Электронщика. А то мне как-то не по себе.
— По-другому — нельзя! — доктор нетерпеливо отмахнулся. Этот разговор отнимал слишком много времени, у него было ещё полно дел. — Возвращайтесь в палату, я проинструктирую медсестру, чтобы помогла вам подготовиться.
«Пусть введёт ему успокоительное, — подумал Херц, когда дверь за Эдиком закрылась. — На каждые пять пациентов, которые лечатся технологией ОТ (Отделения Тела) спокойно, приходится один или два вот таких, которые проедят тебе плешь нытьём. С ума сойти. На дворе конец двадцать первого века, а они всё никак не привыкнут».
Он снова принялся жевать ус и вернулся к заполнению бумаг.
Грузовики, наполненные вооружёнными солдатами, с рёвом мчались по ровным чистым дорогам в направлении мегаполисов. Каждый солдат включал электронные очки, в которые был встроен компьютер с автоприцелом и списком «помеченных». Необходимо было провести последнюю проверку перед операцией.
Идущие грузовики фиксировались сотнями установленных вдоль трассы камер, как и легковые автомобили, что обгоняли колонны грузовиков.
Выкурив в коридоре сигарету, Эдик вернулся в палату, где кроме него лежало трое стариков. Медсестра Сонечка сделала ему инъекцию, но нервы Потапкина были настолько возбуждены, что никакие седативные препараты не могли его успокоить. Он лежал, глядя в покрывавшие потолок экраны. Там одна за другой сменялись цветовые гаммы, мелькали и исчезали геометрические фигуры, ломаные, кривые и параллельные линии. Всё это походило на скринсейверы уже выходивших из использования компьютеров и обладало успокаивающим эффектом.
Старики рядом с Эдиком говорили в полный голос, и ему некуда было деваться, кроме как слушать их болтовню.
— Слушайте, а правда говорят, что Великий Электронщик — это целый научный городок, а нам выдают его за одного человека, чтобы мы не разуверились в гениальности и уникальности человеческой мысли?
— Да что этот слух по сравнению с тем, что я недавно слышал от племянницы, которая поступила в будда-электромонастырь! Мы все живём в иллюзорном мире, мужики! Великий Электронщик погрузил нас в сон, чтобы мы были счастливы. С помощью электроники он выстроил для нас этот мир. Он один бодрствует, охраняя наш сон. Мы все должны быть ему благодарны. Ведь он — всегда на страже нашего покоя и счастья.
— Ну и ты счастлив, Авдал?
— Конечно. Война Индии и Китая нас, слава Электронщику, больше не затрагивает. Теракты, конечно, случаются, но ни я, ни мои близкие в них не попадаем. Конечно, я счастлив. А ты разве нет?
— Мир не будет прежним, — вздохнул другой старик. — Это медицинский факт, мужики. Гуманитарные науки и искусства больше не нужны. Музыку и картины уже давно создают на компьютерах. Теперь это сфера Великого Электронщика. Скоро в мире останутся одни аналитики, конструкторы и специалисты по IT и нанотехнологиям. Не с кем будет выпить. Да ещё врачей оставят, хотя и всего горстку. Нас всех будут лечить… как их… нанороботы… наноботы… забыл. Они будут плавать у нас в крови и убивать всех микробов.
— А остальных людей куда ж денут?
— Стерилизуют, чтобы не размножался балласт.
— Дурак ты, братец, — сказал Авдал.
— Поживём — увидим, — возразил старик.
За окном раздался грохот.
— Что это? — спросил Эдик, вздрогнув.
— Да ничего. Вертолёты. Наверное, опять проводят учения.
В палату вошла полноватая медсестра с двумя санитарами. Потапкин заметил, что это была не Сонечка, с которой он уже практически подружился. Но это не имело значения, потому, что седативное, которое ему вкололи, наконец, начало действовать. Однако беспокойство перед операцией по технологии ОТ его не оставило.
— Потапкин, — скомандовала медсестра, — на операцию.
Санитары вкатили носилки и переложили на них упавшего духом Эдика. В коридоре они скрылись в ординаторской, а Эдика повезла медсестра. Он рассмотрел, что женщина была привлекательная. Несмотря на то, что толстая и лет на двадцать старше него.
— Сестра, — позвал он.
— Да, — отозвалась женщина и посмотрела на него, не переставая толкать носилки.
— У меня нервный срыв перед операцией. Помогите!
— Без проблем. Сейчас сделаю укол. Спустите-ка штаны.
— Не надо укол. Вы замужем?
— А вам-то что?
Потапкин сразу взял быка за рога.
— Видите ли, сестра… Может быть, сходим в кино, когда меня выпишут? Выпьем турбоколы, похрустим попкорном. Вы попкорн любите? Ну что вы, с фигурой у вас всё в порядке. Хорошего человека чем больше, тем лучше… Правда? Ну я попкорн тоже как-то не очень. Знаете, мне очень нравятся ваши духи. И вам очень идёт этот халат. — Эдик нашёл взглядом бэджик с её именем на лацкане халата — «Мария Сурикова». Медсестра катила носилки вперёд, операционная неумолимо приближалась. Большие электронные часы на стене показывали 12.47.
— Маша, так мы сходим в кино?
На пороге операционной их ждал хирург. Из палаты донёсся зычный голос доктора Херца:
— Завозите!
Внезапно Эдик поднялся и сел на носилках.
— Доктор, операцию придётся отменить.
На первом этаже больницы раздался звон разбитого стекла, застрекотали выстрелы. В жилые и правительственные здания по всему мегаполису врывались военные и отряды полиции. Люди падали замертво, не понимая, что происходит.
Некоторых щадили. Тех, кто не был помечен в электронных очках-компьютерах. Эти люди пригодятся, а остальных нужно было ликвидировать. В том числе и всех стариков. От них нет никакого проку.
В операционную, куда только что ввезли Эдика ворвались четверо в камуфляжной форме. Трое из медперсонала упали замертво, когда они спустили курки. Доктор Херц отступил к стене, хмуро глядя на вооружённых солдат и трупы санитаров и его ассистентки.
Один из солдат стащил с головы маску. Ему было лет тридцать пять, полностью выбритая голова и лишённое бровей лицо выглядели отталкивающе.
Солдат подошёл к операционному столу, скользнул взглядом по Херцу, медсестре и двум хирургам. Женщина от шока упала в обморок.
— Эдуард Сергеевич, — солдат обратился к Потапкину, — с вами всё в порядке?
— Да, — кивнул Эдик, — только успокоительным накачали. — Он нетвёрдо поднялся с операционного стола. — Полковник, принесите мою одежду и чего-нибудь выпить. Здесь в ординаторской наверняка найдётся.
— Напрасно вы так рисковали, — покачал головой полковник, — ведь мы могли вас потерять. Мало ли, очки могли дать сбой.
Эдик посмотрел на него холодно.
— Ни одна разработка Великого Электронщика не даёт сбой. Идите.
— Да сэр. — Полковник помедлил. — Эдуард Сергеевич, позвольте спросить. Зачем вы это сделали? Зачем пришли сюда в облике гражданского? Вас ведь действительно могли убить.
— Мне нужно было услышать, что говорят обо мне люди. Готовы ли к принятию грядущих перемен. Но это уже неважно. Вы, — Потапкин посмотрел на доктора Херца — были правы. Перемены наступают, не спрашивая, готов ты к ним или нет.
— Ради чего всё это? — спросил доктор хмуро. — Ради власти?
— Ради нового мира, — огрызнулся Потапкин. — Мира, где изнурительный физический труд будут выполнять машины. Где нанотехнологии, усиленное развитие которых я давно финансирую, продлят человеку жизнь. Мир, где нет места всем подряд, а только тем, кто будет ему полезен. Все остальные должны уйти.
Эдуард Потапкин, мультимиллиардер, идеолог и программист, известный как Великий Электронщик, давно уже распространивший своё влияние на весь мир и внедривший своих людей в правительственные структуры, вышел в пахнущий кровью и заваленный трупами коридор. Ему хотелось побыть в одиночестве хоть немного. Он встал у окна, за которым была улицы, брошенные автомобили и тела ненужных будущему людей.
Вытащив из кармана сигарету, он закурил и стал ждать, пока ему принесут одежду и алкоголь.
Хруст битого стекла под чьей-то ногой на полу заставил его отвлечься от обдумывания цены, которую заплатят люди за право жить в мире будущего.
— Прости мне Господи, что отнимаю чужую жизнь, — услышал он странную, архаичную фразу.
Рядом с ним стоял доктор Херц, бывший спецназовец и священник-расстрига. Только теперь взгляд врача не выражал доброжелательности, как при их разговоре тогда в кабинете. Потапкину снова бросился в глаза шрам на щеке доктора. Херц словно улыбался ему порванным и вновь зашитым ртом. Свет из окна падал так, что казалось, Эдику улыбается нечто ужасающее и всесильное.
Руки врача метнулись к нему привычным, хоть и немного подзабытым движением. Шею и подбородок Эдика сдавили тиски. Потапкин попытался высвободиться, но железную хватку врача разорвать было невозможно, мощные руки сдавливали гортань только сильнее. Затем резко крутанули его голову в сторону.
Хруста собственных позвонков Великий Электронщик уже не услышал.
На космодром, с монотонностью воды, капающей из крана, садились звездолёты самых разных конструкций.
Посланцы вселенной шли нескончаемым потоком. Их принимало в своё чрево огромное здание, расцвеченное флагами тысяч миров.
Предъявив свой мандат, величественные посланцы исчезали за массивными дверями.
Хотя пускали туда не всех гуманоидов. Кто-то из них получал от ворот поворот.
Но был ещё и задний вход, возле которого маячил стражник в бутафорских латах, опираясь на бутафорскую алебарду.
Здесь тоже наблюдалось движение. Правда, не такое активное.
Вот подскакал на четвереньках рыжий орангутан, с явным намерением проскользнуть внутрь.
— Ах, ты! — Стражник замахнулся алебардой. — Пошёл отсюда! Хвост оттяпаю!
— Да нет у меня хвоста!.. — обиженно крикнул примат, убегая за угол.
— Что, уже оттяпали? — ухмыльнулся стражник. — Видать сокола по полёту!
Он поправил шлем, постоянно съезжающий на глаза.
И вдруг заметил, что перед ним стоят два человека, одинаковых с лица, только один — худой, а другой — полный.
— Вот наш мандат, — сказал худой с улыбкой и предъявил глянцевую карточку.
— Что значит наш? — нахмурился стражник. — Один мандат — один гуманоид!
— Да поймите же вы, мы — один человек! — заволновался полный.
— Он — моё альтер эго! — пояснил худой.
— Чего-чего?.. — насторожился охранник и взял алебарду покрепче.
Его шлем вновь сполз на глаза.
— Моё второе я! — сказал худой, тоже начиная волноваться.
— Ничего не знаю! — Стражник решительно оттеснил их от входа. — Один мандат — один гуманоид!
— Я — альтер эго!.. — взвизгнул полный, силясь вернуться на прежнее место.
Худой стал его оттаскивать. Незаметно завязалась драка.
— Но-но! — строго прикрикнул стражник, поправляя шлем. — А ещё гуманоиды!
— Поймите же вы, мы — один человек! — воскликнул худой.
— Это заметно.
Охранник ухмыльнулся и принял вид мудреца из народа, хорошо знающего, что почём в этой жизни.
— Да вы прочитайте, ведь тут написано! — худой снова протянул свой мандат.
— Чего там? — Некоторое время стражник читал запись на карточке, шевеля губами. Затем нахмурился, размышляя. — Да я что… Моё дело маленькое.
— Ну? Видите? — с надеждой проговорил худой.
— Ладно! — решил охранник. — Проходите! Но только — по одному!
Как это? — растерялся полный.
Худой что-то зашептал ему на ухо. Тот заулыбался.
С сугубо официальным лицом худой снова приблизился к стражнику и предъявил законный мандат. Выпрямился.
— Проходите, — важно кивнул охранник, тоже с официальным лицом.
Худой прошествовал мимо. На цыпочках вернулся назад, за спиной бдительного стража протянул карточку полному. Страж подчёркнуто не замечал этих манёвров. Тем более что противный шлем опять съехал ему на глаза.
— Мандат! — сказал полный.
Сдерживая волнение, он предъявил карточку охраннику.
Тот взял документ в руки. Придирчиво изучив, отдал.
— Всё в порядке! — сказал он. — Проходите!
И полный радостно устремился к двери.
Облегчённо улыбаясь, эта странная пара исчезла в недрах здания.
— Морочат голову, — проворчал страж.
Оглянувшись по сторонам, он собрался уже как следует хлебнуть из бутылки, спрятанной у него за мусорной урной. Тут снова появился орангутан.
— Я тебе что сказал?! — заорал на нет стражник. — А ну пошёл отсюда!
— Да человекообразный я! — захныкал орангутан и быстро сунул что-то охраннику в руку.
Выражение бдительного лица мгновенно изменилось.
— Оно конечно, — в размышлении пробормотал стражник.
— Что-то человеческое в тебе есть, определённо… А, ладно. Проходи!
Орангутан с готовностью проскакал в двери.
— Хорошего человека сразу видно… — пробурчал стражник, пряча купюру за подкладку шлема.
И — осёкся. Перед ним возникла сногсшибательная девица. Одетая столь избирательно, что бдительный страж нервно сглотнул, чуть не выронив шлем:
— Э-э… Вы куда? Не велено! Чтобы, значит, никаких дам-с!
— Какой вы серьёзный, положительный… — заговорила девица грудным голосом. — Ну а слабую женщину к настоящему-то мужчине — так влечёт, так влечёт…
Бдительное лицо залила краска.
Надев шлем, страж несколько судорожно обхватил алебарду, как последний оплот верности служебному долгу.
— В мужчине серьёзность — прежде всего, — продолжала сногсшибательная девица. Она вынула алебарду из рук охранника и прислонила её к стене. — Когда сменяешься? Подожди меня тут. Я скоро. Не скучай, милый!
Девица исчезла за дверью.
Страж похлопал глазами.
— Ну что сказать? Не знаю я, что сказать… — Он взял алебарду в руки. — Нет, ну какая, а?!
Лицо охранника приобрело нежное, мечтательное выражение…
По залу вселенских заседаний прокатывались волны синхронного перевода. Низенький Председатель стоял на трибуне, за частоколом разнокалиберных микрофонов, и бубнил отчётный доклад.
Худой, чуть приподнявшись в кресле, покрутил головой:
— В зале черт знает кто… И это Вселенский форум гуманоидов!
Орангутан не сводил глаз со сногсшибательной девицы, сидящей рядом.
— Пойдём отсюда? — шептал он. — Чего тут высиживать? Я думал, кино покажут… Или шоу с девочками…
— Отстань. Не мешай слушать.
— Пойдём! Фрукты, конфеты, шампанское. Всё, что хочешь! Ты какое шампанское любишь?
— Коряги свои не распускай, понял? Не на такую напал… Полусладкое нравится.
— Ну так пойдём! Вечер при свечах. Не пожалеешь, слово мужчины!
— Лапы свои не распускай, понял? Не на такую напал. Вот доклад кончится…
— Номер — люкс! — шептал девице орангутан. — Шампанского — хоть залейся! Пойдём!
— Руки свои не распускай, понял? Не на такую напал… Давай перерыва дождёмся.
— Чего нам время терять? В шампанском купаться будешь — мамой клянусь! Ванну шампанского налью. Нет — бассейн! В нём фрукты плавают. И ты с ними. Решайся.
Председатель закончил бубнить.
— Кто желает высказаться по существу доклада? — обратился он в зал.
— Ты щипаться?! — взвизгнула девица.
Она с силой пихнула орангутана, уже сидевшего на подлокотнике её кресла. Примат с грохотом растянулся в проходе.
Невольно, привлечённый шумом, Председатель уставился на него:
— Что-то хотите сказать?
— И скажу! — Орангутан вскочил. — До каких пор мы, гуманоиды, будем…
— Ты что, сдурел? — зашипела девица. — А ну сядь!
— Вы мне рот не затыкайте! Правду не задушишь!
— Ба! — сразу пришёл в восторг худой. — Эй, шимпанзе! Ты как сюда попал?
— Как все! — ответил орангутан с достоинством. — И я вам не шимпанзе! Я — орангутан!
— Давай, орангуташа! Крой их! — веселился худой.
— Э-э… Что же конкретно вы можете сказать по существу доклада? — снова обратился к орангутану Председатель.
— Да я уже всё сказал.
Орангутан сел с победным видом.
Сногсшибательная девица ошеломлённо воззрилась на него.
— Э-э… Спасибо, — растерянно сказал Председатель. — Теперь давайте перейдём к прениям.
Он снова начал бубнить, глядя в бумажку.
По залу вновь пошли волны синхронного перевода.
Словно вспомнив что-то, сногсшибательная девица оглянулась на худого. И встретила его горящий взгляд.
Посланцы вселенной стали озираться, почувствовав невероятно мощный, интенсивный поток флюидов…
Стражник в надвинутом шлеме дремал, опершись на свою алебарду. Услышав смех, он встрепенулся.
Из двери вышел худой со сногсшибательной девицей под ручку.
— Что, всё уже кончилось? — пробормотал стражник, поправляя шлем.
— Нет, всё только начинается! — радостно сообщил худой.
— Не скучай, милый! — нежно пропела девица, помахав стражнику на прощание.
Глядя им вслед, стражник будто жевал ядрёный лимон без сахара. Он боролся с сильным желанием изо всей силы шарахнуть об пол шлемом:
— Нет, ну какая, а?! И этот… Я его пустил как человека… С этим… Как его… А он… Э-эх!
Тем временем альтер эго сидел на высоком стуле у стойки бара.
Примат обнимал его за плечи длинной лохматой рукой.
— Бросил меня, как… — Полный горько всхлипывал, роняя в бокал скупые мужские слёзы. — Променял на какую-то…
— А, ты голубой?.. Не плачь. Все они такие, — утешал его орангутан. — Моя тоже меня вон бросила. А я не плачу. Видишь? И ты не плачь. Будь мужчиной… Или ты у нас — девочка?..
— Я — альтер эго.
— Да?.. Всё равно. Давай ещё по одной.
— Давай.
Полный и орангутан дружно выпили. И заказали ещё. А потом — ещё.