Классная дама (СИ)

Глава первая

Шеф смотрел на меня угрожающе. Он метал гром и молнии и был бесстрастен как камень, несокрушим как скала. Он применял к себе в этот момент, на что я готова была поставить хоть всю зарплату, все известные метафоры и словесные штампы.

Ему так казалось: глаза — лед, подбородок — волевой, как у супергероя, губы сжаты, мускулы напряглись. Ожидание и реальность: морда скорчилась, губы трясутся, руки тоже, мускулы… теоретически есть, как и у всех людей, их ведь не может не быть. Шеф вздрогнул, задел животом стол, подаренная кем-то когда-то пластиковая лошадь с китайского маркетплейса сделала попытку пуститься вскачь.

— Ты уволена.

— Да ради бога.

Я села, взяла чистый лист, ручку, принялась писать заявление. Шеф негодовал — стол подпрыгивал.

— София?.. Ты серьезно?

— Дальше некуда, Макар Дмитрич. — Я на секунду оторвалась от заявления, подняла голову, встретилась взглядом с шефом. Он был искренне обижен — в душу плюнула. — Стоило сделать это сразу, как только Игорь продал вам фирму. Мы с вами прекрасно знаем, сколько всего вы наделали — корабль идет ко дну.

Шеф оскорбленно запыхтел. Я продолжала шкрябать по листу — сказывалось отсутствие практики письма, за последние лет пять я разве что подписи ручкой ставила. И ожидала от шефа подначку, потому что сама кинула ему затравку. И?..

— Крысы, — кашлянул шеф, — бегут с тонущего корабля.

— Крысы умные животные, Макар Дмитрич. Держите.

Шеф озадаченно разглядывал мои каракули. Не то чтобы я писала как доктор со стажем, но близко к тому. Ничего нового в форме стандартного заявления я, впрочем, не придумала.

— София…

— Нет, Макар Дмитрич. Который раз я должна ехать в тот же самый суд с теми же участниками по тому же вопросу? Девятый? За последние три месяца, — я скривилась. — Потому что отдел закупок никак не научится правильно считать НДС. Таможенники и судья меня встречают как родную. Почему не используется таблица, которую закупщикам сделала бухгалтерия?..

Шеф вздохнул. Я хмыкнула.

— Она им неудобная, — проворчал он.

— Так, — кивнула я. — Суд мы ожидаемо в девятый раз проиграем. Кто будет виноват?

— Ты?..

— Подписывайте, Макар Дмитрич, — теперь вздохнула я. — Уволить, подпись, дата. Сегодня двадцать седьмое.

Шеф был неплох. Как бывший продажник — несомненно. И я в принципе понимала, почему он купил у бывшего владельца эту фирму — крупного, с именем, импортера: объем продаж Макар Дмитриевич действительно утроил. Но одновременно с этим полностью обвалил ценовую политику, давил на главбуха с налогами, что было близко к уголовной статье, увеличил закупки до такой степени, что нам пришлось арендовать второй склад — спешно, нашли дерьмо, случилась протечка, а значит — убытки. Новые клиенты требовали длительной отсрочки платежей, и Макар Дмитриевич легко на это шел, потому что привык: главное — продать. Все средства были исчерпаны, главбух тщетно билась хотя бы за резерв, чтобы платить налоги, перевозчики останавливали машины, ожидая от нас оплат за прежние перевозки — задолженность перед ними достигла размера годового бюджета маленькой африканской страны. Первым не выдержал начальник склада, лишенный премии за чужие ошибки, за ним сбежала главбух, финансовый директор уволился на прошлой неделе.

Теперь моя очередь. В этой фирме я отработала восемь лет — почти с самого начала. Мне придется все начинать с нуля.

— Двадцать седьмое?

— Да.

Шеф не понял подвоха. Он вручил мне заявление с таким видом, словно делал одолжение, я коротко кивнула и вышла.

— Лена, оформи, пожалуйста, — сказала я начальнице отдела кадров, пока та не убежала проводить очередное бессмысленное собеседование. — По соглашению сторон с сегодняшнего дня.

Приводить дела в порядок я даже не собиралась. К черту — пусть кто-то другой разгребает это дерьмо. В отделе из пяти человек я осталась одна — моя заместитель была второй год в отпуске по уходу за ребенком: умная девочка сперва посмотрела издалека, на что будет похожа наша фирма после смены собственника и руководства. Двое юристов уволились, когда шеф наорал на них на пустом месте. Я пыталась уладить конфликт, объясняя, что у налоговой свои, установленные законом четкие сроки, но молодежь молодцы, они не такие как мы, они просекают все с полувзгляда. Шеф утих, но ребята заявления не забрали. Старший юрист держалась дольше всех, у нее были двое детей и бывший муж, потомственный безработный, но в конце концов она получила хорошее предложение и тоже ушла. Я была за нее рада.

Черта с два, от меня требуют покрывать чужую безграмотность и лишают за это премии — нет, давно было пора разместить резюме.

Юрист как коньяк, с годами только ценнее. Двадцать три года стажа о многом говорят. Но я открыла сайт с резюме, подумала, закрыла и начисто снесла все закладки, историю и остальные улики. Системного администратора у нас не было с того дня, как Макар Дмитриевич впервые появился в офисе и спросил, почему парень в свитере ничего не делает. Парень в свитере обоснованно полагал, что хороший сисадмин может позволить себе играть в танчики, потому что у него все работает, а еще он был научен горьким опытом и знал: если шеф косится на сисадмина, то вскоре вся работа будет парализована. Можно сказать, что своим уходом наш сисадмин спас нас от немедленного краха, с другой стороны, он лишь отсрочил наш конец.

Не самая большая утрата — восемь лет жизни. Когда тебе сорок три, жизнь и без того череда потерь. К ним привыкаешь, как бы цинично ни прозвучало. Отец, мать, бывший муж, с которым мы то сходились, то расходились, потом брат — иные недуги не разбирают, кого сводить в могилу за считанные месяцы. Восемь лет собственной жизни уже ничто, и хотела бы я снова стать молоденькой дурочкой, способной непритворно истерить из-за пятна на платье или сломанного ногтя.

Коротко пискнул телефон — пришли деньги. Бухгалтерия сработала, как всегда, на отлично, и все все понимали. А мне было жаль.

В глубине души. В самых тайных ее закоулках. Обо мне вспомнят только тогда, когда не смогут что-то найти или нужно будет срочно проверить какой-нибудь договор. Поэтому — что жалеть, смотрим в будущее. Оно у меня есть, я это знаю.

У меня прекрасная новая «двушка» и закрытая ипотека — после смерти матери мы с братом продали родительскую квартиру, решив, что сдавать ее больше мороки, а деньги нужны нам здесь и сейчас. У меня хорошие накопления — даже при том же уровне жизни, что и теперь, мне хватит больше чем на год, и я смогу пару раз съездить на неделю в Турцию и на Бали. У меня нет детей, кредитов, питомцев, машины, я не крашу волосы в семь цветов и маникюр делаю только гигиенический, у меня нет затратных хобби — не считать же затратными скверное рисование на планшете или такое же кривое вышивание бисером. Я здорова и каждый год прохожу диспансеризацию и плачу ДМС. Я живу в свое удовольствие — как говорят досужие сплетники, на самом деле я жила все это время своей работой.

Я ее люблю. Может, начать свое дело? Портфолио замечательное, контрагенты меня уважают и ценят, и если я предложу им свои услуги, наверняка кто-то заинтересуется. Своих юристов у многих нет, а если я возьму пять-шесть фирм на абонентскую плату, это уже будет больше, чем я имею, плюс… мне все равно нельзя выходить за установленные пределы выручки для самозанятого лица.

Итак, я еще не успела получить трудовую, а уже распланировала свое светлое завтра?..

Стоял сырой декабрь, темнело рано. Я не любила это время года — мрачное как постапокалипсис, тяжелое, черно-белое. Город и без того был стыл и сер, его не спасали рекламные побрякушки и бусы иллюминации. Он плевался мокрым снегом, огрызался гололедицей, тряс на жителей грязными каплями оттепели, тупел в бесконечных пробках и что-то постоянно продавал, продавал, продавал… Я, уже одевшись и собравшись — вещей у меня, как выяснилось, почти не было, кружка из Праги, зарядка, планшет, а туфли… можно выкинуть, все равно я не собираюсь их носить — зашла в бухгалтерию и кадры, тепло попрощалась, на меня бросили сочувствующий взгляд и снова уткнулись в документы.

— До свидания, — равнодушно сказала я охраннику. Он кивнул, думал, наверное, что увидит меня завтра.

Мой бывший муж точно так же ушел с работы. Он не увольнялся, но больше уже никогда не прошел через проходную. Лихач, гололед, автобусная остановка.

Никто из нас не знает, что случится в следующий момент.

А я неудачница или везунчик?..

Телефон в кармане завибрировал. Я чертыхнулась, увидел на экране знакомое имя, подумала сначала скинуть звонок, но нет. Чего мне бояться?

— София, ты что, ушла?..

— Я уволилась, — просветила я шефа. — Вы сами поставили дату — сегодняшнюю. По соглашению сторон, в кадрах все документы. Все выплаты произведены, всего доброго, можете больше мне не звонить, я внесу вас в черный список.

Шеф что-то орал, но я нажала кнопку завершения вызова, а затем выключила телефон. Проводить иные манипуляции с пакетом в руке было не очень удобно.

От офиса до метро можно добраться на электробусе три остановки — или пешком, напрямик, через парк. Обычно я в это время года садилась на электробус, но сегодня шла по тропинке, обгоняя ранних собачников. Летом здесь очень красиво — зелень, пруд, уточки… Сейчас лежит не успевший растаять мокрый снег, деревья как призраки тянут ветки, на пруду рыбаки, кого они вообще тут ловят, лед еще тонкий, полудурки…

Я сморгнула. Только что на льду была фигурка — и вот ее не стало. На тонком, не успевшем схватиться льду.

А потом я услышала короткий, обреченный, испуганный детский крик, пихнула пакет и сумку старушке с таксой и кинулась к пруду, скользя по корке на снегу.

— Позвоните в МЧС! — заорала я в пустоту. — Сто двенадцать! Скорее!..

Пруд небольшой, но я знала, что он глубокий. Раньше здесь была строительная площадка, уже начинали рыть котлован, но власти выявили самострой и быстро ликвидировали улики, превратив несостоявшийся торговый центр в место отдыха горожан. Купаться в пруду было запрещено и на лед выходить было запрещено, но когда дети читали предупреждающие плакаты?

Тонущие люди не кричат, но я видела — он цепляется, цепляется изо всех сил, у меня мало времени, мгновения до несчастья. Я на бегу сорвала пальто, у берега притормозила, попробовала ногой лед. До вчерашнего дня неделю стояли морозы, я вешу как подросток, главное — не идти. Я лягу, проползу, кину мальчишке пальто. Должен уцепиться, я вытяну.

— Держись! — крикнула я и увидела, как с другой стороны подбегают два парня. Их лед может не выдержать, слишком тяжелые, один что-то крикнул и побежал куда-то, второй попытался ступить на лед — и тотчас отскочил. Нет, нет. Я почувствовала, как лед дрожит, осторожно опустилась на колени, легла, поползла. — Держись! Лови! Слышишь?

Плеск, треск, срывающееся дыхание.

— Держи пальто! — Я швырнула его вперед, вцепившись в полу. — Держись крепко!

Мальчишка очень хотел жить. До отчаяния. Пальто натянулось, я едва не выпустила его. Теперь тянуть. Медленно. Очень медленно. И ползти назад. Очень. Медленно.

Время застыло. Замерзло. Окоченело. Я ползком пятилась, тянула на себя пальто и старалась не думать, что вот — и мальчишка на том конце разожмет руки. Нет, нет, все хорошо, я справлюсь, я обязательно справлюсь.

Треснул лед, и пальто дернулось из рук с такой силой, что я едва успела его перехватить. Где-то выла сирена, кричали люди, я подняла голову — двое крепких темноволосых парней, тех самых, спешили к нам, не напрямую, а словно кругами, выбирая самые прочные места, и в руках у одного была длинная палка.

— Держись! — крикнул он с сильным акцентом. — Держись, эй, мальчик!

Он изящно, как спортсмен, упал плашмя на лед, проскользил, ловко сунул палку мальчишке, и тот сообразил, бросил пальто, схватился за палку, и парень быстро, одним движением вытянул его на лед.

— Держи-держи, не пускай!

Парень, не поднимаясь, ползком, потащил мальчишку прямо на палке к берегу, подбежал его товарищ, дело пошло быстрее. Я выдохнула и выпустила пальто. Намокшее, дьявольски тяжелое, оно скользнуло в полынью и кануло в небытие. И черт с ним. Не та потеря.

Я не чувствовала ни рук, ни ног, напряжение было невероятным. Ерунда, главное, чтобы бабушка не сбежала с перепугу с моей сумкой. Вызову такси или скорую, доеду до дома. Холодно, черт, как же холодно, как я устала, а ведь всего ничего, какие-то полминуты прошли.

Я судорожно дернула онемевшей ногой, глубоко вздохнула, и прямо от полыньи прошла трещина.

Лед разошелся в считанные мгновения — и меня не стало. Меня окутал холод, успокаивающий и спокойный. Ни звуков, ни суеты, ни смысла барахтаться. Что? Что — это я говорю? Нет-нет-нет…

За бессчетными тоннами воды над моей головой засверкало что-то, замелькали темные тени, мне что-то кричали, прямо перед моим лицом упало нечто на толстой веревке. Да-да, я сейчас, я только чуть отдохну, секундочку, одну секундочку…