Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов

Глава 1 Отсутствие завтрака

Житье в неопубликованном романе не лишено своих приятностей. Все рутинные мелочи повседневной жизни, которые надоедают до чертиков в реальном мире, уходят в повествование и, таким образом, по большей части остаются на заднем плане. Не надо заправлять машину, никогда не ошибешься с набором номера, всегда хватает горячей воды, а мешки для пыли вынимаются из пылесоса только через верх или сбоку. Имеются и другие, более тонкие отличия. Например, никому не приходится дважды повторять свои слова, если вы вдруг их не расслышали (потому что слышно всё и всегда), не бывает тезок, никто не говорит одновременно, и ни у кого ничего не вертится на языке. А главное, всегда узнаешь плохих парней с первого взгляда, и — если вы не в книге Чосера — никто особенно не портит воздух. Однако имеется и обратная сторона. Самым первым и самым заметным отличием в этом отношении является почти полное отсутствие завтраков. В книгах часто и со вкусом описываются обеды, ланчи и чаепития — может, потому, что они дают больше возможностей для развития сюжета. Завтрак не единственное, чего очень не хватает. В особенности недостает кинотеатров, обоев, туалетов, разноцветья, книг, животных, белья, запахов, стрижек и, как ни странно, легких недомоганий. Если уж в книге кто заболевает, так обязательно чем-нибудь смертельным, ужасно неприятным, или персонаж подхватывает безобидный насморк, а между этими полюсами почти ничего и нет.

Мне удалось поселиться в романе благодаря Программе по обмену персонажами. Из-за наплыва озверевшего от скуки книжного люда, покинувшего свои романы и ставшего, как мы говорим, «книгобежцами», власти разработали схему, позволяющую персонажам менять ход повествования. Ежегодно набирается до десяти тысяч изменений, но очень немногие из них заканчиваются радикальной перестройкой основной сюжетной линии или нарушениями диалогов — читатель вряд ли вообще что-либо замечает. Поскольку я из реального мира, а вовсе не персонаж, Глашатай и мисс Хэвишем согласились впустить меня в Книгомирье во плоти в обмен на сотрудничество с беллетрицией, по крайней мере пока будет позволять беременность.

Выбор книги для моей добровольной ссылки был не случаен. Когда мисс Хэвишем спросила, в каком произведении мне хотелось бы поселиться, пришлось основательно подумать. «Робинзон Крузо» идеально подошел бы в смысле климата, но в нем отсутствовали женские персонажи для обмена. Мне предлагали отправиться в «Гордость и предубеждение», но я не фанатка высоких воротников, беретов, корсетов и изысканных манер. Нет уж. Дабы избежать сложностей и снизить вероятность переезда в другую книгу, я решила поселиться в опусе такого сомнительного качества и так неровно написанном, что его публикация и мое вынужденное переселение были бы чрезвычайно маловероятны. В недрах Кладезя я отыскала себе нужную книгу среди неудачных романов и недописанных эпопей такой феерической абсурдности, что они вряд ли когда-нибудь увидят свет. Мой выбор пал на жуткий криминальный триллер, действие которого разворачивалось в Рединге. Роман назывался «Кэвершемские высоты». Я намеревалась задержаться там не дольше чем на год, но вышло иначе. С моими планами всегда получается как в романах Мильона де Роза: как ни старайся, ни за что не узнаешь, чем все в конце концов обернется.

Я прочла себе дорогу в «Кэвершемские высоты». После зимней непогоды дома здешний воздух казался теплым. Я оказалась на деревянном причале, на берегу озера. Передо мной стоял большой и с виду заброшенный гидросамолет вроде тех, что до сих пор валяются на обочинах прибрежных трасс в моем родном мире. На одном из таких я сама летала всего-то с полгода назад, когда висела на хвосте у одного типа, заявлявшего, что он якобы нашел какое-то неопубликованное стихотворение Бернса. Но это было в другой жизни, тогда я служила в Суиндонском отделении ТИПА, в том мире, который на время покинула.

Я надела темные очки и принялась рассматривать старинный летательный аппарат, который чуть покачивался на ветерке, натягивая крепежные канаты и тихонько поскрипывая. Пока я изучала старую воздушную посудину, раздумывая, сколько еще эта развалина продержится на плаву, овальная дверь в обшивке крутого бока отворилась и оттуда выпорхнула элегантно одетая молодая женщина с небольшим чемоданчиком в руке. Я читала «Кэвершемские высоты», так что была хорошо знакома с Мэри, хотя та меня не знала.

— Привет! — крикнула она, быстро подходя ко мне и протягивая руку. — Я Мэри. А вы, наверное, Четверг. Господи! Это еще кто?

— Дронт. Ее зовут Пиквик.

Пиквик защелкала клювом и подозрительно уставилась на Мэри.

— Правда? — удивилась девушка, с любопытством разглядывая птицу. — Конечно, я не специалист, но… мне казалось, дронты все повымерли.

— Там, откуда я родом, от них проходу нет.

— Да? — изумилась Мэри. — Боюсь, я не слышала о книге, в которой живут дронты.

— А я не книжный персонаж, — сказала я. — Я настоящая.

— Ух ты! — воскликнула Мэри, округлив глаза. — Потусторонница!

Она осторожно потрогала меня тонким указательным пальцем, словно боялась, что я растаю.

— Я никогда прежде не встречала никого с Той Стороны! — заявила она, не скрывая облегчения, когда убедилась, что я не собираюсь рассыпаться в прах. — Слушайте, а это правда, что вы регулярно стрижетесь? То есть у вас волосы действительно растут?

— И ногти тоже, — улыбнулась я.

— Да? — задумчиво откликнулась Мэри. — Я слышала об этом, но полагала, что это очередная потусторонняя байка. Значит, и есть вам тоже приходится? Ну, чтобы не умереть, а не только тогда, когда это нужно для повествования?

— Это одно из величайших удовольствий в нашей жизни, — заверила я ее.

Не стоило рассказывать ей о таких неприятных сторонах жизни в реальном мире, как кариес, сексуальные маньяки или старость. Мэри обитала во временном «окне» длиной в три года и потому не старела, не умирала, не имела детей, не болела — словом, вообще не менялась. Она казалась решительной и здравомыслящей, но лишь потому, что ее такой написали. При всех своих положительных чертах Мэри являлась всего лишь фоном для Джека Шпротта, детектива из «Кэвершемских высот», просто типажом примерного сержанта, которому Джек объяснял всякое разное, дабы читатель ориентировался в происходящем. Она была тем, кого писатели называют объяснительным персонажем, но у меня хватило такта не ляпнуть ей этого в лицо.

— Значит, мне предстоит жить здесь? — показала я на дряхлый гидросамолет.

— Понимаю, о чем вы, — гордо улыбнулась Мэри. — Разве он не самое прекрасное создание в мире? Это «сандерленд» сорок третьего года выпуска, а в воздух поднимался в последний раз в пятьдесят четвертом. Я уже почти переделала его в плавучий дом, но не стану возражать, если вы поможете. Просто не забывайте откачивать воду из трюма, а если сможете раз в месяц запускать третий мотор, я буду очень вам благодарна. График прогонов на приборной доске.

— Ну… ладно, — проблеяла я.

— Вот и хорошо. Краткое содержание романа приклеено скотчем к дверце холодильника, примерные наметки реплик там же, но вы не особенно беспокойтесь насчет точных слов: нас ведь не опубликовали, так что можете говорить что угодно, в пределах разумного, конечно.

— Да-да.

Я минутку подумала.

— Мне впервые довелось воспользоваться Программой по обмену персонажами. А если придется что-то делать?

— Внутрикнижный контакт-агент по Программе — Уайетт, он вам сообщит, если что. Сам Джек на первый взгляд может показаться грубоватым парнем, — продолжала Мэри, — но сердце у него просто золотое. Если он попросит вас сесть за руль его «аллегро», то прежде, чем сменить передачу, полностью выжмите сцепление. Он пьет черный кофе, а любовный интерес инспектора Бейкера ко мне — без взаимности, понятно?

— Так точно! — ответила я, радуясь, что не придется участвовать в любовных сценах.

— Отлично. Вы получили все необходимые документы: удостоверение и все такое?

Я похлопала себя по карману, и она передала мне клочок бумаги и связку ключей.

— Хорошо. Вот номер моего комментофона на всякий пожарный, это ключи от гидросамолета и моего БМВ. Если позвонит идиот по имени Арнольд, велите ему убираться к соответствующей матери. Вопросы есть?

— Какие уж тут вопросы.

Мэри улыбнулась.

— Тогда все. Вам здесь понравится. Встретимся примерно через годик. Пока!

Она весело помахала мне рукой и зашагала прочь по пыльной дорожке. Я подождала, пока она скроется из виду, затем присела на шаткую скамеечку около вазона с давно скончавшимися цветами и вытряхнула Пиквик из сумки. Моя любимица возмущенно встопорщила перья и заморгала на солнечном свету. Я окинула взглядом водную гладь и снующие по ней взад-вперед прогулочные лодки, казавшиеся с такого расстояния всего лишь яркими цветными треугольничками. Ближе к берегу два лебедя отчаянно били крыльями и шлепали лапами по воде, пытаясь взлететь, но почти сразу же снова садились, разбрасывая во все стороны длинные цепочки брызг и баламутя спокойную воду. Казалось, им приходится прилагать огромные усилия, чтобы преодолеть несколько сотен ярдов.

Я переключила внимание на гидросамолет. Внешний слой краски, покрывавший клепаную обшивку, частично облез, обнажив аляповатую эмблему давно почившей в бозе авиалинии. Плексигласовые иллюминаторы помутнели от времени, и высоко на массивном крыле, выползая из-под заляпанного маслом кожуха над тремя пустыми гондолами двигателей, лениво болтались спутанные провода. Теперь безопасная пустота сделалась пристанищем для птичьих гнезд. «Голиаф», Аорниду и ТИПА отделяли от меня миллионы миль — но и Лондэна тоже. Лондэн. Память о муже никогда не покидала меня. Я постоянно думала о том времени, когда мы были вместе, и о том, чего никогда на самом деле не было. Обо всех местах, которые мы не посетили, обо всем, чего мы не сделали. Пусть его и устранили в двухлетнем возрасте, но я все равно сохранила наши общие воспоминания, только вот поделиться ими было не с кем.

Меня оторвал от раздумий звук приближающегося мотоцикла. Всадник не особенно хорошо справлялся со своим «конем», однако, к моему облегчению, затормозил, не доезжая до причала, иначе влетел бы прямо в озеро.

— Привет! — весело крикнул он, снимая шлем и демонстрируя мальчишеское лицо средиземноморской смуглоты с глубоко посаженными глазами. — Меня зовут Арнольд. Я вроде бы прежде тебя не видел.

Я встала и коротко кивнула ему.

— Нонетот. Четверг Нонетот. Я тут по Программе обмена персонажами.

— Ой, блин! — тихо ругнулся он. — Японский городовой! Получается, я ее упустил?

Я кивнула, и он уставился на дорогу, печально качая головой.

— Она никакой весточки мне не оставила?

— Д-да, — неуверенно ответила я, — она сказала, что… что встретится с тобой, когда вернется.

— Правда? — просиял Арнольд. — Это добрый знак! Обычно она обзывает меня неудачником и посылает к чертовой матери.

— Ее, похоже, некоторое время не будет, — добавила я, стремясь загладить вину за искажение истинных слов Мэри. — Год, а то и дольше.

— Понятно, — пробормотал он, глубоко вздыхая и глядя через озеро. Тут он заметил Пиквик, которая пыталась переиграть в гляделки странную водоплавающую птицу с округлым клювом. — Это кто?

— Думаю, утка, но не уверена — там, откуда я родом, они не водятся.

— Да нет, другая!

— А, это дронт.^{1}

— В чем дело? — спросил Арнольд.

Заработал мой комментофон. Обычно в Книгомирье народ именно так общается.

— Комментофон звонит, — ответила я, — но это почему-то не сообщение, а вроде радиопередачи, как у нас дома.^{2}

Арнольд уставился на меня.

— Так ты не отсюда?

— Я из того места, которое вы зовете Той Стороной.^{3}

Он выкатил глаза.

— Ты хочешь сказать… что ты — настоящая?!

— Боюсь, так и есть, — ответила я, несколько обескураженная вопросом.

— Господи! А правда потусторонники не могут несколько раз подряд быстро повторить «на дворе трава, на траве дрова»?

— Правда. Мы называем такие штуки скороговорками.

— Обалдеть! — восхитился он. — Тут, понимаешь ли, ничего подобного нет. Я могу повторять «от топота копыт пыль по полю летит» сколько угодно!

И повторил — три раза кряду.

— А теперь давай ты.

Я набрала в грудь побольше воздуху.

— От тотопа копык пып пополю летит…

Арнольд утробно расхохотался, словно в жизни не слыхал ничего забавнее. Я улыбнулась.

— Давай еще разок! — воскликнул он.

— Нет, спасибо.^{4} Слушай, как мне заткнуть этот комментофон, чтобы он не болтал у меня в голове?

— Просто сосредоточься на мысли «отключить».

Так я и сделала, и треп в мозгах прекратился.

— Что, полегчало?

Я кивнула.

— Привыкнешь.

Он на секунду задумался, окинул озеро совершенно невинным взглядом и сказал:

— А ты не хочешь прикупить немного глаголов? Конечно, не дрянь какую, а свеженькие, качественные, полезные, правильные, прямо из Текстового моря. У меня есть приятель на каракулере.

Я улыбнулась.

— Вряд ли, Арнольд. И в другой раз мне таких предложений не делай — я из беллетриции.

— Ой, — сказал Арнольд, резко побледнев.

Он закусил губу и состроил такую умоляющую рожицу, что я едва не рассмеялась.

— Не парься, — успокоила я его. — Доносить не побегу.

Молодой человек испустил облегченный вздох, пробормотал извинения, снова взгромоздился на мотоцикл и зигзагами поехал прочь, едва не налетев на почтовый ящик у начала трассы.

Внутри гидросамолета оказалось светлее и просторнее, чем я представляла, но воздух отдавал затхлостью. Мэри ошибалась: она еще не переделала старую посудину даже наполовину. В лучшем случае на одну десятую. Стены были до середины обшиты сосновыми шпунтованными досками, из-под которых неопрятными клочьями торчала минеральная вата и ненужные электрические провода. Здесь вполне хватало места для двух этажей. На нижнем располагалась большая, во всю ширину корпуса, гостиная с парой старых диванов, развернутых к телевизору. Я попыталась его включить, но безуспешно — в Книгомирье нет телевидения, если только не требуется по сюжету. В основном меня окружал реквизит, необходимый для той главы, где Джек Шпротт появляется в «сандерленде», чтобы обсудить с Мэри преступление. На полке над маленькой дровяной печкой висели фотографии хозяйки времен учебы в полицейском колледже, и еще одна, на которой улыбалась Мэри — свежеиспеченный сержант полиции.

Я открыла дверь в маленькую кухоньку. На холодильнике висел листок с кратким изложением сюжета «Кэвершемских высот». Я просмотрела его. Последовательность событий осталась по большей части той же, что на момент моего первого прочтения книги в Кладезе, хотя Мэри, как мне показалось, слишком уж преувеличивала свою роль в некоторых эпизодах, касавшихся распутывания загадок. Я отложила листок, нашла миску и наполнила ее водой для Пиквик, достала из сумки яйцо и положила на диван, и дронтиха тут же принялась его переворачивать и легонько простукивать клювом. Я двинулась дальше и обнаружила спальню — там, где прежде стояла носовая турель. Узкая алюминиевая лестница вела на летную палубу прямо над головой. Отсюда сквозь оранжерейные плексигласовые окна открывался лучший во всем доме вид на озеро. Перед двумя удобными креслами располагались два штурвала, а дальше, за лесом рычагов управления, находилась замысловатая приборная доска, погасшая и сломанная. Справа я увидела единственный мотор. Вид он имел заброшенный, а лопасти винта были разводами птичьего помета.

За креслами пилотов, где обычно сидит бортинженер, притулился стол с лампой для чтения, комментофон и печатная машинка. На полках теснились в основном полицейские журналы и множество учебников по юриспруденции. Я протиснулась в узкую дверь и попала в премилую спаленку. Потолок оказался низковат, но там было уютно и сухо, стены обшиты сосновыми досками, а над двуспальной кроватью располагался иллюминатор. За спальней помещались чулан, водонагреватель, запас дров и винтовая лестница. Я уже хотела спуститься, когда услышала, как в гостиной внизу кто-то разговаривает.

— Как по-твоему, что это?

Голос был какой-то глухой, бесцветный и бесполый.

Я застыла и инстинктивно потянула пистолет из наплечной кобуры. Мэри жила одна — по крайней мере, так говорилось в книге. Медленно спускаясь по лестнице, я услышала второй голос:

— Думаю, это какая-то птица.

Второй голос также не отличался индивидуальностью. Действительно, не отвечай первый второму, я бы решила, что говорит один человек.

Спустившись с лестницы, я увидела две фигуры. Двое незнакомцев стояли в гостиной и разглядывали Пиквик, которая отважно таращилась на них из-за дивана, защищая свое яйцо.

— Эй! — сказала я, направив на них пистолет. — Стоять!

Оба повернулись ко мне и уставились на меня без всякого выражения. Лица их оказались такими же блеклыми и бесцветными, как и голоса. Из-за этого их трудно было различить. Руки у непрошеных гостей безвольно свисали вдоль тела, так что даже телодвижений и мимики никакой не наблюдалось. Злятся они, заинтригованы, обеспокоены или преисполнены энтузиазма — этого мне определить по их лицам не удалось.

— Кто вы такие? — спросила я.

— Никто, — ответил тот, что слева.

— Все кем-нибудь да являются, — возразила я.

— Это не всегда так, — сказал правый. — У нас есть только код, и все. Я ТСИ-1404912-А. А он ТСИ-1404912-С.

— А где же В?

— Его в прошлый четверг граммазит сожрал.

Я опустила пистолет. Мисс Хэвишем рассказывала мне о генератах. Их создавали в Кладезе для населения пишущихся книг. В момент создания они представляли собой человеческие шаблоны без черт — вроде кругляков для монет. На них потом штамповали индивидуальные особенности. Они не имели ни личной истории, ни противоречий, ни слабостей — ничего, что сделало бы их читабельными или хоть в чем-то интересными. Различным учреждениям предстояло сделать из них полезных членов беллетристики. Они классифицировались от A до D, от единицы до десятки. Все D-генераты служили рабочими пчелами — статистами в толпе и на оживленных улицах. У С-генератов имелись небольшие реплики, В-генераты обычно становились живыми, но не главными персонажами. Эта роль, как правило, — но не всегда — доставалась А-генератам, которые обрабатывались вручную для объемности и многомерности. Гекльберри Финн, Тесс и Анна Каренина являлись А-генератами, но к этой же категории принадлежали мистер Хайд, Ганнибал Лектер и профессор Мориарти. Я снова посмотрела на безликих генератов. Убийцы или герои? Невозможно было предугадать, чем они обернутся. И все же на данной стадии развития они не представляли угрозы. Я сунула пистолет в кобуру.

— Вы генераты?

— Ага, — хором ответили они.

— Что вы тут делаете?

— Помните манию минимализма? — спросил правый.

— Ну? — ответила я, подходя ближе, дабы лучше рассмотреть их бесцветные лица.

В Кладезе водилось много такого, к чему мне еще предстояло привыкнуть. Эти двое были довольно безобидны, но вид имели жутковатый. Пиквик по-прежнему пряталась за диваном.

— Она была вызвана приключившейся в восемьдесят втором году нехваткой персонажей, — сказал левый. — Викрам Сет[1] планирует написать в ближайшие несколько лет большой роман, и Кладезь вряд ли захочет снова попасть в неприятное положение. Потому нас сделали и отправили на хранение в неопубликованный роман, пока не понадобимся.

— То есть как бы складировали?

— Я бы предпочел «отправили на постой», — ответил левый, и легкое недовольство в его голосе показало, что он не навек останется бесхарактерным.

— И сколько уже вы здесь?

— Два месяца, — ответил правый. — Мы ждем размещения в генеративном колледже Святого Табула-раса для обучения на основных персонажей. Я живу в пустой спальне в хвосте самолета.

— И я тоже, — добавил левый.

Я призадумалась.

— Ладно. Поскольку нам предстоит делить квартиру, лучше я дам вам какие-нибудь имена. Ты, — показала я на правого, — будешь обб, а ты, повернулась я к левому, — ибб.

Я еще раз ткнула пальцем в каждого, на случай если они не поняли, поскольку уяснить по их лицам, слышали ли они меня и поняли ли, не представлялось возможным.

— Ты обб, а ты — ибб.

Я помолчала. На слух с их именами было что-то не так, но я не могла понять, что именно.

— обб, — сказала я себе. Затем повторила: — обб, ибб. обб-ибб. Как-то странно звучит, вам не кажется?

— Заглавных нет, — подсказал обб. — Нас не озаглавят, пока мы не начнем обучение. Но мы и не ожидали, что так скоро получим имена. Можно оставить их себе?

— Дарю, — ответила я.

— Я обб, — подчеркнуто произнес обб.

— А я ибб, — сказал другой.

— А я Четверг.

Я протянула им руку. Они по очереди медленно и без эмоций пожали ее. Стало ясно, что эта парочка не особенно меня развлечет.

— А это Пиквик.

Они посмотрели на дронтиху, которая спокойно щелкнула клювом, выходя из-за дивана, уселась на яйцо и притворилась спящей.

— Ладно, — хлопнула я в ладоши. — Кто-нибудь из вас умеет готовить? Кухарка из меня не очень, и если вы не хотите питаться в течение всего следующего года фасолью с тостами, то давайте-ка начинайте учиться. Я тут остаюсь вместо Мэри, и если вы не будете путаться у меня под ногами, то я тоже не стану вам мешать. Ложусь я поздно, а встаю рано. У меня есть муж, которого не существует, и к концу этого года я намерена родить ребенка, так что скоро могу сделаться несколько эксцентричной… и толстой. Вопросы есть?

— Да, — подал голос левый. — Так кто же из нас, по вашим словам, обб?

Я распаковала свои небогатые пожитки в маленькой комнатке за летной палубой. Набросала по памяти портрет Лондэна, поставила на тумбочку рядом с кроватью и некоторое время смотрела на него. Мне смертельно не хватало мужа, и я уже в тысячный раз подумала: может, стоило не прятаться здесь, а остаться в моем собственном мире и попробовать вернуть его? Беда в том, что я уже пыталась это проделать и с треском провалилась. Если бы мисс Хэвишем вовремя не подоспела на помощь, я до сих пор сидела бы где-нибудь в голиафовском подземелье. Но по мере того как наш ребенок рос во мне, я стала понимать, что мое бегство было не трусостью, но разумным решением: я останусь здесь до рождения малыша, подготовлю свое возвращение, а потом подумаю, как вернуть Лондэна.

Я спустилась вниз и объяснила оббу и иббу азы кулинарии, что было для них так же ново, как и обладание именем. К счастью, мне удалось отыскать старое «Домоводство» миссис Битон,[2] которое я в шутку приказала оббу изучить. Через три часа он приготовил замечательную баранью ножку со всеми приправами и гарниром. Одну вещь насчет генератов я уже успела понять: пусть они тупые и скучные, но обучаются быстро.