XII. В ставке аваханов

В шатре из белого шелка, на вышитых подушках, в расслабленной и одновременно величавой позе возлежал эмир Сарбуланд. То был красивый мужчина лет сорока пяти, который чернил глаза, появившуюся в каштановой бороде седину красил хной, а золотой пояс затягивал по возможности туго, чтобы скрыть появившийся живот.

Лицо эмира имело выражение мечтательное и задумчивое, казалось, он весь погрузился в тягучую, сладкую как халва мелодию, которую извлекали из своих танбуров трое мальчиков. Четвертый мальчик сидел в ногах у эмира.

Повелитель аваханов время от времени брал из чаши несколько виноградин и клал их в рот своему любимчику.

Таков был человек, уже пятнадцать лет правивший в суровом краю, некогда звавшемся Афгулистаном. В жилах его, как и в жилах большинства его подданных смешалась кровь диких горцев-афгулов и кровь пришедших с юга иранистанцев и вендийцев. По привычкам своим, эмир был истинно вендийский вельможа. Он тратил много времени и средств, чтобы отыскивать среди пребывающих в упадке древних городов памятники старины. Любил красивую одежду, изысканную музыку и поэзию.

Подданные не смели вслух осуждать его слабости, но порой, не называя имени, злословили о некоем господине, который так заботиться о своей красоте, так любит старинные вещи и так много времени проводит в обществе мальчиков-музыкантов.

Вместе с тем, человек это был умный, жестокий и осторожный. Некоторые приближенные даже думали, что эмир преувеличивает в чужих глазах свою утонченность и развращенность, чтобы казаться слабым. За годы его правления против эмира сложилось не меньше десяти заговоров, участников которых давно уже расклевали вороны. А Сарбуланд продолжал править аваханами.

Раздался тихий звон небольшого золотого колокола, и это означало, что отдых закончен, и великий эмир готов приступить к государственным делам. Мальчики-музыканты исчезли так быстро и бесшумно, будто их и не было. Исчезло и блюдо с виноградом. Слуги поднесли эмиру саблю и книгу в алом шелковом переплете — то были символы его власти. В книге был записан Закон, ниспосланный аваханам самим богом Ормуздом, а саблей надлежало этот закон на земле утверждать.

Эмир сел, приосанился. Он был все еще крепок и очень вынослив, сохранял осанку всадника, силу и ловкость хорошего стрелка из двояковогнутого лука.

— Разрешаем войти. — сказал он странно молодым, звучным голосом.

На пороге шатра вошедший опустился на колени, припал к земле и не смел подняться, не получив к тому разрешения повелителя.

— Встань и говори. — приказал эмир.

Вошедший распрямился.

— О величайший, вернулись воины передовых разъездов. В дне пути на Запад идет киммерийская Орда.

— Неужели вся Орда?

— Нет, величайший из владык. Наши разведчики насчитали меньше пяти тысяч воинов. Две тысячи киммирай, примерно три тысячи их гирканских псов. Говорят, войско ведет сам киммерийский каган вместе с сыном.

По красивому лицу Сарбуланда пробежала тень. Эмир ненавидел Карраса страшной ненавистью. Каррас трижды бил его в различных сражениях, а однажды чуть не взял в плен. Каррас пять раз разорял его пограничные города. Каррас заставил три богатых и сильных племени — дахов, парнов и хонитов платить ему дань и поставлять воинов под его начало. Каррас нагло именовал себя владыкой Великой Степи.

Вдобавок варвар был груб, не отесан и нагл. В дни, когда эмир оказал ему честь, принимая кочевника в своем дворце, Каррас и его люди бесперечь пили, развлекались, разбивая бесценные старинные статуи. Они издевались над слугами и евнухами, и побывали под юбкой у каждой женщины во дворце, кроме совсем уж древних старух. От них несло немытым телом, кислым молоком, прогорклым жиром и свежей кровью, потому что воины Карраса носили на себе скальпы, содранные с врагов.

Но все же эмир не собирался воевать с Каррасом в этом году. Он хотел лишь разорить окраины киммерийских владений, наказав дахов, хонитов и парнов за отступничество. Еще эмир хотел захватить побольше рабов, для чего его войско шло по степи растянувшись широкой линией, будто на облавной охоте. Собственно, это и была охота, но на двуногую дичь. Бродячие племена, не имевшие даже постоянных кочевий, попадались в эту растянутую сеть.

Аваханы убивали воинов, старых мужчин, старых женщин. Молодых женщин, детей обоего пола, юношей брали в рабство. Некоторые из пленных гирканцев изъявили желание служить своим пленителям — Сарбуланд велел поставить их под начало проверенных аваханских десятников и сотников.

Набег шел удачно.

Керей-хан, властитель кюртов всегда был осторожен. Он не поддержал Карраса, не поддержал царя массагов Мавака, когда они воевали за власть над восточными земля ми. Не сразу он решился поддержать Сарбуланда, но многочисленные подарки и посулы будущих богатств помогли переманить его на сторону аваханов. Люди Керея вели аваханов через степь, безошибочно указывая нужные дороги. Они легко находили воду, проходы в горных кряжах, миновали солончаки и зыбучие пески.

Аваханы почти не теряли людей и коней от голода, жажды и природных ловушек.

На врага они обрушивались внезапно. Пробовавших бежать настигали кюртские стрелы и потому передвижение большого войска долго оставалось незамеченным.

На юг уже отогнали много скота и потянулись длинные вереницы скованных пленников.

Войско Сарбуланда понесло мало потерь в стычках, но сократилось почти в половину, потому что эмир отсылал отряды на юг, сопровождать караваны с добычей и рабов.

Сарбуланд думал дойти до кочевий доргов и повернуть обратно. И вот Каррас!!! Так далеко на Востоке!!!

— Зачем старый разбойник пришел сюда?

— Говорят, он преследует племя, которое решило отложиться от него. Это богю, узкоглазые гирканцы с северных пределов. Богю идут в Патению.

— Почему же они идут в Патению таким кружным путем? — спросил Сарбуланд, хотя на самом деле беглецы мало его интересовали.

— Бояться столкнуться с торханами.

— О. - только и сказал эмир. Торханы были какими-то запредельно дикими горцами, которые стерегли западные склоны патенийских гор. Эмиру они были неинтересны. Племена, что жили в его владениях и поблизости, он старался не просто подчинить, но связать с аваханами. В ход шло все, от браков между аваханской и знатью и дочерями степных ханов, до проповеди Закона среди кочевников. Но годными для обращения эмир считал только пять ближних племен. Чем дальше на север, на запад и на восток, тем более чуждыми становились народы.

— Каррас уже знает о нашем приближении?

— Да, великий. Была стычка. Твои воины пали в бою. Одного варвары взяли в плен. Говорят, главным у варваров был гигант с волосами до половины спины. Это сын Карраса, Дагдамм. Дикий зверь еще хуже своего отца, так о нем говорят.

— Я слышал о Дагдамме. Пусть ко мне придут Абдулбаки, Бахтияр и Шад.

На зов повелителя аваханов явились его военачальники.

Шад был на десять лет моложе эмира и сохранил еще юношескую задиристость, хотя и в его бороде начала сверкать седина.

Бахтияр же был старше своего царственного брата, но на трон никогда не претендовал. Он был грузен, широколиц, с иссиня-черными волосами и бородой. Прославленный Меч Веры, старый Абдулбаки походил больше на сказителя, чем на великого воина. То был иссохший, хрупкий старец с легкой снежно-белой бородой. Оружия он не носил, одевался в простой халат. Но в его выцветших от старости глазах по-прежнему сверкал крутой нрав.

Все трое сидели перед эмиром, оглаживая свои столь непохожие бороды.

— Мы должны выступить вперед прямо сейчас, прижать варваров спиной к той горной гряде и перебить до последнего. Если мы не нанесем им поражения в большой битве, они погонятся за нами до самого Гхора. Они будут разорять наши обозы, отбивать пленных и громить небольшие отряды. Только большая битва приведет нас к победе во имя торжества Веры и сияния твоей славы. — так сказал Абдулбаки, старый военачальник.

Вдали нарастал какой-то глухой гул. Возможно идет песчаная буря. — подумал эмир.

— Я не меньше славного Абдулбаки хочу победы для нашего оружия и посрамления варваров-киммирай, но мне кажется, что войско наше слишком устало за время похода. Много хромых и отощавших лошадей. Многие люди ранены или страдают от всевозможных болезней. Мы обременены обозом и пленниками. Я осмелюсь посоветовать отойти, не навязывая сражения и не принимая его. Киммирай не станут бросаться на нас, их слишком мало, и они здесь из-за богю. — сказал Бахтияр. — Отойдем, сохраним жизни своих воинов и добычу.

— Я скажу, что недостойно аваханского эмира подобно сайге бегать от киммерийских дикарей. Никакой обоз, никакие пленники и никакие сбитые копыта не помешают нам разгромить варваров! Есть вещи важнее добычи, например — честь! Честь требует от нас не просто принять бой, а навязать его врагам.

Гул стал таким сильным, что эмир и его советники переглянулись. Нет, это не буря, но не может же…

Додумать эмир не успел — воздух огласился пронзительным воем, от которого заломило зубы и захолодело в животе.

Особыми, визгливо-гнусавыми голосами, которые натренировали за пением своих бесконечных песен, выли гирканцы. Этот ужасный вой обычно предвещал их атаку. И точно — следом за гирканцами запели тетивы их луков.

Каррас не стал ждать, когда его оттеснят к горам и заставят принять бой там.

Он пришел сам.

Киммерийский каган знал только один способ войны — нападение.

Шад вскочил, схватившись за меч.

На пороге шатра возник воин-страж.

— Повелитель! — начал было он, но упал. Стрела пробила ему шею и вышла под подбородком.

Укрываясь от стрел щитом, Шад осторожно выбрался из шатра.

Склоны холмов, окружающих долину, чернели от всадников. Их было здесь много больше пяти тысяч, о которых доносили разведчики. Гирканцы пускали тучи стрел. Но сквозь свист стрел и гирканский вой, от которого шарахались молодые кони, прорывался другой звук, много более страшный.

Гулко и мерно бил большой барабан.

Барабан из человеческой кожи.

Киммерийский барабан войны.

— Телеги в кольцо!!! — закричал Шад, и это были его последние слова. Костяной наконечник пробил его шею. Шад упал на спину, захрипел, цепляясь за древко стрелы.

Киммерийский барабан бил. Проваливаясь во тьму, Шад услышал надрывный крик Бахтияра.

— Телеги в кольцо!!!

Загрузка...