Кёниг

Глава

Нежданная встреча.

Из гражданских мне на улице в основном попадались женщины и вездесущие дети. По внешнему виду можно было определить кто из них "местные" кто "восточники". Первые одевались и вели себя несколько по-другому, чем вторые. "Восточники" старались не отсвечивать, одевались просто и в большинстве своем были в темных и не всегда хорошо подогнанной одеждах. "Местные" были одеты более цветасто. Особенно молодежь. Они свободно общались с немецкими солдатами и строили им глазки.

Где лучше всего узнать настроение населения? Правильно на рынке. Там где ходят слухи и все знают. Была у меня и еще одна причина туда сходить - порвались перчатки, а к ним как то привык. Вот туда я и направился. Он находился недалеко на территории построенного еще в период Российской империи Гостиного двора.

Сказать, что рынок меня удивил - будет неправдой. Насмотрелся уже. Продавцов было больше чем покупателей раза в два. Торговали они всем, чем бог послал. Гражданских покупателей на рынке было немного. В основном они торговались за продукты питания. Военных же больше интересовали вещи.

Я ходил между прилавками и прислушивался к разговорам продавцов и покупателей. Ничего интересного не услышал. Обычные бытовые проблемы измученных войной жителей. На одном из прилавков я заметил неплохие перчатки. Пожилая полька, нахваливая товар, запросила за них целых 5 марок. Взял. Переплатил, конечно, но все равно был рад покупке. Перчатки сидели как влитые.

Рассматривая товар на соседних прилавках, обратил внимание на девушку, что покупала неподалеку молоко. Голос ее показался очень знакомым. Хотя я его и не слышал целых два года. Да и фигура оставалась такой же привлекательной. Когда она повернулась, понял, что не ошибся. Это была Ира - та самая девушка, с которой мы были в последний мирный вечер на квартире у Акимова.

Ирина узнала меня, но сделала вид, что мы незнакомы. Она еще раз посмотрела на меня и пошла на выход с рынка. Следом пошел и я. Особо не ускоряя шаг, на перекрестке у водонапорной башни (которая напоминала своим видом сказочный терем. Основание башни было из камня. Из каменных блоков выступал металлический кран, откуда лилась вода. Опора башни (ствол) была деревянной с несколькими окнами. На верху ствола башни был установлен деревянный шатер, внутри которого находился металлический бак с водой (так называемый шатер-устройство предохраняло в баке воду от нагрева и замерзания), с улицы к башне подходили ступеньки, поднявшись на них через дверь можно было попасть во внутрь. Сейчас ее нет, а жаль.) поравнялся с Ириной. Мы шли рядом всего несколько шагов, но этого хватило, чтобы мы перекинулись парой слов по-польски.

- Сześć (чещч, польск. - привет). Рад тебя видеть.

- Я тоже. Нам здесь не дадут поговорить. Может быть, встретимся у меня на квартире?

- Я не против.

- Тогда через час у меня. Надеюсь, дорогу не забыл?

- Нет.

- Я буду очень ждать.

- Хорошо.

И мы разошлись. Каждый своей дорогой - я по переулку направо, она прямо по улице.

Конечно, я рисковал, идя на встречу с девушкой. Она вполне могла оказаться агентом гестапо или польского Сопротивления. На квартире меня ждет "комитет по встрече", но "кто не рискует, тот не пьет шампанского"...

Девушка жила в большом каменном доме на тихой улице, застроенной в 30-е годы поляками типовыми каменными и деревянными малоэтажными жилыми домами в "национальном стиле" (stylnarodowy) на одну или две семьи. По словам Иры, эти домики предназначались для юристов, врачей, учителей, управленцев. На первом этаже дома - гостиная, кабинет, кухня и столовая, а в мансарде - спальня.

Ира встретила меня в длинном тонком халате похожем на бальное платье. Целоваться стали еще в коридоре, как только за мной закрылась входная дверь.

Очнулись, когда страсти немного утихли. Наши вещи были разбросаны по всей комнате.

- Ты бесподобен и вел себя просто как зверь. Похоже, у тебя давно не было женщины. Не беспокойся. Дома никого нет. Софья сегодня дежурит в госпитале и придет только завтра утром. Ты можешь остаться до утра.

- Понятно. Тебя соседи не будут упрекать, что встречаешься с немецким офицером?

- Нет. Во-первых, тут кругом живут поляки. А во-вторых, сейчас это в порядке вещей. Все выживают, как могут. Встреча с немецким офицером у себя дома не самый худший вариант.

- Я могу тебе помочь деньгами?

- Лучше продуктами и сигаретами. Можно талонами.

- У меня их с собой нет. Только деньги.

- Хорошо. Пусть будут деньги. Не помешают. У меня есть немного ячменного кофе и хлеба для бутерброда с мармеладом будешь?

- Да.

- Ты надолго в городе?

- Нет. Сегодня уеду.

- Жаль.

- Увы, служба требует моего нахождения в другом месте.

- Ты не изменился. Служба превыше всего. Что до войны что сейчас. Где ты пропадал все это время? Немецкий мундир тебе идет больше чем красноармейская гимнастерка. Я всегда знала, что ты не русский. Хоть ты и дружил с НКВДэшником.

- Спасибо. По-моему любому мужчине военная форма к лицу.

- Нет, ты всегда носил форму по-другому, чем остальные русские. И этим себя выдавал. Так как носил ее ты, раньше носили польские офицеры и немцы. Я бы сказала все-таки как поляки из кавалерийских частей.

- Как майор Хе́нрик Добжа́ньский - "Хубаль" (польск. Henryk Dobrzański "Hubal")?

- Да как он. Мой отец его знал. Они в 1915 году вместе служили во 2-м уланском полку. У меня даже где то фотография его сохранилась.

- Славный был улан. Я так понял, что твой отец тоже был уланом?

- Да. Командовал эскадроном. Потом получил ранение под Варшавой и вышел на пенсию. Они встречались с Добжа́ньским под Гродно в 1939 году, когда тот служил в 110 запасном уланском полку. Отец специально к нему в гости ездил. У него в Гродно вообще много знакомых до войны было.

- Ясно. Жаль, что я не знал об этом раньше. Мне бы это помогло.

- Ты не ответил на мой вопрос - ты тоже был кавалеристом до войны? Где служил?

-Служил, где приказывали и куда посылал страна.

- Ты мне еще будешь говорить, что ты не поляк. Я еще тогда во время нашей первой встречи на вокзале поняла, что ты из наших, патриотов.

- Вот спасибо. Учту, когда снова буду среди русских.

- Так все-таки что с тобой было за эти два года?

- Мне рассказывать нечего. Служил. Воевал.

- На востоке?

- Везде куда посылали, - ушел от ответа я и, взяв гитару, напел:

Пой, забавляйся, приятель Филибер,

Здесь, в Алжире, словно во снах,

Темные люди, похожи на химер,

В ярких фесках и чалмах.

В дымном трактире невольно загрустишь

Над письмом любимой той.

Сердце забьется, и вспомнишь ты Париж,

И напев страны родной:

В путь, в путь, кончен день забав, в поход пора.

Целься в грудь, маленький зуав, кричи "ура"!

Много дней веря в чудеса - Сюзанна ждет.

У ней синие глаза и алый рот.

В плясках звенящих запястьями гетер,

В зное смуглой красоты

Ты позабудешь, приятель Филибер,

Все, что раньше помнил ты.

За поцелуи заплатишь ты вином,

И, от страсти побледнев,

Ты не услышишь, как где-то за окном

Прозвучит родной напев:

В путь, в путь...

Темная кожа, гортанный звук речей

Промелькнуть во сне спешат.

Ласки Фатимы, блеск ее очей

- И внезапный взмах ножа.

В темном подвале рассвет уныл и сер,

Все забыто - боль и гнев.

Больше не слышит приятель Филибер,

Как звучит родной напев:

В путь, в путь, кончен день забав, в поход пора.

Целься в грудь, маленький зуав, кричи "ура"!

Много дней веря в чудеса - Сюзанна ждет.

У ней синие глаза и алый рот.

(песня "Целься в грудь, маленький зуав..." (музыка Вениамина Баснера). это слегка переделанная песня Б. Прозоровского "Филибер" на стихи Константина Николаевича Подревского)

- Ты и там был?

Я промолчал и спросил Ирину.

- Лучше ты мне расскажи как ты тут жила. Почему не уехала в Варшаву? Насколько я помню у тебя там брат.

- Ты и это помнишь! Рассказывать нечего. По-всякому жилось. Как и всем. Одно могу сказать - мне повезло. Очень повезло.

О том, что будет война Германии с Советами - я знала. Об этом на каждом перекрестке говорили. Да и те, кто на той стороне Буга бывали, вести приносили. Ты- то не в курсе, на всем готовом у русских жил, но перед самым началом войны курс немецкой марки к рублю был 1:2. За две недели до 22 июня он стал расти. Народ стал резко скупать валюту и часы. Евреи на этом до войны хорошо зарабатывали.

В городе и сейчас ходят две денежные валюты - советский рубль и немецкие марки, причем курс марки и рубля до недавнего времени был равен 1:10. Правда, с недавних пор курс марки немного вниз пошел. Поговаривают, что русские скоро в новое наступление перейдут и вернутся сюда. Потому скупают рубли.

Ну да не об этом разговор.

Приход немцев многие местные жители - поляки, евреи ждали как освобождение от Советов. Надеялись, что вернутся старые времена, когда в магазинах будет много хороших товаров из Европы, снова можно будет ездить, куда захочешь, что снова возродится Польша. Пусть даже и с ограничениями, установленными немецким командованием на время войны. Никто не сомневался, что война будет недолгой, что немецкая военная машина разгромит большевиков. Что все разговоры о репрессиях немцев вранье и русская пропаганда. Поэтому впервые дни и даже недели войны немцев встречали как освободителей цветами и вином. Увы, надежды не оправдались.

Первыми в этом убедились евреи. Немцы через день после взятия Бреста, вывезли детей из еврейского детского дома и всех их расстреляли. Двумя днями позже они расстреляли еще 5 тысяч евреев, а их квартиры разграбили, вынося не только бабушкины серебряные ложечки, но даже консервы и хлеб. Потом евреям ввели ограничение - заставили носить знаки различия (на груди и спине желтая тряпочка). Затем их расселили в одном районе (гетто) огородив колючей проволокой целые кварталы в центре города, ограниченном улицами Советской, Маяковского, Кирова и Интернациональной. Всех белорусов и русских выселили, а вместо них собрали евреев и огородили колючей проволокой. Натянули её через полметра, через эту загородь можно было спокойно и выйти оттуда, и туда попасть. Охраняли их, но не сильно.

Скоро в город вошел 307-го полицейского батальона майора Теодора Штар, и началось уничтожение евреев, коммунистов и "восточников", которых немцы здесь полностью уничтожили за эти годы. Самое главное, что многие поляки этому были рады, считая евреев виновными во всех грехах. Даже помогали немцам в выявлении евреев и коммунистов.

Следом за евреями своих надежд лишились и мы. Спустя некоторое время после оккупации города немецкие военные власти объявили об организации гражданской администрации. Здесь была образована гражданская администрация - гебитскомиссариат, во главе с городским комиссаром Францем Буратом. Он до войны был бургомистром одного из городков в Восточной Пруссии. Расположилась администрация в здании железнодорожного техникума на улице Пушкинской. Кроме того в городе были вновь образованны магистрат, (городская управа). Брестским бургомистром был назначен пан Мауриций Брониковский, до 1939 года возглавлявший бюро водоснабжения и канализации при городском магистрате, а при Советской власти работавший инженером на "Водоканале".

Пан Брониковский хорошо знал нашу семью, часто общался с моим отцом и бывал у нас в гостях. Поэтому предложил мне работу в магистрате. В продовольственном отделе машинисткой. Вся документация и переписка ведется только на немецком языке. А хорошо знающих этот язык не так уж и много.

Ситуация с продовольствием была тяжелая. Продовольственные склады сразу после начала войны были разграблены, а уцелевшие немцы взяли под свою охрану. Купить продукты можно было только на рынке. За деньги. А их у нас не было. Жили тем, что удавалось вырастить у себя на огороде.

Работы тоже не было. Школа не работала. Они начали работать только с прошлого года (русские, украинские, польские и одна белорусская). Идти на "панель" или в публичный дом обслуживать солдатню "швабов", как некоторые мои знакомые, или торговать на рынке старыми вещами, вязать клетки для вывозимой в Германию живности я не захотела.

В магистратуре платили деньги и давали продовольственный паек. Вот я и согласилась с предложением пана Брониковского. Жить то, как то надо.

Мне повезло. Если бы не его предложение я бы наверняка не выжила или скатилась бы "вниз".

Городская управа состоит из 12 отделов, непосредственно отвечавших за разные отрасли городской жизни: общего управления, финансово-налоговой службы, строительно-технического отдела, торгово-ремесленного, отделов недвижимости, городских предприятий, экономики и предпринимательства, охраны здоровья, социального обеспечения, школьный, культуры и науки, службы городского хозяйства, вспомогательной полиции. Почти все руководящие должности заняли поляки, а вот заместителями у них украинцы. В полиции служили тоже в основном поляки и местные белорусы. Брали и украинцев.

У нас тут украинцы и белорусы вообще себя вольготно чувствуют. Выходит газета "Наше слово" на украинском языке. В Пинске - украиноязычная "П╕нська газета". В районах распространяются белорусскоязычные "Новая дарога" (Белосток) и "Ран╕ца" (Берлин). В Барановичах выходит белорусскоязычная "Баранав╕цкая газэта".

Работает театр, библиотека, архив и кинотеатр, в котором выступает оставшаяся в городе часть труппы Витебского областного театра, хор минской филармонии и солисты балетной труппы. Все они считались военнопленными. Из театральной группы городского театра комиссар Брест-литовского округа выделил эстрадную группу, которая дает концерты по воскресеньям в райцентрах и для сельских жителей.

Я не знала, что пан Мауриций, как и многие мои другие знакомые был членом Армии Крайовой и занимались подпольной деятельностью на благо великой Польши. В январе этого года немцы после нападения аковцев на Пинскую тюрьму вышли на след Брониковского. Начались аресты. Взяли ксендза Ежи Урбановича, коменданта пожарной команды Партыку и начальника колонны Стриковского, доктора Казимежа Пашкевича, владельца пекарни Лэнского, хозяина уксусного завода Павликовского.... 12 февраля Брониковский вместе с женой был расстрелян в городской тюрьме. Тогда же немцы уничтожили и остальных (всего по этому делу было расстреляно 24 человека).

Мне снова повезло. Незадолго до арестов я уехала в Варшаву к заболевшей маме и поэтому меня не арестовали как остальных.

Когда вернулась, против меня у следствия ничего не было. Кроме того я лично знаю начальника Брестского областного бюро полиции майора Роде, начальника 1-го участка полиции Бреста лейтенанта Гофман, заместителей начальника Гольтера, Грибера и Боса, начальника 2-го участка полиции лейтенант Прейзнигера, начальника криминальной полиции СД обершарфюрера Завадского, заместителя начальника СД оберштурмфюрера Цибеля... Я смогла убедить всех в своей невиновности. Поэтому меня оставили на свободе и работе, и даже повысили в должности, переведя в школьный отдел.

На смену Брониковскому немцы поставили Федора Малюту из украинцев. Он ретивый служака, из кожи лезет, чтобы проявить себя перед начальством и выполнить любой их приказ. Всеми силами пытается вывести из руководства городом поляков и вместо польского языка везде ввести украинский.

Мне тяжело с ним общаться... Ты знаешь, я всегда верила, что снова встречу тебя. Одна из моих знакомых за два дня до войны, вечером на танцах познакомилась с русским офицером. Он проводил ее домой, а днем 22-го он зашел к ней с букетом цветов уже в немецкой офицерской форме. Прямо как ты.

- Прости, но цветов у меня нет.

- Главное не это, а то, что ты меня не забыл. Скажи, можешь взять меня с собой?

- Нет. Там куда я еду слишком опасно. Если есть возможность, уезжай отсюда как можно скорее, в Варшаву или лучше в Австрию. Русские скоро перейдут в наступление. Немцы не смогут удержать фронт и, по всей видимости, русские вернутся сюда. Значит, за город будут бои. Кроме того если ты останешься здесь у тебя будут проблемы с НКВД. Оно не прощает тех, кто сотрудничал с немцами. В лучшем случаи тебя вышлют в Сибирь. В худшем... Так что уезжай.

- Хорошо я подумаю. Ты считаешь, что русские придут и в Варшаву?

- Да. У них есть привычка провожать "гостей" до дома. Так что мне кажется, что они проводят немцев до Берлина.

- А как же Польша? Союзники нам не помогут?

- Боюсь, что нет. И "чуда на Висле" не будет. Увы, мы проиграли свой шанс - нам надо было сразу идти вместе с Германией. Но политики решили по-другому. Надеясь на помощь Англии...

Теперь же когда русские бьют немцев, уже поздно. Если выступим против русских, они вновь зальют Польшу нашей кровью и сделают своей губернией.

- Поэтому ты и служишь немцам?

- Да.

- Может не все так плохо? Говорят, у русских есть польские части?

- Есть. "Войско Польское" - несколько дивизий.

- Так может Сталин все-таки сохранит Польшу как отдельное государство?

- Не знаю. Мне в это верится с трудом.

- Честно говоря, мне тоже. Я говорила на эту тему с друзьями. В большинстве своем они тоже считают, так же как и ты. Но какой выход из этого положения? Служить Германии?

- Наверное, да. Я где то слышал, что сейчас в Вермахте служит несколько сот тысяч поляков. По всей Польше открыты призывные пункты.

- Я тоже об этом слышала. Несколько моих знакомых записались в армию, и сейчас проходят службу недалеко от Кракова. Думаешь, мы сможем договориться с Гитлером о возрождении Польши как отдельного государства?

- Не знаю. Но хотя бы останемся частью цивилизованного мира.

- Ты прав... Надеюсь, что наша страна когда-нибудь возродится...

- Я тоже. Но пока этого не случилось, может, займемся, чем-нибудь более интересным, чем политика...

Побыв у Ирины еще час и тепло попрощавшись с девушкой, я пошел по своим делам. Что ж можно сказать прекрасно провел время и даже прошел проверку на лояльность немцам. И когда я это успел? Да на квартире у Ирины! Так я и поверил, что можно просто так, за здорово живешь выйти из гестапо. Минимум девушку завербовали, максимум она еще до войны работала на немцев. Вот и занимается выявлением польского подполья и "сладкой" проверкой немецких офицеров. Почему я так решил? Например, потому что у дамы в комнате на видном месте ( пусть и прикрыт кружевной салфеткой) стоит вполне себе современный радиоприемник. И это во время войны! А как же "чужие голоса"? А вот в то, что в радиоприемник можно встроить магнитофон вам в мое время любой школьник скажет. Во-вторых, не выглядела девушка совсем уж истощенной и голодающей. И это при всеобщем дефиците продовольствия. Нет, я, конечно, понимаю - администрация, махинации с продуктами и т.д., но всему есть пределы. Винцо, кстати, что мы пили, с немецкой этикеткой, свеженькое - оккупационное. Ну да ладно черт с ней! Может, я ошибаюсь, и девушка просто была рада видеть меня и в душевном порыве раскрыла закоулки души. А я к ней так. Грубо и сапогами! Но, да все к лучшему. Как там говорится у Андрея Дементьева