Карта костей

Глава 26

Дудочник, Зои, Саймон и Инспектор собрались в спальне приюта. Я привыкла видеть их в зале совещаний конторы мытарей. Здесь, на скрипучих детских койках среди вороха бумаг, они выглядели нелепо. Только Инспектор отказался присесть и стоял у спинки кровати, скрестив руки на груди.

Чтение и сортировка документов заняли три недели. Отек на предплечье еще не спал, и я пока не могла шевелить запястьем, не испытывая боли, но перевязь и шину уже сняла.

— Вот здесь я нашла первое упоминание о близнецах, — сказала я.

Дудочник взял протянутой мною лист и прочел вслух:

— Тридцать восьмой год, двенадцатое марта. Меморандум восемнадцать-б, тема: Рост популяции близнецов (Наверху). Наверху? — Он посмотрел на меня.

— Здесь. — Я указала за окно. — В смысле, на земле. В ранних документах они называют ее «поверхностью». Потом просто стали писать «Наверху».

— Вот это про нас, так ведь? — Дудочник указал пальцем на строчку. — Говоря о «вторичных близнецах», они подразумевают омег.

Я наблюдала за ним, пока он читал о первом появлении близнецов:

— […]Экспедицией 49 отмечены полимелия, амелия, полидактилия, синдактилия (в некоторых случаях полисиндактилия на обеих конечностях), дисгенезия гонад, ахондроплазия, нейрофибромия [...]

Казалось, мутации были настолько ужасающими, что для их описания обычных слов не хватало, и писавший использовал совершенно новый язык. Я смотрела на читающего Дудочника и задавалась вопросом, какой из бессмысленных терминов — если такой здесь упоминался — означал его однорукость. Или мой разум провидца, блуждающий туда-сюда во времени.

Дудочник и Зои одинаково опустили головы и в унисон двигали глазами, читая каждую строчку.

— [...]можно охарактеризовать как резкие генетические реакции компенсаторного характера из-за устойчивого воздействия остаточного излучения [...]которые обеспечивают зарождение и развитие жизнеспособного субъекта (первичный близнец) и эффективно смещают мутации на вторичного близнеца, которого можно рассматривать, как неудачное (но необходимое) сопутствующее явление.

— Я и половины не поняла, — призналась Зои. — «Генетические»? «Компенсаторного характера»?

— Я тоже, — согласился Дудочник. — Но, кажется, именно это мы и подозревали, да? Человечество изменилось подобным образом, чтобы выжить. И мы, омеги, несем бремя мутаций от последствий взрыва.

Я кивнула. Вспомнились слова Воительницы при последней встрече на дороге несколькими неделями ранее. «Вы — наш побочный продукт. И только». Может, она читала эти документы или что-нибудь похожее?

— Это лишь крохи от того, что вам следует увидеть. — Я подняла страницу с дальнего края кровати. Тонкий, почти кружевной от дыр листок. Но не передала, а зачитала вслух:

— Сорок шестой год, четырнадцатое декабря. Информационный документ. Тема: Близнецы Наверху. Варианты лечения. Текущие исследования одномоментных случаев гибели близнецов, наблюдаемых Наверху, подтверждают связь, выходящую за рамки любого существующего понимания близнецов (как дизиготных, так и монозиготных). В то время как механизм этой связи остается неясным, само по себе появление близнецов поддается лечению. При правильном медицинском режиме (см. приложение Б списка препаратов для первичных близнецов), рождение двойни должно стать обратимым в будущих поколениях. Это лечение в сочетании […]

— Лекарства, которые они упоминают — список, — перебила меня Зои. — Он был в сундуке?

Я покачала головой:

— Если когда-то и был, то сплыл. Может, остался в Ковчеге, может — уничтожен.

— И больше ничего на этой странице?

— Ничего. — Дальше бумагу и текст испортила плесень.

Я подняла голову, чтобы выяснить, уловили ли слушатели смысл того, что я только что прочитала. Тишина, повисшая в комнате, казалась тяжелее пыли.

Первой отреагировала Зои:

— Неудивительно, что они убили Джо. Черт побери! Способ, чтобы больше не рождались близнецы!

Все повскакивали. Рука Зои сжимала плечо Дудочника. Саймон медленно качал головой, широко улыбаясь. Инспектор нахмурился, сузив глаза.

— Не все так просто, — осадила их я. Им следовало бы знать, что в нашем деформированном взрывом мире нет места простым решениям. — Слушайте. Тем не менее, целевая группа обсудила целесообразность программы лечения с Временной координационной группой (см. приложение А), учитывая, что с прекращением рождения близнецов продолжат проявляться мутации. Лечение, приводящее к отмене рождения двойни, вероятно, смягчит самые острые мутации, а значит, последующие поколения должны продемонстрировать меньше самых неблагоприятных деформаций, наблюдаемых в нынешнем поколении омег. Однако наше моделирование показывает, что мутации, вероятно, будут распространены. Одним из аргументов в пользу лечения является тот факт, что вскрытия показали: в мутации омег во всех случаях включена полная дискинезия репродуктивной системы. Тем не менее, кое-кто из Координационной группы утверждает, что это — прагматичное эволюционное решение проблемы мутаций.

— Прагматичное эволюционное решение проблемы мутаций, — повторил Дудочник. — Похоже, кое-кто из них был доволен, что мы не можем размножаться. Снова альфы, не так ли — рассматривают нас как дегенератов, недочеловеков.

Я кивнула:

— Именно поэтому они не хотят прекращать рождения близнецов — это положит конец и альфам, и омегам. По их мнению, мутации снова проявятся у каждого, но уже не столь серьезные, какие у нас сейчас.

— И омеги смогут иметь детей, если станут принимать лекарство?

— Не будет ни омег, ни альф, — ответила я. — Просто люди.

— Но все с мутациями, — заметил Инспектор. — Так ведь?

— Именно так тут говорится, — кивнула я. — И обитатели Ковчега готовы были рискнуть самим существованием человечества, нежели позволить всем людям продолжать мутировать.

Дудочник посмотрел на Инспектора, будто ожидая, что тот станет оправдывать решение людей из Ковчега. Инспектор встретил его взгляд, но промолчал.

— Речь только о будущих поколениях. — Зои аккуратно забрала у меня бумагу, чтобы прочитать самой. — Здесь нет ничего ни о том, как разорвать связь уже существующих близнецов, ни способов сделать живущих омег способными иметь детей?

— Нет. — Я посмотрела на нее. Существуй способ разорвать связь между ней и Дудочником, что бы она выбрала?

Дудочник прервал мои мысли:

— Так что это было? Они знали, как прекратить рождение двойни, но не смогли договориться, чтобы применить метод на практике?

— Проблема не только в том, что не смогли договориться, — ответила я. — Были и другие причины. — Я взяла следующую страницу и передала Зои. Та зачитала вслух:

— Предложенное лечение само по себе не представляет сложности, но с реализацией могут возникнуть проблемы из-за рассеянности выжившего населения Наверху. Например, неясно, как осуществлять поставку, хранение и распространение препаратов. Наши прогнозы показывают, что нынешние ресурсы Ковчега должны обеспечить достаточное количество препарата для пяти тысяч пациентов (с учетом предлагаемого графика лечения по три дозы каждому, согласно выводам Фигана и Блэра). Однако препарат требует низких температур […][...]Главным препятствием для реализации режима массового лечения остается очевидный рост технофобных настроений Наверху. Вне пределов Ковчега все технологии, пережившие взрыв, уничтожены. Несколько экспедиций сообщали об агрессивных реакциях на медицинское освидетельствование. В трех случаях оборудование было конфисковано и уничтожено. Две из последних экспедиций не вернулись. Учитывая множественные естественные риски внешней среды, было бы преждевременно относить их к насильственным чисткам технологий, которые наблюдались Наверху. Однако это остается вполне возможной и обоснованной причиной.

— Табу, — пояснила я. — Выжившие восстали против машин.

— Я бы не стал их за это винить, — буркнул Инспектор. — Они видели последствия взрыва, жили среди них.

— И не только, — сказала я. — У них была еще одна причина бояться обитателей Ковчега и их машин.

Я перешла к другой кровати, где лежала кипа бумаг, исписанных одним неразборчивым почерком. Пришлось продираться через каракули наряду с повреждениями от выцветания, ветхости и плесени.

— Это писал один человек. Себя он называет профессор Хитон и рассказывает, в чем на самом деле заключались эксперименты.

Благодаря работе профессора Фигана и профессора Блэра проекту «Ковчег» еще остается шанс доказать свою состоятельность. В наших силах исправить процесс рождения двойни, ставший практически повсеместным на поверхности. Результаты Фигана и Блэра неизменно показывают, что лечение при тщательном распределении существующих ресурсов достижимо (по крайней мере в областях, непосредственно примыкающих к Ковчегу) и должно снизить уровень смертности и тяжелой инвалидности среди последующих поколений.

Методы проведения экспериментов (по которым я уже высказал свои возражения как лично, так и через официальные процедуры рассмотрения жалоб) в другое время признали бы неэтичными. Несмотря на это, теперь результаты исследования для нас доступны и было бы безрассудно не заметить, что […]

— Что значит «методы проведения экспериментов»? — спросила Зои.

— Смотри. — Я передала ей следующую страницу.

Дудочник заглянул ей через плечо, чтобы тоже прочитать.

[…] В большинстве случаев исследования Фигана и Блэра проводились без предварительного информирования и согласия подопытных субъектов, что является вопиющим нарушением этических правил. Принимая во внимание исчерпывающие протоколы безопасности входа и выхода из Ковчега, это не могло произойти без одобрения на самом высоком уровне, а значит, виновны не только сами непосредственные исполнители проекта, но и Временное правительство. И это не просто этическое нарушение, а (учитывая высокий уровень смертности среди подопытных) ужасающее преступление.

— То есть они выкрадывали людей с поверхности и ставили на них опыты, — произнес Дудочник. — Некоторые умерли. Или даже все.

Я помнила, как страшен он в гневе. И не только из-за роста или могучей фигуры, а из-за отсутствия сомнений в зеленых глазах.

— И, занимаясь этим всем, это они боялись нас! — бросила я. — Закрылись, забаррикадировались от внешнего мира, беспокоясь о своих «протоколах безопасности». — Мой сухой смех отразился от стен спальни.

Несмотря на мои опасения по поводу исследований, проведенных на близнецах, я надеялся, что результаты оправдают экстраординарные средства. Однако если результаты так и останутся теоретическими, лишь удовлетворяющими любопытство тех, кто находится в Ковчеге (или сохранятся исключительно для гипотетического использования в будущем), им не может быть оправданий. Призываю вас как представителя Временного правительства пересмотреть свое решение и осуществить лечение, которое может кардинально улучшить качество жизни выживших на поверхности и дать им лучший шанс для репопуляции.

Уже не впервые я обращаюсь к Временному правительству с просьбой пересмотреть свое отношение к выжившим Наверху. При этом я не единственный гражданин Ковчега, выражающий озабоченность по означенному вопросу. Если бы ресурсы (главным образом, электрогенераторы), в настоящее время задействованные на реализацию проекта «Пандора», были перенаправлены на массовое лечение выживших Наверху, вполне возможно, результаты мы бы увидели уже в следующем поколении.

Дудочник все сильнее хмурился, Зои прикусила нижнюю губу, разбирая слова. Они были так похожи.

— Так ничего и не сделали, — сказала я. — Потому что решили, что это не важно. Потому что были слишком сосредоточены на себе любимых. Слишком боялись выживших на поверхности. А у них внизу все стало разваливаться. — Я перешла к бумагам, что занимали пространство до дальней стены. Листы, переполненные торопливыми строчками, заполняющими каждый дюйм и освещающими последние годы существования Ковчега. Изменения в языке тоже говорили о многом.

— Ранние документы — строгие, формальные, — пояснила я. — «Меморандум» тут, «постановление» там. Ничего похожего на то, как люди разговаривают между собой в обычной жизни. Некоторые из работ такими и остались, особенно технические. Но в большинстве язык изменился. Стал обрывочным. Слова отчаявшихся. Смотрите. — Я передала Дудочнику стопку поздних листков, испещренных неразборчивыми каракулями. Доклады и записки стали более отрывистыми и резкими, словно язык тоже сгорел.

У Спрингфилдов родился младенец. Пол — мужской, здоров. Вес 2,75 кг, но мать не может (не желает?) кормить грудью.

В секции Е недостаточно освещения.

Всех оставшихся жителей врем. перев. в секцию Б. Электр. огран. с 18.00 до 06.00 для всех граждан. Исключения — секция А (проект «Пандора») и кухонные холодильники.

— И к этим людям я должна испытывать жалость? — выплюнула Зои — Они сами избрали свою судьбу. Замуровали себя в относительном комфорте, пока мир над ними горел. Выжившим на поверхности не помогли, только изучали их, словно ребенок, наловивший муравьев в банку.

— Знаю, — согласилась я. — И не говорю, что они были хорошими людьми. Просто пытаюсь показать вам, что произошло и почему все покатилось не туда. Все больше и больше людей в Ковчеге стали терять разум. Наверняка из-за длительного заключения. Слушайте.

Секция Е в настоящее время опечатана — троих пациентов больше невозможно контролировать, они представляют опасность для остального населения Ковчега. Квадрант обезоружен, однако Временное правительство щедро снабдило его пищей, вода подается стабильно. Электроснабжение (за исключением вентиляции) отключено в целях приоритетности потребностей остальной части населения.

Рассматривался вариант вывода на поверхность, но его отвергли, учитывая опасность при взаимодействии с выжившими Наверху.

Все двери и люки задраены окончательно. Учитывая обострение состояния больных, не ожидается, что карантин продлится долго.

— Довольно иносказательный язык, — заметила я. — «Пациенты», видимо — заключенные. «Не ожидается, что карантин продлится долго» — в ближайшее время они умрут. Значит, писавшие ожидали, что сумасшедшие покончат с собой или поубивают друг друга.

— Думаешь, они единственные скрывали свои деяния за иносказаниями? — вспылил Дудочник. — Альфы поступают так и сегодня. Вспомни об «убежищах».

«И не только альфы», — подумала я, вспоминая, как сама укрывалась за словами, рассказывая Дудочнику и Зои про гибель Кипа. «Его больше нет». — сказала тогда я. И эти слова не содержали правды о его смерти. Чистые, аккуратные. Но не было ничего чистого и аккуратного в том, как безвозвратно изломанное тело лежало на бетонном полу, словно разбитое яйцо. Слова — лишь бескровные символы, которые в наших надеждах ограждали нас от действительности. Когда разведчики и вестовые Саймона скакали, чтобы собрать войска для сражения в Нью-Хобарте, они несли сообщение: битва, восстание, свобода. И ничего о вспарывающих кишки клинках или наполовину обугленных телах на снегу.

— Мы совсем не такие, как те люди из Ковчега, — возразила Зои. — Они похоронили своих больных заживо, заперли в секции Е. Несчастные или разорвали друг друга на куски, или умерли от голода.

— Они все были похоронены заживо, — возразила я. — Не только безумцы, которых заперли. Каждый в Ковчеге в конце концов оказался в подземной ловушке. Сначала у них закончился свет, а потом и еда.

— Хотя им больше повезло, чем выжившим на поверхности, — сказал Дудочник. — Выжившим пришлось пережить не только взрыв, но и Долгую зиму, и последующие суровые годы.

Тут не поспоришь. И поскольку у тех людей не было Ковчега, они не вели записей, и мы никогда не узнаем, каково им пришлось выживать на поверхности в первые десятилетия после взрыва. Много лет я слышала баллады о Долгой зиме. Барды пели о радиации, убивающей младенцев в материнских утробах. О детях, рожденных без ноздрей или рта, неспособных дышать и встречающих смерть в момент рождения. Детях, представляющих собой лишь массу плоти с несформировавшимися скелетами. Но мы не знали всего ужаса того времени. Даже истории, дошедшие до нас, были скукожены, как дети, родившиеся в те годы.

— Но почему они оставались в Ковчеге так долго? — удивился Саймон. — Более пятидесяти лет, если верить датам. Через пару десятилетий излучение стало вполне приемлемым для жизни — по их же собственным отчетам. Конечно, сложно было назвать жизнь на поверхности праздником, но тут все росло и восстанавливалось. Оставшимся в живых удалось размножиться. Эти люди могли бы выйти.

— Их пугал не мир Наверху, — заметил Дудочник. — И не излучение. Они боялись нас. — Он покосился на свое левое плечо, на котором не было руки. — Ты слышал, как нас называют альфы, а ведь они к нам привыкли.

Я слышала улюлюканье и шипение даже в стенах Нью-Хобарта в последние недели. Эти слова знакомы любому омеге: уроды, отбросы.

— Ты сам читал, — продолжил Дудочник. — Видел, как люди в Ковчеге спорили, есть ли смысл бороться с рождением близнецов. Они задумывались, стоит ли сохранять человечество с поголовной мутацией. Может, это показалось им хуже, чем если бы вообще все люди вымерли. Именно поэтому они остались там. Они прятались от нас. Или же боялись стать такими, как мы.