Глава 7. Урук

Когда Отавия уже скрылась в подлеске, я увидел, как часть всадников отделилась от основной группы. Около полдюжины всадников направилось в сторону, вслед за принцессой. Этого допустить было нельзя.

Сила осколков уже рвала меня изнутри — я ощущал, как ломит каждую мышцу в теле — так что начал действовать. Полностью игнорируя основную массу воинов Аштонов, я бросился той самой группе наперерез. Благо, дугу они взяли не слишком большую, так что я смог преодолеть это расстояние пешим.

Остановить конного в одиночку — почти невозможно, особенно, если ты простой человек, а в руках у тебя только меч и ножны. Но меня переполняла сила камня рун, так что, когда до ближайшего всадника осталось две дюжины шагов, я чуть затормозил, вскинул руку с крепкими деревянными ножнами, конец которых был обит железом, и, направив в них силу осколка, метнул, словно копье.

Время будто бы замедлилось. Едва дыша, я наблюдал, как еще в полете конец ножен заострился, а внутренняя их часть смялась, превращаясь в плотное древко, так что в шею всадника вонзился уже почти полноценный пехотный дротик, который лишь отдаленно напоминал исходный предмет. Вот, мужчина нелепо дергается, после чего заваливается на бок и под силой удара в следующий миг вылетает из седла на землю.

От неожиданности вся группа, которая должна была преследовать Отавию, сбилась с шага. Лошади испуганно заржали, а люди закрутили головами: из-за низкого осеннего солнца, что висело над моим левым плечом, они даже не поняли, что выбило их товарища из седла. Нельзя медлить! Нельзя поддаваться этому сковывающему волю и тело чувству! Пользуясь возникшей заминкой, я бросился вперед и, пока основная группа не настигла меня со спины, мне удалось одолеть еще одного бойца. На бегу я превратил меч в подобие келандского лохара и, вонзив бритвенно-острый конец созданного магией боевого серпа в нагрудник из вареной кожи, который лохар пробил, как простую ткань, сдернул всадника на землю., попутно разрубая ему кости грудины. Глубокий вдох, рывок лезвия, замах, еще один мощный удар — и голова дружинника упала в жухлую осеннюю траву, пока оставшаяся четверка с ужасом и непониманием наблюдала за этой расправой.

«Как?! Откуда? Пеший?! Как он это делает?!» — именно эти вопросы читались на их лицах, но я не собирался останавливаться. Ведь пообещал же Отти, что встречусь с ней в Ренхе. Но надо что-то делать с основной массой конных, что нагоняла меня со спины.

Направив силу осколка в лохар, я заточил его внешний край, а сам серп чуть выровнял, превращая грозную келандскую косу в не менее грозную метательную дубинку. Такие часто используют гоунские охотники. Я никогда не тренировался с таким оружием, но это был тот случай, когда отсутствие мастерства можно было компенсировать физической силой. Подхватив топор обезглавленного дружинника, я вскочил в седло его коня и, развернув животное, мощным замахом отправил дубинку в сторону основной группы преследователей.

Дубинка угодила аккурат в голову командирской лошади— я это понял по яркому плюмажу на шлеме дружинника — и, с глухим хлюпаньем проломив толстую кость, убила животное на месте.

Падение первого всадника привело к небольшой свалке, и пока никто ничего не понял, я сделал то, что давно собирался испробовать. Позвал дубинку обратно.

Используя силу осколков, я на некоторое время сохранял связь с предметом, ощущал его структуру, его материю. Будто бы образ изменений, что я привнес, впечатывались в мою память, позволяя воспроизвести их вновь, если потребуется. Со временем это ощущение уходило, но метаморфозы меча я провел буквально только что, так что попытаться стоило.

Вытянув руку перед собой, я опять повторил зов ожидая, что кусок железа взмоет в воздух и вернется ко мне тем же путем, которым оказался в черепе животного. Однако все пошло совсем иначе. Воздух вокруг моей ладони потемнел, будто бы обрел плотность, после чего полыхнуло голубым, а дубинка просто собралась из обрывков света в моей руке, почти нарушая фундаментальный закон природы. Он, по словам моего учителя, гласил, что магия не может создавать предметы из пустоты, все и всегда имеет свою цену. Взмахнув еще светящимся оружием, я выдал боевой клич и ударил лошадь пятками, направляя животное прямо на толпу всадников.

Я не мог ретироваться. Не имел права. Фора Отавии была слишком мала, я должен был выиграть для нее больше времени. А значит, надо продолжать бой, связать обе группы в этом поле, а потом увлечь их за собой.

Дубинка опять приняла форму лохара — слишком уж удачным было это оружие келандцев против легкобронированных противников — и я, чуть свесившись с седла, одним ударом снес голову очередному дружиннику, после чего увел коня на следующий круг.

Мне вслед полетело несколько арбалетных болтов, но все ушли в белый свет, не причинив ни мне, ни животному подо мной никакого вреда.

Все происходило быстро, даже слишком.

Когда я пошел на второй круг, меня уже встречали. Бойцы сняли с седел короткие копья, несколько человек достали кривые степные луки вместо разряженных самострелов. Когда до противника оставалось менее двадцати футов, в меня, почти в упор, пустили три стрелы, две из которых угодили мне в грудь, а еще одна — в бедро.

Я тяжело завалился на круп коня, после чего вовсе выпал из седла, с глухим стуком ударившись о землю.

— Готов, магик! Так его! — закричал кто-то из бойцов.

Надо просто подпустить их поближе.

Не сказать, что получать в грудь стрелы — приятное дело, но еще на Лаолисе я выяснил, что осколки, этот нежданный подарок Эдриаса, не дадут мне умереть просто так. Пока я лежал на земле и не шевелился, чтобы выглядеть мертвым, частицы Камня Рун делали все дело. Наконечники растворялись прямо в моем теле, а раны — тут же затягивались, без всяких шрамов и отметин. Простая, чистая кожа.

— Это что еще за выродок такой? Видали такое колдунство когда-нибудь? — послышался надо мной голос одного из дружинников.

— Может, целитель какой?

— А печати где? Я только голубой свет видел, али вовсе синий… Винефик, что ли?

— А наряд-то келандский!

Кто-то смачно сплюнул прямо возле моей головы.

— Да не похож он на этого черномазого дикаря! Только что волосы курчавые…

— Купец говорил, что он вообще с запада.

— Винефик?

— Говорил, что ювелир… Здоровенный, зараза… Точно колдун…

— Что вы там возитесь?! — донеслось издалека. — Хватайте его и давайте сюда! Господин потребует отчета!

Дальше ждать смысла не имело. Я аккуратно приоткрыл глаза, и, чуть повернув голову, увидел ноги двух лошадей. Дождаться, пока один из дружинников спрыгнет на землю, нанести смертельный удар лохаром, убить второго, после чего — запрыгнуть в седло и дать деру. Но мои планы поменяла одна-единственная фраза.

— Эй, Хонки! Возьми троих и давайте за девкой! Живо! — говорил тот самый, деловитый, который приказывал парочке над моим «бездыханным» телом пошевеливаться.

Годы тренировок с Витати научили меня одному очень важному моменту. Если твой противник думает, что не может выиграть — он уже покойник. Я сотни раз выходил с винефиком в круг, понимая, что я никогда не смогу одержать над ней полной победы, и сотни раз я ловил себя на мысли, что бороться — бесполезно. Витати много сил потратила на то, чтобы выбить из меня это чувство скорого проигрыша. Драться надо неистово, сражаться — пока стоишь на ногах! Неважно, что будет в самом конце, главное — процесс.

Такую науку редко преподавали таким сельским бандитам, которые каким-то образом попали в местную дружину. Так что вместо того, чтобы устроить второй раунд в нашем с дружинниками сражении, я просто лениво перевернулся на бок, после чего начал медленно подниматься на ноги.

— Мама! — пискнул один из мужиков, дергая своего коня за поводья. — Мертвяк!

— Колдун! Колдун! — закричал второй боец, разворачивая коня и пытаясь ускакать прочь.

Я посмотрел вслед скачущему дружиннику, после чего, под ошалевшими взорами дружины, поднял левую руку, в которой до сих пор сжимал боевой топор — небольшой, не больше фунта весом вместе с удлиненным древком, в самый раз рубить пешего крестьянина — после чего с вращением метнул оружие в спину беглецу. Метнул с такой силой, что руку чуть не вывернуло из плеча — от травмы спасла только сила осколков.

Топор преодолел почти пятьдесят футов — умопомрачительная дистанция для броска — после чего вонзился промеж лопаток дружинника… рукоятью, войдя сквозь кожаную броню в тело на ладонь. Дружинника же почти выбило из седла, а сам мужик страшно захрипел, а после тяжело повалился на шею перепуганного коня.

Такого развития событий не ожидал даже я, а по полю боя прокатилась отчетливая волна животного ужаса. Такой бросок даже с копьем исполнить почти невозможно, а топором…

— Стоять! — гаркнул я на оставшегося рядом со мной бойца, который попытался было повторить «подвиг» своего товарища.

— Колдун! Колдун! — заверещал дружинник, после чего его конь попытался сорваться с места.

Я бросился под копыта животному, заставляя его подняться на дыбы и сбросить ездока, после чего поймал поводья и попытался успокоить коня. Откуда-то из травы же послышались стоны бойца. Судя по тихой брани и скулежу, при падении он себе что-то сломал.

— Эй! Вы! — крикнул я оставшимся дружинникам, чьи кони сейчас перебирали копытами почти в полусотне футов от меня. Отошли подальше, опасаются. — Кто старший?!

— Закрой рот, выродок! Иначе мы тебя на ремни порежем! — закричал кто-то.

— Сомневаюсь! — ответил я, подходя к раненому бойцу, которого выбросило из седла, и спрашивая уже намного тише. — Тебя как звать?

— Ась?! — встрепенулся бледный, как полотно, дружинник.

Сейчас, когда шлем-шишак слетел, я смог рассмотреть юнца, может, даже, младше меня самого. Совсем зеленый. И куда ты полез?

— Говорю, как тебя зовут? — спросил я еще раз, поднимая копье горе-вояки, что лежало прямо рядом с ним.

— Урук, — проблеял парень, баюкая на груди сломанную в локте руку.

— Чей сын будешь? — спросил я прямо.

В таком возрасте можно попасть в дружину, только если ты чей-то отпрыск. Слишком много опытных рубак хотели бы сесть на барское довольствие. Парень промолчал, пряча глаза. Слишком чистая кожа, крепкие зубы, нет оспин или рытвин на лице. Он хорошо питался и не работал в поле.

— У меня тут Урук! Живой! И у него сломана рука! — крикнул я, делая ставку на то, что живой паренек будет ценнее, чем мертвый.

— Мы тебя на куски порвем! — гаркнули в ответ.

— Дайте свежего коня, верните камни и мои сумки, и просто разойдемся! — крикнул я.

Это была странная ситуация. Меня подстрелили из лука, меня приняли за мертвого. Отправили двоих проверить и подобрать тело, а получили еще один труп и пленника… По тому гулу, что доносился от группы всадников, было понятно, что в такую ситуацию они никогда не попадали. А еще они меня боялись, сильно боялись. Но и отпустить меня просто так не могли. Так что я просто тянул время без особой надежды на столь простое разрешение ситуации. Каждая минута здесь — это минута для Отавии.

— Тебе конец, колдун! — прокричали в ответ.

— Хватит угрожать! Или есть смелые встретиться лицом к лицу?! Я так понимаю, что вторая рука Уруку тоже ни к чему!

— Не трогай мальца!

— Гоните камни и сумки, живо!

— Ты за это ответишь, выродок! Мы тебя выследим и…

Я стал терять терпение, но и калечить заложника просто так не было никакого желания. Так что я просто подошел к Уруку и пнул его по сломанной руке носком сапога. По полю прокатился страшный вой парня, который едва не потерял сознание от боли.

— Камни и сумки! Живо!

Меньше, чем через минуту, от группы всадников отделились двое, и поспешили в ту сторону, откуда началась погоня. Видимо, выполнять мои требования.

«Или они приведут подмогу. Окружат тебя, накинут арканы, нашпигуют стрелами и будешь что тот ёж…»

Внутренний голос, который почему-то сейчас звучал как голос Витати, подначивал меня, побуждал к действию. Местным дворянчикам веры нет, а уж их грабителям-дружинникам — тем более…

Через четверть часа со стороны имения Ашотонов показалась небольшая кавалькада. Во главе — мужчина в стальном нагруднике, таком начищенном, что слабое осеннее солнце буквально пылало на его зеркальной поверхности. Вместе с вельможей — а это был именно он — прискакала и полудюжина тяжеловооруженных всадников. С такими уже не справишься лохаром или броском топора, тут придется использовать силу осколков на полную катушку, пытаться смять броню, уничтожить оружие…

К моему удивлению, кавалькада еще издалека перешла на шаг, а когда всадники поравнялись с дружинниками, вперед выехал один из воинов и поднял вверх наши с Отавией седельные сумки.

— Твои пожитки, колдун! — крикнул мужчина в блестящем нагруднике. — Забирай!

Я посмотрел на Урука, который сидел и баюкал сломанную руку.

— И что, мне подойти? — издевательски спросил я.

По толпе пошел нервный смешок. К моему удивлению, ставка на непонятного мальчишку сработала. Вот только командир дружинников был каким-то слишком хмурым. Видимо, потому что сейчас прикидывал, что с ним сделает владелец этих земель за то, что он отправил юнца проверять мой труп.

— Положите сумки на коня и отправьте ко мне! — крикнул я.

Когда мое требование выполнили, и к нам с пареньком шагом подошла пегая лошадка с переброшенными через круп седельными сумками, я скомандовал:

— Полезай в седло, поедешь со мной.

— Рука!.. Я не могу… — прохныкал парень.

Но расставаться с Уруком я не собирался. Так что я просто схватил парнишу за локоть и пока тот ничего не понял, прокатил по его руке силу осколков, собирая воедино сломанную кость. Под болезненно-удивленный крик Урука, рука встала на место, после чего я повторил свое требование:

— Полезай в седло. И крикни своим, что вернешься через три дня, если не будет погони.

Абсолютно ошарашенный, парень выполнил мое указание, после чего я, под тяжелыми взглядами дружинников взял коня Урука под уздцы и, прыгнув в седло, поскакал строго на восток, стараясь взять как можно больший угол относительно маршрута Отавии. Не надо давать Аштонам шанс настигнуть нас обоих одним отрядом, пусть побегают.

К моему удивлению, парень даже не попытался выпасть из седла. Смирно ехал за мной, будто бы мы оказались на прогулке. Исцелять ему руку было, конечно, ошибкой, но в моменте мне это показалось здравым решением. Урук был нужен мне живым, целым и невредимым.

Мы скакали до самой темноты, всячески сбивая след. Трижды пришлось переходить вброд небольшие ручьи, а сколько раз мы давали кругов, чтобы запутать собак и следопытов, и вовсе не счесть. Урук сидел в седле тихо, только время от времени отвечая на мои вопросы о местности. Причем, отвечая честно.

— Все! Приехали! — скомандовал я, спрыгивая на землю.

Это была небольшая рощица, рукотворная, что отделяла поля друг от друга. Деревья же нужны были как естественная преграда для того, чтобы местные ветра не выдували плодородную почву до состояния песка. Я решил держаться поближе обжитых земель, чтобы наши следы смешивались со следами местных. В чистом поле найти и поймать нас будет проще.

— Господин! Отпустите, молю! — захныкал Урук, картинно заламывая руки. — Старые они у меня совсем! Пропадут без сыночки старшого!

Я вполуха слушал причитания парнишки, закапываясь при этом в землю на глубину в целый фут, чтобы обустроить дозорный костер, который не будет видно со стороны.

— Отпустите! Пожалуйста! — продолжал стенания пленник.

Я устало воткнул в землю дубинку, которую использовал в качестве лопаты — обратно меч из нее я так и не сделал — после чего стал выгребать рыхлую землю.

— Ты мне лучше скажи, как тебя зовут, — сказал я, не отвлекаясь от основного занятия.

— Урук! Сами слышали, господин!

— Это я слышал, да… Вот только тебя не зовут Урук. Я вообще таких имен не слышал. Поэтому и спрашиваю, — сказал я, продолжая обустраивать костер.

Парнишка замер, будто бы что-то обдумывая. Я же краем глаза следил за тем, чтобы он не натворил глупостей — убивать его мне точно не хотелось.

«Кем ты стал, Рей? Что бы сказал Осиор на ту бойню, что ты устроил? Ты был уважаемым магом, а сейчас — какой-то непонятный выродок с непонятной силой. Берешь пленников, бежишь от законных владельцев этих земель…»

— Меня зовут Нассир.

— Нассир Аштон, — сказал я, будто смакуя имя на языке. — Знаешь, звучит. Наследник?

— Племянник. Сын младшего брата, — глухо ответил парень.

— Племянник… Но член семьи, — сделал я очевидный вывод. — Черт! Корни… Подай стилет, Нассир, надо их обрубить.

— Какой…

— Который ты носишь за голенищем, — ответил я, не глядя протягивая руку. — Давай его сюда!

Долгие десять ударов сердца и в мою ладонь легла узкая рукоять.

— И когда ты его заметил? — спросил парень.

От недавнего раболепия не осталось и следа. Только умеренное любопытство вместе с попытками сохранить лицо.

— Давно, еще там, в поле. А потом убедился, когда мы переходили первый ручей вброд, — прямо ответил я, орудуя в это время острым лезвием.

Конечно, придется его потом поточить, но что поделаешь. Яма была слишком узкой, чтобы орудовать острым краем дубинки, а показывать силу камней незнакомцу еще раз мне не хотелось.

— Что привело винефика так далеко на запад? — спросил Нассир. — И почему ты…

— Я не черный, как все келандцы? — закончил я. — Потому что я не винефик.

— Но как…

— Много вопросов, юноша, — отрезал я.

Забавно, я был едва ли на четыре года старше этого парня, но между нами была очевидная пропасть. Как в жизненном опыте, так и в силе.

— Лучше скажи, почему племянник местного лорда оказался в дозоре вместе с дружинниками… — перевел я тему разговора.

Слово за слово, и Нассир рассказал мне свою историю. Впрочем, она была не так, чтобы и велика. Сын младшего брата лорда Аштона, причем не старший, а второй. Старшего отправили на учебу, на юг, а Нассиру была одна дорога — в дружину, махать мечом, осваивать воинское ремесло и к тридцати стать верным командиром личного войска его дяди, а после — служить кузену, когда он займет место своего отца, как сейчас отец Нассира служит своему брату.

— Я немного не понял… Если твой отец и твой дядя родные братья, то почему тебя записали в будущие командиры? Ведь по логике…

— У дяди Юзуфа только один сын. И две дочери, — быстро понял мой вопрос Нассир. — Да и какая разница? Ну двоюродные, так ближе кузенов родни и быть не может!

Я внимательно посмотрел на парня, который сейчас грел руки над пламенем дозорного костерка, и в очередной раз убедился, что он не лжет. Здесь, в Восточной Пресии, отношение к семье было совершенно иное.

История Нассира многое объясняет. Он точно был из Аштонов, потому что иначе произошедшее объяснить невозможно.

После легкого ужина остатками нашей с Отавией солонины, мы стали готовиться ко сну. Для приличия я перехватил руки и ноги Нассира ремнями, но сильно пережимать не стал. Я был уверен в том, что осколки меня защитят. Тихо увести лошадей у него тоже не выйдет, так что… Я чувствовал исходящее от Нассира любопытство. Оно было сильнее всех прочих его чувств, а как только парень понял, что его не собираются резать на части — понял там, в поле, когда я собрал по кускам кость в его руке — любопытство захватило его целиком и полностью.

— Слушай, — сказал я, когда мы оба уже улеглись и приготовились засыпать, — а почему они поняли, что у меня в плену именно ты. Ведь тебя не Урук зовут. Мне кажется, это даже не имя.

— Не имя, — согласился Нассир. — Это как… Титул. На древнем гохринвийском. Так называют юношей, что идут обучаться ратному делу для своих семей.

— И как переводится? — спросил я.

— Ученик, — ответил Нассир.

Это были последние слова, что мы сказали друг другу в тот вечер.

Загрузка...