— О, великий.
Гатис положил руку на живот и слегка склонил голову. Обычно он не разменивался даже на такие вещи, просто заходя к их лидеру, едва дернув подбородком, но сегодня был не тот день.
Великий Шаз был чернее тучи.
Перед военачальником кочевых народов Келанда лежали донесения с юго-западных рубежей ,и донесения эти были не слишком радостными.
Гохринвийцы зашевелились и сейчас активно собирали войска для того, чтобы пройтись огнем и мечом по келандским кланам. Сообщалось, что на западе появился какой-то новый военачальник, возможно, магик, который побудил местных аристократов на активные действия.
Кто был этот предводитель, доносчики не знали, неизвестный маг держался в тени и лично ничего не решал. Но в его существовании были уверены все, кто сотрудничал со степными кланами.
— Что такое? — спросил Тати, обводя глазами стол, на котором громоздились доносы, карты, стояли пустые тарелки и были разбросаны письменные принадлежности.
Это только юнцы считают, что командовать армией — это гарцевать верхом перед ордой всадников, да героически командовать переход в наступление. Реальность Великого Шаза заключалась в решении множества вопросов снабжения, обоза, достижения договоренностей и поиска средств на содержание армии, что сейчас разбрелась по степи на зимние стоянки, повидаться с родными и близкими, передохнуть перед весенними рейдами и сражениями.
Каждую зиму они переводили дух, чинили сбрую, тренировали лошадей, торговали с южанами и собирали подати, но как только солнце пересекало определенную отметку, и день начинал удлиняться, они все возвращались в строй. Примерно тем же занимались и гохринвийцы. Едва проходила посевная, лорды собирали ополчение и выдвигали дружины на свои границы.
Сейчас же все встало с ног на голову. По прикидкам, первые отряды гохринвийцев выйдут на рубежи степи уже через несколько недель, намного раньше привычного срока. А это означало только одно — келандцы уязвимы, а клан Тати попадает под основной удар, как хранители этого участка границы.
Южные города Корнум и Френин всегда находились под ударом. Не из-за близости границы — они располагались в самом центре Келанда, а из-за их важности в плане коммуникации севера и юга. Если противник сможет выйти к берегам Великой Реки, это рассечет государство кочевников на три части: степь окажется отрезана от южных и восточных регионов земледельцев, а все, что находится западнее Френина можно будет считать потерянными землями. Гохринвийцы же отлично умели окапываться даже в условиях степи. Армии постоянно везли с собой достаточный запас леса и инструментов, чтобы установить форт в чистом поле, блокировать который кочевникам придется долгие недели. Келандцы не знали осадных машин, а их пределом в плане атаки укреплений был простой штурм с использованием хлипких лестниц. Всадники предпочитали огибать крепости и форты, а не брать их, да и потери во время штурма даже десятифутовых стен всегда были просто кошмарными.
И вот теперь на степь надвигалась именно такая беда. Если Тати отступит для того, чтобы собрать достаточно сил, это выльется в долгие месяцы, а то и годы боевых действий на территории Келанда, на территории самых богатых и просторных пастбищ. Если же он примет первый удар с теми силами, что у него есть, его родной клан рискует прекратить свое существование.
Отличное наследие, просто великолепное окончание славных десятилетий правления в качестве Великого Шаза, нечего сказать.
— Новое донесение, — сказал Гатис, протягивая Шазу свиток.
Тати даже не стал его открывать — просто бросил на стол, к другим, уже прочитанным донесениям.
— Еще какие-нибудь новости? — спросил Шаз.
Гатис перемялся с ноги на ногу, а затем ответил:
— Наблюдаем за вашей дочерью.
— И?
— Ничего необычного. Кроме того, что после Пляски они не прикоснулись друг к другу.
— То есть она все же меня обманула? — уточнил Тати, распаляясь.
— Нет, — ответил Гатис. — Я бы сказал что ваша дочь и этот печатник… Я кое-что сумел разузнать.
— И что же?
Гатис оглянулся, будто бы проверяя, нет ли никого в шатре, Тати же встал со стула — размять ноги. Эта возня с бумагами приведет его на погребальный костер раньше срока, он был в этом уверен.
— Мы видели, что этот Рей не простой магик. Да и ваша дочь рассказала о жизни у дагерийцев довольно много. Но не до конца.
— Например? — спросил Тати.
Сейчас Великий Шаз положил ладони на поясницу и пытался размять спину. Гатис же смотрел на своего предводителя, как будто бы не происходило ничего странного. Шазу просто надо размяться, и что с того?
— Он на самом деле был учеником дробителя, но не простого, а из числа Трибунала. По слухам — самого жестокого и кровавого палача последних десятилетий.
— Вот как?
— Парню пророчили большое будущее, — продолжил Гатис. — Он сам проболтался во время ужина с братьями, что если бы не покинул Шамоград, то мог бы стать самым молодым архимагом печатников в истории.
— Вздор! — вспыхнул Тати. — Парень силен, но не настолько! А архимаги… Они не всегда великие колдуны, как Великие Шазы — не всегда великие воины. И как это вообще относится к этому лживому недобраку? Чтобы мужчина не хотел лечь в одну постель со своей молодой женой… Неделями!
— Не делайте слишком поспешных выводов, — возразил Гатис.
— Ты мой альрафи или заступник Витати?
— Оба варианта верны, Великий. Оба. Я думаю, всему придет время. Но кроме этого, ваша дочь наседает с вопросами, когда они смогут отправиться на север. Она ждет вашего разрешения, как и чужак.
Шаз только раздраженно дернул плечом, после чего указал пальцем на гору донесений на своем столе.
— Как я могу отпустить винефика неведомо куда, когда такая беда на пороге?
— Но вы сами не пустили свою дочь обратно в войско и заставили выйти замуж… — удивленно заметил Гатис.
— То, что она не прикреплена к войску, не значит, что она не должна воевать в момент острой нужды, — устало ответил Тати. — Мне кажется, тут придется взяться за оружие даже старикам…
— Мой Шаз, позвольте… — начал Гатис.
— Что уже?
— Вы не думали использовать чужака?
— И как же? Он уже проскользнул через Пляску Клинков. Я надеялся, что его положение заставит мою дочь стать покорнее, но теперь…
Шаз устало закрыл лицо ладонями и с силой потер щеки, разгоняя кровь. Такой, как раньше казалось, хитроумный и беспроигрышный план, в котором чужак оставался в подвешенном состоянии на птичьих правах, а его дочь — вынуждена ловить каждое его слово, пошел прахом. Ему показалось таким хорошим решением выставить одну и ту же ловушку на обеих птичек! И вот, оказалось, что птички перехитрили охотника, объединились и теперь требуют от него прохода на север.
В глубине души Тати даже был доволен тем, что все разрешилось именно так. Присутствие Витати в клане, после стольких лет отсутствия, создавало массу проблем. Последняя Свадьба с Пустотой не состоялась, она не заняла место Невесты, что, несомненно, приведет к падению числа винефиков в их клане в следующем поколении. И когда это случится — а люди уже стали задумываться об этом, потому что новых магов раскрывается все меньше и меньше — с Витати спросят. И он, уже на тот момент глубокий старик, не сможет защитить свою дочь.
Но брак с чужаком! За ними обоими следили день и ночь, а перед Пляской эти двое виделись лишь один раз. Не тогда ли, в палатке парня, они и сговорились? Вирати сказал, что его дочь выскочила крайне взбудораженная из палатки, будто чем-то была расстроена. Но как они смогли договориться за одну встречу? Немыслимо!
Да и сам ритуал… Он видел искреннее удивление на лице чужака, когда Витати сделала первые выпады. Видел его сомнения, видел его страх. Нет, такое нельзя разыграть, невозможно быть таким хорошим притворщиком. Значит, это решение приняла его дочь в одиночку, без участия печатника. А это, в свою очередь, означало…
— Великий? — вырвал его из размышлений Гатис.
— А? Что? Да, да, продолжай, — спохватился Тати. — Я немного… утомился.
Только со своим альрафи он мог показать, что является простым человеком, а не железной рукой Степи, каким принято было его считать.
— Я говорил, что мы можем использовать чужака. Он мощный маг, познал Пустоту. В конце концов, он — печатник. И пусть он состоит в браке с вашей дочерью, это, по большому случаю, ничего не значит…
— Что ты предлагаешь? — спросил Тати.
Гатис поджал губы, будто размышляя, но по глазам альрафи было видно, что он давно все продумал.
— Если гохринвийцы наступают, мы можем бросить чужака на первую линию. Сделать первый удар.
— И как ты это видишь? С чего бы ему сражаться за степь? — спросил Тати. — Я бы на его месте наоборот, подождал, пока нас не сотрут в порошок, и тогда ничто не будет препятствовать его проходу на север.
— Но он не сможет добраться без вашей дочери, — сказал Гатис. — Ему как минимум надо будет убедить Витати бросить клан, а во второй раз она на это не пойдет… Пообщайтесь с ней, наладьте отношения, расскажите об угрозе. Она — винефик, она нужна клану в будущих сражениях. Перетяните ее на свою сторону, и получите и силу чужака. А там… Он не тот, кого надо будет беречь.
Глаза Великого Шаза и его альрафи встретились, и Тати в очередной раз поблагодарил судьбу, что по какой-то причине Гатис был ему верен и, как надеялся Тати, никогда даже не помышлял о предательстве. Он был коварен и опасен, его правая рука.
— Пустить чужака в расход? — спросил Тати.
— Дать задание, которое он не сможет выполнить. Или погибнет, выполняя. В обмен на право пройти на север, — сказал Гатис. — В любом случае, он сможет ослабить наступающие отряды достаточно, чтобы у клана хватило сил сдержать первый натиск, пока не прибудет помощь. А какой ценой — нас не волнует.
Тати в очередной раз покачал головой, но в словах Гатиса было здравое зерно. Этот Рей — чужак. Но он законный муж Витати, значит, Тати имеет право требовать от него службы в войске. Пусть повернет свою магию против гохринвийцев. Если справится — это спасет клан. Если надорвется — не велика потеря. А он пойдет на это, если Витати попросит.
Что бы ни говорил Гатис касательно того, что его дочь и чужак не делят супружеское ложе — это вопрос времени. Витати холодна, как и ее покойная мать, но любой лед рано или поздно тает, а на его место приходит весенняя оттепель. Он видел, как эти двое смотрели друг на друга во время Пляски Клинков, какая мощь витала между двумя фигурами, что слились в ритуальном бою. Как не тяжело это признавать, но чужак на самом деле был единственным мужчиной этого Сезона, к которому его дочь была расположена и чей окровавленный клинок она была готова вырвать из земли.
— Хорошо, Гатис. Я согласен, — кивнул Тати. — Организуй мне ужин с дочерью, но прежде, надо отправить нескольких гонцов.
Альрафи согласно кивнул и с готовностью занял место Шаза за столом, потянулся за стилом и чернильницей, взял свежий лист пергамента. Глаза Тати уже были не те, и он помогал ему составлять послания.
— Записывай… — начал диктовать Тати.
Мыслями же Великий Шаз был сейчас далеко. И пусть Гатис предложил очередное элегантное решение, почему-то ему было неспокойно.