— Я не о тебе, — продолжил мужчину, и я выдохнула — хотя бы в этом меня не обвиняют. — Знаешь, какое конкретно заклинание здесь практиковали?
Я нахмурилась и отрицательно качнула головой:
— Нет.
— А ты прислушайся, — посоветовал мне этот интриган, вместо того, чтобы просто озвучит то, что уже и так знал.
Я замерла, потом прикрыла глаза, потому что так было проще сконцентрироваться, и нахмурилась. Остаточные плетения были слабыми, едва уловимыми, и мне с большим трудом удалось определить их направленность.
— Подчинение?
Магистр расплылся в улыбке, будто я ему доставила удовольствие своим ответом, и кивнул:
— Именно оно, при том, высшего порядка, — но тут же улыбаться перестал и серьёзно произнёс, — Теперь ты понимаешь, почему я спрашиваю о том, не заметила ли ты что-то подозрительное?
Понимать-то я понимала, вот только…
— Почему вы решили, что вот это, — махнула рукой на кляксы, — связано со мной?
Господин ректор пожал плечами:
— Считай, предчувствие.
Или от меня опять пытаются что-то скрыть.
— Давайте уже поговорим начистоту? — выдвинула предложение, впрочем, не надеясь на утвердительный ответ.
По губам мужчины вновь появилась хитрая улыбка:
— Хочешь сказать, вчера не всё успела подслушать?
— Откуда вы… — начала и осеклась. Вот ду-у-ура! Сама же себя и выдала. Жар стыда опалил лицо, шею и добрался до кончиков ушей.
Ректор продолжил улыбаться, а глаза засияли золотом. Я молчала, потому что мне просто было нечего сказать. Меня раскрыли и так легко, что мысль об условии показалась донельзя глупой. И с ним я собралась тягаться в хитрости? Эх, Виолетта, просчиталась ты.
Потом я расправила плечи и воинственно произнесла:
— Кроме того, что вы собрались использовать меня, как приманку, я ничего особо не услышала, — если уж он знает о моём присутствии во время приватного разговора, то стоит ли отпираться?
— А что ещё ты хочешь знать? — с наигранным непониманием Айрон вновь принялся издеваться.
— Желательно всё, конечно, — удобнее перехватила сумку, — но понимаю, что всего вы мне не расскажете.
Он хмыкнул и жестом предложил мне выйти из оранжереи. Я послушно прошмыгнула мимо него и направилась в сторону ученического корпуса. Некоторое время мы шли молча, искоса посмотрев на магистра, отметила, что выражение его лица стало задумчивым. Выбирает, что можно мне сказать, а что нет? Или ищет предлог вовсе отправить на занятия, чтобы ничего не говорить?
Второй вариант отчасти оказался правдивым:
— Сейчас обед, иди, а то вновь пропустишь, — и когда я уже собралась возмутиться, мягко, но настойчиво перебил меня, — Потом приходи ко мне в кабинет. Поговорим.
И так прозвучало это «поговорим», что я сбилась с шага, запнулась и непременно упала бы, если бы ректор не придержал меня за локоть.
— Осторожнее, Виолетта, иначе ты убьёшься раньше, чем до тебя доберутся наёмники, — я посмотрела сначала на его ладонь, что покоилась на моей руке, потом взглянула в глаза и пробурчала:
— Очень смешно, — вот почему у меня с ним не получается вести себя отстранённо и равнодушно, что мне с блеском удавалось проворачивать со всеми, с кем мне приходилось общаться эти два года? Почему одной только улыбкой этот гад доводит меня до бешенства, которое мне всё сложнее контролировать? Талант у него что ли такой?
Руку я высвободила и чопорно кивнула:
— Хорошо, я зайду к вам после обеда, — и во избежание ещё чего-нибудь непредвиденного, спешно пошла к корпусу.
За нашим столиком уже сидела Милка. Она рассеянно ковырялась в тарелке, гоняя овощи туда-сюда. Даже моё появление её не особо впечатлило. Для вида она всё же поинтересовалась:
— Что ректору было от тебя нужно?
— Да так, вопрос по бумагам, — отмахнулась, не вдаваясь в подробности. И тут же перевела тему. — Всё совсем плохо?
— Не хочу об этом говорить, — пробурчала подруга, но противореча самой себе, тихим голосом спросила, — И как меня так угораздило?
Эх, мне бы её проблемы. Всё было бы куда проще, если бы мои беды заключались лишь в делах сердечных. Я же рискую вовсе остаться без головы, в переносном смысле, надеюсь.
— Мил, что он хоть говорит тебе? — подругу мне было искренне жаль, вот только помочь тут я ничем не могла. Разве что предложить устроить Осману тёмную? Но она вряд ли на такое согласиться.
Девушка невесело усмехнулась и посмотрела в окно, пытаясь скрыть от меня проступившие слёзы.
— Что та деваха облилась приворотным, и он себя не контролировал, — ну… В нашем мире эта отмазка вошла бы в топ самых глупых, а здесь…
— Может, он и не лжёт? — рискнула озвучить то, что крутилось в мыслях. И зря, слёзы сменились злостью, и Милка буквально прорычала:
— Ты тоже считаешь меня дурой? На нём родовых артефактов навешано, как на особе королевских кровей, какой приворот⁈
— Тише, — в примирительном жесте подняла руки, — Я всего лишь предположила. Я же не знала про артефакты.
Да, значит Осман всё же мало чем отличается от мужчин нашего мира. Врёт и не краснеет.
— Знаешь, — тихим, надломленным голосом произнесла подруга, вмиг растеряв всю воинственность. — Я боюсь того, что всё же сдамся и поверю ему.
А вот это совсем плохо.
— Может быть, тебе сбежать на выходные домой? В деканате я договорюсь.
Редко, но своей должностью старосты я пользовалась в личных целях. Похлопотать за ребят, у кого были веские причины, мне было не сложно. А чем душевные терзания не веская причина?
Подруга просияла и её лицо преобразилось:
— Правда? Сможешь?
— Конечно, — отмахнулась и подтолкнула тарелку, где всё так же сиротливо лежали овощи и мясо, к Милке. — Только у меня условие, — хитро прищурилась. — Обещай, что съешь всё, и перестанешь лить слёзы.
Честно, в такие моменты я чувствовала себя мамочкой. Сейчас особо остро осознала, что возраст сказывается, как бы мне не хотелось думать иначе.
Подруга рассмеялась, теперь уже искренне.
— Лета, ты — чудо!
Дальше обед прошёл под привычное щебетание девушки. Она рассказывала о новом каталоге, который вышел буквально вчера, и что она как раз сможет приобрести его, если вырвется к родным. Ничего не значащая трескотня, но она будто вернула мне спокойствие и уверенность, что в моей сумасшедшей жизни хоть что-то может остаться незыблемым.
После обеда, вопреки желанию со всех ног бежать к ректору за ответами, я заставила себя зайти в деканат и договориться о пропуске для Милки. Мадам Ами особо не интересовалась о причинах, за это я её безмерно уважала — шутка ли, верить мне на слово. Но наши отношения всегда были пронизаны теплом и пониманием.
Спрятав пропуск в сумку, я поспешила к кабинету начальства. В приёмной по мне ленивым взглядом прошлась мисс Брилиан и махнула в сторону двери. Задерживаться я не стала, хотя, приличия ради всё же постучала.
С той стороны раздался глухой голос, приглашая войти, и я послушалась. Да так и застыла. Потому что о вчерашнем бардаке ничего не напоминало. Все папки стояли на своих местах, мебель имела целостный вид, а стены и потолок вновь сияли чистотой.
— Как? — произнесла, озираясь по сторонам.
— У меня свои секреты, — с усмешкой бросил магистр, и я тут же скривилась. Кто бы сомневался. Секреты — это вообще его конёк.
— Присаживайся, — жестом предложил Айрон, и я сразу обозначила границы:
— Чай пить не буду, — мало ли, вдруг опять возьмётся издеваться.
— А я и не предлагаю, — вроде выражение лица серьёзное, но в золотистых глазах так и пляшут смешливые искорки.
Поглядывая на него с подозрением, опустилась на стул и ко мне пододвинули пухленькую папку.
— Прочитай, думаю, тебе будет интересно, — вздёрнув бровь, приняла папку и углубилась в чтение. Неужели, мне приоткроют завесу тайны без едких фразочек и издевательских намёков? Неожиданно. Но чем дальше я читала, тем отчётливее понимала, что Глеба всё же пришибу. Это надо же было умудриться в такое вляпаться⁈